Селфи Адлер-Ольсен Юсси

Глава 36

Воскресенье, 29 мая, и понедельник, 30 мая 2016 года

Маркус Якобсен замахал рукой, отказываясь от банки пива, которую Карл поставил перед ним на стол в своем саду в Рённехольтпаркен.

– Нет, спасибо. Я завязал и с сигаретами, и с алкоголем. Отныне буду стараться отвоевать себе еще немного права пожить.

Кивнув, Мёрк закурил. По статистике, время от времени случаются забавные совпадения, и в данном случае Карл предлагал прежнему коллеге пиво «Карлсберг». Что могло быть лучше?

– Ну что, Карл, посмотрел мои заметки?

Мёрк стиснул зубы и чуть склонил голову.

– Нет еще, но я посмотрю, обещаю. Они лежат у меня в рабочем столе.

Он взглянул на Маркуса – тот явно был разочарован, и вполне обоснованно. Ведь фактически именно он обучил Карла профессии следователя, а теперь ученик отказывается воспринимать всерьез его выкладки… Нехорошо получается.

– Ну ладно, Маркус, придется мне признаться. У меня есть некоторые сомнения относительно твоего участия в этом расследовании. В свое время ты очень глубоко вник в данное дело, и я думаю, теперешнее твое желание связать два преступления – нечто вроде идеи фикс. Но, как я уже сказал, обещаю посмотреть на твои записи; именно поэтому я и позвал тебя.

– Хм! Вот как… Значит, ты решил встретиться со мной все-таки не ради моих прекрасных глаз. Что же тебя волнует?

Вздох Карла получился более тяжким и значительным, чем он планировал, зато наверняка произвел больший эффект.

– Как ты знаешь, в последнее время мы стоим на ушах из-за Розы. И я подумал, что нам была бы не лишней твоя помощь.

Маркус улыбнулся.

– В деле, которое вообще-то не входит в твою компетенцию, так я понимаю?

Карл проследил взглядом за колечком сигаретного дыма, устремившимся вверх. Конечно, он знал, что Якобсен не станет наносить ему удар в спину, и все же столь прямая форма вопроса была ему не очень приятна.

– Маркус, ты знаешь не понаслышке, как бывает, когда множество противоречивых предчувствий охватывают тебя разом и только сбивают с толку. Терпеть не могу такое состояние. И плюс ко всему – то, что происходит сейчас с Розой. Обычно мы всегда можем рассчитывать на ее поддержку, когда необходимо вникнуть в глубинную суть вещей, а сейчас ее нет. Мы нуждаемся в ней гораздо больше, чем могли предположить прежде.

Маркус криво усмехнулся.

– И что же это за «глубинная суть», в которую ты предлагаешь мне вникнуть, Карл? Что подсказывает тебе интуиция?

– А то, что мне необходимо знать всю подноготную о семье Циммерманн. Нам уже кое-что известно о благоверном старушки Ригмор – он явно не принадлежал к числу лучших творений Господа.

Мёрк обозначил несколько фактов из бесславного прошлого Фрицля Циммерманна, о его дальнейшей жизни и смерти.

Якобсен закивал.

– Да уж, он не образец для подражания, это точно. Но раз ты завел о нем разговор, предполагаю, что дело о человеке, утонувшем в Дамхуссёэн, не миновало наш отдел. Так это он – убийца?

Со стороны входной двери послышалось слабое жужжание. Мортен и Харди вернулись домой.

Маркус улыбнулся, явно обрадовавшись встрече. Он встал и направился в прихожую. Было трогательно наблюдать, как их прежний бескомпромиссный шеф наклонился и обнял своего бывшего подчиненного.

– Ну, прогулка удалась, старина? – спросил Маркус, когда Харди наконец подкатил свое инвалидное кресло к садовому столику.

– М-да, – еле слышно ответил Харди.

Мортен появился в саду с совершенно заплывшими глазами и, всхлипывая, поинтересовался, чем он может быть полезен собравшимся.

Карл помахал рукой в отрицательном жесте.

– Мы сами справимся, Мортен, спасибо тебе.

– Да, но… тогда, наверное… я пойду немного полежу у себя, – прохныкал он.

– А что с ним случилось? – полюбопытствовал Маркус, когда смолк звук шагов на лестнице, ведущей в подвал.

Харди выглядел уставшим.

– Несчастная любовь. В мае месяце невозможно выйти погреться на солнышке без того, чтобы не наткнуться на кишащие кругом влюбленные парочки. И всю прогулку он ревел, как раненый тюлень.

– Ох, мне уже и не вспомнить, каково это, быть отвергнутым влюбленным… Бедняга! – Маркус пару раз качнул головой и обратился к Карлу, вернувшись к роли детектива: – А что же нам известно о муже Биргит Циммерманн?

– Ничего. Но мы, вообще-то, надеемся, что как раз ты сможешь кое-что выяснить о нем – после того, как немного разведаешь ситуацию.

Они встретились, как и договаривались, на сталепрокатном заводе в понедельник в десять часов утра, в небольшом помещении слева от главного пропускного пункта. За спиной Лео Андресена стояли пожилой мужчина и молодая женщина. Судя по всему, персонал отнесся к предстоящей экскурсии со всей серьезностью.

Лео с улыбкой указал на костлявого мужчину.

– Итак, Полле П. у нас старожил, я сам пропахал тут тридцать лет до самой пенсии, а Лана пришла совсем недавно. Так что мы стопудово разрулим все ваши вопросы.

Карл с Ассадом поздоровались за руку со всеми тремя сотрудниками.

– Мы с Полле проводим экскурсии по предприятию, Лана у нас отвечает за безопасность, а потому она выдаст нам каски и защитную обувь. Можно поинтересоваться вашим размером обуви, господа?

Все втроем опустили взгляд на ноги полицейских.

– Думаю, Карлу подойдет сорок пятый размер, а Ассаду – сорок первый, – предположил Лео.

– Попробуйте, конечно, – согласился Ассад, – но если мне придется втискиваться в обувь меньше сорок второго размера, то лучше уж пристрелите меня на месте.

Он единственный посмеялся над своей шуткой.

На выходе из помещения Карл рассказал сопровождающим о встрече с Бенни Андерссоном. Судя по застывшим выражениям на лицах заводчан, этот человек не нуждался в дополнительном представлении.

– Он в числе прочих получил денежную компенсацию за отравление марганцем, – проворчал Полле. – Не знаю, как остальные, но у Бенни никакого отравления не было и в помине, если хотите знать мое мнение.

– Точняк, и потом он быстренько куда-то слинял, – подтвердил Лео, выразившись вполне понятно.

– Видимо, сердцеедом его не назовешь, – заметил Карл. – Но у меня сложилось впечатление, что Роза ему нравилась, и это немного реабилитирует его в моих глазах. Вы в курсе, какие отношения их связывали?

– Никакие, как мне кажется. Он просто любил женщин и терпеть не мог Арне Кнудсена.

– А почему?

– Да у нас почти все его недолюбливали, потому что Арне ни с кем не церемонился, особенно с Розой, и все это замечали, когда оказывались поблизости. Ей нельзя было работать рядом с отцом, – высказался Полле, а затем широко развел руки, демонстрируя огромную территорию завода.

Открытые площади вокруг зданий были довольно аккуратными и удивительно пустынными, принимая во внимание, какое огромное количество прокатной стали ежедневно проходило через это внушительное предприятие тяжелой промышленности. Куда же подевались триста сорок сотрудников? Вокруг не было видно ни души. Конечно, завод занимал территорию, сопоставимую по площади с меньшим из датских островов, а цеха были огромными, как самолетные ангары, и вмещали по несколько тысяч человек, так что три сотни рабочих вполне могли рассеяться по предприятию, и тем не менее. Карл представлял себе горы металлолома, грохот со всех сторон и множество рослых сильных мужчин в рабочих комбинезонах, снующих из одного конца цеха в другой.

Лео Андресен усмехнулся.

– Нет-нет, сейчас все по-другому. Теперь этот завод полностью автоматизирован. Высококвалифицированные сотрудники сидят в комнатах управления, двигают джойстиками, нажимают на кнопки и смотрят на мониторы. Так обстоят дела с тех пор, как мы перестали плавить лом. Теперь это экспортоориентированное предприятие, которое выкупили русские, и…

– А в девяносто девятом году, когда погиб Арне Кнудсен, каким образом здесь обстояли дела? – перебил Карл.

– О, все было иначе, но в то же время не совсем, – присоединился к беседе Полле. – Во-первых, здесь работало больше тысячи человек. Чуть дальше на полуострове находится еще одно независимое предприятие, а тогда все принадлежало одним и тем же крупным датским инвесторам – «А.П. Мёллер» и «Восточно-Азиатской компании». Затем случилось пресловутое отравление марганцем и много всего другого, от чего завод утратил былую рентабельность, а в две тысячи втором году мы обанкротились. Это был конец прежней эпохи.

Он указал на несколько штабелей толстых стальных блоков, лежавших на бетонной плите под открытым небом.

– В то время мы являлись перерабатывающим предприятием, которое переплавляло восемьсот тысяч тонн металлолома в год, преобразуя его в листовую, стержневую и арматурную сталь. Мы поставляли нашу продукцию на строительство мостов и туннелей, и много куда еще. Сегодня российские владельцы отправляют нам слябы, такие, как сложены вон там, с единственной целью – прокатать из них листовую сталь.

Он открыл дверь в цех, который оказался столь огромным, что Ассад инстинктивно схватился за каску. Карл не мог даже примерно оценить масштабы открывшегося ему помещения.

– Несчастный случай произошел тут? – Он указал на конвейер, транспортирующий стальные плиты, которые поднимали краны с громадными магнитами и сбрасывали в другом месте. – На Арне Кнудсена свалилась вот такая махина? – спросил он.

Полле покачал головой.

– Нет, это произошло дальше, в старой части цеха W-пятнадцать. Здесь работают с двадцатитонными плитами, а та, что придавила Арне, была в два раза легче. – Он пожал плечами. – Вес тоже немалый… Если б Роза по-прежнему работала здесь, наверное, она сидела бы вон там, – добавил Полле, указывая в угол цеха, где из типичного офиса, отделенного от общего цехового пространства стеклянной перегородкой, открывался внушительный вид на производственный процесс. – Он кивнул молодой симпатичной женщине в синем рабочем комбинезоне, которая сидела перед компьютерным монитором, они помахали друг другу руками. – Это Мика, закладчица-настройщица; именно на эту должность настраивал Розу отец. Вообще-то она уже исполняла обязанности закладчицы… Это человек, который отвечает за то, чтобы пронумерованные плиты поступали в переработку в определенном порядке. Тут все заранее спланировано, и мы точно знаем, что, кому, куда и когда мы доставляем. Каждая плита маркируется цифрами и буквами белого цвета, нагревается и прокатывается в лист необходимого размера и толщины. Впрочем, скоро вы сами все увидите.

По мере продвижения по цеху W15 освещение менялось с резкого и холодного на более приглушенный и теплый. Противоположная часть цехового пространства была организована гораздо примитивнее и в большей мере соответствовала представлениям Карла о заводе. Замысловатые металлические конструкции, технические мостки, трубы, стальные лестницы, подъемные устройства, раздвижные системы на рельсах – и, наконец, печь, напоминавшая футуристическую мини-версию зернохранилищ, окружавших отцовскую ферму.

Лео Андресен указал на подъемный кран над их головами, прикрепленный к потолку при помощи многочисленных стальных тросов, махину производства фирмы «Демаг».

– Он поднимает слябы с пола и помещает на конвейер, который отправляет их прямиком в плавильные печи. Когда открывается загрузочное окно, чувствуется жар. Мы нагреваем слябы до температуры в тысячу двести градусов для переплавки.

Присутствующие стояли и молча наблюдали за гигантским магнитом.

– Как раз этот магнит и прихлопнул Арне Кнудсена слябом, – пояснил Полле. – Говорят, в тот момент произошло непредусмотренное отключение тока, но бог его знает, насколько оно было непредусмотренным в действительности.

– Ясно. А кто управляет этой штуковиной? – поинтересовался Карл, отпрянув от неожиданно обдавшей его волны нестерпимого жара. Теперь он понял, почему цех старались построить поближе к улице.

– Те, кто сидит у пульта контроля в комнате управления, находящейся по другую сторону плавильной печи.

– И кто сидел там в тот день, когда произошла трагедия? – спросил Ассад.

– Да, вот большой вопрос… Это произошло в разгар смены, и, честно говоря, ничего этого никак не могло случиться. И мы так до сих пор и не знаем точно, кто там находился в тот момент.

– Мы спрашивали у Бенни Андерссона; он сказал, что не он.

– Понятно. Но я совсем ничего не помню об этом. Бенни тогда относился к числу сотрудников, которые везде поспевали.

– Если Роза и Арне Кнудсен обычно сидели в том самом офисе, где сейчас сидит молодая женщина, почему они вдруг оказались здесь на момент трагедии?

– А, вы не совсем поняли. Та часть цеха с новой комнатой для закладчицы, где сидит Мика, тогда еще не была построена. В то время существовало только это помещение. – Он развернулся и махнул рукой в направлении деревянной постройки. – Они сидели вон там наверху и время от времени спускались к штабелям со слябами, чтобы отметить блоки, которые в первую очередь должны были попасть на конвейер и отправиться на переплавку.

Карл осмотрелся.

– Ассад, что скажешь? Ты видишь тут что-нибудь примечательное?

Помощник вице-комиссара посмотрел в полицейский отчет.

– Тут просто констатируется, что магнит вышел из строя, а Арне Кнудсен нарушил все правила безопасности и остановился точно под слябом, поднятым краном. Никто не был привлечен к ответственности за произошедшую трагедию, которую трактовали как чистую случайность, несмотря на то, что ток отключается крайне редко. Вину за случившееся целиком и полностью возложили на самого Арне Кнудсена, который и понес исчерпывающее наказание в виде смертельного исхода.

– А Роза находилась в контрольной комнате, когда все случилось?

– Нет. Несколько человек прибежали с улицы, услышав крик Кнудсена, и обнаружили, что Роза стоит рядом с испускающим дух отцом. Она стояла как вкопанная, словно воды в рот набрала, руки по швам, глаза выпучены от ужаса.

– Но вас там не было?

– Нет, – ответил Андресен. – Это случилось не в мою смену.

– А я работал в гавани, на приличном расстоянии отсюда, – добавил Полле.

– Лео, вы, как сотрудник предприятия, ежедневно имевший дело с электроснабжением, можете объяснить возможную причину сбоя в электросети?

– Компьютерные системы должны были точно зафиксировать причину, но в данном случае этого не произошло. Я лично думаю, что отключение спровоцировал кто-то из персонала, ибо ток отключился буквально на одно мгновение, которого хватило ровно на то, чтобы сляб оторвался от магнита, ни на секунду больше. Слишком ювелирным был расчет, если вам интересно мое мнение.

– То есть налицо злой умысел?

– Я этого не сказал, но мысль заманчивая.

Карл вздохнул. Несчастный случай произошел семнадцать лет назад. Откуда, черт возьми, можно сейчас взять дополнительные сведения об этом событии, если их нет ни в полицейском рапорте, ни в отчете, предоставленном Государственной инспекции условий труда?

– Возможно, придет время, когда мы сможем расспросить обо всем у Розы, – выразил надежду Мёрк, когда они наконец вернулись в Управление.

Ассад покачал головой.

– Ты слышал, как я спросил, могла ли Роза сама толкнуть отца под падающий сляб? Они как-то странно отреагировали.

– Да, я слышал. Но они отреагировали еще более странно, когда ты предположил, что она могла действовать с кем-то сообща. Ведь Лео Андресен сам сказал, что перебой в электросети мог быть спровоцирован, так что такой вопрос с нашей стороны был неизбежен.

– Но как заговорщикам удалось все просчитать, Карл? Там, где они находились, не было никаких переговорных устройств, мобильников тогда не существовало. Ведь речь идет о долях секунды, верно?

На пороге выросла длинная тень.

– Привет! Директор полиции вновь поинтересовался, когда вы приедете. Я еще не сказал ему, что вы уже здесь.

– Спасибо, Гордон, прекрасная идея. Скажи ему, что телебригада будет подключена к делу сегодня в течение дня или завтра, а мы будем вести себя тихо и мирно.

Дылда выглядел несчастным.

– Ладно. Что ж, поговорил я с парнем, который видел, как Ригмор Циммерманн остановилась на углу улицы и обернулась, прежде чем броситься бежать со всех ног… Но ничего существенного выяснить не удалось. Он почти ничего не помнит.

– Жаль… А по адресу проживания Денисы Циммерманн удалось что-то выяснить?

– Тоже нет. Она пропала неделю назад, двадцать третьего мая. Я поднимался, разговаривал с обитателями общежития… любопытные типажи. А еще пообщался с ее матерью. Правда, пообщался – это громко сказано, потому что она не в своем уме. Я с трудом понимал, что она говорит.

– Как это Дениса «пропала»?

– Она сообщила матери, что переезжает в Слагельсе к какому-то мужчине.

– Семь дней назад? – Мёрк развел руками. Выходит, теперь им придется тыкать пальцем в небо? Неудивительно, что порой он сам себе напоминал выжатый лимон. Телефон Карла неожиданно зазвонил. – Вы не могли бы сделать на доске краткий обзор дел, которые мы сейчас расследуем? Чтобы мы получили наглядную картину. – Вице-комиссар нажал зеленую кнопку.

– Да, это я, – прозвучал из трубки мрачный голос. Это был Маркус Якобсен. – Ты посмотрел мои записи, Карл? – интересовался он.

– А, да, сейчас…

– Может, действительно посмотришь прямо сейчас? Я подожду.

Мёрку пришлось немного покопаться в бумагах на рабочем столе, прежде чем он обнаружил одну из записок. Угловатым, но хорошо разборчивым почерком Маркуса Якобсена на ней было написано следующее:

«Заметки по делу Стефани Гундерсен:

1. Харди установил, что женщина по имени Стефани Гундерсен присутствовала среди слушателей на докладе о взаимодействии школы, полиции и социальных служб.

2. Проверить еще раз список родителей учеников седьмой и девятой параллели.

3. Школьные беседы с участием С. Гундерсен дважды заканчивались скандалом с двумя супружескими парами и однажды перепалкой с матерью-одиночкой.

4. Зачем С. Г. отправилась в Эстре Анлэг? Она же собиралась идти на бадминтон».

– Вот, одна из записок лежит передо мной. Список из четырех пунктов.

– Прекрасно. Эти четыре пункта мы так и не разобрали в ходе расследования. Мы потратили на это дело уйму сил и времени, но оно совпало с расследованием огромного количества других важных дел, и потому мне пришлось признать, что после исполнения всех формальностей в отношении дела об убийстве Стефани Гундерсен мы не имели возможности продвигаться в этом расследовании дальше. В связи с этим было принято решение отложить дело в сторону, хотя я терпеть не могу так поступать. Ты и сам прекрасно знаешь. Это просто отвратительно, когда приходится откладывать дело, заранее понимая, что оно законсервируется в таком состоянии навсегда. И все же я отыскал эти заметки, когда разбирал свой кабинет перед уходом на пенсию. С тех пор они висели на дверце моего холодильника под парой магнитов, к большому раздражению моей тогда еще живой супруги. «Маркус, почему ты не можешь просто взять и забыть об этом раз и навсегда?» – часто спрашивала она меня. Но это невозможно.

Карл был полностью согласен. Существовало не так уж много дел, расследование которых ему пришлось бросить ради того, чтобы двигаться дальше, но несколько таких нашлось и на его счету.

– На мой взгляд, особенно бросается в глаза четвертый пункт. Что ты имел в виду, когда писал его?

– Явно то же самое, что и ты: почему она предпочла прогулку в парке своей привычной тренировке по бадминтону? Ясное дело, без романтики тут не обошлось.

– Но вы не выяснили, с кем должна была встретиться Стефани?

– Нет. Забавно, но нет никаких намеков на то, что у Стефани на тот момент имелся парень. Ты знаешь, она была скромной девушкой. Не из тех, что спешат обзавестись мужиком.

Карл прекрасно знал этот тип женщин и потому тяжко вздохнул.

– А что с первым пунктом? Что необычного обнаружил Харди, когда увидел эту самую Стефани?

– Он участвовал в одной из наискучнейших миссий по превентивной работе с населением и должен был читать доклад о взаимодействии между школой, полицией и социальными службами. Зайдя в аудиторию, Харди увидел женщину бесподобной красоты; она улыбалась ему от дальней стены классной комнаты. По его собственным словам, он едва мог сосредоточиться на теме доклада. И после того как ее убили, Харди в течение нескольких дней ходил сам не свой от досады, огорчения и ярости в связи с тем, что кто-то посмел лишить жизни столь очаровательное создание. Он горел желанием помочь нам, но, как ты сам знаешь, был по горло занят вашими собственными расследованиями.

– Стефани была красавицей, я знаю.

– Она могла любого мужчину выбить из колеи, так сказал мне Харди. Спроси у него сам, если хочешь.

– У тебя сохранились списки родителей учащихся седьмых и девятых классов, о которых ты писал во втором пункте?

– Хм-м, Карл, я вижу, ты вообще не брал в руки материалы, которые я тебе предоставил… Этот список представлен на втором листе из тех, что я вручил тебе во время обеда в ресторане. Просмотри его – возможно, найдешь там что-нибудь интересное.

– Ох, как неловко вышло, Маркус, прости… То, что творится сейчас с Розой, занимает все мои мысли. – Мёрк вновь опустил взгляд на бумажку с четырьмя пунктами. – А что с третьим пунктом? Разве разговор на чуть повышенных тонах не считается нормальным в формате подобных встреч с учителем? Я прекрасно помню парочку бесед с классной руководительницей Йеспера, когда мы с Виггой горячо отстаивали свою точку зрения.

– Да, конечно, и эти самые родители, семья Карстенсен и семья Виллумсен, из-за которых случился весь сыр-бор, были вполне любезными, когда я с ними разговаривал. В общем и целом в обоих случаях речь шла об одном и том же, и, по словам одной учительницы, дискуссия вышла и впрямь не особо приятная и достаточно нетипичная. В случае матери-одиночки недовольство было продиктовано причинами более личного характера, но подтекст все равно сквозил в словах учительницы. Этой женщине по имени Бирте Франк казалось, что Стефани привлекала излишнее внимание ее дочери. Учительнице показалось, что мать ревнует.

– То есть Стефани была слишком красивой?

Маркус хрипло рассмеялся и несколько раз кашлянул. Значит, от сигарет он так и не избавился.

– А ты вовсе не глуп, Карл… Две супружеские пары были родителями двух парней, которые возвращались из школы в каком-то безумном состоянии. Одного из них даже застукали, когда он сидел и мастурбировал, глядя на фотографию класса. Родители считали, что Стефани стоит чуть приглушить в себе яркое женское начало.

– И какой вывод ты делаешь из этого пункта?

– Что значит «какой вывод»? В более половине всех убийств секс играет прямую или косвенную роль, сам знаешь. Само по себе существование Стефани кого-то раздражало в тот момент. Так я понял.

– Ты считаешь, что мне надо искать того, кто с ней спал или собирался переспать?

– Понятия не имею. По крайней мере, теперь мы всё проговорили вслух.

– Но ее ведь не изнасиловали перед убийством?

– Нет, просто ударили по затылку и прикончили таким образом. Точка, конец.

– Ладно. Благодарю. Извини, Маркус, что не расспросил тебя обо всем в тот момент, когда ты передал мне эти записи.

Якобсен рассмеялся.

– Они находились у меня в течение двенадцати лет. Еще одну недельку я вполне в состоянии подождать… А ведь я знал, что рано или поздно мы это обсудим.

После телефонной беседы Мёрк принялся копаться у себя на столе. Куда, черт возьми, подевался второй листик?

– Гордон! Ассад! Скорее идите сюда! – крикнул он.

Из коридора послышался какой-то грохот, прежде чем два помощника предстали перед ним.

– На днях Маркус Якобсен дал мне две записки, и я никак не могу найти одну из них. Вы, случайно, не знаете, куда она могла подеваться? Это должен быть такой же листок в линейку, как вот этот.

Он продемонстрировал им бумажку с контрольным списком из четырех пунктов.

– Карл, знаешь что? Думаю, тебе надо заглянуть в ситуационную комнату, – предложил Ассад. – Гордон трудился не покладая рук.

Ходячая жердь немедленно извинился за то, что заходил в кабинет и, забрав большую часть документов, лежавших на столе Карла, снял с них копии. Но он понятия не имел, где теперь находится оригинал второй записки.

– Только не переживайте, ксерокопия висит здесь.

Мёрк проследовал за своим отрядом в комнату, где ему в глаза сразу бросились пять листов А3, прикрепленных бок о бок к доске для объявлений.

– Вот тут все пять дел, расследованием которых мы занимаемся в данный момент, – пояснил Гордон.

Он сказал «пять дел»? Откуда взялось так много? Карл скользнул взглядом по листам.

С левой стороны Гордон повесил страницу под названием «дело Розы». «Отец Розы погиб 18 мая 1999 года» – такова была единственная фраза, написанная на этом листе бумаги. Затем следовало дело Циммерманн, дело Стефани Гундерсен, дело о водителе, скрывшемся с места преступления, дело о грабеже на дискотеке и выстреле в исландку. Каждая страничка содержала краткие пояснения – время смерти жертвы и прочие важные сведения.

– А за каким лешим нам тут дела о водителе и об ограблении на дискотеке? – поинтересовался Карл. – Это не имеет к нам никакого отношения.

Гордон улыбнулся.

– Да-да, я прекрасно знаю. Но поскольку именно я больше всего общаюсь с телевизионной командой и вынужден отвечать на все их странные вопросы, я решил и эти дела разместить здесь; так мне проще следить за всем сразу.

Карл усмехнулся. Парень и впрямь себе на уме. Если он так стремится участвовать в расследовании этих двух дел, то почему не перебирается на третий этаж? Ему ведь предлагали…

– В общем, главное – чтобы Бьёрн правильно это понял. Тогда у меня не будет никаких претензий. Так где тут записка Маркуса?

– Я прикрепил оба листка с его заметками под дело Стефани, как вы сами можете убедиться, – произнес Гордон не без некоторой гордости.

Ассад не вытерпел.

– Карл, прежде чем изучать список, взгляни вот на эту фотографию, – с этими словами он выложил перед Карлом цветной снимок большого формата. – Гляди. Мы только что получили ее. Фотография сделана в две тысячи третьем году и представляет нашему вниманию девятый класс Больманс Фрисколе. Да ты только присмотрись!

Мёрк уступил настояниям коллеги. Это была ничем не выдающаяся фотография класса. Люди, чьи лица присутствуют на подобных кадрах, обычно начинают искренне ненавидеть снимок спустя пару лет после того, как он был сделан, а еще через много лет испытывают глубочайшее сожаление о том, что в свое время выкинули его в помойку. И что же тут необычного?

– Стефани Гундерсен стоит за спинами учеников в одном ряду с учителями, – заметил Гордон и ткнул пальцем в Стефани.

Карл кивнул – теперь и он узнал ее.

– А она и впрямь самая красивая из всех, – прокомментировал он. – Ну, и что дальше?

– Карл, вам надо смотреть вовсе не на нее, а на девушку, которая стоит перед Стефани и на плечи которой та положила свои руки.

Карл прищурился. У этой девушки были высоко забраны волосы, губы накрашены синей помадой, а взгляд улыбался и бросал вызов одновременно.

– Ее зовут Доррит Франк, насколько я могу судить по подписи внизу.

– Точно, – улыбнулся Ассад.

Почему он улыбнуся?

– Скажи, я никак не могу… ты намекаешь на то, что…

– Да, Доррит – это Дениса; в какой-то момент она сменила имя.

Карл почувствовал, как по спине его пробежал холодок.

– Неужели? А что с фамилией?

– Полное имя Денисы – Дениса Ф. Циммерманн. «Ф» означает Франк, уже проверили. А теперь посмотри на список родителей учеников, составленный Маркусом.

Мёрк наспех просканировал взглядом лист. Есть! Не Бирта Франк, как запомнилось Маркусу, а Биргит Франк. Биргит Франк Циммерманн.

Гордон отважился на небольшой комментарий:

– Я заметил это еще на табличке на ее подъезде, Карл, когда второй раз обходил окрестности Боргергэде. Какое огромное значение может иметь всего лишь одна крошечная буковка в инициалах!

Гордон был прав. Вообще-то, это наблюдение оказалось чрезвычайно существенным – оно способствовало установлению связи между расследованиями двух похожих дел. Мотив, вовлеченные лица, способ убийства. Но почему и как они были связаны?

– Я должен немедленно сообщить об этом Маркусу.

Карл бросился к себе в кабинет и сумел дозвониться до абонента уже с третьего раза.

– Маркус, ты только послушай! Мать-одиночка, которая поносила Стефани Гундерсен во время школьной беседы, была никакая не Бирта Франк, а Биргит Франк, дочь которой звали Доррит, а позже Дениса! – выпалил он без всяких предисловий. – Следовательно, полное имя матери было – и есть – Биргит Франк Циммерманн, хотя в тот период Доррит-Дениса по непонятным причинам – вполне возможно, только в школе – предпочитала исключительно первую часть фамилии – Франк.

Из трубки послышался вздох, выразивший огромное облегчение.

– Да-да, Маркус, чтоб мне провалиться на этом самом месте! – подчеркнул Карл значительность момента. – И теперь у тебя налицо связь между Стефани Гундерсен, Биргит Циммерманн и ее матерью, Ригмор Циммерманн! Теперь-то ты доволен? В определенный момент все эти три женщины каким-то образом пересеклись друг с другом, а впоследствии две из них были убиты с разницей в несколько лет абсолютно идентичным способом. Думаешь, мы имеем право назвать это совпадением, шеф?

На мгновение на другом конце провода повисло мертвое молчание, за которым последовала вспышка возмущения:

– У Биргит Циммерманн имелась вторая фамилия, которая начинается на букву Ф, скажите на милость! И как же мы могли прохлопать это, уму непостижимо… Ведь она в какой-то момент попала в наше поле зрения, когда мы начали расследование дела Стефани Гундерсен.

Глава 37

Воскресенье, 29 мая, и понедельник, 30 мая 2016 года

И вновь Аннели сопутствовала невероятная удача, ибо в момент совершения очередного злодеяния ей вновь удалось избежать свидетелей в виде оказавшихся поблизости пешеходов и водителей.

Неуклюжая девушка со всей силы воткнулась головой в фонарный столб и, очевидно, сломала шею, так как после удара голова ее оказалась в каком-то неестественном положении относительно тела.