Секта с Туманного острова Линдстин Мариэтт
– Так далеко я не думал.
– Черт возьми, Буссе… Это отвратительно.
– Не так отвратительно, как все дерьмо, которое приходится разгребать Освальду.
– Нет, это хуже. Это чистое безумие. И это противозаконно. Не думаю, что Освальд знает о том, что письма лежат здесь. Я у него уточню.
– Нет, не надо, – заскулил Буссе. – Что же нам делать?
– Тебе следует их отправить. Это лучше, чем оставлять их здесь. Увидев даты, народ, возможно, начнет жаловаться, но тут уж ничего не поделаешь. Если вы хотите прочесть их перед отправкой, вам придется заняться этим прямо сейчас. Освальд возвращается домой завтра, поэтому будет лучше, если вы отправите письма с утренним паромом.
Буссе кивнул, но по его лицу пробежала тень. Его явно не обрадовала перспектива еще одной бессонной ночи.
– Бандероли раздай сегодня, чтобы завтра, когда приедет Франц, он не попал в атмосферу пропущенного Сочельника. А это я возьму, – сказала София, поднимая свой пакет.
– Подожди! Ты же знаешь, я должен проверить содержимое.
– Тогда вскрывай. Но поторопись.
Буссе осторожно снял коричневую обертку. Под ней оказался пакет в рождественской бумаге. Что-то не сходилось. Мама уже прислала ей рождественский подарок – в октябре; это было в ее стиле – готовить все рождественские подарки еще до начала ноября… Но тогда что это? София, не подав виду, позволила Буссе вскрыть праздничную обертку. Внутри лежала белая коробка. Буссе открыл крышку, и оба они посмотрели на красивые черные сапоги. Теперь все стало совершенно неправильным. Мама ни за что не стала бы покупать ей одежду, тем более прикольные сапоги. Однако в коробке лежали именно они.
– Удовлетворен? – спросила она.
Буссе кивнул и отдал ей коробку. София закрыла ее, взяла под мышку и вышла из комнаты – по-прежнему злая, но с ощущением победы.
Повесив в офисе пиджак на спинку стула, она достала из внутреннего кармана письмо: толстый конверт с массой марок, подписанный изящным почерком. Вскрыла конверт и вытащила содержимое. Собственно письмо было коротким: «Здесь немного материала для твоей книги. Надеюсь, летом мы увидимся. Карин».
Еще имелась маленькая пожелтевшая брошюра. Через размытый черно-белый снимок усадьбы шла надпись: «Печальные судьбы рода фон Бэренстен, факты и слухи». София не отрываясь читала брошюрку да так втянулась, что потеряла представление о времени. У написавшего текст человека, профессора истории, была на острове дача. История усадьбы восхитила его. Текст о жизни рода немного грешил натяжками, но читался увлекательно. Здесь описывались любовные истории, внебрачные дети, несчастья, болезни и прочие беды, поразившие семью. К Софии вернулось острое желание написать книгу.
Она черкнула короткий ответ Карин, франкировала конверт и запечатала его.
В дверь постучали. София быстро сунула письмо и брошюрку в верхний ящик стола.
– Войдите!
В дверях появилось пристыженное лицо Беньямина.
– Убирайся! – сразу воскликнула она.
– Послушай…
Он выглядел таким несчастным, что ей стало его жаль.
– Я буду разговаривать с тобой, только если это совершенно необходимо.
– Но это необходимо. Я буду доставлять еду…
– Как ты, черт побери, мог?
Беньямин неуверенно шагнул через порог. Остановился, собираясь с силами. Он похудел, лицо осунулось. Беззаботное обаяние, отличавшее все его существо, исчезло. Софию вдруг охватила тоска по нему, прежнему. Такая тоска, что закололо сердце.
– София, все обстоит совсем не так, как ты думаешь…
– Ты можешь ежедневно оставлять здесь еду. И все прочее, что должен поставлять. Но не жди, что я стану с тобой болтать.
– Хорошо. Мне только хотелось, чтобы ты знала, насколько я огорчен. – Беньямин засомневался, подбирая слова. – Мне тебя безумно не хватало.
– Об этом ты мог бы подумать раньше.
– Понимаю… До встречи.
После его ухода ей было трудно сосредоточиться. Наконец она сообразила, что уже десять часов. Прибрала в офисе. Выключила компьютеры. Выглянув в окно, увидела свет в маленькой почтовой комнате. Буссе воспринял ее слова всерьез.
София отнесла пакет к себе в комнату и положила на кровать. Потом опять спустилась в почтовую комнату. Вся команда Буссе сидела и читала письма и почти не обратила на нее внимания. Возле двери стоял большой пластиковый ящик, и она, сев на корточки, просмотрела его содержимое. Там лежали заклеенные письма персонала, приготовленные к отправке друзьям и родственникам. У нее потеплело на душе. София подложила в общую кучу письмо для Карин так, что никто не заметил, и спросила у Буссе:
– Как идут дела?
– Ну, все письма успеют к утреннему парому, а бандероли мы уже раздали.
– Обнаружили что-нибудь подозрительное?
– Нет, пока все нормально.
Придя к себе в палату, София села на кровать и достала из коробки сапоги. Они были на высоком каблуке, и от них приятно пахло кожей. Что, скажите на милость, нашло на маму? Никогда раньше она ничего подобного Софии не покупала. В основном дарила книги и подарочные открытки, а в последнее время – деньги… София натянула первый сапог; тот легко скользнул на ногу. Но когда она собралась надеть второй, то почувствовала внутри что-то твердое.
Вынув ногу, вытащила какой-то твердый пакетик.
В нем оказался мобильный телефон.
С зарядным устройством и прочими принадлежностями.
На земле начала появляться роса, а жаль, потому что она сможет пригасить огонь.
Мы подошли к курятнику. Он находится немного в стороне, метрах в двухстах от фермерского двора. Место я выбирал тщательно.
Во дворе залаяла собака.
Я заставляю Сару присесть. Мы сидим перед курятником на корточках. Несколько минут молчим.
Подходит петух и щурится на нас одним глазом. Второй глаз прикрыт повисшим гребешком.
– Посмотри на его глаз! – произношу я. – Видишь, какой он пустой?
Она кивает.
В нем отсутствует жизнь. Большинство животных таковы. Как роботы. С людьми так же. Всегда можно увидеть, сколько у них в глазах жизни.
Она приходит в полный восторг.
– У части людей пустые рыбьи глаза. В них почти совсем нет жизни. То есть они совершенно никчемные.
Она продолжает исступленно кивать.
– Как иногда папаша, – поспешно добавляю я.
Я вижу, что она думает над этим, пока мы всё подготавливаем.
Смачиваем клетки и глупых кудахтающих куриц бензином, который разлили в бутылки из-под колы.
Идиотские домашние птицы порхают и вопят.
Потом доводим полоску бензина до дерева. В основном ради эффекта.
Собака смолкла.
Я даю Саре спичечный коробок.
– Пора!
Она мгновение колеблется. Ее взгляд покрывает пелена.
– Сара, они тупые, бездушные животные. В них полностью отсутствует жизнь.
Она чиркает спичку и бросает ее драматическим жестом.
Тотчас вспыхивает пламя. Лижет воздух, словно огромными жадными языками. Подбирается к клеткам, и куры внезапно загораются. Машут крыльями, кричат и бьются о клетки.
Сара громко смеется.
Теперь дерево тоже охвачено огнем.
Собака снова принимается лаять, призывно и нетерпеливо. Слышно, как во дворе хлопают двери.
– А теперь бежим!
Мы со всех ног бросаемся в лес. Она не может перестать смеяться.
35
Освальд сидел, раскрыв газету. Вдруг он фыркнул, скомкал газету и бросил в Софию. Ударившись о ее голову, комок упал на письменный стол.
– Прочти это дерьмо. Но сперва найди Буссе.
Быстро послав тому сообщение, София развернула смятую газету и сразу увидела, что вызвало ярость Освальда.
С газетного разворота на нее смотрела Мадлен. Фотография с празднования окончания гимназии, белое платье, шапочка и все прочее.
Заголовок звучал так: «Пленница дьявольской секты на Туманном острове».
Пока София читала, Освальд стоял, склоняясь над ней. Он тяжело дышал, и его столь очевидное присутствие мешало ей сосредоточиться.
В короткой статье говорилось о том, что проживающие в Стокгольме родители Мадлен с Нового года пытались связаться с ней. Они безрезультатно звонили, слали мейлы и писали письма и в конце концов поехали на остров, но во встрече с дочерью им отказали. «Нас даже не пропустили в ворота, – рассказали они. – Молодой невежливый мужчина сказал, что она занята и у нее нет времени, чтобы встретиться с нами».
Статья завершалась тем, что полиция расследует исчезновение Мадлен и примет все необходимые меры для ее воссоединения с родителями.
Буссе уже стоял в дверях. Он явно бежал, поскольку запыхался и вспотел настолько, что пот капал у него со лба.
– Войди и закрой дверь, – велел Освальд.
Буссе подчинился, но встал как можно дальше от него, прислонясь к дверному косяку.
– Ты что, остановил отправку писем персонала?
– Нет… да, то есть… После того, как вы сказали…
Этого оказалось достаточно. По воздуху пронеслось пресс-папье. Буссе едва успел уклониться. Пресс-папье с силой ударилось о косяк, оставив на древесине отметину, и приземлилось Буссе на ногу. Оно было тяжелым, сделанным из мрамора. Буссе взвыл. У Софии непроизвольно возникла картина: Буссе с хлещущей изо лба кровью… Это едва не случилось.
– Значит, отправку писем остановил я? – закричал Освальд.
– Нет, сэр, нет. То есть… Они у нас долго лежали, но пару дней назад их нашла София. И мы их уже отправили.
Освальд посмотрел на Софию.
– Это еще что такое?
– Я обнаружила в почтовой комнате массу писем персонала. Я знала, что вы никогда не позволили бы держать их там несколько месяцев, поэтому велела Буссе отправить письма.
Освальд немного посидел молча.
– Какая теперь разница? Эта газетенка просто поставит себе в заслугу то, что мы их отправили.
– Они не смогут, – возразила София. – Письма проштампованы почтой два дня назад. До выхода статьи.
– Мы можем сказать, что у нас возникли проблемы с почтой, – предложил Буссе.
– Если ты немедленно не заткнешься, я заклею тебе пасть суперклеем, – сказал Освальд.
Впрочем, выглядел он уже спокойнее. Обратился к Софии:
– Я сейчас сделаю пару звонков, а ты пойди поговори с Мадде. Она должна немедленно позвонить родителям и сказать, что сама не писала и не звонила им. Еще может сказать, что приедет навестить их в выходные. Пусть Стен, как всегда, слушает разговор, и проследи, чтобы он его записал.
Освальд уставился на Буссе, который продолжал стоять с пресс-папье между ступней, прижавшись спиной к двери.
– Одну ее отпускать нельзя. Пошли с ней компаньонку. Кого-нибудь, кто обеспечит, чтобы Мадде ничего не выкинула. Например, Катарину. Вдолби Мадде в ее куриные мозги, что можно говорить, а что нет. Всю эту историю надо обратить нам на пользу.
София нашла Мадлен в конюшне вместе с Бенни – они чинили дверь в свинарник и заметили Софию, только когда та подошла вплотную. Она решила говорить без обиняков.
– Мадде, твои родители обратились в полицию.
– В полицию?
– Они ничего не получали от тебя с января.
– Но я же писала им письма…
– Письма не отсылались. Твои родители приезжали на остров и спрашивали тебя.
– Только не это!.. Франц знает? – Мадлен пребывала на грани истерики.
– А ты как думаешь? Об этом написано в сегодняшней газете.
– В газете?.. Боже, какой стыд!
– Да, но сейчас у тебя есть шанс все уладить. Тебе нужно пойти к Стену и позвонить им. Скажи, что вышло недоразумение, что почта пропала. И еще ты сможешь поехать навестить их в ближайшие выходные. С Катариной.
– С Катариной?
– Да, просто скажи, что она твоя лучшая подруга и ей очень хотелось с ними познакомиться.
Мадлен лихорадочно закивала.
– Да, конечно, я сделаю что угодно. Только бы Франц меня не выгнал…
– Не выгонит. Ты знаешь кого-нибудь, кто покинул «Виа Терра»?
– Только Эльвиру.
– Она вернется, поверь мне.
Каждый раз, когда София разговаривала с Мадлен, ей казалось, будто между ними простерлась пустота. Огромная и материальная. Будто все сказанное ею отскакивает обратно от невидимых стен пустоты – даже колкости.
Передав Мадлен Стену, она пошла в офис. Дверь стояла приоткрытой, и изнутри доносился взвинченный голос Освальда. Он разговаривал с кем-то по телефону, в виде исключения не пользуясь громкой связью, поэтому слышать голос второго человека София не могла.
Она задержалась перед дверью и стала подслушивать.
– Да, ты расслышал правильно. Какой-то идиот потерял почту… Она сейчас звонит родителям и в выходные поедет их навестить. Вот именно, это недоразумение.
Ненадолго все смолкло. София уже собралась было войти в комнату, когда он снова заговорил.
– Отлично. Как всегда, спасибо за помощь, Вильгот. Ты должен приехать сюда летом. Я составил пятый тезис. Это чистый динамит.
Вильгот. София сразу представила его себе на ужине возле домиков. Начальник полиции, сидевший за ее столом вместе с женой, аудитором.
– Тогда так и договоримся. Просто попозже позвони родителям, чтобы они смогли подтвердить… С газетой я разберусь. Они, черт возьми, должны официально извиниться.
София зашла в комнату, как ни в чем не бывало. Села за компьютер и начала переписывать одну из его лекций.
Освальд закончил разговор. Сидел и что-то печатал у себя на компьютере. Некоторое время они работали молча. Но его что-то тяготило; в воздухе между ними висело некое раздражение.
– Значит, Буссе сказал тебе, что задержать письма просил я? – под конец спросил он.
– Да, он намекнул.
– И ты, тем не менее, велела ему их отправить?
– Да, но я же знаю, что Буссе – робот. Вы ведь не можете следить здесь за всем, сэр.
– Именно, именно. Только это немножко слишком… хорошо. Ты там ничего не затеваешь, София?
– Конечно, нет. – Хорошо, на том и порешим.
В тот же день ее охватили серьезные сомнения. Они возникли у нее где-то после обеда. Дня два назад все казалось таким простым… Ей хотелось вырваться. Словно дар с небес, появился мобильный телефон. Оставалось лишь набрать домашний номер и сказать: «Меня удерживают здесь, помогите». Или позвонить прямо в полицию. Но теперь все представлялось уже не таким простым. Отнюдь.
София подумала о том, что только что произошло с Мадлен. О тесной дружбе Вильгота Эстлинга с Освальдом. Следовало также принимать во внимание многое другое, и теперь она не знала, что ей делать.
Если она просто сбежит, что станет со всеми остальными? С Симоном, который копается в земле и ждет, пока рухнут стены. С Беньямином, которого она ненавидит и любит одновременно. Как долго он выдержит, пока не превратится в безвольный ходячий скелет?
Впрочем, какое ей, собственно, дело? Они ведь находятся здесь по своей воле… Хотя это не совсем так. Никто не может знать, что творится у них внутри, – о многом разговаривать нельзя. У нее возникали смешанные чувства, и казалось, эта раздвоенность доведет ее до безумия. Она хотела бы принять хоть какое-то решение и посвятить мысли чему-то разумному.
«Мне необходимо оружие, – думала София. – Доказательства всему тому, что здесь происходит. Если я сейчас сбегу, он отправит за мной весь полицейский корпус».
Она надеялась, что Освальд уедет пятичасовым паромом для встречи с газетой и оставит ее в покое, но он решил не ехать туда, а позвонить. Разговор, похоже, пошел не так, как ему хотелось. Его изначально спокойный тон быстро сделался раздраженным и злобным, а под конец он бросил трубку, обозвав газету ругательством, на которое сама София обычно не осмеливалась даже мысленно.
Предстоял мрачный вечер. К тому же погода была отвратительной. Во второй половине дня налетел шторм, и по окнам хлестало ветром и дождем. Над поместьем висели черные плотные тучи. Деревья клонились от ветра, а сорванные листья и лепестки цветов летали по двору, как порхающие бабочки. Как раз, когда София обдумывала, каким предлогом воспользоваться, чтобы ненадолго отлучиться из офиса, зазвонил телефон. Это оказался Беньямин.
– София, пятичасовой паром отменили из-за погоды. Я не могу сегодня доставить Освальду еду и не знаю, как решить эту проблему.
– Ты ведь ничего не можешь с этим поделать?
– Да, но попробуй, пожалуйста, объяснить ему это. Я разговаривал с Бьёрком, но он сказал, что ветер очень силен и выходить в море слишком опасно.
– Я это улажу, – сказала София и положила трубку.
Освальд покосился в ее сторону.
– Кто звонил?
– Беньямин. Отменили пятичасовой паром. Твою еду сегодня не привезти. Но я прослежу, чтобы кухня что-нибудь приготовила.
– Не надо. Пусть он лучше организует паром. Я хочу получить свою еду. – Он пребывал на основательном взводе после разговора с газетой.
– Беньямин сказал, что разговаривал с Бьёрком. Ветер чересчур сильный, и выходить в море слишком опасно.
– Ничего страшного! Посмотри в окно. Посмотри, я сказал! Для любого, кто разбирается в лодках, такая погода – дело привычное. Но вся эта чертова деревня полна жалких трусов, и Беньямин – самый худший из них. Я никогда не понимал, что ты нашла в этом идиоте.
– Понимаю.
– Нет, ты не понимаешь, потому что не знаешь, как много раз мне приходилось есть дерьмовую еду из-за его промахов. Сходи на кухню, но держу пари, что, как всегда, получу нечто омерзительное.
София направилась было к двери, но Освальд встал, преграждая ей путь, и двинулся навстречу. С каждым его шагом она отступала на шаг назад, пока не уперлась спиной в стену. Он взял ее за запястья, поднял их ей над головой и держал так железной хваткой.
– Беньямин то, Беньямин это… – прошипел он.
Когда она попыталась подтянуть руки к себе, Освальд только крепче сжал ее запястья. Придвинулся ближе и крепко прижался к ней всем телом. Его лицо оказалось возле ее лица. Он прерывисто дышал ей в ухо.
– У тебя совсем крышу снесло, София? Ты что, не понимаешь, что тебе нужен настоящий мужчина со стержнем, а не маленький сопляк?
Голос у нее в голове кричал, что надо велеть ему прекратить, но слова не проходили между сжатыми губами. Освальд прижался к ней еще сильнее, и она животом ощущала его эрекцию.
Сделай что-нибудь! Лягни его!
Но тут он ослабил хватку. Отошел от нее на шаг. Пожал плечами.
– Иди, неси эту проклятую еду.
Дождь на улице лил как из ведра. София открыла зонтик, но его сразу вывернуло ветром. Она распрямила его и направила против ветра. Когда ей удалось добраться до домиков, ноги были насквозь мокрые, а нижняя часть юбки промокла до нитки.
София усиленно вытесняла картины только что случившегося. «Путь на волю лежит через его офис, – думала она. – У меня нет выбора. Разве что опять отправиться на "Покаяние"… Ни за что! Лучше умереть. Я должна отсюда выбраться, должна».
Она долго обсуждала с кухонным персоналом, какую еду им приготовить Освальду. Запас продуктов был ограниченным, и под конец они решили приготовить равиоли с сыром и шпинатом.
– Для начинки у нас есть хороший французский сыр, – сказала Инга, одна из поварих.
– У вас есть свежие помидоры? – поинтересовалась София.
Повара сразу повесили носы.
– Нет, только помидоры из банок. Но у нас есть немного свежего салата из теплицы.
София ненадолго задумалась. Это казалось лучшим выходом из положения.
– Ладно! Только лучше принимайтесь за дело прямо сейчас.
Она осталась ждать на кухне, пока приготовят ужин, поскольку возвращаться в офис не хотелось. От кипящего на плите томатного соуса приятно пахло, и у нее появилась надежда, что им, возможно, удастся смягчить Освальда.
Когда еду приготовили, дождь слегка утих. София попросила Ингу помочь ей отнести ужин в офис, поскольку не хотела подавать его Освальду в одиночку.
Они молча стояли в дверях, пока тот не кивнул, чтобы они вошли. Инга поставила поднос перед ним на письменный стол. Кухонный персонал заботливо разложил еду, украсив ее базиликом, который Симону уже удалось вырастить в теплице. Подняв выпуклую крышку, закрывавшую тарелку, Освальд поначалу казался удовлетворенным.
– Что это?
– Равиоли с сыром и шпинатом, – ответила Инга. – Сыр из Бретани. Салат, разумеется, выращен здесь.
– Хм… – Он поковырялся в соусе вилкой. – Надеюсь, вы не использовали баночные помидоры?
Они сразу сникли. Ответить никто не решался. Щеки Инги стали пунцовыми.
– Использовали, сэр, – произнесла София. – У нас просто-напросто нет…
Поднос полетел с такой скоростью, что перевернулся в воздухе. Тарелка разбилась на сотни мелких кусочков, равиоли запрыгали по полу. Ноги девушек покрылись пятнами от томатного соуса и воды из стакана, тоже разбившегося об пол.
Потом все стихло, кроме металлической крышки, которая продолжала крутиться по полу, издавая неприятный скребущий звук. Сталь по мрамору.
– Вон! – закричал Освальд. – Пошли вон, и не смейте возвращаться!
Поначалу София не знала, куда ей деваться. Отправив Ингу на кухню, она пошла к себе в комнату, села на кровать и постаралась загнать обратно подступившие к глазам слезы. «Я туда не пойду, – думала она. – Не стану заискивать перед ним из-за нескольких проклятых помидоров из банки. Пусть убирает все сам».
Тут у нее завибрировал пейджер.
«Возвращайся в офис».
Она все-таки пошла. Ноги сами собой встали и засеменили вверх по лестнице.
«Но если он продолжит зудеть насчет помидоров, я сразу уйду, – думала София. – Просто удалюсь, не говоря ни слова».
Когда она вошла, Освальд улыбнулся ей так, словно ничего не произошло. Будто осколков и еды на полу не существовало. Подходя к нему, она чуть не поскользнулась на равиоли, но в последний момент удержалась.
– Ты не виновата, София, – сказал он. – Это Фриск не выполняет свою работу. Он уже давно издевается надо мной. Думаю, он пытается прибрать все к рукам.
– Прибрать к рукам?
– Да, прибрать к рукам мою работу. Наверняка поэтому и пристал к тебе. Потому что именно я уговорил тебя приехать сюда. Понимаешь, ему хочется всего, что принадлежит мне.
– Но он ведь всегда говорил о вас только хорошее…
– Именно. Он умеет быть льстивым. Ты не знаешь его, София. Заруби себе на носу: я знаю, о чем говорю. Ты же видела, что случилось, когда ты захотела сбежать. Любой другой, обладающий хоть каким-то драйвом, просто остановил бы тебя. Но не Беньямин. Он не решился сделать это сам, а просто прибежал ко мне.
Ей хотелось выразить сомнение, но она отреагировала неуклюже – откашлялась, но не смогла выдавить ни слова. Тогда Освальд встал и подошел к ее столу.
– Я умею читать людей. Поверь мне: Беньямин – фальшивая тварь, и ты должна быть благодарна за то, что между вами все кончилось, как кончилось.
– Я прослежу за тем, чтобы отдел по этике это расследовал.
– Не нужно. Просто организуй, чтобы он завтра пришел сюда, как только причалит паром. Я займусь им лично.
Я слышу их разговор по чистой случайности.
Сара ушла спать. Я посидел и поболтал с ними в гостиной, или в салоне, или что это, черт возьми, такое.
Я вновь предложил, что съеду из дома.
Обзаведусь собственным жильем.
На самом деле мне этого не хочется, но предложить такое представляется мне вежливым. Показать, что я не хочу быть для них обузой.
Я вновь дал им уговорить меня остаться.
– Дом такой большой…