Эта ласковая земля Крюгер Уильям
Глава двадцать девятая
Люцифер смотрел на меня. Я смотрел на Люцифера. У него было преимущество, потому что он не моргал. Остальные змеи выглядели сонными и смирными в своих стеклянных ящиках, но Люцифер всегда был готов напасть. Он вызывал у меня одновременно отвращение и интерес.
После того как Уискер показал мне гремучую змею, я начал пробираться в палатку сестры Ив, чтобы просто посмотреть на эту гибкую рептилию и убедиться, что она по-прежнему заточена за стеклом. Люцифер вползал в мои сны по ночам, иногда он преследовал меня, иногда внезапно появлялся, чтобы укусить. Иногда он вместе с убитым одноглазым Джеком набрасывался на меня из темноты кошмара. Я просыпался и не мог заснуть снова. Эмми сонно заверяла меня:
– Все хорошо, Оди.
Но она ошибалась, и я это знал.
Все хорошее в моей жизни уничтожал Бог Торнадо. Хотя детские годы почти стерлись из памяти, я помнил ощущение счастья. Потом Бог Торнадо забрал мою маму. После этого, несмотря на постоянные разъезды, мы с папой и Альбертом смогли быть семьей и быть счастливыми. Тогда Бог Торнадо всадил три пули в спину моему отцу. Линкольнская школа-интернат для индейцев, возможно, была не таким уж плохим местом, если подумать, но в глубине души я знал, что Бог Торнадо поставил Брикманов во главе только затем, чтобы превратить ее в ад. На краткий миг я понадеялся, что моя жизнь может стать лучше с Корой Фрост, но Бог Торнадо забрал и ее.
Так что я не верил в то, что все будет хорошо. Бог Торнадо следит, всегда следит, и я был уверен, что у него в рукаве припасено что-нибудь дьявольское и разрушительное. Однако на этот раз я считал, что нахожусь на шаг впереди. Я знал, с какой стороны неизбежно подует дурной ветер. Со стороны Сида.
У всех нас есть тайны. Мы обращаемся с ними, словно белочки с орешками. Прячем их и, хотя они могут быть горькими, питаемся ими. Если быть осторожным, то можно проследить за белочкой до того места, где она хранит эти орехи. Я подумал, что это справедливо и для Сида. Так я стал его тенью.
По утрам он завтракал с сестрой Ив, Эмми и мной, потом уезжал на красном «ДеСото», и его не было до полудня. Чем он занимался в это время, он хранил в тайне.
Я спросил у Уискера, но тот пожал плечами и сказал:
– Всегда уезжает куда-то. Никогда не спрашивал. Его дело.
Я собирался сделать его своим.
Мы прожили с «Исцеляющим крестовым походом “Меч Гидеона”» – Уискер рассказал мне, что это название придумал Сид, потому что оно звучало «отважно, и благочестиво, и многообещающе, и утешающе в одном большом предвкушении помощи» – больше недели, когда однажды утром все оказались свободны от своих дел и группа мужчин, молодых и старых, собралась сыграть в бейсбол на лугу около палаток. Уискер тоже присоединился, и я с удивлением увидел, что даже своими худыми руками он весьма сильно отбивал. Меня отправили в дальнюю часть поля, решив, что там от меня не будет вреда, что меня вполне устраивало.
В самом начале разразился небольшой спор о том, за какую команду будет играть Моз. К тому времени все заметили, с какой грацией он двигается. Он был одноврменно словно могучий молодой лев и гибкая беззаботная выдра. Моз всем нравился, и все хотели, чтобы он был в их команде. Совсем другое дело Альберт. Брат иногда бывал мрачным и задумчивым, и хотя он творил чудеса с моторами и мог собрать из подручных материалов любое устройство, Альберт говорил, что спорт его не интересует. Я решил, что прозябание на скамейке запасных в Линкольнской школе вызвало у него неприязнь к рискованному спорту. Поначалу он отказывался участвовать в игре. Но без него количество игроков было не равным, и в конце концов он сдался на уговоры Моза. Как и меня, его отправили в дальнюю часть поля.
Наша команда должна была отбивать, когда я заметил, что за игрой следит Сид. Это было необычно, поскольку по утрам он уезжал. Но красный «ДеСото» стоял около палаток, и я решил, что он скоро уедет по своим таинственным делам. Игра была напряженной и жаркой, и Моз вышел на базу. Наблюдавшие за игрой женщины восторженно приветствовали его, и он в ответ широко улыбнулся. Потом он показал на левое поле, показывая, что собирается отбить мяч туда, и показал: «Хоум-ран». «Совсем как Бейб Рут и Лу Гериг»[32], – подумал я.
Димитрий, большой повар-грек, был подающим другой команды. У него были руки, как ноги у носорога, и он бросал мяч с такой скоростью и силой, что Тсубой, игравший за кетчера, вскрикивал каждый раз, когда мяч попадал в узкий карман его старой перчатки. Димитрий бросал дважды, и оба раза Моз пропустил мячи, не пошевелив битой. На третьем броске Моз рассек воздух битой, так что звук ее удара о мяч прозвучал как выстрел, и мяч превратился в уменьшающуюся белую точку в голубом небе над левым полем. Сид, как и все остальные, был заворожен – самим ударом, бесконечным полетом мяча и зрелищем того, как Моз оббегает базы с мощью и грацией жеребенка на Дерби в Кентукки. Это был мой шанс.
Я потихоньку ускользнул и забрался в красный «ДеСото», лег на пол перед задним сиденьем, стянул с него сложенное одеяло и накрылся. Я задыхался от жары, но ждать долго не пришлось. Я услышал, как Сид открыл водительскую дверь. Он сел за руль, и мы тронулись. Он ехал больше получаса, потом остановился. Он заглушил двигатель и вышел из машины. Как только его дверь закрылась, я сел и выглянул в окно. Мы находились в городе, остановились у тротуара перед рядом домов, витрин и контор. Ближайшим известным мне городом был Манкейто. Я увидел, что Сид идет по тротуару с коричневой кожаной сумкой. Он остановился, опустил сумку, прикурил сигарету и пошел дальше.
Я вылез из «ДеСото» и пошел на безопасном расстоянии. Сид исчез за поворотом. Я подбежал и осторожно выглянул из-за угла здания. Он остановился посередине квартала перед кафе, где в последний раз затянулся сигаретой, бросил окурок на улицу и вошел внутрь. Я подкрался к витрине.
Сид сидел на диванчике и с кем-то разговаривал. Сначала я не видел его собеседников, потому что Сид загораживал обзор. Он показал на юг, как будто показывал дорогу. Сид открыл сумку, достал конверт и передал его. Он встал, сказал еще несколько слов, потом повернулся и ушел. Тогда-то я и увидел, кто сидел с ним, и понял, что Альберт был прав. Сестра Ив слишком хороша, чтобы быть настоящей.
Вернувшись в Нью-Бремен, Сид остановил машину перед «Морроу Хаус», взял сумку и вошел в гостиницу. Я выскользнул с заднего сиденья и последовал за ним. Он прошел прямиком в апартаменты сестры Ив. Я выждал несколько минут и тоже вошел. Они сидели за столом, за которым обычно завтракала сестра Ив. Она подняла глаза, и на ее лице отразилось облегчение.
– Вот и ты, Оди. Мы думали, что потеряли тебя.
– Я просто шатался по городу, – ответил я.
Она внимательно посмотрела на меня:
– Ты в порядке?
Я не был в порядке. От переполнявшего гнева хотелось шипеть. Хотелось взорваться и наорать на нее, на них обоих. Но я сдержался.
– Все хорошо, – сказал я. – Но я, наверное, прилягу ненадолго.
Я прошел в спальню, которую делил с Эмми, и закрыл дверь, но не до конца. Я оставил узкую щелочку и встал около нее, прислушиваясь.
– Я сказал им встретить нас в Де-Мойне, – негромко сказал Сид.
– Нам не обязательно это делать, Сид.
– Иви, до сих пор ты меня слушала. И разве не я привел тебя к успеху?
– Хорошо, – согласилась она, но я слышал сомнение в ее голосе.
– А это документы, которые надо подписать для Кормана.
Я заглянул в щель и увидел, как он достает из сумки документ и кладет его перед сестрой Ив.
– Мне следует прочитать?
– Просто подпиши, детка. Когда мы приедем, в Сент-Луисе все будет готово.
Когда она сделала, как он просил, Сид забрал документы, положил их обратно в сумку и поставил ее на пол рядом со своим стулом. В дверь апартаментов постучали.
– Войдите! – крикнула сестра Ив.
Открылась дверь, и я услышал голос Уискера:
– Сид, в шатре проблемы.
– Что такое?
– Копы кого-то ищут. Говорят, у них есть ордер.
– Кого?
– Парня по имени Паппас. Я думаю, это может быть Димитрий.
– Иду.
– Я с тобой, – сказала сестра Ив.
Я все еще подсматривал в щель и увидел, как она встала и направилась к комнате, в которой стоял я. Я поспешил к кровати и лег. Она тихонько постучалась.
– Да? – ответил я, стараясь, чтобы голос звучал слегка сонно.
Она приоткрыла дверь.
– Оди, мы с Сидом уходим к палаткам. Я хочу, чтобы ты оставался здесь, пока мы не вернемся, хорошо? Не уходи, пока мы не вернемся, обещаешь?
– Конечно, – сказал я. – Что случилось?
– Ничего особенного. Просто оставайся тут.
Я услышал, как они ушли, и сразу же выскользнул из спальни. Кожаная сумка Сида стояла на полу рядом со стулом. Я схватил ее, поставил на стол и открыл. Внутри были бумаги и документы, рекламные объявления и конверты вроде того, который Сид отдал в кафе в Манкейто. Я открыл один из конвертов: там лежали три десятидолларовые купюры. В других конвертах – всего их было пять – содержались разные суммы: в двух тридцать, в двух пятьдесят и в одном сотня, – все купюрами номиналом в десять долларов. В боковом кармане сумки я нашел маленький посеребренный револьвер. В другом кармане лежал большой коричневый футляр на защелке. Я открыл защелку и поднял крышку. Внутри лежал шприц и несколько ампул с прозрачной жидкостью.
Когда мы с Альбертом путешествовали с папой, пока он развозил контрабандный алкоголь, мы регулярно посещали мужчину, который содержал подпольный бар в Кейп-Жирардо. В наш последний визит папа еле разбудил его, пришлось долго колотить в дверь, прежде чем мужчина наконец открыл. Он выглядел растрепанным и сбитым с толку, и его качало из стороны в сторону. В одной руке он держал шприц, в другой – ампулу с прозрачной жидкостью. Когда папа это увидел, то затолкал нас с Альбертом обратно в машину, и мы сразу же уехали. Когда я спросил, что не так с мужчиной и почему мы не завершили доставку, папа сердито сказал:
– Я не обсуживаю наркоманов.
«Наркотик», – подумал я, глядя на футляр в своих руках. Сид был наркоманом. Чему я ни капли не удивился.
Я подумал взять один, а то и все конверты. Но прямо-таки услышал в голове, как Альберт ругает меня за воровство. Так что я оставил деньги. Но забрал футляр со шприцем и ампулами с наркотиком. По крайней мере я лишу Сида этого запрещенного удовольствия.
Я вышел из гостиницы и направился к лугу, на котором располагался «Исцеляющий крестовый поход “Меч Гидеона”». Я увидел красный «ДеСото» Сида рядом с парой полицейских машин, припаркованных возле большого шатра, и, стараясь держаться подальше, скрылся между тополями вдоль железнодорожных путей над рекой. Через некоторое время копы вывели Димитрия в наручниках. Сестра Ив и Сид шли следом. Димитрия посадили в одну из патрульных машин, а сестра Ив и Сид коротко переговорили с полицейскими, после чего копы уехали. Сид сразу же вернулся в большой шатер, а сестра Ив некоторое время стояла в одиночестве, глядя в ту сторону, куда увезли Димитрия. Она походила на пастушку, у которой волки утащили ягненка. Потом она пошла вслед за Сидом и скрылась в шатре.
Я подумал найти Альберта, Моза и Эмми и рассказать им, что видел в Манкейто, сказать, что нам надо уходить и уходить сейчас же. Вместо этого я спустился к песчаной отмели, где у нас был лагерь и где я впервые услышал зов прекрасного, подобного сиренам, голоса сестры Ив, и где она поделилась со мной историей своего шрама. Все в тот день давило: жара, влажность, чувство предательства, смерть еще одной мечты. В березовой рощице на другом берегу собрались вороны, и в их неутихающем карканье я слышал жестокую насмешку, и в нем же эхом раздавалось предостережение Альберта: «Одного за другим».
Я ненавидел сестру Ив. Я верил ей. Верил в Бога, в ее целительство, в красивую жизнь, которая ждала бы нас с походом – во все. Теперь я видел, что она была подделкой и все это было неправдой. Как можно быть таким глупым? Сколько раз мое сердце должно разбиться, прежде чем я поумнею? Я сидел в тени тополя и смотрел на бегущую мимо бурую воду и вдруг расплакался. Это были горячие злые слезы, и мне стало стыдно, что я так открыто плачу, но радостно, что меня никто не видел.
Но я не был один.
– Оди!
Я услышал окрик Эмми и посмотрел наверх. Она с Мозом и Альбертом спускалась по берегу со стороны луга и палаточного городка. Эмми подбежала ко мне и обняла, как давно пропавшего.
– Ох, Оди, я так испугалась.
Я увидел, что она тоже плачет.
– Я в порядке, – сказал я, пытаясь вытереть слезы, пока их не увидели Альберт и Моз.
– Где ты был? – требовательно спросил Альберт, подходя. – Ты просто исчез с игры. Мы везде тебя искали.
– Нам надо уходить, – сказал я без прелюдий. – Нам надо убираться отсюда.
«Почему?» – показал Моз.
Меня так душил гнев, что я едва мог говорить, поэтому я показал: «Потому что я ненавижу сестру Ив».
Все трое уставились на меня, как будто у меня внезапно выросли рога или третий глаз.
– Но мы любим сестру Ив, – сказала Эмми.
– Вы не видели того, что видел я.
– Что ты видел? – спросил Альберт.
– Помнишь, ты сказал мне, что что-то в сестре Ив дурно пахнет? Теперь я знаю, что это.
Я рассказал им, как прятался в машине Сида, когда он ездил в Манкейто, и как проследил за ним до кафе. Рассказал, что видел, как он отдавал кому-то конверт с деньгами. И рассказал, как, когда он отошел от диванчика, на котором сидел, я увидел, кто это был. На мгновение я замолчал, собираясь с мыслями.
«Кто это был?» – настойчиво показал Моз.
– Помните мужчину с кривым мальчиком на первом собрании, которое мы видели? С мальчиком, у которого так сильно была искривлена спина, что он еле ходил? А потом сестра Ив прикоснулась к нему и его позвоночник сразу же распрямился? Они оба были там. А женщину, которая заикалась, так что мы не могли разобрать, что она говорит? Она была там. И хромой парень, который отбросил костыли? Да, он тоже был там. Им всем заплатили за то, что они притворялись. Или заплатили за следующее шоу, потому что, когда сестра Ив приедет в Де-Мойн, они тоже там будут.
Друзья уставились на меня, лишившись дара речи, как Моз.
– Вы что, не понимаете? – заорал я. – Она фальшивка. Все в ней обман.
– Нет, Оди, – сказала Эмми. – Она ангел.
– Тоже мне ангел, – горько сказал я, и по моим щекам опять побежали слезы, но я не потрудился их остановить.
Моз показал: «А как же мужчина с мертвой женой?»
– Она не исцелила мертвую жену. И если бы Эмми не велела мне играть на гармонике, сестра Ив осталась бы без лица. Еще неизвестно, кто кого спас в тот вечер.
– Оди, она вылечила так много людей, – возразила Эмми. – Не могут же они все притворяться.
– Я видел много конвертов с деньгами. Думаю, каждый раз, когда Сид исчезает по утрам, он ездит платить людям, которые притворяются для сестры Ив.
«А Уискер? – показал Моз. – Тсубой? Все остальные? Она им помогает».
– Или просто использует, – ответил я. – Пока их не заберут, как Димитрия.
– Надо спросить Уискера, – сказала Эмми. – Он не станет врать.
– Откуда ты знаешь? Ты всего лишь ребенок.
Я сказал это резко и пожалел о своих словах, как только они сорвались с губ, и я увидел, как они задели Эмми.
Альберт молчал, но потом произнес:
– Оди, Уискер твой друг. Ты поймешь, если он соврет?
– Думаю, он не станет врать, если я спрошу напрямую.
– Тогда спроси его напрямую, – сказал Альберт.
– Хорошо, спрошу. Но сначала кое-что другое.
Я достал из кармана рубашки футляр.
«Что это?» – показал Моз.
– Сид наркоман.
Я открыл футляр и показал им шприц и ампулы.
– Не удивительно, – сказал Альберт. – Избавься от этого, Оди.
– Именно это я и собираюсь сделать.
Я захлопнул футляр и забросил как можно дальше в реку. С едва слышным всплеском футляр пошел ко дну.
– Пойдем получим ответы, – сказал Альберт.
Глава тридцатая
В шатре нам сказали, что сестра Ив с Сидом поехали в полицейский участок, чтобы попытаться вытащить Димитрия, который разыскивался по подозрению в продаже контрабандного алкоголя, что мы с Альбертом и за преступление-то не считали. Уискер в одиночестве сидел на помосте, его тонкие быстрые пальцы порхали по клавишам пианино. Когда он играл во время проповедей, то делал это с непокрытой головой, но большую часть времени он носил небольшую черную федору, лихо сдвинутую на затылок. Когда мы поднялись на сцену, его темные губы изогнулись в теплой улыбке.
– Привет, Бак. Мы волновались. Ты куда-то пропал.
– Просто надо было уйти и подумать, Уискер.
Его пальцы перестали щекотать клавиши, а вокруг глаз появились серьезные морщинки, когда он внимательно посмотрел на меня:
– О чем бы ты ни думал, похоже, это тебя не порадовало.
– У меня есть вопрос, Уискер. Мне нужна правда.
Он сел обратно на банкетку и перевел взгляд с меня на Альберта, потом на Моза и наконец на Эмми. В шатре было жарко, и над его верхней губой блестящими усиками выступил пот.
– Правда может разочаровать, Оди.
– Вы скажете мне правду или нет?
– Если я ее знаю.
– Сестра Ив – она правда исцеляет?
– Что за вопрос?
– Просто ответьте.
– Оди, я видел в этом шатре больше чудес, чем могу вспомнить.
– Настоящих чудес или фальшивых? Как тот мальчик с искривленным позвоночником и женщина с непослушным языком.
– А-а, – кивнул он. – Значит, ты думаешь, что знаешь правду про этих людей, да?
– Я видел, как Сид платил им.
– Они люди Сида.
– А что насчет всех остальных?
Уискер снова положил пальцы на клавиши и тихо заиграл мелодию, которую я слышал по радио: «Маленькая белая лгунья». Он играл, склонив голову, но через несколько тактов взглянул из-под полей своей федоры.
– Тебе надо поговорить с сестрой Ив.
– Она обманщица.
– Ее можно назвать как угодно, Оди, – сказал он, продолжая играть. – Но не обманщицей.
– Она утверждала, что исцелила тех людей, людей Сида, а это вранье.
– Оди, в детстве все категоричны, но все не так просто. Поговори с сестрой Ив. Обещаю, она не станет врать.
– Уискер… – снова попытался я, но он меня перебил:
– Как я уже сказал, поговори с сестрой Ив.
Мы пошли к ней в палатку ждать ее возвращения. Я часто бывал внутри без сопровождения, но для остальных это был первый раз. Они вытаращили глаза, увидев змей в террариумах на низком узком столике, но я объяснил, что по-настоящему опасен только Люцифер, а остальные нет.
– Еще одна ложь, – сказал я.
Нам не пришлось долго ждать. Я услышал, как снаружи сестра Ив разговаривает с женщинами, которые стряпали вместе с Димитрием. Она заверила их, что Сид обо всем позаботится и Димитрий скоро вернется к нам, а потом вошла в палатку. Увидев наши лица, она ободряюще улыбнулась.
– Не волнуйтесь за Димитрия. Сид этим занимается.
– Дело не в Димитрии, – сказал я.
Она внимательно посмотрела на меня, потом на остальных.
– Что случилось?
– Вы обманщица.
Как только я это сказал, глаза наполнились слезами, потому что мне казалось, что я убил что-то прекрасное, но я пытался сказать себе, что нельзя убить то, чего никогда не было.
– Обманщица? – Она обдумала обвинение, кивнула и села на мягкую банкетку перед туалетным столиком. – Дай мне руку, Оди.
Я стоял неподвижный и бесстрастный, как железо.
– Не бойся, – сказала она. – Просто дай руку. Что плохого я сделаю?
Из кухонной палатки доносились звуки готовки, лязг кастрюль и сковородок – это кухонная команда начала готовить еду, которую подадут тем, кто вечером придет на собрание. Я услышал, как Димитрий отдает приказы, и понял, что Сид нашел способ его освободить. В большом шатре к Уискеру присоединилась еще парочка музыкантов, и они начали репетировать один из гимнов к сегодняшнему вечеру: «Явись мне». Но я по-прежнему не двигался.
Я почувствовал, как Эмми коснулась моей руки.
– Давай, Оди.
Сестра Ив неподвижно держала свою руку передо мной, и в конце концов я взял ее за руку. Она закрыла глаза и после долгого молчания произнесла:
– Понимаю.
Она улыбнулась, отпустила мою ладонь и похлопала по банкетке рядом с собой:
– Садись, Оди.
– Я не хочу сидеть с вами, – сказал я.
– Понимаю. Значит, ты проследил за Сидом и думаешь, что знаешь правду.
– Я видел его с теми жуликами. На самом деле вы их не исцелили.
– Я никогда не утверждала, что исцеляю, Оди. Я всегда говорила, что исцеляет Бог, а не я.
– Значит, исцеляет через вас. Но все не так. Никто не исцелился. Вы фальшивка, и они фальшивка.
– Оди, ты расстроен, – сказала она.
– Фальшивка! – крикнул я. – Такая же фальшивка, как эта кобра.
Я отвернулся от нее, подошел к низкому столику с террариумами и, не думая, сунул руку в стеклянный короб, в котором находилась безвредная змея, которую Уискер называл Мамбой. Я вытащил извивающуюся змею, шагнул к сестре Ив и ткнул в нее, словно в доказательство. Сестра Ив никак не отреагировала. А вот Эмми закричала. Она отшатнулась о меня и врезалась прямиком в узкий столик. Она упала, и столик опрокинулся вместе с ней, и я услышал звон разбившегося стекла. В следующее мгновение послышался жуткий треск Люцифера.
Меня парализовало, а Альберт сорвался с места. Он перепрыгнул опрокинутый столик, подхватил Эмми и передал Мозу, который унес ее подальше. За миг до того, как Альберт перескочил через столик в безопасность, я услышал тихий болезненный вскрик.
Сестра Ив встала на колени перед Эмми, положив руки ей на плечи, и быстро осмотрела ее.
– Он тебя не укусил?
– Не-а.
Эмми покачала головой, по ее щекам текли слезы.
– Слава Богу, – сказала сестра Ив.
И тут раздался голос – так мог бы звучать камень, если бы умел говорить.
– Он укусил меня, – сказал Альберт.
Укус располагался высоко на правой икре, две кровавые дырочки под краем штанины, которую Альберт задрал, чтобы показать нам. Мы не видели Люцифера, но он продолжал трещать где-то за опрокинутым столиком. Моз одним мощным движением с пугающим хрустом сломал одну из ножек и раз за разом размахивал ею, пока треск не прекратился.
На крик Эмми сбежались остальные работники похода, среди которых были Димитрий и Сид. Сид обвел взглядом сломанный столик, разбитые террариумы и наконец оголенную икру Альберта:
– Люцифер?
Альберт кивнул.
– Господи, – сказал Сид.
– Что нам делать? – взмолился я.
– Не паниковать. У меня есть противоядие. С ним все будет хорошо. Иви, успокой его и не давай двигаться. Я сейчас вернусь.
– Ты куда? – спросила сестра Ева.
– В гостиницу. Я держу противоядие в сумке. Буду через несколько минут.
Внезапно ноги отказались держать меня.
– В коричневой сумке?
– Да, в коричневой.
– В футляре со шприцем и ампулами?
– Да. – Он метнул в меня суровый взгляд. – А что?
Я еле-еле выговорил слова.
– Его там нет.
– Что? Где он?
– В реке.
– В реке?
– Я его выбросил. Думал, это наркотик.
– Боже правый, Оди. – Он схватил меня за плечи, и я подумал, что он раздавит меня голыми руками. Но он толкнул меня и прошептал: – О, господи.
– Что делать, Сид? – спросила сестра Ив так спокойно, словно интересовалась, что будет на ужин.
– Везем его к доктору. Сейчас же.
Сид вел машину, Эмми и Моз сидели на переднем сиденье рядом с ним. Я сидел сзади вместе с Альбертом и сестрой Ив. Я чувствовал, как дрожит тело брата, и не знал, это из-за яда или из-за того, что он напуган так же, как я.
– Прости, Альберт, – повторял я. – Прости.
Мне хотелось умолять его «Пожалуйста, не умирай», но я боялся произносить слово «умирай». Я даже думать о нем не хотел. И тем не менее оно разрасталось у меня в голове, как большой воздушный шар, вытесняющий все другие мысли. Беззвучно я кричал: «Не умирай, не умирай, не умирай!»
Приемная доктора находилась сразу за центральной площадью Нью-Бремена, двухэтажный дом из красного кирпича с белым штакетником и табличкой у входа: «Д-р Рой П. Пфейфер и д-р Джулиус Пфейфер». Мы вышли из машины и, окружив прихрамывающего Альберта, отвели его внутрь. В вестибюле была небольшая зона ожидания, где сидела женщина в домашнем платье в цветочек с маленьким ребенком. Когда мы вошли, звякнул колокольчик над дверью, и в следующее мгновение появилась улыбающаяся женщина. Она была молода и носила брюки, что было весьма необычно для женщины в то время, особенно в маленьких городках. Увидев нашу толпу с отчаянными лицами, она перестала улыбаться и спросила:
– Кто пациент?
– Он, – сказал я, взяв Альберта за руку.
Она посмотрела на его закатанную штанину и нахмурила лоб.
– В чем дело?
– Змея укусила, – сказал Сид. – Гремучая змея.
Это ее явно удивило, но она быстро взяла себя в руки.
– Ведите его сюда.
