Мальчики с Марса. Почему с ними так непросто и что с этим делать Грэй Джон

6. Время на общение

Мальчикам нужно время на общение с человеком, чтобы освоиться и свободно проявлять свои чувства. С мамой зачастую все иначе, но с папой – именно так.

Когда папа забрал Рика с футбольной тренировки и спросил, как прошла игра, Рик ответил: «Нормально». Больше папа ни слова от него не добился.

Вечером Рик делал уроки в гостиной, пока папа прибирал в кухне. Рик забрел в кухню. Заглянув в холодильник, не появилось ли там чего-нибудь вкусного, он вдруг спросил:

– Слушай, а вот если ты классно стоял на воротах всю неделю, а потом тренер назначает другого вратаря, это как понимать?

Так начался получасовой разговор. Когда папа честно и откровенно рассказал Рику, что он думает по поводу того, что решение тренера заменить вратаря обидело Рика, у мальчика появились внутренние силы, чтобы поведать отцу еще о полудюжине обид, которые он таил в себе, и они отравляли его психику и подталкивали по скользкой дорожке к депрессии. Если бы папа Рика просто забрал его с футбола и отвез к маме, этот разговор не состоялся бы.

Почему же такой разговор не мог состояться с мамой? Наверное, мог, более того, Рику не потребовалось бы так много времени на раскачку. В чем причина? Вероятно, Рик предчувствовал, что мама будет его утешать и подбадривать, а папа поставит перед ним трудную задачу. Вот почему так важно побольше времени проводить с отцом: ребенку нужно равновесие между маминой и папиной поддержкой.

Когда два исследователя изучили вероятные причины, почему у детей такое крепкое психологическое здоровье в тех случаях, когда они проводят с отцом и матерью поровну времени или живут с папой, у мальчиков в самом верху списка оказалось время общения с папой{287}. А для девочек общение с папой заняло первое место в списке. Хотя девочкам легче выражать свои чувства, от мамы и подружек они получают в основном утешение. В отличие от мальчиков, которым друзья часто бросают вызов (как мы еще увидим), у девочек зачастую нет никого, кроме папы, кто ставил бы перед ними трудные задачи ради их же блага{288}. Эти задачи бывают самыми разными. И, пожалуй, больше всего раздоров между мамами и папами вызывает папино ехидное поддразнивание.

7. Папино поддразнивание. Отцовский способ тренировки эмоционального интеллекта?

Папино поддразнивание – словесный эквивалент шуточных потасовок в папином стиле. Когда папа последовательно соблюдает границы, как это ему свойственно, дети учатся уважать красный свет; когда папа, как это ему свойственно, возится с детьми и ехидно подшучивает над ними, это тренировка толкования всех оттенков желтого.

Арлин жаловалась мне на Мартина:

– Дети обожают играть с папой, но Мартин часто дразнит их и иногда доводит до слез и Мэгги, и Марти-младшего. Особенно Мэгги. Понять не могу, почему Мартин не делает выводов и не прекращает ехидничать, даже когда они плачут. Поэтому я боюсь оставлять их одних с Мартином. Особенно Мэгги.

– Тебя послушать – так они все время плачут. На самом деле это бывает редко, – возразил Мартин. И через несколько секунд они уже обо всем забывают и снова начинают играть. Кроме того, в жизни над тобой часто потешаются, надо уметь на это реагировать.

Его супругу это не убедило:

– В жизни тебя часто травят, а наша задача – защищать детей, а не травить их!

Кто же прав? Оба – и Арлин, и Мартин. Но точку зрения Арлин легче понять: хорошие родители не хотят, чтобы их детей травили. Поэтому разберем подробнее, чем полезно папино поддразнивание.

Когда папа дразнит ребенка, это все равно что прививка: вакцина «дразнит» иммунную систему ребенка версией реального вируса и тем самым укрепляет иммунитет, позволяя ему бороться с вирусом в реальном мире. Однако все хорошо в меру, в том числе и ехидство. Постойте. Почему я написал «когда папа дразнит ребенка, это все равно что прививка?» Потому что дети привыкли, что папы дразнят их, и это часть игры. А когда Арлин как-то раз решила съязвить, Мэгги тут же разрыдалась. Мэгги привыкла, что мама чуткая и серьезная, поэтому перевела ехидное замечание с маминого языка как жесткую критику. Слезы дочери укрепили Арлин в ее убеждениях: «дразнить – это почти травить». Арлин никак не могла понять, чему такому Мартин, по его мнению, учит детей, когда дразнит их.

Когда Мартин дразнил Мэгги и Марти-младшего, он учил их понимать, что значат лукавые искорки в его глазах, легкие колебания тона, тонкие перемены в выражении лица. Поддразнивание – главный папин инструмент тренировки эмоционального интеллекта.

Арлин сражалась за то, чтобы защищать детей в момент атаки. Мартин считал, что готовит детей к атакам в будущем. Детям нужно и то и другое.

Арлин по-прежнему настаивала, что когда детей дразнят, они не чувствуют себя любимыми. Бесспорно, когда тебя дразнит человек, не склонный к ехидству, это легко принять за критику. Но когда дети с Мартином, они говорят на папином языке. И чувствуют, что Мартин дразнит их, потому что любит.

Умеренное поддразнивание – не просто прививка против жесткой критики. Это еще и мужской способ укрепить связь и привязанность. Мужское общение зачастую и состоит в обмене остроумными колкостями. Ваш сын столкнется с этим в средней школе. А особенно – в студенческом братстве.

К студенческим братствам принято относиться настороженно, но на самом деле дружеские связи, завязавшиеся в них, зачастую сохраняются на всю жизнь. Студенческие друзья – самые надежные друзья мужчины. Между прочим, члены братств зачастую гораздо охотнее приходят на встречи выпускников, чем просто студенты. А кому захочется приходить на встречу с теми, кто тебя травил? Так что разница между поддразниванием и травлей гораздо больше, чем считает Арлин. А поскольку лучше понимать чужой язык, чем вовсе не разговаривать, поговорим о тонкостях.

Почему в студенческих братствах так принято ехидничать и обмениваться колкостями? Обмен остроумными насмешками – специфически мужской бессознательный способ натренировать друг друга воспринимать и выдерживать критику, что необходимо для успеха в жизни. Попробуй-ка выдвинуться в президенты, если плачешь, когда тебя дразнят.

Если речь идет о мужчинах, то чем опаснее их профессия, тем чаще коллеги обмениваются ехидными замечаниями. Без них шагу нельзя ступить среди тех, кто каждый день рискует жизнью на работе – среди военных и шахтеров, строителей, полицейских и рыболовов с Аляски. Для них насмешка – не оскорбление, а витамин. И женщины, оказавшиеся в их рядах, прекрасно понимают такой язык.

Что же это за язык? Например, когда пожарный входит в горящее здание, он должен быть уверенным, что напарник готов рискнуть жизнью и здоровьем, чтобы спасти его. А если этому напарнику слова не скажи, если он относится к себе слишком серьезно, если он самовлюбленный обидчивый неженка, нельзя рассчитывать, что он рискнет своей жизнью, чтобы вытащить коллегу из-под завала, когда рухнет потолок.

Несомненно, самый опасный род войск – морская пехота. Морской пехотинец точно знает, что если его ранят, то какой-нибудь тонкокожий нарцисс едва ли рискнет ради него попасть под огонь противника. Поэтому морпехи постоянно проверяют друг друга, чтобы понять, кто не просто готов погибнуть, но и достаточно силен, чтобы вынести товарища с поля боя, и это создает дружеские связи на всю жизнь: «Бывших морпехов не бывает».

Кроме того, сугубо мужское поддразнивание выявляет уникальные черты человека и указывает либо на его слабость, либо, наоборот, на избыточную силу, которая, как опасаются другие мужчины, способна внушить ему мысль, будто он лучше остальных – этакая примадонна. Нельзя рассчитывать, что этот альфа-самец станет рисковать жизнью ради «низшего существа».

Например, когда Питер поступил в пожарную бригаду, то радовался, что будет на особом положении, поскольку брандмайором был его отец. Его товарищи опасались, что к ним на шею сядет примадонна. Они боялись, что если рухнет горящая крыша, Питер не станет рисковать своей жизнью ради них, а, наоборот, позовет на помощь. Поэтому они начали дразнить Питера – в ванной демонстративно отступали в сторону от зеркала, чтобы не заслонять обзор «примадонне Питу».

Один раз, когда Питер обедал в столовой пожарной части, кто-то из пожарных вручил ему пожарную пику – шест с крючком на конце – и в шутку заявил, мол, Пит такой большой мальчик, что подцепить соленый огурец из банки сможет только пикой. На это Питер тут же сделал вид, будто ковыряет пикой в носу, и коллеги сразу поняли, что он способен посмеяться над собой. А когда он преспокойно вернул пику Фрэнку, зачинщику, и спросил, какую пику он предпочитает – по острее, с перчиком, или без – то ясно дал товарищам понять, что будет дразнить их в ответ, то есть согласен играть в их игру по-честному.

Перед нами пример всевозможных тонкостей эмоционального интеллекта, которым Питер научился благодаря отцовским поддразниваниям:

Питер ответил в шутливом тоне и тем самым показал, что уловил суть игры. Если бы Питер избрал агрессивный тон – «какую пику Фрэнк предпочитает в зад – с перчиком или без» – то провалил бы экзамен. Агрессия – показатель, что человек утратил контроль над собой, уходит в оборону и не способен воспринимать критику.

Когда Питер вернул пику Фрэнку, то тем самым показал, что с удовольствием поиграет с Фрэнком, а не станет раскалывать коллектив, обеспечивая себе группу поддержки в борьбе против Фрэнка. Это тоже стало бы признаком слабости.

Когда Питер шутливо ответил Фрэнку при всех, то дал товарищам понять, что умеет постоять за себя безо всякой агрессии – что он не побежит за защитой к папочке, и, следовательно, эту его «силу» нельзя использовать против него.

Джо, отец Питера, подготовил сына к пониманию, что если ты хочешь, чтобы тебя приняли в группу, и не желаешь стать изгоем, провокации неизбежны. Когда мужчины и мальчики обмениваются ехидными замечаниями, даже не очень остроумными, то тренируют друг у друга умение воспринимать критику, поскольку бессознательно понимают, что без этого успеха в жизни не добьешься.

Так что, когда товарищи по бригаде решили испытать Питера, Джо старательно держался в стороне, поскольку понимал, что любое вмешательство лишь усугубит опасения пожарных, что Питера придется оберегать, а следовательно, нельзя рассчитывать, что он станет помогать товарищам.

А еще Джо научил Питера, что надо четко ставить границы – то есть уметь постоять за себя, если считаешь провокацию или поддразнивание слишком жестокими. Поддразнивание и провокации – это ржавое лезвие надежности: чуть промахнешься – и мы покажем тебе желтую карточку и проверим, можно ли на тебя положиться или ты чуть что разобидишься.

После кое-каких проверок Питер стал полноправным членом пожарной бригады. Однако вопрос о провокациях для новичков встал снова, когда в их чисто мужском коллективе появилась первая женщина. Пожарные не сразу решились испытывать ее, поскольку опасались обвинений в сексизме. Но они понимали, что если допустить новенькую в бригаду без должной проверки, это и будет самый настоящий сексизм: они лишат коллегу равных возможностей создать дружеские связи и войти в команду. «Куда ни кинь, всюду клин», – печально заключил Джо.

Пожарные не подумали, что нужно задать себе вопрос: «А может быть, узнать у нее или у других женщин-пожарных, какие еще есть методы проверки новичков, которые тоже позволяют ветеранам понять, готов ли новобранец рискнуть своей жизнью ради их спасения?»

(Кстати, один из способов подготовить вашего сына к роли лидера – приучить его выслушивать все точки зрения, но при этом придумывать неожиданные варианты, которых никто еще не высказывал.)

В группах мужчин, объединенных либо физической опасностью (опасные профессии), либо большой ответственностью (руководители высшего звена), либо конкуренцией (командные виды спорта), поддразнивание – не знак неуважения, а необходимое условие дружбы. Сам предмет поддразнивания действительно указывает на потенциальную проблему, но мужчины в подобных группах станут тебя дразнить только в том случае, если ты окажешься кандидатом на членство в команде. Если тот, кого дразнят, показывает, что у него развит эмоциональный интеллект (например, Питер благодаря папиной подготовке), то завоевывает уважение тех, кто дразнит, а следовательно, получает допуск в узкий круг узкого круга.

Короче говоря, в мужской среде кого не дразнят, тем не доверяют.

Когда Мартин дразнит своих детей, то готовит их не только к взаимодействию с соучениками и сотрудниками с первого класса до рабочего места, но и к счастливому браку. Супружеские пары, которые во время ссор поддразнивают друг друга, после завершения конфликта чувствуют себя счастливее и ближе друг к другу, чем те, кто предпочитает прямую критику{289}. Неумение воспринимать личную критику, особенно со стороны любимого человека, – ахиллесова пята рода человеческого, однако поддразнивание – при условии, что оно сопряжено с искренними шутками, – зачастую воспринимается не так остро. В прошлом шутам платили именно за ехидные дразнилки, и подобное мастерство ценилось очень высоко. Если король спокойно воспринимал выходки шута, его придворным жилось много легче: они понимали, что король им доверяет и что они могут высказывать свое мнение, не рискуя головой.

Едва ли сатирические передачи на телевидении были бы так популярны, если бы мы не умели правильно воспринимать сатиру со всеми этими ухмылочками, колебаниями интонации, подмигиваниями, поднятыми бровями, на лишний миг застывшими взглядами – а главное, если бы мы не ценили время, когда можно сойти с пьедестала, снять белое пальто, прекратить судить и рядить и наконец-то от души посмеяться вместе с близкими.

Арлин была очень рада, когда узнала об этом. Дразниться сама она пока не научилась, зато начала понимать, что в мужской среде «кого не дразнят, тому не доверяют». Конечно, Арлин хотела, чтобы и у Марти-младшего, и у Мэгги был развит эмоциональный интеллект и чтобы им доверяли мальчики и мужчины. Когда она поняла, какую важную роль играет поддразнивание, то по крайней мере осознала, что Мартин вносит свой вклад в воспитание детей, а вовсе не проявляет черствость.

При всем при том Арлин по-прежнему опасалась, что дразнилки и провокации вот-вот перейдут за грань травли и оскорблений. В глубине души она считала, что подобного рода испытания унижают человека. И это не лишено оснований…

Чаще всего дразнят друг друга представители опасных профессий, поскольку готовность погибнуть предполагает, что надо быть готовым покинуть дом, где тебя ценят, и отправиться на работу или на войну, где твоя жизнь ничего не стоит. Поддразнивание и провокации при приеме в команду помогают новичкам, особенно в армии, ампутировать друг другу индивидуальность, так как военная машина лучше всего работает, когда состоит из стандартизированных деталей, а не из людей, каждый из которых заявляет: «Я личность».

В относительно мирные времена особенно трудно бывает подготовить вашего сына к отношениям полов на рабочем месте: ведь в наши дни мужчинам, с одной стороны, внушают, что женщины и мужчины равны, а с другой – что если мужчины позволят себе испытывать и дразнить женщин как равных, то погубят карьеру и разрушат семью. Это укрепляет убеждение мужчин в том, что женщины хотят усидеть на двух стульях. А когда женщин испытывают и дразнят, они одновременно убеждаются, что их недостаточно ценят, и укрепляются во мнении, что мужчины одобряют равенство только на словах.

Джо и Мартин так удачно тренировали у своих сыновей эмоциональный интеллект и приучали Питера и Марти-младшего к поддразниванию именно потому, что не просто хорошо понимали мужскую культуру поддразниваний и провокаций, но и осознавали, чем она отличается от женской культуры ехидства. Женщины из определенных социально-культурных слоев тоже дразнят друг друга, но если речь заходит о том, что сильный дразнит слабого, например, отец – ребенка, или мужчины – женщин в мужских коллективах, где женщины опасаются, что их не будут уважать на работе, – в их представлении простора для поддразниваний остается значительно меньше. И даже в женской среде поддразнивание подчиняется другим неписаным законам.

Скажем, многие женщины согласны с наблюдением Сэди:

Когда мы ходим в кафе с подружками, то болтаем и даже перебиваем друг друга, выслушиваем, подбадриваем. Это очень здорово.

Но стоит одной из нас уйти в туалет, все остальные пользуются случаем и говорят что-нибудь о ней – высказывают критические замечания или опасения. Когда наша подруга возвращается, мы снова улыбаемся и ведем себя так, будто ничего не случилось. Хм. Наверное, именно поэтому лично я, когда мы сидим с подружками и мне требуется в туалет, обычно жду, когда туда соберется еще кто-нибудь, и иду с ней вместе.

– Так вот почему женщины всегда ходят в туалет вместе! – засмеялся я. А потом спросил: – А вам случается прямо высказывать критические замечания или опасения?

– Опасения – конечно. Обычно тут же, прямо в компании. Но критику… скорее нет. Если с кем-то из подружек все совсем плохо, мы просто в следующий раз соберемся без нее.

То есть процесс, который зачастую происходит между женщинами, можно назвать «антиподдразниванием» и «антипровокациями». Если в женской среде и наблюдаются провокации и поддразнивания, как в «Дрянных девчонках», это знак, что женщина, которую дразнят и провоцируют, – кандидат на вылет, а не новобранец, которого ветераны проверяют на прочность, чтобы в дальнейшем сделать равноправным членом команды. Зачастую это происходит уже после того, как женщины-ветераны попытались подружиться с новенькой другими средствами (делились слабостями, поддерживали друг друга), и вовсе не способствует дружбе само по себе.

Таким образом, мужчины и женщины по-разному расценивают роль провокаций и поддразниваний и зачастую не могут понять друг друга, и это недоразумение усугубляется одним из первейших правил мужских дразнилок: целься в тех, кто не такой, как ты. Морской пехотинец Рахиль Сиддики был мусульманином, и его обвинили в том, что он шпион, и били по шее, мол, так поступают исламские террористы, когда обезглавливают жертв{290}. А женщины в принципе отличаются от мужчин, поскольку женщину изначально подозревают, что она предпочтет, чтобы ее защищали, а не дразнили и провоцировали.

Чем чаще профессия требует физически рисковать жизнью ради спасения других, тем больше вероятность, что она сугубо мужская. И тем больше вероятность, что женщина, избравшая такую профессию, столкнется примерно с теми же провокациями, что и Питер, когда другие пожарные опасались, что отец будет его опекать. Но женщины зачастую воспринимают это как сексизм в отношении женщин, в то время как для мужчин это как раз борьба с сексизмом: с их точки зрения сексизмом было бы оберегать женщин от провокаций, и они боятся, что подобная дискриминация помешает их коллегам-женщинам защищать родину в полную силу.

Когда Мартин дразнил детей, Арлин больше всего боялась, что поддразнивание зайдет слишком далеко и станет травмой на всю жизнь, – боялась трагедии Рахиля Сиддики, который покончил с собой, не выдержав издевательств. Поэтому Арлин не видела, как благотворно отцовское поддразнивание влияет на Мэгги и Мартина-младшего: едва ли ее дети были склонны к смертельным профессиям, поэтому она первоначально видела только риск травмы, а не возможность как следует потренировать детей перед встречей со всевозможными желтыми карточками взрослой жизни и повысить эмоциональный интеллект. Мартину и Арлин было трудно найти общий язык по вопросу поддразниваний и защиты, но Мэгги и Марти-младшему было только полезно наблюдать, как родители нащупывают равновесие. А когда Мартин и Арлин поняли, как важно находить равновесие, эмоциональная напряженность между ними ослабла, и Мэгги и Марти-младшему стало дома гораздо уютнее.

Номинальный (иерархический) отец. Анатомия «отцеубийства»

Иерархическая система на работе во многих организациях оставляет у женщины ощущение, что она – человек второго сорта, однако такое же чувство возникает и у отца семейства при перекосах иерархии в семье, особенно если при этом отсутствует понимание, как важно для детей отцовское воспитание. Данные Исследовательского центра Пью подтвердили то, что многие из нас знают на личном опыте: и сегодня женщины главенствуют дома, а мужчины обеспечивают финансирование. Ученые установили, что даже в парах, где оба супруга работают, «правом решающего голоса обладает женщина независимо от того, сколько она зарабатывает – больше или меньше партнера»{291}.

Власть в семье

Источник: Исследовательский центр Пью{292}.

Вашему сыну со всех сторон будут твердить о том, как пренебрегают женщинами на рабочем месте, но едва ли ему скажут о том, как в семье пренебрегают его собственным потенциалом отца. Более того, отцовский вклад не просто не ценят, а еще и используют как повод для «отцеубийства». Эту тему редко обсуждают всерьез, зато она часто становится предметом шуток, например, в старых мини-комиксах про Денниса-Мучителя, где Деннис объясняет подруге: «Побед без поражений не бывает, разве что когда мама спорит с папой»{293}.

Разница в том, кто чего ждет: на работе все должны подчиняться иерархии, даже когда генеральный директор отчитывается перед акционерами. И генеральный директор понимает, что сохранит свою должность, если будет соблюдать определенные условия. Но ваш сын никак не ожидает, что у него с женой будут иерархические отношения. Ведь они клялись друг другу быть вместе «в горе и в радости», а не «лишь при условии, что ее все устраивает». Отцовское ощущение, что он лишь условно-иерархический, номинальный папа, особенно обостряется, когда ваш сын сам становится отцом. Так как же научить его постоять за себя, пока не поздно?

Есть два простых теста, которые наверняка проделал ваш сын, чтобы узнать, насколько его папу ценят в семье и, следовательно, насколько будут ценить как отца его самого.

Первый – это послушать, как выражается мама. Если она говорит «мой сын» и «моя дочь» – а в худшем случае говорит «мой сын», когда она им гордится, и «наш сын», когда она чем-то недовольна, – пиши пропало.

А второй? Если ваш сын замечает, что его папа играет с ним иначе в присутствии мамы, то, возможно, бессознательно опасается, не станет ли он сам условным папой – отцом, который вынужден видоизменять свои методы общения с ребенком, чтобы удовлетворять маминым условиям. Иначе говоря, этот отец чувствует себя номинальным отцом: он имеет право исполнять отцовские обязанности лишь так, как разрешает мама в соответствии с собственными представлениями о правильном отцовстве.

Если ваш сын умен и чуток, то, вероятно, догадается, что у него дома есть стеклянный потолок – и папе никогда в жизни не занять поста выше вице-президента семьи, генеральным директором которой все равно будет мама. Один стеклянный потолок мы уже увидели благодаря успехам женского движения, но тот потолок, который ощущает ваш сын, пока невидим.

Чтобы пробудить у сына способность видеть стеклянный потолок, полезно поощрять участие в мужских группах, где все сказанное останется конфиденциальным. Я организовал около трехсот таких групп, куда вошли мужчины от семнадцати до девяноста лет, и обнаружил, что это один из лучших способов дать мужчине свободу признаваться в своих слабостях, не боясь утратить уважения. Это должно быть бесплатно. Такие мужские группы можно создавать уже в старшей школе – как правило, под супервизией учителя или тренера. Когда вашему сыну перевалит за двадцать, он сможет примкнуть к группе сверстников. Так что если вам когда-нибудь хотелось узнать своего сына поближе, превратившись в муху на стене мужской группы, это ваш шанс. Только не ждите и не требуйте политкорректности. Чего стоит ожидать – так это честной картины динамики, которую ваш сын выстраивает из мелких деталей отношений мамы с папой, а еще – что мужская группа даст ему обратную связь, которая поможет разобраться, что в семейной динамике он может перенять, а что предпочтет изменить.

Папа Дональда и сын Дональда

Когда в начале очередной сессии одной моей мужской группы мы проводили обычную вводную – коротко делились новостями, Дональд сказал, что у его папы только что был инфаркт. После вводной мы попросили Дональда рассказать об отце подробнее, чем раньше, и начать с самых приятных воспоминаний.

Самые приятные воспоминания – это как я ходил на папины концерты кантри-музыки. Звездой он не был, но у него была своя аудитория, особенно в Нэшвилле и окрестностях, где мы жили. До знакомства с мамой он был профессиональным музыкантом, и когда мне было года три-четыре, он иногда выезжал куда-нибудь с короткими гастролями.

А самое теплое воспоминание? Это, конечно, поездки с ним на концерты перед тем, как родилась моя сестра. Он водил нас с мамой за кулисы, мы там знакомились и с продюсерами, и с кем-то из преданных фанатов. Фанаты его прямо на руках носили – уму непостижимо! И мне тогда казалось, что у меня лучший папа на свете. Но больше всего я любил, когда папа представлял нас с мамой зрителям. Он всегда выбирал для этого разные моменты. Поэтому перед каждой песней я думал: «Вот допоет – и пригласит нас с мамой на сцену!» А когда он наконец представлял нас, то всегда поднимал меня на руки. И обнимал крепко-крепко. И говорил с любовью в глазах: «Вот главная радость в моей жизни».

Я прямо чувствовал, с какой гордостью он смотрит то на меня, то на маму, как ему было приятно, когда мама улыбалась нам в ответ. От этого у меня возникало ощущение, что все мы тесно связаны. Мне становилось так уютно. Помню, как однажды он еле сдержал слезы, а я спросил его: «Папа, ты плачешь?» А он сказал, что это слезы любви.

Дональд замолчал – и на глазах у него тоже появились слезы.

– Думаю, это не просто самые счастливые воспоминания детства. Возможно, это лучшие моменты всей моей жизни.

От этих воспоминаний лицо Дональда прояснилось, но через несколько секунд один из участников группы заметил, что выражение его стало немного другим, и попросил:

– Дональд, расскажи, почему тебе так грустно.

– Наверное, главное потрясение при известии о папином инфаркте было в том, что я испугался, что он умрет сломленным. А может, потому, что он уже был сломлен. Он давно утратил радость жизни. Такой контраст с тем папой, который брал меня на руки на сцене…

– А что случилось?

– Помню, как мне было лет пять-шесть, и родители сказали, что мама беременна и у меня будет братик или сестричка. Я обрадовался, но потом подслушал, как папа с мамой договариваются, что она не сразу выйдет на работу в школу, а им нужен дом побольше. Они решили, что папа бросит концертировать, разве что по выходным. Я слышал, как они говорят, что им обоим это не нравится, но, видимо, другого выхода нет. Потом папа долго искал работу то в одной фирме, то в другой. Я впервые увидел его раздраженным. Мне такое раньше в голову не приходило, но сейчас я, кажется, понял, в чем дело.

– Я-то уж точно понял, – пробормотал один из членов группы, а потом, вспомнив наше правило – сосредоточиться на говорящем, спросил Дональда: – Что именно ты понял?

– Я представил себе, каково ему было – каждый день получать отказ, причем отказ в работе, которую ему даже не хотелось выполнять. Так что он проигрывал в обоих случаях – и если получал работу, и если не получал. Господи, как это уныло!

– А он в конце концов нашел работу?

– Нашел. Страховым агентом в крупной корпорации.

– А когда родилась твоя сестра, отец стал счастливее?

– В каком-то смысле да. Он ее обожал и, конечно, был на седьмом небе от счастья, когда удавалось побыть с ней. Но моя сестра превратилась в центр вселенной. Я, конечно, питал по этому поводу противоречивые чувства – как полагается.

Дональд снова задумался.

– Что происходит, Дональд?

– Я просто складываю два и два. Примерно тогда же я, помнится, заметил охлаждение между мамой и папой. Господи! То же самое произошло и у нас с Барбарой [первая жена Дона], когда родился Дэвид.

– После рождения сына ты отдалился от жены?

– Да, безусловно.

Кто-то из участников вставил:

– У нас с женой тоже так было, когда родилась старшая дочь.

Все отцы в группе дружно закивали.

– Что ты чувствовал тогда, Дональд?

Молчание Дональда затянулось – будто он решает, оставить ли этот вопрос без ответа или углубиться в опасные дебри.

– Страшно сказать, но у меня было ощущение, будто я работаю не покладая рук, чтобы обеспечить жене нового любовника, за которого я плачу.

– Ух ты. Яркий наглядный образ. Сильно. А Барбаре ты это говорил? – спросил кто-то из группы.

– Вот уж не стоило! – полушутя, полусерьезно бросил кто-то, явно исходя из собственного горького опыта.

– Конечно, я бы этого никогда не сказал. Только здесь могу высказаться. Наверное, в другом месте я запретил бы себе даже думать об этом.

Участники группы снова закивали. Потом один из них обратился к Дональду:

– Почему ты считаешь, что об этом даже думать ужасно?

Дон снова помолчал.

– Мне стыдно. Я должен думать не о себе, а о сыне.

В группе начался оживленный десятиминутный разговор – все мы признавались, что у нас были такие же чувства, но никогда не хватало духу сказать о них женам и вообще рассказать о них где бы то ни было – мы считали, что так нельзя даже думать.

– Ты говоришь, что, возможно, у твоего отца случился инфаркт, потому что он чувствовал себя сломленным? – осторожно спросил у Дональда кто-то из участников.

– Да, именно так я и думал… сам не знаю. Было такое ощущение, что чем лучше у папы дела в фирме, тем больше он ездит в командировки и тем глубже погружается в депрессию. Он часто не ночевал дома, начал выпивать. Когда он срывался, ему потом было стыдно, но проходила неделя-другая – и все начиналось заново. Когда папа вышел на пенсию, у них с мамой не осталось ни следа той любви, которую я ощущал, когда папа брал меня на руки на сцене. Сегодня им больше нравится играть с Дэвидом [сыном Дональда], чем оставаться вдвоем.

– Да уж, Дональд, скверно все вышло. А теперь еще инфаркт – стало совсем тяжело. Но папа жив, а значит, ты можешь укрепить отношения с ним.

– А как же ты сам, Дональд? Музыка явно нравится тебе больше, чем остеопатия.

– Конечно, сейчас мне больше всего нравится заниматься музыкой с Дэвидом, я люблю ходить на его концерты, хотя ему всего пятнадцать, и я побаиваюсь, не избалуют ли его девушки вниманием! Его это, правда, не тревожит.

– Что ты делаешь, чтобы и у тебя, и у Дэвида все было иначе, чтобы самому не превратиться в своего папу?

– Ну, во-первых, я развелся… – группа рассмеялась, а Дональд продолжил: – Если говорить о хорошем, то я, во-первых, честно и открыто поговорил с Дэвидом, чем придется пожертвовать ради того, чтобы заниматься любимым делом, как легко превратиться в «нищего художника» и в результате заниматься чем-то, чем ты не против заниматься, но чего ты не любишь, чтобы заработать на хлеб.

– Какой пример ты ему подаешь?

– Пытаюсь все сбалансировать. – Дональд виновато усмехнулся. – Но мне еще несколько лет платить алименты, а потом еще за обучение в колледже. Пока что я пытаюсь раскрутить продажи диска, которым хвастался месяц назад, и заодно учу Дэвида, как записывать и рекламировать диски, чтобы получать кое-какой пассивный доход. Дэвиду очень нравится сама мысль. Кроме того, я помогаю ему уже сейчас придумать запасную профессию, которая не позволит ему впасть в депрессию, как мой папа… а иногда и я сам. Еще я стараюсь объяснить Дэвиду, что такое иметь детей. Это трудный разговор, потому что, когда мы его начали, он сразу спросил: «А ты рад, что у тебя есть я?»

– Ой-ой. И что ты ответил?

– Я сказал, что это лучшее, что было у нас с его мамой в жизни. Думаю, он понял, что я не преувеличиваю. Тогда я сказал ему, что из него получится отличный отец, но в конечном итоге каждому приходится самостоятельно искать ответ на этот вопрос.

– Если не получается так, что жена хочет ребенка, тогда на него отвечают за тебя, – мрачно пошутил кто-то из участников, и вся группа понимающе хохотнула.

– Да, Дональд, ты настоящий мудрец. А ты говорил Дэвиду, как уберечься от развода, раз уж вы с Барбарой развелись?

– Прямо – нет. Но я советовал ему искать жену, которая думает о других… присматриваться к тому, как она разговаривает с официантами, с собственными родителями и так далее.

– Но у тебя самого это, очевидно, не получилось, – поддел его кто-то из группы.

– Меня очаровали красота и обаяние Барбары, а на издержки пришлось согласиться. Но этого я Дэвиду не сказал и не хочу сыпать благоглупостями вроде «не в красоте счастье», поэтому и стараюсь приучить Дэвида ценить женщин, которые, например, сами платят за себя в ресторанах, строят карьеру – ну, сами понимаете.

– Требовать, чтобы женщина сама за себя платила?! Из-за тебя ему все будут отказывать!

– Да, это меня тоже беспокоит. А ты правда так думаешь? Мне-то кажется, что надо внушить ему мысль, что лучший способ найти девушку, которая не будет относиться к нему как к ходячему кошельку, – не быть ходячим кошельком.

– Жалко, что папа мне этого не объяснил в свое время, – заметил Брэд, а еще два-три человека закатили глаза, словно говоря: «Ну, удачи».

– В целом, Брэд, я с тобой согласен – я говорю сыну все то, чего мне когда-то не сказал папа, и теперь я об этом жалею.

Я улыбнулся.

– Когда вы с Дэвидом играли дуэтом после Суперкубка, от вас прямо исходили волны любви и радости. И от тебя, и от Дэвида. Думаю, вам удалось разорвать порочный круг.

Воитель и защитница. Как рассказать сыну, какой вклад вносит отец в сбалансированное воспитание

Вскоре после того, как Дональд рассказывал нашей мужской группе о своих лучших воспоминаниях об отце, мы все участвовали в мозговом штурме по поводу любимых воспоминаний других участников.

Начал Гленн:

– Мое любимое воспоминание – как я пытаюсь перехитрить папу, когда мы играем в прятки. Поначалу я прятался под покрывало на кровати. Но потом вырос, и папа сразу меня находил, и тогда я перебрался в платяной шкаф в спальне. Он и там меня находил, тогда я стал класть под покрывало подушки, чтобы он решил, что это я, а сам прятался в другом месте. Он и тут меня раскусил, и тогда я стал заводить будильник, и он звенел под одеялом. Для меня не было большей радости, чем «обмануть» папу. Чем дольше мне удавалось его обманывать, чем дольше он меня искал, тем дольше он потом в награду подбрасывал меня к потолку, а потом или ловил, или не ловил, и я плюхался на кровать. Он бросал меня очень-очень высоко, и мама страшно пугалась. Наверное, от этого было еще веселее – у нас был тайный союз.

– А я обожаю вспоминать, как мы играли в лошадки, – сказал Джим. – Я пришпоривал папу пяткой в бок, чтобы он сильнее брыкался, как настоящий конь. А я старался продержаться на нем подольше, не дать себя сбросить.

– А мама что говорила?

– Ха! Я просил: «Сильнее, сильнее!», а мама твердила: «Не брыкайся так сильно!» Бедненький мой папочка! – Джим засмеялся. – Один раз я свалился и заплакал, потому что любил, чтобы папа обнимал меня, когда я плачу. Но тут мама закричала на отца, мол, довел меня до слез, и после этого мы долго не играли в лошадки. А потом, если я и падал, то старался не плакать.

Когда мальчик растет с отцом – когда папа возится с ним, учит его, читает ему на ночь – любовь и поддержка папы становится неотъемлемой частью личности мальчика, как сироп, который пропитывает блинчик. Пропитанный сиропом блинчик уже никогда не будет прежним, он изменился навсегда, – так меняется и мальчик под влиянием отца.

Когда ваш сын станет старше, ему необходимо будет узнать, что смесь из смеха, возни, состязаний в остроумии, которую предлагает отец, и есть рецепт создания парадоксальных уз, когда ты понимаешь, что вы в одной команде, именно потому, что вы в разных командах. Надо, чтобы ваш сын осознавал, как ему самому, став отцом, задействовать эти парадоксальные узы как рычаг, который позволит ему вовремя укладывать детей спать и заставлять делать уроки, а еще – научить ребенка, даже упав, подниматься и двигаться дальше.

Быть отцом-воителем – это еще и внимательно выслушивать маму-защитницу и тем самым помогать ей обрести в себе внутреннюю воительницу. Это можно делать и когда вы женаты, и в разводе, при условии, что даже в разводе вы исполняете свои «четыре обязанности».

17

Четыре обязанности разведенных родителей