Тонкий меч Нильсон Фрида
— Не могу, — сказал я и расплакался. — Что, если тебе будет больно?
Брутус открыл скрипучую крышку медицинского сундучка. При виде всех этих ножей у меня на пару мгновений потемнело в глазах. Даже Семилла растерялась, но потом улыбнулась:
— Тут еще много тинктуры осталось.
Перво-наперво Брутус собирался удостовериться, что опухоль сохранилась внутри. Но опасно было перепутать ее с каким-нибудь важным органом и удалить его по ошибке. Поэтому-то фельдшер и просидел столько часов, читая «Анатомический атлас человека» и поскребывая в затылке.
За дверью парадного зала ждали трое моих друзей. Король, Капитан и Мать-Крылиха тоже пришли. Они стали лучше относиться к Семилле, пока вместе с ней лакомились тортами и играли в крокет, и теперь тоже волновались за исход операции.
Брутус, похоже, нервничал вместе со всеми. Когда он достал фляжку и мензурку, чтобы дать Семилле тинктуру, то сначала пролил немного. Лапы у него дрожали. Банке предложил помочь, но фельдшер в ответ прошипел, что от его помощи толку мало. Банке промямлил извинение и поплелся к выходу. Брутус громко вздохнул и объявил:
— Прошу всех, кому нечего вырезать, покинуть зал.
Я крепко обнял Семиллу и поспешил вслед за Банке. Когда Брутус закрывал за нами дверь, я спросил у него:
— Ты уверен, что справишься?
Сначала он не хотел отвечать, но потом, понизив голос, сказал:
— Книга, кажется, очень древняя. Многое в ней устарело.
— Почему ты так решил? — спросил я.
— Там написано, что для лечения грибка на ногах и тяжести в сердце надо применять кровопускание. А еще…
— Что еще? — спросил я, стараясь дышать спокойно.
— Там не хватает нескольких важных страниц. Боюсь, что изображение самой… — фельдшер сделал паузу и жестами указал на свою диафрагму, — самой важной, центральной части потеряно.
— Почему же ты не сказал об этом раньше?!
— Все не так просто, — мрачно ответил Брутус. — Я лишь сегодня понял, что черные пятна почти на каждой картинке — это не маленькие части тела, а какие-то ужасные существа, называемые пиявками. Кто они такие, понятия не имею.
— Ох! Как бы это все не кончилось плохо! — вздохнул я и почувствовал, как из глаз вновь покатились слезы.
— Может, останешься и поможешь? — прошептал Брутус. — Будешь мне ассистировать, давать советы.
Я покачал головой.
— Я сразу потеряю сознание. К тому же я ничего не знаю, у нас дома нет такой книги — ни новой, ни старой.
— Начнем ли мы, наконец? — крикнула Семилла из зала. — О чем вы там шепчетесь?
— Да так… Уже иду! — ответил Брутус и снова повернулся ко мне. — Ну, как поступим?
Я посмотрел на Короля, Капитана и Мать-Крылиху.
— Не могли бы вы помочь? — спросил я. — Не знает ли кто-то из вас, как человек выглядит изнутри?
Мать-Крылиха закатила свой единственный желтый глаз и сказала, что не имеет об этом ни малейшего представления. Король Спарты заверил нас, что от него будет больше вреда, чем пользы. А Капитан Копытач заявил, что представляет себе анатомию человека, но весьма приблизительно. И тут кто-то за моей спиной произнес:
— Я прекрасно знаю, как устроен человек изнутри.
Это был Господин Смерть. Выглядел он неважно: мятый халат, всклокоченные седые волосы. Последние дни он подолгу лежал в постели и не хотел ни с кем разговаривать. Но наша суета, видимо, подняла его с кровати. И вот он пришел предложить свою помощь в добром деле (он сам так выразился).
Поначалу я думал отказать ему. Не хотел, чтобы он вообще приближался к Семилле! Да и как было ему доверять после всего, что он наговорил и сделал?
С другой стороны, Господин Смерть на своей работе много чего повидал… И, поразмыслив немного, я понял: лучшего помощника не найти.
— Обещай, что всё будет по-честному.
Господин Смерть развел руками, словно говоря: разве я из тех, кто всегда обманывает? И они с Брутусом отправились в зал.
Меня охватил неописуемый страх. Я расхаживал взад-вперед перед дверью и грыз ногти. Все тело напрягалось, сердце тяжело стучало в груди. Казалось, что от этих ударов у меня вот-вот разойдется шов. Принцесса, Трине и Хёдер, как могли, старались отвлечь меня. Но чем дольше тянулась операция, тем сильнее становился мой страх.
Наконец дверь открылась, и Господин Смерть высунул голову.
— Ты был прав, опухоль по-прежнему в теле Семиллы, — сообщил он.
— А что говорит Брутус? — спросил я. — Сумеет он удалить ее?
У меня в голове все еще звучали слова, которые сказал доктор у нас дома: опухоль удалить невозможно. Невозможно. А я не врач. Я просто поверил, что Брутус сумеет прооперировать Семиллу здесь. Но теперь я жутко испугался. Что, если я услышу, как фельдшер кричит: «Проклятье, ничего нельзя сделать!»
Однако Господин Смерть улыбнулся своей самой теплой улыбкой и сказал:
— Саша, Саша, не волнуйся, Брутус справится. Он уже приступил к операции.
Конечно! Ведь теперь мы не дома. Мы в Царстве Смерти, где почти нет невозможного — только умереть нельзя. Не знаю, причиной тому воздух, которым мы дышали, или вода, которую пили? Или дело в еде: кукурузных лепешках, миндальных пирожных, рагу с любистоком? Или самое важное — это солнце, которое освещало большой зеленый Сумеречный лес, просторную Вересковую пустошь и белые вершины Хресаров? А может, все вместе и делало нас бессмертными?
Но сейчас причина роли не играла. Просто следовало вырезать эту опухоль величиной с тыкву — всю, до последнего кусочка. Брутус крикнул из-за закрытой двери, чтобы Банке принес полотенец, иначе его медицинский сундучок вскоре смоет потоком крови. Я услышал это и едва не потерял сознание. Но Принцесса решительно взяла меня за руку, усадила на один из позолоченных стульев в коридоре и велела сидеть там, пока все не кончится.
Долгое время ничего не происходило. Разве что Банке с полотенцами, запыхавшись, пробежал мимо и тихо пробормотал, мол, не так-то просто угодить фельдшеру. Потом он открыл дверь в зал и проскользнул внутрь. Нам оставалось только ждать. Ждать и терзаться.
И вот наконец дверь снова распахнулась. Я вскочил со стула. Вытирая красные руки о полу халата, вышел Господин Смерть.
— Все закончилось. Ты можешь войти, — сообщил он. Кажется, доброе дело пошло ему на пользу: Господин Смерть не казался больше сморщенным и жалким, а снова держался уверенно.
Тихо-тихо прошмыгнул я в парадный зал. Семилла неподвижно лежала на столе. Светло-каштановые волосы в крови. Веки опущены. Казалось, она спит, но, услышав, что я вошел, улыбнулась и открыла глаза.
— Эта тинктура сделала свое дело, — сказала Семилла.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил я. — Тебе лучше?
— Я чувствую, что хочу лишь одного…
— Чего?
— Отправиться домой.
На радостях я не смог сдержаться и обнял ее, но очень-очень осторожно, чтобы не сделать ей больно. Я знал, что после лечения у фельдшера чувствуешь себя очень слабым.
Брутус ворчал что-то, складывая свои ножи в сундучок. Банке собрал использованные полотенца в большую гору и теперь стоял, скрестив копыта на животе, и добродушно поглядывал вокруг. Вид у него был удовлетворенный.
— Принести госпоже морс? — предложил он.
— Да, спасибо, Банке, — согласилась Семилла.
Он кивнул и направился к двери.
— Что у тебя в кармане? — спросил я.
— Что? — обернулся Банке.
— Что у тебя там? — я указал на оттопыренный карман его заляпанного передника.
— А, это пухоль. Хотите оставить себе?
— Нет-нет! — почти в ужасе отказалась Семилла. — Больше она нам не понадобится.
— Тогда я выброшу ее в мусорную кучу, — сказал Банке. И побежал на своих маленьких копытцах выполнять задуманное. А потом принес морс.
Прощание
Нам пришлось надолго задержаться у Господина Смерть. Ведь Семилле надо было как следует поправиться и набраться сил перед поездкой. Но однажды утром, когда она с аппетитом позавтракала, а над лугами в Царстве Смерти расстилался такой густой белый туман, стало ясно: пора в путь!
Провожающие собрались на гравийной дорожке перед большим желтым домом, чтобы помахать нам напоследок. Там стояли Трине, Принцесса и Хёдер, а еще Капитан Копытач, Король Спарты и Мать-Крылиха. Кроме того, пришли Брутус и Банке со Свавой.
Багажа у нас собой почти не было. Только мой деревянный меч и куски разных тортов, которые Банке завернул в полотенце нам на дорогу. Он зашил мою пижаму, которая порвалась во время поединка, и выстирал ее вместе с ночной рубашкой Семиллы. Так что мы, кажется, неплохо выглядели в лучах утреннего солнышка.
Король, Капитан и Мать-Крылиха обещали помочь с транспортом. Еще на рассвете были отправлены приказы в Спарту и Хильд, а во флигеле, где хранился крылатый стул, носильщицы собирались в дорогу — начищали перья и подгрызали когти. Паланкин подвергся тщательному осмотру — нет ли сучков или торчащих гвоздей, — ведь он был уже старый. Из-за этого нам пришлось еще немного задержаться.
— Когда уже все будет готово?! — ворчала Мать-Крылиха.
— Всему свое время, — отвечал ей Король. — Только вот куда же запропастился Господин Смерть?
— Он улизнул сразу после завтрака, — сказал Капитан. — С тех пор я его не видел.
Все трое теперь казались добрыми и безобидными. Словно совсем забыли, как собирались заточить меня в жуткой темнице. И вот надо же — вызвались помочь нам в путешествии! Я почувствовал: надо сказать им что-нибудь хорошее перед отъездом.
— Я знаю, вас волнует, что будет, когда мы с Семиллой вернемся домой, — начал я. — Вы опасаетесь, что люди тысячами станут являться сюда, чтобы забрать своих родственников. Но на вашем месте я бы не стал беспокоиться, потому что… Ну, просто никто мне не поверит, если я вздумаю рассказать о моем приключении.
— Не поверит? — переспросил Король.
— А что в этом такого невероятного? — удивилась Мать-Крылиха и даже, кажется, немного обиделась.
Я не знал, как объяснить. Понимал, что для Матери-Крылихи ничего странного не было ни в мухах, которые приносили известия в Царство Смерти, ни в господине в красном халате, который раскрывал телесные оболочки, ни в головах, что слетали с плеч, а потом спокойно пришивались назад. Поэтому я сказал коротко:
— Поверьте мне, больше вас никто не побеспокоит.
И все облегченно вздохнули. Потом они поговорили немного с Семиллой, как это обычно делают при прощании. Семилла спросила, собираются ли они со своими детьми и войсками тоже вскоре разъезжаться по домам. Капитан ответил, что им уже давно следовало бы уехать, но они задержались из-за пиров Господина Смерть. Трудно отказаться от всех этих тортов и партий в крокет, уж больно тут весело. Но, пожалуй, пора возвращаться — у каждого есть свои дела, и у Господина Смерть в первую очередь.
Я оставил их поболтать, а сам направился к клумбам, где росли пионы, маки и венерины башмачки. Цветы источали медовые ароматы. Неподалеку стояли Трине Копытач, Принцесса Спарты и Хёдер из Гарпирии. Они самые лучшие на свете друзья, подумал я. Какое отважное путешествие совершили мы вчетвером! Через все Царство Смерти. Я знал, что буду очень по ним скучать.
— Всего тебе хорошего, Саша, — пожелал Хёдер.
— Здорово было играть с тобой! — воскликнул Трине.
А Принцесса, догадавшись, что у меня на душе кошки скребут, сказала:
— Не вешай нос!
Мне было так грустно, что я ничего не мог им ответить, хотя собирался сказать очень-очень много. К счастью, обнять их я все-таки смог. А потом достал свой деревянный меч, поднял его к небу и выкрикнул:
— Храбро пролить кровь!
И друзья вынули свои мечи и ответили:
— Храбро пролить кровь!
Больше мы ничего не сказали. Я хотел, чтобы мы запомнили друг друга именно такими — с мечами, поднятыми над головой.
Потом я пошел прощаться с Банке, Брутусом и Свавой. Но вдруг заметил, как из-за угла дома вынырнул Тялве Копытач. Не знаю, может, он случайно проходил мимо, а может, и специально пришел попрощаться.
— Привет! — сказал я.
— Привет! — ответил он.
— Я возвращаюсь домой.
— Хм.
— Не хочешь получить назад свой меч?
Тялве нахмурился.
— Не-а.
— Ну, на всякий случай, если ты вдруг передумаешь… Он висит на крючке в зале, — сказал я.
Он не ответил. Я взглянул на его суровое щетинистое лицо: сжатый рот, бледные щелочки глаз. Если присмотреться, в них угадывалась небесная голубизна.
— Так никогда и не будешь играть? — спросил я. — На самом деле это совсем не трудно.
— Тебе хорошо говорить!
Я подумал немного и предложил:
— Хочешь попробовать, пока никто не видит?
Тялве покраснел до ушей. Сначала я не понял почему, а потом сообразил: может, он как раз этим и занимался? Может, прятался вечерами в кустах и размахивал перед собой палкой, пытаясь понять, как это делается?
Что ж, в один прекрасный день Тялве научится играть, решил я. Но ничего ему не сказал, чтобы еще сильнее его не смутить. Я только заметил, как бы между прочим:
— Трине наверняка обрадуется, если ты как-нибудь сходишь с ним на прибрежный луг. Пожалуйста, присматривай за ним, чтобы он вовремя возвращался домой.
— Угу, — только и пробормотал Тялве. Но, похоже, идея ему понравилась.
Из флигеля послышался громкий скрип. Вытянув шею, я увидел, как открываются ворота. Тяжело взмахивая крыльями, восемь гарпирий выволокли крылатый стул. Увидев его, я рассмеялся от радости.
— Семилла, пора! — позвал я. — Наконец-то все готово!
— Да, и в самом деле пора вам в путь, — прокряхтела Мать-Крылиха.
Носильщицы ненадолго остановились. Та, что руководила этой командой, крикнула что-то другим. Тогда одна гарпирия закрыла ворота, а другая поправила ткань, чтобы висела как следует. Потом они подняли паланкин в небо, подлетели к нам и приземлились так осторожно, что даже гравий не зашуршал. И вот стул очутился передо мной — такой же прекрасный, каким я его помнил. Сверкающий кокон из тончайшей ткани. Да, он был прекрасен — но теперь совсем не казался мне печальным. Ведь с его помощью нам предстояло вернуться домой!
Вдруг я подумал: а что, если даже папа нам не поверит, когда мы расскажем о путешествии в Царство Смерти? Сложно будет все объяснить. Хотя, конечно, когда он заметит свежий шрам у меня на груди, ему придется поверить нам. А когда он увидит шрам на животе у Семиллы и узнает, что опухоли больше нет, то он… Интересно, что он скажет тогда?
— Идем скорее! — поторопил я Семиллу.
Она сердечно попрощалась со всеми, а Брутуса даже поцеловала в щеку, ведь это он избавил ее от опухоли. Потом она подхватила узелок с кусками торта и поспешила ко мне.
— Кажется, Господин Смерть не собирается говорить до свидания, — заметил я.
Семилла огляделась. Но Господина Смерть нигде не было видно. А гарпирии меж тем пыхтели и мотали головами от нетерпения, словно восемь полудиких лошадей. Семилла пожала плечами и сказала:
— Что ж, все равно нам пора.
Но в этот самый миг мы услыхали чей-то крик:
— Подождите! Подождите, пожалуйста!
Из-за дома выбежал Господин Смерть собственной персоной. Он махал нам руками, а длинные ноги путались в полах халата. Над его головой жужжала туча гадких посланниц. Когда он добежал до гравийной дорожки, я почувствовал, что от него воняет затхлостью. Халат был весь заляпанный и мокрый.
— Как хорошо, что я успею поговорить с вами перед отъездом! — еле выговорил он, не успев отдышаться. — Я провел ужасное утро.
— Что же ты делал? — спросила Семилла, невольно зажимая нос рукой.
Господин Смерть достал из кармана овальную латунную шкатулочку и открыл ее. Внутри лежала раздавленная муха — и головка, и тельце. Она все еще жужжала и отчаянно дергала смятыми крылышками.
— Непросто оказалось отыскать ее голову, — сказал Господин Смерть. — Несколько раз меня чуть не стошнило. Но мне важно было передать эту малютку тебе, Саша. И попросить об одолжении.
— Попросить о чем? — удивился я.
Господин Смерть захлопнул крышку. И протянул мне шкатулку.
— Брутус тут не поможет, даже если очень постарается, — объяснил он. — Возьми мою малютку с собой, чтобы она обрела покой на другой стороне. Выполнишь мою просьбу? Это все-таки ты раздавил ее.
Удивительно, как Господин Смерть мог меняться прямо на глазах. После поражения в поединке он был жалким и растерянным. Сейчас стоял перед нами бодрый, уверенный в себе. А когда мы сражались в парадном зале, он выглядел огромным, сильным и грозным. Особенно в тот миг, когда вонзил меч мне в сердце и я громко вскрикнул. Тогда он упал на колени, дрожащий и чудовищно прекрасный. Нет, я никогда не смогу стереть этого из памяти! Мне не забыть побелевших глаз Господина Смерть.
На муху я теперь тоже смотрел иначе. Она больше не казалась такой уж противной. Мне даже стало жалко это расплющенное существо. Я сунул шкатулку в карман, уселся на крылатый стул рядом с Семиллой и сказал Господину Смерть:
— Я отвезу посланницу домой, обещаю.
— Ты честный малый, Саша, — улыбнулся Господин Смерть. — Один из самых лучших. — Он наклонился поближе и прошептал:
— Ты ведь знаешь, я считаю себя великолепным. Таким, которого все обожают. И мне трудно было смириться с тем, что твоя мама меня не любит. Это пробудило во мне не лучшие черты. Прости за мою жестокость.
— Ладно, — пробормотал я.
Тогда Господин Смерть подмигнул и добавил:
— Мы ведь еще встретимся, Саша. Ты и сам знаешь.
— Да, знаю. Но, надеюсь, нескоро, — ответил я. — Хотя любопытно, как это будет.
— Что тебе любопытно?
— Кем я стану в конце концов. Может, есть способ узнать заранее?
— Ну и ну. — Господин Смерть почесал подбородок. — Жаль, что ты не задал свой вопрос раньше. Я мог бы заглянуть к тебе внутрь, пока ты лежал на операционном столе. Хочешь, попросим Брутуса снова тебя разрезать?
Я вежливо, но решительно отказался. Пожалуй, стоило отложить это на будущее. Господин Смерть и Семилла попрощались. Он спросил, неужели она и впрямь считает жизнь в его доме такой ужасной. И она ответила: нет, порой всё было даже мило. Кажется, Господин Смерть обрадовался этим словам. Но поцелуя он так и не дождался!
Мы помахали на прощание всем, кто собрался на гравийной дорожке. Господин Смерть хлопнул по паланкину и прокричал:
— Вперед!
Восемь гарпирий взмыли в небо.
Путь домой
Мы с Семиллой летели высоко-высоко. Так чудесно было парить в коконе из сверкающей ткани, что все во мне ликовало. Ветер развевал клетчатую пижаму, а я сидел и рассматривал сверху Гарпирию. Внизу виднелись деревья — ольха и береза. Сверху они выглядели такими маленькими! Еще я видел сугробы и поваленные стволы, через которые, казалось, можно было легко перепрыгнуть. Потом я различил вдали белые, словно сделанные из безе, вершины Хресар. А когда мы подлетели ближе, разглядел Горный замок — будто нарост на скале. Островерхая крыша, покрытая дранкой, и жуткие черные окна… Казалось, те, кто жил там внутри, были очень несчастны. Бедный Отец-Крылин. Хорошо, что Хёдер скоро вернется домой.
Семилла уткнулась носом мне в волосы.
— Так пахнет мой мальчик, — проговорила она. — Это самый лучший запах на свете.
Она немного помолчала. Я почувствовал, что у нее тяжело на сердце. Что-то ее тревожило, но ей трудно было рассказать об этом.
— Я хочу спросить кое о чем моего мальчика, — наконец сказала она. — Как ты думаешь, смогу я вернуть мое прежнее имя?
Я посмотрел на снежные вершины. Мы мчались над ними на такой скорости, что у меня слезились глаза.
— Да, уже скоро, — ответил я. — Скоро оно к тебе вернется.
Мы приземлились у подножия Хресар, где стояла сторожка Каро. Это был хорошенький каменный домик. Он напоминал дом Спартакуса, только без розового сада, грядок с горохом и кабачками и двух полей с репой. Я увидел повозку Господина Смерть и шестнадцать спартанов, которые стояли наготове возле оглобель. Красноглазые, с обвислыми щеками, они трясли головами, так что уши танцевали и слюна разлеталась во все стороны. О, какой прекрасной была эта повозка! Четыре огромных золотых колеса, блестящие вышитые подушки, драгоценные камни и изящные фонари. А откидной полог, который так чудесно пах розовой водой, был краше всего.
— Ну же, — сказал Каро, сидевший на козлах. — Чего вы ждете?
Мы ничего не ждали — нет, мы уселись на сиденье и крепко обнялись. Каро тряхнул вожжами, и повозка тронулась с места.
Я вскрикнул от восхищения, когда мы покатили по холмистым зеленым пустошам. Повозка мчалась так быстро, что у меня в животе заныло, а Семилле пришлось зажмуриться. Вскоре мы добрались до Заземелья. Здесь начиналась узкая тропинка, по которой повозка едва могла протиснуться. Борозды от колес были очень глубокие, потому что Каро много-много раз перевозил тут умерших. По обе стороны от тропинки стояли ели в лохматых юбках. Иногда нам встречались валуны, поросшие мхом, — зеленое на сером. А еще мы видели рыжики и серебристые кустарники.
Мы ехали все дальше по огромной Вересковой пустоши. Белый мох расстилался среди красного вереска, словно огромная карта неизвестных земель. По зарослям горькой ягоды мы промчались так, что сок брызнул во все стороны. А потом я приметил вдалеке Рубиновый замок на блестящем подносе воды. Я не удержался и махнул рукой, хотя понимал, что Королева Спарты вряд ли меня заметит.
Бедная Королева, подумал я. Но скоро она вернется домой в Изумрудный замок.
Вересковая пустошь закончилась, и начались поля ячменя и ржи. Колёса повозки с ворчливым скрипом ехали по старой ухабистой дороге. Она вилась в полях, словно узкая белая лента. Дальше показались розовые поля Скрима — огромное кроваво-красное море. Никогда еще я не видел столько роз! Повозка катила дальше, а по небу катилось сверкающее солнце. Ни один из возчиков не выглядел уставшим.
Уже темнело, когда мы увидели голубой пояс реки Хилле и печной дым над домами Хирна.
— Ну как? — спросила Семилла, сжав мою руку. — Теперь ты назовешь мое прежнее имя? Мне так хочется услышать его!
— Пока нет. Подожди еще чуть-чуть. Я должен быть полностью уверен…
Мы поблагодарили возчиков и возницу и распрощались с ними. Каро щелкнул поводьями и умчался, как вечерняя гроза.
Мост, который вел к воротам, был широкий, намного шире, чем тот, что охранял Факсе. По обоим берегам стояли каменные сторожевые башни. Возле первой дежурил спартан в куртке с блестящими пуговицами, с алебардой в лапе. Он отметил у себя в списке, что мы с Семиллой прошли. Больше никаких формальностей не понадобилось. Зато на другой стороне стояло целых шесть хильдинов, весьма мрачных. Пасти белые и блестящие от слюны, рыла все в щетине и отвратительных морщинах. Копытами они сжимали мечи. На хильдинах были очень красивые плащи с подкладками всевозможных расцветок: золотые, пурпурные, медно-красные, фиолетово-синие. Большие ворота в поселок оставались закрытыми.
— Нам разрешили вернуться домой, — сказал я. — Готова ли лодка?
Ответом мне стала тишина. Потом один из хильдинов открыл рот и произнес только одно слово:
— Скоро.
Мы услыхали голоса, доносившиеся из-за ворот. Там что-то кричали и переругивались. Кто-то громко сказал, что узел негодный, надо быстро сбегать и все исправить.
Темнота сгущалась, на небе стали загораться звезды. Белая сверкающая пыль рассыпалась по черному небесному бархату.
Но вот снова послышались голоса по ту сторону ворот. Тут же натянулись огромные цепи, а потом ворота ожили и, вздрогнув, двинулись вверх. Четыре здоровенных хильдина медленно ходили вокруг подъемника — мы увидели их, когда ворота немного приподнялись.
Наконец нас впустили в поселок. В нос нам ударили запахи навоза и дыма. Семилла наступила в гнилую картофельную ботву, и ей пришлось остановиться у чьего-то крыльца, чтобы счистить с ног вонючую грязь. Это был типичный для Хирна дом, один из многих точно таких же. Стены сложены из кирпичей и выкрашенных красной краской бревен, крыша устлана мхом.
— Вам туда, — указал направление один из хильдинов.
Идти было недалеко. Вскоре мы уже добрались до гавани, где пахло не навозом, а полевыми колокольчиками. В черных липких лужах стояли печи для варки смолы.
Тут же во всем своем великолепии покачивалась на волнах лодка Господина Смерть. Уключины позолочены, борта украшены цветами, мечами и масками хильдинов. На веслах сидели гребцы, им не терпелось скорее выйти в море. Поднятый на мачте парус слегка трепетал. А рядом был привязан ялик Палмгрена! Как хорошо, что о нем не забыли! Ведь Палмгрен в своем ялике души не чает и наверняка будет рад получить его обратно.
Держась за руки, мы с Семиллой взошли по трапу. Только представьте — тридцать два весла! И тридцать два сильных гребца, которые наконец доставят нас домой. Плавание пройдет успешно — можно не сомневаться.
У левого борта я увидел знакомую фигуру в простой коричневой куртке. Огромную и толстую, как бочка. Бедная мама Трине, подумал я. Но ничего, скоро она вновь увидит своего сыночка.
Почему бы не поговорить с ней немного? Я выпустил руку Семиллы, подошел и осторожно дотронулся до ее плеча. Мама Трине удивилась, но, кажется, не разозлилась. Ее лицо показалось мне похожим на бледную узловатую морковь.
— Я только хотел передать, что Трине скоро вернется домой, — сказал я. — И его папа тоже. И Тялве.
Она кивнула и мрачно хрюкнула.
— Я подумал, может, вы захотите это узнать, — продолжил я. — Вдруг вы волновались?
Она снова хрюкнула. А я-то ожидал, что мать Трине обрадуется моим словам… Может, она считает, что я глупый? Или невежливый?
— Меня вообще-то зовут Саша, — сказал я и протянул руку.
Тут в ее маленьких синих глазках сверкнула веселая искорка.
— Я знаю, — ответила она и пожала мою руку. — Мы все знаем, как тебя зовут. Ты тот, кто приплыл с другой стороны на маленьком ялике, — добавила мама Трине. — Твое имя мы никогда не забудем.
Она улыбнулась так широко, что я увидел белые и острые клыки у нее во рту. Какая же она была отвратительная, просто жуткая! Но Трине Копытач считал ее самой красивой. И его папа и старший брат наверняка тоже. Так и должно быть, думал я, возвращаясь на корму, где меня ждала Семилла. Здесь лежало много блестящих тюфяков и подушек, чтобы путешественник мог уютно устроиться во время плавания.
Без Капитана Копытача на борту некому оказалось выкрикивать команды. Поэтому мама Трине набрала в грудь побольше воздуха и рявкнула:
— Отдать швартовы!
Хильдины послушно исполнили приказ, а рулевой начал разворачивать лодку в открытое море. На это потребовалось время, но вот гребцы гаркнули:
— Хи-хо!
И лодка понеслась вперед.
Море теперь было черным и гладким. Я сидел на коленях у Семиллы, вдыхал свежий ветер и чувствовал, как ее спутанные волосы щекотали мне шею. Слышался лишь плеск весел.
Но море недолго оставалось спокойным. Налетел ветер и вспенил волны. Они становились все выше и выше. Когда они поднялись совсем высоко, я прижался к Семилле и пожаловался:
— Мама, меня укачало!
А она ответила:
— Приляг, я тебя обниму.
Я так и сделал. Лег на перину и почувствовал, как ее тонкие мягкие руки обняли мое тело. Она глубоко вздохнула, и не успели мы и слова сказать, как оба заснули.
Причал Палмгрена
Когда я снова открыл глаза, то увидел, что лежу на сером, согретом солнцем причале. Шершавые доски немного кололи щеку. У самого моего носа сидела стрекоза. Как только я поднял голову, она взлетела и исчезла.
Синее море блестело, ветер осторожно взбивал белую пену. Я сел. На одном из столбов на гвозде висела коса Палмгрена. Его ялик был прочно привязан двумя узлами, не обычными, которые вязал сам Палмгрен, а весьма запутанными — такие вязали хильдины.
Семилла лежала рядом со мной на причале. Но она больше не была Семиллой — пока мы плыли по бурному морю, к ней вернулось прежнее имя. Оно вырвалось у меня само, когда меня совсем укачало. Произносить его с непривычки было странно. Но ничего, привыкну.
Только вот почему она лежит неподвижно? Дышит ли? А что, если Брутус сшил у нее внутри все наперекосяк и теперь она не поправится? Я похолодел от ужаса. Принялся трясти ее. Она вздохнула, протяжно и с удовольствием, как человек, пробудившийся от долгого ночного сна. Попыталась открыть глаза, но не смогла из-за слишком яркого солнца.
— Мы на суше? — спросила она.
— Да, на суше. Ты… хорошо себя чувствуешь?
Она прикрыла лицо ладонью, посмотрела на меня и, рассмеявшись, ответила:
Читать бесплатно другие книги:
