Квартира на двоих О'Лири Бет
– Правильно! – соглашается Кэтрин.
Звукооператор тихонько, чтобы Рейчел не видела, кивает головой, закатывая глаза.
– Пойду пообщаюсь с народом, а вы берите мой лимузин.
– Что-что? – оторопело переспрашивает Рейчел.
– Это не я придумала, – смущенно поясняет та. – Издательство заказало. Он стоит у входа. Поезжайте, потому что мне никак нельзя раскатывать на лимузине. Если кто заметит, не примут на фиг в социалисты!
– Спасибо, – произносит Мо.
Я на мгновение выхожу из тумана паники, дивясь, что глава пиарщиков по доброй воле отслюнила деньги на лимузин. Дамочка печально известна своей скупостью.
– Осталось только выбраться наружу сквозь толпу, – добавляет Рейчел, сурово поджимая губы.
– Сначала позвонить в полицию, – говорит Мо, – и рассказать им все: про прошлые разы, цветы, Мартина…
У меня вырывается полустон-полувсхлип. Мо поглаживает меня по спине.
– Надо, Тиффи, – говорит Рейчел, протягивая телефон.
Пробираюсь между гостей сама не своя. Меня беспрестанно хлопают по спине, улыбаются, поздравляют. Сначала отвечаю «я не сказала “да”, я не выхожу замуж, он не мой парень», но они либо не слышат, либо не хотят слышать, и ближе к выходу я просто перестаю реагировать.
Лимузин Кэтрин припаркован за углом. С ума сойти! Глава пиарщиков, наверное, попросит Кэтрин сделать что-нибудь очень важное за мизерную плату.
– Здравствуйте! – говорит Рейчел водителю голосом, которым обычно охмуряет барменов. – Кэтрин сказала, мы можем взять ее машину.
Следуют долгие объяснения. Как и положено, водитель не склонен верить нам на слово. Однако телефонный разговор с Кэтрин и воинственное лицо Рейчел делают свое дело. У меня на плечах пиджак Мо, но меня все равно колотит.
Внутри лимузин чертовски шикарен, еще круче, чем снаружи. Длинные диваны, небольшой бар, два телевизора и музыкальный центр.
– Ох ты ж мать вашу! – бурчит Рейчел. – Офонареть! При этом нам платят гроши?!
Молчим. Водитель выруливает на дорогу.
– Что и говорить, – продолжает Рейчел, – денек выдался необычный.
Почему-то ее слова оказываются последней каплей. Я рыдаю, закрыв лицо руками и откинув голову на серую плюшевую обивку. Тело сотрясается от всхлипов, как у ребенка. Мо сочувственно пожимает мне руку.
Раздается звонок водителя.
– Что у вас там? Приступ астмы?
– Все в порядке! – кричит ему Рейчел, в то время как я, задыхаясь, сиплю и рыдаю. – Мою подругу подкараулил чокнутый бывший и перед тысячной толпой выставил все так, будто она согласна за него выйти. Теперь у нее вполне естественная реакция.
Пауза.
– Ну и ну!.. Бумажные салфетки под баром.
Приезжаю домой и звоню Леону. Он не отвечает. Несмотря на весь сегодняшний дурдом, очень хочу узнать про суд. В сообщении Леон написал только: «Все хорошо». Что хорошо? Уже кончилось? Когда вынесут решение?
Отчаянно хочется с ним поговорить. Если точнее, хочется прижаться к его плечу, вдохнуть его чудесный запах и позволить гладить себя по спине, а уже потом – поговорить.
Невероятно. Просто невероятно, что Джастин выставил меня перед всеми этими людьми… Неужели думал, я соглашусь только потому, что ему так хочется?
Собственно, несколько месяцев назад так бы оно и случилось. Боже, от этой мысли становится дурно.
То, что он снюхался с Мартином, выводит преследования на совершенно новый уровень. Вспоминаю наши странные встречи. Он заставлял меня думать, что я свихнулась, потому что не верю в их случайность, а сам все тщательно спланировал и рассчитал. Но какой смысл? Если он хотел меня вернуть, я была в его распоряжении. Я принадлежала ему, сделала бы ради него что угодно. А он сперва грубо меня оттолкнул, а потом без конца пытался заполучить обратно. Почему? Странно… Зачем делать так больно?
Рейчел у меня заночевать не может, она сегодня присматривает за племянницей, от одних слез и соплей – к другим. Мо пообещал остаться. Какой он хороший. Чувствую себя виноватой, потому что, откровенно говоря, хочу, чтобы рядом был не Мо, а Леон.
Почти удивляюсь ясности этой мысли. Хочу Леона. Мне надо, чтобы он был рядом, смущенно улыбался и как бы невзначай поднимал настроение. После сегодняшнего сумасшествия с новой силой понимаю: даже если «страшно и приятно» периодически превращается в «страшно-страшно», когда я заново учусь быть в отношениях, так и что, черт подери? Если я поддамся страху, если позволю ему помешать нам с Леоном, то Джастин действительно победит.
А Леон, безусловно, стоит того, чтобы побояться. Тут и говорить нечего. Тянусь за телефоном и опять набираю номер.
64. Леон
Три пропущенных звонка от Тиффи.
Не могу с ней говорить. Не хочу слушать ее объяснений. По-прежнему шагаю куда глаза глядят. Должно быть, хожу кругами – по дороге попадаются подозрительно похожие друг на друга кофейни. Серая, диккенсовская часть Лондона. Булыжник, покрытые сажей кирпичи, крошечные узкие полоски неба между тусклыми окнами. Отсюда, как ни странно, недалеко до сверкающего голубого мира Сити. Сворачиваю за угол и оказываюсь лицом к лицу с самим собой, отразившись в стеклянной двери какой-то бухгалтерской фирмы.
Выгляжу кошмарно. Измотанный и помятый – костюмы никогда мне не шли. Надо было одеться поприличнее, не компрометировать Ричи. Достаточно уже мамы, для коорой «нарядно» значит сапоги до колена на каблуке. Останавливаюсь, пораженный злобности своих мыслей. Жестоко и нетерпимо. Расстраиваюсь, что такое могло родиться в моей голове. Потребовались годы, чтобы наконец простить маму – или только казалось, что простил. Сейчас злюсь при одной лишь мысли о ней.
Сегодня я вообще злой. Злюсь на себя за то, что радовался пересмотру дела брата, в то время как он вообще не должен сидеть на скамье подсудимых. Злюсь, что боялся говорить Тиффи о чувствах и в результате проиграл человеку, который превращает ее жизнь в кошмар, хотя, спору нет, умеет делать широкие романтические жесты. Вот кто сейчас на седьмом небе. Тут и гадать не надо.
А я ведь в самом деле думал, что она к нему не вернется. С другой стороны, всегда так думаешь, а они всегда возвращаются.
Смотрю на телефон. Сообщение от Тиффи. Открывать невыносимо, но и бороться с искушением сил нет, поэтому выключаю совсем.
Думаю пойти домой, да там полным-полно вещей Тиффи. Ее запах, одежда, в которой я ее видел, ее реквизит. Она тоже придет туда после презентации – сегодня и все выходные квартира в ее распоряжении. Значит, исключено. Можно, конечно, переночевать у мамы, но, как ни странно, испытываю к ней почти такую же ярость, как и к Тиффи. Кроме того, категорически не могу спать в нашей с Ричи старой комнате. Не могу быть там, где Тиффи, и там, где нет Ричи…
Пойти некуда. У меня нет дома. Шагаю дальше.
Дурацкая затея – сдать квартиру. Зачем только связался. Не открыл бы ни перед кем свою жизнь, не позволил бы в нее войти и заполнить целиком. Жил себе и жил – без волнений, вполне справлялся. Теперь квартира не моя, она наша, а когда Тиффи съедет, буду постоянно замечать отсутствие шоколадных пирожных, книг о каменщиках и треклятого кресла в «огурцах». Это будет совсем чужая комната, бездушная и неуютная. А я этого не хочу.
Может, я еще могу спасти ее от Джастина? «Да» в ответ на предложение не означает, что они непременно поженятся. По сути, она и не могла сказать «нет» при всем народе… Чувствую, как поднимается в душе опасная надежда, и изо всех сил ее душу. Напоминаю себе, что спасти человека нельзя – он может спастись только сам. Максимум, что можешь ты, – помочь, когда он готов.
Надо поесть. Не помню, когда в последний раз была хоть крошка во рту. Вчера вечером? Кажется, прошла вечность. Теперь, когда заметил, что голоден, в животе урчит.
Захожу в кафе, протискиваюсь мимо двух девушек, которые смотрят видео Таши Чай-Латте. Пью чай с изрядной долей молока, жую дорогущий поджаренный сэндвич, в который переложили масла, и тупо гляжу в стену.
Когда бариста, убирая со стола, бросает на меня любопытный, сочувственный взгляд, понимаю, что снова плачу. Остановиться не могу и не пытаюсь. В конце концов люди начинают оборачиваться, и я ухожу.
Парадные туфли немилосердно натирают пятку. С тоской думаю о разношенных повседневных, какие они удобные, и через четверть часа понимаю, что иду не просто куда глаза глядят. В хосписе всегда найдется дело для еще одного медбрата…
65. Тиффи
Звонит Герти. Отвечаю, почти не задумываясь, – рефлекс.
– Алло. – Мой голос звучит до странности ровно, сама удивляюсь.
– Мать твою, Тиффани, что ты творишь?! Что за херня?!
От неожиданности снова плачу.
– Дай мне, – говорит Мо.
Поднимаю глаза и при виде его лица ахаю. Мо страшно зол. А он никогда не злится.
– Что ты, черт дери, делаешь?! – рявкает он в трубку. – Ах, видео посмотрела? А тебе не пришло в голову спросить Тиффи, что произошло? Не думать с ходу о лучшей подруге самое плохое и не орать на нее?
Широко раскрываю глаза. Видео? Какое видео?..
И тут осеняет. Таша Чай-Латте! Мартин! Джастин заранее знал… Ему надо было, чтобы все услышали мой «ответ» на его судьбоносный вопрос – требовалось зафиксировать на камеру. У Джастина возникли подозрения, когда он явился сюда и наткнулся на Леона в полотенце. Потом Мартин видел нас в замке…
– Мо, – тороплю я, – спроси Герти, где Леон!
– Позвони ему еще раз… Тифф, его телефон выключен, – мягко отвечает Мо.
– Еще раз?! – восклицаю я, расхаживая от дивана к кухне.
Сердце колотится так, словно рвется наружу сквозь ребра. Неужели Леон посмотрел видео и думает, что я согласилась выйти за Джастина? Невыносимо!
– Абонент недоступен, – сообщает Мо с моим телефоном около уха.
– Позвони со своего. Может, он меня заблокировал. Он, наверное, меня ненавидит.
– Он не станет тебя ненавидеть.
– Герти вот меня ненавидит.
Мо сужает глаза.
– Герти склонна осуждать не разобравшись. Она над этим работает.
– Леон мало меня знает, не понимает, что я бы никогда так не поступила! – Заламываю руки. – Он в курсе, что я была зациклена на Джастине и, наверное, думает… О господи!..
Замолкаю.
– Что бы он ни думал, это поправимо. Надо только подождать. У него сегодня тоже нелегкий день.
– Да знаю я все! Знаю! Думаешь, я не понимаю, как ему важен суд?!
Мо не отвечает. Я вытираю слезы.
– Извини, что наорала. Ты такой молодец. Просто я злюсь на себя.
– За что?
– За то… За то, что я, черт побери, с ним встречалась!
– С Джастином?
– Я понимаю, я не виновата в том, что произошло сегодня, и все равно… Если бы он меня не охмурил, если бы я была сильнее, до такого бы не дошло. Елки-моталки, Мо, ни одна из твоих бывших не пытается тебя на себе женить и разрушить твои нынешние отношения, так? В смысле у тебя нет отношений, но ты понимаешь…
– М-м…
Поднимаю глаза и снова вытираю слезы. Я так плачу, что они не высыхают и катятся без остановки.
– Да ладно!.. Вы с Герти?!
– Догадалась? – смущенно спрашивает Мо.
– Не я, Рейчел. У нее нюх лучше, чем у Герти, только ты ей не говори – хотя нет, скажи, плевать, что расстроится! – злобно добавляю я.
– А вот и она, – говорит Мо, протягивая телефон.
– Не хочу с ней разговаривать.
– Я отвечу?
– Делай, что хочешь. Она же твоя девушка.
Мо внимательно глядит на меня, а я, дрожа коленями, усаживаюсь на диван. Я веду себя по-детски, очевидно, но то, что Мо именно сейчас вместе с Герти, выглядит почти предательством. Хочу, чтобы он был на моей стороне. А на Герти хочу наорать! Она могла сказать Леону, что я бы никогда так не поступила, что ему надо поговорить со мной, прежде чем чему-то верить, и она не сделала.
– Она не может найти Леона, – сообщает Мо секунду спустя. – Она очень хочет поговорить с тобой, Тиффи. Хочет извиниться.
Мотаю головой. Я не готова сменить гнев на милость только потому, что ей пришла охота извиняться.
– Она запросила телефонный разговор с Ричи, когда его доставят в тюрьму, – добавляет Мо после паузы.
На том конце слышится голос Герти, испуганный и дребезжащий.
– Она все ему расскажет, и он позвонит Леону на мобильный, в первый день в тюрьме можно звонить на любой номер. Оформят его, наверное, поздно вечером или завтра утром, но все равно это лучший вариант, если Леон не вернется домой.
– Завтра утром?
Еще нет и восьми.
Мо печально кивает.
– Пока это все.
Забавно, ей богу, что лучший способ связаться с человеком – попросить кого-то позвонить ему из тюрьмы.
– Леон отключил телефон, – говорю я тоскливо. – Он не ответит.
– Одумается и включит, Тиффи, – Мо держит трубку у уха. – Побоится пропустить звонок от Ричи.
Сижу на балконе, свернувшись под двумя одеялами. Одно из них – цветастое покрывало, которое обычно живет на постели. То, которым укрывал меня Леон в ночь, когда явился Джастин.
Леон считает, что я вернулась к Джастину. Отчаянная паника позади, и теперь я думаю, что он мог бы, чума его возьми, доверять мне чуточку больше.
Не то чтобы я заслужила. Судя по всему, нет. Я ведь правда возвращалась к Джастину, много раз, – я ему рассказывала. Но… Я бы никогда не начала встречаться с Леоном, если бы не чувствовала, что на сей раз все по-другому – если бы не была готова перевернуть страницу. Я так старалась. Вытаскивала на свет ужасные воспоминания, без конца разговаривала с Мо, ходила к психотерапевту. Я старалась. А Леон, наверное, подумал, что у меня недостанет сил, чтобы все исправить.
Герти звонит в среднем каждые десять минут; я по-прежнему не беру трубку. Герти знает меня восемь лет. Я злюсь на Леона за то, что он мне не доверяет, а с ним мы знакомы меньше года. Так что на Герти я злюсь минимум в восемь раз сильнее.
Тереблю печальные желтеющие листья нашего единственного балконного растения и гоню мысли о том, что Джастин знает мой адрес. Откуда – непонятно. Вероятно, опять Мартин. Может, посмотрел платежные извещения, которые бросает мне на стол кадровик.
Чтоб ему пусто было, этому Мартину! Я знала, что неспроста он мне так не нравится.
Опускаю взгляд на телефон, который вибрирует на колченогом столике. Столик загажен птичьим пометом и покрыт толстым липким слоем пыли и сажи, которая оседает в Лондоне на все, что мало-мальски долго остается на улице. Высвечивается имя Герти, и на сей раз, ощутив вспышку гнева, я отвечаю.
– Что?!
– Я дрянь, – быстро-быстро начинает Герти. – Сама не верю. Как можно было предположить, что ты вернешься к Джастину! Прости, прости, пожалуйста!
Ошарашенно молчу. Мы с Герти цапались не раз, и она никогда не извинялась первая.
– Я должна была верить. Я верю, правда!
– Верить во что? – спрашиваю я, не придумав более сердитого ответа.
– Что ты сможешь уйти от Джастина.
– А…
– Тиффи, как ты?
– Неважно, – говорю я, и у меня дрожит нижняя губа. С силой ее прикусываю. – Ричи, наверное, еще не…
– Нет, не звонил. Знаешь, как оно. Хорошо, если его перевезут из суда в тюрьму к полуночи. В этой системе бардак, так что ты особенно не надейся, что ему разрешат звонок, не говоря уже о разговоре со мной, хоть и обещали. Но если он позвонит, я все ему объясню и попрошу поговорить с Леоном.
Проверяю время на экране. Восемь вечера, минуты тянутся кошмарно медленно.
– Я жутко, жутко на тебя злюсь, – повторяю я дважды, потому что знаю, что мой голос вовсе не сердитый. Он просто грустный и усталый, такой, как бывает, когда надо поговорить с лучшей подругой.
– Естественно! И я тоже! Я себя ненавижу. Я тварь. Кстати, Мо со мной тоже не разговаривает. Если от этого легче.
– Не легче, – неохотно говорю я. – Не хочу, чтобы ты стала парией.
– Чем-чем? Десерт такой?
– Парией. Персоной нон грата. Изгоем.
– А… Не беспокойся. Я покорно принимаю жизнь в немилости. Ничего другого я не заслужила.
Дружески молчим. Заглядываю внутрь себя, чтобы отыскать там океан ярости на Герти, однако он, видимо, испарился.
– Ненавижу Джастина, – жалобно говорю я. – Знаешь, мне кажется, он затеял это, просто чтобы развести нас с Леоном. Вряд ли он бы на мне женился. Вернул бы и сразу снова бросил.
– Кастрировать его мало! – решительно заявляет Герти. – Ты от него ничего хорошего не видела. Я не раз желала ему смерти, серьезно.
– Герти!
– А что? Сидеть сложа руки и смотреть, как он уничтожает в тебе все самое лучшее? Кошмар.
Нервно тереблю брикстонское покрывало.
– Вся эта мерзость дала мне понять, что Леон мне нравится. Очень нравится. – Шмыгаю носом и вытираю глаза. – Ну почему он хотя бы не спросил, правда ли это? И… даже если так, хотелось, чтобы он не отступался так сразу.
– Прошло всего полдня. Он в шоке и до смерти устал после суда. Готовился к нему столько времени. А Джастин, как всегда, убийственно хорошо выбрал момент. Подожди немного. Надеюсь, ты увидишь, что Леон не отступается.
Качаю головой.
– Не знаю. Сомневаюсь.
– Верь в него, Тиффи. Разве не того же ты требуешь от него?
66. Леон
Двигаюсь между палатами, словно больничное привидение. Как брать кровь у пациента, если и дышу с трудом? Хотя в целом мне хорошо, легко – блаженная рутина. Что-то посильное. Леон, старший медбрат по отделению, молчаливый и надежный.
Спустя несколько часов замечаю, что обхожу стороной палату «Кораллы». Избегаю мистера Прайора. Он умирает.
В конце концов ординатор говорит, что в «Кораллах» увеличивают дозу морфия, и мне надо расписаться. Больше не спрячешься. Иду. Светло-серые коридоры, пустые и обшарпанные, я знаю здесь каждый дюйм, возможно даже лучше, чем стены собственной квартиры.
Останавливаюсь. У двери, опершись локтями о колени и уставившись в пол, сидит мужчина в коричневом костюме. Необычно видеть его здесь в такой час – ночью посетителей не пускают. Очень старый, седой и… знакомый.
Отлично знаю эту позу: человек, собирающийся с духом. Сам не раз принимал ее перед входом в комнату свиданий в тюрьме.
Понимаю с опозданием: седовласый старик, который смотрит в пол, Джонни Уайт Шестой из Брайтона. Абсурд. Дж. У. Шестой – человек из моей другой жизни. Жизни, наполненной Тиффи. И вот он здесь. Значит, я все же нашел мистеру Прайору его Джонни, даже если тот и не сразу в этом признался.
Надо бы радоваться, но не могу.
Несмотря на девяносто два года, он разыскал мистера Прайора, надел лучший костюм и приехал с побережья. И все ради человека, которого любил целую вечность назад. Сидит, уронив голову, как в молитве, и ждет, когда придут силы взглянуть в лицо тому, от чего когда-то отказался.
Мистеру Прайору остались считаные дни. Или часы. Смотрю на Джонни Уайта и ощущаю это как удар под дых. Он столько затянул… Так безобразно долго тянул…
Джонни Уайт поднимает голову. Молчим. Между нами по коридору пролегает тишина.
Джонни Уайт: Он умер?
Голос хриплый, срывающийся.
Я: Нет. Вы не опоздали.
Хотя вообще-то опоздал. Как, вероятно, больно было ехать в такую даль, зная, что сможешь только попрощаться.
Джонни Уайт: Не сразу его разыскал…
Я: Надо было сказать.
Джонни Уайт: Да.
Смотрит в пол. Делаю шаг вперед, наводя мост через тишину, и сажусь рядом. Это не про меня. Не моя история. Но… Джонни Уайт на пластмассовом стуле, понуренная голова… Вот как бывает, когда отступаешься.
Джонни Уайт: Боюсь туда идти. Хотел уже было сбежать и тут увидел вас.
Я: Вы приехали из самого Брайтона. Осталось только перешагнуть порог.
Приподнимает голову, как будто она налита свинцом.
Джонни Уайт: Думаете, он захочет меня видеть?
Я: Он, возможно, без сознания, мистер Уайт. Хотя, не сомневаюсь, ему будет лучше, если вы рядом.
Джонни Уайт встает, отряхивает брюки и приподнимает точеный голливудский подбородок.
Джонни Уайт: Ну… Лучше поздно, чем никогда.
Не глядя на меня, толкает двойные двери. Смотрю, как они раскачиваются.
Я бы, пожалуй, никогда не вошел. Впрочем, приводило ли это когда-нибудь к чему-то хорошему?
Встаю. Пора.
Я, обращаясь к ординатору: За морфий распишется дежурная сестра. Я выходной.
Ординатор: То-то я удивляюсь, что ты не в форме. Какого лешего ты здесь околачиваешься не в свою смену? Вали домой!
Я: Ага. Уже.
Два часа ночи; приглушенный Лондон погрузился во тьму и замер. Бегу трусцой к автобусу и одновременно включаю телефон. Сердце колотится в горле. Несчетные пропущенные звонки и сообщения. Теряюсь, не зная, с чего начать. Решать не приходится – телефон неожиданно оживает, вибрируя, и показывает незнакомый лондонский номер.
Я: Алло!
Голос у меня срывается.
Ричи: Ну спасибо, холера тебя возьми! Охранник уже бесится! Названиваю битых десять минут! Едва втолковал, что звонок один и что ты не берешь трубку. Кстати, денег у меня минут на пять.
Я: Ты как?
Ричи: Как я? Я-то хорошо, придурок ты эдакий, только убить тебя готов! И Герти заодно.
Я: Что?
Ричи: Тиффи не сказала «да»! Чокнутый Джастин ответил за нее, а ты и не заметил!
Останавливаюсь в десяти ярдах от остановки. Не в состоянии переварить. Моргаю. Сглатываю. Тошнит.
Ричи: Ага. Герти сорвалась на Тиффи, а Мо взбесился и наехал на Герти, мол, она дерьмовая подруга, не верит Тиффи, не потрудилась спросить, что и как, и сразу сделала выводы.
Обретаю дар речи.
Я: Как она?
Ричи: Ей станет гораздо лучше, если вы поговорите.
Я: Я уже и так шел, но…
Ричи: Правда?
Я: Да. Повстречал Дух будущего Рождества.
Ричи, удивленно: Не рановато?
Я: Говорят, с каждым годом оно наступает все быстрее.
Прислоняюсь к автобусной остановке. Подташнивает, голова кружится. Чем я только думал? Потащился на работу, потерял уйму времени!
Накрывает волна страха.
Я: Джастин не объявлялся?
Ричи: Джастин не пойман, если ты об этом. Но там Мо, и он считает, что Джастин сперва залижет раны и разработает новый план. У него, видимо, есть стратегия на все случаи жизни. Ты знаешь, этот говнюк узнавал через Мартина с ее работы, где она.
Я: Через Мартина… Гнида!
Ричи: Задался целью вас развести. Устроил, чтобы блогерша все сняла, и ты увидел.
Я: Господи! И я повелся!
Ричи: Братишка, пойди и все исправь, о’кей? И расскажи ей про маму.
Я: Что про маму?
Ричи: Да ладно, без психотерапевта ясно, почему ты бросил ее у суда и не пришел ночевать. Я понимаю, чувак, у нас обоих претензии к матери.
Подъезжает автобус.
Я: Не понимаю, какая связь…
Ричи: Из того, что мама всегда возвращалась к мужикам, которые смешивали ее с дерьмом, не следует, что Тиффи – такая же.
Я, машинально: Мама не виновата. Она жертва психологического насилия.
Ричи: Знаю-знаю, ты всегда так говоришь. Но когда тебе двенадцать, от этого не легче.