Солнце мрачного дня Art Даша
Салли неприятно захихикала. Ей понравилось, что я отреагировал на ее колкость.
– Говори!
– Уже весь город знает, что ты избил какого-то парня в баре Джереми. И говорят, что вы не поделили какую-то прошмандовку…
– Какую именно?
– Никто не знает. Говорят, она сначала с тобой переспала, потом с ним собиралась. Ты как раз вломился, помешал им.
Помешал? Вломился?
Сразу вспомнилась та девка, которую он обнимал, когда я вошел в бар.
Значит, говорят не про Яну.
Выдыхаю.
– Это не в твоем духе, – продолжает Салли, как бы задумавшись. – Ты всегда говоришь, что баб на свете пруд пруди. И ни за одной ты не бегал. Тогда почему из-за какой-то непонятной особы ринулся в бой? Это точно был ты? Может твой романтичный клон?
– Заткнись и иди отсюда.
Я встаю. Раз никто пока не додумался приплести в эту сплетню Яну, меня все устраивает. И если Адам будет держать рот на замке, это так и останется негласным. Я очень надеюсь, что он выучил урок. Он ведь в этом деле мастер.
– Кстати, – Салли уже было вышла, но вернулась. Ну что еще? – Слышала, что в город вернулась та иностранка, с которой ты зависал…
– Тебе-то какая разница? – Я знаю, что лицо у меня сейчас каменное.
– Да так, – улыбается она, будто кот, дорвавшийся до миски со сметаной, – она ведь тебе нравилась. Снова тайно встречаетесь? Или она поняла, что ты – то еще уебище?
– Проваливай! – рявкаю я. Она громко и наигранно смеется.
Вот дрянь!
Яна оказалось вполне сносным соседом по парте. И все бы ничего. Но она сидит ко мне слишком близко, вызывая не те мысли, что должны быть на уроке химии. Я то и дело поглядываю на нее, надеясь, что она этого не замечает.
Яна сидит немного сутулясь. Я точно вижу, как напряжена её спина. Похоже, не только меня волнует её присутствие, но и мое влияет на неё.
Урок подходит к концу. Яна вскакивает, кидает в сумку ручку, тетрадку, книжку, мчится к выходу из класса, чудом не сшибая учителя.
Я нахожу её только после третьего урока. В столовой.
Она садится, не глядя по сторонам, достает небольшие контейнеры с обедом. Адама рядом не наблюдалось. Это радует.
– Ты на диете? – спрашиваю я, садясь напротив.
Она поднимает голову и смотрит на меня так, будто видит впервые.
– Чего?
– Обезжиренная, но сбалансированная еда. – Я киваю на её коробочки. – Рыба, курица, несдобный хлеб, вода. Ты уже пару недель ешь примерно одно и то же. И ты никогда не покупаешь то, что готовят здесь.
– Следишь за мной? – Одна ее бровь медленно ползет вверх.
– Тебя сложно не заметить, – признаюсь я. – Ты сидишь напротив. И за твоим столом, в отличие от других, максимум два человека. Раньше была Жаки. Но вы с ней частенько обедали через стекло от всех. А сейчас с тобой зависает этот утырок.
О, а она реально удивилась.
Думала, что я тебя действительно никогда не замечал?
Я всегда обращал внимание даже на то, что на ней надето. Сегодня на ней ярко-синее платье без бретелек с цветочными рисунками, от груди до пояса идет замочек.
В голову тут же приходить мысль. Интересно, если потянуть за него, то платье упадет? Или это просто обманка?
– Ну, как видишь, его здесь нет.
О чем это она?
А, об Адаме. Этот идиот меня сейчас волнует меньше всего.
Яна замечает, что я смотрю на её грудь. После чего запахивает джинсовую безрукавку, висевшую на плечах.
– А для чего ты вообще приходишь в столовую? – спрашивает она. – Не видела, чтобы ты здесь ел.
Я ставлю на стол энергетик, что только что сжимал в руке.
– Это не еда.
– Для меня – еда.
– Что-то сегодня опять пропал аппетит, – говорит она, помещая коробочки обратно в сумку. Она у нее что, бездонная?
Я решил измучить свое тело на беговой дорожке. Я бегу уже больше часа – тело горит, ноги налились свинцом. Но я не останавливался. Мне нужно полное изнеможение, чтобы не думать, не вспоминать.
Мои руки чешутся. Я знаю, что Яна где-то здесь. Видел её машину на школьной стоянке. Так просто взять то, что так сильно хочу. Уже давно.
Тело изголодалось по ее ласкам. Я хотел вонзиться в неё, чтобы её крики эхом отскакивали от голых стен, возвращаясь к нам же.
Я потерял самоконтроль от таких фантазий, и чуть было не свалился с дорожки. Замедляюсь, а затем и вовсе схожу с дистанции.
И все-таки делаю это. Я иду в женскую раздевалку. Но ее там нет. Она еще не закончила?
Я подхожу к танцевальной студии. Дверь немного приоткрыта, доносится музыка. Очень ритмичная. Я заглядываю и застываю.
Я только однажды видел, как она танцует. Тогда в клубе, когда Жаки явила себя публике. И вот сейчас я могу понаблюдать.
Яна движется вслед за музыкой. Её тело такое пластичное, а движения то резкие и быстрые, то плавные и грациозные.
Девушка словно парит над полом. Какие-то безумные прыжки. Яна вытягивает руки вперед, при этом заводит ногу назад, стоит на носочках.
Нельзя сказать, что я не видел, как танцуют женщины. Постоянное пребывание в стрип-клубе дает мне хороший обзор на все. Но Яна танцует не так. Её цель не соблазнить, а передать то, что чувствует, что подсказывает ей мелодия. Я никогда не возбуждался от висения стриптизерш на шесте, но движения Яны заводят не на шутку.
И вдруг происходит то, что заставляет мое сердце дрогнуть. Я цепляюсь за дверь.
Яна слишком быстро кружится, делает выброс ногой, но не может удержать равновесие и падает.
Грохота не слышно, как и криков боли. Но Яна сгибается пополам. Я вижу только, как подрагивает её спина. Музыка на несколько секунд замолкает, и студию наполняют её всхлипы.
Яна плачет.
Что-то случилось? Может она поранилась? Я уже собираюсь войти, когда она вновь поднимается.
Вижу в зеркало, как она вытирает слезы.
Звучит новая песня. Яна снова поднимает руки, начинает делать плавные движения бёдрами.
Похоже, не травмирована.
Тогда что?
Я снова ухожу в тень, продолжая подглядывать.
Яна повторяет движение, но снова срывается. Больше не падает, но по щекам все равно текут слезы. Она смахивает их тыльной стороной ладони, упорно продолжая свой безумный танец.
Что тут на хер происходит? Она что, поставила самоцель покалечиться?
ГЛАВА 17. -Ты – моя дочь – значит, ты лучше меня.
POV Яна
– Мне уже не просто кажется, теперь я уверен, что зря трачу на тебя свое время!
Я устала. По спине стекает пот, дыхание сбивается, бок покалывает.
Господи! Я выжата, как лимон. Меня будто реально пропустили через соковыжималку.
А Алви все еще недоволен мной!
Хотя мне казалось, что я вполне неплохо повторяю все его движения. Это и бесит меня! Я скриплю зубами, чтобы смолчать.
– Как ты вообще выиграла свои медали? Куда делся твой стиль? Твоя пластика? Слышал, ты славилась трудолюбием, а теперь жалеешь себя?
– Я стараюсь!
Всё же не смогла промолчать. Я сажусь в позу лотоса, хотя Алви не разрешал садиться раньше него.
– Нет, на такое я не подписывался!
Алви грациозно и пафосно присаживается рядом.
– Что значит, не подписывался? – Я ведь уже неоднократно спрашивала себя, почему Алви Конте занимается со мной. И чем больше он был недоволен, тем сильнее этот вопрос нависал надо мной. – Почему вы все-таки занимаетесь со мной?
Алви морщится, словно я ему на ногу наступила.
– Мистер Конте?
– У моей матери больное сердце. – Он смотрит куда-то в другую сторону от меня. – Ей нужна была операция. Она могла либо помочь ей, либо убить её. Все доктора боялись риска, поэтому не брались. Кроме одного.
– Оливер, – полушепчу-полувскрикиваю я.
– Да, – кивает Алви, – он сделал ей эту операцию.
– И ваша мама…
– О, – Алви улыбается, – с ней все отлично. Операция прошла успешно. Это было год назад. И вот месяц назад Оливер позвонил мне с ответной просьбой.
– Заниматься со мной?
– Да. Ему нужен был тренер, а за мной был должок.
Я поднимаю ладонь на лоб, чтобы немного потереть его.
Конечно, Оливер сделал это ради меня, и я не могу винить его в чем-либо. Но то, что он надавил на Алви, не могло принести радости от тренировок ни мне, ни хореографу. Сразу ведь было видно, что он не хочет этого делать.
– Давайте закончим на сегодня. – Я поднимаюсь, вытаскивая резинку из слипшихся волос.
– На следующей неделе я уезжаю в турне. – Глаза танцора мигом загорелись.
– И надолго?
– На месяц, – Алви пытается скрыть свою радость, но я все равно её вижу.
– Понятно. – Я махаю головой, разворачиваюсь и ухожу.
Разве могло быть иначе? Кто в здравом уме согласится заниматься с танцовщицей, у которой уже нет шансов на возвращение?
Ответ не очень утешающий.
– Вы уже все? – Мама входит в дом как раз, когда я начинаю подниматься по лестнице после того, как проводила Алви.
– Да, я немного устала.
Мама потупила взгляд после этой фразы, явно расстроившись. Жалею. Надо было придумать что-нибудь другое.
В дверь спальни постучали.
– Можно? – Мама, не дожидаясь моего ответа, вплывает в комнату.
Я лежу на кровати. Мне бы в душ сходить, но сил нет.
Мама садится возле меня. Её рука опускается на мой лоб.
– Ты не заболела? Бледная вся.
– Нет, все хорошо.
– Вы, случаем, не поссорились с Алви?
– Я узнала, почему он согласился тренировать меня.
Сажусь, чтобы прямо посмотреть на маму.
– И почему же? – Она ничуть не смутилась.
– Не делай вид, что не знаешь, – я пожимаю губы.
– Я знаю, что это Оливер попросил его. Но разве это имеет значение?
– Мам, а что если я не смогу снова выйти на сцену? Что если все старания напрасны?
– О, Яночка, – мама обнимает меня, крепко прижимая к себе, словно маленького ребенка, – как ты можешь думать, что у тебя ничего не получится? Мы ведь никогда не сдаёмся.
– Но ведь я – это не ты, – всхлипываю, уткнувшись ей в плечо. Я столько лет жила без маминого тепла, и сейчас её аромат приятно обволакивает мои легкие.
– Вот именно, – она гладит меня по голове, – ты – моя дочь. А это значит, что ты намного лучше меня. Сильнее. Когда мать рожает своё дитя, она отдает ему только самое лучшее. Ты намного талантливее меня.
– Неправда, – выдыхаю я, – ты ведь стала очень известной балериной, а я – никто.
– Популярность не так уж и важна. Главное – заниматься тем, что тебе нравится. Одно только это может сделать тебя счастливой.
Мама целует меня в макушку, после чего тихо удаляется.
Не знаю, сколько я пролежала без движения. За окном уже начало темнеть, когда я неожиданно даже для самой себя вскочила на ноги.
Поскольку я все еще оставалась в форме для занятий, переодеваться не нужно. Я просто схватила спортивный рюкзак, запихнула туда несколько бутылок воды, полотенце, флешку, закинула его на плечо, взяла ключи от машины и побежала вниз.
Я, скорее всего, переоценила свои возможности. Сперва я просто решила немного покайфовать. Включила свои любимые треки и с наслаждением вертела попой. Разогревшись как следует, я приступила к тренировке.
С координацией творилась беда. Сказать, что мне сложно – ничего не сказать. С каждым движением я ломаю себя.
Алви прав. Мне страшно.
Я боюсь приземляться на уже зажившую ногу. А когда я все же это делаю, то мне кажется, что боль возвращается.
Я прекрасно понимаю, что это психосоматика. Но перебороть её очень сложно, практически невозможно.
Спина прямая. Нахожу так называемую точку, то есть место, на котором фокусирую свое внимание. Это необходимо для баланса.
Точка нашлась. Я начинаю с вращения.
Первый круг, второй, третий.
Точка теряется, я падаю.
Голова немного кружится, но я встаю. Начинаю сначала.
Вращение, выброс ноги, приземление – ничего сложного. Раньше я проделывала все это тысячу раз.
Но почему не получается сейчас? Я ведь все делаю, как следует!
Мои ладони остаются холодными, несмотря на то, что мне безумно жарко. Я в сотый раз нахожу точку. Вращение. Получается. Делаю выпад правой ногой, но левая недостаточно устойчиво стоит на полу. Она подгибается, и я падаю по пол.
Сжимаю кулаки. Мне не больно. Но в голове застыли слова Алви и мамы.
– Ты точно дочь Мэри?
– Ты – моя дочь, а это значит, что ты лучше меня.
И в каком же месте я лучше своей матери?
Из глаз брызгают слёзы, я сжимаюсь. Закрываю ладонями лицо. Не просто плачу, я рыдаю навзрыд. Мне хочется кричать.
Я не выдержу. Это все слишком сложно для меня.
Даже если я восстановлюсь, нет гарантий, что меня снова возьмут на сцену. А если я не буду там, в лучах прожекторов, то какой вообще смысл во всем этом?
Может быть мама права, и я танцую, потому что люблю это. Но в таком случае, зачем мне Алви? Почему бы просто не заниматься для себя?
– Как ты вообще выиграла свои медали? Куда делся твой стиль? Твоя пластика? Слышал, ты славилась трудолюбием, а теперь жалеешь себя?
Голос Алви вторгается в мое сознание. И все то, чем я только что себя успокаивала, разлетается к чертям собачьим.
Ведь я – Яна Вербина. Я никогда не давала себе слабину. И нате вам, смотрите. Яна раскисла, как помидор в банке!
Мои ноги дрожат, но я все равно встаю. Сегодня мне придётся пару часов посидеть в ванной, иначе завтра я вовсе не встану. Я снова включаю музыку. Пара все повторить. Пусть Алви Конте думает, что хочет. Я ведь все преодолею.
Я меняю движение. Точнее, усложняю его. Я делаю несколько оборотов, после чего закидываю ногу назад, ловлю её руками, пытаюсь удержать. Но колено заныло, я снова падаю. И решительная Яна снова уступает место трусливой Яне.
Дверь скрипнула.
Я оборачиваюсь – никого.
Быстро встаю, подхожу к ней. Прислушиваюсь. Вроде бы никого нет.
Открываю дверь, выглядываю в коридор. Слышатся удаляющиеся шаги.
Я смотрю на часы. Уже очень поздно. Пора убираться отсюда.
– Во сколько ты вчера вернулась?
Меня немного тошнит. Похоже, я выпила слишком много кофе сегодня.
Делаю глубокий вдох. Оливер что, постоянно следит за мной? И сейчас он смотрит на меня так, будто сканирует.
– Не поздно.
– Где ты была?
– Оливер, – протягиваю я, – откуда эти вопросы? Я уже давно не ввязывалась ни в какие неприятности.
– Я знаю, – смягчился он, – но спрашиваю не потому, что боюсь, что ты что-то натворишь.
– Тогда почему?
– Я и Мэри переживаем за тебя. Алви вчера ушел не очень довольный.
– Он никогда не бывает довольным,– хмыкаю я.
– Но и ты вчера не очень хорошо выглядела.
– Вчера я тренировалась. В школе.
– В школе? Но у нас ведь есть собственная студия.
– Я не хотела вам мешать…
– Яна, – Оливер накрывает мою ладонь своей, – ты не должна так перегружать себя. Это не выход. Твоя нога…
– В этом-то и проблема. Я постоянно думаю о ней. И это как раз мне мешает.
– Яна, у тебя проблемы? – Оливер поддаётся вперед.
Он переживают. Это ведь нормально, да? Отчим переживает за меня гораздо сильнее, чем собственный отец.
– Нет, – поспешно добавляю я. Я не хочу, чтобы они начали переживать еще больше. – Я просто очень забочусь о своей ноге.
Я сказала это и поспешила к выходу. Блин, ну почему у меня такой длинный язык? Они теперь точно расстроятся, ведь это была их идея – пригласить Алви Конте.
– Мисс Вербина, вы с нами? – К моей парте подходит мистер Уайлд.
Я очнулась, тряхнула головой. Я ведь не заснула, нет?
– Что? А, да.
– Раз у вас проблемы с переводом, вы должны работать в два раза больше.
И он туда же!
Все хотят, чтобы я старалась вдвойне. Но если я фокусируюсь на одном, но от меня обязательно ускользает другое. Уже проходили, знаем.
– Да, я понимаю.
Я снова опускаю голову. Ученики захихикали. Смотрю на Маркуса. Он ведь так и сидит за моей партой с того момента, как прогнал Адама. Меня это раздражает, но говорить ему я ничего не собираюсь. Просто делаю вид, что его и вовсе нет.
Прозвенел звонок. Я расслабляю плечи.
– Что с тобой происходит? – спрашивает Маркус мой затылок.
Я стою возле своего шкафчика, немного оторванная от реальности. В голове жуткая неразбериха.
По телу проходится импульс, когда я услышал самый приятный голос в этом мире, да ещё так близко.
– Отойди от меня, – отвечаю я прежде, чем повернуться.
– Что с тобой происходит? – повторяет Маркус.
– Отодвинься.
Но он продолжает стоять очень близко. На нас уже глазели, не скрывая.
– Ты ведешь себя неадекватно.
– И в чем же заключается моя неадекватность? В том, что я не бросаюсь тебе на шею?
Я перекидываю сумку через плечо, чтобы двинуться в сторону нужного класса. Маркус секунду смотрит мне в след, затем равняется со мной.
– Нет. Ты постоянно уставшая, готова вот-вот заснуть. Питаешься ты очень скудно…
– Откуда ты знаешь, что я ем?
– Я бываю в столовой и вижу.
– Ты следишь за мной?
– Да, – вот так запросто заявляет он.
Я торможу, поворачиваясь к нему.
– Ты что-то задумал?
Маркус тоже становится ко мне лицом, сделав ещё шаг. Он аккуратно берёт прядь моих волос, выбившуюся из косы.
– Почему твои глаза такие красные и опухшие? Ты плакала?
– Тебе-то какая разница? – Я наблюдаю за движениями его пальцев.
– Ты все еще расстроена из-за Адама и слухов о нас?
– П-ф-ф! – Я вырываю прядь из его руки. – Вы переоцениваете свое влияние на мою жизнь, мистер делаю-что-хочу.