Когда я падаю во сне Уайт Карен
Тридцать шесть
– Не надо. – Сисси взяла письмо в руки. – Оно адресовано Айви.
– Да, – тихо ответила я, – но мама хотела мне его показать. Она написала, что узнала нечто важное о пожаре и хочет поделиться со мной.
Сисси осторожно сложила письмо и прижала ладонью. Я смотрела на ее руки с аккуратным маникюром: эти руки работали в саду, готовили разные лакомства, обнимали плачущих детей. Нельзя забывать, она вырастила меня и маму. Боюсь, мне придется все время напоминать себе об этом.
– Откуда ты знаешь, что Айви хотела показать именно это письмо? – Сисси упрямо вздернула подбородок.
С таким же видом она убеждала тренера по софтболу[36] взять меня в команду, хотя я даже не могла попасть битой по мячу.
Беннетт накрыл мою руку своей. Он без слов понимает, что я думаю. Я с признательностью взглянула на него, и тут меня озарило – мои чувства к нему гораздо больше, чем просто признательность. Он криво улыбнулся разбитым ртом и подмигнул здоровым глазом. Когда кто-то читает твои мысли, в этом есть не только плюсы, но и минусы.
Я снова взглянула на Сисси, лихорадочно вспоминая, что собиралась сказать.
– Мама писала про мои детские снимки – вот они, в конверте. Конечно, это не бесспорный аргумент, однако раз письмо обнаружилось рядом с фотографиями, значит, мама хотела показать мне и его тоже.
– Надо покурить, – заявила Битти, доставая сигареты из кармана халата.
Она сходила в кладовую за пепельницей, села за стол и закурила. Сисси не сказала ни слова против – тревожный знак.
– Ты права, Ларкин, – заметила Сисси. – Это не бесспорный аргумент, поэтому давай дождемся Айви.
Беннетт ободряюще сжал мою руку, словно побуждая высказать то, что давно пора произнести вслух.
– Может, мама уже не придет в себя. Думаю, нам всем следует к этому подготовиться.
– А может, она завтра очнется. – В голосе Сисси послышались слезы.
– Такое тоже возможно, – согласилась я. – Мы очень на это надеемся. Но прежде чем впасть в кому, она хотела показать мне нечто важное, и, похоже, речь идет именно об этом письме. Если я прочту, тем самым исполню ее желание, пусть и в ее отсутствие. Разве не так?
Воцарилось молчание. Дедушкины часы пробили час ночи. Битти выпустила в потолок клуб дыма, положила сигарету в пепельницу и взяла свадебное фото в рамке и снимок молодых людей в «Павильоне».
– Наверное, нужно рассказать ей про Реджи и Маргарет.
Сисси закрыла глаза, словно выбирая из двух зол меньшее.
– Ну да, теперь уже без разницы. Не осталось никого, кто мог бы пострадать. Разве только Айви. – Она пожала плечами. – Хотя ей, наверное, было бы все равно. Бойд очень ее любил.
Я открыла рот, чтобы подтвердить очевидное: конечно, мамин отец ее любил. А потом вспомнила снимок из Миртл-Бич и мамино выражение лица на моей детской фотографии, такое же, как у одного из юношей.
Я сравнила свадебный портрет Сисси и дедушки Бойда и снимок молодых людей за фальшивой тюремной решеткой. Один из них, с блестящими темными волосами и ясными глазами, определенно дедушка: его сила и доброта заметны даже на юношеском снимке.
– У твоей мамы такие же глаза. – Беннетт указал на парня рядом с Бойдом. Он на несколько лет младше, волосы у него светлее, но они явно похожи.
– Кто такой Реджи? – спросила я, не в силах оторваться от фотографии. – Помимо того, что он мамин настоящий отец?
Сисси глубоко вздохнула.
– Реджи – младший брат Бойда. Несмотря на разницу в возрасте, они были очень близки. Однажды Бойд тонул, а Реджи спас ему жизнь.
Я поерзала на стуле, уже предполагая, что будет дальше.
– Должно быть, после такого чувствуешь себя навеки обязанным.
Битти и Сисси переглянулись.
– Можно и так сказать, – заметила Сисси.
– Мы втроем, Маргарет, Сисси и я, – продолжила Битти, – познакомились с Реджи и Бойдом сразу после окончания школы.
– В Миртл-Бич, – вставила я.
Битти кивнула.
– Реджи и Маргарет полюбили друг друга с первого взгляда. Как говорится, их брак был заключен на небесах. Она красива, умна и богата, а он – красив, умен и с большими амбициями. Когда Реджи подошел знакомиться, то представился как будущий президент Соединенных Штатов. – Битти затянулась сигаретой. – Правда, они не единственные, кто пал жертвой Амура. Сисси и Бойд тоже. – Она бросила в мою сторону многозначительный взгляд.
До меня начал доходить скрытый смысл этой сногсшибательной новости.
– О… – пролепетала я, сама удивившись скудости своего словарного запаса. Впрочем, вряд ли бы мне удалось подобрать слова, адекватно описывающие мое изумление. – Что случилось с Реджи? – наконец выдавила я.
– Он погиб до рождения твоей мамы и не успел жениться на твоей бабушке, как собирался. – Битти подчеркнуто затушила сигарету.
– То есть Бойд женился на невесте брата и признал его ребенка своим, – медленно произнесла я. – А два года спустя Маргарет погибла. – Подозрительно. Мысленным взором я увидела это слово, написанное от руки голубыми чернилами на полях отчета о пожаре. На маминой фреске изображены три женщины и мужчина внутри горящего дома. А еще мне вспомнилась лента с надписью «Прости меня». – Когда ты вышла замуж за дедушку? – срывающимся голосом спросила я.
Сисси крепче сжала письмо.
– Через год. В те времена полагалось носить траур в течение года.
Беннетт по-прежнему держал меня за руку. Я машинально кивнула, стараясь угнаться за собственными мыслями.
– Выходит, дедушка любил тебя, но вынужден был жениться на Маргарет. А потом, когда она погибла в пожаре, вы поженились и растили маму как родную дочь.
– Айви и была мне родной дочерью! – повысила голос Сисси. – Я помогла ей появиться на свет в холле Карроумора. Она никогда не испытывала недостатка в любви. Мы с Бойдом растили ее как родную, потому что она и была нам родной. Мы надеялись, у нас будут собственные дети, но этого не случилось. Поэтому мы отдали Айви всю нашу любовь и заменили ей погибших родителей.
С моих губ уже готов был сорваться следующий вопрос, но челюсти словно скрутило проволокой.
– Ты имеешь какое-то отношение к пожару и гибели Маргарет? – наконец выдавила я.
Сисси в ужасе закрыла лицо руками. Битти тут же выхватила у нее письмо.
– Думаю, на сегодня мы услышали достаточно. Я забираю этот документ на хранение. Посмотрим на него завтра утром. Сейчас страсти слишком накалились.
Я приподнялась, чтобы потребовать письмо себе, однако Беннетт удержал меня:
– Отличная идея, Битти. Правда, ты тоже заинтересованное лицо. Почему бы тебе не отдать его мне? Завтра на свежую голову все обсудим.
Я смотрела на Сисси и Битти – двух женщин, любивших меня, даже когда я была менее всего достойна любви. Благодаря им я стала такой, какая есть. В этом письме заключена тайна, которую они пока не готовы мне открыть. Нужно уступить, потерпеть хотя бы до завтра.
Беннетт переводил взгляд на каждую из нас, ожидая согласия. Битти долго смотрела на письмо и наконец протянула лист бумаги Беннетту.
– Я тебе доверяю, юноша. Не разочаруй меня. А ты не смей его охмурять, – добавила она, обращаясь ко мне. – Он хороший человек, но я-то знаю, на что способны мужчины во имя любви.
Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, она резко встала. Беннетт тоже поднялся.
– Пойду спать. Увидимся утром.
Сисси проводила ее взглядом.
– Мы втроем – Маргарет, Битти и я – однажды положили в дупло ленту. Там было написано: «Дружба навек, несмотря ни на что». Вряд ли мы понимали, что нашим мечтам предстоит столкнуться с жестокой действительностью. Кажется, Маргарет так этого и не поняла. До гибели Реджи она жила в мире иллюзий.
Беннетт отодвинул стул, помог ей встать и проводил до лестницы. К моему удивлению, Сисси поцеловала его в щеку.
– Ты во многом напоминаешь мне Бойда. Я рада, что вы с Ларкин вместе.
«Вообще-то мы не вместе», – хотела сказать я, но передумала. Наверное, Сисси права.
– Подушки и одеяла в сундуке за диваном. Положу для тебя полотенца в ванной. Новая зубная щетка в ящике под раковиной. Правда, бритвы нет, уж извини.
– Спасибо, Сисси, как-нибудь обойдусь.
– Ларкин спит как убитая, так что не услышит, если ты к ней поднимешься, – подала голос Битти сверху.
Я хотела рассмеяться и не смогла. У меня перед глазами стояла фреска из моей спальни: четыре ласточки, и у каждой в клюве по ленте. Наверное, мама изобразила Бойда и трех подруг, доверяющих свои мечты Древу Желаний.
– Доброй ночи, – сказала Сисси и остановилась, ожидая ответа.
Я молчала, по-прежнему обдумывая увиденное и услышанное. Сколько тайн сопровождало меня всю жизнь, а я ничего не знала! Оказывается, человек, вырастивший маму, на самом деле ей не отец. Хотя какая разница? Дедушка любил меня, на каждом празднике Четвертого июля я сидела у него на плечах и была выше всех. Он научил меня насаживать червяка на крючок и забираться в лодку, не перевернув ее. Как обычно, я никем и ничем не интересовалась, тем не менее знала, что дедушка сначала был женат на бабушке, а уже потом женился на Сисси. Мне даже в голову не приходило выяснить, как так вышло и от чего умерла бабушка. Меня охватил жгучий стыд. Нужно будет попросить Сисси рассказать всю правду.
Я подняла голову, чтобы пожелать ей спокойной ночи, но слова застряли у меня в горле. Я вспомнила фреску в кафе: пылающий дом, а в нем – три женщины и мужчина, несущий ребенка. Без сомнения, личность моего настоящего дедушки – не единственная семейная тайна.
Сисси медленно поднялась по ступеням и скрылась у себя в комнате. Хлопнула дверь. Я направилась в гостиную, достала одеяло и подушки и принялась стелить Беннетту на диване. Он подошел сзади и мягко взял у меня из рук простыню.
– Сядь, пожалуйста.
Я слишком устала, чтобы спорить, поэтому опустилась на диван, а Беннетт сел рядом.
– Я знаю, о чем ты думаешь.
– Правда?
Он пристально взглянул на меня:
– Правда. В этой мозаике много деталей, их можно сложить по-разному. Некоторые расклады легче принять, чем другие.
– Покажи мне письмо.
Он не удостоил меня ответом.
– Вне зависимости от того, что там написано, есть несколько вводных, о которых нельзя забывать. Первое: Сисси и Битти преданно любили тебя всю твою жизнь. Конечно, они не идеальны и кое-какие их методы воспитания весьма сомнительны, но нет сомнений – что бы ты ни думала, они обе желают тебе добра. Второе: эти дамы не способны на злодейство. Ни одна из них не стала бы делать ничего дурного, даже если бы представилась такая возможность. Третье: мне не довелось узнать Бойда лично, но он лечил моих родителей и бабушку с дедушкой. Говорят, он был добрым и щедрым человеком: приезжал к старикам на дом, когда другие доктора отказывались, и принимал продукты от тех, кто не мог заплатить деньгами. Кстати, ты знала, что именно Бойд помог нам с Мейбри появиться на свет?
Я покачала головой. Нет, не знала. Я вообще очень многого не знала, и далеко не всегда причиной тому была скрытность Сисси.
– И последнее, самое главное: взгляни на себя. Ты – потрясающая женщина, и все благодаря тем, кто тебя вырастил и научил быть храброй и независимой. – Беннетт глубоко вздохнул. – Что я хочу сказать: возможно, из письма ты узнаешь нечто шокирующее, а может, и нет. Это ничего не меняет.
Слезы обожгли глаза, но я пока не готова к тому, чтобы плакать. Судя по всему, в ближайшие дни мне предстоит пролить немало слез. А сейчас нужно сделать вид, что я сильная – глядишь, я и сама в это поверю.
– Спасибо, Беннетт. И как ты стал таким умным?
Он пожал плечами и тут же поморщился.
– Годы практики не проходят бесследно. – Он принял серьезный вид. – Умными и знающими не рождаются. Чтобы стать тем, кто ты есть, нужно повзрослеть.
– Мейбри сказала примерно то же самое, – натянуто улыбнулась я.
– Ну да, мы же близнецы.
– Спасибо, что поделился вселенской мудростью и защитил мою честь.
Беннетт сидел так близко, что я видела его зрачки. Больше всего на свете мне хотелось прижаться к нему.
В коридоре прозвонили часы. Два часа ночи.
– Ты не знаешь, Мейбри сегодня в ночную смену?
– Да, – кивнул Беннетт. – Эллис остался у мамы с папой, потому что Мейбри и Джонатан в больнице до семи утра.
Я поднялась с дивана.
– Хорошо. Мне нужно, чтобы она провела меня в мамину палату. Ночная медсестра – идеальный пособник. Хочу поговорить с мамой как можно скорее.
– Я подвезу тебя.
– Сама доберусь. Но все равно спасибо. – Я взглянула на его распухшие губы. Хорошо, что они в таком состоянии, иначе я бы обязательно его поцеловала. – Вернусь утром. Скажи Сисси и Битти, чтобы не открывали письмо без меня. И пусть сварят кофе.
– Ладно. – Беннетт вышел вместе со мной на крыльцо. – Ларкин?
– Что?
– Я сказал правду. Про конкурс талантов.
– О… – пробормотала я, не в силах вымолвить ни слова, и направилась к машине, мысленно ругая себя за неспособность видеть вещи в истинном свете.
Сейчас ночь. В щели между шторами видно темное небо, свет в палате выключен. Вечером его гасят, поэтому мое тело различает день и ночь. Впрочем, сегодня это не имеет значения. Потолок пульсирует, наполненный сиянием, словно вот-вот прорвется. Свет сочится сквозь трещины, совсем как на шоу в парке Стоун-Маунтин – мы с Мэком были там во время медового месяца. Тогда мне казалось, я смогу стать счастливой.
Мелькает желтое платье: наверху меня ждет мама, просто я пока ее не вижу. Неподалеку тарахтит «Мустанг». Эллис сидит рядом со мной и улыбается своей чудесной улыбкой.
Ларкин тоже здесь, хотя уже поздно – или еще рано, как посмотреть. Мейбри впустила ее ко мне. Едва Ларкин вошла в палату, вокруг словно зажглись прожекторы, а я приподнялась над кроватью.
Она долго молчит. Я чувствую ее тепло и любовь, и этого достаточно. Мне так много хочется сказать ей, но она у меня умница и, похоже, до всего дошла сама. От одной мысли об этом в комнате становится светлее, а шум машины – еще громче.
– Мы нашли в дедушкином столе письмо, мама. И фотографии, которые ты хотела показать. Мне особенно понравилась та, где мы корчим рожи. Оформлю ее в рамку, поставлю на рабочем столе. Надеюсь, ты не против. Большинство женщин держат на виду только удачные снимки, но мы-то с тобой другие. Нам по душе те фотографии, где мы такие, какие есть. Спасибо тебе за это.
Я поднимаюсь еще выше. Может, мне просто кажется, но трещины в потолке становятся шире.
– Вернувшись домой, я впервые задумалась о жизни и обратила внимание на то, что вокруг. Понадобилось целых двадцать семь лет, чтобы присмотреться и поразмыслить, но я никогда не отличалась сообразительностью. – Ларкин смущенно улыбается.
Она садится и берет меня за руку. Жаль, я ничего не чувствую. Мне остается лишь смотреть на эту прекрасную девушку – лучшее, что было в моей жизни.
– Я тут поняла одну вещь. Ты вставила в рамку сертификаты с результатами экзаменов, помнишь? Я засунула их в комод, а ты достала. Оценки не то чтобы блестящие, но дело ведь не в этом, правда? Для тебя имело значение не то, чего я добилась, а то, к чему я стремлюсь. Не стоит переживать из-за неидеального результата, ведь существует множество разных занятий, и можно выбрать дело по душе. Главное, чтобы рядом были друзья и близкие, которые поддержат желание попробовать. А я никогда не испытывала недостатка в поддержке.
Комната вся залита светом. Эллис смотрит на Ларкин и улыбается.
– Так вот, про письмо. Мы пока не стали его открывать. Сисси и Битти хотели подождать до утра, чтобы обсудить все на свежую голову, и я согласилась. Они чего-то боятся. Возможно, в письме какая-то страшная тайна. Я сама не уверена, что готова узнать правду. Гэбриел рассказал о деталях, которые ты добавила к фреске. Боюсь даже предположить, что ты имела в виду.
Она гладит меня по руке, выпрямляет мне пальцы. Ей всегда нравилось наводить порядок. Наверное, Ларкин была единственной пятилеткой, кто выстраивал кукольные туфли по цвету и фасону. Это у нее от Сисси, я тут ни при чем.
– Что бы там ни было в письме, я выдержу. Я сильная. Вы с Сисси и Битти сделали меня бесстрашной и независимой. Постоянно это повторяю, чтобы не забыть. Так что не волнуйся, хорошо? Со мной все будет в порядке.
Ларкин улыбается: наверное, думает о Беннетте. Мое сердце вот-вот взорвется. Эллис протягивает руку. Я не решаюсь принять ее, потому что знаю – мне не шевельнуться. Но он смотрит не вниз, на постель, а вверх, на потолок. Наконец я даю ему руку, и наши пальцы соприкасаются.
Ларкин упирается локтями в кровать и кладет голову на ладони.
– Я очень устала. Прикрою глаза на минуточку. Я люблю тебя, мама. Теперь все будет хорошо.
Кажется, я поняла, почему не умерла тогда, в Карроуморе. Потому что не закончила свой путь. Потому что злилась. Потому что должна была узнать важную истину. Прежде чем прощать других, нужно сперва простить себя. Любовь – сложная штука, как между супругами, так и между родителями и детьми; тем не менее нет ничего прекраснее любви, удивительной, трудной, бепорядочной. Пусть наши сердца покрыты синяками и ранами, они все равно сохраняют способность любить, если мы достаточно умны, чтобы распознать любовь.
Но самый главный мой урок – ты никогда не узнаешь свою силу, пока у тебя не останется иного выбора, как быть сильной. Я беспокоилась, что мне нужно научить этому мою милую Ларкин. Теперь вижу – она и сама все знает.
Гнев, заставивший меня примчаться в Карроумор с лентой в руке, исчез, уступив место пониманию и спокойствию. Я поднимаюсь еще выше к потолку. Мое сердце переполняет любовь к дочери и печаль, ведь я покидаю ее навсегда. Утешает лишь то, что она не одна. С ней остаются Сисси, Битти и все, кто ее любит. Ларкин наконец поняла: я любила ее, даже когда отталкивала из страха, что не смогу научить ее ничему хорошему.
Потолок исчез. Я стою на крыльце дома Сисси. Слышится шум мотора. По Ривер-стрит едет Эллис на своем «Мустанге», роскошные каштановые волосы развеваются на ветру. Папа терпеть не может длинные волосы, а мне они нравятся. Как говорит Сисси, мое личное мнение – единственное, к чему следует прислушиваться.
Эллис останавливает автомобиль у дома, глушит мотор. Я сбегаю по ступенькам и запрыгиваю в машину. Мы улыбаемся друг другу. Эллис целует меня, потом прибавляет газу, и мы уезжаем. Я снова счастлива.
Тридцать семь
Ночью Сисси видела во сне Айви. Не беспомощную женщину, угасающую на больничной койке, а влюбленную девушку с длинными светлыми волосами и бутоньеркой у запястья. Послышался рокот мотора, и Сисси почувствовала радостное волнение, словно приехали за ней.
Перед домом остановился ярко-красный «Мустанг» Эллиса. Айви улыбнулась и поцеловала Сисси в щеку. «Я люблю тебя, мама. Теперь все будет хорошо», – сказала она, сбежала с крыльца и села в машину. В ее локонах цвета красного золота играли солнечные блики. Эллис обнял Айви и поцеловал ее в губы. Взревел мотор. Сисси смотрела им вслед, пока автомобиль не скрылся из виду. Ее сердце то переполняло счастье, то иссушала скорбь. Что-то подсказывало – Айви попрощалась с ней навсегда.
Зазвонил телефон, и Сисси проснулась. Ей не хотелось брать трубку – она и так уже знала, что Айви больше нет. Она коснулась щеки, улыбнулась, вспомнив прощальный поцелуй дочери, и ответила на звонок.
Повесив трубку, Сисси села в постели, ожидая, когда отпустит тяжесть в груди. Ей было слишком больно, чтобы плакать. Горе, заполнившее каждую вену, каждую артерию, каждую клеточку ее тела, не выразить слезами, но они помогут рассеять тьму, сгустившуюся в ее сердце и грозящую выплеснуться наружу. Сисси заставила себя еще раз вспомнить свой сон. Айви пришла попрощаться. Самое главное – теперь она счастлива.
Немного переведя дух, Сисси направилась к Битти, чтобы сообщить ей печальную весть. Дверь в спальню оказалась открыта, внутри пусто. С улицы несло куревом. Крепко ухватившись за перила и чувствуя себя намного старше своих семидесяти семи, Сисси с трудом спустилась вниз.
Битти, босиком и в нежно-голубой пижаме с радужными единорогами, курила на крыльце. Рыжие волосы топорщились в разные стороны, на лице ни следа макияжа. Без боевой раскраски она казалась той же девчонкой, которую Сисси знала с самого детства и любила как сестру. Они пережили вместе множество бурь и чудом уцелели. Сисси всей душой надеялась, что им удастся справиться и с этим горем. Если делить радости и невзгоды с лучшей подругой, жить намного легче.
– Звонили из больницы? – без всякого выражения поинтересовалась Битти.
– Да, это Ларкин. Мы легли спать, а она решила побыть с Айви. В какой-то момент она заснула, а когда проснулась… – К горлу подкатил комок.
Битти кивнула. Они, точно супруги со стажем, понимали друг друга без слов. Вот и хорошо. Я слишком стара, чтобы пускаться в объяснения.
– Мне приснилась Айви, – сказала Битти. – Она уехала с Эллисом на «Мустанге». Помню, Бойд терпеть не мог эту машину.
Сисси задумчиво улыбнулась:
– И мне. Айви пришла попрощаться, чтобы мы знали – с ней все в порядке, она с Эллисом. Я бы разрыдалась, не будь это чересчур эгоистично с моей стороны.
Битти закатила глаза.
– И когда ты уже перестанешь считать себя эгоисткой и начнешь жить собственной жизнью? Ты – самый великодушный человек из всех, кого я знаю. – Она промокнула рукавом уголки глаз. – О, наша маленькая Айви…
К удивлению Сисси, слово «наша» уже не резало ей слух. Присутствие Айви в их жизни было кратким, как проход луны перед солнцем во время затмения, но ярким. Они с Битти обе любили девочку и теперь скорбят об ее уходе. За долгую жизнь Сисси убедилась, что горе нельзя измерить или уменьшить: оно заполняет всю душу без остатка, и хорошо, когда его есть с кем разделить.
– Ну как ты? – участливо спросила Битти.
Сисси кивнула.
– Когда приедет Ларкин, буду в порядке. Уверена, девочка выдержит. Она была с Айви до конца и успела с ней попрощаться. Думаю, ее душа теперь спокойна. Она позвонила Мэку, и он сказал ей то же самое. – Сисси взглянула в глаза подруге. – Ларкин считает, мы должны все вместе прочесть письмо Бойда. Пойду скажу Беннетту.
– Да, правильно, – согласилась Битти.
Сисси сделала глубокий вдох.
– Я подумала, сейчас как раз подходящий момент нам с тобой поговорить.
– Поговорить? – переспросила Битти, ставя пепельницу на кофейный столик.
– О пожаре. Я слишком стара для тайн. Мне уже много чего не по возрасту, а тайны – особенно. Они требуют напряжения мозговых клеток, а их с каждым годом становится все меньше.
– Аминь. – Битти подняла воображаемый бокал. – Лучше и не скажешь.
Сисси набрала воздуху в грудь, ощущая утреннюю прохладу и вкус соли на языке, напоминающий, кто она и где ее место.
– Тогда я начну. На полицейском допросе я кое о чем умолчала.
Битти замерла.
– На одеяле, которым были укрыты мы с Айви, валялись фантики от «Тутси-роллов». Я знаю только одного человека, кто их ест.
Битти с невозмутимым видом затянулась. Сисси заметила, что ее руки дрожат.
– Наверное, выпали у меня из кармана, когда я наклонилась укрыть вас.
– Значит, ты была там. Айви нарисовала тебя в доме. – Сисси глубоко вздохнула, собираясь с силами, чтобы задать главный вопрос. – Это ты устроила пожар?
– Я? Нет, что ты! – возмущенно воскликнула Битти. – Я не заходила внутрь. Когда я приехала, Карроумор уже горел, а вы с Айви лежали под магнолией, укрытые одеялом. Поскольку мне больше нечем было помочь, я просто укрыла вас получше, вот и всё.
Сисси покачала головой:
– Тогда почему Айви нарисовала тебя внутри дома?
– Не знаю. Может, чтобы показать, что я там присутствовала. Когда ураган утих, я решила поехать в Карроумор и найти вас. Представляешь, каково мне было видеть, что дом горит? Дороги затопило, я испугалась застрять в грязи, поэтому бросила машину, побежала через лес и в саду наткнулась на вас с Айви. Понятия не имею, как Айви узнала, что я была в Карроуморе. Я уехала еще до прибытия пожарных. Не хотела лишних расспросов.
– Но зачем? Если тебе нечего скрывать, почему ты не осталась?
Битти прищурилась:
– Ты никогда не задумывалась, почему все эти годы молчала про фантики?
– Потому что ты моя подруга, – без колебаний ответила Сисси. – Ты мне как сестра. Даже если ты устроила пожар, то ради меня.
– Это не я, – произнесла Битти, пристально глядя на подругу, словно ожидая, что та наконец задаст правильный вопрос.
– Значит, это был несчастный случай, – сказала Сисси. – Пожар начался из-за свечки. В белой гостиной горели свечи, и, уходя спать, я взяла с собой одну. Возможно, я не задула ее, когда легла в постель. – Она помолчала. – Я приняла снотворное, поэтому ничего не помню.
– И ты не помнишь, как выбралась наружу.
Сисси покачала головой:
– Нет, только обрывками.
Битти по-прежнему внимательно смотрела на нее, ожидая продолжения, но не дождалась.
– В тот вечер я позвонила Бойду и сказала, что ты поехала в Карроумор.
Сисси закрыла глаза и кивнула:
– Айви нарисовала в доме и его тоже. Значит, он был там.
– Был, – подтвердила Битти. – Я видела его в машине. Когда я приехала, он уже уезжал. Бойд меня не заметил – во всяком случае, ни разу не упоминал об этом.
Сисси вспомнила ощущение полета, чьи-то сильные руки и звук шагов. Конечно, Битти не под силу вынести ее из дома: она слишком маленькая и хрупкая. В глубине души Сисси хотела верить в чудо и отчасти поэтому никогда не пыталась дознаться до правды. Бойд вынес их с Айви из огня и уехал, чтобы никто об этом не узнал. Вот единственная причина, по которой он мог скрыться.
– Ты так никому и не рассказала, – хрипло прошептала она.
– Ну конечно нет! – с жаром заявила Битти. – По той же причине, по которой ты молчала про фантики. – Она выпустила в потолок струю дыма и рассмеялась. – Забавно, да? Мы всю жизнь храним секреты и держимся друг от друга подальше, чтобы кто-нибудь из нас не узнал правду.
– Ничего забавного не вижу, – буркнула Сисси. – Мне вот ни капли не смешно, что мужчина, которого я любила всю жизнь, возможно, убийца.
– Может, да, а может, и нет, – серьезно возразила Битти. – У нас нет доказательств. А еще мы не знаем, от какой именно свечки случился пожар, хотя в отчете сказано, что возгорание началось внизу. В этом и заключается настоящая любовь – в презумпции доверия.
Сисси вспомнила хорошего, доброго человека, за которого вышла замуж, прекрасного доктора, умевшего найти подход к любому больному; он даже голос ни на кого ни разу не повысил. Не верится, что Бойд совершил убийство. Нет, это невозможно.
– Ты ошибаешься, – сказала она. – Дело не в доверии. Любить – значит сердцем чувствовать правду, несмотря на доказательства обратного. Я никогда не верила, что ты могла причинить вред Маргарет. Видит бог, у тебя ужасный характер, но ты не способна на убийство, даже во имя справедливости.
Битти рассмеялась, смех перешел в надсадный кашель.
– Это ведь не острый бронхит, верно? – уточнила Сисси, дождавшись, когда припадок пройдет.
Битти на мгновение поколебалась, потом решила не лгать единственному человеку, знающему ее лучше всех на свете.
– Рак легких, вторая стадия.
– И ты по-прежнему куришь.
– Ну да. Пробовала бросить, но не могу.
Сисси взяла пачку сигарет и смяла ее в кулаке.
– Можешь. Я помогу тебе избавиться от этой привычки и выздороветь.
Битти села.
– А ну отдай!
– Ни за что. Выброшу эту гадость в мусор. И больше никаких сигарет.
– Ты меня не остановишь.
– Еще как остановлю. Переедешь ко мне, и я буду заботиться о тебе, пичкать лекарствами и следить, чтобы ты не притрагивалась к табаку.
Битти ошеломленно смотрела на нее.
– Вот и договорились. – Сисси села рядом и обняла подругу за плечи. – Видишь? Я умею быть эгоистичной. Без Айви мне станет одиноко, но с тобой-то не соскучишься, верно?
Битти судорожно выдохнула, словно у нее свалился камень с плеч.
– Кажется, я советовала тебе начать жить собственной жизнью, разве нет?
– Советовала. А теперь говори, где прячешь сигареты. Я все равно найду твои заначки, так что отпираться бесполезно.
– Я подумаю, – лукаво ответила Битти. – Ты по-прежнему скучаешь по Маргарет? Помнишь, какой она была в детстве?
– Я скучаю по тому, какими мы были в детстве. Как там мама говорила? Маргарет придумывает какое-нибудь сумасбродство, я благоразумно предлагаю этого не делать, но ты встаешь на сторону Маргарет, и мы вместе участвуем в ее затее.
– Да, так оно и было, – согласилась Битти. – И я ничего бы не изменила. Ну, разве что пару моментов.
На сваю у пирса опустилась цапля и принялась наблюдать за водами реки Сампит, не подозревая о круговороте жизни и смерти, разворачивающемся под ее прекрасными крыльями.
– Может быть, Ларкин вернется домой и займет место Маргарет, – задумчиво произнесла Сисси.
– Она собирается вернуться? – удивилась Битти.
– Ларкин об этом не упоминала, но я уверена – она вернется. Бойд говорил о нашей Айви, у нее в жилах течет морская вода. Не знаю, как Ларкин выживала в Нью-Йорке, но ей определенно требуется вливание родной водички.