Когда я падаю во сне Уайт Карен
– Я не так уж много знаю о мужчинах, но одно мне доподлинно известно – они не умеют читать между строк, как женщины. Если ты позволишь, я сама напишу ему от твоего имени.
Маргарет не ответила. Битти удрученно взглянула на Сисси:
– Все, я сдаюсь.
Сисси кивнула. Они уже много раз пытались переубедить Маргарет – изматывающее и невеселое занятие. Стоит ли говорить, что их попытки не принесли результата. Битти права – не получив письма от Маргарет, Реджи решит, будто она о нем забыла. К сожалению, подруги ничего не могли поделать, разве что написать Реджи самостоятельно.
– Я проголодалась, – сказала Сисси. – Давайте зайдем в «Визжащего поросенка». Я не была там с окончания школы.
– В «Поросенке» делают лучшие хот-доги в мире, – добавила Битти. – Я с тобой.
Маргарет не ответила, с отсутствующим видом разглядывая витрину магазина одежды «У Нэнси».
– Мне нравится вон то платье, слева, – преувеличенно бодро воскликнула Сисси. – Оно очень пойдет к твоим волосам и подчеркнет тонкую талию. Здесь работает славная девушка, Мэрилин Томпкинс, она отлично разбирается в нарядах. Давай зайдем.
Маргарет вздрогнула и повернулась к ним, словно забыв, что не одна.
– Что, прости?
Сисси порылась в сумочке, достала тюбик «Несомненно красного» – подарок Маргарет, и вручила подруге.
– Ой, ты губы забыла накрасить. Вот, возьми. Чтобы выглядеть на миллион, достаточно помады ценой в доллар. – Она не помнила, где услышала это выражение. Главное – развеселить Маргарет.
Та рассеянно взяла помаду и зеркальце, словно не понимая, для чего они нужны. Битти выхватила их у нее из рук и вернула Сисси.
– Ради бога, Маргарет, будет тебе так убиваться из-за мужчины. Он уехал, не попрощавшись, а значит, не стоит того, чтобы о нем думать.
Лицо Маргарет страдальчески сморщилось. Предвидя очередной поток слез, Сисси принялась выискивать взглядом скамейку, на которую можно присесть. Перед ювелирным магазином остановилось такси, заднее стекло опустилось. Хозяин магазина вышел навстречу.
– Кто это? – спросила Сисси.
Битти лукаво улыбнулась:
– Одна из девушек Хейзел Вайсс из «Сансет Лодж»[27]. Говорят, они зарабатывают по тысяче долларов в месяц. Наличными.
Маргарет во все глаза смотрела на загадочное такси, но, по крайней мере, не плакала. Хозяин вернулся в магазин и через некоторое время вышел с плоским бархатным футляром. Он поднес футляр к заднему стеклу автомобиля и приоткрыл крышку. На солнце сверкнули драгоценные камни.
– Почему это заведение не закроют? – удивилась Сисси.
Битти не боялась разговаривать с родителями на щекотливые темы, поэтому была весьма осведомлена в подобных вопросах.
– Потому что политики, которые принимают законы, – частые клиенты Хейзел. – Битти вынула из сумочки пачку сигарет, однако под осуждающим взглядом Сисси положила ее обратно.
Благовоспитанные леди не курят на улице, зато проституткам не возбраняется делать покупки.
Сквозь открытую дверь автомобиля были видны длинные элегантные ноги в черных чулках и туфлях на высоком каблуке. Лицо девушки скрывала широкополая шляпа с вуалью, придавая ей ореол таинственности.
– Идем. – Битти схватила Сисси за руку, не дожидаясь реакции Маргарет. – Посмотрим обручальные кольца.
Понимая, что Маргарет, наверное, невыносимо думать о кольцах, Сисси попыталась выдернуть руку, но Битти удержала ее.
– Она должна радоваться за тебя, как полагается настоящей подруге.
У дверей ювелирного магазина Сисси обернулась. Маргарет медленно шла за ними, не сводя глаз с такси.
Битти остановилась у витрины, в которой были выставлены кольца с бриллиантами, изредка поглядывая в отражение на машину и сидящую в ней женщину. Раздался переливчатый смех. Сисси обернулась. Ювелир отдал незнакомке бархатный футляр, но ничего не получил взамен. Дверь закрылась. Машина тронулась и вскоре исчезла из вида.
– Она что, украла драгоценности? – У Сисси в голове не укладывалось: как мог ювелир вот так запросто общаться с проституткой?
– Конечно нет, – снисходительно пояснила Битти. – У этих женщин есть счета в магазинах. Во время Великой депрессии хозяева привечали Хейзел и ее девушек. Не вижу причин, почему бы им не делать этого сейчас.
Сисси покачала головой.
– Просто не верится. И это среди бела дня! – Она подвинулась, освободив место для Маргарет. – Интересно, мои родители знают об этом?
– Еще как знают, – отозвалась Битти. – «Сансет Лодж» работает с тридцатых годов. Когда твой папа в своих проповедях клеймит блуд, он говорит именно про это заведение.
Казалось, рядом мяукнул котенок. Сисси огляделась, но никого не обнаружила. Тогда она перевела взгляд на Маргарет – та снова плакала, на сей раз совсем по-другому, тихо-тихо, будто ее боль заперта внутри и не может найти выхода.
Маргарет оперлась на витрину, вздрагивая от рыданий. Девушки тревожно переглянулись. Битти подхватила Маргарет под руку и отвела на скамейку, а Сисси встала рядом, прикрывая их от случайных зевак.
– Маргарет, пожалуйста, не молчи. Скажи, чем тебе помочь?
– Та… женщина… – наконец пролепетала Маргарет, всхлипывая и икая. – Мне нужно… поговорить… с ней.
– Зачем тебе разговаривать с проституткой? – Последнее слово Сисси произнесла шепотом.
– Потому что… она может… помочь. Научить… что делать. – Маргарет судорожно глотнула воздуха. – Говорят, они знают толк в таких делах.
Битти резко выпрямилась, будто не веря своим ушам.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Сисси. – Чем проститутка может тебе помочь?
– Даже не вздумай, Маргарет, – сквозь зубы прошипела Битти, не обращая внимания на Сисси. – Ты и сама знаешь это не выход. Ты можешь умереть. Смерть гораздо хуже, чем позор, который ты якобы навлечешь на свою голову. Вы с Реджи любите друг друга, в этом нет позора.
– Какой такой позор? – вскричала Сисси, окончательно запутавшись.
Битти порылась в сумочке, вытащила сигареты и демонстративно закурила.
– Нам нужен Реджи. Сообщи ему.
Маргарет вцепилась в руку Битти. Сисси обратила внимание, что ее ногти неухожены и обкусаны чуть не до мяса.
– Если я расскажу ему, он вернется ко мне, правда?
– Не знаю, – тихо ответила Битти. – Нужно хотя бы попытаться. Для всеобщего блага.
– Кто-нибудь расскажет мне, что происходит? – громко воскликнула Сисси.
Проходящие мимо люди обернулись.
Битти улыбнулась им и, дождавшись, пока они отойдут подальше, затянулась сигаретой.
– Маргарет беременна. У нее будет ребенок.
Сисси тяжело опустилась на скамейку. В голове пронесся рой мыслей. Самая постыдная – Маргарет не сможет стать подружкой невесты, ведь к тому моменту, как Сисси пойдет к алтарю, беременность уже будет заметна.
– Ты сказала родителям? – спросила она.
– Как я могу? Это же позор. Они выгонят меня из дома.
Сисси обняла подругу за плечи.
– Понимаю, тебе очень тяжело, но ты любишь Реджи, он любит тебя, и у вас будет ребенок. Представляешь, ребенок! Ребенок Реджи. Конечно, вы не так все планировали, но это не конец света. Ты согласна?
Маргарет немного поразмыслила и кивнула.
– Надо все хорошенько обдумать и составить план, – продолжила Сисси. – Мы поможем тебе разобраться. Ты не одна, мы с Битти рядом. Дружба навек, помнишь?
Она посмотрела на Битти через плечо Маргарет, ища подтверждения. Битти невозмутимо ответила на ее взгляд, а потом выдохнула клуб дыма, скрывший ее лицо.
Двадцать один
Я припарковалась у дома Линчей, достала запеканку с макаронами, которую Сисси приготовила для похода в гости, и оглядела знакомый белый дом с террасой. На дорожке сквозь щели между плитками пробиваются сорняки, на клумбах и в цветочных горшках покачиваются астры. Я помнила – на третьей плитке с конца нацарапаны мои инициалы, а рядом – инициалы Мейбри и Беннетта, увековеченные в бетоне.
– Они по-прежнему там, – сказала Мейбри с крыльца.
Она сидела в кресле-качалке, держа Эллиса на руках.
Я опустила взгляд и убедилась, что она права. Свободное место на плитке, предназначенное для инициалов наших детей, покрывал лишайник.
– Кто бы сомневался. – Я прислушалась к музыке, доносящейся из дома. – «Что за дурак, думаешь ты обо мне». Билл Дил и группа «Ронделс».
– Та-дам, ответ верный. – Мейбри встала и поставила Эллиса на ноги. – То есть я полностью тебе доверяю, потому что сама не знаю.
– А вдруг я обманываю?
– Ха-ха, ты не в состоянии никого обмануть, даже если захочешь. Поэтому все ребята в школе тебя побаивались – знали, что ты без колебаний выложишь им жестокую правду. Сисси многому тебя научила, это качество – самое ценное.
– Неужели? То есть, по-твоему, нормально, что мои сверстники бегали от меня как черт от ладана?
– Конечно. Кто не хочет слышать правду, тот не достоин дружбы. – Она принюхалась. – Дай-ка угадаю… макаронная запеканка от Сисси.
– В точку. Некоторые вещи не меняются.
– И слава богу. – Мейбри приподняла Эллиса, чтобы ему было лучше видно.
На меня нахлынули воспоминания. Рот наполнился слюной.
– Твоя мама приготовила свой фирменный пирог?
– Разумеется. Она же знала, что ты придешь.
– Некоторые вещи не меняются, – со смехом повторила я.
Однако Мейбри не рассмеялась. Она пристально смотрела на меня зелеными глазами, точь-в-точь как ее брат.
– Понять, кто ты есть, и измениться – не то же самое. Иногда мы считаем, что изменились, но на самом деле просто стали теми, кто мы есть.
Пока я размышляла над ее словами, Мейбри взяла кастрюлю у меня из рук.
– Беннетт в гараже, разбирает дедушкины коробки с бумагами. Он просил передать, чтобы ты шла прямиком к нему. – И, предвосхищая мой вопрос, добавила: – Нет, маме не требуется твоя помощь на кухне.
Я улыбнулась ей вслед, недоумевая, как столько лет обходилась без подруги, которая знает меня лучше, чем я сама.
Я свернула на подъездную дорожку (две земляные колеи с полоской травы между ними) к гаражу. Линчи никогда не держали в нем машины. Там хранился всевозможный хлам, который нам с Мейбри и Беннеттом казался настоящим сокровищем: сломанные игрушки, вышедшая из моды одежда, инструменты, праздничные украшения и прочее старье. Для нас, детей, гараж был филиалом рая на земле. Меня охватил знакомый трепет предвкушения.
Беннетт сидел на сундуке перед старинным карточным столом и перебирал какие-то бумаги.
– Привет, Ларкин. – От звука моего имени внутри все сжалось. Беннетт встал, отодвинул сундук в сторону и поставил рядом кресло, обтянутое облезлым кожзаменителем. – Выбирай.
– Думаю, нам обоим хватит места. Не могу допустить, чтобы ты сидел на этом чудовище.
Я уселась на сундук и рассеянно похлопала рядом с собой, разглядывая стол. Там лежала стопка почти прозрачных бланков, заполненных расплывшимися чернилами, и несколько пожелтевших газетных вырезок.
– Что это? – спросила я, болезненно ощущая близость Беннетта.
При каждом прикосновении его руки меня словно ударяло током.
– Все эти документы из одной папки. Она лежала среди многих других в дедушкином рабочем столе. Ты ведь помнишь, он был начальником пожарной охраны. Я разобрал все папки, но не обнаружил ничего интересного или конфиденциального. А здесь, похоже, собрана информация по конкретному делу.
– Пожар в Карроуморе?
Беннетт кивнул, порылся в бумагах и достал газетную вырезку.
– Вот, я подумал, тебе будет интересно. – Я взглянула, и у меня перехватило дыхание. – Это фотография Маргарет, твоей бабушки. Она очень похожа на тебя.
С черно-белого снимка смотрело до странности знакомое лицо. Бабушка Маргарет была в свадебном платье и кружевной фате. Светлые волосы, глаза, нос и губы в точности как у меня. Подбородок помягче и скулы не такие резкие, но нет никаких сомнений – мы близкие родственники.
Мне страстно захотелось узнать ее поближе, услышать голос, почувствовать прикосновение. У меня запершило в горле, будто легкие наполнились пеплом. Я разглядывала ее лицо, отчаянно пытаясь понять, почему память о ней оказалась стерта из моей жизни. Маргарет смотрела на меня со снимка, словно умоляя выслушать ее историю. Возможно, выяснив правду, я наконец познаю себя.
– Это ее некролог, – тихо произнес Беннетт.
Я взглянула на дату смерти. Шестнадцатое октября пятьдесят четвертого года.
– На следующий день после урагана «Хейзел».
– Да. И в день пожара. Интересно, что дедушка сложил все эти вырезки и отчеты в одну папку и хранил у себя в кабинете, а когда вышел на пенсию, забрал домой.
– Наши семьи дружили?
– Мама говорит, что нет. Бабушка и дедушка познакомились с Сисси и Айви, когда те переехали в дом на Ривер-стрит после пожара. Айви с мамой вместе пошли в школу и стали лучшими подругами.
– Может, твой дедушка решил сохранить вырезки на память о трагедии.
– Не забывай, мы говорим о моем дедушке. В нем не было ни капли сентиментальности. Когда бабушка умерла, он переселился в дом на реку и избавился от всех вещей. Оставил себе самое необходимое и эту коробку. – Беннетт постучал пальцем по одному из документов. – Смотри, здесь имя твоей бабушки.
Я проследила взглядом за его пальцем. Передо мной лежал канцелярский бланк, озаглавленный «Данные о погибших». В графе «Причина смерти» значилось: удушье дымом.
У меня вырвался вздох облегчения. Мне представлялось, что бабушка сгорела заживо – по-моему, ужасная смерть. Но она погибла от удушья – тоже страшно, однако не настолько, как умереть в огне.
В графе «Причина пожара» отчетливо читались черные машинописные буквы: «Не установлена». А рядом кто-то приписал от руки голубой шариковой ручкой: «Подозрительно» и дважды подчеркнул.
Я села на сундук и отодвинула документ подальше.
– Что это значит?
И так ясно, чего тут непонятного. Просто мне нужно услышать ответ от кого-то другого, чтобы поверить окончательно. Хорошо, что со мной Беннетт; если понадобится, я всегда смогу опереться на него.
– Судя по всему, кто-то – наверное, дедушка, – предположил, что пожар возник неслучайно. Не забывай, это произошло шестьдесят лет назад. Тогда у криминалистов еще не было таких возможностей, как сейчас. Может, надпись «подозрительно» означает лишь отсутствие доказательств.
– Здесь есть еще какие-то официальные документы?
– Нет, больше нет. Только газетные заметки про ущерб, нанесенный ураганом, и пара статей про твою маму – она тогда была совсем маленькой. – Беннетт порылся в стопке вырезок и пододвинул мне одну. – Здесь написано, что Сисси обнаружили без сознания на лужайке. Она закрывала Айви своим телом. Сисси считали героиней, но она не смогла вспомнить, что случилось и как ей удалось спастись.
Я взглянула на фотографию. Маме года два, светлые волосы зачесаны назад и закреплены большим гребнем. Она сидит у кого-то на коленях – должно быть, у бабушки – и улыбается в камеру. Глядя на ее чистое, невинное личико, я поняла, что никогда не видела маму безмятежной: она постоянно смотрела куда-то в даль, ее взгляд был полон печали и тоски.
Мое первое побуждение – убрать бумажки в папку, с глаз долой, и поскорее забыть об этой мрачной истории. Именно так я всегда поступала, потому и уехала отсюда – чтобы начать новую жизнь и притвориться, будто прошлого не было.
– И что ты собираешься с этим делать? – спросил Беннетт. В его голосе не слышалось осуждения, скорее ожидание.
– Не знаю. – Я отвела взгляд. – С тех пор столько воды утекло. – Я вновь посмотрела на снимки. Бабушка погибла совсем молодой; ей было меньше, чем мне сейчас. – Возможно, мама тоже что-то заподозрила, поэтому и расспрашивала Джексона о страховке. Наверное, нужно дождаться, когда она придет в себя.
– Ларкин… – мягко произнес Беннетт.
– Знаю. – Я глубоко вздохнула. – Она может не очнуться. – Впервые я позволила себе признать это вслух.
– Ты не одна. Не обязательно разбираться со всем этим в одиночку. У тебя есть отец. Он очень хочет снова стать частью твоей жизни.
Я отвернулась. У меня не было желания поднимать этот вопрос.
– Он оставил мне сообщение. Просит приехать к нему вечером.
Беннетт смотрел на меня без всякого выражения. Лучше бы сердился. Чтобы избавиться от чувства неловкости, я еще раз проглядела некролог, отчет о пожаре с написанной от руки и дважды подчеркнутой пометкой «подозрительно». Мне вспомнились моя тихая бруклинская квартирка, пустые стены рабочего закутка, спортзал, в который я ходила каждый день, но никого там не знала по имени. Теперь это моя жизнь; может, я и не счастлива, но, по крайней мере, довольна. Прошлое осталось в прошлом: его не изменишь, не проживешь заново.
– Кстати, вот еще мысль, – произнес Беннетт. Мне вспомнилось, как он подтягивал меня по алгебре. У него сейчас такой вид, будто он собирается указать на серьезную ошибку в моих расчетах. – Битти дружила с твоей бабушкой. Может, ей что-то известно.
– Думаешь, это имеет значение? Не вижу смысла ворошить прошлое.
– Правда? Как по мне, гибель Маргарет повлияла не только на твою маму, но и на Сисси, и во многом определило твое воспитание. Неужели тебе не любопытно?
– Ни капли, – ответила я, ежась под его пристальным взглядом. – История, конечно, трагическая, но даже если нам и удастся восстановить Карроумор, мы все равно ничего не сможем изменить. Спасибо, что показал мне эти документы. Я и понятия не имела, что так похожа на бабушку.
Беннетт собрал бумаги и сложил стопкой на столе, стараясь не встречаться со мной взглядом.
– Завтра я возвращаюсь в Колумбию. Есть дела, которыми не получится заниматься отсюда. Но я вернусь к пятнице, как раз на фестиваль шэга.
К своему удивлению, я расстроилась из-за того, что Беннетта несколько дней не будет рядом. Как глупо: мы девять лет прожили в разных штатах, я почти о нем не вспоминала.
– Ты правда собираешься идти со мной на этот фестиваль? Я совсем не помню, как танцевать.
Беннетт улыбнулся, и у меня внутри потеплело.
– Это все равно что кататься на велосипеде. Тело само вспомнит.
Прежде чем я успела возразить, он встал и заставил меня подняться.
– Я буду считать, а ты напевай «Не торопись сделать шаг» Би Би Кинга. И не говори, что не помнишь мелодию, ты же знаешь все песни на свете.
Левой рукой Беннетт взял меня за правую руку и сделал левой ногой шаг назад, заставив шагнуть к нему правой.
– Раз и два, три и четыре, пять-шесть. – Он принялся считать в такт моему пению.
И оказался прав. Ноги сами задвигались под музыку. Беннетт крепко держал меня за руку, словно боялся отпустить. Мне вспомнились вечеринки на заднем дворе его дома: я мечтала, что Джексон Портер, проходя мимо, пригласит меня на танец, и притворялась, будто Беннетт – это Джексон. Ерунда какая.
Я напевала и напевала, пока вдруг не поняла, что Беннетт перестал считать. Мы стояли вплотную, держась за руки. Было тихо. Слышался только стрекот цикад во дворе да наше тяжелое дыхание в такт биению сердца.
– Ужин готов, – крикнула Мейбри снаружи.
Мы с Беннеттом вздрогнули и оба отпрянули.
– Как раз вовремя, – промямлила я. – Умираю от голода.
Не оглядываясь на Беннетта, я последовала за Мейбри в дом, стараясь уложить в голове все, что узнала. Пора смириться с мыслью – от прошлого не уйти, как бы мне того ни хотелось.
Двадцать два
– Я видела фреску, которую ты нарисовала в кафе у Гэбриела.
Битти сидит рядом с кроватью, молитвенно сложив руки. Ярко-рыжие волосы слегка отросли, кончики закурчавились. Она живет у Сисси с тех пор, как со мной произошел несчастный случай. Видимо, у нее не было времени съездить домой и подстричься.
– Я сразу поняла, что это твоя работа, – еле слышно говорит она. – Узнала стиль и внимание к деталям. Вряд ли ты научилась этому у меня, не хочу присваивать себе лавры. Хотя, наверное, мне следует гордиться собой, ведь это я купила тебе первый набор кистей, помнишь? Ты очень хорошая художница, Айви. Правда-правда.
Битти разглядывает свои ногти. Они тоже отросли, по-прежнему обломанные и запачканные краской. Похоже, она их грызет. Видимо, новая привычка. Я раньше не замечала, чтобы Битти грызла ногти. Может, это началось после моего неудачного падения.
С тех пор мы все сильно изменились. Я не могу разговаривать и к тому же совсем не сплю. Наверное, все вокруг и есть сон. По мнению Ларкин, сны призваны донести до нас какое-то знание. Поэтому я жду, когда на меня снизойдет озарение, чтобы двигаться дальше. Подозреваю, это как-то связано с Сисси, Ларкин и со мной. Всякий раз, когда они приходят ко мне и рассказывают что-то новое, я как будто становлюсь легче.
– Я видела потайное изображение в углу. Просто так не разглядишь, нужно знать, где смотреть. Мы, художники, не такие, как все. Видим то, чего не видят другие. Тяжкая ноша, верно?
Битти кашляет. Над головой у нее появляются черные облачка, по форме напоминающие ворон. Видимо, они существуют в моем сне, поэтому их вижу только я. Битти выкашливает из легких ядовитый воздух, сигаретный дым и тайны. С каждым приступом кашля удерживающие меня узы слабеют. Это неспроста. Потолок покрывается трещинами. Судя по всему, я права.
Битти проводит ладонью по отросшему рыжему ежику на голове.
– Я все гадала, почему ты заинтересовалась страховкой и попыталась отстранить Сисси от управления фондом. А потом, увидев фреску, поняла. Наверное, ты вспомнила что-то о пожаре. – Она задумчиво помолчала. – Мэк и Беннетт считают, твои действия как-то связаны с интересом застройщиков, но я в это не верю. Думаю, есть что-то еще. Ты всегда долго переживаешь, вымучиваешь свою боль и никогда не принимаешь поспешных решений. Поэтому никому ничего не сказала – тебе нужно было сперва все обдумать. А твои размышления обычно проявляются через творчество: шьешь занавески для столовой или рисуешь фреску.
Битти откидывается на стуле.
– Я пришла к выводу: ты вспомнила нечто важное, и это случилось примерно в то время, когда обратилась к адвокату. Только я никак не могу расшифровать, что вызвало воспоминания.
Она снова кашляет, и у нее над головой поднимается целая стая ворон. Они кружат под потолком, пытаются просочиться сквозь трещины, но у них слишком большие крылья. Ударившись о препятствие, птицы падают на пол комками сажи.
Битти достает из пакета бутылку с водой и жадно пьет.
– Ты многого не знаешь. Например, о событиях, предшествовавших твоему рождению. – Она наклоняется ближе. – Мы держали их в тайне, потому что хотели защитить тебя и Ларкин. Знай, мы молчали исключительно из любви к вам.
Битти снова утомленно откидывается на стуле. Я знаю, что такое поступки из любви. Взять хоть Ларкин. Когда делаешь что-то из любви, обязательно проявятся побочные эффекты. Нужно действовать как считаешь правильным, а не как полагается. Делать что-то из любви – самый надежный способ ее разрушить.
– Открой глаза, поговори со мной, Айви.
В голосе Битти слышится мольба, и это пугает даже больше, чем вороны, вылетающие у нее изо рта. Она всегда любила командовать. От ее просьб у меня сжимается сердце.
– Я хотела бы рассказать тебе обо всем. Нам с Сисси следовало открыть правду много лет назад, а теперь ты что-то случайно узнала и, наверное, неправильно поняла. Я давно предлагала покончить с тайнами, но Сисси боялась, что ты расстроишься. Мы обе тебя любим, но я считаю, секреты – плохой способ выражать свою любовь.
Слышится хлопанье крыльев. Вороны сидят на потолке, вцепившись когтями в трещины, смотрят на Битти глазками-бусинами. Что там она говорила про страховку и фонд? Рядом как будто работает фен. На меня волной накатывает вонь растворителя, заглушая запахи хлорки и латекса.
В этот момент я вспоминаю, где находилась и чем занималась, когда узнала правду о маминой гибели. Кусочки мозаики сложились в единую картину, и мой мир рухнул. Поразительно, сколько лжи было произнесено ради любви.
Гнев, приковывающий меня к больничной койке, испарился. Я вспомнила, зачем поехала в Карроумор и положила в дупло ленту. А еще наконец поняла, почему в дупле оказались две ленты, когда подо мной подломилась прогнившая половица, и мир в буквальном смысле рухнул в тартарары.
С тех пор как стало известно о беременности Маргарет, прошла неделя. Сисси и Бойд сидели на качелях на крыльце дома Пернеллов. Два дня назад Бойд переехал к доктору Гриффиту и уже начал принимать пациентов. Казалось, мечты сбываются, однако на сердце у Сисси лежал камень. Ей чудилось, будто она сидит с закрытыми глазами в лодке без весел, не зная, с какой стороны ударит волна.
Сисси рассказала Бойду, что Маргарет ждет ребенка. Битти умоляла молчать, но Маргарет попросила открыть правду, надеясь, что Бойд пошлет весточку Реджи. К тому же он врач, а значит, может давать рекомендации по поводу беременности, не производя полного осмотра. Доктор Гриффит – близкий друг мистера Дарлингтона, поэтому об осмотре не может быть и речи.
Сисси разрывалась между верностью подруге и всепоглощающей любовью к Бойду. Раньше ей казалось, что, если любишь многих – подругу, мужа, ребенка, – сердце становится больше и любви хватает на всех. Однако теперь ее возмущало, что Маргарет претендует на внимание и любовь не только Сисси, но и Бойда. От этого сердце сжималось, словно пытаясь вытеснить нежные чувства к подруге.
Чем больше Сисси терзалась угрызениями совести за недовольство, что Бойд проводит время с Маргарет, тем сильнее старалась загладить вину – задаривала подругу подарками, приносила цветы из своего сада и яркие ленты для волос, призванные освежить ее бледность. Битти обычно держалась в стороне, молча куря сигарету, словно перед ней разворачивалось действие захватывающей киноленты.
Бойд сообщил, что Реджи направили в тренировочный лагерь в Японию. Маргарет оставалось лишь надеяться, что он вернется домой и они поженятся до того, как беременность станет заметна. Впрочем, такой исход событий казался вероятным только ей. Бойд предложил Маргарет как можно скорее рассказать обо всем родителям, чтобы ее мать смогла организовать отъезд к вымышленной тетушке в Колумбию. Впоследствии Дарлингтоны усыновят ребенка, представив его отпрыском бедной родственницы, и воспитают как собственного. Этот способ срабатывал много раз, сгодится и сейчас. Единственное, что требуется от Маргарет, – набраться храбрости и открыть родителям правду. Но она никак не могла решиться.
– Ты сегодня говорила с Маргарет? – спросил Бойд.
– Нет. Мы с Битти собираемся завтра ее навестить. Кажется, она до сих пор не понимает, что время на исходе. Я за нее беспокоюсь. Маргарет сильно похудела, а это, наверное, плохо для ребенка.
– Да уж, ничего хорошего, – согласился Бойд и обнял Сисси за плечи. – Чувствую себя отчасти ответственным за случившееся, ведь Реджи – мой младший брат. Конечно, мы оба взрослые люди, но мне все равно кажется, что я тоже виноват. Надеюсь, Маргарет понимает, что в отсутствие Реджи всегда может обратиться ко мне.
– Разумеется, понимает, – сухо ответила Сисси.
– Ты замечательная подруга, Сессали. Надеюсь, она и это понимает.
– Ты правда так думаешь? Иногда я ужасно злюсь на Маргарет: сама поставила себя в трудное положение и ничего не делает, чтобы из него выйти.
– Может быть, Маргарет просто не приходит в голову, что она должна сама себе помочь, – мягко предположил Бойд. Ну как его не любить? Он готов проявлять сочувствие даже к тем, кто этого не достоин. – С самого детства все потакали ее желаниям. Природная красота сослужила ей плохую службу: Маргарет не приходилось трудиться, чтобы привлечь внимание окружающих, поэтому не привыкла ждать. Все давалось ей легко, и она принимала это как должное.
При слове «красота» Сисси насторожилась:
– Ты считаешь ее красивой?
Она постаралась говорить беззаботно и непринужденно, но ей это не удалось. Глупый вопрос лишь подчеркнул ее сомнения и неуверенность в себе. Только слепой не заметит, как прекрасна Маргарет Дарлингтон.
– Да, она красива – словно мраморная статуя в музее. Смотреть приятно, но прикасаться не хочется – вдруг разобьется.
Несколько успокоившись, Сисси забралась с ногами на качели и удобно устроила голову на плече у Бойда. Она чувствовала – он вот-вот сделает ей предложение, и очень старалась, чтобы они могли проводить достаточно времени наедине. Это оказалось весьма непросто, ведь у нее двое младших братьев и мать, чей взор острее ястребиного. Даже сейчас, в сумерках, на крыльце горели фонари, а занавески в гостиной отдернуты, чтобы из дома было хорошо видно, что делается снаружи.
Бойд наклонился к Сисси. Его глаза сверкнули в свете фонаря.
– Я говорил, что ты – самая потрясающая женщина в мире?
– Не помню. Можешь повторить еще раз.
Он улыбнулся, перевел взгляд на ее губы. Сердце Сисси запылало, словно охваченное огнем.
– Я говорил, что люблю тебя?
– Да, – прошептала она, подавшись ему навстречу. – Но ты можешь повторять это сколько захочешь.
Его губы коснулись ее губ. В этот момент входная дверь распахнулась. На крыльце появился Ллойд.
– Мама спрашивает, не желаете ли вы сладкого чая.
Бойд едва удержался, чтобы не рассмеяться.
– Спасибо, Ллойд. Пожалуй, не откажусь. Уверен, твоя сестра тоже. Поблагодари маму за заботу.
Ллойд удивленно глазел на него, словно не ожидал такого ответа. На краткий миг Сисси испугалась, что на самом деле мама не приготовила сладкий чай, просто слишком рьяно играет роль дуэньи.
– Хорошо, – наконец ответил мальчик и вернулся в дом.
Послышался телефонный звонок.
– Я обо всем забыл. Где мы? – нежно спросил Бойд, дождавшись, когда дверь закроется.
– К сожалению, на крыльце моего дома, а не в каком-нибудь уединенном месте. – Сисси поцеловала его, надеясь, что мама не увидит.
– Я еще не говорил с твоим отцом, – произнес Бойд, глядя ей в глаза. – Моя медицинская карьера только начинается, но я верю, у меня хорошие перспективы.
Он прижался лбом к лбу Сисси. Та собрала волю в кулак, чтобы с достоинством сказать «да» и не завизжать при этом от радости.
Входная дверь снова открылась. Сисси приготовилась прогнать Ллойда прочь, но резкие слова замерли у нее на губах. На пороге стояла миссис Пернелл, ее лицо покрывала пепельная бледность. Сисси поспешно вскочила, Бойд тоже поднялся и встал рядом с ней.