Тонкий меч Нильсон Фрида

Крокет

Игра в крокет в саду Господина Смерть была долгой и беспорядочной. Меньше всего здесь заботились о соблюдении правил. Проигравшему Господин Смерть мог позволить бессчетное число дополнительных ударов. А если чей-то шар попадал, скажем, в черепицу или в стакан морса, то он сразу засчитывал это как победу, и тогда игра начиналась снова.

К сожалению, сам хозяин был отличным игроком. И вдобавок знал много всяких профессиональных словечек, которыми сыпал постоянно. «Разбойник!»[3], «В масле!»[4], «Крокировка!»[5] После каждого моего удара он кричал: «Шикарно, Саша!» — тем самым тоном, который я больше всего ненавидел. Небо оставалось неизменно голубым, Банке постоянно подносил морс и торты — все это было ужасно!

В наборе для крокета имелось шесть шаров. У Семиллы — зеленый, у Господина Смерть — желтый. Трине достался красный, Принцессе — черный, Хёдеру — оранжевый, а мне — синий.

Я собрался провести свой шар через очередные воротца. Господин Смерть и Семилла стояли в тени и о чем-то беседовали.

— Бью! — объявил я громко.

Но тут Господин Смерть бросился ко мне со всех ног, так что полы халата разлетелись на ветру.

— Дай-ка я тебе покажу, как надо, Саша, — предложил он.

— Сам справлюсь, — буркнул я.

Но он уже обхватил меня и взялся за рукоятку молотка. От него пахло мужским одеколоном и потом.

— Сначала примерься, — посоветовал он негромко. — Отсюда ты легко сможешь сделать рокировку.

Он вытянул палец и указал на зеленый шар, лежавший рядом с моим синим.

— Только бей осторожно, — предупредил он, а потом замахнулся молотком, управляя моей рукой, и — бац! — мой мяч слегка коснулся мяча Семиллы.

— Полюбуйся! — обрадовался Господин Смерть. — Совсем неплохо. А теперь ты отсюда сможешь крокировать.

— Эй, Саша, — крикнула Принцесса, — выше нос!

— Крокирую, — объявил я и прицелился. Голубые глаза Семиллы неотрывно следили за мной, напряженно и заинтересованно.

— Раз-два-три-ПЛИ! — прошептал Господин Смерть. — Садани как следует!

И я саданул. Зеленый шар Семиллы улетел далеко в сторону и с треском врезался в живую изгородь. Вытянувшись в ряд, на небольшом расстоянии друг от друга стояли невысокие деревья, которые я раньше принимал за ели. По обе стороны от них были узкие низкие проходы — туннели, образованные свисающими почти до земли ветвями.

— О нет! — простонала Семилла.

— Ха-ха, теперь тебе доставать! — сказал я.

Господин Смерть упер руки в боки и подбадривающе посмотрел на нее.

— Да, задачка непростая, — проговорил он.

Семилла погрозила мне кулаком, но в шутку — это ведь была игра. После Господина Смерть она играла лучше всех. Она присела на корточки и, не выпуская из рук молотка, нырнула под колючие ветки. Да, малоприятная задача, особенно когда ты в рубашке без рукавов.

Господин Смерть уселся на садовую скамейку, закинул ногу на ногу и извлек из кармана протокол, где записывал все очки. Потом достал огрызок карандаша, зажал его зубами и погрузился в размышления.

— Ну как, привыкаешь? — спросил Хёдер.

— Не знаю, — буркнул я. — Мне кажется, лучше все-таки играть по обычным правилам.

Принцесса вздохнула, задрала мордочку к солнцу и зажмурилась.

— Знаешь, что мне больше всего нравится в Господине Смерть? — спросила она. — То, что возле него невозможно грустить. — Она посмотрела на Трине и Хёдера. — Правда ведь?

Трине пожал плечами.

— Ну да. Я хочу сказать, твоя правда.

— Мне кажется, — заметил Хёдер, — что Господин Смерть в каждого вселяет уверенность: все будет в порядке.

— Точно! — согласилась Принцесса. — Именно это я и имела в виду.

— Интересно, как у него получается?.. — спросил Трине.

Но ни у кого, даже у Принцессы, которая столько всего знала, не нашлось ответа на этот вопрос.

А я подумал: вот так же я чувствовал себя рядом с Семиллой. Пока она не заболела. Семилла всегда могла утешить меня и развеселить. Одной-единственной улыбкой словно говорила: не тужи об этом. И мои тревоги проходили.

— Может, это потому, что Господин Смерть создал тебя? — сказал я, вспомнив, как объяснял садовник Спартакус свою безграничную любовь. — Потому что ты — его творение?

Друзья, кажется, задумались над моими словами, а потом Принцесса кивнула:

— Да, возможно, ты прав.

— Но я-то не его творение, — напомнил я. — Поэтому и чувствую себя иначе.

Я посмотрел на живую изгородь, где глубоко в тени мелькала ночная рубашка Семиллы, а ветви раскачивались от ее движений.

Потом я перевел взгляд на Господина Смерть. Он сидел и обдумывал, как распределить очки, чтобы все остались довольны. Может, я сумел бы простить его, раз своей любовью он излечил Семиллу? Может быть, я сумел бы лучше к нему относиться?

Семилла была права: мне надо принять решение.

Вернуться к папе? Или остаться с Господином Смерть и Семиллой?

Ох, как тут выбрать!

— Да придите же и найдите мне этот шар! — воззвала Семилла из еловых зарослей.

— Ну уж нет! — отозвался Господин Смерть и подмигнул мне. — Твой шар — тебе и искать.

Семилла вздохнула и что-то проворчала. Она яростно замахала вокруг себя молотком, и пушистые ветки закачались еще сильнее. Но вдруг она вскрикнула от боли.

— Помогите мне! Я застряла!

Господин Смерть отшвырнул свои записи и кинулся на выручку, а я бросил молоток и припустил следом. Не раздумывая, мы ринулись в переплетение зеленых сучьев и коричневой высохшей хвои. Эта удивительная изгородь была сплетена из живого и мертвого.

— Семилла, где ты? — позвал я.

— Здесь! — откликнулась она.

— Не волнуйся, дорогая! Скоро мы тебя освободим, — пообещал Господин Смерть.

Он торопливо пробирался между стволами с одной стороны, а я — с другой. Ветви стегали меня по лицу, иголки кололи сквозь одежду, но я знал: все равно я приду раньше его. Я сам должен помочь Семилле освободиться. И из последних сил полз по этому темному туннелю.

— Я здесь! — объявил я, когда нашел ее.

А через миг появился Господин Смерть.

— Молодец, Саша! Какой ты шустрый! — пробормотал он, отдуваясь.

Большая ветка угодила под рубашку Семиллы, и она почти висела, словно пойманный зверь, едва касаясь земли коленями. Я принялся тянуть ее за ноги, а Господин Смерть, которому достались руки, потянул в другую сторону.

— Эй, вы что? — закричала Семилла. — Этак вы меня разорвете!

Господин Смерть отпустил ее и вытер пот со лба.

— Так не пойдет, — сказал он. — Надо объединить усилия. Давай я прижму эти две ветки, а ты проберись и отцепи ее. Готов?

— Да.

— Начали! — гаркнул Господин Смерть и приступил к делу.

Я ухватился за ветку, которая держала Семиллу, и принялся тянуть изо всех сил.

— О господи! — воскликнул я. — Как же это трудно!

— Поторопись, Саша! — простонал Господин Смерть. — Я долго не выдержу.

Семилла кричала, потому что иголки кололи ей спину, я кричал от злости и отчаянья, а Господин Смерть кричал от натуги. В тот самый момент, когда я отцепил наконец Семиллу, раздался треск. Это треснули брюки Господина Смерть. Тут уж мы втроем покатились со смеху.

— Эй, как вы там? — крикнула Принцесса снаружи. — Не надо ли вас спасать?

Но мы не могли ей ответить: лежали в зарослях, совершенно без сил, и тряслись от смеха.

В конце концов мы кое-как выбрались и тут же повалились на траву. К нам подбежал Трине. Он принес морс и забытый протокол. Господин Смерть сказал, что, если ни у кого нет возражений, на этот раз он запишет победу на свой счет — как утешение за порванные брюки.

Пора мыть посуду

Как бы Господин Смерть ни берег чистые тарелки, но в конце концов их совсем не осталось. В тот вечер все, как обычно, собрались у камина. Господин Смерть поднялся с дивана и объявил, что теперь ему придется заняться мытьем этой проклятой посуды. Он вопросительно посмотрел на меня:

— Ты ведь поможешь мне, Саша?

— Ладно, помогу, — согласился я. На самом деле я бы с большим удовольствием посидел у огня вместе с остальными, но трудно было отказать ему, когда он просил вот так трогательно.

Господин Смерть достал поднос. Сначала мы собрали на него посуду в парадном зале. Затем вышли в сад, где на траве валялось множество грязных тарелок. Нам пришлось обходить воротца для крокета, чтобы собрать их все. Когда на подносе выстроились четыре высоких стопки тарелок и блюдец, Господин Смерть наконец сказал, что пока достаточно.

Внезапно я услышал жужжание. Это прилетела посланница. Может, она давно поджидала нас, спрятавшись в изгороди? Господин Смерть поднял указательный палец, чтобы муха на него села.

А потом сам опустился на садовую скамейку.

— Хочешь поздороваться с моей малюткой? — предложил он.

Я покачал головой.

— Ну же, это не опасно. Подойди, присядь, — настаивал Господин Смерть.

После минутного колебания я устроился на краешке скамейки. Свободной рукой Господин Смерть плотнее запахнул халат с каким-то непонятным узором: то ли ели, тянущие ветви к небу, то ли падающие самолеты. Не нравятся мне такие орнаменты. Лучше, когда сразу ясно, что изображено.

Господин Смерть с нежностью смотрел на муху.

— Она, наверное, удивляется, что ее отослали прочь, — проговорил он. — Не понимает, чем провинилась, бедняжка.

— Правда ли, что они рассказывают тебе, кому суждено умереть? — спросил я. — Неужели они умеют говорить?

— Нет-нет, — покачал головой Господин Смерть. — Все обстоит иначе. Мои крошки… они ведут меня. По-особому жужжат, приглашая следовать за ними. — Он замолчал, погрузившись в свои мысли, и потом почти с наслаждением произнес: — Когда посланница прилетает ко мне, то начинает кружить так быстро и радостно, что я понимаю: пора в путь.

Я поежился, вспомнив ту муху у нас дома, которая рвалась вылететь наружу. Видимо, тоже хотела предупредить Господина Смерть. Сообщить ему, что пора забирать Семиллу.

— Да, но как они узнают, кто именно должен умереть?

— О, у них отличный нюх.

— Нюх?

— Да. Они чуют, что конец близок, за несколько километров.

— Фу…

— Не говори так, Саша. Это не их вина. Уж такими они уродились. Как только они вылупляются там, на вашей стороне — на навозных кучах, в гнилой рыбе, — сразу осознают, что их призвание — отмерять ваш срок. Только не думай, будто они все такие проницательные! Нет, у каждой — своя особенность. Одни очень ответственные и работящие. Другие забывают обо всем и жаждут лишь моей любви, не давая ничего взамен.

Господин Смерть еще много чего рассказал о своих посланницах. Это заставило меня вспомнить о собаках у нас дома. Например, о том, что они тоже были сообразительны каждая на свой лад. Если уронить кусок колбасы в траву, первой его всегда почует Нинни. Остальные трое еще и понять ничего не успеют, а колбаса уже у нее в желудке. Папа одну только Нинни брал с собой на охоту. Любуясь ей, он говорил с особой теплотой, что природа наградила Нинни мозгами, а остальным собакам дала вместо этого лишь опилки.

— Нет, они меня в покое не оставят, — вздохнул Господин Смерть. — Так и кружатся тут. Но ты не волнуйся. Я велел им держаться подальше.

— Хм, только бы они не забыли о твоем приказе, — пробормотал я и покосился на муху, которая сидела у него на пальце и, казалось, не сводила тоскливого взгляда со своего хозяина.

— О, не бойся, Саша, меня они слушаются. Между нами существует особая связь, понимаешь? Конечно, к твоей маме я испытываю совсем другие чувства.

Я громко вздохнул, давая понять, что не хочу говорить об этом. Господин Смерть поспешно кивнул.

— Ты прав, оставим эту тему. Но ты привыкнешь, вот увидишь.

На время повисла тишина. Напряженная тишина, такая, что даже щекотно делалось.

— Тебе обязательно оставаться здесь? — спросил я.

— А что?

— Я хотел сказать: у тебя и без того много дел, правда? Пока мы тут беседуем, наверняка уже много людей умерло.

Господин Смерть вытаращил на меня глаза.

— Саша, мое царство лишь песчинка.

— Как это?

— Во Вселенной видимо-невидимо таких песчинок!

— Ты хочешь сказать, что есть и другие подобные места? Другие Царства Смерти?

— Конечно. Только не спрашивай меня, как они выглядят и кем станешь, если туда попадешь. Я там никогда не бывал. Дружочек, разве ты не понимаешь: я просто не смог бы забрать всех к себе! Нельзя так загонять себя на работе.

— Это-то понятно, — ответил я, пытаясь представить, как могут выглядеть остальные царства. Возможно, там человек становится вовсе не хильдином, спартаном или гарпирией, а кем-то совсем другим. Вот Палмгрен, например… Может, он после смерти станет какой-нибудь лодкой? В царстве, где все — деревянные лодки? Или же оловянным зверьком — в царстве, где все превратились в игрушки?

— Да, но… если существуют и другие Царства Смерти, то должны быть и другие их хозяева? Такие как ты? — вдруг осенило меня.

— Само собой разумеется, — кивнул Господин Смерть. — Но голову даю на отсечение: ни один из них мне в подметки не годится!

Он подмигнул, словно ждал, что я улыбнусь и отвечу: «Ну еще бы, конечно!» Но я только спросил:

— А посланницы летают во все эти царства?

Господин Смерть пожал плечами.

— Может, да, а может, и нет. Может, куда-то летают ласточки. А где-то послание переносит ветер. Или семена одуванчика. Если бы я мог разговаривать с моими крошками, я бы стал намного мудрее, Саша.

Он снова принялся разглядывать муху у себя на пальце. И неожиданно приуныл. Даже, пожалуй, взгрустнул.

— Они такие преданные, — мягко проговорил он. — Готовы ради меня на все что угодно. Но умирать всегда возвращаются на вашу сторону.

— Почему?

— Ну… их туда тянет. Они хотят умереть там, где появились на свет. Но меня огорчает, что порой это случается слишком рано.

— Что ты имеешь в виду?

Господин Смерть смахнул слезу с гладкой щеки.

— Я знаю, как вы, люди, относитесь к моим крошкам. Вы их совсем не цените. Я видел то противное приспособление, которое вы называете мухобойкой. Иногда мне кажется, что я готов возненавидеть вас за вашу жестокость.

— В самом деле?

— Но ведь вы не виноваты в своих недостатках, — продолжил он. — Я не могу сердиться на вас, зная, насколько вы несовершенны.

Он пару раз всхлипнул. По верхней губе скатилась слеза.

— Может быть, помоем посуду? — напомнил я.

— Да, конечно, — улыбнулся Господин Смерть, почти так же беззаботно, как прежде. Он дунул себе на палец — муха взлетела и исчезла.

— А что происходит с посланницей, которая умирает? — спросил я, пока мы шли к подносу с блюдцами и тарелками. — Ты тоже вскрываешь ее оболочку?

— Нет, своих крошек я не трогаю. Не знаю, что с ними случается дальше. Возможно, они в конце концов превращаются в прах, — ответил Господин Смерть.

Мы шли по саду, утопавшему в золотых лучах вечернего солнца. В воздухе стоял прекрасный цветочный аромат: пионы, маки, акониты, примулы…

Когда мы спустились в кухню, Господин Смерть потрогал серую воду, оставшуюся в корыте после Свавы.

— Фу… — Он со вздохом огляделся вокруг. Нашел в завалах на буфете щетку для мытья посуды. А вот полотенец, сколько ни искал, не смог отыскать. По крайней мере, чистых. — Схожу в кладовую, — решил он. — А ты пока начинай.

— Ладно, — согласился я и закатал рукава. Господин Смерть удалился прочь по коридору.

Вода в корыте была жирной. Банке использовал при выпечке очень много миндального масла и орехового крема, так что с отмыванием тарелок потом возникали сложности. Следовало бы согреть новую воду, но огонь в печи потух. Наверное, мыло поможет делу? Я открыл дверцу буфета, присел на корточки и стал рыться среди мисок и скалок, но мыла не нашел.

Я поднялся и, едва закрыв дверцу, вздрогнул и в ужасе отшатнулся. На буфете сидела посланница и потирала лапки. Была ли это та же самая, что отдыхала на пальце у Господина Смерть? Может, она полетела за нами, а мы не заметили?

— Тебе нельзя сюда! — крикнул я. — Слышишь? Прочь!

Гадкая тварь прекратила потирать лапки и уставилась на меня. Голова у нее вращалась толчками, словно механическая. Что она тут делает? Неужели измеряет отпущенное мне время? Что, если она чует, когда я умру?

— Прекрати сейчас же! — велел я. — Убирайся!

Муха взлетела и принялась кружить над моей головой. Меня охватила паника. Я отчаянно замахал руками, отгоняя ее. Когда муха снова села на буфет, я, не задумываясь, прихлопнул ее рукой.

И сразу же похолодел, увидев на ладони серое липкое пятно и торчащие лапки. Голова оторвалась и висела на тоненькой ниточке. Я пришел в ужас от этой картины. Но больше всего я боялся того, что скажет Господин Смерть.

Нет, он не должен об этом узнать! Надо побыстрее спрятать тельце, пока он не вернулся. На полу стояло мусорное ведро, почти пустое — только фруктовые очистки на дне да обгоревшая прихватка. Я опустился на колени и стряхнул на нее муху. Потом встал, взял немытую тарелку, соскреб с нее остатки торта и бросил сверху. В следующий миг в дверях появился Господин Смерть.

— Все в порядке, Саша? — спросил он. — Ты белый как мел.

— Ничего страшного, — ответил я и поспешно сунул руки в корыто с водой, чтобы смыть все следы. — Нашел полотенце?

— Конечно! — прощебетал Господин Смерть. — Давай так: ты моешь — я вытираю?

— Ладно.

Он встал рядом, держа наготове полотенце.

— Ты правда здоров? Что-то ты как на иголках.

— А мыла здесь нет? — спросил я. — Без этого нам не вымыть посуду дочиста.

— Не беспокойся: она будет достаточно чистой. Не стоит делать из мухи слона.

Прежний Господин Смерть

В доме Господина Смерть меня, Трине, Принцессу и Хёдера поселили в одной общей спальне, и мы быстро устроили там кавардак. Повсюду валялись плащи, куртки и башмаки, а на ночном столике стояло блюдце с миндальным тортом, от которого уже попахивало. Кровати оставались незастеленными с утра до вечера. Под карнизом, на котором обычно спал Хёдер, скопилась куча перьев.

В тот день мы решили построить хижину. Стащили с кроватей матрасы и поставили торчком — это были стены. Потом накрыли их одеялом вместо крыши. Когда все было готово, мы забрались внутрь. Но Трине захотелось добавить подушки, чтобы стало еще уютнее. Он выбежал из нашей хижины, и мы слышали, как он шарил по комнате, собирая разбросанные подушки. Внезапно наш друг выкрикнул:

— Они здесь!

Мы выглянули наружу. Трине стоял у окна и смотрел вниз, в сад. Подушки он побросал на пол. Мы подбежали и прижались лбами к стеклу.

Это прибыли отряды с Трехрогой вершины. Король Спарты и примерно двадцать его спартанов заняли площадку для крокета. Господин Смерть уже был там и приветствовал их, а Банке отчитывал кого-то, кто бросил походный мешок на клумбу.

Спартаны сильно пострадали в бою. У меня сжалось сердце при виде открытых ран и запекшейся крови. Король морщился от боли всякий раз, когда ступал на левую ногу. Одному бедолаге выкололи глаз, другому отрубили ухо — видимо, совсем недавно. Свава тоже вернулась. Она сидела на плече у Господина Смерть, словно носовая фигура на корабле, а когда он смахнул ее, перелетела на яблоню и сразу там заснула.

— Ты что, не хочешь спуститься и встретиться с папой? — спросил я Принцессу.

— Не уверена, что он хочет встречаться со мной, — пробормотала она.

Принцесса в замешательстве наблюдала за Королем Спарты. Хромая по лужайке, он отдавал приказы о разведении костров. Нас мучали угрызения совести: именно мы, дети, были виноваты во всех этих увечьях.

А воины все прибывали и прибывали. Многие валились на траву, вытягивая раненые лапы. На еловой изгороди устраивались гарпирии, их раны сочились чем-то желтоватым. У садового стола сложили свои пожитки хильдины. На них было больно смотреть: распухшие рыла, рассеченные губы, выбитые зубы, лбы в шрамах. По мордам текла кровь.

Капитан Копытач прошел наискосок по лужайке вместе с Тялве. Его голову стягивала грязная, в пятнах, повязка. Тялве еле передвигал копыта от усталости, но, похоже, избежал серьезных увечий. Трине постучал в окно, а когда отец и брат подняли глаза, махнул им. И да, Тялве просиял и помахал в ответ. Но Капитан Копытач лишь мрачно зыркнул на Трине. Он что-то проговорил старшему сыну, и они направились дальше — туда, где для них устанавливали шатер.

Я положил руку другу на плечо.

— Он просто немного… ну… сердится. Это пройдет. Веришь?

Трине сглотнул.

— Может, и верю.

Мы еще постояли у окна, наблюдая, как все эти горе-вояки собираются на площадке для крокета. Я думал о словах Королевы Спарты: в игре каждый может победить. А вот в настоящем бою? Сколько я ни вглядывался в эту толпу, не мог найти ни одного победителя.

Хуже всего обстояли дела у Боевого Пера. Она прибыла одной из последних вместе с Матерью-Крылихой. За ними следовали другие гарпирии, которые несли в лапах поклажу: пару мешков и сундук. Как мы узнали позднее, рана Боевого Пера начала гноиться, так что Матери-Крылихе и ее свите пришлось возвращаться в Горный замок. Там они сняли швы, промыли рану, а затем пришили голову заново и только потом направились к дому Господина Смерть.

Боевое Перо приземлилась на садовую скамейку. Мать-Крылиха сделала знак одной из гарпирий, та кивнула и подлетела к сундуку. Она достала фляжку, в которой было какое-то зелье, смочила им кусок ткани и хотела обмотать горло Боевого Пера. Но голова была так неаккуратно пришита, что от прикосновения тут же накренилась набок. Сквозь стекло нам не было слышно, что сказала Мать-Крылиха, однако гарпирия явно получила строгий разнос.

Хёдер с ужасом следил за ними.

— Не стану рассказывать об этом Хрув и Нэве, — прошептал он. Я подумал, что такое решение делает ему честь: он заботился о сестрах, не желая их напугать.

Но вот Мать-Крылиха поднялась в воздух и подлетела к Господину Смерть, который стоял на гравийной дорожке вместе с Капитаном и Королем. Он что-то коротко произнес и махнул в сторону крыльца.

— Они идут в дом! — крикнул Трине. — Прячемся!

Мы бросились в нашу хижину.

Немного погодя раздался стук в дверь.

— Дети? — позвал Господин Смерть.

Мы испуганно переглянулись. Наши взгляды говорили: не вздумайте даже пикнуть!

И снова стук.

— Это ваши родители! — прощебетал Господин Смерть.

Прошло несколько мгновений. Мы затаили дыхание. Может, они постоят и уйдут?

Но нет, мы услышали, как очень осторожно открывается дверь. Раздались шаги по скрипучим половицам. А потом Господин Смерть заглянул к нам в хижину.

— Так-так, — покачал он головой, — вылезайте и поздоровайтесь.

— Мы не хотим, — отказалась Принцесса.

— Послушайте, здесь командую я, разве нет?

— Да, Господин Смерть, — пробормотала Принцесса. И мы нехотя выбрались из хижины.