Когда я падаю во сне Уайт Карен
Двадцать восемь
Я сидела в кафе, неторопливо попивая «Бурую корову»[33]. Решила устроить небольшой перерыв; я работаю удаленно, ежедневно заверяя босса, что скоро вернусь. Гэбриел вопросительно мотнул головой в сторону колонки, из которой играла музыка.
– «Гонюсь за мечтой», Том Петти. Это же музыка восьмидесятых. С чего бы?
– Том Петти – один из немногих, чьи песни я ставлю наряду с классикой.
Я рассмеялась. Взгляд невольно остановился на фреске. Мейбри говорила, мама любит прятать в своих картинах мелкие детали. Я слезла с барного табурета и подошла ближе, но увидела то же, что и прежде: дуб, реку и трех девушек, сидящих спиной к зрителю. На первый взгляд обычный пейзаж, но выбор цветов и нарочито фактурные мазки кистью оживляют образ, привлекая внимание. Так бывает, если потрясти снежный шар: картинка внутри будто движется.
Я отошла назад, чтобы взглянуть с другого ракурса: оказывается, сбоку тоже что-то нарисовано. Пришлось отодвинуть стол и пару стульев. В самом углу был изображен Карроумор, еще не разрушенный пожаром, с изящными колоннами и нетронутой крышей. Из разбитого окна на первом этаже вырывались языки желто-оранжевого пламени, позади виднелась едва заметная женская фигурка с рыжими волосами.
Я отшатнулась.
– Что с тобой? – Гэбриел положил руки мне на плечи, не давая упасть.
– Вот смотри. – Я указала в угол.
Хозяин кафе тихо присвистнул.
– Надо же, я и не замечал. Твоя мама недавно заходила кое-что дорисовать. Я был занят с покупателями и не видел, как она работает. Айви быстро ушла, поэтому я не успел спросить, что именно добавилось.
– Ты помнишь, когда это было?
Гэбриел задумался.
– За день до того, как с ней случилось несчастье. Или тем же утром.
Я подошла ближе и пристально вгляделась в рисунок. На втором этаже тоже полыхал пожар, у окна схематично нарисованы лица двух светловолосых женщин.
– Как же я не заметил? – Гэбриел покачал головой. – Когда Айви впервые пришла рисовать, то сказала, что пытается изобразить свой кошмар, чтобы он перестал ей являться. Я постеснялся расспрашивать, а зря.
– Да, я тоже жалею, что в свое время ее не спросила.
– Погоди-ка. – Он взял меня за руку. – Хочу показать тебе одну вещь, подарок от твоей мамы.
Заинтригованная, я прошла вслед за Гэбриелом в заднюю комнату, которую тот использовал в качестве кабинета. На высоких металлических стеллажах теснились многочисленные коробки, снабженные аккуратными ярлычками.
– Наверное, дело рук твоей жены? – Я указала на коробку с надписью «Салфетки».
– Откуда ты знаешь? – удивленно спросил Гэбриел.
– Догадалась, – улыбнулась я. – Так что ты хотел мне показать?
Он достал с нижней полки прямоугольную деревянную коробку с латунными уголками и замочком. Темное вишневое дерево отполировано до блеска, на крышке и по бокам красуется яркая роспись. Гэбриел расчистил место на захламленном столе и поставил туда коробку.
– Мама рисовала? – Я осторожно провела пальцем по крышке.
– Да, – кивнул Гэбриел. – Эта коробка для сигар принадлежала папе Эллиса. Моя мама работала на Элтонов, и она ей приглянулась. Когда миссис Элтон умерла, мистер Элтон подарил коробку маме, а она перед смертью отдала ее мне. В то время я только начинал свой бизнес, и мама решила, что я должен где-то хранить наличные. Мамина молодость пришлась на Великую депрессию, так что она не верила банкам. Не могу ее за это упрекнуть.
Я разглядывала рисунок на крышке. Изображение загибалось по краям, словно нарисованное на холсте: в центре – кафе на набережной, а вокруг – река, лодки, чайки и даже турист с фотоаппаратом. Там же – важные вехи в жизни Гэбриела и его кафе, изображенные в миниатюре: свадьба, рождение детей и крошечные рожки с мороженым, символизирующие появление новых вкусов.
– Здесь вся история кафе «Райское мороженое у Гэбриела», – с гордостью произнес он. – Я не пользовался этой коробкой. Айви обнаружила ее в кладовке, пока работала над фреской, и предложила расписать.
Гэбриел повернул латунный ключик и открыл крышку. Механизма, помогающего сохранять влажность сигар, уже не было, но внутри по-прежнему пахло деревом и табаком.
– Пусто… – Как ни странно, я почувствовала разочарование. Мне казалось, там находится послание от мамы.
Гэбриел нажал где-то в заднем углу. Что-то щелкнуло. Слегка надавив пальцами, он вытащил днище, открыв потайной ящик глубиной в дюйм.
– Двойное дно, – объявил он, радостно ухмыляясь. – Наверное, чтобы прятать деньги или драгоценности. Я видел несколько старинных столов с таким же фокусом. Когда я обнаружил потайной ящик, там было пусто. Скорее всего, мама и не знала, что он существует. – Гэбриел вернул днище на место, запер коробку на ключ и вручил мне. – Возьми, это тебе.
– Гэбриел, я не могу. Мама ведь для тебя ее сделала, тут нарисовано твое кафе.
– Знаю, но я-то каждый день здесь сижу. Вот вернешься в Нью-Йорк, посмотришь на эту коробку и вспомнишь маму, родной город и свое любимое кафе. – Он улыбнулся.
Я тут же представила безупречно пустой рабочий стол в «Вокс и Крэндалл», без малейшего отпечатка моей личности, и не смогла вспомнить, почему поддерживаю его в таком стерильном виде.
– Спасибо. Поставлю на почетное место, – с улыбкой сказала я, забирая коробку.
Гэбриел проводил меня в общий зал. Я снова взглянула на фреску и белый особняк, пожираемый пламенем.
– Мама когда-нибудь рассказывала тебе о пожаре?
– Нет, не припомню. Эти события превратились в местную легенду.
– Местную легенду? – Я выпрямилась. – И что говорят?
Он задумался, избегая смотреть мне в глаза.
– Всякую чепуху.
– Гэбриел, я хочу знать. Расскажи.
– Тебе нужны слухи или правда? Никто, кроме Сисси, не знает, как все было на самом деле. А то, что люди болтают, – сплошь вранье.
– Мне нужно и то и другое. Я прожила двадцать семь лет, ничего не ведая об этой истории. Или, думаешь, мне мозгов не хватит отличить правду от лжи?
Звякнул колокольчик у входной двери. В кафе вошла молодая пара, с ними – маленькая девочка в розовой соломенной шляпке.
– Сейчас подойду, – сказал им Гэбриел и вновь повернулся ко мне.
– Так что за слухи? – настойчиво повторила я.
– Ларкин, мне кажется, не стоит…
Мужчина с девочкой нетерпеливо взглянул на нас.
– Секундочку, – сказал Гэбриел.
– Расскажи.
– Есть мнение, что пожар случился не сам по себе. – Он поджал губы, словно не желая ничего больше говорить, однако продолжил, понимая, что я все равно не отступлюсь: – Говорят, твою бабушку убили. Но это вранье, слышишь? В Джорджтауне, кроме «Сансет Лодж», сплетничать особенно не о чем, так что болтуны хватаются за любую возможность потрепать языком.
Он сочувственно пожал мне руку и вернулся к покупателям.
Я смотрела на фреску: сперва на трех девушек, сидящих спиной, потом на пылающий дом с запертыми внутри женщинами.
Что ты хотела сказать, мама? Что я должна здесь увидеть?
Я помахала Гэбриелу на прощанье и вышла из кафе, прижимая коробку к груди. Мне вспомнились фотографии трех подруг: детские дни рождения, школьные будни, потом поездка в Миртл-Бич, а дальше – ни одного снимка.
– Ларкин!
Навстречу шла Мейбри, бережно неся прозрачный чехол из химчистки. Внутри виднелось что-то желтое.
– Как дела?
Я показала ей коробку для сигар.
– Вот, Гэбриел подарил.
– Симпатичная… – В ее голосе слышался вопрос.
– Мама расписала.
– Очень красиво. Но это не объясняет, почему ты стоишь здесь с таким видом, будто узнала, что твое любимое мороженое сняли с производства.
Я не стала рассказывать ей о фреске, чтобы не бередить мрачные мысли.
– Ты не знаешь, какие ходят слухи о пожаре в Карроуморе?
Мейбри покачала головой:
– Нет. Дело было за тридцать лет до моего рождения, а на детской площадке такие вещи не обсуждают. Почему ты спрашиваешь?
– Гэбриел сказал, есть мнение, будто пожар возник не сам по себе. Возможно, Карроумор подожгли нарочно.
– Брось, это всего лишь местная легенда. Вроде считалки «вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана». – Мейбри осеклась. – Нет, плохой пример. В общем, ты поняла, что я имею в виду. Люди обожают сплетни – чем скабрезнее, тем лучше. Мало ли что болтают.
– Беннетт нашел в бумагах вашего дедушки отчет о пожаре, и там напротив графы «причина пожара» стоит пометка: «подозрительно». Поэтому…
– Что поэтому?
– Поэтому мне интересно, вдруг в сплетнях есть доля правды. Разве не так говорят? В каждой сказке или легенде есть крупица правды.
– Ну не знаю… никогда не слышала такого выражения. Ты расспрашивала Сисси и Битти?
– Конечно. Сисси сказала, что во время пожара спала и ничего не помнит, а Битти там не было.
– Допустим, но они могут знать, почему про этот пожар ходит дурная слава. Давай спросим. Я как раз иду к Сисси.
Я сделала шаг и остановилась.
– На маминой фреске в кафе у Гэбриела в углу нарисован горящий Карроумор. Из окна выглядывают две женщины, а в другом – еще одна, с рыжими волосами.
– Битти?
– А кто же еще? Только ее там не было.
Надеюсь, Мейбри не предложит мне дождаться, пока мама очнется. К счастью, она ни словом об этом не обмолвилась. Мама больше трех недель в коме, и никаких изменений. Я уже перестала обманывать себя.
– Тогда нам точно нужно расспросить Сисси. Наверняка она что-то слышала. А еще я покажу тебе платье. – Мейбри заговорщически улыбнулась и тряхнула прозрачным чехлом.
– Что за платье?
– Когда твой папа пошел на чердак за фотографиями, Сисси попросила спустить и его тоже. Нужно было подшить подол и починить молнию, поэтому она отнесла его моей маме. Ты же знаешь, мама у меня рукодельница. Так что платье теперь как новенькое.
Я попыталась взглянуть поближе, Мейбри убрала чехол за спину.
– Почему не даешь посмотреть?
– Это сюрприз.
– Что за сюрприз?
Мейбри закатила глаза:
– Ларкин, с тобой просто невозможно устроить сюрприз. Мне ни разу не удалось сохранить интригу: каждый праздник ты пилила меня, пока я не признавалась, что собираюсь тебе подарить. Подожди немного: вот придем к Сисси, и она сама все расскажет.
– Расскажи лучше ты, иначе запилю до смерти. Нечего было заводить разговор. – Я снова попыталась взглянуть на платье, но Мейбри спрятала его от меня.
– Ларкин, ну что ты как маленькая!
– Буду изводить тебя, пока не выложишь, в чем сюрприз. Тем более ты все равно проболтаешься, не успеем мы дойти до дома Сисси. Обещаю, я сделаю вид, будто ничего не знаю.
– Ну ладно. – Мейбри приподняла чехол с платьем, чтобы я могла его рассмотреть. – Сисси решила, оно отлично тебе подходит. Пойдешь в нем на фестиваль шэга.
Я вытаращила глаза от изумления:
– Что?! Какой такой фестиваль шэга?
– Беннетт уже купил билеты. Мы с Джонатаном тоже пойдем, так что тебе не отвертеться.
– Да, я пообещала Беннетту сходить с ним, но он меня шантажировал. А после той выходки на лодке вообще не хочу его видеть.
– Не волнуйся, я тоже там буду. Можешь не обращать внимания на Беннетта и тусить со мной и Джонатаном. Ты же любишь танцевать! Как можно пропустить такой праздник? К тому же мама и Сисси столько возились с этим платьем.
Я пригляделась. Трудно определить, что за ткань; на вид – плотный блестящий атлас. Широкие бретельки, квадратный вырез, узкий лиф и пышная юбка.
– Там что, кринолин?
– Роскошно, правда? – с восторгом закивала Мейбри. – Платью столько лет, а выглядит как новенькое.
– И сколько же ему лет?
– Оно принадлежало твоей бабушке. Сисси говорила, Маргарет надевала его лишь однажды, но это был лучший вечер в ее жизни. Можешь сама спросить. Мама хочет, чтобы ты сегодня примерила, и, если понадобится, она подгонит по фигуре.
– Никуда я не пойду и уж точно не стану надевать это платье. Там же кринолин.
– Пойдешь-пойдешь, иначе Беннетт расстроится, а я этого не вынесу. Ты только приди, а с ним можешь вообще не разговаривать. И что плохого в кринолине?
– Он царапучий и старомодный.
– Хорошо, попрошу маму убрать. Проблема решена.
– Мейбри… – Я умолкла.
Мы подошли к дому Сисси. Битти стояла на пороге, не сводя глаз с платья.
– Это ведь платье Маргарет, да? – Она подошла к нам и осторожно погладила ткань, словно щеку давно потерянной подруги.
– Оно самое, – отозвалась Мейбри. – Ларкин завтра пойдет в нем на фестиваль.
– Я не собира… – начала я, но тут из дома вышла Сисси.
– Ты принесла платье! – Она забрала у Мейбри чехол и вручила мне. – Иди-ка примерь, не терпится взглянуть, как оно сядет. Вообще-то предполагалось, что это сюрприз, – укоризненно добавила она.
При виде трех пар горящих глаз я поняла: спорить не имеет смысла. Сначала примерю, потом откажусь.
– Ладно, уговорили. Но сперва я хочу задать один вопрос.
Сисси и Битти подчеркнуто не смотрели друг на друга.
– Какие слухи ходят про пожар в Карроуморе?
– Слухи? – Сисси старалась сохранять невозмутимый вид, но крепко сжатые кулаки выдавали ее с головой.
– Да, слухи. Например, будто пожар возник неслучайно, а значит, бабушка была убита. И кому могло понадобиться ее убивать?
– Действительно, кому? – спросила Битти.
– Ты сама сказала, это всего лишь слухи, – спокойно ответила Сисси. – А теперь иди и примерь платье. Мы все хотим на тебя посмотреть.
Окинув пожилых дам подозрительным взглядом, я поднялась в спальню, положила коробку из-под сигар на комод и стащила с себя одежду, бросив ее на пол. Потом нетерпеливо сняла пластиковый чехол, надела платье и направилась в коридор, мечтая поскорее покончить с этим делом.
Однако, проходя мимо зеркала, я остановилась и невольно ахнула. На меня смотрела женщина с фотографии, веселящаяся вместе с подругами в Миртл-Бич. Я подошла ближе, изучая незнакомку в зеркале. Глаза, волосы, серебряные серьги-кольца, бледно-розовая помада – точно мои, и все же я не узнавала свое отражение. Эта женщина красива, умна и самоуверенна – я казалась себе такой лишь в мечтах. Не может быть, неужели это я?
– Ну где ты там? – окликнула меня Сисси. – Мы заждались!
Я с неохотой отвернулась от зеркала, словно опасаясь, что прекрасная незнакомка исчезнет.
– Уже иду.
И я начала спускаться по лестнице, окруженная ореолом радужного сияния, льющегося из витражного окна.
Увидев меня, Сисси охнула, то ли от радости, то ли от разочарования. Битти взяла ее за руку.
– Выглядишь великолепно. – Она улыбнулась. – Просто потрясающе.
– Присоединяюсь. – Мейбри подошла ко мне и принялась оглаживать платье, проверяя, хорошо ли сидит. – Как влитое, – наконец объявила она. – Ничего подгонять не нужно. Я бы не стала убирать кринолин. Он подчеркнет твою тонкую талию и во время танца будет классно смотреться.
Я хотела пренебрежительно закатить глаза, но удержалась, вспомнив отражение в зеркале. Это мой шанс воплотить детскую мечту, побыть Золушкой, прежде чем часы пробьют двенадцать и мне придется вернуться к жизни, которую я склеила из осколков глупых фантазий.
– Ты очень на нее похожа. – Голос Сисси задрожал. – Тогда, в «Оушен Форест» Маргарет выглядела точно так же, помнишь, Битти?
– Конечно, – согласилась та. – Как такое забудешь? Маргарет говорила, это был самый счастливый вечер в ее жизни.
– Почему? – поинтересовалась Мейбри.
Сисси и Битти переглянулись.
– Потому что она встретила свою любовь.
– Дедушку? – уточнила я.
В дверь позвонили. Мы все обернулись. Мейбри вышла в коридор и заглянула в глазок.
– Это Джексон Портер, – громким шепотом объявила она.
– Надеюсь, он вернул тарелку из-под брауни, – проворчала Битти.
– Привет, Джексон. – Мейбри открыла ему дверь и встала в проходе, не позволяя заглянуть внутрь. – Чего тебе?
Могу представить его смущение – вряд ли он ожидал обнаружить здесь Мейбри, да еще попасть на допрос.
– Я тут, Джексон, – пришла я ему на выручку. – Ты ко мне?
Джексон ответил не сразу, рассматривая меня в новом наряде. При этом его взгляд задержался на моей груди чуть дольше положенного.
– Если бы я умел свистеть и точно знал, что ты не обидишься, то присвистнул бы, – сказал он. Я рассмеялась. – Потрясно выглядишь. Что за повод?
– Завтра идет на фестиваль шэга с Беннеттом, – встряла Мейбри.
На лице Джексона отразилось искреннее разочарование.
– Я как раз поэтому и зашел. Ехал домой и решил пригласить тебя на фестиваль.
– Извини, она уже занята. – Мейбри попыталась закрыть дверь, однако я ей не позволила.
– Ты ведь тоже там будешь. Вот Беннетт с тобой и потанцует.
Мейбри прожгла меня взглядом.
– Просто отпад, – проговорил Джексон, улыбаясь своей фирменной улыбкой, от которой кровь быстрее заструилась по жилам. – Буду высматривать тебя там.
– Это я тебя буду высматривать.
Господи, ну почему я все время несу чушь, как тупая малолетка! Мне хотелось сказать ему на прощанье что-нибудь более подходящее, но Мейбри уже захлопнула дверь.
Двадцать девять
Сисси протирала деревянный обеденный стол, тихо напевая себе под нос. Она осторожно приподняла серебряный подсвечник, потом второй, чтобы не поцарапать полировку стола.
Подсвечники были свадебным подарком от родителей Битти, и Сисси берегла их как зеницу ока. В один прекрасный день они перейдут к Ларкин. Вряд ли у Ларкин в ее бруклинской квартирке есть обеденный стол, не говоря уже об отдельной столовой, но Сисси не сомневалась – когда ей настанет время отойти к небесам, Ларкин образумится и вернется домой.
Подойдя к буфету, Сисси заметила раскрытый фотоальбом. Она пригнулась, чтобы лучше рассмотреть фотографию, осторожно открыла пластиковый кармашек и вынула ее из альбома. При первом же взгляде у Сисси сжалось сердце от тоски и печали. На снимке были изображены Реджи и Бойд, позирующие у картонных стендов в «Павильоне».
Долгие годы Сисси мечтала вернуться именно в тот день и час. Скольких страданий можно было бы избежать! И Маргарет осталась бы жива.
Послышались шаги. По лестнице шла Ларкин в купальнике не по размеру, прихваченном на спине шнурком. В руке она несла потрепанное пляжное полотенце с рисунком из мультика «Русалочка» – еще с младшей школы.
– «Лунная река», Энди Уильямс, – с улыбкой сказала она, заглянув в столовую. – Я права?
– Разве ты когда-нибудь ошибаешься?
– Нет, мэм. – Ларкин перевела взгляд на фотоальбом. – Я хотела спросить тебя кое о чем.
У Сисси по спине пробежал холодок.
– Мы с Мейбри обнаружили снимок двух молодых людей. Видимо, один из них – мой дедушка. Изображение черно-белое, поэтому я так и не поняла, который.
– Просто ты пошла в бабушку, и это неплохо. – Сисси прижала фотографию к переднику, надеясь, что Ларкин не заметит.
– Зато мама очень похожа на одного из них. Хотя нам с Мейбри показалось, что эти ребята – родственники.
Сисси издала вымученный смешок и продолжила вытирать пыль.
– Ты сама сказала – фотография старая. Просто снимок плохого качества.
– Давай я тебе покажу. – Ларкин перелистнула страницы альбома. Морщинка между ее бровей стала глубже. – Странно, мы точно ничего не вынимали оттуда. – Она взглянула на сверкающий стол. – Куда же она пропала?
– Наверняка где-то здесь. – Сисси поскребла воображаемую грязь на буфете и незаметно сунула фотографию в карман передника. – Куда ты собралась?
– Хочу позагорать на причале. Я бледная, как рыбье брюхо. По-твоему, загар хорошо будет смотреться на фоне желтого платья?
Сисси кивнула, вспомнив золотистую кожу Маргарет. В те времена никто не знал, что ультрафиолет вреден. Так нечестно – Маргарет не довелось пожалеть о днях, проведенных на солнце. Она навеки осталась молодой и прекрасной.
От этой мысли Сисси невольно поморщилась.
– Да, загар – это красиво. Только не забудь намазаться. Ты ведь не хочешь, чтобы к тридцати у тебя лицо было как подошва.
– Не волнуйся, я взяла солнцезащитный крем. В полдвенадцатого у меня телефонный разговор, так что в любом случае я ненадолго. Как закончу – поеду в больницу к маме.
Голос Ларкин дрогнул. Сисси нежно погладила ее по щеке:
– Нам всем тяжело, золотце, а тебе – тяжелее всех.
– За последнее время я узнала о ней много нового. Жаль только… – Ларкин осеклась.
– Сожаления ничего не изменят. Твоя мама воспитывала тебя, как считала самым лучшим. Бог свидетель, я тоже старалась изо всех сил, но вынуждена согласиться, мои методы были небезупречны. Никогда не сомневайся в нашей любви. Если бы каждого ребенка любили так, как тебя, наш мир стал бы гораздо лучше.
На прекрасные глаза Ларкин навернулись слезы.
– Тогда почему моя жизнь – одно сплошное безобразие?
– Радость моя, разве ты не знаешь? Все доброе и прекрасное рождается из безобразия. Например, бабочки. Трудности делают нас теми, кто мы есть.
– А если я не справлюсь? Значит, я неудачница?
– Ничего подобного, – заявила Сисси. – Ты сильная и храбрая, и всегда такой была, с моей помощью или без.
Она вспомнила, как всеми силами пыталась сгладить ямы и колдобины в жизни Ларкин. Как же много им нужно сказать друг другу!
– Наверное, мне не следовало так сильно вмешиваться в твою жизнь. Ты должна была сама разобраться, что к чему. Я просто пыталась выполнить свой моральный долг. Наверное, мне неплохо это удалось, потому что ты всегда упорно стремилась к цели. Кто-то сдается после первой же неудачи, а кто-то с каждой попыткой становится только сильнее. Такие люди продолжают искать, пока не находят смысл жизни.
– Правда? – скептически спросила Ларкин. – Значит, смысл моей жизни – стать копирайтером в рекламном агентстве?
Сисси обняла ее, вдохнув кокосовый запах солнцезащитного крема.
– Если твоя работа приносит тебе счастье – да. Но если по-прежнему чего-то не хватает – продолжай борьбу.
– Так и знала, что ты это скажешь. – Ларкин вернула альбом Сисси. – Если будут спрашивать, я на причале. – Она направилась к выходу, но замерла на полпути. – А что ты имела в виду, когда говорила про моральный долг?
У Сисси снова сжалось сердце. На ее плечи обрушилась тяжесть прожитых лет.
– Долг перед Маргарет. Она умерла молодой и не увидела, как растут ее дочь и внучка.
– Но ты же не виновата. – Ларкин с грустью посмотрела на Сисси. В этот момент она была так похожа на Маргарет, что у Сисси сердце едва не разорвалось от боли. – Хорошо, что ты всегда рядом.
Ларкин улыбнулась и исчезла за углом. Сисси стояла неподвижно, пока не услышала хлопок закрывающейся двери. Она села, достала из кармана фотографию и расплакалась, не замечая, как снимок выскользнул из ее пальцев и упал на пол.
Айви Дарлингтон Мэдсен появилась на свет в начале февраля. Ее рождение прошло почти незаметно для всех, так же как свадьба Бойда и Маргарет. Брак регистрировал мировой судья, свидетелями выступили Битти и судейский помощник. Сисси осталась дома ухаживать за розами, но от волнения исколола все пальцы, и мать отправила ее полоть грядку с овощами.
Сисси сдержала слово. Она ежедневно навещала Маргарет, заставляла ее поесть и выводила погулять, старательно обходя стороной Древо Желаний. Они облюбовали для прогулок личный садик миссис Дарлингтон, отгороженный живой изгородью из тиса и самшита; там росли дубровник, шалфей и изысканная серисса. Сисси и Битти несколько раз ездили с Маргарет в Чарльстон за приданым для малыша. Пусть появление ребенка пришлось не ко времени, он ни в чем не должен нуждаться.
Бойд был занят растущей медицинской практикой. Он брал все больше и больше работы доктора Гриффита и постоянно пропадал в клинике; может, это и к лучшему, думала Сисси. Она мысленно убеждала себя, что ее возлюбленный уехал домой, в Чарльстон, а Маргарет выходит замуж за кого-то другого. Так проще.
На неделе перед свадьбой Сисси несколько раз видела один и тот же сон. Она тонула; холодная вода захлестывала ее с головой. С реки хорошо просматривались Древо Желаний и Карроумор. Течение уносило Сисси все дальше от берега. Она отчаянно протягивала руки, надеясь, что ее вытащат, но никто не пришел на помощь. Ноги коснулись дна, и она проснулась, судорожно хватая ртом воздух.