Эта ласковая земля Крюгер Уильям
Я улыбнулся Эмми.
– Я всегда хотел младшего братика.
Моз показал: «А я?»
– Кому-то надо остаться с каноэ, – сказал Альберт. – Кроме того, ты индеец и немой. Если кто-то попытается с тобой заговорить, тебя запомнят, а нам надо оставаться незамеченными.
Я видел, что это уязвило Моза, но он скрепя сердце признал, что Альберт прав.
– Я пойду первым, – сказал брат. – Вы подождите немного и идите следом.
Альберт поднялся по берегу и исчез за деревьями.
Моз сел на землю, взял камень и бросил в реку.
– Злишься? – спросил я.
«Ненавижу быть индейцем», – показал он.
Я вручил Эмми кепку, взял ее за руку, и мы стали подниматься на берег.
Мы быстро узнали, что город назывался Нью-Бремен. Центр города был построен вокруг площади, на которой стояло большое здание суда. Мы прогуливались по тротуарам, стояли в тени зеленых навесов, смотрели в витрины магазинов. Я нервничал, оттого что мы были на виду, но мы шли медленно, никто нас вроде не замечал. Эмми была в восторге. Мы прошли мимо аптеки «Рексол», за которой находилась кондитерская.
– Жалко, мы не можем принести Мозу лакрицы, – сказала Эмми, разглядывая сладости внутри. Мы все знали, как Моз любит лакрицу.
Мы сидели на скамейке рядом с маленькой кондитерской и смотрели, как по площади проезжают автомобили, люди входят и выходят из магазинов. Нью-Бремен был намного больше Линкольна, улицы и тротуары гораздо многолюднее. Стайка мальчишек с бейсбольными перчатками и битами пересекла площадь и скрылась за зданием суда, направляясь куда-то к бейсбольному полю.
– Мы могли бы жить здесь, – сказала Эмми.
– Хороший город, – признал я. – Но мы направляемся в Сент-Луис.
– Там хорошо?
Правда состояла в том, что мы направлялись в большой город, который я почти не помнил, искать женщину, которую я едва знал, а ее адрес не знал вовсе. Но это был шанс обрести семью, наш единственный шанс, и он был намного лучше всего, что мы оставили позади.
– Там очень хорошо, – сказал я.
Дверь аптеки открылась, и оттуда, смеясь, вышли двое. Я сразу же узнал сестру Ив. Вместо ковбойской одежды или белого балахона на ней были зеленое платье с золотыми рюшами на воротнике и модная золотистая шляпка вроде тех, что я видел в журналах. Туфельки с тоненькими ремешками на щиколотках сочетались со шляпкой. С ней был трубач. На нем были белый костюм и белая соломенная шляпа. Он шагнул на тротуар, убирая в карман пиджака пару толстых сигар.
Они повернули в нашу сторону, и взгляд сестры Ив упал на нас. Она сразу улыбнулась.
– Привет. Я видела вас двоих вчера вечером. Вам понравился суп?
– Да, мэм, – сказал я. – Было вкусно.
– А тебе? – Она наклонилась к Эмми.
– Угу, – сказала Эмми.
Я хотел пихнуть ее, напомнить опустить козырек кепки пониже, но она подняла улыбающееся личико к сестре Ив.
Та перевела зеленые, как весенняя листва, глаза с Эмми на меня и обратно на Эмми.
– Вы тут одни?
– Да, мэм, – сказал я.
– Вчера вечером вы тоже были одни. Где ваша мама?
– Умерла, – ответил я за двоих.
– А папа?
– Тоже.
– Ох, бедняжки.
Она села рядом с нами. Трубач с расстроенным видом скрестил руки на груди и прислонился к витрине аптеки.
– Как тебя зовут?
– Бак, – сказал я. – Как Бак Джонс.
– Ковбой, – улыбнулась она. – А тебя? – спросила она у Эмми.
Я попытался ответить, но Эмми меня опередила и выпалила правду:
– Эмми.
– Эммет, – быстро сказал я. – Но мы зовем его Эмми. Он мой брат.
– Кто о вас заботится?
– Мы сами о себе заботимся.
– Только вдвоем?
– Только вдвоем.
Она протянула руку, достала из кармана рубашки губную гармонику и проницательно посмотрела на меня.
– Ты хорошо играешь. Я слышала тебя на лугу вчера ночью. – Она положила гармонику обратно и пристально всмотрелась в лицо Эмми. – Дай мне руку, солнышко.
Она взяла маленькую ладошку Эмми в свою и закрыла глаза. Когда ее веки снова открылись, она смотрела на Эмми, как будто знала ее всегда.
– Ты многое потерял, но я вижу, что взамен тебе было дано нечто удивительное. Я хочу, чтобы сегодня вечером вы вернулись на собрание. У меня будет для вас кое-что особенное. – Она сосредоточилась на мне, будто я был ответственным. – Обещаешь?
Ветра не было, но мне показалось, будто от сестры Ив пахнуло свежестью. В своем белом балахоне вчера, с длинными лисьими волосами, она казалась прекраснее ангела. Теперь я видел, что ее щеки покрыты веснушками, совсем как у Альберта, а слева, прямо возле уха, проходит уродливый шрам, частично скрытый длинными волосами. Она смотрела мне в глаза. Я не мог отвести взгляд. Не потому, что ее глаза были удивительно ясными и освежали, словно мята. Мне казалось, что я смотрю в глубину, которая может затянуть меня в один миг, но такую соблазнительную, что хотелось самому нырнуть в нее.
– Обещаю, – услышал я свой голос.
Трубач посмотрел на часы.
– Иви, детка, нам пора бежать.
– Сначала конфеты, Сид, – сказала она. – Какие хотите?
– Лимонные леденцы, – тут же ответила Эмми.
– Бак?
Я подумал про Моза и сказал:
– Лакричные, пожалуйста.
Сестра Ив посмотрела на Сида, который закатил глаза, но тем не менее вошел в кондитерскую и вышел с конфетами.
– Увидимся вечером, Бак, – сказала сестра Ив. Она понимающе улыбнулась Эмми. – А ты будь хорошим… мальчиком.
Она встала и ушла за руку с трубачом.
Как только они ушли, я повернулся к Эмми и сказал как можно строже:
– Нельзя говорить всем свое настоящее имя.
– Все будет хорошо, – сказала она, как будто знала что-то, чего не знал я. – Ей можно доверять.
Я посмотрел на удаляющуюся сестру Ив. Не знаю почему, но я верил, что Эмми права.
Глава двадцать пятая
– Нет, – сказал Альберт. – Категорически нет.
– Я ей пообещал, – возразил я.
– Подумаешь. Мы уплываем. Сейчас же.
Когда мы вернулись к реке, Альберт с Мозом уже сложили все вещи в каноэ. Моз все еще дулся из-за того, что не смог пойти в город, но лакрица его немного приободрила. Близился полдень, и он ел свое лакомство в тени дерева на берегу, пока мы с Альбертом вели сражение. Эмми, моя маленькая союзница, стояла рядом со мной.
– Еще одна ночь, Альберт. Какой от этого вред? И сестра Ив сказала, что у нее есть для нас что-то особенное.
– Да, наручники.
– Она не такая. Я вижу.
– Что, если ты ошибаешься?
– Он не ошибается, Альберт, – сказала Эмми. – Сестра Ив хорошая. Она нас не сдаст.
Моз засмеялся и показал: «Сдаст? Эмми, ты говоришь как гангстер».
– Мы уплываем, и точка.
Альберт повернулся к каноэ.
– Кто умер и сделал тебя Богом? – крикнул я ему в спину.
Он развернулся:
– Хочешь остаться? Хорошо. Оставайся. А мы уплываем.
Моз не покинул тенек, а Эмми придвинулась еще ближе к моему боку.
– Как насчет голосования? – спросил я.
– Голосования?
Альберт произнес это, как будто это какое-то ругательство.
– У нас демократия, нет? Давайте проголосуем. Большинство побеждает. Кто хочет остаться? Поднимите руку.
Я поднял руку, Эмми тоже. Альберт сердито глянул на Моза, который не торопился отдать свой голос. Лениво он поднял руку.
– Хорошо, – сказал Альберт. – Я буду навещать вас в исправительном доме.
Он протопал к каноэ и сделал вид, что собирается залезть в него. Это все было напоказ. Я знал своего брата и знал, что он никогда нас не бросит. Он постоял у широких коричневых вод Миннесоты и покачал головой.
– Попомните мои слова: мы об этом еще пожалеем.
В сумерках мы поднялись от реки к шатру. Автомобилей на лугу оказалось намного больше, чем вчера. Большинство скамей в шатре уже было занято. Я рассудил, что это результат распространившейся молвы о мальчике, чей кривой позвоночник выпрямился после целительного прикосновения сестры Ив. В первом ряду сидел молодой человек, который вчера вел себя по-скотски и которого приручила сестра Ив. Альберт и Моз сели позади нас с Эмми, которая была в своей кепке. Ночь выдалась жаркой и влажной. Рядом со мной сидел огромный взъерошенный мужчина, похожий на медведя. Судя по запаху, он только что чистил конюшни. Он был с женщиной, которая тяжело привалилась к нему, закрыв глаза. «Спит», – подумал я. Но ей станет не до сна, как только сестра Ив выйдет на сцену.
Неожиданно Эмми прошептала:
– У тебя с собой гармоника?
– На месте.
Я достал ее из кармана рубашки.
– Ты умеешь играть «Прекрасную мечтательницу»?
– Конечно. А что?
Она не успела ответить, вошли музыканты и заняли свои места на помосте. Трубач встал и воскликнул:
– Восславьте Господа, братья и сестры! Восславьте Господа!
Сестра Ив вошла в шатер через вход, где раздавали суп, в своем белом балахоне, волосы рыжими ручейками струились по плечам. Она вышла на середину сцены и развела руки, и снова показалось, будто у нее есть крылья.
– Иисус сказал: «Кто жаждет, иди ко Мне и пей»[29]. Братья и сестры, давайте же соберемся у реки и припадем к живой воде Святого Духа и возродимся.
В тот же миг музыканты у нее за спиной заиграли, и сестра Ив запела, ее прекрасный голос возносил слова:
– Соберемся у реки, где ступала нога светлого ангела…
Я знал старый гимн. Брикман часто его исполнял, и я начал от души подпевать сестре Ив, как будто верил в абсолютную истинность этих слов.
В тот вечер она порхала по сцене, говоря о надежде всем этим людям, сидящим на жестких скамьях, волосы падали ей на лицо, по которому из-за жары внутри шатра и силы ее евангелистической страсти ручейками пота струилась ее собственная живая вода. Она пела и увещевала и в конце распахнула руки, приглашая выйти вперед всех, кто нуждался в целительном прикосновении Господа.
На сцену поднялся мужчина на костылях, следом за ним женщина без видимых недугов. После прикосновения сестры Ив мужчина отбросил костыли и практически танцуя спустился со сцены. Женщина попыталась рассказать сестре Ив про свое заикание. Было мучительно слушать, как она старается выдавить слова. Сестра Ив сжала голову женщины ладонями, словно тисками. Именем Святого Духа она молилась о том, чтобы женщина заговорила внятно, как это и задумано Господом. Когда сестра Ив подняла руки, женщина несколько секунд пыталась произнести слова и наконец сказала совершенно без запинки:
– Спасибо, сестра.
Вид у нее был ошарашенный, как у коровы, ударенной кувалдой.
– Хвала Господу! – воскликнула она. – Благослови вас Бог, сестра Ив.
Покидая сцену, она плакала, как будто вместо глаз у нее были дождевые тучи.
Сидевший рядом со мной огромный и вонючий мужчина встал. В одной руке он держал дробовик. Другой он потянул спящую женщину, которая опиралась на него. Он обхватил ее рукой, вышел в проход между скамьями и потащил женщину с собой, ее ноги волочились по полу.
Тогда я понял, что женщина не спит. А вонь стояла не из-за чистки конюшен.
У ступенек сцены мужчина остановился и уставился на сестру Ив. Если она и удивилась, то не подала виду.
– Что ты ищешь, брат? – спросила она.
– Моя жена. Она больше не разговаривает со мной. Я слыхал, ты лечишь людей.
– Как тебя зовут?
– Уиллис.
– А как зовут твою жену?
– Сара.
– Имя праведной женщины из Библии. Сядь со мной, брат Уиллис. Сядьте оба.
Она уселась на верхней ступеньке, складки балахона белым каскадом легли вокруг. Косматый медведь по имени Уиллис сел, усадив тело жены между собой и сестрой Ив. Он прислонил дробовик к ступенькам под рукой. Сестра Ив взяла руку мертвой женщины в свои ладони и надолго закрыла глаза. Когда она наконец открыла их, то сказала:
– Жизнь тяжела, да, брат Уиллис?
– И не говори. Фермерам сейчас нелегко. Цена на кукурузу уже давно не поднималась.
– Ты не можешь спать, – сказала она.
– Не сплю из-за тревоги. Банк посылает нам письма. Вот почему держу дробовик при себе, на случай если они попытаются наброситься на меня. Они не получат мою ферму.
– А Сара, она сидит с тобой ночь за ночью, пытаясь успокоить.
– Она единственное, что меня удерживает. Но она больше не разговаривает со мной. Она потеряла голос. Я слышал, ты лечишь людей.
– Я не лечу их, Уиллис. Лечит Бог. Я всего лишь проводник.
– Помолись над ней. Сделай так, чтобы она снова разговаривала со мной.
– Уиллис, ты веришь в Бога?
– Как и все.
– А Сара?
– Всегда читает свою Библию. Говорит, это дарит ей утешение.
– А она в свою очередь дарит утешение тебе.
Он бросил на жену взгляд, полный тоски.
– Простого звука ее голоса уже достаточно.
– Но она больше не разговаривает с тобой.
Он опустил голову и уставился в землю.
– Лишилась дара речи, я думаю. Наверное, за какой-то ужасный грех.
– Ее грех или твой?
Он не ответил. Она подалась к нему, почти шепча. Но в шатре было так тихо, что было слышно, как жужжит муха вокруг сестры Ив.
– Уиллис, расскажи мне про грех.
Он тяжело выдохнул через нос, как дикое животное, и прочистил горло – глубокий, тревожный рокот.
– Она… – начал он. Тряхнул головой, словно пытаясь собраться с мыслями. – Она сказала, что уходит от меня. Возвращается к своим. Я разозлился, сильно разозлился. Мы наговорили друг другу грубостей.
– Ты ударил ее, – мягко сказала сестра Ив. – И тогда она перестала с тобой разговаривать.
– Я извинился. Встал на колени и умолял ее простить меня, сказать что-нибудь, что угодно.
– Она больше не может говорить с тобой, брат Уиллис. Ты это знаешь. Не в этой жизни. Но она ждет тебя в чудесном месте, где нет тревог. Где нет боли. Где у тебя никогда не отнимут твое. В месте, где есть только любовь. – Сестра Ив протянула руку через мертвую женщину. – Возьми меня за руку, брат Уиллис.
Он уставился на нее, как будто ему мучительно хотелось. Я был уверен, что она смягчит беспокойный дух этого мужчины так же, как укротила зверя в молодом человеке вчера вечером. Но он меня удивил. Удивил всех. Удивил даже сестру Ив.
– Нет! – взревел он и вскочил на ноги. Схватил свой дробовик, упер приклад в плечо и навел ствол на нос сестры Ив. – Вылечи ее, проклятье! Заставь ее снова говорить со мной, или я разнесу тебе башку!
Я видел страх тысячу раз в жизни. У него было множество лиц, но часто не было голоса. Сестра Ив смотрела в дуло дробовика, и я видел, что от страха она не может говорить. Я рассудил, что без слов ей не совершить чуда, которого хотел одержимый убийством мужик, или любого другого чуда.
– Играй, Оди, – прошептала мне Эмми. – Играй «Прекрасную мечтательницу».
Это не имело смысла, но с другой стороны, ничего не имело смысла, пока я ждал, что выстрел дробовика изуродует лицо сестры Ив. Как и все остальные в шатре, я был уверен, что нас ждет кровавая бойня. И когда она начнется, не будет никаких гарантий, что убийство ограничится сестрой Ив. У меня пересохли губы, горло было словно наждачная бумага. Я едва мог дышать. Я понятия не имел, смогу ли вообще сыграть хоть ноту. Но я достал гармонику из кармана рубашки и поднес ее к губам. Эмми положила свою маленькую ручку мне на ногу. Она подняла ко мне личико и улыбнулась, словно была абсолютно уверена во мне.
Я начал играть. Хотя мелодия была негромкой, в тишине шатра и в моих собственных ушах она казалась оглушительной. Люди начали оборачиваться в мою сторону, и Уиллис вместе со всеми. Я был уверен, что ствол дробовика метнется ко мне. Я играл во всю силу, сердце в груди бешено колотилось. Я собирался остановиться, подумав, что пора заканчивать с этим безумием, когда ко мне присоединился божественный голос. Это была сестра Ив:
- Проснись, прекрасная мечтательница.
- Тебя ждут звезды и роса.
- Дневные звуки жестокого мира
- Уйдут, убаюканные лунным светом.
Ярость, исказившая лицо огромного мужчины, начала смягчаться. Он опустил дробовик. Я продолжал играть, и сестра Ив пела своим неземным голосом, как ангел утешения:
- Прекрасная мечтательница, королева моей песни,
- Послушай мою нежную мелодию.
- Ушли хлопоты напряженной жизни.
- Проснись, прекрасная мечтательница.
- Проснись, прекрасная мечтательница.
Со слезами на глазах огромный зверь упал на колени, положил голову на колени своей мертвой жены и зарыдал. Забытый дробовик лежал на земле, и молодой человек, чьего зверя укротили прошлым вечером, вскочил со своей скамьи и подхватил его.
По моему лицу стекал пот, кружилась голова. Я опустил гармонику и посмотрел на Эмми.
– Ты сыграл лучше, чем когда-либо, Оди, – сказала она.
Глава двадцать шестая
– Любимая песня его жены, – сказала сестра Ив. – «Прекрасная мечтательница». Возможно, это единственное, что может достучаться до его сердца. Как ты узнал, Бак?
Мы сидели в отдельной столовой в лучшей гостинице Нью-Бремена «Морроу Хаус». На столе стояла целая зажаренная курица вместе с картофельным пюре, подливой и спаржей. Несмотря на роскошную обстановку, я настоял, чтобы Эмми не снимала кепку. Мы с ней уплетали ужин, как в последний раз. Сестра Ив и трубач сидели с нами. Они ели медленнее и запивали еду «виноградным соком», который на самом деле был красным вином. Сестра Ив сменила свой белый балахон на голубое платье. На трубаче были серый костюм с широкими лацканами и красный галстук с бриллиантовой булавкой.
– Я не знал, – сказал я сестре Ив. – Эмми сказал, что я должен сыграть.
– Правда? – Она с любопытством разглядывала Эмми. – Где вы живете?
– В лагере у реки.
– Вы живете в лагере? В смысле, постоянно?
– Не совсем. Мы направляемся в Сент-Луис.
– Что в Сент-Луисе?
– Там у меня родня. У нас родня, – поправился я.
– До Сент-Луиса далеко.
– Надо думать. Но мы с Эмми справимся.
Сестра Ив подняла бокал и посмотрела на вино.
– Мы собираемся в Сент-Луис. Не сразу. Сначала мы заедем в Де-Мойн и Лоренс, штат Канзас.
Она глотнула вина и между прочим сказала:
– Вы можете поехать с нами.
Трубач чуть не подавился курицей.
– Добавит нам кучу проблем, Ив.
– Почему? – спросила она.
– Это могут истолковать как похищение.
Он аккуратно промокнул свои тонкие усики салфеткой.
– Похищение? В стране полно брошенных детей, Сид. Поверь мне, я знаю кое-что об этом. – Она снова повернулась ко мне. – Мы можем доставить вас прямо на порог к родственникам.
– Погоди, Ив, – сказал трубач.
– Сид.
Она так посмотрела на него, что он замолчал.
Я бросил взгляд на Эмми, чье лицо под козырьком не выдавало ни малейшего намека на ее предпочтения. Мне нравилась идея спокойной жизни, но я не мог решать за всех.
– Нам надо подумать, – сказал я.
– Хорошо.
Я не пил ничего алкогольного, но улыбка сестры Ив была опьяняющей.
Когда мы вечером вернулись к реке, Альберт с Мозом сидели у костра.
– Вы поели? – спросил Альберт.
– Как короли! – с восторгом ответила Эмми.
– Как суп? – спросил я.
Мы с ними не разговаривали с тех пор, как разделились перед входом в шатер. Уиллис со своим дробовиком положил конец собранию. Бывший среди присутствующих помощник шерифа подключил еще пару мужчин, и они выволокли рыдающего медведя вон. Кто-то положил тело его жены в кузов пикапа и повез в морг. Сестра Ив пригласила всех к столу на суп с хлебом, потом нашла нас с Эмми.
Моз похлопал себя по животу и показал: «В жизни не ел вкуснее».
Эмми села около костра и выпалила:
– Сестра Ив хочет, чтобы мы жили с ней.
– Мы плывем в Сент-Луис, – сказал Альберт.
– Она тоже едет в Сент-Луис, – сказал я. – Де-Мойн, потом Канзас, а потом Сент-Луис.
– Она привлекает толпы. Толпа – последнее, что нам нужно. Рано или поздно кто-нибудь заметит Эмми.
– Мы можем быть осторожными.
– Осторожные мы сейчас. Нам никак нельзя связываться с цирком возрождения.
– Это исцеляющий крестовый поход, – настаивал я.
Читать бесплатно другие книги:
