Мальчики с Марса. Почему с ними так непросто и что с этим делать Грэй Джон
Тот аспект героического интеллекта, который отвечает за дворовые игры, где ты вечно то на одной стороне, то на другой, учит мальчиков, что раздоры, даже ругань и потасовка, зачастую зависят от роли. Не надо воспринимать все лично. Если сегодня ты затаишь на кого-то зло, завтра это помешает тебе сыграть в команде.
Откуда мы знаем, что это полезно мальчикам? Ученые исследовали видеозаписи спортивных игр (от пинг-понга до бокса) с участием мужчин и женщин из 44 стран и обнаружили, что после игры мужчины-противники дольше говорят друг с другом, чаще хлопают друг друга по спине и обнимаются, чем женщины. Даже рукопожатия между мужчинами были теплее и крепче, чем между женщинами, у которых они скорее «холодные», по выражению ученых{420}. Это исследование провела Джойс Беренсон из Гарварда, которую вдохновили похожие исследования самцов шимпанзе, которые могут подраться сегодня, но это не мешает завтрашнему сотрудничеству. Кроме того, Беренсон цитирует другие статьи, где говорится, что «если две женщины соперничают на работе, то чувство обиды у них потом гораздо сильнее»{421}.
Когда мальчики конфликтуют, родители обычно стараются их разнять, а учителя – наказать. Однако положительный аспект героического интеллекта состоит в том, что мужчины и мальчики «дерутся по полной», но потом не таят обиды, поскольку понимают, что причина конфликта – разные роли и разные цели, а не плохой человек.
Мальчики более склонны относиться к жизни как к игре – и не только в виртуальных мирах, – и лучше понимают, что сегодняшний противник станет завтрашним партнером.
Главная задача родителей – сохранить и преумножить все лучшее, что подразумевает традиционная мужественность, поскольку вашему сыну очень трудно разобраться, как это – одновременно быть как все и уметь постоять за себя. Это и правда парадокс. Если вы внушите своему сыну традиционные мужские ценности, не доводя их до абсурда, он разрешит этот парадокс в соответствии с особенностями своего характера.
Это не самая простая задача: социальные соблазны, которые вырабатывают у вашего сына героический интеллект, так глубоко укоренились, что ваш сын давно перестал быть хозяином своего тела. Не ему решать, что делать со своим телом, более того, и не вам, по крайней мере, на сознательном уровне. А поскольку бессознательный выбор – это и не выбор вовсе, давайте разберемся, какие социальные соблазны за это отвечают, чтобы вы могли принимать за своего сына решения, которые не принимали за вас ваши родители.
Ваш сын – не хозяин своего тела
Ваша дочь наверняка много раз слышала, что «женщина – сама хозяйка своего тела» и «ее тело – ей и решать».
Вашему сыну никто никогда не говорил, что «мужчина – сам хозяин своего тела» и «его тело – ему и решать».
И на то есть причины. Если бы вашему сыну сказали, что «мужчина – сам хозяин своего тела», вероятно, у вашей дочери просто не было бы тела, которому она могла бы стать хозяйкой. Ведь жизнь наших дочерей – жизнь каждого из нас – испокон веку зависела от того, что наши сыновья были обязаны рисковать собой.
Все начинается с первых дней…
До обрезания мой сын был тихим, спокойным ребенком. А после обрезания стал совсем другим.
Распространенная жалоба родителей, по словам доктора Ванессы Данн{422}
Неужели «спокойные» мальчики становились «совсем другими» именно в результате обрезания? До недавнего времени мы не знали ответа на этот вопрос. Представители культур, где принято обрезание, об этом не задумывались. Но мы все-таки задумались. Так вот, в США обрезанию подвергаются примерно три четверти новорожденных мальчиков, обычно без обезболивания (считается, что обезболивание опасно для новорожденных). Вот всем мире крошечные мальчики в знак протеста вопят так, что кровь стынет в жилах, но их все равно обрезают. Мальчик не хозяин своего тела.
Однако в некоторых странах и в некоторых врачебных сообществах концепцию обрезания решили пересмотреть. Например, Датская медицинская ассоциация утверждает, что обрезание нельзя проводить до 18 лет, и юноша сам должен принимать это решение{423}.
Зачем вообще обрезать мальчиков? Чем активнее общество готовит мальчиков к роли расходного материала, особенно пушечного мяса, тем важнее роль обрезания в этой подготовке. Обрезание – первый шаг к пренебрежению собственной жизнью. Во многих военизированных культурах, например, у масаи (африканское племя, живущее в Кении и Танзании), мальчик не считается мужчиной, пока его не обрежут, и происходит это вскоре после наступления половой зрелости{424}. Сначала мальчик семь дней подряд пасет скот и тем самым доводит себя до полного изнеможения, а на восьмой день обливается ледяной водой и пешком идет по холоду туда, где происходит обрезание. По пути мальчика осыпают социальными соблазнами и подвергают жесткому социальному давлению, в частности, грозят смертью, если он попытается убежать от ножа. А потом он без обезболивания становится мужчиной, но лишь при условии, что даже не поморщится, когда ему отрежут кусочек пениса.
Если мальчик не пройдет это испытание, готовящее его к роли физического расходного материала, он становится социальным расходным материалом. Это означает, что его не уважают те, кого он уважает. Следовательно, юноша не может найти себе жену, по крайней мере не может жениться ни на одной приличной девушке из своего племени. Парадоксально, но факт: только юноши, превратившиеся в физический расходный материал, могут состязаться за девушек, менее всего служащих социальным расходным материалом. В этом смысле «расходуемые» мужчины и «желанные» женщины создают следующее поколение «расходуемых» мужчин и «желанных» женщин.
В XXI веке масаи отказались от практики обрезания девочек – но не мальчиков. Девочек обрезают с другой целью: лишить их возможности получать удовольствие от секса, чтобы сексуальные желания не влияли на то, кого они выберут в мужья (еще это означает, что такие женщины не особенно стремятся доставить мужчинам сексуальное удовольствие).
Итак, мы подошли к главному. Мы уже говорили о том, что подготовка мальчиков к боли – это подготовка к героическому самопожертвованию, поэтому во многих культурах практика обрезания закрепилась до такой степени, что до недавних пор ученые крайне редко задавались самым важным вопросом: не вредно ли обрезание для здоровья мальчика? Теперь мы знаем, что да, вредно.
Если ваш сын обрезан, то, по данным предварительных исследований, охвативших 300 мужчин, у него примерно на 20 % больше вероятность страдать алекситимией – психологическим расстройством, при котором трудно не только выражать чувства, но и распознавать их{425}. При алекситимии у мальчиков хуже развиты воображение и интуиция. На практике это означает, что они меньше способны сочувствовать другим. А кто не умеет сочувствовать, не способен строить близкие отношения, а значит, у таких мальчиков будет меньше настоящих друзей. Алекситимия средней и тяжелой степени сильно затруднит для вашего сына психотерапию – тот самый процесс, который помог бы ему выражать чувства и вырабатывать эмпатию. Когда обрезанный мальчик с алекситимией вырастет, он в четыре раза чаще будет вынужден прибегать к лекарствам против эректильной дисфункции. По оценкам специалистов, алекситимия в той или иной степени встречается у 10-2896 взрослых, разные исследования дают разные цифры{426}.
Многие исследователи также считают, что обрезание вскоре после рождения приводит к неонатальной травме, которую связывают с агрессией к себе (вплоть до суицида) и к другим{427}.
Если знать, что мы не изучаем влияние обрезания только потому, что не задаемся вопросом о превращении мальчиков в расходный материал, вероятно, будет легче изучить все за и против этой практики, не придавая значения предположению, что раз так поступает большинство американцев, значит, это хорошо. В вопросе об обрезании ваш сын по-прежнему не будет хозяином своего тела – но это решение хотя бы примете вы, его родители.
Сотрясение? Пустяки!..
Хорошенькие девушки из команды чирлидеров кричат: «Вперед! Только вперед!» Странно, что они не кричат: «Вперед, к сотрясению мозга!»
Национальная футбольная лига до недавних пор наотрез отказывалась признавать, что футболисты особенно подвержены черепно-мозговым травмам. Однако в 2017 году «Journal of the American Medical Association» опубликовал результаты исследования, согласно которому при вскрытии 9996 бывших игроков НФЛ были обнаружены признаки хронической травматической энцефалопатии («синдрома пропущенного удара») – нейродегенеративного заболевания, способного привести к деменции{428}.
Ну, положим, это были игроки НФЛ. Если ваш сын просто играет в американский футбол, шансы стать профессиональным игроком у него невелики. Но что говорят исследования университетских сборных? В той же статье говорится, что среди бывших игроков университетских команд тяжелая патология, связанная с хронической травматической энцефалопатией, наблюдалась в 56 % случаев, причем в 85 % из них в виде симптомов деменции{429}.
Около трех миллионов мальчиков в возрасте от пяти до шестнадцати играют в детских и юношеских футбольных командах, в том числе в «Лиге Папы Уорнера»{430}. И именно в этом возрасте ваш сын с большей вероятностью не поймет, как опасно сотрясение мозга, не распознает его симптомов и, чего доброго, вернется на поле уже через сутки{431}. А если ваш сын вернется на поле слишком рано (а в некоторых случаях – в принципе вернется), это приведет к целой лавине последствий: каждое сотрясение мозга подрывает способность оправиться после следующего. К старшим классам средней школы у трети игроков бывает два и больше сотрясения мозга за сезон{432}. А если у вашего сына будет больше двух сотрясений мозга в течение жизни, у него в пять раз возрастет риск снижение способности формировать новые воспоминания{433}.
Считается, что сотрясения мозга истончают мозговую ткань. А это не только портит память, но и мешает сосредотачиваться, а главное – подрывает организующую функцию мозга. Последние исследования университетских игроков показывают, что следы повреждений мозга сохраняются даже спустя много лет после последней игры в колледже{434}.
Кто же тогда в здравом уме и твердой памяти согласится играть в футбол, если это так опасно? Прошу отметить, я говорю это как человек, который принял сторону тренера, когда он уговаривал моего папу разрешить мне стать кикером в нашей школьной сборной. У меня были и другие источники самоуважения, но этот был со всем не лишним! К счастью (как я теперь понимаю), победил папа (и заодно укрепил границу). Однако многие папы играют совсем иную роль…
Помните, как Джек почувствовал себя невидимым, когда его папа хвастался его братом Кайлом на футболе – мол, это мой сын сейчас взял мяч! Джек и сегодня вспоминает, что когда отец все-таки представил его соседям по трибуне, в его голосе вовсе не было гордости и восторга, не то что тогда, когда он говорил о Кайле. «Я чувствовал себя сыном-довеском», – вспоминает Джек.
Поскольку приветственные крики родителей, друзей и красавиц-чирлидеров мальчик слышит задолго до возраста согласия, этот хор социальных соблазнов превращается в смирительную рубашку и лишь закрепляет идею, которую мальчик подсознательно усвоил при обрезании: «Я не хозяин своему телу».
Даже если в одном учебном заведении ваш сын из-за повторяющихся сотрясений мозга будет дисквалифицирован, это не помешает другому учебному заведению пригласить его в команду{435}. В Сиракьюсском университете после третьего сотрясения мозга врач запретил звезде американского футбола А.Дж. Лонгу играть, предупредив, что в его ситуации повышен риск деменции к сорока пяти годам. К Лонгу тут же обратились шесть других университетов. Если у вашего сына развит героический интеллект, но вы не научили его, как сбалансировать его со здравым интеллектом, в колледже его этому не научат. Мало на свете учебных заведений, которым здоровье вашего сына дороже собственной славы.
Если вам трудно убедить сына, что риск нужно принимать в расчет, уделите вечер семейному просмотру фильма «Защитник». Это кино основано на подлинной истории: НФЛ и правда долгое время отказывалась рассматривать исследования сотрясений мозга. Когда Джон Кастелло, талантливый игрок школьной сборной, посмотрел этот фильм, то встревожился настолько, что отказался от двенадцати предложений получить футбольную стипендию, в том числе в престижном колледже Святого Креста.
Однако такие решения мальчики принимают крайне редко, а все потому, что мы коллективно учим мальчиков ассоциировать жестокое обращение и эксплуатацию с любовью: примеры – и обрезание подростков у масаи, и американский футбол. Это горячо поддерживают все другие мальчики, родители, учителя, деньги налогоплательщиков (то есть все мы). А еще, конечно, девушки…
Когда ваш сын-подросток, как зачарованный, смотрит, как самые красивые девочки в школе дружно вскидывают стройные ножки, так и провоцируя заглянуть им под юбки, ему больше всего на свете хочется поддаться их социальному соблазну. А что они ему кричат? «Вперед, только вперед!» Без вашей помощи он не поймет подтекста: «Вперед, только вперед, к очередному сотрясению!»
Пожалуй, нет на свете спортивной игры, которая бы так блистательно готовила вашего сына к жизни, как американский футбол. Мальчик должен следить сразу за множеством сложных маневров других игроков, а когда те резко меняют курс и тактику, в мгновение ока приспосабливаться с учетом намерений всех игроков своей команды. Оттачивать технику командной игры можно бесконечно – и в ходе «разборов полета» после игры, и, конечно, наедине с самим собой. Игрокам необходимо сочетание физической силы, быстроты ума и уверенности в себе, позволяющей ставить интересы команды выше своих. Даже если мальчик не очень одарен от природы, физическая и умственная дисциплина, помноженная на командный дух, позволит ему стать ценным игроком. И это только начало.
Вопрос в том, можно ли все-таки позволить своим сыновьям играть в американский футбол, но при этом уберечь их тело и мозг? В принципе, да. Американский футбол так травматичен, поскольку это контактный вид спорта. Основная причина катастрофических травм на футбольном поле – разрешенные в американском футболе блокировки, захваты и подножки{436}. Но сейчас набирает силу бесконтактный американский футбол – флаг-футбол. И НФЛ его поддерживает.
Флаг-футбол, как и обычный американский футбол, задействует и ум, и тело. Но вот в чем разница: обычный контактный американский футбол – спорт прежде чего физический, а флаг-футбол – игра в первую очередь интеллектуальная. Запретив блокировки, флаг-футбол сохранит тело и мозг вашего сына.
Но мне стало интересно, дает ли он достаточный выход мальчишеской энергии. Чтобы ответить на этот вопрос, я решил познакомиться поближе с юниорской командой, которая тренировалась в Сан-Франциско перед чемпионатом страны 2016 года по флаг-футболу под эгидой НФЛ. Это была команда «Мо-Стил».
На тренировках я узнал, что выдающийся квотербек этой команды Уил Поузис учился в средней школе и играл и в обычный американский футбол, и во флаг-футбол. Я спросил Сару, маму Уилла, чем, по ее мнению, различаются тренировки с блокировками и без. Она ответила не задумываясь: «Флаг-футбол – это в основном стратегия. Перехитрить противника только телом невозможно, поэтому надо много думать».
– А не приводит ли недостаток физического контакта к недостатку сплоченности? – спросил я.
Сара показала на центрального защитника:
– Они с Уиллом с восьми лет мяч гоняют. По дыханию узнают, что кому нужно.
Уиллу нравились обе версии игры. Однако Сара и папа Уилла столкнулись с дилеммой: они сомневались, стоит ли Уиллу продолжать играть в контактный футбол и в следующем учебном году.
Я сказал, что понимаю и разделяю их сомнения. Я уже писал, что сам в старших классах встал на сторону тренера, который хотел включить меня в школьную сборную, причем сделать кикером и пантером, то есть отвести мне роли, которые обычно достаются ребятам физически крепким. А мой папа сомневался, что я при росте за метр восемьдесят и весе 66 кило смогу дать достойный отпор стокилограммовым нападающим: на меня или не обратят внимания, или сметут с дороги.
В моей жизни то и дело, не реже раза в год, происходят разные события, большие и малые, которые заставляют меня с благодарностью оценить отцовскую битву со мной и тренером. Теперь я понимаю, что он бился за меня. Вот, например, когда мы с женой Лиз купили просторный дом, бывший владелец, которому было за шестьдесят, провел нас с подробной экскурсией по нашему новому жилищу, и тут я заметил, что он слегка хромает на лестнице. А он, поймав мой взгляд, печально заметил:
– Я-то надеялся, что мы с женой проживем в этом доме до самой смерти, но в школе я играл в футбол, много раз повреждал колени, и теперь мне трудно подниматься по лестнице…
Времена меняются: когда мы с нашим бывшим домовладельцем учились в школе, ни в НФЛ, ни в школах не поощряли флаг-футбол. Впрочем, в школе, где учится ваш сын, возможно, такой секции тоже нет. Но теперь при поддержке НФЛ все меняется.
Если вы обратитесь в школу, где учится ваш сын, и предложите открыть секцию флаг-футбола, скорее всего, многие преподаватели поддержат ваши соображения. Призвание школьного учителя – развивать ум своих питомцев, а контактный американский футбол ставит его под удар в прямом и переносном смысле. Кроме того, большинство учителей охотно согласятся, что как-то непоследовательно наказывать мальчиков за потасовки на переменах, а потом приветственно кричать, когда они молотят друг друга по головам на стадионе.
Практичнее всего при разговоре с администрацией школы и не заикаться о том, чтобы отказаться от контактного футбола. Лучше открыть секции флаг-футбола (для мальчиков, для девочек, смешанные) в дополнение к классическому американскому футболу. Причем это может быть и бесплатно, если вы совместно с администрацией подключите к делу НФЛ{437}. Поскольку НФЛ теперь поощряет такие секции, возможно, и она готова принять новое определение мужественности, одновременно подкрепляя своим авторитетом представление о «мужественности» флаг-футбола.
Однако если в школе вашего сына не слишком охотно реагируют на новые веяния, и вы опасаетесь, что ваш сын успеет окончить ее, а ничего так и не изменится, поговорите с юристом: дело в том, что контактный американский футбол пускает деньги налогоплательщиков на то, чтобы наши сыновья (и только они) рисковали физическим и душевным здоровьем до достижения возраста согласия. Можно сделать упор на то, что это нарушает Четырнадцатую поправку к Конституции США (о «равной защите»), из которой следуют и законы о защите прав меньшинств, и законы о равноправии женщин. Пожалуй, пора опереться на нее и для защиты физического и душевного здоровья наших сыновей.
Вам вовсе не придется подавать в суд на школу, где учится ваш сын: иногда угрозы суда достаточно, чтобы то или иное учреждение пересмотрело свою позицию в ускоренном режиме, то есть – в данном случае – до того, как ваш сын получит аттестат. Если вы решитесь на такой подход, сделайте это не просто ради сына, а вместе с сыном: это будет для него поучительно при любом исходе. А значит, ваш сын узнает от вас обо всем еще «на берегу». Если он запуган социальными соблазнами («Какой еще флаг-футбол?! Это для слабаков!»), значит, вам первым делом придется поработать с его неумением сопротивляться социальным соблазнам. И только потом вы сможете создавать обучающие моменты и для своего сына, и для его школы.
Если ваш сын поймет, что у него есть выбор между классическим американским футболом и флаг-футболом, это подтолкнет его к мысли, что он сам хозяин своего тела. А если он научится сознательно распоряжаться собственным телом еще в школе, вы заложите основу для того, чтобы он сознательно сделал и следующий шаг: идти в армию или нет.
Мой сын хочет стать военным. Мне радоваться или нет?
Нагляднее всего ваш сын убеждается, что он не хозяин своего тела, когда сталкивается с призывом в армию (только для мужчин) и со всеми наказаниями, которые его ждут за уклонение от призыва и последствия которых будут преследовать его всю жизнь (см. главу 9). Но если ваш сын сам хочет стать военным, возможно, это вызовет у вас смешанные чувства.
Армия обеспечивает дисциплину, в которой обычно нуждаются мальчики, растущие без отцов, поскольку им недостает четких границ. Поэтому, если дисциплина вашему сыну не помешает, но вы не хотите получить его обратно либо в свинцовом гробу, либо живым внешне, но разбитым внутренне, как помочь ему получить, так сказать, все хорошее без всего плохого?
Во-первых, объясните сыну, что даже если солдат останется в живых, очень велик риск принести войну с собой домой: на каждого убитого в бою солдата приходится около 25 ветеранов, покончивших с собой{438}. Расскажите своему сыну о трагедии молодых людей вроде Майкла Юрчисона из Огайо. После терактов 11 сентября он решил защищать родину. Домой он вернулся вроде бы живым – но когда его счастливая мама обняла его у трапа самолета, то вскоре поняла, что «он был словно бы пустая оболочка»{439}. Майкл запил, пристрастился к наркотикам и не мог заснуть без оружия в руках – такого же, с каким привык делить ложе в Ираке. Трагедия Майкла, как и многих других ветеранов, заключалась в том, что он отдал долг родине, но родина не отдала долг ему. Он обращался за помощью, но сталкивался лишь с проволочками и пренебрежительным отношением к его психологическим мучениям.
Если и после этого ваш сын не утратит интереса к военной службе, научите его, как снизить риск – для этого есть конкретные методы. Во-первых, гораздо безопаснее служить в авиации и в сухопутных войсках, чем на флоте. Во-вторых, не надо стремиться в элиту военной авиации, флота и сухопутных войск («зеленые береты» – армейский спецназ, десантники-разведчики, «морские котики», спасатели-парашютисты ВВС), и это значительно снизит вероятность погибнуть или вернуться домой «живым трупом»{440}. Здесь-то вы и пожнете плоды всего, что посеяли, пока рассказывали своему сыну о том, как социальные соблазны приучают мальчиков и мужчин к мысли о том, что они должны стать пушечным мясом. Принадлежность к «элите» – социальный соблазн, вынуждающий вашего сына рисковать душевным здоровьем и жизнью и пренебрегать опасностью посттравматического расстройства. Чем сильнее ваш сын хочет принадлежать к элите, тем сильнее он боится, что его станут жалеть. Однако именно те мальчики, которые сегодня принадлежат к элите, завтра становятся объектом жалости.
Ваш сын – сам хозяин собственного тела. Как сопротивляться хору социальных соблазнов
Но вот в чем вопрос: нам нужно бороться с терроризмом, строить высотные дома и подводные туннели, прочищать канализацию, беречь дома от пожара, и если мы научим сыновей сопротивляться хору социальных соблазнов и самостоятельно распоряжаться своим телом, не получится ли, что всем этим некому будет заниматься?
Скорее всего, нет. Чем сильнее ваш сын себя уважает, тем с большей готовностью согласится, чтобы ему платили за такую работу и за связанный с ней риск. И тем внимательнее проследит, чтобы ему обеспечили безопасность (например, на нефтяных платформах, как в фильме «Глубоководный горизонт»). Если ваш сын будет знать в лицо все соблазны, выдающие пренебрежение к собственной жизни за героизм, это не значит, что он не станет военным, строителем, пожарным. Он вправе принять решение стать солдатом. Просто он не хочет, чтобы его соблазнили стать солдатом. У него будет такой же выбор, как и у вашей дочери (ей никто не говорил, что «морская пехота – это так женственно»).
Как это сделать? Хороший пример – история Тофера.
Семнадцатилетний Тофер, как зачарованный, смотрел, как на экране телевизора над стадионом Суперкубка под звуки национального гимна проплывает в идеальном боевом порядке эскадрон истребителей, как самолеты взмывают в зенит, а камера крупным планом показывает уверенные и безмятежные лица морских пехотинцев в роскошной форме на трибунах.
Папа Тофера, учитель старших классов, заметил по позе сына, как он потрясен. Вскоре Тоферу предстояло получить аттестат, и он раздумывал, куда пойти дальше – в колледж или еще куда-нибудь. Папа понимал, что Тофер так восхищается военными, что, того и гляди, решит сам пойти в какую-нибудь военную академию, например, в Аннаполис. Папа промолчал, потому что понимал, что не может конкурировать с предвкушением матча Суперкубка.
Однако на следующем же семейном ужине папа Тофера напомнил сыну про Суперкубок и спросил, заметил ли он во время матча какие-то социальные соблазны, рекламирующие армию.
Тофер об этом не задумывался, но в ответ на вопрос отца очень оживился:
– Самолеты летали так слаженно – просто чудо!
– Точно, – кивнул папа. – А еще?
– Ну, может быть, еще уверенный вид морских пехотинцев… мне такая уверенность и не снилась, но и они, возможно, только притворяются, не знаю. Просто мне подумалось, что если я буду моряком или военным летчиком, то тоже стану таким уверенным в себе.
Отец задал еще несколько наводящих вопросов, и тогда Тофер смог вспомнить и гимн, и великолепные мундиры.
Тогда папа спросил, не видит ли Тофер связи между военными, Суперкубком и чирлидерами.
– Хм! То есть самые красивые девушки болеют за самых крутых парней? – усмехнулся Тофер.
Папа Тофера снова кивнул и добавил:
– А еще, наверное, «если не можешь стать звездой футбола, у тебя все-таки есть шанс, чтобы девушки любили тебя и считали настоящим мужчиной: иди на флот или в ВВС».
– Мне это и в голову не приходило! – рассмеялся Тофер.
Тофер и его папа стали еще ближе друг другу, когда сумели понять, что самолеты, мундиры, патриотические песни, уверенные лица, красивые девушки-чирлидеры и вся эта церемония – в сущности, стройный хор социальных соблазнов.
Осторожно! Даже если ваш сын в состоянии интеллектуально различить каждый голос в хоре социальных соблазнов, сопротивляться им он все равно едва ли сможет, если ему не повезло заручиться двумя системами поддержки:
• Любовью и поддержкой отца и матери. Без них социальные соблазны цветут пышным цветом на плодородной почве эмоционального голода вашего сына.
• Четких границ, способствующих дисциплине, без которой невозможно добиваться успехов в учебе и спорте и овладевать социальными навыками, благодаря которым у мальчика появляется чувство собственного достоинства безо всяких соблазнов.
Эти краеугольные камни подарят вашему сыну свободу изучать собственный потенциал и принять решение сделать свой вклад в жизнь общества, не рискуя собственной жизнью: он может стать и врачом, и программистом, и шеф-поваром, и учителем, и профессиональным отцом. А может предпочесть опасную профессию, но все равно сам будет хозяином своего тела.
24
Эмоциональный интеллект и душевное здоровье
Героический интеллект учит мужчину не слушать, а убивать, не выражать, а подавлять чувства, не взвешивать, а рисковать, не признаваться, что ему страшно, а изображать уверенность в себе, притворяться, что он знает то, чего не знает, и никогда не просить о помощи – ни родителей, ни друзей, ни бога, ни психотерапевта, ни любимых, ни…
И все это не просто так. Если мужчина изображает уверенность в себе и притворяется, будто он знает то, чего не знает, то если его убьют, он погибнет лидером, а не ведомым, а может быть, даже героем, а не неудачником. А пока он жив, то может надеяться на уважение, любовь и секс – всяко лучше благосклонного пренебрежения и сотого места в списке фантазий своей жены, которая сама занимает сотое место в его списке фантазий.
Героический интеллект обходится эмоциональному интеллекту мальчика даже дороже, чем его физическому здоровью. Подавляющее большинство проблем с физическим здоровьем – сломанные ноги, вирусы, неправильное питание – решаются гораздо проще, чем проблемы, вызванные недостатком эмоционального интеллекта. Например, неоправданный риск и фальшивая уверенность в себе приводят к тому, что мальчикам чаще ставят диагноз «нарушение поведения»{441}, связанный с антисоциальным личностным расстройством, агрессией и насилием, лживостью, воровством, порчей имущества и конфликтами с властями{442}. Совокупные результаты недостатка эмоционального интеллекта, например, то, что в исправительных учреждениях среди заключенных в возрасте от 18 до 21 года юношей в 14 раз больше, чем девушек{443}, преследуют мальчика до самой смерти.
Вдобавок к «критериям мужественности», которые губят эмоциональный интеллект мальчиков, есть и четыре других главных вредоносных фактора: безотцовщина, физическое насилие со стороны родителей, вербальное насилие со стороны родителей и родительское невнимание. Наша задача – свести на нет эти трудности, пока они не свели на нет эмоциональный интеллект наших сыновей.
Вы – отец. И кому как не вам видеть слабые стороны сына. Вы сами это чувствуете. Но кроме вас почти никто этого не замечает, поскольку мальчик, почувствовав себя слабым, ведет себя так, что мы сразу отвлекаемся от его слабости: злится, закатывает истерики, нарушает законы. Кстати, его это тоже отвлекает от мыслей о слабости. А вы как отец зачастую чувствуете, что вас осуждают и вы один на свете, ведь кроме вас никто не понимает, что гнев вашего сына – это маска слабости.
Что мешает развитию эмоционального интеллекта у мальчика
Большинству мальчиков недостает сострадания. Почему? Во-первых, мальчиков редко слушают сверстники; мальчики не любят ходить в церковь и отвергают и компанию единомышленников, и веру в кого-то, кто всегда выслушает и никогда не перестанет любить; они отказываются от психотерапии с ее возможностью делиться своими чувствами в доверительной обстановке, что снижает ощущение одиночества и отчужденности; а еще мальчик боится, что если поделится своими сомнениями и неуверенностью с потенциальной дамой сердца, это привлечет ее, только если его Лоис Лейн сначала увидит в нем Супермена, а уже потом Кларка Кента. И да, все это лишь во-первых.
Когда мальчик делает первые шаги на пути к мужественности, то обнаруживает (если он гетеросексуален), что девочки, которые ему нравятся, и мальчики, с которыми он дружит, по-разному сообщают ему одно и то же.
Он отмечает – как правило, бессознательно – что если он выражает опасения или жалуется на какие-то трудности, потенциальная подруга слышит нытье. А девочки нытиков не любят – они любят альфа-самцов.
А мальчики дают ему возможность выложить все, что накипело, секунд за тридцать, не больше, а потом он становится жертвой жестоких насмешек и теряет уважение сверстников.
Короче говоря, мальчик видит, что жалобы сочувствия не вызывают: на то они и жалобы, чтобы тебя жалели, то есть тот, кто жалуется, выглядит жалко. Или теряет уважение сверстников. Мальчик понимает, что когда он на что-то жалуется, для обоих полов это одинаково – как железом по стеклу. И тогда он сам перестает слушать собственные жалобы: когда он слышит сам себя, это словно унижает его в собственных глазах.
А если мальчик, наоборот, слышит жалобы девочки, которая ему нравится, для него это шанс: шанс решить ее проблему, шанс «спасти прекрасную деву в беде». На что он уповает? На то, что в награду ему достанутся ее уважение и та толика любви, которую дает уважение. А еще, конечно, приглашение сделать его тело частью своего.
Так с кем же мальчику делиться своими чувствами, не опасаясь ни утратить статус среди сверстников, ни получить снисходительный, по его мнению, совет? В общем-то и не с кем.
Конечно, самый надежный источник сочувствия – это мама. Но почему же мама в состоянии слушать, что ее сыну страшно, а потенциальная подруга не в состоянии? Потому что, когда потенциальная подруга слышит, как молодой человек жалуется на какие-то сложности, это противоречит ее инстинкту, который велит искать защитника, а когда мать слышит жалобы сына, это, напротив, пробуждает в ней инстинкт защитницы.
С папой все несколько иначе. Папа, скорее всего, будет сочувствовать и защищать сына, пока тот не войдет в возраст, когда ему, по мнению отца, пора становиться мужчиной. А после этого, даже если отец сочувствует сыну в глубине души, он боится, что излишняя эмпатия лишит сына способности проявлять твердость и стойкость, без которых его не будут уважать и любить. Поэтому папа помогает сыну создать маску, которая, как ему кажется, нужна сыну, чтобы его уважали как мужчину, способного прокормить семью, даже если отцу отчаянно не хватает нежного пылкого мальчика, скрытого под этой маской.
Как же проникнуть под маску, под которой живут наши мальчики, – под маску мужественности?
Под маской наших мальчиков. Как восполнить «недостаток сострадания»
Последние исследования показывают, что если родители умеют слушать подростка и сочувствовать ему, это оказывает положительное влияние на развитие его мозга, результаты которого сохраняются на всю оставшуюся жизнь{444}. Когда ученые взяли выборку двенадцатилетних детей, матери которых часто сердились и спорили, а когда этим детям исполнилось шестнадцать, сравнили их с ровесниками, чьи матери были дружелюбными и понимающими и тепло относились к детям даже в случаях разногласий, оказалось, что у шестнадцатилетних детей понимающих матерей структуры префронтальной коры и миндалевидного тела изменены таким образом, что в дальнейшем эти дети не будут склонны к тревожности и подавленности, а навыки самоконтроля у них окажутся лучше, чем в среднем у сверстников{445}.
Исследование двенадцати-шестнадцатилетних детей, собственно, сосредотачивалось на их матерях, но исследования, на которые мы ссылались в главах о безотцовщине у мальчиков, показывают, например, что время общения с отцом – залог психологического здоровья и мальчиков, и девочек{446}. То есть и мальчикам, и девочкам очень важно, чтобы и отец, и мать умели слушать их и сострадать им, но у мальчиков недостаток сострадания куда острее – и это может его восполнить.
Легко сказать, но трудно сделать: ваш сын не всегда охотно согласится, чтобы его слушали и ему сострадали. Вот как об этом рассказывают Питер и его родители Фелисия и Фрэнк.
«Все нормально! Оставьте меня в покое!»
Когда Питер говорил своей маме: «Оставь меня в покое», она чувствовала себя беспомощной и замыкалась в себе. А Питеру не хватало социальных навыков, чтобы объяснить, что он чувствует на самом деле.
Свои ранние подростковые годы Питер вспоминает так: «Каждый раз, когда я рассказывал маме или папе о каких-то сложностях, они просто читали мне нотацию. Я и так был на грани срыва, а от их нотаций мне становилось совсем худо».
Потом Питер повзрослел и выработал у себя социальные навыки, которые позволили прямо сказать об этом родителям. Но ему казалось, что и это не выход из положения.
И мама, и папа сказали: «Ладно, понятно. Давай я буду просто слушать тебя». Мама даже извинилась. Поначалу они и правда слушали. Оба. Но терпения им хватило ненадолго.
Скоро они снова начали читать мне нотации. Они думают, что если нотация будет краткой, ее можно выдать за совет. Но когда я на грани, мне кажется, что это критика. Меня это очень злит – как будто они считают, что я не могу думать своей головой!
И это еще не самое худшее. Когда они читают мне нотацию, то обращают все, что я говорил, против меня, критикуют меня за то, что я им рассказал, и получается, что лучше бы мне было помалкивать. Они-то думают, что так помогают мне, но у меня возникает ощущение, что меня предали. Как будто обещание просто слушать было сыром в мышеловке.
Вот почему я им не верю, когда они говорят, что будут просто слушать!
Родителям Питера все виделось несколько иначе: «Стоит нам что-то сказать, просто несколько слов, и он уже говорит, что мы читаем ему нотацию. Он не понимает человеческого языка, ему слова сказать нельзя. Питер может учиться только на горьком опыте».
Но в конце концов маме с папой все-таки удалось добиться с Питером кое-какого прогресса. Фрэнк рассказывал:
– Лучше всего получилось, когда я заинтересовался его любимой игрой «Лига Легенд», подробно изучил ее и стал расспрашивать Питера, что для него значат те или иные герои. Его ответы стали для меня полной неожиданностью и произвели сильное впечатление, и я понял, что и Питер заметил, что я проникся к нему уважением. Это помогло ему раскрыться.
– Думаю, Фрэнк, помогло и то, что ты повесил баскетбольное кольцо и мы купили уличный теннисный стол, – заметила Фелисия. – После этого мы стали играть с Питером в пинг-понг на счет. Он стал гораздо увереннее играть и в теннис, и в баскетбол и начал приглашать домой приятелей. Стал больше общаться. А раньше его друзьями были только герои «Лиги Легенд».
Помолчав, Фелисия продолжила:
– Наверное, еще один большой шаг вперед мы с Фрэнком сделали, когда обратились к семейному психологу. Он научил нас, что нужно делать упор не на слабые, а на сильные стороны Питера. Например, мы рассказали Питеру, что на нас произвело сильное впечатление, как быстро он решает задачи в «Лиге Легенд». Поэтому, когда потом Питер упомянул о какой-то житейской проблеме, мы напомнили, что навыки решения проблем у него на высоте, а потом спросили его, что бы он предпринял, если бы в такое положение попал кто-то из его персонажей. И получилось: каждый раз, когда мы делали упор на его сильную сторону, он словно бы становился сильнее.
– Когда мы с Питером стали играть в одну и ту же игру, труднее всего было нащупать грань, за которой мы из родителей превратились бы в друзей, – признался Фрэнк. – Нам пришлось вернуться на некоторое время назад, когда мы высказывали Питеру свои требования и устанавливали границы. Не могу сказать, что на этом пути мы ни разу не споткнулись, но сейчас, конечно, стало гораздо лучше, чем год-два назад.
Почему мальчику так нужно одобрение сверстников и почему он еще не умеет его добиваться
Среди множества трудностей, с которыми сталкиваются дети в 13-14 лет, едва ли не самая большая – это несоответствие между потребностью в одобрении сверстников и отсутствием социальных навыков, позволяющих его получить. Дети, у которых развиты социальные навыки, позволяющие навести мосты через эту брешь между потребностью и возможностями, развивают и нейронные связи, причем положительный эффект сохраняется на всю жизнь{447}.
Самый главный социальный навык – это эмпатия. В возрасте от 13 до 16 лет у мальчиков способность к эмпатии снижается на биологическом уровне, а с девочками ничего подобного не происходит{448}. И это усугубляется противоречиями между героическим интеллектом и эмоциональным интеллектом.
У Тома дефицит эмпатии усугубился на первом курсе колледжа, когда он проходил ритуал посвящения в студенческое братство, в котором когда-то состоял его отец, и старшие студенты потребовали, чтобы их потенциальные «братья» выпили большой бокал виски, в который остальные члены братства помочились. Том знал, что будет следующим. Он хотел отказаться от всей этой затеи, но испугался, что над ним станут смеяться, не примут в братство, и отец рассердится. Поэтому он просто смеялся и улюлюкал вместе со всеми. Ему было стыдно, что он не смог даже постоять за себя, но при этом он боялся, что, возможно, желание отказаться от испытания означает, что он не может повести себя по-мужски.
– У меня было ощущение, что я попал между двух огней: что такое храбрость – храбрость отказаться выполнять требования братства или храбрость выпить мочу? Мне совсем не помогло, что в этом же братстве состоял мой отец и у него хватило сил пройти испытание. Наверное, для меня это был переломный момент: если меня высмеют остальные члены братства, то и отец, наверное, тоже. И потенциальная подруга. Не сегодня, так завтра.
К счастью, некоторые общенациональные студенческие братства, например, «Дельта-Тау-Дельта», уже поняли, что надо делать упор на эмоциональный и здравый интеллект в противовес героическому: в их новостной рассылке недавно появилась, например, статья «Сила дружеских уз: как братство способствует благополучию» («Power of Connection: Enhancing Weil-Being Through Brotherhood»){449}.
Как помочь своему сыну рисковать, не рискуя жизнью
Мозг мальчика 15-17 лет, как правило, вынуждает его рисковать: когда мальчик рискует, у него вырабатывается повышенное количество дофамина, «гормона счастья». Умение рисковать – здоровый навык любого мальчика (и девочки). Ведь рискованно и покидать дом, и жениться, и рожать детей, и открывать свое дело… Однако, поскольку у мальчиков риск обеспечивает дополнительную химическую награду, ваш сын с большей вероятностью, чем ваша дочь, погибнет или получит тяжелую травму в подростковом возрасте, нам следует знать, как научить мальчика рисковать, не рискуя жизнью.
Исследование подростков показало, что пятнадцатилетние дети, которые доверяют родителям и обсуждают с ними свои проблемы, не споря и не ссорясь, задействуют определенный участок мозга, который улучшает их настроение без необходимости неоправданно рисковать{450} (вот почему так важно регулярно проводить семейные ужины по правилам, перечисленным в Приложении А).
Героический и эмоциональный интеллект. Проявления в реальной жизни
Министерство жилищного строительства и градостроительства случайным образом выбрало 4500 семей с детьми, которые переехали в лучшие районы по программе «Moving for Opportunity». Через 10-15 лет исследователи узнали, как сложилась судьба этих детей, и оказалось, что частотность посстравматического стрессового расстройства у мальчиков, переехавших в лучшие районы, сопоставима с аналогичными данными у солдат, вернувшихся из мест боевых действий{451}.
Хлоя и Габриэль – типичные дети из семей-участниц программ. Социальные навыки Хлои позволили ей как следует выплакаться при переезде, а потом прекрасно вписаться в новый класс на новом месте.
А Габриэль, в отличие от нее, никак не мог понять, чем новое место «лучше». В старом «неблагополучном» районе ему было уютнее и ничего не приходилось доказывать. Там ему было проще проходить и устраивать всевозможные испытания, дразнить других и отвечать на поддразнивания. А здесь над ним постоянно смеялись: и за то, откуда он приехал, и за то, как он одет, так что он забыл, что в мужском сообществе так принято «проверять» всех новичков-кандидатов в друзья, а не только «нищеброда Габриэля». Он впал в уныние, притворялся, будто ему все равно, и отказывался от помощи школьных психологов.
Через 10-15 лет после переезда по программе «Moving for Opportunity» все мальчики, в том числе и Габриэль, с большей вероятностью страдали посттравматическим стрессовым расстройством (повторяю: сопоставимо с аналогичными данными среди солдат, вернувшихся из мест боевых действий), и к тому же у них были выше показатели депрессии, расстройств поведения и конфликтов с законом.
Если вдуматься, здесь все дело в беззащитности мальчиков. Нам редко приходит в голову, что утрата дружбы и любви сказывается на мальчиках тяжелее, чем на девочках. Почему?
Чтобы спокойно относиться к испытаниям, Габриэлю нужно было заручиться ощущением безопасности, почувствовать себя среди своих, но героический интеллект не терпит телячьих нежностей. Чтобы пережить утрату дружбы и любви, нужен эмоциональный интеллект, а чтобы создать новые дружеские связи и построить новые романтические отношения, нужны крепкие социальные навыки{452}. Когда речь идет о любви, героический интеллект не защищает, а ослабляет мальчиков. И тогда мальчик особенно нуждается в любви.
В неблагополучных бедных районах банды стремятся вытеснить отцов. Не только у мальчиков, но и у девочек. Чтобы понять, какую роль играет эмоциональный интеллект в противовес героическому, проще всего сравнить, как проявляется в бандах героический интеллект у мальчиков и эмоциональный интеллект у девочек. Неудивительно, что мальчики предпочитают героический интеллект: уважения и статуса они добиваются «крутыми» поступками. «Чем грубее, злее и подлее эти мальчишки, тем выше их статус»{453}. А девочки добиваются высокого положения в бандах благодаря умению общаться и сохранять видимость невиновности{454}. После уличной драки они берут мобильные телефоны, быстренько уточняют, кто сейчас где и чем занят, и обращают эти сведения на пользу банде.
Тем самым они снижают риск для мальчиков (а иногда и для девочек) при незаконном обороте оружия и наркотиков.
Поскольку для сбора информации девочкам редко приходится стрелять и убивать, они остаются «чистенькими», без уголовного прошлого. Такая видимость невиновности уберегает девочек от внимания полиции, например, когда они прячут что-нибудь в детской коляске вместе с ребенком{455}. А еще их первыми отпускают при перекрестном допросе.
В бандах, как и в жизни в целом, напускная храбрость мальчикам не помогает. Зато развитый эмоциональный интеллект позволяет многим девочкам обеспечивать себе защиту не только благодаря мнимой невиновности и слабости, но и благодаря тому, что мальчики охотно становятся их телохранителями.
То есть сила мальчиков снова оборачивается их слабостью, как мне пришлось убедиться на собственном опыте в седьмом классе.
Травля и ее жертвы
Я и сегодня живо помню, как Джимми стоит напротив меня с кирпичом в руке и грозится раскроить мне череп. Мне пришлось переехать в новый район, совсем как Габриэлю, – в Нью-Джерси, в город Уэлдвик, – и я грешил тем, что слишком часто с сожалением упоминал в разговорах мою старую школу в Парамусе. Джимми считал, что я посягаю на его территорию, это ему не нравилось, и когда он замахнулся, а в голове у меня замелькали картины, как он вот-вот меня ударит, меня, к счастью, осенило: я собрал весь свой скудный запас эмоционального интеллекта (а каким еще он может быть у семиклассника?) и стал лихорадочно искать в Джимми что-нибудь достойное уважения.
Эврика! Я вспомнил, что Джимми собрал небольшой клуб друзей-соседей. И вот что я сказал:
– Джимми, ты же лидер. К тебе в клуб вступил и Бобби, и еще много ребят с нашей улицы, и все они считают тебя капитаном. Как ты думаешь, почему именно тебя?
Что ответил Джимми, я не помню, зато помню, как стоило ему заговорить о том, что делает его капитаном, как рука с кирпичом сама собой опустилась, а потом кирпич упал в канаву.
Поскольку многим из нас довелось пострадать от школьной травли, и мы прекрасно помним, что когда мы были мальчиками, нам казалось, будто выхода из этого положения нет, что ни делай – сдавайся, убегай или дерись – мы как родители, естественно, считаем своим долгом наказывать хулиганов, которые травят других детей в школе, пока травля не прекратится.
Однако моя встреча с Джимми неожиданно подсказала и четвертый выход, помимо того, чтобы сдаваться, убегать или драться. Школьный хулиган – это человек, которому не хватает уважения, так что если помочь ему обрести в себе хоть что-нибудь достойное уважения, кирпич его злобы упадет в канаву.
Короче говоря, я случайно понял, что бороться с неуважением можно с помощью уважения. В седьмом классе я бы так, конечно, не сформулировал, и эмоциональный интеллект вовсе не был моей сильной стороной, но жить-то мне хотелось, поэтому я рассмотрел все варианты и запомнил именно этот: ведь он мне так помог.
Впоследствии я узнал, что хулиганов, которые травят других детей, дома часто травят родители (особенно отцы){456}, и что не менее часто такие мальчики страдают от педагогической запущенности, поскольку отцы почти или совсем не принимают участия в их воспитании и не руководят ими. Оказалось, что у хулиганов и их жертв гораздо больше общего, чем можно себе представить: и те и другие зачастую неудачники с низкой самооценкой.
Чтобы навести мост между героическим и здравым интеллектом, нужно начать с сочувствия не только к жертве, но и к хулигану.
Ваш сын растет в эпоху, когда за школьную травлю полагаются самые нешуточные наказания. Скажем, школьным округам штата Миссури в 2017 году вменили в обязанность сообщать в полицию обо всех случаях, когда поведение одного школьника причиняет «эмоциональное расстройство» другому – это считается уголовным преступлением. Именно уголовным преступлением, а не мелким правонарушением!{457} Между тем «задавить» проблему – значит просто утаить ее, затем усугубить, а затем выпустить на волю. Особенно у мальчиков, особенно в предподростковом и младшем подростковом возрасте.
Есть ли более приемлемое решение? Развивать у всех школьников эмоциональный интеллект. Если мальчикам больно, они делают больно нам. Лучшая защита для жертвы травли – это исцеленный хулиган. Но пока таких программ еще нет, а исследования мальчиков 10-12 лет показывают, что один из лучших способов снизить для своего сына риск очутиться в эпицентре крупной ссоры, унять тревожность, исправить настроение, а также помочь завести друзей – обсуждать с ним темы вроде школьной травли за семейным ужином{458}. (Знакомо, не правда ли?)
А поводом для обсуждения может стать, например, такой случай…
Когда Сара спросила своего сына Дэвида, откуда у него ссадина на лице, то почувствовала, что он что-то скрывает, когда он ответил, что играл с ребятами в футбол на большой перемене. Сара стала расспрашивать подробнее, и Дэвид рассказал, что его побили мальчишки за то, что он якобы подставил им подножку, а он ни в чем не виноват. Сара обняла его и спросила, что было до этого. В конце концов Дэвид признался, что его дразнят за то, что он толстый, но взмолился:
– Мама, только никому не говори! Иначе я пожалею, что рассказал тебе!
Вечером Сара поговорила о случившемся с Дэниелом, папой Дэвида. Дэниел спросил, за что именно мальчика травят. Сара не без раздражения ответила:
– Какая разница? Сейчас хулиганов исключают из школы. Нам с тобой надо записаться на встречу с директором.
– Но что их провоцирует?
– Они обзывают его жирдяем и говорят, что он должен стоять на воротах, потому что затыкает их целиком, и прочие гадости. А он, между прочим, не такой уж и толстый. Остин [друг Дэвида] гораздо толще. И вообще дело не в Дэвиде, а в тех, кто его травит.
– Может быть, не станем звонить директору, а воспользуемся случаем и заставим Дэвида пересмотреть рацион и заняться спортом? – предложил Дэниел.
– Дэн, они физически бьют его в живот и еще издеваются – мол, ах, прости, ты же беременный! От этого может остаться психологическая травма на всю жизнь! И только посмотри – у него лицо разбито!
Дэниел и Сара долго спорили, но в конце концов договорились: они позвонят директору и пожалуются на травлю, но при этом всей семьей запишутся на полгода в программу «Weight Watchers» – все вместе, в том числе и сестра Дэвида, которой тоже не мешало бы похудеть.
Далее, Дэн и Сара условились, что пока Дэвид состоит в программе «Weight Watchers», они с папой будут играть в баскетбол и футбол, пока Дэвид не сбросит лишний вес, а потом он сможет заниматься спортом и в школе, не опасаясь насмешек.
Дэниел помог Дэвиду понять суть критических замечаний, не отмахиваясь от них под предлогом того, что они «плохо сформулированы».
Он научил Дэвида, как обратить себе на пользу даже такое общественное зло, как школьная травля, и сделать из нее трамплин для личностного роста, – и тем самым повысил эмоциональный интеллект мальчика.
А Сара, позвонив директору, применила легальные средства для того, чтобы пресечь хулиганское поведение, поскольку понимала, что лишь немногие родители в состоянии превратить травлю в личностный рост.
В результате Дэниел и Сара использовали все сдержки и противовесы материнского и отцовского воспитания, чтобы, во-первых, прекратить травлю, а во-вторых, добиться, чтобы во всей этой истории Дэвид не остался просто жертвой. При этом Дэниел и Сара научили Дэвида ментальному айкидо: как превратить отрицательную энергию в силу, которая укрепит и его самого, и систему. Айкидо для жертвы травли.
Восемнадцать шагов к объединению эмоционального и здравого интеллекта с героическим
У меня для вас две новости: плохая и хорошая. Плохая – в том, что пропасть между героическим и здравым интеллектом вашего сына создавалась миллионы лет. Хорошая – в том, что впервые в истории мы освободились от социального давления, которое позволяло нам гордиться сыном только в том случае, если он был героическим воином или преуспевающим кормильцем семьи, и теперь в силах помочь ему понять, когда он принимает самостоятельные решения, а когда поддается на хор социальных соблазнов.
Если ваш сын в результате все равно решит стать морпехом, пожарным или директором корпорации, который работает по четырнадцать часов в сутки, возрастет вероятность, что это решение он принял осознанно, поскольку оно соответствует его натуре, а не потребности «показать себя мужчиной». Тогда он станет героем, сумевшим объединить здравый интеллект с героическим.
При всем при том функция нашей рострально-вентральной передней поясной коры, которая делает нас восприимчивыми к хору социальных соблазнов, сильно затрудняет поиски своего неповторимого «я» даже у самых настоящих буддийских монахов.
Итак, перед вами небольшой арсенал из восемнадцати практических шагов, которые можно проделать, чтобы приступить к объединению эмоционального и здравого интеллекта вашего сына с героическим.
1. Постарайтесь, чтобы в воспитании вашего сына мать и отец участвовали поровну, и неважно, женаты они, в разводе или никогда не были женаты. Если это невозможно, тогда ваш сын обязательно должен быть бойскаутом и участвовать в программах преодоления препятствий вроде «Mankind Project» и т. д., описанных в главе 20.
2. Если стили воспитания у мамы и папы различаются, считайте это нормальной и здоровой системой сдержек и противовесов.
3. Подавайте пример умения гениально слушать. Если вы сами плохо воспринимаете критику, обратитесь за помощью{459}.
4. Возитесь, играйте, тренируйте. Превращайте в игру с веселыми соревнованиями любые повседневные дела – даже поход в магазин.
5. Постоянно следите, что происходит в душе вашего сына, а потом задействуйте шуточные потасовки и игры и возникающие в результате узы между отцом и сыном как рычаг для установления и соблюдения границ. Не устанавливайте границы, которые не сможете соблюдать. Как можно скорее покажите наделе, что границы надо соблюдать: постоянные пустые угрозы лишь усугубляют ситуацию, приводят к ненужным затяжным спорам и заставляют вас сгоряча назначать наказания, которые вы не станете воплощать в жизнь, а в результате ваш сын теряет к вам уважение и даже начинает презирать.
6. Сделайте беседы за семейным ужином и «Пять принципов» из Приложения А (особенно следующие два) священными ритуалами.
7. Обсуждайте за семейным ужином важные жизненные вопросы и дилеммы и сложные ситуации в жизни детей; следите, чтобы никто не тянул одеяло на себя, категорически запретите перебивать. Ваши советы прозвучат последними, да и то не обязательно.
8. Табуированных тем за семейным ужином не бывает. Мальчики обожают, когда перед ними ставят трудные вопросы, а нудные нравоучения пропускают мимо ушей.
9. Иногда приглашайте на семейные ужины друзей (и своих, и своего сына), чтобы помочь семье создать группу поддержки и группу воспитания лидерских качеств и самопознания.
10. Покажите, что эмпатия – это мужественно: это эмоциональный эквивалент спасения, целительства и защиты.
11. Покажите, что говорить со сверстниками с уважением – это смело, но сначала надо набраться смелости их выслушать.
12. Продумайте, какие вопросы вы будете задавать своему сыну о любом его новом друге (чтобы не казалось, будто каких-то его друзей вы особо выделяете). Этот друг – человек, которого ты уважаешь? За что? Что такого пробуждает он в тебе, что сделает тебя лучше? Есть ли в нем что-то, что притягивает тебя, как магнит, но в результате может завести психологически или физически туда, о чем ты пожалеешь? Как ты считаешь, останется ли он тебе верным другом и через пять лет?
13. Следите, чтобы ваш сын ежедневно занимался спортом – это не вопрос выбора, а приоритет номер один. Следите, чтобы ваш сын участвовал в занятиях тремя разновидностями спорта – командным, индивидуальным и «дворовым». Каждый из них вносит свой особый вклад в развитие вашего сына.
14. Познакомьте сына с медитацией, йогой, молитвой, занимайтесь всем этим вместе с ним. Это не просто подарит вашей семье спокойные минуты, чтобы расслышать среди шума жизни мысли о главном, но и сплотит семью. Если ваш сын не верит в Бога, который его слышит, неважно: объясните ему, что молитва ценна даже тогда, когда ее слышит только он сам.
15. Создайте для него возможность дружить и общаться с девочками, к которым у него нет романтического интереса (и у них к нему тоже). Например, пусть он пишет статьи для школьной газеты, участвует в работе школьного парламента, в дебатах, в занятиях видами спорта, где бывают смешанные команды или пары (теннис, пинг-понг, бег, футбол).
16. Научите его слушать успокаивающую музыку, постарайтесь понять, за что он любит ту или иную музыку. Предложите ему послушать, за что вы любите свою любимую музыку.
17. Создайте достаточно внешнего давления, чтобы научить своего сына сопротивляться внешнему давлению. Покажите, что неудача – необходимое условие успеха, неотъемлемая составляющая умения рисковать, что без неудач не стать мужчиной. Только пусть ваш сын «усвоит», что вы любите его как человека, а не как функцию, и что если он потерпит неудачу как функция, это станет для него как человека стимулом для личностного роста. Если это знать, внешнее давление становится просто условием жизненной игры, но не жизнью как таковой. (Это подтверждают и спорт, и компьютерные игры в умеренных количествах, но сначала нужно, чтобы ваш сын это «усвоил».)
18. Пусть семья работает как команда, и если ваш сын помогает по хозяйству и учитывает ваши потребности, то становится «членом команды». Если родители только проявляют эмпатию, дети не учатся у них эмпатии. Когда учитываются только потребности детей, они тоже учитывают только свои потребности. Покажите сыну, чем это для него полезно: когда родителям легче живется, дети у них живут счастливее и достигают больших успехов.
Поскольку книга «Трудно быть мальчиком» написана о вашем сыне, особенно важен восемнадцатый шаг – семейное командное чувство. Поэтому давайте подробнее поговорим о научных данных, объясняющих, почему семья не может быть счастливой, если в ней кто-то несчастлив.
Семья не может быть счастливой, если в ней кто-то несчастлив
Мамы очень влияют на душевное здоровье мальчиков. Но народная мудрость «Несчастная мама – несчастливая семья» нуждается в дополнении: «Несчастный папа – несчастливая семья».
Стресс и депрессия у родителей – и у мам, и у пап – создают у маленьких детей большие проблемы, в числе которых недоразвитые социальные навыки, гиперактивность, поведенческие расстройства – недостаток самоконтроля и умения сотрудничать и идти навстречу. Эти проблемы проявляются даже у детей до трех лет, но особенно заметны в пятом классе и дальше{460}.
Кроме того, стресс и депрессия у родителей непропорционально сильно влияют на задержку речевого развития у мальчиков{461}. Да и во многих других областях, как мы уже убедились, стресс и семейные неурядицы гораздо сильнее влияют на мальчиков, чем на девочек.
Разумеется, несчастный ребенок в постоянном стрессе тоже становится источником стресса для родителей, и они тоже несчастны. Поэтому командный дух семьи – это понимание, что семья не может быть счастливой, если в ней кто-то несчастлив.
Легко сказать, но как его добиться, этого командного духа? Вот как это сформулировал Джордан, четырнадцати лет: «Когда я слышу „мама отдыхает“ или „папе нужно помочь“, то сразу забываю слово „я“». А потом с восторгом добавил: «Однажды папа задержался на работе и боялся, что не успеет к началу финала НБА. Я сообразил, какую игру он имеет в виду, и записал ее на диск. Как было приятно, когда папа пришел домой поздно, а я принес ему пиво и поставил матч с самого начала! Папа был очень доволен – он почувствовал, как я его люблю, а ведь мне ничего не стоило это сделать. Поэтому мне захотелось сделать для него еще что-нибудь, и я так обрадовался – ничему в жизни я так не радовался, разве что когда мне разрешают лечь спать попозже!»
Джордан не описал прямо причинно-следственные связи, но на самом деле родители, приучив его к тому, что иногда «папе нужно помочь» и «мама отдыхает», заложили основу семейного командного духа, благодаря которому Джордан и сообразил сделать папе такой приятный сюрприз. Понимание, что семья не может быть счастливой, если в ней кто-то несчастлив, приводит к осознанию, что если все счастливы, счастлива вся семья – это и есть семейный командный дух.
25
Борьба с депрессией и профилактика самоубийств
Возможно, вы уверены, что вашему сыну и в голову не придет покончить с собой. Может быть, просто пропустить эту главу? Не стоит: по той же самой причине, по которой мы учимся аккуратно водить машину, даже если вероятность погибнуть в автокатастрофе у нас очень мала.
Грозные предвестники самоубийства должны быть известны каждому отцу, каждой матери, каждому учителю – иначе не миновать нам приспущенных флагов на школах.
Частотность самоубийств взлетела до небес во всех развитых странах, везде, где мальчики и мужчины страдают от бесцельности и безотцовщины в сочетании со всеми остальными причинами кризиса мальчиков. Особенно это касается белых мальчиков. Самоубийство уносит втрое больше жизней, чем ДТП, больше, чем лейкемия, инфекции и паразитарные заболевания вместе взятые{462}. Вот она, цена сжатых зубов.
Читать бесплатно другие книги:
