Кельтские мифы Олдхаус-Грин Миранда
– Добро пожаловать, Лаэг, во имя воина, который прислал тебя к нам, и во имя тебя самого, и во имя жены, которая привела тебя к нам.
– Ну, Лаэг, что будешь делать? – спросила его Либан. – Хочешь сначала поговорить с Фанд?
– Хочу, если ты скажешь, где она.
– Скажу. Она покинула всех и теперь одна в своем покое.
Либан повела Лаэга к Фанд, и Фанд ласково поздоровалась с Лаэгом.
Имя Фанд значит «слеза, из-за огня набежавшая на глаз». Назвали так Фанд за ее чистую красоту, потому что больше не с чем было сравнить ее на всей земле.
Поздоровавшись с Лаэгом, она спросила:
– Почему не приехал Кухулин?
– Он никогда не отзывается на просьбы жен, – ответил Лаэг. – Да и сомневался он, ты ли просила его приехать.
– Я просила, – подтвердила Фанд. – И пусть он не медлит. Битва назначена на сегодня.
Тем временем возле дома появилась повозка Лабрайда.
– Тяжело сегодня у Лабрайда на сердце, – сказала Либан. – Надо пойти к нему.
Либан ласково поздоровалась с Лабрайдом и так сказала ему:
– Добро пожаловать, Лабрайд Скорый-На-Расправу, воинство в воине, победитель героев, добро пожаловать к нам, Лабрайд!
Однако Лабрайд ничего ей не ответил.
– Добро пожаловать, Лабрайд! – вновь заговорила Либан. – Самый быстрый у тебя меч. Ты вселяешь силы в слабых и побеждаешь сильных! Добро пожаловать, Лабрайд! Добро пожаловать!
На этот раз Лабрайд не смолчал.
– Оставь свои похвалы, Либан, потому что ни прошлые победы, ни твои похвалы не радуют меня сегодня. Сражение близко! Засверкают мечи в левой и правой руках! В сердце Эохайда Иуила храбрости столько, сколько в сердцах многих доблестных воинов! Не время гордиться собой!
– У нас добрая весть, – сказала тогда Либан. – Посмотри, вот Лаэг, возница Кухулина. Он к тебе с верным словом героя, который вступит сегодня рядом с тобой в битву.
Лабрайд ласково поздоровался с Лаэгом.
– Поезжай, не медля, домой. Скажи Кухулину, чтобы он поторопился, потому что сражение назначено на сегодня.
Лаэг возвратился в Эмайн Маху и обо всем рассказал Кухулину и другим воинам. Он сказал так:
– У Лабрайда великое воинство. Я видел его страну. Она красивая, свободная, и никто там не говорит лживых слов, никто не говорит злых слов. Я слышал музыкантов, услаждавших слух дочерей Аэда, и, не торопись я обратно, у меня не хватило бы сил так скоро покинуть остров.
Я видел Гору Сидов. Жены там все как на подбор красивые, и у всех талантов без счета. А красивее всех Фанд, дочь Аэда Абрата, и никакой королеве не сравниться с ней.
Этне Ингуба тоже красивая, но Фанд своей красотой может ослепить целое воинство.
Жаль, Кухулин, ты не поехал со мной, хотя тебя просили об этом, не то увидел бы такой большой дом, какого мне еще не приходилось видеть.
Если бы мне принадлежала вся Ирландия и я был бы королем счастливых гор, я все отдал бы и считал, что отдал мало за жизнь на том острове, на котором я побывал сегодня.
– Хорошо, – сказал Кухулин.
– Ты поступишь по справедливости, – продолжал Лаэг, – если поедешь туда, потому что нет прекраснее страны на земле.
Кухулин встал и провел рукой по лицу, после чего ласково поблагодарил Лаэга за то, что тот укрепил его в его решении.
На это Лаэг ответил:
– Торопись, Кухулин! Сражение назначено на сегодня!
Кухулин приказал готовить повозку и вместе с Лаэгом отправился на прекрасный остров. Лабрайд и все жены приветливо встретили его, а Фанд и вовсе не скрывала своей радости.
– Что мне делать? – спросил Кухулин.
– Сделай так, – сказал Лабрайд. – Зайди в тыл вражескому воинству.
Кухулин, Лабрайд и Лаэг отправились на поле сражения, и им показалось, что на нем без счета мужей в бранных доспехах.
– Уйди ненадолго, – попросил Кухулин короля Лабрайда. Лабрайд послушался, а Кухулин остался стоять на виду двух воинств.
Тут с криками прилетели две вороны, и все рассмеялись.
– Похоже, – сказали воины друг другу, – вороны сообщают нам, что где-то рядом гневный муж из Муиртемне.
И они прогнали ворон.
Долго ли, коротко ли, Эохайд Иуил отправился помыть руки в ближайшем ручье и подставил Кухулину прикрытую одной рубахой спину. Кухулин не упустил счастливого случая и копьем поразил Эохайда Иуила в самое сердце.
Потом он один вышел против целого воинства и многих убил, прежде чем налетел на него Кенах Киабарта Неземной. Они долго бились, но и его одолел Кухулин.
Лабрайд не стал дольше ждать. Наголову разбил он вышедшее против него воинство и крикнул Кухулину, чтобы он уходил с поля боя.
– Боюсь я, – сказал Лаэг, – как бы он не обернул свою ярость против нас, потому что не избыл ее до конца в сражении. Пусть воины приготовят три чана с холодной водой, иначе нам не остудить его пыл. В первом чане вода выкипит до дна. В другом станет горячей. В третьем станет теплой.
Едва жены завидели возвращающегося Кухулина, запела Фанд:
– Прекрасен муж в повозке, юн он годами, и нет у него бороды. Светел он ликом, и светло рядом с ним вечером на земле Кенах Фидгу.
Музыка сидов не удержит его на ложе. Красной кровью залито его платье. Я гляжу на его коней, быстрых, как весенний ветер.
Кухулин едет в повозке, юный герой из Муиртемне, и плохо придется тому, кто рассердит его.
Либан спросила его о сражении, и Кухулин сказал так:
– Мужи со светлыми волосами и красными лицами налетели на меня со всех сторон, мужи Мананнана, сына Моря, которых призвал к себе Эохайд Иуил. Ударом за удар платил я. Эохайда Иуила поразил я копьем, и, хоть стоял там туман, я точно знаю, что поразил его, потому что слышал его стон, который ни с чем не спутать. Говорят, его смерть решила исход битвы.
Сыну Эохайда Иуила из Земли Обещаний отдал Мананнан в жены дочь Наойзе и Дейрдре по имени Аэбгейне.
Целый месяц оставался Кухулин у Фанд, а когда минул месяц, то простился с ней, и она сказала ему так:
– Где бы ты ни был, если захочешь меня увидеть, только позови – и я сразу приду.
Кухулин назначил ей встречу в Ибар Кин Тракте, что значит «тис на берегу Байле».
Однако об этом узнала Эмер, и ее охватила ярость. Взяв с собой ножи, чтобы убить соперницу, она с пятьюдесятью юными девицами отправилась на берег Байле.
Кухулин и Лаэг играли в шахматы и не заметили приближения жен. Первой увидела их Фанд и сказала:
– Смотри, Лаэг!
– Что там?
Лаэг поднял голову, и Фанд крикнула ему:
– Оглянись, Лаэг! За твоей спиной притаились жены, и у каждой в правой руке по острому зеленому ножу. Золото покрывает их круглые груди. И идут они на битву. С ними Эмер, дочь Форгала, вся красная от злости.
– Ничего она тебе не сделает, – успокоил ее Кухулин. – Даже близко не подойдет. Садись в повозку, и я защищу тебя от всех жен, будь они даже со всех четырех сторон Улада. Дочь Форгала может испугать любого, особенно если с ней пятьдесят девиц, но против меня она не посмеет пойти.
И Кухулин так сказал Эмер:
– Не пристало мне бояться тебя, жена, потому что я люблю тебя больше, чем другие мужья своих жен. Копье дрожит у тебя в руке и не ранит меня. И нож ты взяла напрасно. Слишком он тонок и слаб для меня, пусть даже ты кипишь от злости. Будь ты даже самой сильной из жен, не одолеть тебе меня, не лишить моей силы!
– Зачем ты позоришь меня, Кухулин? – спросила его Эмер. – Зачем позоришь перед всеми женами и мужьями Ирландии? Под твоей защитой я пришла сюда, покоренная твоей верностью мне! Не гордись нашей ссорой! Не сможешь ты отвернуться от меня, даже если захочешь!
– Эмер, ответь мне, почему не могу я побыть с этой женой, если она учтива, красива, достойна самого короля, эта жена с берега великого моря? Ни лицом, ни статью не уступит она никому, ни умом, ни уменьем, ни быстротой, ни решительностью. Мужу и желать больше нечего, а если он чего-то пожелает, она все исполнит, не беря с него никаких обещаний. Эй, Эмер, – продолжал он, – не найти тебе мужа храбрее и благонравнее меня!
– Ты все правильно сказал об этой жене! – вскричала Эмер. – Красное всегда красиво, новое привлекательно, а привычное горько на вкус! Чего у нас нет, о том мы мечтаем. Что есть, то не привлекает! О Кухулин, когда-то ты почитал меня. Опять стану я такой, как прежде.
Горько было Эмер, как никогда еще не было.
– Даю тебе слово, – ответил ей Кухулин, – что люблю я тебя и буду любить, пока жив.
– Оставь меня, – сказала тогда Фанд.
– Нет! Пусть он оставит меня! – воскликнула Эмер.
– Нет! Рано или поздно он все равно оставит меня. На каждом шагу подстерегает меня беда.
Обидно стало Фанд. Не хотела она позора на свою голову, но понимала, что пройдет время и бросит ее Кухулин, и придется ей опять возвращаться в свой одинокий покой, а ведь она любила Кухулина. И запричитала она:
– Недобрый час наступил! Пора мне в дорогу! Нет несчастнее меня на всей земле! Пусть отец у меня великий воин, лучше бы мне остаться с Кухулином. Лучше мне жить с тобой и повиноваться тебе, чем жить без тебя в солнечном доме Аэда Абрата!
О Эмер, бери своего мужа! Забирай его, потому что ты достойна его. А мне до смерти теперь желать того, кто никогда не будет моим!
Многие мужи желали меня, но ни с одним не уходила я из дома, потому что я была благонравной женой.
Нет горше горя, чем отдать свою любовь мужу, которому она не нужна! Пусть лучше покинет он ту, которая любит его больше, чем он ее! Нечестно, желтоволосая Эмер, тебе нападать на Фанд и убивать ее, злосчастную!
Мананнан узнал, что Фанд, дочь Аэда Абрата, противостоит женам Улада и Кухулин отказался от нее. Не утерпел Мананнан, примчался с восточного края земли и, невидимый, встал рядом. Одна только Фанд знала, что он все видит и слышит, и великое смятение охватило ее.
– Поглядите на великого сына моря, который живет на равнине Эоган Инбир! Мананнан, господин прекрасной земли, когда-то ты был мне мил!
Даже сейчас ты предан мне, и нет в сердце у меня ревности. Любовь не приведет нас на одну дорогу!
Было время, мы с другом Луга жили в солнечном доме Инбир и не думали, что ждет нас впереди разлука.
Когда великий Мананнан взял меня в жены, я была достойна его, и он подарил мне золотой браслет, потому что любил мою красоту. Знаю я, никто из земных жен и мужей не видит того, кому подвластны любые волны и кому не нужны большие корабли!
Увы мне, увы глупой жене! Отказался от меня мой возлюбленный! Прощай, несравненный Кухулин, с добрым сердцем я покидаю тебя. Не увидимся мы больше! Но ты не держи на меня зла. Нет ничего тяжелее разлуки!
Пора в путь! Без печали провожает меня мой возлюбленный, оттого стыдно мне, Лаэг, сын Райангабра.
Мой муж явился за мной, и он все сделает, как я хочу. Глядите, я покидаю вас, и не говорите, что я сделала это потихоньку!
Фанд подошла к Мананнану, и он, ласково поздоровавшись с ней, спросил:
– Скажи, жена, из-за Кухулина ты покидаешь это место или хочешь идти со мной?
– Вот тебе мое слово, – ответила ему Фанд. – Был один муж, за которым я пошла бы, не раздумывая, но теперь я пойду с тобой и не буду ждать Кухулина, потому что он отказался от меня. И еще, – продолжала она, – ты не нашел достойной тебя королевы, а Кухулин нашел.
Когда Кухулин увидел, что Фанд удаляется с Мананнаном, он спросил Лаэга:
– Что это значит?
И Лаэг ответил ему:
– Это значит, что Фанд уходит с Мананнаном, сыном Моря, потому что она нелюбезна твоему сердцу.
Ярость охватила Кухулина, и он умчался в Луахайр. Долго он пробыл в горах без еды и питья, а ночи проводил на дороге в Мидлуахан.
Узнала об этом Эмер и отправилась к Конхобару в Эмайн Маху. Конхобар послал за бардами и друидами, чтобы они отыскали Кухулина и привели его к нему в Эмайн Маху. Друиды не сомневались, что Кухулин убьет их, как только увидит, поэтому, отыскав, они заколдовали его, чтобы он ничего не натворил, пока к нему не вернется здравый смысл.
Придя в себя, Кухулин попросил пить, и друиды подали ему питье забвения, отчего он сразу забыл о Фанд и обо всем, что с ним случилось.
Из того же флакона они дали отпить Эмер, и она забыла о своей ревности.
Мананнан же на всякий случай потряс еще плащом между Кухулином и Фанд, чтобы не пришлось им даже случайно свидеться.
7. Единственный сын Айфе
Когда Кухулину пришла пора возвращаться из Альбана, где он учился воинскому искусству у Скатах, он покинул и побежденную им в бою королеву Айфе, и своего сына.
Покидая ее, он наказал ей, какое имя дать младенцу, и оставил ей золотой перстень, чтобы она хранила его, пока сын не вырастет во взрослого мужчину и перстень не придется ему впору. Еще он наказал отдать перстень сыну, когда тот отправится в Ирландию, чтобы Кухулин мог узнать его.
Айфе обещала. И Кухулин возвратился в Ирландию.
Вскоре Айфе родила сына, а потом дошла до нее весть, что Кухулин взял в жены Эмер. Ревность завладела Айфе, и она возненавидела своего возлюбленного. Все она припомнила ему. И трех героев, которых он убил. И победу, которую он одержал над ней самой. И она решила отомстить. Но не сама, а с помощью сына, когда он вырастет и станет великим воином.
Ничего не сказала она Конлаху, но растила его как королевского сына, а потом отдала в учение Скатах, чтобы он во всех тонкостях познал воинское искусство. Конлах был годен к учению не хуже своего отца, поэтому быстро овладел всем, что знала Скатах.
Тогда Айфе вручила ему оружие героя и наказала идти в Ирландию, но прежде взяла с него три клятвы. Первая. Никогда никому не уступать дорогу, потому что лучше умереть, чем свернуть с пути. Вторая. Не отказываться от поединка с самыми могучими героями, потому что лучше умереть, чем прослыть трусом. Третья. Не называть свое имя даже под страхом смерти.
Конлах взошел на корабль и вскоре оказался в Ирландии на берегу Байле близ Дандеалгана.
Случилось так, что в это время там был верховный король Конхобар со своим двором, потому что на берегу Байле собирались обычно вожди, если надо было решить, как править страной дальше.
Когда Конхобару донесли, что к берегу пристал корабль и с него сошел юноша в доспехах и с ним другие воины, он послал одного из своих приближенных спросить, как зовут юношу и зачем он прибыл в Ирландию.
Посланного звали Кунайре, и, завидев юношу, он сказал:
– Добро пожаловать к нам, юный герой с веселым лицом, прибывший с востока. Ты в доспехах и с оружием. Не заблудился ли ты часом? Но уж коли ты в Ирландии, то назови мне свое имя и поведай о своих подвигах и победах в восточном краю.
– Мое имя, – отвечал Конлах, – ничего тебе не скажет. Но если ты желаешь знать, то я дал клятву не открывать его, кто бы меня о нем ни спросил.
– Королю тебе лучше ответить, если не хочешь умереть, как до тебя многие герои из Альбана и Британии.
– Придется мне первым нарушить обычай, чтобы никто больше не умирал, ступая на эту землю.
Кунайре возвратился к королю и передал ему ответ юноши.
– Кто пойдет в поле, – спросил Конхобар, – и вытянет правду из мальчишки?
– Я, – вызвался Конал, никогда не медливший принять бой.
Он вышел в поле, отыскал юношу, который от злости мечом охаживал траву под ногами, и они с громкими криками налетели друг на друга. Недолго звенели мечи, одолел юноша славного Конала, украсив себя достойной победой.
Конхобар послал гонца к Кухулину в прекрасный Дандеалган, и гонец сказал ему так:
– Конал лежит и не может встать, и помощи ждать неоткуда. Король просит Пса защитить его.
Кухулин отправился туда, где его ждал Конлах, все еще не выпускавший из руки меч. Кухулин спросил, как его зовут, и сказал так:
– Тебе же будет лучше, юный герой с неизвестным именем, если ты освободишь себя от клятвы, потому что тогда я не буду драться с тобой и не убью тебя.
На это Конлах ответил:
– Если я возьму над тобой верх, как взял над твоим другом, то покрою себя великой славой. А если я нарушу клятву, все станут надо мной смеяться и будут говорить, что я струсил. Никому на земле не скажу я своего имени. Но если бы не клятва, то нет другого мужа на земле, которому я бы с большей охотой поведал, кто я и откуда, потому что мне нравится твое лицо. Не думай, доблестный герой Ирландии, что тебе легко достанется моя слава.
Они стали биться, и все вокруг дивились на юношу, который оказался достойным противником Кухулину.
Долго они бились, ни в чем не уступая друг другу, пока в конце концов Конлаху не удалось потеснить Кухулина. И понял Кухулин, пусть он много одолел героев и убил много врагов, пусть владеет он оружием лучше всех на земле, на сей раз ему несдобровать.
Он призвал Каэ Булг, и снизошел на него гнев, огонь вспыхнул над его головой, и по этому знаку узнал Конлах своего отца Кухулина, как раз когда заносил для удара копье, поэтому отвел он копье, и оно пролетело мимо. А Кухулин со всей сошедшей на него яростью метнул свое копье, и оно поразило юношу. Конлах упал на землю.
Тогда сказал Кухулин:
– Ну, юный герой, называй свое имя, потому что тебе недолго осталось жить.
Конлах показал ему перстень.
– Подойди ко мне, и пусть мои воины тоже подойдут поближе. Месть убила меня. Конлах я, сын Пса, наследника милого Дандеалгана. В Дан Скатах дал я клятву, которая убила меня.
– Жаль, что не было здесь твоей матери и некому было остановить копье, поразившее тебя.
– Моя мать виновата в моей смерти, потому что она взяла с меня клятву и она послала меня сюда мериться с тобой силой.
– Твоя мать виновата в твоей смерти! – вскричал Кухулин. – Не может она без хитростей! Из-за нее льем мы теперь слезы!
– Ни разу до сих пор не назвал я себя и ни разу никому не рассказал о себе. Ох, Кухулин Острый Меч, если бы ты знал, кто я, когда я нарочно метнул копье мимо!
Страдание исказило лицо Конлаха, и Кухулин взял меч и мечом ударил его, чтобы не длить его страдания и печали. Горе и ярость охватили Кухулина, и он вскричал:
– Горе тебе, о сын Айфе, что в Уладе отыскал ты меня, Пса из Куальнге.
Если бы я и мой доблестный Конлах сражались на одной стороне, все мужчины Ирландии от моря и до моря, даже сойдясь вместе, не сравнились бы с нами. Горе мне, когда я вижу меч и щит Конлаха. Горе мне, что некому мне отомстить за его смерть.
Если бы даже сам король убил его, не медлил бы я воздать ему сторицей.
Счастье Дома Алой Ветви и всех честных героев, что не они убили моего сына.
Счастье победоносного Лойгайре, что не от его руки пал мой сын. Счастье героев Конала, что не они убили тебя. Счастье их, что не встретились они потом со мной на равнине Махи.
Счастье могучего Форбуиде, счастье Дабтаха, Черного Жука Улада. Счастье Кормака Конд Лонгаса, что не помог ты мне, что не от твоего меча пал мой сын.
Горе мне, что не на просторах Мунстера или Лейнстера, прославленного острыми мечами, и не в Круахане, прославленном могучими воинами, сражен мой доблестный Конлах.
Горе мне, что не в стране Круитне воинственных фианов ты пал в битве, и не в стране греков, и не в другой далекой стране, и некому мне мстить за тебя.
И не в Испании, и не в Сорхе, и не в стране саксов сражен он, чтобы не лежала его смерть камнем у меня на сердце.
Счастье мужей Альбана, что не они обесславили тебя, и счастье мужей Галла.
О горе мне! Я виноват в смерти моего сына, о Конлах Красное Копье, это я сам пролил твою кровь.
Ты должен был победить меня. Горе мне, что Айфе не поведала тебе о моей силе в бою.
Почему я не ослеп, побежденный в нашем бою?
Почему не лежу я без сил? Почему сыновья Уснеха возле меня?
Нет у меня теперь сына. Нет у меня брата. Нет Конлаха. Некому славить мое имя.
Нет Наойзе, нет Айнле, нет Ардана. Только горе мое со мною.
Я – отец, убивший своего сына, сильный зеленый побег. Никто не поможет мне, не утешит меня.
Я – бездомный ворон, потерянная в волнах лодка, корабль без кормчего, последнее яблоко на дереве. Отныне удел мой – печаль и страданье.
Кухулин встал и посмотрел на мужей Улада.
– Горе Кухулину, – сказал Конхобар. – Он убил своего сына. Если бы мне и моим воинам пришлось сейчас пойти против него, всех нас он убил бы до захода солнца. Иди, – сказал он Катбаду друиду, – направь его на берег Байле. Пусть он три дня воюет с морскими волнами. Иначе он перебьет всех воинов Улада до единого.
Катбад наложил заклятье на Кухулина, и он направился на берег Байле. Там он увидел прямо перед собой огромный белый валун и тотчас выхватил меч правой рукой.
– Будь сейчас передо мной голова жены, пославшей на смерть сына, я разнес бы ее на куски, как этот камень.
И он разбил камень на четыре части.
Три дня и три ночи сражался Кухулин с волнами, пока не упал от голода и слабости, так что люди подумали, будто он умер. Но на берегу Байле еще не пришел его час. Он пришел позже на равнине Муиртемне.
8. Великий сход в Муиртемне
Во многих сражениях бился Кухулин, много мужей полегло от его руки, и много врагов нажил он, которые только и ждали своего часа. Кроме Медб, были среди них Эрк, сын Каирбре Ниафера, которого он убил в Роснаре, и Лугайд, сын Куроя, которого он убил в его собственном доме в Мунстере, и три дочери Галатина.
Вот как принял смерть Курой.
Кухулин как-то раз повстречал Бланад после того, как Курой объявил его первым из первых героев Улада, и она сказала ему, что любит его больше кого бы то ни было на земле. Потом она стала умолять его прийти во время Самайна в дом Куроя в Фингласе и взять с собой побольше людей, чтобы увезти ее против воли отца.
Когда наступил назначенный день, Кухулин отправился в путь, и его воины с ним вместе, и они остановились в лесу на берегу реки недалеко от дома Куроя, когда Кухулин послал к Бланад гонца с весточкой. Бланад наказала передать ему, чтобы он пришел за ней, как только увидит, что вода в реке стала белой.
Едва мужи отправились за камнями для нового дома, Бланад надоила в чан, взятый из дома, молока от трех коров с красными ушами, которых Курой силой увел у ее отца Мидира, а потом вылила все молоко в реку. Кухулин заметил, что вода побелела, и направился к дому. Однако на пути он встретил Куроя, и они стали биться и бились до тех пор, пока не пал Курой, сын Дайре, властелин южного моря и великий воин до того времени, как взял в жены Бланад.
Кухулин увез Бланад в Улад, и следом за ними отправился бард Куроя по имени Феркертне, пожелавший отомстить за смерть своего господина. Кухулин и Бланад добрались до горы Киан Беара, и Феркертне подстерег Бланад, когда она стояла одна на высоком утесе, схватил ее и вместе с нею бросился вниз на острые камни.
А вот как было с дочерьми Галатина. Кухулин убил Галатина и всех его сыновей, когда жена Галатина была на сносях. Пришел срок, и она родила трех дочерей, но у каждой из дочерей было по одному глазу.
Как-то раз приехала в Круахан погостить королева Медб, а потом увезла с собой девочек и вырастила их. Едва они вошли в разумные лета, Медб не замедлила прийти к ним и спросить:
– Ведомо вам, кто убил вашего отца?
– Ведомо, – ответили ей девицы. – Кухулин, сын Суалтайма, убил его.
– Тогда, – сказала Медб, – отправляйтесь странствовать по свету, чтобы познать все колдовство и волшебство, которое только есть, и вы рано или поздно сумеете отомстить за своего отца.
Три одноглазые дочери Галатина последовали ее совету и поехали сначала в Альбан, а потом дальше и дальше, побывали во всех странах, какие только есть под солнцем, и научились всякому колдовству, какое только известно на земле. Потом они возвратились в Круахан.
А Медб в одно прекрасное утро отправилась в свой солнечный дом и оттуда увидела трех дочерей Галатина, сидевших на лужайке. Она надела богато украшенный плащ, вышла на лужайку и как самых дорогих гостий приветствовала дочерей Галатина, после чего рассказала им обо всем, что случилось в Ирландии, пока они были в пути. Они же рассказали ей обо всем, чему научились.
– И вы ничего не забыли? – спросила Медб.
– Мы все помним, – ответили дочери Галатина. – И много чего умеем. Например, умеем вызвать тайными словами видение кровавой битвы.
Медб привела их в королевский дом, где их встретили с почетом и напоили-накормили всем, что только нашлось самого лучшего.
Медб тем временем послала гонца к Лугайду, и когда он явился в Круахан, повела такой разговор:
– Ты помнишь, – спросила она, – кто убил твоего отца Куроя?
– Помню, – ответил Лугайд. – Его убил Кухулин.
Потом она призвала Эрка и задала ему такой же вопрос о его отце Каирбре Ниафере, и он ответил ей:
– Его убил Кухулин.
– Ты правильно сказал, – подтвердила Медб. – Дочери Галатина обошли всю землю и научились колдовству, а теперь они живут в моем доме и готовы сразиться с Кухулином. В четырех королевствах Ирландии не найдется воина, который не потерял бы друга, или отца, или брата, погибшего от руки Кухулина в битве из-за быка из Куальнге или в какой-нибудь другой битве. Настало время, – продолжала она, – собраться нам вместе и великим воинством пойти против него, потому что мужей Улада одолела слабость и они Кухулину не подмога.
Лугайд отправился в Мунстер к королю, чтобы он тоже присоединился к ним и привел с собой своих воинов, а Эрк отправился в Лейнстер.
Воины собрались в Круахане и три дня и три ночи пировали и веселились. Потом они покинули Круахан, но Медб на этот раз не послала с ними Фергуса, потому что была уверена – с Фергусом они никогда не посмеют убить Кухулина.
На другой день после того, как они выступили в путь, они достигли Глеанн-на-Лойн, потом Глеанн-мор и наконец Тилтте, где провели ночь, а наутро отправились дальше в Маг Бреаг, Мидхе, Театфу и Куальнге.
Тогда-то до Конхобара и дошла весть о мужах Мунстера, Лейнстера и Коннахта, вышедших против него и уже немало порушивших и пограбивших в его владениях.
– Позовите Леборхам, – приказал он.
– Я здесь, – ответила она.
– Сослужи мне службу и верни Кухулина в Эмайн, потому что против него собралось воинство, о котором дошла до меня весть. Скажи ему, пусть не медлит, тотчас покидает Дандеалган и Муиртемне и мчится сюда держать совет со мной, с Катбадом, Амергином и другими мужами. Если он может отложить битву, пока я, Конал и другие воины Улада соберутся ему на подмогу, тогда мы разобьем их наголову, и они забудут впредь дорогу сюда, ведь и в Уладе многие держат на него зуб из-за убитых им героев. И Финн, сын Росса, и Фраох, сын Идаха, и Деарг, сын Конроя, и другие храбрые мужи Улада. А еще Каирбре Ниафер, павший в Роснаре, и Курой, сын Дайре, верховный король Мунстера, и с ним много мужей Мунстера. А еще Фиркеарна и Фиамайн, и Ниал, и Лаок Леатбуине, и многие другие.
Леборхам помчалась исполнять поручение и отыскала Кухулина между морем и сушей, на берегу Байле, где он пытался подбить хоть одну птицу из множества круживших над ним, однако все его старания были напрасны.
Увидав Леборхам, он учтиво поздоровался с ней.
– Я рада, что ты в добром здравии, потому что я принесла тебе весть от Конхобара.
– Весть? – переспросил Кухулин.
И Леборхам рассказала ему обо всем, что узнала от Конхобара.
– Все просят тебя, и вожди, и барды, и ученые мужи, и жены, и девицы, чтобы ты держался подальше от мужей Ирландии, которые идут в Муиртемне, и не выходил один сражаться с целым воинством.
– Я останусь тут и буду защищать свои земли, – заявил Кухулин.
– Лучше тебе вернуться в Эмайн, – вмешался Лаэг.
Не сразу, но согласился с ними Кухулин, и они отправились в Дандеалган. Эмер вышла из дома встретить их, и ей тоже Леборхам посоветовала ехать в Эмайн Маху, где Конхобар уже собрал своих советников.
Эмер запрягла повозку, послала слуг со стадами на север в Слиав Куиленн, а сама вместе с Кухулином поехала в Эмайн Маху.
В первый раз после того, как Кухулин поселился здесь, опустел Дандеалган.
Едва Кухулин оказался в Эмайн Махе, его тотчас повели в просторный солнечный дом. Жены, проведавшие о его возвращении, встречали его и говорили ему нежные слова, барды и музыканты приветствовали его песнями и музыкой. Много было съедено мяса и выпито вина, много приятных речей было сказано в просторном солнечном Доме Алой Ветви. Но больше всего любил Кухулин, когда славили его в стихах и песнях, забывал он тогда о своей геройской ярости. Так было и в тот раз, когда сказитель Скумак отвел от Эмайн месть Кухулина, который хотел сжечь здесь все дотла, потому что Конхобар отправился пировать к Каналу, сыну Глео Гласа, в Куальнге и не пригласил с собой Кухулина. Конхобар приказал Катбаду, и ученым мужам, и женам зорко следить за Кухулином:
– Вам я доверяю спасти его от козней Медб и от колдовства дочерей Галатина. Если его убьют, несдобровать тогда и Уладу.