Сделай шаг Маскейм Эстель
– Может, оставишь меня в покое?
– Оставить в покое? – переспрашиваю я, недоуменно моргая. – Уилл! Кто из нас не прав?
Тот смущенно покачивается в компьютерном кресле, явно чувствуя неловкость от того, что я насильно вовлекаю его в разговор. Некоторое время он раздумывает над ответом, а мы с Холденом выжидающе на него смотрим, затем пожимает плечами и выпрямляется.
– Ты действительно чуток перегибаешь палку, Холден, – тихо говорит он. – Что плохого в общении с Хантерами? По-моему, никаких проблем.
– Ладно! Ладно, – огрызается Холден, качает головой, со вздохом откидывается на кровать и смотрит в потолок.
Крылья его носа все еще раздуваются от гнева.
– Идиотская ситуация, но катись оно все… Справлюсь.
– Ну вот. Неужели так сложно? – говорю я с легкой улыбкой, однако он не обращает на меня внимания.
Понимаю, ему неуютно в компании Джейдена и Дэни, но уверена, что по мере общения он освоится. Ясное дело, Холден злится, что мы с Уиллом вдвоем на него насели. Я подсаживаюсь к нему на кровать, шутливо обхватываю руками его поджарое тело и прижимаюсь щекой к его груди. Он не обнимает меня в ответ, но и не отталкивает. Позже ему обязательно станет лучше, так что сейчас довольствуюсь хотя бы этим.
– Раз вы снова дружите, – говорит Уилл, подвигаясь к краю стула и болтая джойстиком на проводе, – то оба придете ко мне на вечеринку в следующем месяце, да?
– Ты закатываешь вечеринку? – интересуюсь я, не отрываясь от Холдена. – Помнится, в прошлый раз год назад кто-то разбил зеркало?
– Ага, – вздыхает Уилл. – Но не из дорогих. Мама все равно его терпеть не могла. Пятнадцатого числа папы не будет в городе, и она разрешила устроить еще одну пирушку, если захочу.
Он делает паузу, заговорщицки ухмыляется и продолжает:
– А я, разумеется, хочу, еще как. Так что приглашайте кого пожелаете.
– Выпивка разрешается, верно? – бурчит Холден.
Он все еще мрачен, однако, судя по любопытному взгляду, известие о вечеринке пробудило в нем интерес. Просто он его тщательно скрывает.
– Ага, – смеется Уилл. – Только не до такой степени, чтобы вас выворачивало на заднем дворе. Может, теперь вернемся к игре?
Он взмахивает джойстиком в направлении телеэкрана, побуждая Холдена поскорей снять паузу.
– Максимум два игрока, так что, Кензи, извиняй. Можешь посмотреть со стороны.
– Да ничего, – отвечаю я, выпускаю, наконец, Холдена из объятий и выпрямляюсь.
Желая напоследок чуточку поднять ему настроение, сжимаю его плечо.
– Я пойду, мне еще домашку делать.
– Не везет тебе, – говорит Уилл. – До встречи в школе.
Я направляюсь к двери, а Холден поднимает с пола джойстик и включает игру, никак не реагируя на мой уход. Меня это не сильно огорчает: по крайней мере, Уилл взмахивает мне рукой на прощанье, обернувшись через плечо, и снова отворачивается к экрану.
До дома мне пять минут езды, и вот я уже заезжаю в наш глухой переулок. Странно, но дом погружен во тьму. Ни одного огонька не горит, даже на крыльце, что весьма неожиданно, поскольку у входной двери свет включен всегда на тот случай, когда я поздно возвращаюсь с работы. Паркуюсь у тротуара и глушу двигатель в полнейшем замешательстве. Насколько мне известно, мама сегодня ночью не планировала никуда уходить. Папа вполне мог отправиться по срочному вызову, но зачем покидать дом маме?
Вылезаю из машины и бросаюсь к крыльцу, судорожно роясь в сумке в поисках ключей. Подспудно меня гложет тревога. Тычу ключом в скважину, но он почему-то не поворачивается. Дергаю дверную ручку, поворачиваю, пробую снова. И лишь спустя несколько секунд отчаянных попыток до меня доходит, что дверь не заперта. Значит, кто-то дома.
Задержав дыхание, медленно открываю дверь и вглядываюсь в темный проем. Через минуту глаза привыкают к сумраку, и я молча захожу внутрь. Дом окутан мрачной, холодной тишиной. Слышно, как в кухне капает кран, однако все мое внимание обращено на маму.
Она сидит на нижней ступеньке лестницы, безмолвная и неподвижная, прижав колени к груди. На лицо выбились прядки, остальные волосы заколоты назад. Былая уверенность на ее лице померкла: губы стали тоньше, их уголки опустились вниз, щеки впали. Но что пугает меня больше всего – потерянный, опустошенный взгляд ее темных глаз, устремленный на маленькую розовую рамку в руках. Воплощение горького отчаяния и боли. Рядом с ней на полу стоит бокал вина и почти опустошенная бутылка, а напротив – имя потерянного ребенка.
Я сглатываю комок в горле и делаю осторожный шаг ей навстречу.
– Мама?
– Сегодня ей бы исполнилось четыре года, – шепчет она надломленным голосом, не сводя глаз с рамочки, и кажется отрешенной от реальности.
Мама подносит бокал к губам, делает долгий глоток, а затем ставит его обратно. И тут ее нижняя губа начинает дрожать.
– Как бы она захотела отпраздновать день рождения? – взывает она к тишине. – Какой бы торт попросила? Какое мороженое?
Мы обе знаем, что на эти вопросы нет ответов. Ее страдальческие глаза наполняются влагой, по щеке стекает слеза и срывается с подбородка. И еще одна, и еще…
– Она бы любила шоколадное, как ты? Или ванильное, как папа?
– Мам, – бормочу я, пытаясь ее утешить, однако мой голос звучит надтреснуто.
Не могу видеть ее в таком виде: слабую и с разбитым сердцем, ведь ничто в целом свете не сможет помочь горю. Внезапно мои щеки тоже становятся мокрыми, я начинаю утирать собственные слезы, подхожу к маме и сажусь на ступеньку рядом с ней. При взгляде на имя Грейс на меня накатывает волна тошноты.
Мама права. Малышка-сестра уже бы выросла. Сегодня ей исполнилось бы четыре. Она бы ходила в детский сад, познавала новое. У нее были бы забавные детские особенности и привычки, которые мы бы обожали.
Родители всегда считали Грейс чудом. После нескольких лет безуспешных попыток они и надеяться перестали на второго ребенка, смирились с мыслью, что у них будет только один. Я. Но когда мне было тринадцать, они усадили меня в гостиной и с широкими заговорщицкими улыбками сообщили долгожданную новость: скоро у меня появится сестренка, и нас станет четверо. Мы были так взволнованы. Я прижимала ладошки к маминому животу, чувствуя, как малыш пинается. Папа подпевал радио, наводя порядок в комнате на втором этаже, предназначенной для детской. Мама купила крошечную розовую одежду и уложила в новый комод.
Прошло четыре года, но мы до сих пор не знаем, почему потеряли Грейс. Она была здоровенькой, однако не выжила. Многие случаи мертворождения необъяснимы, и, к сожалению, о причинах нам так и не сообщили. Врачи лишь развели руками, и, мне кажется, именно из-за отсутствия обоснований нам так сложно прийти в себя. И мама винит только себя.
– Четыре года, – шепчет она, качая головой, но, несмотря на душевную боль, не отводит взгляд от рамки.
Слезы текут по ее щекам.
– У нас должно было быть две красавицы-дочки, – тихо произносит она, после чего не выдерживает и начинает рыдать, не в силах больше сдерживать эмоции.
Опустив голову, мама прижимает ладонь к губам, чтобы заглушить всхлипывания.
– Две…
Я плачу вместе с ней, забираю бокал из дрожащих, но цепких пальцев, ставлю его на пол в прихожей, а затем обнимаю сотрясающиеся плечи. Мама крепко зажмуривается, и бесконечный поток слез струится по ее щекам. А потом, окончательно сдавшись, она падает в мои объятия и зарывается лицом в воротник, отчего ткань мгновенно промокает.
Внезапно открывается входная дверь, и я поднимаю заплаканные глаза. В дом заходит измотанный папа с грязными от работы руками. Мы обе все еще всхлипываем, и он смотрит на нас со страхом и беспокойством. Заметив рамку с именем Грейс, снова глядит мне в глаза, и лицо его искажается от горя. Он бросает ящик с инструментами на пол, опускается перед нами на колени и крепко-крепко прижимает к себе своими сильными заботливыми руками. А я обнимаю его еще крепче, отчаянно желая, чтобы он придумал, как нам справиться со всей этой болью и забыть о ней раз и навсегда.
Но отец не может ее прекратить. Он просто не знает как. И я тоже. И мама. Мы сломлены, и никто нам не может помочь.
Глава 22
В четверг мы с Уиллом едем из школы. Нас только двое, потому что Холден на футбольной тренировке. Вдруг в кармане джинсов начинает вибрировать сотовый, отвлекая меня от ворчания Уилла, возмущающегося придирками биологички. Я выуживаю из кармана телефон, на экране которого горит новое входящее сообщение. От Джейдена. И хоть оно скупое и туманное, читаю его с замирающим сердцем.
«Встретимся на озере в пять. На том же месте».
На вечер у нас с Хантером не было совместных планов, но, к счастью, сегодня я не работаю, так что абсолютно свободна и с удовольствием готова провести с ним время. Пусть даже непонятно, что он задумал. И мне нравится требовательный тон эсэмэски: он не задает вопрос, словно и так знает, что я приду. Мы не встречались вне школьных стен с прошлых выходных, и потому мне не терпится пообщаться с ним не у шкафчика в школе, а в каком-то ином, более приятном месте.
– Чего разулыбалась? – с подозрением спрашивает Уилл, убавляет громкость на радио и шутливо двигает бровями. – Переписываешься со своим парнем?
Я устало морщусь и снова опускаю взгляд на телефон, быстро набирая ответ.
– Он мне не парень, – отвечаю и отправляю Джейдену сообщение, что обязательно приду.
– Как скажешь, – иронизирует Уилл и, сворачивая в наш переулок, интересуется: – Будешь приглашать его ко мне на вечеринку?
Засовываю телефон обратно в карман и выпрямляюсь в кресле, завидев родной дом. Затем поднимаю сумку с пола, кладу на колени, отстегиваю ремень и готовлюсь вылезать из машины, положив руку на ручку.
– Да, если ты не против, – оглядываюсь к Уиллу и киваю.
– Почему я буду против? – спрашивает он, останавливая джип у моего дома, отпирает двери и склоняет голову набок, отчего волосы закрывают один глаз.
Ему определенно нужно постричься.
– Ты меня знаешь, я плыву по течению. Дэни тоже пригласи. Она милая, ей не помешает компания.
– Обязательно.
Я и сама хотела ее позвать. Скорее всего, она откажется, зато, по крайней мере, будет официальное предложение.
– До скорого! – прощаюсь я с Уиллом, вылезаю из автомобиля и захлопываю за собой дверцу.
Не дожидаясь, пока я войду в дом, он срывается с места и через несколько секунд исчезает из виду.
Закинув сумку на плечо, перебегаю лужайку и взлетаю на крыльцо. Родители на работе, так что весь дом в моем распоряжении, хотя я вообще не замечаю их отсутствия. Всю неделю они были очень молчаливы. Прошлой ночью папа почти час сидел за кухонным столом в тишине, уставившись на царапину на ладони. Я предложила сделать ему кофе, а он и ухом не повел, не услышал. Вчера утром мама не пошла на работу, и, когда я вернулась домой из школы, она продолжала лежать в постели, а на тумбочке был запас воды и анальгетиков. Сказала, что заболела. Но я-то знала, что в прошедшую ночь она осушила три бутылки вина.
Взлетаю вверх по лестнице в свою комнату и забрасываю сумку под кровать. У меня есть полтора часа на подготовку к встрече с Джейденом, и мне определенно требуется время, чтобы все успеть. На третьем уроке я бегала кросс, и потому макияж смазался, а пучок волос совсем растрепался. Появиться перед Джейденом в таком виде никак нельзя. Я принимаю душ, одеваюсь, выпрямляю волосы и наношу свежий макияж.
Брызгаясь дезодорантом и духами, слышу, как домой с работы вернулась мама.
По-быстрому собираюсь: телефон, ключи от дома, немного налички. Совсем не хочу опаздывать на свидание с Джейденом. Сбегаю на первый этаж и в прихожей встречаю маму. Она со вздохом облегчения сбрасывает туфли и бредет на кухню. А я направляюсь за ней следом, чтобы получить свою толику внимания. Тяжело дыша, она опирается на стойку.
– Мам, – осторожно зову я, стараясь ее не напугать. – Можно взять машину?
Она искоса смотрит на меня с измученным видом, даже не в силах открыть рот, чтобы спросить, куда и с кем я иду. Главным образом, потому, что ей все равно. Всю неделю мама витала в своих мыслях. Она апатично достает из сумочки ключи и кладет их передо мной на стойку. Затем отворачивается, подходит к навесным шкафчикам и открывает один из них. Раздается легкий бряцающий звук – это она берет стакан, и в полнейшей тишине достает с полки бутылку белого вина, стоящую рядом с давнишним букетом Даррена. Все время забываю их полить, и цветы уже почти завяли.
Молча наблюдаю, как мама достает пробку из бутылки дешевого вина и вяло наполняет бокал до краев. Так и не взглянув на меня, ставит бутылку и бокал на кухонный стол. Достает стул, садится и отрешенно смотрит в окно. Не хочу видеть, как она делает первый глоток, и знаю, что никак не могу этому помешать. Забираю ключи от машины и ухожу. Так проще – взять и уйти. Проигнорировать.
Без четырех минут пять я заезжаю на парковку, заполненную лишь наполовину. На игровой площадке несколько родителей с детьми, да местная жительница выгуливает собаку. По сравнению с летним периодом стало существенно тише. Я замечаю Джейдена на дороге в паре футов от моей машины и резко ударяю по тормозам. Он трусцой подбегает ко мне, в своих любимых черных джинсах с прорезями и красной фланелевой рубашке с широченными рукавами. Опускаю стекло, Хантер опирается руками на дверцу и заглядывает в машину.
– Я получил разрешение, – с ходу объявляет он, и его лицо озаряется широкой ухмылкой от уха до уха, а глаза искрятся. – Лодку зарегистрировал и застраховал, так что паркуйся и погнали!
И радостно шлепает ладонью по автомобильной дверце, поторапливая меня.
– Поглядим, на что она сейчас способна.
Поверить не могу. Наклоняюсь к рулю, чтобы увеличить угол обзора. За спиной Джейдена задом к озеру, у наклонного спуска, стоит «Королла» бабушки и дедушки. На прицепе закреплена моторная лодка Брэда и уже наполовину спущена на воду. За рулем сидит Терри с сияющей улыбкой. Заметив меня, он высовывает руку в открытое окно и приветственно машет.
Удивленно моргая, перевожу взгляд на Джейдена. Я ожидала, мы будем гулять вокруг озера или сидеть на пляже, а не лодку спускать.
– Серьезно? Ты решил покататься?
Он кивает и оглядывается на лодку.
– Ты была права, – говорит он и снова поворачивается ко мне.
Его ухмылка превращается в открытую благодарную улыбку.
– Отцу бы не понравилось, что она стоит на дорожке у дома. Он бы хотел, чтобы я позвал девчонку вроде тебя поплавать по озеру. Что скажешь? Согласна?
– Конечно, – отвечаю я и накрываю его руку, покоящуюся на дверце, своей.
Представляю, какой это важный для него момент. Джейден вообще хотел избавиться от лодки, и сейчас он, должно быть, очень взволнован. Не отводя глаз, я ласково сжимаю его ладонь.
– Дай мне минутку, я припаркуюсь.
Джейден снова кивает и отходит, выпустив мою руку. Я поднимаю стекло и еду к ближайшему свободному месту. Не уверена, что мой наряд подходит для прогулки по озеру, поэтому с заднего сиденья захватываю старую толстовку на случай, если на воде будет прохладно. Запираю машину и бегу к прицепу. Хантер идет по кромке пристани, и привязанная канатом посудина сползает в воду.
– Все? – кричит Терри в окно автомобиля, и Джейден поднимает вверх большие пальцы. – Ладно, давайте осторожно. Развлекайтесь! Позвоните, как накатаетесь.
Он поднимает стекло, жмет на газ, и прицеп выезжает на берег. А потом, к моему изумлению, машина скрывается из вида.
Джейден садится на корточки и подтягивает лодку к причалу.
– Он уехал?
– Что? – спрашивает он, взглянув на меня с удивленным видом, хохочет и поднимается на ноги.
– Думала, дедушка будет с нами?
Я робко пожимаю плечами, а он качает головой, все еще посмеиваясь, и показывает на лодку.
– Ладно, залезай. Нам позволено кататься до захода солнца.
– Хорошо.
Я подхожу к кромке и оглядываю моторку Брэда, вернувшуюся наконец в свою стихию. Впервые вижу ее без чехла и поражена, в каком она прекрасном состоянии. Ни следа ржавчины, ни потертой краски, ни пятнышка грязи или влаги на сиденьях. И если на дорожке у дома она смотрелась заброшенной и никому не нужной, то сейчас ясно, что за прошедший год за ней явно ухаживали. На борту ровными крупными буквами написано: «Хантер».
Гладь воды тиха, и потому лодка не так уж сильно подпрыгивает на волнах, когда я осторожно в нее забираюсь. В ней всего четыре сиденья: два впереди, которые занимали Брэд и Кейт в тот летний день в конце августа, и два сзади, на которых ехали мы с Джейденом, строя друг другу глазки за спинами родителей. Стою в самой середине лодки, и в животе екает. Оглядываюсь по сторонам и представляю, что Брэд и Кейт сейчас тоже с нами, улыбаются, живые…
Лодка слегка дергается, когда Джейден тоже перебирается ко мне и, заметив мое выражение, мягко берет меня за руку.
– Ты как, нормально? – озабоченно спрашивает он. – Только не говори, что за год у тебя развилась морская болезнь. Кенз?
Сжимаю губы, пытаясь сдержать рвотный позыв, и медленно качаю головой.
– Ты знаешь, как… как управлять этой штукой? – интересуюсь я, переводя дух, пытаясь сосредоточиться на чем-то другом, на чем угодно.
– Садись, – настойчиво произносит Джейден и, все еще придерживая мою руку, бережно ведет меня к переднему пассажирскому месту, на котором в тот день сидела его мама.
– И да, я знаю, как ею управлять. Папа научил, – объясняет он, опускаясь на соседнее сиденье к приборной панели.
Расслабленно кладет руку на штурвал, вставляет ключ зажигания и с силой его поворачивает, после чего мотор оживает, и лодка начинает дрожать.
– А теперь скажи, – поворачивается он ко мне, – ты в порядке?
У меня до сих пор такое ощущение, что меня сейчас стошнит на белые кожаные сиденья, и потому держу губы крепко сжатыми, глубоко дышу через нос и коротко киваю Джейдену. Непохоже, чтобы это его убедило, однако он встает, идет на корму, чтобы отвязаться от причала. Я зажмуриваюсь и сжимаю в руках толстовку, отчаянно желая, чтобы чувство тошноты отступило. Но никак не могу выбросить из головы Брэда и Кейт. Вижу их лица, красивые улыбки. Слышу их голоса, радостный смех.
Чувствую, что Джейден идет назад, поэтому принуждаю себя открыть глаза и смотрю, как он садится на свое место. Лодка медленно отчаливает, повинуясь легкому течению озера.
– Если захочешь сойти, сразу говори мне, и я тут же тебя верну, договорились? – уточняет Хантер.
На его лице по-прежнему озабоченное выражение, но я не хочу портить момент и обещаю себе продержаться. Сегодня все-таки особый вечер.
Откинувшись на кожаное сиденье, наблюдаю, как Джейден опускает руку на рычаг переключения передач и двигает его. Моторка ускоряет ход, вздымая за собой поток воды, и мы устремляемся в открытое озеро. Кроме парусной яхты на другой стороне озера, больше никого не видно, так что у нас полно места для маневра, и Джейден, похоже, намерен использовать это преимущество по полной программе. Мы несемся по водной глади, мотор рычит, лодка задирает нос. На нас слегка брызгает водой из-за борта, я отвлекаюсь от мыслей о Брэде и Кейт и начинаю получать удовольствие. Уже через несколько минут тошнота утихает.
Ветер закрывает мне лицо волосами, я смеюсь и бросаю взгляд на Джейдена. С выражением чистейшего восторга он ведет лодку по всему периметру водоема.
– Я же говорил, что умею управлять! – перекрикивает он гудящий мотор и шум волн, а потом с довольной улыбкой замедляет ход.
Мы останавливаемся в самом центре озера. Моторка лениво покачивается на волнах, и вокруг ни души. Вдалеке на фоне ясного неба выступают величественные вершины Скалистых гор. Стоит полнейшая тишина, и мне нравится наше уединение: только Джейден и я.
– Мама бы отругала за такую езду, – говорит он, расслабленно опуская локоть на спинку кожаного сиденья, и смотрит на меня с теплой улыбкой и довольным видом. – А папа бы предложил ускориться.
Я гляжу на него с несколько иным настроем: смущенно и задумчиво. Мне нравится Джейден, правда. Однако порой не могу его понять. Как он может говорить о родителях так спокойно, что в глазах у него не отражается даже призрачной тени боли или тоски? Он так честно и открыто рассказывает мне о них и о себе, но у меня не укладывается в голове, как можно быть таким счастливым?
Джейден впустил меня в свою жизнь, ничего не скрывая. Впервые со дня смерти родителей вывел лодку на воду и предложил разделить с ним столь важный момент. Я вижу, что он полностью мне доверяет, но знаю, что напрасно, ведь я не рассказала ему правду. Уклонялась, скрытничала и постоянно держала дистанцию. Лгала ему. И так и не сказала, почему избегала его весь год, ни разу не упомянув о Грейс.
Я хочу, чтобы Джейден понял меня, и вместе с тем сама желаю его понять. Надо быть откровенной, раскрыть ему правду, всю, без остатка.
В груди тесно, и я опускаю взгляд на толстовку, которую беспокойно тереблю слегка дрожащими пальцами. Подобные разговоры всегда давались мне с трудом.
– Джейден, – бормочу я. – Хочу кое-что тебе сказать.
Должно быть, по моему озабоченному виду и тихому голосу он догадывается, что я собираюсь сообщить нечто серьезное, поскольку улыбка тут же сходит с его лица, и он выпрямляется.
– Кенз?
Господи, с чего бы начать? Столько всего нужно изложить, а как – совершенно непонятно. Не в силах поднять глаза на Джейдена, продолжаю сидеть с опущенной головой, уставившись на собственные руки.
– Тем вечером в магазине… я покупала пиво не для себя… – признаюсь я и сбиваюсь с дыхания.
Ужасно стыдно говорить, но надо.
– …а для мамы. На кухне спиртного не осталось, она дала мне свои права и отправила за бутылкой.
Сглатываю и осмеливаюсь искоса поглядеть на реакцию Джейдена. Он внимательно смотрит на меня со спокойным сосредоточенным выражением и ждет, когда я продолжу. Как же сложно произносить это вслух! Никогда никому не рассказывала о маминой пагубной привычке. Даже Уиллу и Холдену. Мне всегда было легче задвинуть свои проблемы на задворки сознания, однако сейчас я признаюсь не только Хантеру, но и самой себе.
– Она пьет уже четыре года, – продолжаю я, переводя взволнованный взгляд за спину Джейдена на Скалистые горы, за которые потихоньку садится солнце. – С каждым годом все становится хуже и хуже. Сначала пара бокалов в неделю. Затем – по одному за ночь. Потом по несколько.
Я вздыхаю, чтобы хоть как-то облегчить внутреннее напряжение, но легче не становится.
– Теперь объем измеряется бутылками.
Некоторое время Хантер молчит. Подвинувшись на край сиденья, кладет руку мне на колено.
– Кензи, мне жаль.
– Я тебя избегала по определенной причине, – сбивчиво выпаливаю я застревающие в горле слова и смотрю на Джейдена.
Дрожу всем телом, не из-за холода. Приходится продолжать, превозмогая себя.
– По реальной причине. Надо было тебе сразу сказать.
– О чем, Кенз? – спрашивает он.
В его распахнутых глазах отражается смесь тревоги и заинтересованности.
– О чем ты?
С каждым мгновением грудь сдавливает все сильнее и болезненнее. Сказать Джейдену правду – значит раскрыть ему все, что я так долго подавляла, пытаясь оставить прошлое позади. Четыре года я неплохо держалась и старалась не думать о Грейс. Каждый день я вижу ее имя в прихожей, однако, помимо этих сиюминутных воспоминаний, мысли о ней редко меня посещают. Так легче. Размышления о ней и о том, какой бы она стала, затянули бы в меня в ту же воронку, что и маму. Поэтому мне сейчас трудно оживлять прошлое в памяти, формулировать и рассказывать Джейдену.
Я снова смотрю в сторону, обращая лицо на тихую воду вокруг нас. Не слышу ничего, кроме своего прерывистого дыхания и грохота сердца в груди. Зажмуриваюсь и погружаюсь в темноту. Молчание затянулось.
– Моей сестре на этой неделе исполнилось бы четыре года, – шепчу я.
В горле пересохло, даже больно говорить. Не буду открывать глаза. Мне нравится видеть темноту.
– Ее звали Грейс. Вернее, звали бы. Когда мне было тринадцать, она родилась мертвой. Так что нам не довелось познакомиться.
Джейден глубоко вздыхает и сжимает мое колено, а другой рукой накрывает мои ладони в знак участия и утешения. От прикосновения становится тепло, и я чувствую благодарность за поддержку. А он молчит и ждет, когда я буду готова продолжить. Глаз я так и не открыла, даже, напротив, зажмуриваюсь еще крепче, борясь с подступающими слезами. Чувствую себя уязвимой и незащищенной, а ведь это только начало рассказа…
– Мои родители… так и не сумели справиться. И с того дня стали совсем другими. Изменились на моих глазах. Смеются гораздо меньше, чем прежде, и даже когда вроде веселые, глаза у них все равно печальные. Мама только и делает, что сидит с бокалом вина, а папа работает с утра до ночи и ничего не видит, – бормочу я дрожащим голосом.
Слова вырываются из меня вперемежку со слезами. И я уже не могу остановиться.
– Грейс – единственная моя утрата. Я не знала сестры, но горе просто невыносимо, – шепчу я.
Нарастающее давление в груди отзывается болью. Напряжение распирает изнутри, плечи опускаются. Заставляю себя открыть глаза и смотрю на Джейдена сквозь пелену слез.
– Поэтому я не могла быть с тобой, Джейден, – признаюсь я, захлебываясь рыданием.
Слезы льются по щекам горячими пощипывающими ручейками. Признание вызывает болезненное облегчение, однако боль приносит удовлетворение и почти физическое чувство очищения. Я слишком долго держала все в себе.
– Потому что у тебя… все еще хуже, – продолжаю я, продолжая плакать.
Он никогда не видел меня в таком состоянии, ведь обычно я предстаю иной. Его глаза полны понимания и сочувствия, и он еще крепче сжимает мои руки, давая понять, что он рядом и внимательно слушает.
– Ты знал родителей. Знал, какими они были, что любили, во что верили. У тебя сохранились воспоминания о них. Как у тебя получается жить дальше? Как ты справляешься с потерей тех, кого ты по-настоящему знаешь? Как живешь без них, если уже испытал, каково жить с ними?
Мы оба потеряли близких, но я даже представить не могу, что пережил Джейден. В нашем случае Грейс так и не суждено было войти в семью. У нас остался только образ, мысль о ней. Мы потеряли лишь саму возможность, а Джейден потерял намного, намного больше.
Опускаю глаза, и только тогда до меня доходит, что не он за меня держится, а я за него. Причем так крепко сжимаю пальцами его руку, что костяшки побелели. Может, ему и больно, только он не подает вида.
– Я не могла к тебе даже близко подойти, когда у вас такое случилось, Джейден, – со стыдом признаюсь я, резко качая головой.
Хотела бы я быть сильнее, уметь справляться с горем.
– Прости меня. Я просто не могла. Я думала, ты не сможешь найти ответы на те вопросы. Думала, ты станешь другим. Что не сможешь снова быть счастливым. И не могла видеть чье-то несчастье.
– Кензи, – шепчет Джейден, сползает с сиденья и опускается передо мной на колени на крошечной палубе, глядя на меня из-под ресниц.
Затем снимает руку с колена, берет мое лицо в ладони и утирает мне слезы мягкими подушечками больших пальцев.
– Воспоминания помогают мне справляться, – уверенно отвечает он. – Шестнадцать лет я прожил с родителями и благодарен за каждый год. Они были счастливы. Пускай судьба им отвела мало времени, но они прекрасно его провели. Любили друг друга, Дэни и меня. Уверен, они бы хотели, чтобы я не тосковал дни напролет, а жил полной жизнью. Это не означает, что я по ним не скучаю. Чертовски скучаю!
Он выдыхает и поднимает взгляд в облачное небо, моргает несколько раз, а потом снова смотрит на меня.
– Я держусь, потому что они живут в моих воспоминаниях. Так что ты ошибаешься. Мне не хуже, чем тебе. Я не могу представить, каково терять кого-то, не имея о нем ни единого воспоминания. Кенз, – говорит он, опуская подбородок и глядя мне в глаза с неподдельным сочувствием. – Мне жаль.
– Скажи что-нибудь заурядное, – шепчу я, и на моем искаженном горем лице появилась тень улыбки.
Мне полегчало, с плеч упал груз, и в груди уже не давит. Я понимаю и Джейдена, и себя. Стоило проговорить свои мысли вслух, и причины моего душевного состояния становятся ясны.
– Ну, что сказать, – говорит Джейден с легкой улыбкой. – Ты нравишься мне еще сильнее, чем час назад. Хотя, казалось бы, такое невозможно. Спасибо, что доказала мне обратное.
Он смотрит на водную гладь в направлении пристани. Все еще держа меня за руку, поднимается с колен и прикасается второй ладонью к моей влажной щеке. Знаю, видок у меня сейчас просто кошмар. Несусветный кошмар! Потекшая тушь щиплет глаза, и я утираюсь толстовкой.
– Кенз, – мягко произносит Джейден.
Я замираю и смотрю на него. Он наклоняется вперед, продолжая гладить меня по щеке, и нежно касается холодными губами моего виска.
– Спасибо, что рассказала.
Глава 23
К дому Джейдена мы отправляемся по отдельности: я следую за «Короллой» Терри, буксирующей лодку. Эти несколько минут наедине с собой мне просто необходимы. Одну руку держу на руле, а другой яростно стираю косметику салфеткой, поглядывая то на дорогу, то в зеркало заднего вида. Глаза у меня красные и опухшие.
На обратном пути, помимо облегчения, я испытываю кое-что еще: ошеломляющее чувство гордости, которое никак не могу объяснить. Чем можно гордиться? Что разрыдалась перед Джейденом? Тут, скорее, более уместно чувство стыда. Однако почему-то его нет совсем. Может, я горжусь, что набралась смелости и выложила все как на духу?
Мы поворачиваем на Пондероса-драйв. Я продолжаю держаться за Джейденом и Терри. Меня позвали в гости на весь вечер, чему я очень рада. Домой пока не хочется. Еще рано, солнце село совсем недавно. И теперь, после моих откровений, хочу быть с Джейденом сильнее, чем когда-либо.
Они паркуются на дорожке, а я заглушаю мотор у тротуара. Прежде чем покинуть машину, напоследок бросаю взгляд на свое отражение в зеркале заднего вида. Кожа неровная, вся в пятнах, глаза воспаленные, и веснушки видны во всей красе. Вздыхаю. С тушью и тональником я, конечно, чувствую себя уверенней, но что поделать. Сегодня я открыла Хантеру душу. И пусть. Забираю толстовку с пассажирского сиденья, натягиваю ее через голову, вылезаю из салона и запираю машину. Джейден и Терри возятся у бампера «Короллы» и пытаются отсоединить прицеп. Судя по всему, намереваются оттолкнуть лодку обратно в уголок. Надеюсь, что не бросят ее там еще на год. Было бы печально.
– Заходи в дом! – обращается ко мне Терри через плечо.
Он стоит на коленях на земле и что-то тянет, не вижу, что именно.
– Нэнси должна быть на кухне.
Джейден, готовый прийти дедушке на подмогу, мнется рядом. Он с улыбкой кивает, подбадривая меня пойти внутрь.
– Мы присоединимся через минуту.
Киваю ему в ответ, засовываю руки в передний карман толстовки и направляюсь к крыльцу. Небо окрашено потрясающими розово-оранжевыми разводами, но темнота уже просачивается сквозь них. Я останавливаюсь на крыльце, еще раз тру глаза и осторожно открываю входную дверь. А там – восхитительный аромат корицы. Захожу в теплый уютный дом, гораздо более гостеприимный, чем мой. Следуя этикету, снимаю туфли, прохожу по коридору со свечами и смущенно заглядываю в открытую кухонную дверь, чувствуя себя непрошеным гостем.
– Здравствуй, Кензи! – говорит Нэнси удивленно, но радостно, отвлекаясь от телевизора.
Она сидит за столом с дымящейся кружкой кофе, с очками на носу и, как всегда, нарумяненными щеками.
– Здравствуйте, – здороваюсь я, захожу и неопределенно взмахиваю рукой куда-то позади себя и объясняю: – Они отсоединяют прицеп.
– Вот и отлично!
Нэнси ставит кружку на стол, встает, и ее личико озаряется лучистой улыбкой.
– Что-то принести? Хочешь попить?
– От воды бы не отказалась.
В горле по-прежнему сухо, и мой голос звучит хрипловато, так что промочить связки мне не помешает. Проходя к холодильнику, Нэнси ласково берет мой локоть теплыми изящными пальцами.
– Так и думала, что это ты, – произносит кто-то позади меня.
Я оборачиваюсь и вижу – в кухню заходит Дэни. Так и непонятно, что между нами. На уроках испанского она мне улыбается. Иногда даже здоровается. Однако до нашей прежней дружбы далеко.
– Как покатались? Весело было? – интересуется она, плюхается на один из стульев и начинает собирать волосы в хвост, не сводя с меня взгляда.
Не могу понять, сейчас она проявляет пассивную агрессию или дружелюбие?
– Здорово, что ее спустили на воду, – осторожно отвечаю я.
Весело ли? По большей части да. В остальное время меня либо тошнило, либо я плакала.
– Согласись?
Ее глаза загораются. Завязав волосы, она откидывается на спинку стула.
– Всегда считала, надо ею пользоваться.
Нэнси приносит мне из холодильника бутылку холодной свежей воды, и Дэни смотрит на нее.
– А давайте в воскресенье все вместе покатаемся?