Мальчики с Марса. Почему с ними так непросто и что с этим делать Грэй Джон

С отцом и без отца. Определяющая черта нового поколения{213}

Без отца сейчас живет каждый третий американский ребенок{214}. В своей книге «Father and Child Reunion» я привожу статистические данные о вреде безотцовщины для детей обоих полов{215}. Однако в последние годы мы обнаружили, что с течением времени риск для наших сыновей лишь возрастает. Например, мальчики, которых воспитывали родители, не состоящие в браке, и мальчики без отцов (или мальчики, у которых сочетались оба фактора) даже чаще девочек рисковали не получить никакого образования, помимо средней школы. Разница в образовании между полами в этой группе была настолько велика по сравнению с мальчиками и девочками, живущими в полных семьях, что исследователи заключили: вероятно, разница в образовании между полами объясняется именно тем, что наши сыновья гораздо сильнее страдают от отсутствия отца{216}.

А вдруг беда не в безотцовщине, а в бедности или плохом школьном образовании?

Когда мы слышим, что у мальчиков без отцов так плохи дела в самых разных сферах жизни, то поневоле задаемся вопросом, в чем же причина – в безотцовщине как таковой или в сочетании факторов: например, мамам-одиночкам, живущим в неблагополучных районах с плохими государственными школами, труднее сводить концы с концами.

К счастью, уже двадцать лет назад два гарвардских ученых нашли ответ на этот вопрос, пересмотрев результаты четырех национальных исследований, лучших с точки зрения методологии. Оказалось, что все четыре исследования показывают одно и то же: с учетом расы, образования, дохода и прочих социально-экономических факторов жизнь без отца вдвое повышает шансы ребенка остаться без аттестата зрелости{217}. В последнее время ведущие ученые из Принстона, Корнелла и Калифорнийского университета в Беркли совместными усилиями разработали метод исследования, позволяющий определить, чем вызваны отрицательные результаты у детей без отцов – отсутствием отца или другими причинами, например, бедностью. Ученые подтвердили, что отсутствие отца не просто соотносится с отрицательными результатами, а приводит к ним. Между тем, если вы не принадлежите к академической среде, то, вероятно, не знаете, что ведущие ученые крайне редко приходят к выводу, что причиной тех или иных проблем служит один-единственный человеческий фактор (скажем, безотцовщина). Но они проверили множество разных переменных – в частности, изучили детей из бедных семей, у которых есть отцы, и обнаружили, что психически они гораздо благополучнее детей из бедных семей без отцов, кроме того, значительно лучше приспособлены с социальной и эмоциональной точки зрения. Тогда ученые сделали вывод, что участие отца в воспитании ребенка – причина хороших результатов{218}.

Еще одно исследование показывает, что студенты из полных семей получают более высокие оценки по математике и естественным наукам, даже если учились в относительно слабых школах{219}. А вдруг снижение успеваемости американских студентов и школьников по математике и естественным наукам вызвано скорее ростом безотцовщины, чем снижением качества школьного образования? Если да, то было бы правильно, если бы школы вели работу с отцами, чтобы привлечь их к воспитанию детей.

Подобным же образом мы обычно ассоциируем насильственные преступления с бедными неблагополучными районами крупных городов – считаем, что рост преступности вызван в основном бедностью. Однако исследование 18 000 детей из разных городских районов показало, что отсутствие отца вызывает рост насильственной преступности точно так же, как и отсутствие дохода{220}. То есть при сравнении детей, у которых меньше денег, но больше отцовского участия, с детьми, у которых больше денег, но меньше отцовского участия, выяснилось, что уровень насильственной преступности среди них одинаков. Обратите внимание, что речь идет именно о насильственных преступлениях, то есть о преступлениях, которые чаще всего совершают мальчики.

Разумеется, безотцовщина пагубно сказывается и на наших дочерях. Скажем, предметом одного исследования стали жительницы неблагополучных районов Балтимора, ставшие матерями в подростковом возрасте, и оказалось, что треть их дочерей тоже стали матерями в подростковом возрасте. Однако ни одна девушка, у которой были хорошие отношения с родным отцом, не родила ребенка до девятнадцати лет{221}. Обратите внимание, что это не простая корреляция: в исследовании контролировались и место проживания (Балтимор), и экономические переменные (неблагополучные районы), и социальное поведение (семейная история беременностей у несовершеннолетних), и возраст матери. При всем при том ученые выявили падение частотности подростковой беременности с одной трети до нуля, так что с нашей стороны было бы отменной глупостью, если бы мы не задались вопросом, что же делать, чтобы гарантировать близкие и теплые отношения отцов и детей.

Итак, присутствие отца благотворно сказывается на жизни как мальчиков, так и девочек. Но при этом мальчики сильнее, чем их сестры, страдают от любых неблагоприятных факторов – будь то бедность или безотцовщина. Национальное долгосрочное исследование, проведенное Чикагским университетом, показывает, что из всех неблагоприятных факторов сильнее всего сказывается именно безотцовщина – «особенно плохо все складывается у мальчиков из распавшихся семей»{222}.

Как влияет на участие отца законный брак

Как правило, мальчики, когда сами становятся отцами, не любят нотаций о «безнравственности» совместной жизни до брака. Но очень важно донести до вашего сына, что даже если неженатые пары живут вместе на момент рождения детей, 40 % этих детей к трем годам теряют регулярный контакт с отцами на два года – с трех до пяти лет{223}. Спросите сына, готов ли он подвергать своего ребенка сорокапроцентному риску утратить регулярный контакт с ним до девяти лет с учетом того, что от этого не только сокращается ожидаемая продолжительность жизни (о чем говорит уменьшение теломеров), но и возникают остальные 54 фактора, угрожающих его благополучию{224}.

Впервые за всю историю США более половины детей, родившихся у матерей моложе 30 лет, рождены вне брака{225}.

Процент внебрачных родов у всех женщин, 1940-2009

Источник: Данные переписи населения США{226}.

Каковы же последствия? Если учесть, что дети, родившиеся вне брака, с большей вероятностью будут страдать от безотцовщины, неудивительно, что дети, родившиеся вне брака, с меньшей вероятностью добьются успехов в образовании, финансовой сфере и развитии эмоционального интеллекта{227}. А в результате возникает порочный круг, распространяющийся на дальнейшие поколения: необразованные родители с меньшей вероятностью вступят в законный брак. Скажем, женщины со средним образованием и ниже выходят замуж в два с лишним раза реже, чем женщины с дипломом колледжа (43 % против 92 %){228}.

Как сказывается на детях то, что родители не состоят в браке, мы узнали еще около полувека назад из «Доклада Мойнихэна», который составил социолог Дэниел Мойнихэн, работавший в администрации президентов Кеннеди, Джонсона и Никсона. Вывод «Доклада Мойнихэна» гласит, что в районах с преимущественно чернокожим населением главный фактор, позволяющий прогнозировать, что ребенок вырастет бедным, – не расовая принадлежность, а факт рождения у неженатых родителей. Почему? Потому что в отсутствие законного брака ребенок, скорее всего, вырастет без участия отца{229}.

Тенденция к повышению

Процент внебрачных детей у чернокожих вдвое больше, чем у белых, и за последние 50 лет этот показатель резко вырос у всех групп населения.

Внебрачные дети

Примечание. До 1969 года в группу «Чернокожие» входили все небелые, в том числе азиаты и индейцы; начиная с 1969 года в эти данные входят только афроамериканцы. Респонденты, которые отмечали больше одной расы, в данные не включены. Респонденты латиноамериканского происхождения включены в обе расовые категории и выделяются в особую группу начиная с 1989 года.

Источник: National Center for Health Statistics, National Vital Statistics System

Мы не вняли предостережениям Мойнихэна, не обратили внимания на страдания детей без отцов, не подумали о том, как это связано с рождением вне законного брака. Мы смотрели на это сквозь пальцы – и в результате количество внебрачных детей среди чернокожих почти утроилось (с 25 % до 75 %){230}, к тому же теперь эта проблема характерна и для белых, и для латиноамериканцев. Все это видно на графике тут{231}.

В «Докладе Мойнихэна» о том, что четверть чернокожих детей рождается вне брака, говорилось как о кризисе, из которого можно выйти. Так было в 1965 году, однако сегодня вне брака рождается уже 36 % белых детей{232} – это более чем на треть больше, чем 25 %, которые заставили Мойнихэна назвать происходящее кризисом. Мы пренебрегли кризисом и не стали искать выхода из положения.

Почему же мы не смогли распознать кризис безотцовщины в белом сообществе в 1965 году? Вероятно, потому, что тогда доля внебрачных белых детей составляла 3,1 %{233}. Так что сегодняшние 36 % – это больше почти в 12 раз{234}. Среди белых женщин до 30 лет без высшего образования, родивших детей вне брака, нынешние 51 % – это вдвое больше, чем среди чернокожих в те годы, крогда «Доклад Мойнихэна» назвал это кризисом{235}. Увы, та же тенденция наблюдается и среди латиноамериканок.

Когда же отец выходит на сцену? Миф о «Доктрине нежного возраста»

Очень многие, в том числе и судьи, считают, что чем младше ребенок, тем важнее роль матери, а отец выходит на сцену в основном тогда, когда дети подрастут. Это закреплено в так называемой «Доктрине нежного возраста», согласно которой мамы особенно важны для детей с рождения до первого класса.

Когда Ричард Варшак и 110 мировых светил в области воспитания детей изучили имеющиеся данные, оказалось, что да, первые годы жизни и вправду нежный возраст – до того нежный, что младенцам и дошкольникам нужны и отец, и мать. Если родители разводились, то дела у младенцев и дошкольников шли лучше всего в тех случаях, когда отец принимал приблизительно равное уча стие в их жизни. Данные были настолько очевидны, что 110 всемирно известных специалистов оказались совершенно единодушны – а это редкость в научном мире – и готовы были поставить на кон свою репутацию{236}.

Так когда же отец выходит на сцену? В момент рождения ребенка? Нет. Еще до зачатия. Вот какова роль отца с периода перед зачатием и до поступления ребенка в первый класс.

1. Перед зачатием ребенка. Здоровье. Вероятно, рацион, которого придерживается отец перед зачатием ребенка, не менее важен, чем диета матери. Например, недостаток витамина В9 (фолаты, которых много в зеленых листовых овощах) вредит сперме и приводит к тридатипроцентному росту риска врожденных дефектов (аномалий развития скелета, в частности, позвоночника){237}.

2. При рождении ребенка. Адаптация. Чем чаще отец навещает в больнице недоношенного ребенка, тем скорее ребенка выпишут и тем лучше прогноз по социально-личностному развитию ребенка и по его способности к адаптации{238}.

3. От рождения до школы. IQ. Чем теснее общение мальчика с отцом в возрасте до полугода, тем выше его умственные способности{239}. К первому классу и мальчики, и девочки, в чьей жизни участвовал отец, имеют IQ значительно выше, чем дети без отцов{240}.

4. В первые полгода. Доверие. Чем теснее младенцы общаются с отцами в возрасте до полугода, тем лучше они умеют доверять другим людям{241}.

5. В первые два года. Хорошее поведение. Если у отца хорошие отношения с детьми в первые два года, дети реже ведут себя плохо и лучше поддаются контролю{242} (для девочек влияние отца и матери важно в равной мере, но на мальчиков отцы влияют сильнее матерей).

6. От полутора до двух лет. Контроль над агрессией. Веселая возня, которой чаще предаются папы с детьми, помогает регулировать агрессию и у мальчиков, и у девочек до двух лет, но «особенно хорошо помогает мальчикам контролировать агрессию, вызванную повышением уровня тестостерона, поскольку задействует нейронные связи в левом полушарии»{243}.

7. В дошкольном возрасте. Психологическое здоровье. В двух больницах Нового Орлеана сделали наблюдение, что 80 % дошкольников, попадающие на психиатрические отделения, растут без отцов{244}. Схожие данные по психиатрическим больным среди детей без отцов получены и в Канаде{245}, Южной Африке и Финляндии – от дошкольников до подростков{246}.

Как видно, парадокс в том, что дети особенно нуждаются в отцах именно в «нежном возрасте».

Отцовская забота в нежном возрасте для мальчика даже важнее, чем для девочки. Почему? У девочек в нежном возрасте правое полушарие, лобная кора, механизмы психологической адаптации, способность к зрительному контакту и социальные навыки развиты гораздо лучше, чем у мальчиков{247}. Мальчики гораздо сильнее зависят от качества дошкольных и школьных социальных программ{248}, а также от продолжительности отцовского отпуска по уходу за ребенком.

Если сравнивать роли социальных программ и продолжительных отпусков по уходу за ребенком, оказывается, что более весомый вклад в воспитание здорового энергичного мальчика вносит все же длительный отпуск по уходу за ребенком. Без него родители зачастую отправляют ребенка в ясли примерно в полтора месяца – «в тот самый момент, когда наблюдается послеродовый всплеск тестостерона, который бывает только у мальчиков»{249}.

С первого вздоха до полугода у мальчиков гораздо больше эмоциональных трудностей, чем у девочек: они чаще сердятся, больше плачут и капризничают, их чаще приходится успокаивать{250}. А наши культурные нормы, требующие, чтобы маленьких мальчиков меньше ласкали, реже брали на руки и реже с ними разговаривали, к несчастью, прямо противоположны потребностям мальчика в самые первые месяцы и годы жизни.

Хорошие ясли и детские сады помогают и мальчикам, и девочкам в возрасте от восьми недель до пяти лет, но их качество гораздо сильнее сказывается на мальчиках{251}. И это относится и к долгосрочной перспективе. Мальчики, ходившие в детстве в хорошие детские сады, к тридцати годам зарабатывают на 19 800 долларов в год больше, а девочки – только на 2500 долларов{252}. К тому же качество яслей и детских садов оказывает лишь незначительное воздействие на здоровье и риск наркомании и преступности у девочек, а у мальчиков хороший детский сад снижает вероятность наркомании на 33 % и заметно уменьшает риск ареста и проблем со здоровьем.

Родной отец или отчим. Есть ли разница?

Вашему сыну предстоит растить чужих детей с вероятностью как минимум в шесть раз больше, чем вашей дочери{253}. Почему? Примерно 86 % семей, где кто-то из родителей не родной, состоит из родной мамы и отчима{254}. Такие семьи отнюдь не редкость: по оценкам, около трети детей живет в семье, где кто-то из родителей не родной, до 18 лет{255}. Так что если ваш сын живет с отчимом или когда-нибудь сам станет отчимом, ваша задача – научить его, как пройти по этому минному полю. Это станет вашим бесценным даром на несколько поколений.

Начнем с хорошего. Во-первых, не забывайте, что если отец активно участвует в воспитании ребенка, это пробуждает в нем «отцовский мозг», даже если ребенок ему не родной. Во-вторых, новый отчим практически всегда стремится помочь молодой жене и мечтает принести пользу своим приемным детям. В-третьих, большинство мам хочет, чтобы их новые мужья активно участвовали в жизни детей, особенно сыновей. В-четвертых, если у подростка и юноши хорошие отношения с отчимом, это снижает вероятность, что в будущем он сам разведется{256}. Наконец, в-пятых, если второй брак у мамы оказывается длительным и стабильным, велика вероятность, что дети привыкнут к отчиму и будут относиться к нему как к родному отцу{257}.

Но есть и обратная сторона медали, начиная с того, что подобные семьи не так уж часто бывают прочными и долгоживущими: брак в таких случаях заканчивается разводом в 65-70 % случаев{258}. Участие отчима почти всегда сводится к роли советчика. Отчим, как правило, становится «номинальным» или «условным» отцом, то есть принимает равную роль в воспитании детей лишь тогда, когда мама считает, что его методы воспитания соответствуют ее представлениям о хорошем отце. Эту динамику мы вскоре рассмотрим подробно, но вот каков вывод: после двух лет брака большинство отчимов принимают минимальное участие в жизни приемных детей, у них практически отсутствует взаимопонимание, они лишены рычагов воздействия на детей и не в состоянии приучать их к дисциплине{259}. А тогда грош цена всем пяти пунктам из списка «хорошего».

Если отдавать себе отчет, что это предсказуемый процесс, он утратит излишне личную окраску. Однако подлинная цель – сделать из приемной семьи рабочий механизм, добиться, чтобы общение с отчимом приносило мальчику максимум пользы (или чтобы сам мальчик, став отчимом, приносил максимум пользы приемным детям). Вот краткий путеводитель по самому опасному участку этого минного поля – скользкой дорожке к позиции «номинального» («условного») отца.

Скользкая дорожка к позиции номинального отца

1. Попустительство в противоположность суровой любви. Отчиму кажется, что родная мама слишком попустительствует детям, а родная мама опасается, что строгость отчима вызвана отсутствием любви. Детей непрошеная строгость отчима обижает, и они ясно дают понять: «Ты мне не отец, я не обязан тебя слушаться». При этом их гнев окрашен горечью после развода родителей.

2. Дети эксплуатируют чувство вины. Когда дети обижаются, это пробуждает у мамы чувство вины, а чувство вины заставляет ее оберегать детей. Дети чувствуют, что у мамы с отчимом разлад, и охотно этим пользуются. Маме кажется, что она обязана одновременно и защитить детей, и смягчить конфликт, и она все сильнее оттесняет отчима в сторону, возражает против его строгостей, даже если они вызваны любовью к детям, не одобряет возни, поддразниваний, напоминаний о домашних обязанностях и соблюдении режима дня…

3. Папа как «денежное вымя». Отчим, который обычно неплохо зарабатывает (чем больше мужчина зарабатывает, тем больше у него вероятность жениться; напротив, чем больше доход у разведенной женщины, тем меньше вероятность, что она снова выйдет замуж){260}, вынужден для помощи семье ограничиться тем последним, что все безоговорочно ценят: превратиться в «денежное вымя».

4. Номинальный папа. В результате этой динамики и появляется номинальный (условный) папа. То есть отчим чувствует, что быть отцом ему можно лишь в той степени, в какой мама одобряет его методы воспитания, и только до тех пор, пока на это согласны дети. Это чувство заставляет его отдалиться от детей, даже если мама ничего подобного не ощущает.

Если просто знать, что это за четыре этапа, это уже станет первым шагом к тому, чтобы предотвратить превращение в «номинального папу». Вторым шагом должны стать семейные ужины: на них отчим должен рассказать о четырех этапах и обсудить их с семьей. Прибавьте к этому семейные поездки и походы: природа очень способствует сближению отцов и детей. И найдите хорошего семейного психолога с опытом интеграции отчимов. Ходите к нему регулярно, а не только в чрезвычайных ситуациях. Только ни в коем случае не пытайтесь переманить психолога на свою сторону: его задача – сделать так, чтобы каждый в семье был услышан.

Избежать положения номинального отца очень важно для профилактики отрицательных последствий жизни с отчимом.

Дети, живущие с женатым родным отцом, существенно лучше учатся, чем дети, живущие с отчимом{261}. У них меньше сложностей с дисциплиной, их реже исключают из школ, они с большей вероятностью поступят в колледж, а затем и окончат его{262}.

Дети в возрасте от 10 до 17 лет, живущие в полной семье (родной либо приемной, то есть такой, где и мать и отец не родные ребенку по крови), гораздо реже подвергаются сексуальному насилию или насилию над детьми и реже становятся свидетелями насилия в семье по сравнению со своими сверстниками, живущими либо в неполных семьях, либо с отчимом или мачехой{263}.

Подростки и молодежь, выросшие в семьях, где один из родителей не родной, попадают в тюрьму даже чаще, чем дети матерей-одиночек{264}.

Разумеется, невозможно снять все препятствия, стоящие перед отчимом. Главное из них, пожалуй, состоит в том, что большинство детей мечтает о восстановлении отношений с родными отцом и матерью; многим кажется, что их бросили, их мучают гнев и подавленность. Почему? Каждый ребенок хочет знать, кто он, и когда дети смотрят в зеркало и замечают форму носа, цвет волос и глаз, характерные позы, они видят родных, а не приемных родителей.

Вероятно, это самое трудное препятствие, но и его можно преодолеть, и для этого лучше всего добиться, чтобы дети знали, что имеют право выражать свои чувства при отчиме и им за это ничего не будет. Для этого нужно пройти пять шагов. Во-первых, донесите до приемного сына или дочери, что вы приняли во внимание их слова. Затем проявите сочувствие к ним. После этого спросите, не упустили ли вы чего-нибудь, не исказили ли. Потом предложите ребенку сказать еще что-нибудь. Наконец, после того, как вы несколько раз выслушали ребенка, скажите что-то вроде «а теперь поставь себя на место отчима. Как ты думаешь, что самое лучшее ты можешь сделать для детей, если по-настоящему любишь их?» Обычно после этого отчимы диву даются, как легко дети отходят от требования немедленного вознаграждения, стоит лишь попросить их поставить себя на место отца. Недостаток мудрости, как правило, восполняется именно мудростью.

Чтобы стать отличным отчимом – как и отличным отцом – необходимо наладить контакт не только с детьми, но и с их мамой. Мамы не слышат того, чего папы им не говорят, поэтому от вашего сына – неважно, отец он или отчим – требуется сделать три вещи (лучше, конечно, еще до помолвки, но никогда не поздно).

1. Основательно изучить, что он может дать детям как отец.

2. Убедиться, что его будущая супруга желает, чтобы он дал это детям, а не просто не против.

3. Если ваш сын будущий отчим, пусть они с избранницей примерно год посвятят совместному воспитанию ее детей, разберутся, чем различаются их подходы, и найдут общий язык. Если ваш сын будущий отец, пусть они с избранницей вместе заботятся о чужих детях.

Кем бы ни стал ваш сын – отцом или отчимом – ему нужно понимать, как важно ребенку получить от отца все то, что отец делает иначе. И если так случилось, что это не его стиль воспитания, им со спутницей (или спутником) жизни нужно обсудить, как сделать это неотъемлемой чертой их манеры воспитания.

Ипапы, и мамы любят своих детей всем сердцем, просто по-разному. У них разные способы устанавливать и соблюдать границы, исследовать природу, устраивать веселую возню, создавать «обучающие моменты», невзирая на риск, помогать ребенку проверять на прочность пределы своих возможностей, просто проводить время вместе. И к дружескому поддразниванию они относятся по-разному. Кроме того, ученые установили, что папы лучше умеют:

• находить равновесие между безопасностью и разумным риском;

• во время игры переходить от роли игрока к роли тренера и наоборот;

• творить, дурачиться, проявлять непредсказуемость{265}.

Но когда отсутствует понимание, в чем ценность вклада каждого из родителей, нарастает напряженность. Если каждый из родителей приучается помогать партнеру делать то, что у него получается лучше, и они дополняют друг друга, это практически всегда полезно для ребенка, и тогда родительская напряженность превращается в родительскую гордость. Родители начинают понимать, что природа не просто так создала отдельно мам и отдельно пап.

Естественно, многие мамы ведут себя как папы и наоборот. Однако и в том и в другом случае есть более глубинная проблема. Мамы склонны читать о воспитании детей и обсуждать это с ранней юности. Папы в целом нет. Поэтому мамы лучше умеют доказывать ценность своего подхода.

Хотя ученые уже отметили некоторые особенности отцовского стиля воспитания, но чтобы наблюдать взаимодействие детей и родителей, им, как правило, приходится заманивать их в кабинет психотерапевта и там смотреть, как они примерно час играют с игрушками, которые дал психотерапевт. Но ведь так не увидишь ни отцов, ни матерей в действии!

Когда я наблюдал, как воспитывают детей полсотни отцов (чтобы впоследствии выступить от их имени в суде в качестве свидетеля-эксперта), мой метод состоял в том, чтобы наблюдать их целый день, а иногда целые выходные, с вечера пятницы до утра понедельника, и отнюдь не в кабинете, а в парке, на детской площадке, в торговом центре, в кафе и дома. Я смотрел, как дети не просто играют, но и помогают по дому – с уборкой или приготовлением еды. Поскольку я наблюдал их подолгу, то видел не только моменты веселья: папы занимались своими делами, укладывали детей спать, будили их и собирали в школу на следующее утро. Эти папы жили не в каком-то одном районе, а примерно в пятидесяти разных местах в США и Канаде.

Я обнаружил, что психотерапевты в своих кабинетах упускают из виду, что папы чаще ходят с детьми гулять в парк или на площадку и чаще учат их чему-то на практике – например, как быть «поваренком» при папе в кухне. Еще психотерапевты не знали, какие игры папы придумывают, чтобы скрасить скучные дела, например, превращают тележку из супермаркета в баскетбольную корзину, а мячом служит рулон туалетной бумаги. Не у всех психотерапевтов в кабинетах есть супермаркеты.

В отцовском мире вне кабинета психотерапевта все служит реквизитом для импровизированной игры: скучная задача вроде выбора кукурузных хлопьев превращается в игру «Кто тут лучший диетолог», в ходе которой надо прочитать этикетки и сравнить, скажем, «Медовые колечки» с «Шоколадными звездочками» с точки зрения полезности (вы себе не представляете, какие вас ждут открытия!).

Кроме умения превратить жизнь в игру, я отметил шесть других воспитательных приемов, которые обычно применяют отцы и к сыновьям, и к дочерям и которые, если не понимать их суть, создают напряжение между папой и мамой.

1. Кто устанавливает границы и кто их соблюдает

Мамы часто спрашивают меня: «Вот почему, когда я что-то говорю, меня будто не слышат, а когда что-то говорит отец, дети бросают все и бегут исполнять? Это потому, что он говорит басом?» От этого мамам кажется, будто их не уважают и принимают как данность. Но дело не в папином басе. Если папа не соблюдает границ, его тоже игнорируют.

Исследования отцов-одиночек и матерей-одиночек показывают, что мамы гораздо чаще и сильнее жалуются на стресс, хотя у матерей-одиночек значительно больше шансов получать материальную помощь{266}.

Пожалуй, главная причина в том, что мамы больше склонны устанавливать границы, в то время как папы с большей вероятностью их соблюдают. Например, хотя мама скорее назначит более раннее время отхода ко сну, мамы-одиночки более чем в три раза чаще пап-одиночек позволяют маленьким детям ложиться поздно или нарушать режим{267}. Один мальчик полушутя заметил: «Мама все грозится – как будто кричит „Волки, волки“. А папа один раз пригрозит, а потом сам превращается в волка».

Ясно, что поздно ложиться вредно для здоровья. Вероятно, именно поэтому у маленьких детей, живущих с мамами-одиночками, в два-три раза чаще болят живот и голова, чем у детей, живущих с папами{268}.

Если мальчики видят, что родители не соблюдают границ, им становится трудно контролировать свои порывы. Когда ученые из Криминологической лаборатории при Чикагском университете изучили, почему всего за полгода 610 учеников чикагских государственных школ стали жертвами стрельбы, открытой их соучениками, оказалось, что дело в неумении контролировать свои порывы и разрешать конфликты и в недостатке социальных навыков – все это было характерно для мальчиков-убийц{269}. Но это исследование не учитывает, что контроль над порывами и социальные навыки – это благотворный результат отцовского воспитания, а отцов у этих мальчиков по большей части не было.

Мы уже видели, что количество времени, которое отец проводит с ребенком, – «один из самых надежных показателей способности ребенка к эмпатии в зрелом возрасте»{270}. Учить ребенка серьезно относиться к границам – значит учить его уважать потребности окружающих. А уважение к чужим потребностям – это тоже эмпатия. При развитой эмпатии стрелять в людей не станешь.

Вот каковы результаты отцовского воспитания в том, что касается соблюдения границ и контроля над порывами:

• У детей, живущих с отцами, реже возникают сложности с дисциплиной{271}. И это несмотря на тот факт, что папы реже мам применяют физические наказания{272}.

• У детей 5-11 лет, живущих с мамами, вероятность попасть в больницу на 259 % больше{273}.

Как же проявляется в повседневной жизни разница между мамой и папой в том, чтобы устанавливать границы и соблюдать их?

Вернемся к вопросу о времени ложиться спать – в теории и на практике…

Когда психолог спросил Гарри, почему тот при маме ложится спать позже, чем при папе, мальчик ответил:

– С мамой я всегда могу увернуться.

– Как?

– Маме я могу сказать, что хочу пить или у меня болит живот.

– Так, значит, ты ею манипулируешь?

Гарри усмехнулся.

– А тебе не кажется, что все это несколько старо?

Гарри усмехнулся еще шире, будто радуясь своему хитроумию.

– У меня целая куча отговорок. Например, «мне надо доделать уроки» или «еще одна глава, и все». Или я говорю ей: «Я так люблю, когда ты читаешь мне „Там, где живут чудовища“». – Гарри умолк, а потом похвастался: – Я очень хорошо чувствую, что подействует, а что нет. В конце концов мама всегда сдается.

– А с папой ты тоже пользуешься этими уловками?

– Нет, на него они не действуют.

– Как же так?

– Он не дает мне сладкого, не разрешает смотреть телик и вообще ничего не разрешает, пока я не доделаю все уроки и все, что положено по дому.

– Значит, он серьезнее относится к делу?

– Ну, в общем-то, да. Он говорит, что ровно в полдесятого надо гасить свет, и все. Но я знаю, что если после того, как я доделаю уроки и подготовлюсь ко сну, еще останется время, мы с папой повозимся или почитаем, и вообще я смогу делать что хочу, только сладкого нельзя. Поэтому я стараюсь все успеть.

– А у тебя не возникает искушения сделать уроки как попало?

– Ну, раньше да. Но когда мисс Ахерн – она у нас очень строгая – поставила мне С (т. е. тройку. – прим. перев.), папа стал проверять домашние задания, пока я готовлюсь ко сну. Если все нормально, мы возимся или читаем. А если нет, мне приходится все переделывать. Но ровно в 9.30 папа обнимает меня, целует – и все, пора спать.

Гарри, как и все дети, будто арестант, который только и ждет, когда охранник утратит бдительность, высматривает малейшую щелочку в двери камеры, которую можно расширить и получить свободу. Как только Гарри убедился, что мамой можно манипулировать, чтобы получить желаемое, вопрос свелся к тому, у кого больше сил. Поэтому Гарри всегда побеждал, но на самом деле проигрывал: страдала его иммунная система.

Слабость иммунной системы запустила свой порочный круг: Гарри часто пропускал школу, раз-другой съездил в больницу по «скорой», и в итоге его мама (а иногда и папа) чувствовали себя виноватыми и стремились сильнее опекать сына, а это давало дополнительный простор для манипуляций – и круг замкнулся. А все началось с проницаемой границы.

Мамин вклад в воспитание ребенка – это, как правило, глубокое понимание, что ребенку, как и всем, нужна эмпатия. Папин вклад не столь очевиден: во-первых, с точки зрения папы, эмпатия – это достоинство, которое превращается в порок, если требуется только от родителей по отношению к ребенку, а не наоборот. Во-вторых, эмпатия к желаниям ребенка не предполагает подчинения желаниям ребенка.

При всем при том у многих пап с эмпатией разговор короткий. Когда же следует учитывать желания ребенка? До того, как установлена граница, – в принципе всегда. Более того, до установления границы родители обязаны серьезно относиться к желаниям ребенка и позволять ему получать желаемое, если это возможно, а когда это невозможно, с эмпатией объяснять, почему: это необходимо для развития у ребенка умения вести конструктивные переговоры. Что это такое, станет ясно по контрасту с умением вести манипулятивные переговоры.

Если ребенок на опыте убедился, что по поводу уже установленной границы, оказывается, можно вести переговоры, у него развивается навык ведения манипулятивных переговоров. Вскоре он ощущает, что если ему не удалось одержать немедленную «победу», надо лишь проявить настойчивость, и рано или поздно мама или папа устанет и «сдастся». Для второй части очень характерен раздраженный крик матери: «Я сказала: нет!» Однако дитя продолжает напирать. Измученная мама выходит из себя и в гневе назначает наказание, несоразмерное преступлению, а потом, чувствуя себя виноватой, не претворяет его в жизнь, а чтобы заслужить прощение ребенка, перегибает палку в обратную сторону и дает ребенку больше, чем он просил, тем самым оттачивая у него навыки, необходимые для следующего «цикла ненадежной границы».

А что в итоге? Неуважение и к самим границам, и к родителям, которые их устанавливают. Когда «цикл ненадежной границы» входит в привычку, у ребенка с мамой (или папой) возникают отношения начальника и подчиненного, и неуважение ребенка к родителям мало-помалу оборачивается презрением. А кроме того, ребенок «избавляется» от того из родителей, кто соблюдает границы, и держится того, кем проще манипулировать. Ребенок победил – и проиграл. На цикле ненадежной границы мы еще остановимся. Но сначала…

Как же папам удается соблюдать границы – да так, что дети не хотят от них «избавиться»? Все начинается с игры. Игры создают привязанность. Как мы видели на примере Гарри, папа зачастую неосознанно опирается на привязанность как на рычаг для соблюдения границы: «Когда доделаешь уроки и все по дому и подготовишься ко сну, мы перед сном займемся всем чем хочешь».

Да, папы умеют создавать привязанность и соблюдать границы. Но это не исключительно папина привилегия. Вот, например…

Кейси работает помощницей судьи, и у нее два сына-подростка, которые, естественно, во время школьных каникул сидят дома одни. На День ветеранов в школе были длинные выходные, которые по всем признакам грозили превратиться в «Праздник непослушания». Но Кейси и сама мама-ветеран, поэтому ей все виделось иначе.

Мальчики захотели пойти пообедать в кафе. Мама даст на это денег? Даст, конечно. Но они спрятаны где-то в квартире. За каждое выполненное задание по хозяйству мальчики получали очередную подсказку-загадку и в конце концов узнали, где спрятаны деньги. Мальчики получили вкусный обед, а мама – чистую квартиру.

Но на самом деле мальчики получили гораздо больше, чем вкусный обед. Вместо того чтобы решить, что выделить им деньги на обед – мамина священная обязанность, они получили «святую троицу» родительских даров: игру, соблюдение границ и отложенное вознаграждение. Весь день мальчики чувствовали, что мама о них заботится. Кейси при этом спокойно зарабатывала на жизнь. А мне есть что рассказать вам.

Одно из самых ярких воспоминаний в моей жизни – как я возвращаюсь домой поздно, на пороге стоит папа и смотрит на часы. От одной мысли, что кто-то ждет меня и ему не все равно, я почувствовал себя в безопа сности.

Электронное письмо от читателя книги «Father and Child Reunion»{274}.

Когда бывшая ведущая телевизионных ток-шоу Дженни Джонс вела передачу «Boot Camp My Preteen» – «Школа молодого бойца для моего сынишки»{275}, она пригласила на передачу мальчиков, которые доставляли своим мамам-одиночкам слишком много трудностей. А еще она пригласила сержанта из морской пехоты, чтобы показал им, что такое дисциплина. Сержант отчитывает десятилетнего мальчишку, а в конце концов требует, чтобы тот взялся за ум, иначе он, сержант, на ближайшие восемь лет станет его папой. «Хочешь, сынок?» – грозно спрашивает он, а непокорный мальчишка в ответ умоляет: «Да, сэр!» Огорошенный, но тронутый сержант уточняет:

– А почему ты хочешь, чтобы я стал твоим папой?

Мальчик печально отвечает:

– У меня нет папы.

Папы, соблюдающие границы, нужны мальчикам, как цветы с пыльцой – пчелам.

А отрывок из передачи Джеффа Россена «Rossen Reports» из телешоу «Today Show»{276} ярко показывает, как дети чувствуют разницу между установлением и соблюдением границ.

Итак, эксперимент: скрытая камера фиксирует, как актер, играющий подростка, явно не достигшего возраста, когда можно покупать алкоголь, просит ничего не подозревающих взрослых купить им спиртное.

Результат: никто из мужчин не согласился покупать детям алкоголь; все женщины, кроме одной, поддались на уговоры. Да, они выражали сомнения, да, кое-кто поначалу говорил «нет», но потом они все равно покупали детям спиртное. Когда Россен показывал им видеозапись их ответов, а потом спрашивал, как такое могло быть, женщины признавались, что желание угодить оказалось у них сильнее понимания, что такое хорошо и что такое плохо.

Вывод: дети прекрасно понимают, как можно обратить желание взрослых позаботиться о потомстве против них, они чувствуют, у кого из взрослых сильно стремление делать окружающим приятное, и уважение к взрослым вытесняется представлением о «легкой мишени». А мужчины на подобные просьбы реагируют, как правило, кратко: «Нотаций читать не буду, выпивки не получишь, точка».

Мальчики, живущие с мамами-одиночками, более склонны требовать чего-то от матерей и принуждать их пойти им навстречу{277}. Мамы страшно устают от постоянных требований и манипуляций{278}, и миллионы хороших, преданных своему делу мам опускают руки и считают, что не в силах ничего контролировать{279}.

Это сказывается и вне дома: 4700 подростков, не достигших возраста, когда можно покупать алкоголь, погибают ежегодно в автомобильных авариях в состоянии опьянения. Многие из них получили спиртное именно так – попросив взрослого купить им бутылочку. Когда мы соблюдаем установленные границы, то дарим детям драгоценный дар – способность откладывать вознаграждение, что очень важно на работе. А особенно – когда работаешь дома.

Если ваш сын хочет быть и хорошим отцом, активно участвующим в воспитании детей, и кормильцем, хороший вариант – работать дома. Однако, как обнаружили в компании IBM, работать дома труднее, чем кажется на первый взгляд.

Компания IBM одной из первых предоставила своим сотрудникам возможность работать дома. Но после того, как на протяжении 20 кварталов подряд у компании падала выручка, она в 2017 году была вынуждена пересмотреть свою политику и заявила сотрудникам, чтобы те либо ходили в офис, либо искали себе другую работу{280}. Точно так же поступили и «Bank of America», и «Yahoo», и «Aetna», и другие корпорации, бывшие первопроходцами в области работы дома.

Теоретически вариант работы дома – идеальное решение и для вашего сына, и для его будущего работодателя. Ведь синергетический обмен идеями, для которого раньше требовалось общее рабочее пространство, теперь вполне обеспечивается высокими технологиями – к нашим услугам «Slack», «Dropbox», «Google Docs», «Skype». К тому же работа дома избавляет от стресса и напрасной траты времени в часы пик, позволяет экономить на бензине и амортизации автомобиля, не говоря уже о миллиардах долларов, которые можно не тратить на офисные помещения.

Так чем же работа дома хуже работы на работе? Отчасти тем, что работать дома надо себя заставлять. А дети, выросшие в условиях, когда границы плохо соблюдались, не владеют искусством откладывать вознаграждение, без которого невозможно заставить себя сесть за работу. Особенно мальчики.

Соблюдение границ, укрепляющее способность откладывать вознаграждение и улучшающее социальные навыки, поможет вашему сыну в работе и дома, и в офисе. И если он решит работать дома, ему будет гораздо удобнее и вести собственный бизнес, и доказать работодателю, что если он будет работать дома, от этого выиграет и он сам, и фирма.

А как же IBM и другие фирмы, отказавшиеся от работы дома? Не волнуйтесь. Они вернутся к прежней политике, просто выборочно: найдут дисциплинированных сотрудников, умеющих вовремя браться за работу.

2. Исследования

Папы часто берут детей в походы, где исследования природы ведутся сами собой. Но это зачастую сопровождается понятными опасениями мамы, что ребенок поранится или потеряется. Надо, чтобы папа уравновесил мамин страх и объяснил ей, что исследовать природу с папой в качестве компаса необходимо сыну, чтобы не потеряться в жизни.

И это начинается очень рано. Если папы помогают детям, едва научившимся ходить, изучать окружающий мир (разумеется, с определенными ограничениями), социальные и эмоциональные навыки у этих детей год-полтора спустя оказываются существенно лучше развиты{281}.

3. Веселая возня и шуточные драки. «На лицо ужасные, добрые внутри»

Когда папы возятся с детьми, они, как правило, кипят энергией, хохочут, ведут себя непосредственно – и да, дурачатся. Папы почти всегда понимают, когда их ребенок восторженно напуган, а когда он просто напуган. И как только отец понимает, что его ребенок напуган, он сразу сбавляет обороты. Если же от восторга дети выходят из-под контроля, что обычно и бывает, или веселая возня переходит во что-то небезопасное, злое и жестокое, если она чем-то грозит брату, сестре или другу, папа всегда останавливается и объясняет, что надо изменить: «Билли, как надо обращаться с сестренкой?» Конечно, Билли примется оправдываться, мол, сестренка сама виновата, но папино молчание будет красноречивее любых слов: «Либо найди другой способ обращаться с сестрой, либо веселью конец». Либо Билли его найдет, либо папа прекратит игру.

Мало что (помимо папиного поддразнивания) приводит к конфликтам мам и пап чаще, чем папина любовь устроить возню. Зачастую мама боится таких эпизодов не только потому, что она тревожится за безопасность детей, но и потому, что папа в таких случаях ведет себя как еще один ребенок, а мама понимает это однозначно: «Тут никто ни за что не отвечает». Решать эту задачу должен папа. Папа обязан объяснить маме, что

• он вполне способен возиться и шалить с детьми и при этом следить, чтобы с ними не случилось ничего плохого,

• дети и сами знают, что папа только притворяется ребенком, но как только понадобится, сразу снова станет отцом, и

• равноправие – это всегда только видимость.

Почти все папы интуитивно понимают, что их сила направлена на две цели: веселить и защищать.

Играть с папой – это как кататься на американских горках: дети в восторге, потому что знают, что они в безопасности. Они могут рисковать, потому что знают, что Кларк Кент, с которым они играют, если что, вмиг превратится в Супермена, и ему даже не придется переодеваться в телефонной будке.

Папа при этом – будто свирепый дикарь с золотым сердцем. Он швыряет детей в воду или в груду листьев, таскает на плечах, а потом притворяется, будто споткнулся, и сбрасывает их с плеч на кровать. Дети чувствуют, что папа может быть «на лицо ужасным, но добрым внутри» – будто булочка с жесткой корочкой, но с кремовой начинкой. Впрочем, нет: эта булочка, если понадобится, снова станет жесткой.

4. Опасности «обучающих моментов». Немножечко труда и куча рыбки из пруда

Сколько я ни наблюдал за отцами, никогда не слышал, чтобы они говорили об этом прямо, но, по-моему, они интуитивно чувствуют, как важно оставить место для «обучающих моментов» и подстелить соломки, чтобы избежать лишнего риска. Как будто им выдали другой учебник по науке рисковать с другими определениями, что такое значительный и незначительный риск.

Один раз в Канаде, в Оттаве, я наблюдал, как папа затеял игру в снежки – бросил снежком в сына, а когда подоспела дочка, то и в дочку. Дети были в восторге. Но вскоре сын сделал снежок из подтаявшего на солнце наста, и у него получился ледяной шарик, твердый, как камень.

Папа Том ехидно заметил:

– Ну-ка дай посмотреть снежок… Ух ты, а давай-ка я брошу им в тебя, а? Хочешь?

Сын понял намек. Значительный риск. Тогда папа показал ему участок с мягким снегом:

– Снежки можно лепить только из мягкого снега. Если еще раз сделаешь ледяной снежок, он полетит в тебя. Понял?

Сын понял. Через некоторое время к ним присоединились соседские дети. Дети Тома первыми объяснили им, как играть «по-честному», а как – нет. Разразилась полномасштабная снежная битва на много игроков, каждый сам за себя. Полчаса прошли очень бурно, а потом Том спросил:

– Ну как, все наигрались?

Его дочь восприняла это как разрешение прекратить игру, но больше никто его не понял. Том больше ничего не сказал. Незначительный риск. Еще минут через двадцать его сыну залепили прямо в глаз большим снежком, и мальчик заплакал и стал жаловаться, что Джимми хулиганит. Том ограничился словами:

– Ладно, теперь всем пора в горячую ванну.

Впоследствии Том объяснил мне, почему не стал настаивать на прекращении игры и ограничился намеком.

– Я хотел подсказать им, что пора заканчивать, но мне показалось, что им будет полезнее понаблюдать за собой и понять, где проходит грань между «делать» и «перестараться».

И правда – немножечко труда, но много рыбки из пруда. После этого Том подмигнул и добавил:

– Может, в следующий раз послушаются моего совета!

Коротко говоря, папы ведут себя как страховочная сеть, позволяющая детям испытать себя на канате жизни. Многие папы почти бессознательно позволяют детям пройти незначительно рискованную ситуацию до конца, то есть создают «обучающий момент», чтобы наглядно показать детям, чем те рискуют.

Когда мамы и папы этого не понимают, получаются мальчики вроде Алекса, которого мама и папа растили словно бы в двух разных мирах…

Еще о веселой возне. Мамин мир и папин мир

Папа с Алексом затеяли шуточную борьбу. Обычно папа в последнюю секунду дает Алексу «победить». Но на этот раз он чувствует, что Алекс борется не в полную силу, поэтому не поддается. Алекс плачет. Папа дразнит Алекса, мол, надо уметь проигрывать, и, дав сыну подуться с минуту, в шутку переворачивает его вверх ногами, и после этого Алекс снова на седьмом небе от счастья.

Но всю эту минуту мама Алекса думает: «Так я и знала, что все это кончится слезами Алекса!» Мама злится на себя и даже чувствует себя виноватой – ведь она поступила безответственно, не защитив Алекса от опасности.

Мама наблюдает, как папа продолжает возиться с Алексом уже после того, как тот поплакал, то есть после того, как папа «должен был усвоить урок». Более того, ее злит, что возня продолжается, как будто ничего не произошло: отец едва заметил слезы Алекса, он не заботится о сыне, а пренебрегает его эмоциями.

Это запускает следующий материнский порыв – немедленно решительно вмешаться, чтобы не повторить ошибки и не допустить, чтобы дитя страдало. Однако мама знает, что Алекс любит отца и нуждается в нем, поэтому подавляет стремление тут же и пресечь возню и отходит в сторону, чтобы дать папе второй шанс. Она подсказывает папе, как и где ему, по ее мнению, безопасно возиться с Алексом, и просит не заходить слишком далеко.

Теперь мама гордится, что поддержала папины методы воспитания и даже дала дельный совет, как их улучшить, однако у папы совсем другие чувства.

Папы редко это говорят, а чего папы не говорят, того мамы не слышат, но в этом контексте папа считает, что если Алекс иногда плачет, это здоровая часть трехчастного цикла:

1. «поражение»; 2. плач; 3. продолжение.

Папа Алекса уверен, что малышу полезно поплакать, если это поможет папе научить сына, что для того, чтобы «победить» в жизни, иногда надо сначала проиграть, а потом продолжать двигаться дальше, и даже поплакать, а потом двигаться дальше (ну или упасть, встать и двигаться дальше, или не получить желаемого и двигаться дальше). У большинства пап знания об этом трехчастном цикле заложены в подсознании, поэтому мамы никогда не слышат эту точку зрения. Потом случается что-то еще, что лишь усугубляет пропасть между мамой и папой – между «я терплю из последних сил» и «меня не ценят как отца». Когда папа говорит с мамой, то зачастую делает упор на то, что плач Алекса – это пустяки. Он не считает, что маме стоит обращать на него внимание. Однако это пренебрежение только укрепляет маму во мнении, что ее муж легкомыслен и бессердечен.

Как ни парадоксально, в отсутствие мамы папа относится к Алексу гораздо более трепетно. Почему? Когда мамы рядом нет, папа чувствует, что каждая минута, посвященная успокаиванию Алекса, – это минута, посвященная успокаиванию Алекса, а не минута, на протяжении которой мама осуждает папу за то, что тот обижает Алекса. И, наконец, если Алекс заподозрит, что если он чуть-чуть поплачет, мама с папой начнут соревноваться, кто сделает ему больше приятного – угостит вкусненьким или уделит больше внимания – то обязательно воспользуется этой напряженностью: как говорится, водичка дырочку найдет. Так пропасть между мамой и папой растет, а Алекс бессознательно усваивает, что такое «власть жертвы».

Если мама и папа бьются за право опеки над сыном, папа частенько сам себя «придерживает», потому что боится, что дети скажут, что плакали у папы, это передадут психологу, огласят в суде – и его право проводить время с детьми окажется под угрозой. Дети и правда часто рассказывают, что плакали, потому что знают, что мама за это приласкает, посочувствует и угостит вкусненьким.

Если папа просит детей никому не рассказывать, все лишь усугубляется. Некоторое время дети и правда помалкивают, но в конце концов все-таки признаются, что плакали, и тогда мама считает, что папа от нее что-то скрывает, и лишь укрепляется в мысли, что ему нельзя доверять.

Так что и мама, и ребенок, и папа совместными усилиями «убивают папу» – каждый по-своему. В частности, дело в том, что риск веселой возни очевиден, а польза – нет.

Ученые постоянно находят подтверждения тому, что время, проведенное с отцом, одаривает детей социальными навыками и умением контролировать себя{282}. Что для этого дает веселая возня? Изучение крысят, предающихся веселой шуточной борьбе, показывают, что они, когда вырастают, меньше склонны к агрессии и обладают более развитыми социальными навыками{283}. Что касается людей, мы уже убедились, что папы во время возни склонны чутко реагировать на настроение ребенка и таким образом учат его, как важны два компонента установления границ для самозащиты – понимание своих потребностей и умение о них рассказать: ведь без них рискуешь потерять голову от веселья, а тогда жди беды. Это иногда называют «эмоциональным интеллектом в боевой обстановке»{284}.

5. Пределы возможностей детей. Проверка на прочность

– Хорошенького понемножку! – отчитывала Бетти Арнольда, папу Марси. – Марси всего в четвертый раз встала на горные лыжи, а ты уже повел ее на склон средней сложности, для детей, которые катаются уже много лет. Она даже упала, но ты все равно не понял намека и не увел ее оттуда. А если бы на нее наехал какой-нибудь лихач? Неужели ты не видел, как она устала и напугана?

– Ну и что? – отпирался Арнольд. – Она же назавтра вскочила ни свет ни заря и рвалась обратно!

– Конечно, только она еще подросток, а ты вроде бы взрослый! – ответила Бетти.

На похожую проблему со своим мужем Мартином жаловалась мне и Арлин: Мартин применял словесный аналог того же приема, чтобы проверить на прочность их детей, Марти-младшего и Мэгги.

– Мартин постоянно использует слова, которых Марти-младший и Мэгги заведомо не знают. Ему это известно, но когда я его поправляю, он только рукой машет.

– И вовсе я не машу рукой! Я уже говорил Арлин, что для них это способ расширить лексикон!

– Это их только злит и убивает желание узнавать новое!

– Знаешь, когда тебя рядом нет, я часто так делаю, и дети просят еще!

Тут Арлин с Мартином посмотрели на меня.

Я рассказал Арлин об одном исследовании, где говорилось, что использование в беседе с ребенком незнакомых слов учит его лучше выражать свои мысли{285}. Когда я добавил, что любое слово – незнакомое, когда слышишь его в первый раз, и постоянное знакомство с новыми словами и понятиями в контексте необходимо для освоения языка и увеличивает словарный запас, Арлин явно перестала беспокоиться. А поскольку именно она была чемпионом семьи по «Скрабблу», то даже разрешила себе тоже попробовать этот прием на детях.

Папы часто подталкивают детей к тому, чтобы проверить на прочность пределы своих возможностей – и в школе, и в спорте{286}.

Когда папа видит, что его ребенок очень старается, то, как правило, дает ему победить, но если ребенок выкладывается не в полную силу, позволяет проиграть. Даже папы, самолюбие которых бывает задето каждый раз, когда приходится конкурировать с ровесниками, как правило, забывают о себе, когда соревнуются со своим ребенком. Для папы победа над ребенком – не награда: он победит, если научит ребенка и побеждать, и проигрывать.

Умение папы превращать все в игру – приятный способ проверять на прочность пределы возможностей ребенка. Соревнование зачастую ведется в терминах «В прошлый раз ты пробежал стометровку за двадцать секунд, давай посмотрим, сможешь ли ты побить свой рекорд». Вероятно, смех и прилив сил во время дружеских соревнований снижает у папы стресс и ощущение перегрузки, на которые так часто жалуются мамы.

Да, многим мамам трудно осознать, как важна для детей шуточная борьба с отцом и в какой степени папы проверяют детей на прочность, но еще реже мамы понимают, что папины способы ставить перед детьми трудные задачи требуют времени, поэтому ребенку нужно проводить с папой больше свободного времени.