Когда я падаю во сне Уайт Карен
– Сколько раз тебе говорить, у нас с Джексоном ничего не было, пусть он и утверждает обратное. Ларкин, ты – моя лучшая подруга. Я знаю, как ты к нему относилась, поэтому никогда бы ничего такого не допустила, даже если бы захотела. Просто я беспокоюсь за тебя. Пойми уже наконец, ты слишком хороша для него.
Мне о многом хотелось ее расспросить, однако в обмен придется рассказать то, о чем не хочется даже вспоминать, поэтому я промолчала.
– Я уже взрослая и могу сама о себе позаботиться. Но все равно спасибо, приму твое предупреждение к сведению.
Мрачная гримаса Мейбри сменилась улыбкой. Она указала взглядом на ближайший ресторанчик: из динамиков звучала музыка. Настала моя очередь закатывать глаза.
– «Твоя любовь», группа «Аутфилд».
Мейбри крепко обняла меня:
– Вижу, ты по-прежнему в форме.
– Спасибо, что помогла с покупками, – улыбнулась я в ответ.
– Всегда пожалуйста. И хватит уже дичиться. Давай посидим, поболтаем всласть. Кстати, ты так и не растолковала мой сон.
– Ах да… я как раз собиралась позвонить. Он означает, что ты слишком замоталась и тебе пора в отпуск. А твоему сыну нужен щенок.
– Правда?
– Первая часть – да. А вторая – просто мое предположение. Каждому мальчику нужна собака. У вас с Беннеттом всегда были.
– Только собаки мне не хватало.
Я пожала плечами:
– Решай сама, дело твое.
Помахав ей на прощанье, я направилась к дому Сисси. Разрозненные слова, так и не превратившиеся в вопросы, кружились у меня в голове, будто золотистые семена спартины на осеннем ветру.
Вечером, когда я спустилась в гостиную в новом наряде, Сисси принялась охать и ахать, а потом заявила, что мне следует немедленно подняться к себе в комнату, дабы не показаться кавалеру слишком заинтересованной. Битти вытащила меня в коридор и шепотом уточнила, не одолжить ли мне перцовый баллончик.
– Зачем ты так говоришь? Ты ведь совсем его не знаешь.
– Этот парень однажды разбил тебе сердце, поэтому всегда будет в моем расстрельном списке.
– Люди меняются, Битти. Я, например, изменилась.
Она ласково погладила меня по щеке:
– На самом деле ты все та же чудесная Ларкин. Мы меняемся только снаружи, но внутри остаемся прежними. Можешь намазать свинью губной помадой, но свиньей она быть не перестанет.
Прозвенел звонок. Я пошла открывать, пока Сисси не успела пригласить Джексона в дом, иначе нам с ним придется выдержать перекрестный допрос, причем обе дамы будут ждать от нас совершенно разных ответов. При виде белой рубашки и темно-синего блейзера, ладно облегающего атлетичные плечи, мое сердце дрогнуло и замерло. Джексон поцеловал меня в щеку. Я вдохнула аромат одеколона, и в душе взметнулись давние чувства, яркие, словно вихрь разноцветных конфетти.
– Роскошно выглядишь, – шепнул он.
– Спасибо, ты тоже ничего.
Джексон поприветствовал Сисси и Битти, но прежде чем они успели начать разговор, я схватила его за руку и заставила выйти во двор. У обочины стоял красный «БМВ» с откидным верхом. Джексон галантно открыл пассажирскую дверь и помог мне сесть.
– Надеюсь, в «Ривер Рум» тебе понравится, – сказал он, заводя мотор. – Это новый итальянский ресторан, я давно собирался туда сходить. Правда, не уверен, что он тебе подойдет. Там подают пасту карбонара и все такое прочее, не говоря уже о сыре. – Джексон самокритично улыбнулся. Я слишком смутилась, чтобы придумать подходящий ответ, и, приняв мое молчание за одобрение, он продолжил: – Зато у них есть веганская еда и блюда на гриле, в общем, нам обоим найдется что выбрать.
Он выжал сцепление, и автомобиль рванул с места, скрипнув шинами по асфальту.
– Спасибо, Джексон, но я не сижу на диете, – произнесла я, наконец обретя дар речи. – Ем все, даже десерт. Просто не беру добавку. – Я улыбнулась, чтобы сгладить неловкость.
– Извини, – пробормотал он. – Я не то хотел сказать…
– Знаю. – Я положила ладонь на его руку, сжимающую рычаг сцепления. – Мило, что ты подумал обо мне. Я польщена, правда. – Мне действительно было приятно, хотя в глубине души я ощутила неуютную пустоту.
От Фронт-стрит до ресторана рукой подать, но все равно здорово, что Джексон за мной заехал: мои каблуки не рассчитаны на пешие прогулки. Девушка-администратор тепло приветствовала нас и провела мимо большого аквариума к чудесному столику с видом на гавань. У причала покачивались лодки. На мачтах и рейлингах восседали чайки; время от времени они живописно пикировали вниз и парили над водой. Не иначе их специально здесь прикармливают, для антуража.
– Отличный столик, – похвалила я.
Джексон придвинул мне стул и уселся рядом, так близко, что его нога коснулась моей. Даже если в ресторане ужинает кто-то из знакомых, он точно меня не узнает, но на одно безумное, иррациональное мгновение мне захотелось, чтобы здесь оказалась вся команда чирлидеров из выпускного класса. Я покраснела, поймав себя на том, что оглядываюсь в поисках бывших школьных красавиц.
– Все нормально?
– Да, – кивнула я. – Просто пытаюсь вспомнить, когда мы вот так сидели с тобой в последний раз.
– Наверное, на выпускном вечере. Ты ведь была на нем?
– Да, была.
Я несколько раз моргнула, вспоминая. Джексон сам попросил меня сесть за его стол, вместе с Мейбри, ребятами из футбольной команды и чирлидершами. Я сидела рядом с ним, и он улыбался мне. Целых два раза.
– Здорово мы тогда повеселились.
Я кивнула. Слава богу, к нам вовремя подошла официантка.
Мы неторопливо приступили к ужину и постепенно добрались до десерта и пары бутылок вина. Джексон поднял первый бокал за встречу старых друзей. Мне не хватило духу его поправить. Я до сих пор тайком щипала себя под столом, не веря, что у меня романтический ужин с Джексоном Портером. Обсудили общих знакомых – чем они занимаются и где живут. Джексон долго рассказывал о своих лучших футбольных матчах, а когда закончил, поинтересовался, какое у меня было внеклассное занятие.
Второй раз за вечер я непонимающе моргнула.
– Я редактировала школьную газету, ту самую, которая появлялась на партах каждую пятницу. – Джексон, как и многие другие, делал из нее самолетики и запускал в приятелей.
– Да, точно. Круто.
– А еще я организовывала группу поддержки на соревнованиях. Следила, чтобы у всех были плакаты и все прочее, и давала знак, когда нужно орать кричалки.
– Так это была ты? – Джексон кивнул, будто действительно помнил.
Я решила не упоминать, что играла в каждой пьесе школьного театра (правда, мне доставались только роли без слов), а в последний год стала президентом класса, пообещав, что поставлю в столовой автомат с кока-колой. После победы Сисси действительно организовала установку автомата, а мне внушила, что я выиграла выборы исключительно благодаря харизме и выдающимся способностям.
Джексон плеснул мне вина и вылил остатки себе в бокал.
– За новые воспоминания.
Интересно, он пьет за новые воспоминания, потому что ничего не помнит, или, наоборот, помнит слишком хорошо? У меня слегка кружилась голова. Много думать не хотелось, поэтому я подняла бокал и чокнулась с ним.
– За новые воспоминания.
Мы улыбнулись друг другу. Такое ощущение, будто все это уже было – ресторан, романтический ужин, мы с Джексоном… Ну конечно, было – в моих девических грезах. Когда-то давным-давно я свято верила, что мечты сбываются.
– Джексон… – начала я, сама не зная, о чем хочу сказать. Наверное, новая Ларкин пытается вырваться на свободу и вернуть меня в реальный мир.
Он расслышал серьезные нотки в моем голосе, и его улыбка потухла.
– Что?
– Ты ведь помнишь, как мы встречались на лодке твоего отца? Только ты и я.
Джексон смутился, словно школьник, застуканный за списыванием, и даже поерзал на сиденье. Я боялась, он не вспомнит, ведь столько времени прошло. Тогда мне придется вернуться в свое взрослое «я» и уйти, а потом признаться Мейбри, что она была права. Но Джексон взял мои руки в свои и сказал:
– Конечно, помню. Такое не забывается. – И добавил: – Это был твой первый раз, а значит, особенное событие и для меня.
Я замерла, не в силах даже вздохнуть.
– Я повел себя как полный придурок, да? – Он опустил взгляд на наши сплетенные пальцы.
– Да, именно так, – без колебаний ответила я.
Привет, новая Ларкин! Прежняя Ларкин готова была послать эту взрослую незнакомку подальше, чтобы та не смела покушаться на ее голубую мечту.
Джексон выглядел сконфуженным и виноватым.
– Я так и не позвонил. Потом очень сожалел об этом. Знаешь, когда ты уехала, я часто вспоминал о тебе. – Он сжал мою руку, подчеркивая искренность своих слов.
– А то, что ты сказал… на вечеринке… – Мой голос пресекся. Инстинкт самосохранения давным-давно заставил меня вытравить из памяти его слова.
Джексон сокрушенно покачал головой:
– Просто хотел выпендриться перед друзьями. Ну, и перед Мелиссой тоже. Мы не расстались с ней в тот же вечер лишь потому, что я струсил. Кто-то распустил слух про нас с тобой… я решил прикинуться крутым, поэтому не стал ничего отрицать. Мне даже в голову не пришло, каково тебе придется.
Я прикусила губу, не зная, смеяться или плакать. Если бы я писала сценарий для фильма, то герой Джексона говорил бы точно такими же словами.
– Наверное, меня просто захватила выпускная лихорадка. Конечно, это не оправдание, – откашлявшись, продолжил Джексон. – Я вел себя непростительно. Все эти годы ждал твоего возвращения, чтобы извиниться. Честное слово, я перестал быть придурком.
Я улыбнулась и слегка расслабилась:
– Мне нужно было это услышать. Спасибо. Принимаю твои извинения.
Джексон погладил мою ладонь большим пальцем:
– Давай сбежим отсюда. Что скажешь?
Он подозвал официантку и расплатился по счету. Прихлебывая вино, я любовалась его мускулами, заметными даже под пиджаком, и закатным солнцем, запутавшимся у него в волосах.
– Итак, чего твоей душе угодно? – спросил он, взяв меня за руку.
Усилием воли я сдержала слова, готовые сорваться с языка. Видимо, мозг сработал правильно и не позволил ляпнуть глупость; нужно слегка протрезветь, чтобы дать осознанный ответ на этот вопрос.
– Давай прогуляемся, – сказала я, совсем забыв, что на мне туфли, как выражается Сисси, «для сидячих вечеринок». – На улице так хорошо.
– Отличный план. – Джексон подал мне руку и повел к выходу.
Не успели мы дойти до двери, как кто-то меня окликнул. К нам направилось несколько человек. Это оказалась Мейбри, а с ней высокий мужчина (вероятно, ее муж), ее родители и Беннетт.
– Надо же, какое совпадение! – неестественно громко воскликнула Мейбри, обнимая меня. – Я и не знала, что вы здесь. Уже уходите? Мы тоже!
Вино затуманило мне разум, тем не менее я хорошо помнила, что сказала ей, где и когда встречаюсь с Джексоном. Я попыталась рассмеяться, однако вместо смеха из горла вырвалась отрыжка. К счастью, никто, кроме Мейбри, этого не заметил.
– Ты знакома с моим мужем Джонатаном?
Высокий мужчина с волнистыми волосами и в очках протянул мне руку, но тут же сказал:
– Что я делаю? Мейбри столько о тебе рассказывала, что мы с тобой уже почти родственники. – И он крепко обнял меня.
Беннетт радостно улыбнулся, а Джексон скривился.
Мы вместе вышли из ресторана. Мейбри представила Джексона своей родне. Мистер Линч заключил меня в объятия – в детстве он был мне как второй отец. Папа Мейбри и Беннетта ни капельки не изменился, разве что лысина стала побольше.
– Куда собираетесь? – спросил Беннетт.
– Домой, – ответил Джексон.
– Погулять, – в один голос с ним сказала я.
– Мы тоже хотим погулять, – объявила Мейбри, не обращая внимания на Джексона. – Вечер – просто загляденье. Давай с нами! – И она подхватила меня под руку.
– Ларкин с-со мной, – заплетающимся языком возразил Джексон. – Пойдем, Ларкин… с-сходим куда-нибудь…
Он шагнул вперед, не заметил поребрик и в результате растянулся на проезжей части. Мистер Линч и Беннетт подняли его на ноги. По лицу Джексона текла кровь, к ссадине прилипли крошки гравия.
– Надеюсь, вы не собираетесь садиться за руль, молодой человек, – покачал головой мистер Линч, стряхивая грязь с пиджака Джексона. – Вы едва стоите на ногах. Давайте-ка я отвезу вас домой. Приложите это к подбородку. – Он протянул Джексону бумажную салфетку. – А дома обязательно как следует промойте ссадину.
Джексон таращился на салфетку, словно не понимая, что с ней делать. Он хотел было возразить, но потом приложил ее к подбородку, увидел кровь и нахмурился.
– Ладно, – неуверенно пробормотал он и взглянул на меня стеклянными глазами. – Я завтра тебе позвоню.
– Хорошо. И спасибо за ужин, – вспомнив о правилах вежливости, добавила я.
– Всегда пожалуйста.
– Вон его машина, – услужливо подсказала я.
Мистер Линч взял у Джексона ключи, открыл пассажирскую дверь и помог забраться внутрь, положив ладонь ему на макушку, чтобы он не ударился головой, как делают копы при задержании преступников.
Пройдя пару кварталов по Кэннон-стрит, я остановилась.
– Ноги болят.
– Еще бы. Вот это каблуки! – Миссис Линч наклонилась и внимательно оглядела мои туфли. – Не представляю, как молодежь передвигается на таких каблучищах.
– Беннетт, отвези ее домой, – распорядилась Мейбри.
– Хорошая идея, – подхватила ее мать тоном, не терпящим возражений.
– Да нет, все в порядке, – запротестовала я, с ужасом понимая, что и у меня язык заплетается. – Лучше прогуляюсь. – Я наклонилась снять туфли, и только надежная рука Беннетта уберегла меня от позорного падения.
– Тогда прогуляйся вместе с ней, Беннетт, а Джонатан отвезет нас с мамой домой, ладно? – Мейбри помогла мне снять туфли и вручила их Беннетту, словно опасаясь за их сохранность.
– Господи, благодать-то какая. – Я пошевелила пальцами ног и размяла лодыжки, постепенно обретая способность ходить.
Беннетт потянул меня прочь. Я помахала Мейбри, Джонатану и миссис Линч. Надо не забыть сказать Мейбри, что она выбрала себе замечательного мужа.
Мы неторопливо двинулись по улице. Я крепко держалась за Беннетта и старалась идти по прямой. Исторический район закончился, начались жилые кварталы, и мы переместились с тротуара на газоны, чтобы дать моим ногам передышку.
– Сто лет не ходила босиком. Вообще, бродить в таком виде по городу – не лучшая идея. Зато чувствуешь опору под ногами. Как в старые добрые времена.
– Вот и хорошо, – отозвался Беннетт, так тихо, что я еле его расслышала.
Мы молча дошли до дома Сисси. Пришлось опереться о руку Беннетта, чтобы подняться по ступеням. На крыльце горел свет, входная дверь была отворена. Сетка, закрывающая вход, не позволяла насекомым залетать внутрь.
Беннетт вернул мне туфли.
– Помочь тебе подняться по лестнице?
Я покачала головой.
– Сисси наверняка не спит. Со мной все в порядке. – И снова вспомнив о вежливости, добавила: – Спасибо.
– Скорее всего, утром ты все забудешь, тем не менее я скажу: в пятницу приезжает доктор Уоллен-Араси. Она осмотрит Карроумор и оценит его состояние. – Беннетт пристально взглянул на меня, словно решая, стоит ли продолжать. – А еще моя мама готовилась к гаражной распродаже и обнаружила пару дедушкиных коробок с документами и газетными вырезками. Там есть кое-что интересное для тебя.
Я едва вникала в слова Беннетта, наслаждаясь звуком его голоса и прохладным ветерком с реки. Судя по всему, он и не ожидал ответа, поэтому я промолчала. Прогулка помогла мне проветриться; окружающий мир уже не расплывался перед глазами, а мерно покачивался, словно лодка в тихой гавани. Я взглянула на Беннетта, отдаваясь умиротворяющей качке и ощущению надежных рук.
– Если наклонишься назад, то грохнешься. – Его улыбка опровергала резкость голоса.
Мне нравилось чувствовать руки Беннетта на талии, поэтому я отклонилась назад и вгляделась в его лицо.
– Ты вовсе не урод, Беннетт Линч. Утром я пожалею о своих словах, но мне кажется, ты умный, веселый и классный. Как вышло, что ни одна девчонка до сих пор тебя не заграбастала? – Я осеклась: меня озарила догадка. – Может, ты гей?
Беннетт криво усмехнулся. У него красивые губы; наверное, здорово с ним целоваться.
– Нет, Ларкин, я не гей.
– Ничего не имею против геев, честно, – убедительно произнесла я.
– И тем не менее я не гей.
Теперь он точно улыбался, однако глаза оставались печальными. Или мне просто кажется; в тусклом свете лампы много не разглядишь.
– Значит, у тебя нет возлюбленной?
Он вздохнул, и я почувствовала тепло его дыхания.
– Есть, но, по-моему, она не считает меня идеальным мужчиной.
– Тогда тебе надо нас познакомить. Попробую ее переубедить.
– Как-нибудь обязательно познакомлю.
Мы стояли очень близко друг к другу. Беннетт по-прежнему обнимал меня, а я не могла отвести взгляда от его губ.
– Тебе пора, – сказал он.
– Ага, – пробормотала я.
Беннетт наклонился ко мне. Я закрыла глаза и с удивлением ощутила прикосновение его мягких губ ко лбу. Он отстранился и положил руки мне на плечи.
– Пойдем, я тебе помогу.
Он раздвинул сетку, легонько втолкнул меня внутрь и аккуратно поставил туфли на пол.
– Спокойной ночи, Ларкин. Завтра созвонимся.
Я смотрела сквозь сетку ему вслед, вслушиваясь в звук его шагов. Почему-то мне вдруг стало очень одиноко.
Восемнадцать
– Мама?
Ларкин ждет, будто надеется услышать ответ. Я сосредоточиваюсь на большом пальце правой ноги, всеми силами стараясь заставить его шевельнуться. Если верить одной из статей, найденных Сисси в интернете, пациентам в коме следует начинать именно с большого пальца ноги. Кажется, так там написано. Честно говоря, я не слушала, а смотрела на Сисси: по-моему, она – воплощение любви. Когда с Эллисом случилось несчастье, мне становилось легче, только если Сисси была рядом.
А еще я вспоминаю, как меня выносят из пожара – то ли во сне, то ли наяву. Я пыталась разглядеть лицо моего спасителя, но дым застилал глаза. Меня обнимали сильные руки, и я чувствовала себя в безопасности.
Матери и дочери вечно недовольны друг другом. Однако острые углы моего негодования постепенно подтаивают, словно масло, забытое на кухонном столе. Чем больше я смягчаюсь, тем более размытым кажется потолок, будто я нашла кусочек мозаики, собрав которую, смогу освободиться. Просто нужно найти все кусочки.
– Мама, пожалуйста, приди в себя. Я хочу с тобой поговорить.
Ларкин едва не плачет. У меня сердце кровью обливается. Она нервно теребит золотое ожерелье, подаренное Битти. Мне не по душе этот подарок. Битти будто пыталась объяснить Ларкин, что она вольна идти куда хочет и найти себе новый дом. Я хорошо знаю силу притяжения этих мест: отсюда не вырваться, как ни старайся. Когда у тебя в жилах морская вода, лучше бросить якорь и отдаться на милость прилива.
– В пятницу приедет консультант. Она осмотрит Карроумор и даст заключение, можно ли его восстановить. Это папина идея. Он говорит, что действует в наших общих интересах. – Ларкин сморкается в бумажную салфетку: звук такой, будто взлетела стая диких гусей. – Поскорее приходи в себя, нам нужно многое обсудить. Да, дом станет моим, но только потому, что ты предназначила его для меня. Мне важно твое мнение. А еще я хочу узнать, почему ты поехала в Карроумор. Видимо, ленты, которые ты положила в дупло, – ключ к разгадке, но я все равно ничего не понимаю.
Я и рада бы ответить ей, но не могу: мне никак не вспомнить, почему я поехала туда. Память приводит меня в одно то же место: я реставрирую письменный стол в гараже у Сисси, потом паркую машину рядом с Карроумором и иду к Древу Желаний. У меня в руке одна лента, не две. Тело пронизывает вспышка света. Я возношусь под потолок и смотрю оттуда на Ларкин.
Она продолжает говорить, а я внимательно слушаю, потому что понимаю: это важно.
– Кажется, я знаю, о чем первая лента, на которой написано: «Я скучаю по тебе. Жаль, что я так и не успела узнать тебя». Это про бабушку Маргарет, верно? Тебе не довелось узнать свою маму, ведь она погибла, когда ты была маленькой. Наверное, именно поэтому ты не захотела владеть Карроумором и отдала его мне.
Ларкин смотрит в потолок, будто тоже слышит треск и видит свет, льющийся из трещин. На самом деле она плачет и не хочет, чтобы предательские слезы текли по щекам.
– Жаль, я не узнала про Эллиса раньше. Тогда было бы понятно, почему ты все время пробуешь что-то новое в поисках счастья. Возможно, нам удалось бы найти общее счастье, и я не отравляла бы себе жизнь, притворяясь неизвестно кем. Знаешь, я не виню Сисси. Я ужасно злилась на нее, когда уехала, и отчасти поэтому держалась от вас подальше. Психотерапевт помогла понять: Сисси совершила множество ошибок, но она старалась компенсировать твое отсутствие, заставить меня почувствовать себя значимой. Нельзя упрекать за любовь, правда?
Снова раздается треск, а за ним – шум мотора. В кои-то веки я ему не рада. Мне нужно услышать, что говорит Ларкин.
– Я не понимаю смысл второй ленты: «Прости меня». У кого ты просишь прощения и почему?
Ларкин замолкает, как будто действительно ждет ответа. За окном мелькает желтое платье. Я знаю, это мама: Сисси говорит, она любила одеваться в желтое. Именно поэтому я выбирала ткани канареечного и лимонного цвета, когда шила наряды для Ларкин. Вроде как реверанс в сторону Дарлингтонов. Мне всегда казалось – несмотря ни на что, между нами есть связь.
Вопрос Ларкин повисает в воздухе. Приборы, поддерживающие во мне жизнь, булькают и стонут, словно рыба, вытащенная на берег. Я вспоминаю: Сисси рассказала кое-что важное о маме. Мне нечего ответить дочери, даже если бы могла говорить. Потому что я положила в дупло всего одну ленту – не ту, на которой написано: «Прости меня».
Вернувшись из Миртл-Бич, Сисси всеми силами старалась приспособиться к прежней жизни, однако это все равно как приехать из летнего лагеря и обнаружить, что прошлогодняя школьная форма уже мала. Сисси не ходила, а порхала, и большую часть дня грезила наяву, бездумно выполняя домашние обязанности: мама наверняка это заметила. Она даже не стала сопротивляться, когда Уилл Харрис зашел на ужин и миссис Пернелл усадила ее рядом с ним, а потом предложила им выпить лимонаду на крыльце. Впрочем, когда Уилл попытался поцеловать Сисси, это оказалось выше ее сил: она вовремя отвернулась, и мокрые губы лишь скользнули по ее щеке.
Родители не разрешали пользоваться домашним телефоном – он предназначался только для церковных дел, на случай если какому-нибудь прихожанину срочно потребуется пастор. Поэтому Сисси ходила в гости к Битти или ждала, когда Маргарет пригласит ее в Карроумор – оттуда можно было позвонить Бойду. Они быстро здоровались и вешали трубку, а потом Бойд перезванивал, чтобы ей не платить за междугородний звонок.
Разговоры ограничивались обменом пылкими признаниями, а прежде чем попрощаться, влюбленные напоминали друг другу, сколько дней осталось до их воссоединения. Никогда еще две недели не тянулись так долго. Сисси прятала под матрасом календарь и с замиранием сердца отмечала каждый день крестиком.
В какой-то момент ряд крестиков напомнил ей о том, что нужно рассказать родителям о Бойде. Сисси заранее отрепетировала свою речь. Бойд добрый и умный, настоящий джентльмен, к тому же врач. Они познакомились в Миртл-Бич, и теперь он собирается приехать в Джорджтаун, чтобы встретиться с ее родителями и доктором Гриффитом. Бойд хочет перенять у старого доктора практику, когда тот уйдет на покой. Сисси была уверена – родителям сразу понравится ее избранник, хотя они все равно будут держаться настороже, потому что ничего не знают о его родне до седьмого колена. Именно поэтому она до последнего тянула с разговором, чтобы избежать лишних расспросов.
Сисси не решилась упомянуть, что жених Маргарет – брат Бойда, и если они с Маргарет выйдут замуж за братьев, то, по сути дела, станут сестрами. Любая связь с семьей Дарлингтонов не добавит Бойду очков в глазах родителей. А если выяснится, что она провела две недели в чужом доме без присмотра, ее отправят в монастырь, и ей никогда больше не увидеть Маргарет, Битти и Бойда.
Реджи звонил Маргарет каждый день, но не из Чарльстона. Он заехал к университетскому приятелю в Шарлотт, чтобы все спокойно обдумать. Маргарет торопила его с решением, но он попросил ее проявить терпение. Она рассказала родителям, что познакомилась с привлекательным молодым человеком. Как выяснилось, мистер и миссис Дарлингтон знали его семью. Амбициозные планы Реджи произвели на них весьма благоприятное впечатление, поэтому они сочли его достойным кандидатом в женихи для дочери и разрешили ей звонить ему. Маргарет не упомянула о предложении Реджи и решении отказаться от учебы в колледже, однако Сисси не сомневалась: ей, как всегда, удастся настоять на своем.
Прошло полторы недели с возвращения из Миртл-Бич. Бойд и Реджи должны были явиться не раньше понедельника. Сисси и Битти приехали в Карроумор навестить Маргарет. Та встретила их на крыльце. По ее лицу сразу было видно – что-то не так: глаза припухли, кончик носа порозовел (что, впрочем, ни капли не портило ее красоту). Когда девушки подошли ближе, Маргарет разразилась слезами.
Сисси и Битти поднялись вместе с ней на крыльцо и усадили на качели.
– Что случилось? – Сисси ни разу не видела, чтобы Маргарет плакала – по крайней мере, всерьез.
– Реджи обещал и не позвонил.
У Сисси словно камень с души свалился.
– Мало ли что могло случиться. Может, заболел или поехал куда-нибудь по семейным делам. Ты ему звонила?
Убедившись, что миссис Дарлингтон ее не видит, Битти закурила.
– Господи, Сисси, каждая воспитанная девушка знает – ни в коем случае нельзя звонить джентльмену первой. Это неприлично. – Она закатила глаза и выдохнула дым.
Сисси метнула на нее недовольный взгляд.
– Разумеется, тебе не следует звонить, не то будущие свекор и свекровь решат, что ты торопишь события. – Она обняла Маргарет. – Уверена, на все есть разумная причина. Завтра Реджи обязательно позвонит, а на следующей неделе приедет вместе с Бойдом, и мы будем смеяться, вспоминая, как ты расстраивалась.
Маргарет подняла на нее наполненные слезами глаза, небесно-голубые, словно хрустальная ваза, которую Сисси однажды видела в универмаге в Чарльстоне.
– Вы правда так думаете?
– Ну конечно, – ответила Битти. – А если не позвонит, я сама позвоню. Представлюсь экономкой из университетского общежития. Скажу, он забыл там часы, а я хочу вернуть. Поскольку я не боюсь лгать незнакомым людям и звонить мужчинам, с радостью окажу тебе такую услугу.
Маргарет хихикнула, и Сисси немного расслабилась.
– Девочки, вы мои самые лучшие подруги, – воскликнула Маргарет, обняв их за плечи. – Что бы я без вас делала?
– Осталась бы одинокой старой девой, не иначе, – отозвалась Битти, пряча улыбку.
– Не слушай ее, – сказала Сисси, – с нами или без нас, тебе суждено стать владычицей мира.
Успокоившись и повеселев, Маргарет еще раз обняла подруг и поднялась с качелей.
– Идемте скорее, положим в дупло новые ленты.
– Что за ленты? – настороженно спросила Сисси.
– О которых говорили в Миртл-Бич. Что останемся подругами навсегда и будем поддерживать друг друга, что бы ни случилось, – напомнила Битти. – До сих пор не понимаю, зачем писать это на лентах. Кажется, она нам не доверяет.
– Глупости, – заявила Маргарет. – Я уже все приготовила.
Она порылась в карманах платья и вручила подругам одинаковые ярко-желтые ленты. На каждой изящным почерком была выведена надпись: «Дружба навек, несмотря ни на что».
– Давайте увековечим нашу дружбу. – Маргарет сбежала по ступеням крыльца.
Ее настроение менялось так же быстро, как погода, словно она свято верила, что все в жизни должно происходить по ее желанию. Впрочем, так всегда и было. На мгновение Сисси возмутилась, однако тут же устыдилась своего возмущения.
Девушки прошли по лужайке мимо птичьих домиков, приблизились к огромному дубу и по очереди засунули ленты в дупло. Над болотом прогремел далекий гром. По небу сонно ползли тяжелые тучи.
У Сисси по спине пробежал холодок. Когда они клали ленты в прошлый раз, тоже шел ливень, и их желания сбылись. Она окинула взглядом величественный особняк и удаляющиеся фигуры Битти и Маргарет. Ей захотелось запечатлеть это мгновение на снимке, пока их жизнь не изменилась.
Отбросив мрачные мысли, она крикнула: «Подождите меня!» и бросилась догонять подруг.
Настал день приезда Бойда и Реджи в Карроумор. Сисси нервно ходила по крыльцу, а Битти и Маргарет сидели на качелях. Несмотря на многочисленные попытки связаться с Реджи (Битти сдержала свое обещание и позвонила под чужим именем), от него до сих пор не было известий. Даже Бойду не удалось с ним связаться, но он пообещал, что по пути в Джорджтаун заедет в Саммервилль и выяснит, как дела у брата.
Бойд должен был приехать с минуты на минуту. Реджи так и не объявился. Сисси старалась не думать о том, что могло случиться, опасаясь худшего. Как говорит мама, нужно сперва дойти до моста, а потом уже переходить на ту сторону. Судя по всему, мост совсем близко.
В глубине души Сисси надеялась, что Реджи не приедет. Не надо ему видеть Маргарет в таком состоянии. Она с тревогой взглянула на подругу. Золотистые волосы потускнели и безжизненно спускались на поникшие плечи, лицо осунулось, под глазами темнели лиловые круги, свидетельствующие о бессоннице и непрестанном беспокойстве. «Наверное, в этом и заключается истинная любовь, – подумала Сисси, – когда застаешь свою возлюбленную не в лучшем виде, но все равно продолжаешь любить ее».
Битти предложила Маргарет «Тутси-ролл», та отказалась. Миссис Дарлингтон оставила попытки поднять дочери настроение некогда запретными сладостями и уже намеревалась позвонить доктору. На это Маргарет решительно возразила, дескать, ни один доктор в мире не в силах вылечить разбитое сердце.
Миссис Дарлингтон заявила, что Маргарет излишне драматизирует, однако не могла отрицать, что имеются все основания беспокоиться. Если до конца дня от Реджи так и не появится новостей, пообещала она, мистер Дарлингтон позвонит его родителям. Главное – не показаться слишком настойчивыми. В конце концов, Маргарет Дарлингтон – не какая-нибудь несчастная дурнушка, пропадающая без женихов. Нужно просто продемонстрировать заботу о благополучии Реджи.
К тому времени как на дороге показалось облако пыли, предвещающее приближение автомобиля, Сисси изгрызла все ногти, а Маргарет обессиленно прикорнула на плече у Битти. Сисси подбежала к двери и, забыв о приличиях, крикнула: «Кто-то едет!»
– Хорошо, мисс. Я сообщу мистеру и миссис Дарлингтон, – отозвалась экономка в униформе, протирающая пыль в холле.
Битти помогла Маргарет подняться с качелей. Автомобиль подъехал ближе. Сердце Сисси затрепетало от радости: машина Бойда. Она прищурилась, пытаясь разглядеть, кто внутри, но облако пыли закрывало обзор.
Сисси поспешно спустилась с крыльца, однако, услышав приближение родителей Маргарет, остановилась у подножия лестницы. Ее раздражали их королевские манеры и неукоснительное соблюдение светских условностей, но ради Бойда необходимо вести себя безукоризненно.