Тонкий меч Нильсон Фрида

Братья Копытачи уходят из дома

Вскоре лестница снова заскрипела под тяжелыми шагами. Кажется, Тялве поспал и спустился с чердака. Я все еще прятался в сундуке, скрючившись и подтянув колени к животу. Хорошо, что меня до сих пор не нашли!

Видимо, Трине послушался маму и освободил корзину, потому что я услышал радостный голос Тялве:

— Я собрался, папа.

— Молодец! А твой меч?

— Я его начистил.

— Хорошо. Оставь все на пороге и подойди сюда. Трине, дружочек, принеси мне перо и пергамент. Я хочу написать письмо-пропуск для твоего старшего брата.

Прошло немного времени, и я услышал, как папа сказал:

— Спасибо!

Потом стало тихо. Это была почти торжественная тишина. Так, по крайней мере, представлялось мне в моем укрытии. Иногда мне казалось, что я слышу скрип пера и папино покашливание.

— Готово! — объявил он. — Я прочту вслух: «Обладатель сего письма выполняет важное поручение. Он должен сообщить Господину Смерть о беспорядках, происходящих в его государстве. С каждым, кто попытается вымогать у посланника мзду либо станет угрожать повесить его или сварить в масле, а также иным способом ему препятствовать, разбираться буду я сам, написавший это письмо, — Капитан Трул Копытач».

— Отлично! — хрюкнула мама. — Это письмо тебе пригодится, Тялве. Покажи его стражникам на границе, чтобы они пропустили тебя в Спарту.

— Так и сделаю, — пообещал Тялве. — Не волнуйтесь: я не позволю спартанам задержать меня.

— Только не думай, что окажешься в безопасности, когда пройдешь Спарту, — предостерег папа. — Мать-Крылиха тоже с подозрением относится к незваным… путешественникам.

Вдруг раздался гневный рев.

— В чем дело? — спросила мама.

— Трине играет с моим мечом! — заорал Тялве. — Полюбуйтесь!

— Ничего я не играю! — буркнул Трине. — Просто посмотрел.

— Ты что, не понимаешь — он может затупиться, если им тыкать в пол?! — не унимался Тялве.

— Да я даже не касался пола! — оправдывался Трине, чуть не плача. — Мама, ну скажи ему!

— Ты врешь! — прошипел Тялве. — Я тебя насквозь вижу! У тебя вечно одни проказы на уме!

— Тише! — шикнула мама. — Тялве, тебе пора. Меч у тебя прекрасный, так что не тревожься.

Кто-то шмыгнул рылом, не знаю, был это Тялве или Трине. Знаю только, что братья не сказали друг другу «до свидания». Только папа произнес что-то ободряющее, а мама спросила, достаточно ли сын взял с собой теплых вещей.

— Может, захватишь одеяло? — предложила она.

— Обойдусь, — ответил он.

Но мама уже застучала копытами по полу. Неуспел я опомниться, как крышка сундука, в котором я прятался, приоткрылась, впуская свет.

— Ты уверен? — спросила мама. Она застыла, придерживая полуоткрытую крышку. Мне был виден только ее огромный живот.

— Да, — сказал Тялве.

— В Спарте по ночам бывает холодно. Не говоря уже о горах Гарпирии, где все покрыто снегом.

— Мама, я же сказал: нет, — вздохнул Тялве. — Слишком тяжело нести. Ну, я пошел!

Мама коротко хрюкнула и отпустила крышку, та со стуком захлопнулась.

Какое-то время я старался унять мое бешено колотившееся сердце и ни о чем другом думать не мог. Оно билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Когда оно наконец успокоилось, Тялве Копытач уже вышел из дома и отправился в далекое путешествие к Господину Смерть.

Спустя пару часов Трине открыл крышку сундука. Он держал небольшой масляный светильник.

— Привет, — прошептал Трине. — Извини, что тебе пришлось так долго ждать.

— Ничего, — ответил я, потягиваясь: спина ужасно затекла.

— Мама и папа спят, — прошептал Трине и кивнул в сторону лестницы на чердак. — Я все заново собрал.

Он показал мне холщовый мешок, куда запихнул одеяло, запасные штаны, нож, огниво, оловянную фляжку и провизию.

— Конечно, нести его будет труднее, — вздохнул он и добавил: — Гадкий Тялве. Больно он важничает, потому что у него есть меч.

— Я могу нести мешок всю дорогу, правда, — предложил я.

Трине кивнул, но как-то неуверенно, и пожевал нижнюю губу. Я уже заметил: такая у него была привычка, когда он размышляет.

— Может, ты передумал? — спросил я.

— Не в том дело, просто… — Он посмотрел мне в глаза. На его мордочке плясали золотые отблески огня очага. — Верно то, что папа сказал? Ты собираешься навредить Господину Смерть?

— Вовсе нет.

— Честное слово? Не хочу, чтобы кто-нибудь причинил ему зло. И мама с папой страшно огорчатся.

Я прикоснулся ладонью к груди и сказал очень тихо, чтобы никого не разбудить:

— Я, Саша, обещаю, что не причиню зла Господину Смерть, что бы ни случилось. Даю честное слово.

Трине просиял.

— Отлично!

Он сел на пол и еще раз заглянул в вещевой мешок.

— А твои родители не будут волноваться, когда ты уйдешь? — спросил я.

— Будут. Мама — точно, — пробормотал Трине. — А папа решит, что я, как обычно, убежал ради какой-нибудь шалости.

— Ладно. Но когда он заметит, что ты и вправду сбежал, по-настоящему, тогда-то он наверняка забеспокоится?

Трине хмыкнул, словно про себя, и немного погодя сказал:

— Когда он поймет, что я не просто ушел играть на берег, мы будем уже далеко.

Он встал и завязал мешок.

— Всё на месте. Но, возможно, нам придется пополнять по дороге запасы еды и воды. Путь неблизкий. Сперва до границы, затем через Спарту и Гарпирию. Господин Смерть живет далеко на севере.

— А как нам обойти тех стражников, о которых говорила твоя мама? — спросил я. — Граница вся охраняется?

Трине покачал головой.

— Между Хильдом и Спартой протекает река, — сказал он. — Река Хилле.

— А ее можно переплыть?

— К сожалению, нет. Она слишком быстрая, и тебя унесет в море, а оттуда — неизвестно куда. На границе со Спартой есть три перехода: Западный, Сумеречный и Восточный. Восточный тут рядом. Он хорошо охраняется с обеих сторон. Тялве там легко пройдет, у него ведь письмо-пропуск. А затем наверняка выберет путь через Спарту по большой дороге — все так ходят, и Господин Смерть тоже. Но я подумал, — тут Трине скрестил копыта на груди и хитро прищурился, — что мы с тобой лучше выберем Сумеречный переход. Им теперь почти не пользуются, так что у него один-единственный охранник, Факсе. А он не больно прыткий. Если нам удастся перейти там, мы потом сможем попасть в Гарпирию через Вересковую пустошь. Это очень пустынная местность, без дорог, но нам подходит: там нас никто не заметит. Что скажешь?

— Годится, — согласился я.

Мы вместе отнесли мешок в сени. Трине открыл дверь, и на нас подул приятный освежающий ветерок. Луна светила ярко, так что Трине погасил светильник и убрал его в мешок.

— Думаешь, мы сможем раньше Тялве добраться до Господина Смерть? — спросил я, потому что понимал: лучше, чтобы он не проведал ни о чем и я застал бы его врасплох.

— Ну… До границы Спарты нам идти дольше… Зато потом мы срежем немного по дороге в Гарпирию, так что… — Трине развел копытами и напустил на себя смиренный вид. — Почему бы и нет? Может, Тялве еще ногу подвернет по дороге.

Он заглянул с крыльца в комнату, а затем посмотрел на коричневую куртку, которая висела на крюке у двери, обнял ее и зажмурился, вдыхая родной запах.

А потом мы пустились в путь.

Лодка

Луна освещала бледным светом узкие улочки и маленькие домишки. Поселок Хирн как будто нарисовали в воздухе синей водянистой краской. Мох на крышах блестел так красиво, что казалось, он соткан из серебра. Наши тени, колыхаясь, словно призрачные фигуры, следовали за нами по фахверковым стенам. Плащ Трине, который я накинул на пижаму, согревал меня в эту прохладную ночь.

Трине нёс мешок один, хотя я предлагал ему свою помощь. Воняло навозом и мусором. Ни в одном окне не горел свет.

В конце длинного переулка виднелось море. Я остановился, зачарованный его прекрасным сиянием, а потом поспешил догнать Трине.

— Послушай-ка!

— Что?

— Та гавань, где Господин Смерть сходит на берег, тут рядом?

— Ну да, — Трине кивнул в сторону моря. — Прямо за этими домами.

— А давай… Мне так хочется хоть одним глазком увидеть его лодку. Может, сходим туда и поглядим? — попросил я.

Трине посмотрел на меня в нерешительности.

— Нас может заметить охранник в порту.

— А если мы осторожно? Ну пожалуйста!

— Это нам не по пути, — предупредил Трине. Но, поняв, как мне хочется посмотреть на лодку Господина Смерть, пожал плечами и согласился: — Ладно.

Мы спустились по тропинке, такой узкой, что розы, увивавшие стены домов, цепляли мою одежду, словно хотели остановить и предостеречь: неразумно приближаться к этой лодке!

Оказавшись в порту, мы сначала спрятались за бочками. С моря доносился еле слышный плеск, а в остальном было тихо, очень тихо. Все дома выглядели обветшалыми, но нашелся один поновее; нижний этаж у него был фахверковый, а верхний — деревянный. Это дом портового сторожа, объяснил Трине.

— А вот и лодка, — указал он мне, — в сухом доке[2] вон там! Видишь?

Я вытянул шею. И правда, из большого четырехугольного бассейна торчала мачта, очень длинная, со множеством красивых вымпелов. Я даже разглядел кусочек поручней. Но мне хотелось увидеть больше!

— Давай подойдем, — попросил я. — Совсем ненадолго.

Трине опасливо покосился на дом сторожа, где в окне как раз качнулся большой сгорбленный силуэт.

— Не стоит. Он нас увидит.

Вот досада! Все из-за этого дурацкого сторожа! А ведь лодка совсем близко! Всего десяток шагов, и я смог бы заглянуть в сухой док. Я глубоко вздохнул. В этой гавани не чувствовался запах моря, как обычно бывает в порту. Здесь пахло чем-то другим, чем-то приятным, словно на летнем лугу.

— Почему здесь пахнет цветами? — спросил я.

— Это смола, — объяснил Трине. — После каждого плавания заново смолят лодку.

— После каждого?

— Конечно. Смола, которую здесь используют, необычная — не такая, которую варят из хвойной древесины. Остов лодки Господина Смерть очень хрупкий. Если его промазать обычной смолой, он может раскрошиться. Нашу смолу делают из полевых колокольчиков.

— Правда?

— Да. Сотня сборщиков работает каждый день с утра до вечера, чтобы запасти достаточно цветов.

Слушая рассказ Трине, я вспомнил луг, по которому мы проходили раньше, и согнувшиеся силуэты среди колокольчиков. А я и не знал, что смолу можно варить не только из елей и сосен! Запах был чудесный… Я представил, как днем тут кипела работа. Насчитал пять кирпичных печек для варки смолы: они напоминали большие грибы с трубой на шляпке. А на земле заметил блестящие смоляные лужицы и вёдра с грязными кистями. Все для лодки Господина Смерть.

— Лучшая смола идет для кормовой части палубы. Там лежат подушки, расшитые золотом, — объяснил Трине и потянулся. — Я бывал там не раз.

Но тут он заметил, что наступил в лужу, вздохнул и принялся очищать копыто о траву.

Я понимаю, что поступил тогда глупо. Но не мог удержаться. Мне показалось, что лодка словно заговорила со мной, словно позвала меня: будь добр, подойди… Да, она будто вцепилась в меня. Невозможно было сопротивляться. А Трине тем временем тщательно очищал копыто и не смотрел в мою сторону.

Осторожно, стараясь не опрокинуть стоявшие поблизости ведра, я выбрался из нашего укрытия. Оглянулся на окна портового сторожа, но не заметил его. И пулей помчался к сухому доку.

О, какая лодка! Конечно, я уже один раз ее видел, но лишь издали. Вблизи она была так прекрасна, что у меня защемило сердце. Она стояла в глубоком бассейне, обнесенном стенами, и от нее словно исходило сияние. Отверстия для весел были позолоченными, перила украшены цветами, мечами и масками хильдинов, показывающих языки. Просмоленный низ корабля отливал черным, а на кормовой палубе я увидел те самые расшитые золотом подушки, о которых рассказывал Трине. Я не мог отвести взгляд от всей этой красоты — не объяснить, что со мной творилось.

Но вот пришел Трине: он наконец-то заметил, что я улизнул.

— Ты что, чокнутый?! — возмутился он.

— Эта лодка меня словно заворожила, — признался я.

— Пойдем сейчас же! — позвал он в отчаянье.

— Я не могу коснуться ее, но… она словно заставляет меня плакать. И в то же время хочет успокоить меня. Странно, правда?

— Не знаю, идем, пока не поздно!

И в этот миг мы услышали, как открывается дверь в доме сторожа.

— Кто там?

Трине схватил меня за руку и потянул за собой.

— Беги!

И мы со всех ног помчались по пустой портовой площади и дальше по переулкам.

— Эй вы! — заорал сторож. — Стойте! Остановитесь!

Но мы не остановились, а припустили еще быстрее. А за нами следом — сторож. Его крики и ругань эхом разносились по всему Хирну.

— Сюда! — прошипел Трине и потянул меня за уличную уборную. Дрожа от страха и морщась от запаха навоза, мы спрятались в крапиве, а сторож, громко топоча, промчался мимо и исчез за поворотом.

Когда он скрылся из виду, Трине глубоко вздохнул, прижался лбом к стене уборной и закрыл глаза.

— Считай, нам повезло, — прошептал он.

— Прости, — отозвался я. — Впредь буду тебя слушаться, обещаю. Но эта лодка такая прекрасная!

Трине посмотрел на меня так, словно я сморозил глупость.

— Конечно, она прекрасная, — ответил он. — Ты думаешь, кто-нибудь согласился бы уплыть с Господином Смерть, будь у него невзрачная полусгнившая старая шаланда? Идем, нам пора.

Сумеречный лес

Ночь была теплая и тихая, мы с Трине Копытачом шагали плечом к плечу под луной. Пройдя через Сумеречный лес, мы должны были выйти к Сумеречному переходу. Дубы и ясени, поросшие лишайником, казалось, были одеты в длинные зеленые платья. Подмаренник, усыпанный мелкими белыми цветами, густым ковром расстилался по земле. Приятно было вдыхать ароматы трав и фиалок. Слышались только наши шаги да изредка — треск обломившегося сучка. Ни комариного писка, ни шума взлетающих вальдшнепов, ни плеска лягушек в лужах. В Царстве Смерти обитали только три народа — и больше никого.

— А кстати, какие они, эти спартаны и гарпирии? — спросил я.

Трине на миг задумался.

— Ну… У гарпирий есть перья, и они здорово летают. А спартаны, что о них сказать…

Он наморщил пятачок.

— Какие-то они противные. И взгляд у них угрюмый. Зато мечи обалденно красивые.

— В самом деле?

— Угу.

Он глубоко вздохнул и признался:

— Я тоже хочу меч.

— Я видел, как ты фехтовал на берегу. У тебя отлично получалось!

— Да ладно тебе. — Трине смутился.

Дальше мы шли молча, словно закадычные друзья, которые привыкли к ночным прогулкам вдвоем, так что понимают друг друга без слов.

Немного погодя Трине наклонился и поднял с земли палку. Она была с руку длиной. Сначала он помахал ею, описывая дуги в воздухе, а затем сделал выпад и крикнул:

— Ха!

Потом он искоса посмотрел на меня: понравилось ли мне представление? Я наклонился, взял себе подходящую палку и, несколько раз махнув ею, тоже сделал выпад:

— Ха!

Трине опустил мешок на землю. Он фехтовал, описывая большие дуги, и так размахивал своей палкой, что она со свистом рассекала воздух. Он даже рот приоткрыл.

— Ха, ха, ха! — повизгивал он.

— Ты кто? — спросил я.

Он на миг задумался.

— Я — хильдин. Большой и сильный. И умелый фехтовальщик. А ты кто?

Я тоже задумался, а потом выпалил:

— А я — Господин Смерть!

Трине фыркнул. Словно это показалось ему и здорово, и жутко одновременно — быть Господином Смерть. Мы начали поединок.

Ох, как нам было весело! От восторга у меня даже засосало под ложечкой, а сердце чуть не выскочило из груди. Мы гонялись друг за дружкой среди кустов и крапивы, прятались в зарослях и выскакивали, ощетинившись и брызжа слюной. Мы рычали и ревели так громко, что нас, наверное, слышно было даже на луне, висевшей в небе на своем невидимом шнурке.

— А теперь, чур, я буду Господин Смерть! — заявил Трине. — Ладно?

— Пожалуйста, — согласился я. — А я тогда буду мальчишкой, который приплыл сюда на лодке с другой стороны.

Глаза Трине азартно блеснули. Он поднял меч и замахнулся на меня. А я со всей силы махнул своим. Здорово было сражаться вот так в лунном свете.

— Никто не фехтует лучше Господина Смерть! — воскликнул Трине.

— Нет, я фехтую лучше! — возразил я.

Тогда Трине совершил ловкий маневр, который мне трудно описать — как будто маленький бочонок делает сальто. Я так засмотрелся, что он, вскочив на ноги, без труда смог выбить оружие у меня из рук.

— Ха! — Он приставил меч к моему горлу. — Теперь ты принадлежишь мне!

Я рассмеялся и поднял руки.

— Да, признаю. Ты победил.

Трине был явно доволен победой. Бормоча что-то под нос, он вернул мне мой меч, а свой засунул за пояс. Я задумался над его словами.

— Как это — принадлежать Господину Смерть? — спросил я. — Что вообще происходит, когда умираешь?

— Ну… Когда наступает пора умирать… приходит Господин Смерть, — сказал Трине и принялся собирать ветки с земли. — Он открывает телесную оболочку и вынимает то, что внутри.

— Ты хочешь сказать, внутри человека уже есть кто-то другой? — удивился я. — Уже есть хильдин, спартан или гарпир?

— Да, только очень маленький… такой розовый и сморщенный. Но стоит Господину Смерть его достать, он быстро расправляется.

Я приложил руку к животу и вздрогнул: неужели у меня внутри есть кто-то еще? Тот, кто когда-нибудь появится здесь, в Царстве Смерти? Странно…

Сложив порядочную гору из веток, Трине стал рыться в мешке. Он немного повозился с огнивом, прежде чем сумел высечь искру, но вот наконец загорелся маленький костер. Огонь в нем приятно потрескивал.

— Выходит, не сам Господин Смерть решает, кому кем стать? — спросил я, усевшись у костра. — Значит, это предопределено?

Трине мотнул головой направо и тут же налево, словно хотел дать понять, что трудно сказать наверняка, как там все устроено.

— Каким-то образом это предопределено, — сказал он. — Но открыть телесную оболочку может лишь Господин Смерть. — Он откашлялся и продолжил: — А потом, когда то, что внутри, расправится, Господин Смерть берет одеяло и очень крепко запеленывает им новое тело, словно ребенка, — только глаза торчат. И относит его в лодку. Папа рассказывал, что Господин Смерть никому не показывает своих спутников. И разворачивает одеяло, лишь когда возвращается к себе домой.

— Почему?

— Потому что все должно идти своим чередом. Новичок должен привкнуть. Господин Смерть говорит: пусть тот полежит немного спеленутый, ему нужен покой. Но папа говорит, что Господин Смерть просто хочет подержать умершего у себя.

Я вспомнил хильдинов из Хирна: толстого верзилу, с которым столкнулся на улице, и мамашу Трине.

— Господин Смерть, наверное, очень сильный?

— Еще какой! — кивнул Трине. Он скрестил копыта на груди и уставился на меня синими глазками. — Ты не голоден?

Я сразу почувствовал, что ужасно проголодался. Трине принялся снова рыться в мешке. Через минуту мы набросились на еду. Ах, как все было вкусно! Картофельные оладьи, хрустящие и масляные, кукурузные лепешки — такие мягкие, с ароматными травами, кружочки жареных баклажанов, тающие во рту, твердые соленые бобы…

— У Господина Смерть еда, конечно, намного лучше, — сказал Трине и вытер рот копытом.

— Вот как?

— Угу. В честь каждого новичка Господин Смерть устраивает пир, который продолжается неделями.

— Правда?

— Конечно! Новичок может есть тортов вдоволь, а потом все играют в крокет и устраивают другие развлечения.

Я сунул в рот несколько бобов и принялся их медленно жевать.