Сириус Серван Стефан

25

Авриль и Малыш вернулись в свой угол у парапета.

Они вздрагивали от каждого шороха, боясь, как бы Рафик или Грек не попытались выкрасть Сириуса. Рафик настаивал на том, чтобы Авриль показала животное, но она отказалась, надеясь тем самым подогреть интерес перевозчиков. В итоге подросток сдался. Он сказал, что понадобится время и нужно навести справки. «Перевозчики – люди опасные, – предупредил он. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь». Авриль небрежно пожала плечами. Хотя на самом деле ей было жутко страшно. Они договорились, что увидятся завтра. Рафик предложил ночевать в его хижине, но Авриль предпочла отказаться. В тесной лачуге девушка не чувствовала себя в безопасности. Если придется бежать, лучше спать под открытым небом. Авриль надеялась, что в темном закутке на краю Моста их никто не найдет. Даже Дарию будет непросто выманить их из логова.

Похоже, Малыш понял, что предложение Рафику – только уловка. И речи быть не могло о том, чтобы отдать поросенка. Авриль пока слабо представляла, что они будут делать, когда доберутся до другого берега. Придется действовать по обстоятельствам: возможно, драться или бежать, как только ступят на землю. Малыш, казалось, не очень-то беспокоился: он ласкал поросенка. Сириус мигом проглотил кусок батончика, который дал ему мальчик. Теперь поросенок свернулся у шеи Малыша, который шептал животному нежности.

Сначала Авриль показалось, что Мост может стать убежищем, но Рассказчик не обманул. Здесь, как и везде, люди наживались на чужой нищете. Даже самые бедные не давали друг другу спуску: всегда готовы обмануть ближнего ради пары крошек. В этом они не отличались от горожан.

Ближе к рассвету Авриль все же уснула. Взрывы комет звучали вдали барабанной дробью. Мир походил на натянутую кожу, по которой стучит огромными кулаками небо.

Малыш едва успел задремать, как что-то пробежало по ванте моста и скользнуло на парапет. Два глаза сверкнули в ночи, как два бриллианта. Мальчик вскочил. Оно больше не двигалось. Малыш сделал несколько шагов и протянул руку.

Нечто забралось ему на плечо.

Не вещь.

Живое существо.

Животное.

Крыса.

24

Твоя мордочка скользит по моей щеке.

Твои усы щекочут мне шею.

Мы незнакомы.

Пока что.

И все равно мы знаем и мы чувствуем: ты – звезда.

Звезда нашего Созвездия.

Я нюхаю твою серую кожу.

Ты пахнешь илом, землей и холодом.

Ты пахнешь голодом и страхом.

Удивительно, как мы похожи, правда?

Без слов говоришь, что тебя зовут Одна:

Меня зовут Одна, потому что я первая и последняя из своего рода.

Ты говоришь: Я явилась на свет шесть лет назад, на берегу, в укромном месте под откосом.

Я лежала, свернувшись в теплом гнездышке из ивовых прутьев, и мама кормила меня и шестерых моих сестер и братьев.

Ты говоришь: Я напомню те времена. У тех времен – вкус трав и молока. Запах горячей земли и теплой кожи.

И я чувствую все это в моем рту и в носу.

Ты говоришь, Одна: Я очень рано научилась бояться людей. Смерть – их второе имя. Мама всегда звала их только так: Осторожно, смерть вышла на берег. Тогда нужно было зарываться в землю, прекращать игры и не стучать зубами, иначе смерть придет и заберет нас.

Ты говоришь: Когда у меня прорезались глаза, вода в реке начала прибывать.

Нужно было искать другое убежище.

В тот день человек выследил нас.

– Смерть! Смерть! – кричала моя мама.

– Смерть! Смерть! – кричали братья.

– Смерть! Смерть! – кричали сестры.

Смерть забрала их всех.

Человек сделал это с отвращением.

Даже не ради еды, нет.

Убил их прямо руками.

Ты говоришь: Я слышала, как хрустят их кости в пальцах у смерти.

Потом

смерть сожгла

эти комочки.

Бросила в огонь.

Ты говоришь: Я долго, не шевелясь, смотрела на дым в небе.

От матери, от братьев, от сестер вскоре остались лишь кости.

Крохотные косточки, которые смерть ворошила ногой.

Я чувствую, Одна. Я чувствую твой страх.

И страх всех остальных.

Потому что ты не одна, пусть тебя и зовут так.

Я чувствую. Вас сотни, выживших на склонах у реки. Невидимый народ. Каждая – последняя из своего рода. Никто не рождается. С каждым днем вас чуть меньше.

Ты говоришь, Одна: Я могла уйти на поиски новых земель, но я ждала.

Каждую ночь я поднимала морду к ночному небу и надеялась, что звезды придут.

Я знала, что вы придете однажды.

Я не знаю, откуда этот зов, как не из жаркого чрева земли.

Земли, у которой прежде был вкус травы и молока.

Запах горячей земли и теплой кожи.

Иди же, Одна.

Сядь у моего рта.

Послушай.

Мы здесь, Одна.

И мы не одни.

Почувствуй на руках моих запах Эзопа, Сириуса, Артио.

Читай Живую Книгу!

Артио там, в пути.

Мы не видим ее, но можем почувствовать.

Чувствуй, Одна, ну же.

Чувствуешь?

Мы – медведица. Мы – Артио.

Мы идем за мальчиком-смерть. Мальчик-смерть думает, что за ним следуют души умерших. Он идет без остановок. Мальчик-смерть ищет нас, он идет сюда. Завтра он будет здесь.

Чувствуй, Одна, чувствуй еще.

Чувствуешь? Эзоп, он еще дальше.

Он тоже шагает под кометами. Мы шагаем под кометами. Человек с историями идет рядом. И человек с историями не знает, куда он идет. Но Эзоп сказал нам, что мы встретимся. Скоро.

А там, там, смотри, это Авриль. Она спит.

Не шуми. Ее нельзя будить. Она не знает, что она тоже звезда.

Все мы – Одна, едины.

Одно Созвездие.

И мы идем на Гору.

Ты говоришь, Одна: Остерегайся людей.

Остерегайся тех, кто водит по реке лодку.

Остерегайся смерти.

Ты говоришь: На той стороне реки – царство смертей.

Ты видела их.

Ты чуяла их запах.

Запах смерти.

Ты говоришь: Братья едят братьев.

Ты говоришь: Если пойдете туда, на той стороне вас съедят. Вот как выживает город.

Ты говоришь: Я видела людей в клетках. С цепями на шее, на ногах. Они делают с людьми то, что раньше делали с животными.

И я читаю твою Живую Книгу, читаю.

И вижу.

Я вижу, как люди едят людей.

И быстро закрываю книгу, потому что нет, не хочу это читать.

Ты лижешь мне шею.

Ты говоришь: Вместе мы положим конец царству людей.

Мы заставим смерть дрожать.

Да, я поднимаю голову и теперь вижу.

Они здесь, сидят на парапете.

Братья и сестры последних времен.

Сотни крыс.

23

Проснувшись, Авриль увидела, что весь Мост покрыт инеем. Кристаллики парили в воздухе. Всё будто замерло. Только рокот реки внизу напоминал о бешеном беге этого мира.

Авриль разбудила Малыша. Мальчик что-то проворчал, потом открыл глаза и вцепился в нее:

– Город есть человеков! Не ходить! Малышу сказали. Одна чуяла. Город есть человеков!

Авриль не поняла, что Малыш хочет сказать. Она обняла его, стараясь успокоить.

– Не волнуйся, Малыш, тебе приснился кошмар. Дурной сон.

Состояние мальчика беспокоило девушку. Он был худым, грязным, косматым, а кожа стала еще бледнее, так что просвечивали переплетения вен. Глаза, прежде голубые, точно лужи после грозы при свете солнца, темнели день ото дня. Малыш почти разучился говорить, а проснувшись, часто скакал на четвереньках. Авриль приходилось отчитывать его, чтобы он держался прямо. Неужели можно забыть, как ходят или говорят? Наверное, это из-за нехватки питания. Нужно было выбираться отсюда как можно скорее.

Мальчик повторял свои непонятные фразы, но, заметив, что Авриль его не слушает, повернулся к тележке, стал ласкать Сириуса и даже облизывать ему морду.

Они докатили тележку до хижины Рафика. Встретиться они условились в середине утра. Авриль надеялась, что перевозчики польстятся на такую наживку: заполучить живое животное. Тент отяжелел от инея и сверкал как стекло. Авриль кликнула хозяина, но никто не отозвался. Оставалось только ждать, дрожа от холода.

Мост вокруг медленно просыпался. Хмурые тени склонялись над хилыми кострами, кое-как согреваясь. Все знали, что еды сегодня не спустят из-за той женщины, которая пыталась вчера перебраться через стену. День обещал быть долгим. Авриль боялась. Девушка знала, что, если план сработает и они окажутся в лодке, придется что-то придумывать, чтобы спасти Сириуса. Перевозчики или те, кто думает заполучить животное, не дадут ему так просто сбежать. Если Сириуса схватят, Малыш ей этого никогда не простит. Что же делать? Идей не было, и страх леденил Авриль сильнее холода.

Рафик объявился только через час, в балаклаве на рябом лице. Он предложил Авриль с Малышом выпить чаю.

– Нет, – отрезала она, – у нас нет времени. Ну что, кто-нибудь может нас перевезти?

Подросток неопределенно махнул в сторону тележки.

– Возможно. Сначала покажите животное.

– Я покажу его, когда мы будем в лодке. Не раньше.

– Нет, ну ты понимаешь, о чем просишь, а? Это животное – мой входной билет. Я даже не знаю, может, это хомяк, или кошка, или… крыса! И как ты хочешь, чтобы…

Авриль твердо оборвала Рафика:

– Там – живое животное. И точка. Никто не дотронется до него, пока мы не окажемся в лодке.

Рафик подошел к Авриль ближе.

– Упаси тебя бог, кузина, мне заливать. Иначе…

– Что иначе? Нужно им животное или нет?

Подросток закатил глаза.

– Ладно, ладно. Но, надеюсь, тут всё чисто. Потому что я договорился, что мы плывем втроем. И если ты мне наврала, на той стороне с нами цацкаться не будут.

– Всё чисто.

– Знаешь, что они сделают с нами, если…

– Всё здесь чисто, – обрубила Авриль и почувствовала, что Рафик боится не меньше ее.

Подросток почесал лицо под балаклавой.

– В общем, слушай, вечером ты выходишь с Моста. Идешь на берег, прямо под мостом и встречаемся. Если путь свободен, лодка будет на месте.

– Что значит «если путь свободен»?

– За это не волнуйся. Встречаемся там. Садимся в лодку вместе с животным. Там, увидишь, своя система с веревкой, чтобы течением не сносило. Как только причалим на другой берег, вы отдаете мне животное. Я вхожу в город. А вы проходите вдоль берега и отправляетесь куда вам надо.

– А что с животным, что горожане с ним сделают?

– Это уже не твои заботы. Ты хочешь переплыть – ты переплывешь. Есть те, кто хочет животное, – они его получат. Спрос и предложение, а?

– Они его убьют? Съедят?

Малыш стал что-то ворчать, склонившись над тележкой.

– Да почем я знаю! – вспылил подросток. – Мне плевать!

Авриль кивнула:

– Ясно, значит, тебе бы только нажиться на чужой нужде, так?

Рафик сжал кулаки. Голос его стал ледяным, как утренний воздух.

– Слушай сюда, кузина, – проговорил он на одном дыхании, – так было всегда, да. Есть богатые, чуть-чуть, и есть бедные, их толпы. Богатые живут за счет бедных. Это норма. Ничего не поделаешь. И так с сотворения мира.

Авриль нервно усмехнулась:

– Ладно, ты не обязан оправдывать свои махинации.

Рафик сплюнул.

– Думаешь, я не лучше горожан, да?

Авриль отвернулась, но Рафик снова встал перед ней.

– Нет, нет, – прошипел он, – ты не можешь так обо мне судить! Ты ничего не знаешь о моей жизни, Кенза!

Авриль молчала, и он ткнул пальцем на стену, высившуюся над Мостом.

– Видишь ее? Видишь? Мой отец был каменщиком. Он тоже строил стену. Отец работал как проклятый. Я мелким был. Уже тогда мы жили на Мосту в этом гнилом сарае. Мы были беженцами. Отец уходил каждое утро и укладывал каменные блоки. Я смотрел, как стена растет с каждым днем, как город исчезает за ней. А горожане смотрели, как исчезаем мы, беженцы. Но, клянусь тебе, с той стороны они были такими же, как мы. Только у них были еда и оружие. Горожане пообещали, что мы сможем войти, когда стена будет достроена. Мой отец им верил. Однажды, когда стена была уже высокой, случилось землетрясение. Отец упал. Произошел несчастный случай. Мой отец умер там ради этой стены, ради меня, надеясь, что в конце концов мы окажемся в безопасности. Мой папа жил, и вот он умер как собака. Отец умер, и никто не заметил, кроме меня. Стена продолжала расти. Когда ее достроили, когда город отгородился от мира, они впустили каменщиков. Мне они сказали, что я не имею права. Я так и не смог пройти. Я выживал как мог. Грек помогал мне. Все здешние мне помогали. Так что нет у тебя права меня судить! – Слезы гнева выступили на его глазах. – Не думай, будто я люблю этих горожан. Нет. Если я и хочу в город, то только чтобы выжить. Чтобы не кончить как отец.

Авриль опустила голову. Что она могла сказать?

– Извини.

– Проехали, – бросил Рафик, вытирая глаза. – Делаем, как договорились. Спускаешься на берег, ждешь лодку, и, когда появится перевозчик, мы плывем, идет?

Авриль кивнула.

– И еще, – добавил подросток. – Грек просил передать тебе кое-что.

– Мне?

– Да. Кто-то вас ищет.