Когда я падаю во сне Уайт Карен
У дома остановилась машина.
– А вот и она.
Сисси подала руку Битти и помогла ей встать.
– Что бы там ни было в письме, мы выдержим, правда?
– Конечно. «Дружба навек», помнишь?
Сисси вспомнила, как они впервые положили ленты в дупло старого дуба. Нужно было просто сказать Маргарет «нет».
«Дружба навек», – произнесла она про себя, заходя в дом.
Беннетт встретил меня на крыльце. Слезы, которые я до сих пор сдерживала, при виде его наконец нашли выход и хлынули по щекам. С плеч словно свалилась огромная тяжесть. Беннетт всегда рядом, когда нужен. Прежде чем я успела что-нибудь сказать, он подошел ко мне и крепко обнял, утешая, облегчая боль.
– Я приготовил кофе, – произнес он, целуя меня в макушку.
От него пахло мылом, кожа была влажной после душа. Пожалуй, я смогу к этому привыкнуть.
– Спасибо, – прошептала я. На его рубашке остались пятна от моих слез.
Я вошла в кухню. В коридоре показались Сисси и Битти, с заговорщическим видом, рука за руку. Завидев меня, они бросились мне на шею, и мы все втроем разрыдались. Как будто мама ненадолго вернулась к нам.
Сисси тут же направилась к холодильнику и принялась деловито доставать оттуда сыр, яйца и все прочее для завтрака.
– Надо обзвонить знакомых и начать организовывать похороны, но нельзя же заниматься этим на пустой желудок, верно?
Я закрыла холодильник.
– Звонки и завтрак подождут. Давайте сначала прочтем письмо. Мама наверняка бы хотела. – Мне важно исполнить ее волю – только благодаря этому я хоть как-то держусь.
Сисси и Битти переглянулись и безропотно уселись за стол. Я поставила перед ними кофейник, четыре чашки и сливки. Беннетт принес письмо.
– Кто прочитает?
Я взглянула на Сисси, но та покачала головой:
– Айви хотела, чтобы ты прочла его. Давай, смелее.
Беннетт положил передо мной лист бумаги. Я взглянула на ровные строчки, написанные убористым почерком, сделала глоток кофе, откашлялась и прочла:
10 октября 1993 года
Моя милая Айви!
Я долго думал, кому написать, и решил адресовать письмо тебе. Ты стала матерью и теперь знаешь, каково это – любить кого-то больше жизни и совершать поступки, продиктованные голосом сердца, а не разума. На нашем пути открывается много возможностей, и каждый сам решает, чьим голосом руководствоваться в своих действиях.
Врачи говорят, мое время на исходе, и это письмо – последнее в списке дел, которые я должен уладить перед смертью. Список был невелик, но я все не решался браться за перо, хотя мое намерение высказаться обусловлено желанием скорее облегчить душу, чем признать вину. Давным-давно я сделал выбор, который затронул жизни многих, и ни на секунду не пожалел о нем. Тем не менее уже почти сорок лет эта история не дает мне покоя и тревожит по ночам. Похоже, мы с тобой видим одни и те же кошмары. Нам снится пожар. Ничего удивительного, ведь мы оба были там в день, когда погибла твоя мама.
Накануне пожара я узнал, что вы с мамой и Сессали пережидаете ураган в Карроуморе. Но меня тревожила не столько буря, сколько состояние Маргарет. Я утешался лишь тем, что Сессали рядом с тобой, и мысль об этом помогала мне сосредоточиться на работе в больнице.
Ранним утром, когда шторм утих, я, не откладывая, помчался в Карроумор. Путь туда занял больше времени, чем я ожидал, – мне пришлось несколько раз останавливаться и убирать с дороги сломанные ветви, а также объезжать затопленные участки. Я вглядывался сквозь зелень в надежде увидеть белый фасад, но вместо этого обнаружил пламя и густой черный дым. Не помню, как оставил машину у ворот – видимо, побоялся застрять в грязи. Не помню, как подбежал к дому и вошел внутрь. Помню только, что увидел тебя, крепко спящую, на пороге, у самого входа. Я позвал Маргарет и Сессали, истово молясь, чтобы они выбрались наружу. Конечно, умом я понимал, что это не так, ведь Сессали никогда бы не оставила тебя одну.
Я отнес тебя во двор и положил под магнолией. Ее густая зелень стала защитой от дождя и ветра. Ты по-прежнему спала. Я догадался, что Маргарет дала тебе какое-то лекарство. Она уже делала так раньше, поэтому я забрал у нее таблетки, но, видимо, ей удалось спрятать несколько штук. Ты даже не открыла глаза.
Когда я вернулся в дом, огонь охватил белую гостиную, весь холл был в дыму. Наверху раздался крик. Я глубоко вдохнул и бросился по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Страх и отчаяние придали мне сил. Я ворвался в комнату, в которой обычно гостила Сессали. Она крепко спала тем же неестественным сном. Маргарет пыталась стащить ее с постели, задыхаясь от дыма.
Я подхватил Сессали на руки, прикрыл ей лицо одеялом, чтобы уберечь от ядовитой гари, и велел Маргарет задержать дыхание и идти за мной. Мы принялись спускаться по лестнице. Маргарет упала. В этот момент я оказался перед выбором. Как поступить? Внять голосу сердца или разума? Было ясно – мне не под силу вынести обеих из горящего дома. Пришлось выбирать между женой и женщиной, которую я любил всем сердцем.
Я перестала читать и взглянула на Сисси. Она сидела, низко опустив голову и сжав кулаки так сильно, что костяшки побелели. Битти тоже это заметила.
– Пожар начался внизу, а не в твоей комнате, – тихо сказала она. – Ты ни в чем не виновата.
Сисси кивнула, однако ее лицо по-прежнему выражало страдание. Я отхлебнула кофе, не заметив, что он уже остыл, и продолжила:
Я положил Сессали под дерево рядом с тобой и бросился за Маргарет. Но было слишком поздно: огонь добрался до лестницы. Клянусь, я пытался пробиться к ней, но не смог из-за пламени и дыма.
Я вернулся туда, где оставил тебя и Сессали, проверил вам пульс и дыхание. А потом услышал пожарную сирену. В тот момент я снова оказался перед выбором – либо остаться и рассказать правду, либо скрыться и позволить всем поверить, будто Сессали вынесла тебя из горящего дома. Я не хотел, чтобы Сессали знала, что я спас ей жизнь, предпочтя ее Маргарет. Она не смогла бы жить с такой правдой. А я бы смог, поэтому принял решение уйти.
Я заметил, как Битти паркуется у обочины, и понял, что она узнала мою машину. Я сорок лет ждал, когда кто-нибудь из нас обмолвится, что мы оба видели друг друга в Карроуморе и ничего никому не сказали. Но этот секрет так и остался нераскрытым. Я долго думал, и наконец меня осенило. Обычно мы держим что-то в тайне, чтобы избежать ответственности. Но тайны ради любви – совсем другое дело. Они укрепляют нас, помогают нам оставаться в здравом уме. Любовь – это не доверие, а безусловная вера.
Мы с Сессали прожили хорошую жизнь. Ты, наша дорогая доченька, стала для нас источником радости и подарила нам чудесную внучку. Я благодарен судьбе за выбор, который в свое время сделал. Единственное, о чем жалею, – Сессали не знает, что Маргарет пыталась спасти ее и спасла тебя, положив у самого выхода. Увы, я не могу сказать ей об этом, не рассказав остального.
Иногда мне думается, твоя тревога связана с тем, что ты помнишь гораздо больше, чем кажется, – страсти, которые разворачивались вокруг, пожар и спасение. Возможно, ты почувствовала бушующие эмоции тех, кто пытался спасти тебя. Надеюсь, ты простишь меня за то, что я не рассказал, как все было на самом деле. Если бы я знал, что это облегчит твой жизненный путь, то обязательно раскрыл бы тебе правду. Наверное, именно поэтому ты передала Карроумор в фонд для Ларкин. У нее нет дурных воспоминаний об этом доме, способных подточить веру в его возрождение.
Не забывай, ты – Дарлингтон, как и наша милая Ларкин. Уже две сотни лет люди слагают легенды о дарлингтонской удаче. Но я не верю в удачу. Любовь приносит счастье и возводит империи, а сомнения и зависть несут лишь разрушение. Мне всегда хотелось восстановить Карроумор, но здоровье уже не позволяет. Надеюсь, в один прекрасный день Ларкин получит во владение семейное наследие и начнет все заново, опираясь на фундамент выученных нами уроков и принятых решений. Это будет новая жизнь, основанная на любви, а не на переменчивой удаче.
Я хотел положить письмо в Древо Желаний, потом передумал. Оставлю его в потайном отделении моего стола. Пусть судьба решит, в чьи руки оно попадет. Как я уже писал, это не признание вины, а последние слова умирающего, приводящего дела в порядок.
После пожара меня преследует видение – четыре ласточки, летящие в Карроумор с лентами в клювах. Возможно, мудрость приходит с возрастом, а может, из-за близости смерти я наконец понял, что оно означает.
Ласточки – это мы: Сессали, Маргарет, Битти и я. Каждому из нас есть что сказать, поэтому птицы несут ленты к себе в гнезда. Мое послание – о мире и покое за решения, которые я принял и с которыми научился жить. Битти – о преданности и вере, рожденной из мудрости и безграничной дружбы. Послание Сессали – о беззаветной любви к тем, кому посчастливилось находиться рядом. И, наконец, четвертая лента – от Маргарет. Ее послание – о прощении; не для меня, а для нее самой.
Хочется думать, что гнезда, в которые ласточки несут свои ленты, это вы с Ларкин. Мудрый человек по имени Аттикус однажды сказал: «Мы созданы из тех, кто нас построил и разрушил». Все мы совершаем ошибки. Просто помни – ты любима.
Я люблю тебя, дорогая моя доченька. Когда я покину этот мир, вы с Ларкин станете большим утешением для Сессали.
С любовью,
Твой преданный отец
Я достала из коробки бумажную салфетку и передала ее Сисси. Та осторожно промокнула глаза (если тереть, будут морщины) и высморкалась. Я взяла вторую и сама вытерла слезы.
– Значит, это ты положила ленту с надписью «Прости меня»? Ты думала, что бросила Маргарет в горящем доме.
Сисси зажмурилась.
– Теперь я понимаю, почему Айви так рассердилась на меня и попыталась отстранить от управления фондом. Потому что Бойд спас меня, а не ее мать. Она умерла в гневе, так и не дождавшись, когда я попрошу прощения.
Битти ласково сжала ее руку:
– Нет, Сисси. Она пришла к тебе во сне попрощаться и поцеловала, помнишь? Думаю, Айви больше не сердится. Ее душа упокоилась с миром.
Лицо Сисси смягчилось.
– Да, пожалуй, ты права. А кто тогда ухаживал за птичьими домиками? – подумав, спросила она.
– Я, – смущенно улыбнулась Битти. – Легенды, удача – это все ерунда, а вот история про ласточек и Карроумор… я хотела помочь ему выжить. Ради Ларкин.
Я крепко обняла Сисси и Битти. Только сейчас до меня дошло – как здорово, что обо мне заботились три столь разные женщины. Мы созданы из тех, кто нас построил и разрушил. «Истинная правда, – подумала я, – ведь мое прошлое, каким бы сумрачным оно ни было, привело меня туда, где я сейчас».
Раздался стук в дверь. Беннетт пошел открывать. В холле появились Кэрол-Энн и Мейбри, обе с кастрюлями, а за ними – папа.
– Беннетт позвонил нам и рассказал про Айви, поэтому мы принесли вам поесть.
Я едва не расхохоталась – вот таким странным способом мы, южане, выражаем соболезнования, – но вместо этого разрыдалась, ведь рядом со мной те, кого я люблю больше всего на свете. Мейбри обняла меня и случайно зацепилась обручальным кольцом за цепочку. Звено лопнуло, подвески упали на пол. Я подняла золотую стрелку. Ее кончик указал на мое сердце, и я наконец догадалась, что она означает.
Тридцать восемь
Мы с Беннеттом сидели в его грузовике. Я положила голову ему на плечо, а он ревниво обнимал меня одной рукой, словно боялся, что я вот-вот исчезну. Мой лак для ногтей тщательно подобран в тон помаде, волосы стянуты в хвост под бейсболкой с логотипом университета Южной Каролины, защищающей кожу от яркого майского солнца.
По радио зазвучала музыка. Я прибавила громкость.
– Ага! «Мы катались на грузовике», Люк Брайан. Прямо в точку.
– Иногда мне кажется, ты встречаешься со мной исключительно ради грузовика, – хмыкнул Беннетт.
– Так у нас, оказывается, свидание? – с наигранным удивлением поинтересовалась я. – А я и не подозревала.
Он усмехнулся и перевел взгляд на дорогу, ведущую в Карроумор.
– Ну, это звучит лучше, чем «работа на подряде».
Я шутливо толкнула его в грудь и поцеловала чуть пониже уха – как раз там, где он любит.
– Радуйся, что я наняла тебя реставрировать дом, иначе вряд ли бы села в твой грузовик.
Беннетт приподнял бровь и крепче сжал руль, уверенно ведя машину по разбитой дороге, заваленной обломанными ветками после недавней бури.
– Кстати, хотел сказать. Мейбри дразнит меня отрывками из твоей книги, а почитать не дает. Когда можно будет взглянуть?
– Когда закончу. Мейбри поклялась судить честно и беспристрастно. Боюсь, если я покажу рукопись тебе, Сисси или Битти, вы засыплете меня незаслуженными похвалами, а мне этого совсем не хочется.
– Что ж, справедливо. – Беннетт подъехал к дому. – Я просто не могу непредвзято относиться к тому, что ты пишешь, говоришь и делаешь. – Он усмехнулся. – Может, поэтому мне так хочется проводить с тобой больше времени.
Прежде чем я успела придумать язвительный ответ, запищал мобильник. Джозефина из Нью-Йорка напоминала о телефонной конференции в час дня. Я договорилась с «Вокс и Крэндалл», что буду работать удаленно. Меньше рабочего времени, а значит, меньше денег, но меня такой расклад вполне устраивает. Теперь я могу писать роман (Мейбри ждет его не дождется) и заниматься восстановлением Карроумора. Джозефина часто угрожает приехать в Джорджтаун и посмотреть своими глазами, что же заставило меня покинуть Нью-Йорк.
Беннетт вылез из грузовика и помог мне спуститься. Обожаю чувствовать его руки на талии, когда он кружит меня, прежде чем поставить на землю. Вот почему я так люблю кататься с ним на грузовике.
– Мы первые, – сказал он. – Пройдемся?
Я взяла его за руку. Между нами словно пробежала искра – мне это ужасно нравится. Мы неторопливо двинулись вниз по реке; отлив обнажил лужицы пузырящегося ила и колючие кустики спартины. Я глубоко вздохнула, наслаждаясь запахом родного края. На ветвях старых деревьев покачивались домики для ласточек.
Теперь за ними ухаживает папа, пока Битти не наберется сил. Химиотерапия и облучение помогли справиться с опухолями в легких; остается только ждать, окажется ли эффект устойчивым. Битти утверждает, что вполне здорова, и хочет вернуться в Фолли-Бич, но мы с Сисси ее не отпускаем. По-моему, в глубине души она довольна и сопротивляется только для вида.
– Как думаешь, твой папа приедет с Донной? – поинтересовался Беннетт.
С маминых похорон прошло полгода, прежде чем папа попросил у меня разрешения встречаться с Донной. Я несколько раз видела ее в больнице, она работает медсестрой. Та самая женщина, с которой у папы был роман. Он попросил прощения, я ответила, что нечего прощать. Как написал дедушка Бойд, все мы совершаем ошибки. Нам просто нужно научиться делать выбор и принимать его последствия.
Теперь, когда я многое узнала о маме, мне стало ясно – мои родители любили друг друга, но если сердце несвободно, его любви недостаточно. Мама сейчас с Эллисом, так что папа имеет полное право найти свое счастье.
– Возможно. Они теперь все время вместе. Оба обожают работать в саду и варить пиво, так что почти не расстаются. Любо-дорого смотреть.
И это чистая правда. Я сама удивилась своей искренности.
Мы остановились под Древом Желаний. Теперь дупло заделано благодаря усилиям Федеральной лесной службы – в память о маме я передала землю государству. Мне кажется, дело не в волшебстве, а в силе воображения: мы доверяем мечты и желания потайному месту, а потом направляем туда же свое разочарование, если они не сбудутся.
– Подумать только, а ведь здесь мог быть жилой комплекс с гольф-клубом, – сказал Беннетт.
Меня передернуло:
– Замолчи, не то мне будут сниться кошмары.
– Кошмары у тебя начнутся, когда увидишь счета за реставрацию.
– Кто бы сомневался. Впрочем, я уверена, тебе удастся найти взаимоприемлемое решение. Меган Блэк просто вне себя от радости. Карроумор – предмет ее диссертации. Название будет такое: «Восстать из пепла: реставрация особняка девятнадцатого века ценой полного разорения его хозяйки».
– Неплохой заголовок, – расхохотался Беннетт. – Разве Меган не собирается использовать средства от грантов?
Я кивнула:
– Да, у нее хорошие шансы получить финансирование, ведь пока идут работы, здесь будет исследовательская площадка для старшекурсников. Пусть изучают.
– Здорово, что Сисси согласилась выделить средства на реставрацию. Как управляющая фондом, она могла зарубить проект.
– Точно. Надеюсь, прежде чем мы начнем тратить собственные деньги, нам удастся получить поддержку из Фонда охраны земли и воды. – Я тяжело вздохнула. – Правда, Меган говорит, за пятьдесят лет существования фонда Конгресс всего два раза профинансировал его полностью, так что особо рассчитывать не приходится.
– Ну, ты еще можешь воспользоваться легендарной дарлингтонской удачей. Просто нужно как следует захотеть.
– Мне нравится твой оптимизм. – Я легонько коснулась губами его губ.
Беннетт долго смотрел на меня, будто ожидая чего-то, и наконец произнес:
– Знаешь, для человека, работающего с текстами, твой словарный запас удручающе невелик.
Я резко отстранилась.
– Мейбри что, давала тебе читать мою старую рукопись?
– Ту, где фигурирует пурпурный любовный стержень? Нет, это выражение навеки запечатлелось в моей памяти еще десять лет назад.
– Тогда что ты имеешь в виду?
– После драки с Джексоном, когда ты прикладывала мне к лицу лед, я сказал, что люблю тебя, а ты ответила только «ой». Я не стал больше поднимать эту тему, потому что мне тяжело принимать отказы, но здесь, рядом с Древом Желаний, ощущаю прилив оптимизма.
Я встала на цыпочки, обняла его за шею и поцеловала в губы, надеясь, что поцелуй в полной мере передаст мои чувства.
– Я люблю тебя, Беннетт Линч. К сожалению, до меня не сразу это дошло, но я собираюсь наверстать упущенное.
– Я тоже. – Он ответил поцелуем.
Мне показалось, будто земля задрожала под ногами, и я крепче обняла его, чтобы не упасть.
Беннетт оглянулся на развалины Карроумора.
– Как по мне, этот дом слишком велик для одинокой женщины.
– И что ты предлагаешь?
– Например, сюда прекрасно впишется парень, который умеет управляться с молотком, и выводок детишек.
– Выводок? Это сколько?
– Не знаю, но на всякий случай хочу предупредить: в моем роду бывают двойняшки.
– Ой, – произнесла я, и мы оба захохотали.
Мне вдруг страстно захотелось поселиться с Беннеттом здесь, в Карроуморе: сидеть на крыльце и наблюдать, как меняются времена года и растут наши дети и внуки.
Беннетт отстранился, глядя куда-то мне за спину.
– Погоди-ка. – Он подошел к заболоченному берегу реки и что-то вытащил из ила. – Смотри, что я нашел.
– Акулий зуб. Говорят, это к удаче.
Беннетт кивнул.
– В детстве я часто находил их в заводях и болотах. Удивительно, ведь акулы заплывают далеко-далеко в океан. Видимо, прилив всегда возвращает изгнанников домой.
Я встретилась с ним взглядом:
– Хочешь сказать, я изгнанница?
Он улыбнулся:
– Нет. Я хочу сказать, теперь ты моя.
Беннетт снова поцеловал меня, и лишь звук приближающихся автомобилей заставил нас разомкнуть объятия. Напоследок оглянувшись на дуб, мы рука об руку пошли к дому.
Ночью мне опять приснилось, будто я падаю. Но на сей раз я наслаждалась ощущением невесомости и полета. Проснувшись, я поняла, почему мне не было страшно: я точно знала, куда должна приземлиться.
В течение всей жизни нас подстерегают падения: мы срываемся в гневе, оступаемся и совершаем ошибки, падаем духом, теряем голову от любви. Главное – чтобы рядом был человек, который поддержит. Иногда, как ни удивительно, это мы сами.
Благодарности
Хочу поблагодарить замечательную команду издательства «Пенгуин Рэндом Хаус» за издание, маркетинг, публикации в прессе, продажи и обложку. Я пишу книги, и благодаря вашим усилиям они волшебным образом появляются у моих читателей. Огромное вам спасибо за дружбу и поддержку, которую вы оказываете мне на протяжении одиннадцати лет.
Список благодарностей будет неполным без выражения признательности моим первым читательницам и лучшим подругам Сьюзан Крэндалл и Венди Вокс. Спасибо, что подсказываете мне, что я делаю правильно, а что нет.
И, конечно, спасибо моим верным читателям. Ваш энтузиазм и добрые слова в мой адрес стоят мучений, которые я испытываю при наступлении дедлайна. Вы – лучшая часть процесса написания книги, наряду с моим любимым словом: «Конец».
Спасибо чудесному городу Джорджтауну, штат Южная Каролина, и его жителям за южное гостеприимство и доброту. Благодаря вам исследовательская работа стала для меня истинным наслаждением. Также спасибо бывшей жительнице Джорджтауна Мэрилин Барнхилл, которая оказалась настоящей сокровищницей рассказов о том, каким был город в пятидесятые годы. Как бы я хотела жить там в то время!
И, наконец, спасибо невоспетым героям, борющимся за сохранение старинных зданий и понимающим, что наша история неразрывно связана с этими свидетелями времени, и если они исчезнут, то навсегда.
С тех пор как Карен Уайт прочла в юности роман «Унесенные ветром», она твердо решила, что станет либо писателем, либо второй Скарлетт О'Хара. В какой-то мере ей удалось и то и другое. Никогда не унывающая, Карен достигла успеха и в любви, и в предпринимательстве, но в итоге посвятила себя творчеству. Ее романы издаются во всем мире, они стали бестселлерами.