Эта ласковая земля Крюгер Уильям

Глава тридцать первая

Долгим жарким днем летом 1932 года время ползло мучительно медленно, пока мы ждали противоядие, которое, мы надеялись, спасет моему брату жизнь.

С каждым часом Альберту становилось хуже. Чернота расползлась вверх по ноге, которая раздулась до ужасающих размеров. Пот струился из каждой поры его тела, пропитывая одежду и белье под ним, он непрерывно жалобно стонал от боли. Ближе к закату к этому добавилось затрудненное дыхание.

Пришел еще один врач, сын Пфейфера, Джулиус, вернувшийся после вызовов на дом. Пфейфер звал его Джули. Сэмми оказалась его женой. Если бы я не был так поглощен тревогой за Альберта, то нашел бы забавным, что мужчину зовут женским именем, а женщину – мужским. Но было ясно, что они любят друг друга, и так же ясно было, что молодой доктор Пфейфер не лучше отца знает, что делать со змеиным укусом. Он предложил обложить ногу Альберта льдом, чтобы уменьшить опухоль, что они с Сэмми и сделали, но это не помогло. Альберт так мучился, что молодой врач наконец предложил морфин от боли, который отчасти помог, но сделал Альберта заторможенным.

В маленькой комнате, где лежал умирающий Альберт, стояло три стула. Когда брату стало хуже, два доктора Пфейфера и Сэмми по очереди сидели на одном, а мы – за исключением Сида, который вернулся в палаточный лагерь, чтобы повесить объявления об отмене сегодняшнего собрания, – cменяли друг друга на двух других. Несмотря на открытое окно, в комнате было душно, и аромат роз из садика за домом не мог перебить витавшую в воздухе обреченность. Я до сих пор не могу нюхать розы, не вспоминая сразу же о том «дежурстве» в Нью-Бремене. Когда мы не были с Альбертом, мы сидели в зоне ожидания рядом с другими пациентами, пришедшими на лечение. Женщина с мальчиком, которого мучал непрерывный сухой кашель. Мужчина с огромным вздувшимся желваком сбоку на шее. Молодые родители, едва вышедшие из подросткового возраста, с недавно родившимся младенцем. Муж с женой, прижимающей к глазу кухонное полотенце со льдом, потому что, как он угрюмо пояснил Сэмми, она была «бестолковой на кухне». Со мной рядом сидела сестра Ив, и когда мужчина это сказал, она прокомментировала:

– Когда вы бьете свою собаку, ее вы тоже вините за синяк?

Я не мог оставаться в этом доме, и пока мужчина сердито смотрел на сестру Ив, я встал и вышел через главный вход. На крыльце на цепях висели качели, и я сел на них. Солнце висело низко на западе, паря в море темных туч, собиравшихся вдоль горизонта.

Пришла сестра Ив и села рядом со мной. Она легонько оттолкнулась ногой, и качели плавно закачались.

– Оди, ты не просил меня, – сказала она.

– О чем?

– Исцелить Альберта.

– Потому что вы фальшивка.

Несколько часов назад я бросил ей это обвинение, словно камень, но мой гнев давно погас, оставив только золу.

– Из-за того, что ты увидел Сида и других?

– Полагаю, я знал с самого начала. Альберт предупреждал меня, что я узнаю о вас что-нибудь дурно пахнущее. Вы не умеете исцелять.

– Я уже говорила, Оди, что никогда не утверждала, что исцеляю людей. Я всегда говорила, что исцеляет Господь.

– Но на самом деле никто не исцелился.

Хотя я думал, что мой гнев прошел, я почувствовал, что угли еще теплятся.

– Люди, которых ты видел с Сидом, исцелились именно от тех недугов, о которых говорили. Просто не в тот конкретный момент. Джеда и его сына Мики Бог исцелил в Кайро в Иллинойсе. Заикание Лоис пропало в Спрингфилде, штат Миссури. Гуч – мужчина на костылях – вернул силу в ногах в Аде, штат Оклахома. Есть еще другие, которых ты не видел.

– Я не понимаю.

– Во время проповеди ты видел воссоздание того, что на самом деле произошло с ними. Это была идея Сида. Он считает, что нам надо, как он говорит, «стимулировать интерес», когда мы впервые приезжаем в новый город. В какой-то степени он, наверное, прав.

Действительно, после первого вечера, когда я сидел в большом шатре и наблюдал мнимые исцеления, посещаемость увеличилась. Теперь все скамьи были заняты каждый вечер, и люди даже были вынуждены стоять в проходах. Были еще исцеления, и в конце проповеди, когда сестра Ив приглашала людей разделить суп и хлеб, даже те, кто сами не исцелились, уходили с несомненным сиянием на лицах.

– Иногда, Оди, – продолжала сестра Ив, – людям, чтобы достичь и принять абсолютную веру в Бога, нужно опереться на плечи других. Это и делают Джед с Мики, Лоис и Гуч. Их опыт – подставленное другим плечо. И это работает, Оди. Люди приходят, и я беру их за руки и чувствую, как сильна их вера, она-то их и исцеляет. Не я. Их вера в великую, божественную силу.

Она продолжала качаться, отталкиваясь мысками туфель, и меня убаюкивали движение и гипнотическая плавность ее голоса.

– Еще у Джеда, Мики, Лоис, Гуча нет работы, нет дома, нет возможности обеспечивать себя. Путешествие с крестовым походом гарантирует им источник дохода. Но, полагаю, это не оправдывает того, что, по сути, их работа на меня – мошенничество. Мы спорили с Сидом из-за этого, и я всегда уступаю. Может, пришло время перестать.

– Вы берете их за руки, – сказал я, вспомнив, как она держала мою руку, – и видите всякое?

– Если в двух словах, Оди. Я вижу, где они были и где они сейчас. Я вижу, что они потеряли и что ищут. Я вижу пропасти, куда, как многие верят, опустились их души, и иногда это помогает поднять их обратно к свету.

– Как? – Я смотрел на шрам, наполовину скрытый длинными рыжими волосами. – Это связано с вашим крещением?

– В некоторой степени. – Она провела по шраму пальцем. – Его оставил мне отец, когда мне было пятнадцать. Мы жили на ферме, или на том, что считалось фермой в песчаниках Небраски, где скудная почва не предназначена для выращивания кукурузы. Он был озлобленным, разочаровавшимся человеком, и дьявол преследовал его. Однажды дьявол завладел им. Он избил мою мать, а когда я попыталась вмешаться, избил и меня, разбил о мою голову бутылку кукурузного спирта, я потеряла сознание. Очнувшись, я поняла, что лежу в наполовину полном водопойном корыте, а рядом с ним лежит моя мертвая мать. Отца я нашла в сарае, он повесился, перекинув веревку через балку. Я ушла оттуда. Я долго шла, Оди, и поняла, что то, что совершил мой отец, навсегда изменило меня, дав мне нечто уникальное – умение заглянуть в разум и жизнь других людей. Он многого лишил меня, да, но также и одарил, сам того не ведая.

– И вы правда можете исцелять?

– Сколько раз я должна сказать тебе, что это не я? Исцеляет вера. Иногда, когда я заглядываю в сердца людей, я понимаю, что их вера никогда не будет достаточно сильной, и тогда я стараюсь дать им хоть немного утешения, может быть откровение, чтобы помочь на их пути.

– Как с тем мужчиной, который убил жену?

– Да, Оди, как с ним.

Я остановил качели и нетерпеливо повернулся к ней:

– Если Альберт поверит, поверит по-настоящему, вы сможете его исцелить?

Она улыбнулась:

– Не я.

– Тогда Бог.

– Ты веришь в Бога?

– Я хочу. Я правда хочу. Если вы исцелите Альберта – если Бог исцелит Альберта – я поверю, клянусь. Я поверю во все.

– Ты знаешь, что такое проказа?

Я знал и кивнул.

– А ты знаешь историю про десять прокаженных, которых исцелил Иисус?

Я знал кое-что из Библии. Истории про Рождество и Пасху, про доброго самаритянина и прочие, самые известные. Десять прокаженных были для меня новостью.

– Однажды во время странствий Иисуса окликнули десять прокаженных, умоляя исцелить их. Иисус пожалел их и сделал, как они просили. Только один поблагодарил Иисуса за чудо. И этому человеку Иисус объяснил: «Вера твоя спасла тебя». Видишь? Иисус не приписывал это себе. Человека исцелила его вера. Я верю, что Альберта можно исцелить, но только если его вера достаточно сильна. А я не могу дать ему веру.

– Но может я смогу? – сказал я, спрыгивая с качелей. – Я заставлю его поверить.

Я быстро прошел в комнату, где лежал Альберт. У его постели стоял молодой доктор Пфейфер, проверяя пульс. Не обращая внимания на доктора, я встал на колени, наклонился к брату и сказал:

– Альберт, ты меня слышишь?

Его глаза были закрыты, но потом он их приоткрыл, всего чуть-чуть.

– Послушай меня, это важно. Сестра Ив может исцелять, она может. Она не мошенница. Она настоящая, клянусь. Все, что нужно, это верить, Альберт. Верить в Бога. Верить всем сердцем. И все. Скажи ей, что веришь, Альберт. Пожалуйста, пожалуйста, скажи ей, что веришь. – На мокрую от пота наволочку закапали слезы, реки моих слез. Я взял Альберта за руку и отчаянно сжал ее. – Ты не должен умирать. Просто скажи ей, что веришь.

Сестра Ив встала на колени с другой стороны кровати и нежно взяла вторую руку Альберта. Он повернул к ней уставшие глаза-щелочки. Она заговорила тихо, как будто уговаривая непокорное животное подойти и поесть:

– Это правда, Альберт. Тебя можно исцелить. В тебе есть вера, вера в любящего Бога. Я вижу, что ваша мать много лет назад вложила ее туда. Она все еще в твоем сердце, Альберт. Загляни глубоко внутрь себя, и ты увидишь, что Бог там, ожидает тебя с целительным светом, целительным прикосновением, целительной любовью. Поверь в него, Альберт. Поверь в него всем сердцем, всем разумом, всей душой, и ты исцелишься.

Альберт смотрел на нее мутными глазами и не отвечал.

– Скажи, Альберт, – умолял я. – Скажи ей, что веришь.

– Отпусти всю тьму, Альберт, – проворковала сестра Ив. – Это легче, чем ты думаешь. Это как избавиться от огромной тяжести. Это как обрести крылья, я обещаю.

– Просто скажи, Альберт. Ради Бога, просто скажи, что веришь.

Нижняя губа брата дрогнула. Он открыл рот и изможденно выдохнул одно-единственное слово:

– Обманщица.

– Нет! – крикнул я. – Это не обман, Альберт. Она не фальшивка. Просто поверь, проклятье.

Но он снова закрыл глаза, отвернулся от нее и больше не произнес ни слова.

– Исцелите его, сестра Ив! – взмолился я, вытирая глаза кулаком. – Вы же можете.

Не слушая мою мольбу, она прошептала моему брату:

– Ничего не бойся. Путь, что ждет впереди, приведет тебя в царство покоя.

Я знал, что она делала. Она заглянула в сердце моего брата и поняла, что его веры недостаточно для исцеления, и теперь она предлагала ему единственное, что могла, – утешение. Она знала, что он умрет.

– Вы не можете дать ему умереть! – закричал я.

– Все в руках Божьих, Оди. – Ее глаза были мягкими зелеными подушками доброты. – Только в Божьих.

Но стоя на коленях у постели брата, я мог думать только о пастыре, который ест собственное стадо одного за другим.

Ближе к ночи собиравшаяся на горизонте гроза накрыла Нью-Бремен. Молния за молнией били по городу, дождь лил с такой силой, какой земля не видела со времен Ноя. Дождевая вода рекой неслась по улицам, и доктор Пфейфер обреченно поглядывал на свои карманные часы. Я понял, что противоядие не приедет вовремя.

Оттого, что я был виноват в укусе Альберта, накликал смерть, и оттого, что был жалким трусом, я не мог смотреть, как умирает брат. Поэтому я сбежал.

Глава тридцать вторая

К тому времени, как я добрался до Миннесоты, я промок до костей. Убегая из дома врачей, я не думал о направлении, у меня не было цели, не было плана. Я просто не мог оставаться там, где на кровати лежал бледный и безжизненный Альберт. Меня окликнула Эмми, но я не вернулся и даже не притормозил. Я бежал от разрывающей на куски боли, но как бы быстро ни двигались мои ноги, я не мог отделаться от нее. Дорогу мне преградила река, черная и бурная в темноте, наступившей раньше времени из-за грозы. Я сел на мокрый песок и зарыдал. Выплакав все слезы, я поднял лицо к небу, в котором все еще сверкали молнии, и выругался:

– Ты сволочь.

Мне не было необходимости произносить его имя. Он знал.

К тому времени как сестра Ив нашла меня, гроза закончилась, по крайней мере худшая ее часть. Дождь еще шел, и сестра Ив, как и я, промокла насквозь. Волосы мокрыми прядями облепили лицо, вода стекала по бровям, носу и подбородку. Она села рядом со мной и молчала, пока я наконец не произнес:

– Вы должны были исцелить его.

– Я не могла, Оди.

– Он был прав насчет вас. Вы обманщица.

– Я всегда говорила тебе только правду. Разве я говорила, что исцелю твоего брата? – Она посмотрела в небо, которое как будто проливало слезы на ее лицо. – Я поняла, что не смогу исцелить его, как только взяла за руку.

По путям над рекой проехал поезд, и от тяжести и грохота вагонов песок подо мной задрожал, а удаляющийся паровозный гудок был похож на печальный вой страдающего зверя.

Когда все снова стихло, сестра Ив сказала:

– Ты считаешь, что потерял все. Я понимаю. Я понимаю, что сейчас тебя окружает тьма. Но даже в самую темную ночь Бог дарит свет. Возьми мою руку и пойдем. Тебе надо кое-что увидеть.

У меня не было сил сопротивляться. Я встал, вложил свою руку в ее и, как зомби, позволил увести себя. Мы прошли по сырому лугу, на котором не было машин, за исключением грузовиков «Исцеляющего крестового похода “Меч Гидеона”», мимо палаточного лагеря, где Уискер исполнял сверхпечальную версию «Я в тоске?». Мы поднялись по холму в Нью-Бремен, пересекли пустую площадь и наконец подошли к дому, из которого я убежал от смерти. Я остановился, отнял свою руку и так и стоял под дождем, не шевелясь.

– Я не могу туда войти.

– Оди, я понимаю. Но ты должен.

Я не был готов увидеть Альберта в последний раз. Не был готов попрощаться.

– Я не могу.

Она протянула руку, и в ее ладони собрался дождь.

– Доверься мне.

Она завела меня в дом, провела по коридору в маленькую комнату. Внутри были Эмми с Мозом, Сид и молодой доктор Пфейфер, стоявший у смертного одра Альберта, загораживая от меня бледное, безжизненное лицо брата. Доктор услышал, как мы вошли, повернулся и сделал шаг назад.

Альберт лежал так же, как когда я убежал, голова на подушке, глаза закрыты. Сестра Ив отпустила мою руку, и я подумал, что, наверное, должен подойти к брату и… и что? Как прощаться, когда сердце говорит, что это ужасно неправильно? Как отпустить, когда все внутри кричит держать?

Мне так и не пришлось это выяснить. Потому что в следующее мгновение Альберт открыл глаза, повернул голову ко мне и сказал:

– Привет, Оди.

Моз показал мне: «Доктор все повторяет, что не может понять, что сохранило жизнь Альберту. Должен был умереть. Говорит, это было чудо. Единственное объяснение».

Был поздний вечер, гроза давно прошла, дождь кончился, доктора Пфейфер и Пфейфер и Сэмми ушли спать, Сид вернулся в гостиницу, и только я, Моз, Эмми и сестра Ив остались присматривать за Альбертом. Машина из больницы Уиноны прибыла почти сразу после моего побега, и ему ввели противоядие. Его нога была по-прежнему черной, но уже не такой, как раньше. Часть мышечной ткани пострадала, отчего он будет прихрамывать всю оставшуюся жизнь. Он был все еще слаб, а дыхание оставалось немного хриплым, но он не умер. Он просто спал, крепко и спокойно.

Сэмми принесла койки для нас. Эмми и сестра Ив спали в комнате с Альбертом. Нас с Мозом положили в зоне ожидания. На столе рядом горела свеча, и я видел жесты Моза.

– Чудо, – тихо сказал я. – Ты веришь в Бога?

Я видел, как он обдумывает вопрос. «Не знаю насчет Бога из Библии, – показал он. – Но я верю в тебя, и Альберта, и Эмми, и теперь сестру Ив. И я думаю, что в Германа Вольца и маму Эмми. Я верю в любовь. Так что, если это правда, как говорит сестра Ив, что Бог есть любовь, тогда, наверное, верю».

Моз заснул, а я смотрел, как догорает свеча. В конце концов я встал, вышел на крыльцо и сел на качели. В городе было темно и тихо. Небо оделось в черное, расшитое звездами одеяние. Часы на здании суда пробили один раз. Открылась входная дверь, и на крыльцо вышла сестра Ив и села рядом со мной на качели.

– Доктор сказал, что Альберт должен был умереть. Он сказал, это чудо, что он не умер. Вы держали моего брата за руку и видели, что его вера недостаточно сильна, чтобы спасти его. Вы видели, что случится чудо?

– Я не могу видеть, что ждет впереди, только то, что в твоем сердце в данный момент. Так что я вижу, где ты был и куда хочешь идти. Я вижу, что ты хочешь от своего путешествия, но не могу видеть, получишь ли ты это.

– Чего хотел Альберт?

– Чего он всегда хочет. Защитить тебя. Глубоко в душе он считал, что не справился.

– Это не так. – Я чувствовал, как по щекам катятся слезы, но это были слезы благодарности за такого брата, как Альберт. Я вытер их и сказал: – А Моз? Вы держали его за руку?

– Конечно.

– И чего он хочет?

– Узнать, кто он.

Я подумал про маленького индейца, найденного в канаве рядом с мертвой матерью, с отрезанным языком, который понятия не имел, откуда он.

– А Эмми?

– Эмми пока не знает, чего хочет, но она поймет.

– Вы это видели?

– Говорю же, я не могу видеть будущее. Я просто знаю Эмми и знаю Бога.

С каждым качком одна из цепей, на которых держались качели, устало поскрипывала. Наконец я набрался смелости задать следующий вопрос:

– А я? Чего хочу я?

– С тобой легче всего, Оди. Единственное, чего ты всегда хотел, это дом.

Мы медленно качались туда-сюда, уютно чувствуя себя в обществе друг друга. Долгой ночью после того, как Альберт должен был умереть, но не умер, я думал, что в сестре Ив и в «Исцеляющем крестовом походе “Меч Гидеона”», возможно, наконец нашел то, что искал.

Глава тридцать третья

Весь следующий день Альберт провел в клинике Пфейферов. Один из нас постоянно был с ним, по большей части я, но иногда заходили Моз или Эмми. Только один раз я оставил его, на час или около того, когда он задремал, а я сбегал в кондитерскую с четвертью доллара, которую по доброте душевной дала мне Сэмми, у которой не было своих детей. Я купил лимонных леденцов для Эмми, лакрицы для Моза и ирисок нам с Альбертом, чтобы отпраздновать чудо моего выжившего брата. Той ночью я остался на койке в его комнате, но спал мало. Альберт ворочался, метался и слабо вскрикивал, находясь во власти кошмара. Большую часть этих темных часов я корил себя за то, что выбросил в реку коричневый футляр Сида с противоядием. Я был рад, когда наконец настал рассвет.

Позже утром Пфейферы разрешили перевезти Альберта в палаточный лагерь. Сид и сестра Ив приехали в полдень, чтобы забрать его и оплатить счет. С ними были Моз и Эмми. Мы помогли Альберту сесть в красный «ДеСото» и поехали на луг.

По расписанию крестовый поход проводил в каждом городе две недели, но сестра Ив с Сидом решили провести тем вечером заключительную проповедь, а затем собираться и отправляться в следующий пункт. Сид был в восторге. Он хотел использовать моего брата в этой последней службе, выставить его напоказ, чтобы все видели мальчика, который должен был умереть, но был спасен сестрой Ив. Она категорически запретила это делать. Сид довольно легко уступил, и я решил, что на этом все закончится. Я никогда так не ошибался.

Ближе к вечеру Уискер принес свежий выпуск «Манкейто Дейли Фри Пресс», и оказалось, что Альберт попал в газеты. Он не был главной темой номера, которой стала какая-то «Бонусная армия»[33], скопление ветеранов в Вашингтоне с требованиями выплаты обещанных правительством пособий. Фотография Альберта размещалась на второй странице вместе с рассказом о змеином укусе, который должен был его убить, но не убил. В статье намекалось, что это чудо совершила сестра Ив. На фотографии Альберт спокойно спал в маленькой комнате, а доктор Рой Пфейфер стоял около его кровати. Единственным светлым пятном во всей этой истории была подпись под снимком, которая гласила, что имя мальчика не называется в целях сохранения неприкосновенности частной жизни.

Я никогда не видел сестру Ив настолько сердитой, как когда она обрушилась на Сида. Они были вдвоем в палатке, которая служила ей гримеркой. Разбитые террариумы убрали, безобидные змеи давно уползли на свободу. Палатка была не плотной, и мы слышали каждое слово.

– Иви, клянусь, я ничего не знал про это.

– Не ври мне. Да тут большими буквами написано «Сид Кэллоуэй».

– Хорошо, хорошо. Я позвонил репортеру в Манкейто и сказал, что его читателям нужно немного надежды. Он взял интервью у Пфейфера, у обоих вообще-то, и убедился в правдивости истории. Он хотел взять интервью у парнишки тоже, но я не позволил.

Я догадался, что все это произошло, пока я покупал сладости в кондитерской, и обругал себя за то, что оставил брата.

– Нет, ты просто разрешил ему сфотографировать мальчика, чтобы новость разошлась по всей южной Миннесоте. Господи, Сид, о чем ты думал?

– О чем я думал? Что чудо вроде этого то, что нужно нам перед Сент-Луисом. Иви, ты станешь известнее чем Эйми Макферсон[34].

– Это не то, чего я хочу, Сид, не то, чего я всегда хотела.

– Нет? Ты бы видела свои глаза, когда я сказал тебе про Кормана и радиоэфиры в Сент-Луисе. Они были словно огромные бриллианты, все сверкающие от перспективы.

– От перспективы достучаться до большего количества людей, Сид. Не для себя. Для них. Неужели ты не понимаешь? Я никогда не делала это ради себя.

– Послушай, Иви, до меня ты ездила по кругу. Но это в прошлом. Ты едешь в Сент-Луис, где тебя услышат миллионы людей, как ты всегда хотела, и это благодаря мне, потому что я знаю, как привлечь внимание простаков.

– Простаков? Так ты воспринимаешь людей, которые приходят сюда каждый вечер в поисках надежды? Сид, мир погружается во тьму, и по каким-то причинам Господь наделил меня светом и сделал маяком. То, что я делаю, священно.