Роза Марена Кинг Стивен
— Не обращай внимания ни на что, — сказала она. — Только поверь мне, как я верила тебе, когда ты вел мотоцикл. Доверься мне и идем. Нам нужно идти прямо сейчас!
Она потянула его вперед своей правой рукой; обруч свисал у нее с левой. Он на секунду воспротивился, и тут Норман с криком снова врезался в дверь. С воплем страха и ярости Рози ухватила Билла выше локтя левой рукой и толкнула его в кладовку, а потом в залитый лунным светом мир, лежавший за задней стеной.
13
Все пошло наперекосяк, когда эта сука сбросила стоявшую перед лестницей вешалку. Норман каким-то образом зацепился за нее, во всяком случае, за нее зацепился «Лондонский туман», который ему так нравился. Один из медных крючков пролез в петлю для пуговицы — искусный трюк, — а другой очутился у него в кармане, словно неумелый воришка, лезущий за бумажником. Третий ткнул своим тупым бронзовым пальцем в его и без того нывший пах. Заревев и проклиная вешалку, он попытался рвануться вперед и вверх, но она не желала отпускать его. Тащить ее за собой вверх оказалось невозможно: одна из ее ножек зацепилась за стойку перил и держала его словно якорь.
Он должен забраться наверх, должен. Он не мог допустить, чтобы она заперлась с хахалем в своей норе, прежде чем он доберется туда. Норман не сомневался, что сумеет вышибить дверь, если придется; за годы работы полицейским он вышиб их до черта, и некоторые были довольно крепкими, но теперь время начинало играть решающую роль. Он не хотел стрелять в нее, это было бы слишком быстрым и слишком… слишком легким концом для его беглянки Розы, но, если ход событий не изменится к лучшему, причем вскорости, такая возможность может оказаться единственной, оставшейся у него. Какой же это будет стыд и позор!
— Задействуй меня, тренер! — выкрикнул из кармана плаща бык. — Я задубел, отъелся и отдохнул! Я готов!
Да, это неплохая мысль. Норман выдернул маску из кармана и напялил ее себе на голову, вдохнув запах мочи и резины. Запахи эти вовсе не так уж плохи. Когда они смешиваются, как сейчас, даже приятны. Вроде как успокаивают.
— Viva ze bool! — заорал он. Выскользнул из плаща и снова рванулся вперед с револьвером в руке. Проклятая вешалка треснула под его весом, но не раньше чем попыталась проткнуть одним из своих чертовых крючков его левое колено. Норман почти не почувствовал боли. Он ухмылялся и яростно щелкал зубами под маской. Ему нравился звук, который они издавали, похожий на стук столкнувшихся бильярдных шаров.
— Ты брось играть со мной в эти игры, Роза! — Он попытался встать на ноги. И колено, по которому врезала вешалка, согнулось под его весом. — Стой, где стоишь! Не пытайся убежать! Я только хочу поговорить с тобой!
Она заорала что-то в ответ — слова, не имеющие никакого значения. Он пополз наверх, стараясь двигаться как можно быстрее и бесшумнее. Наконец он уловил какое-то движение над собой. Он резко вытянул руку, схватил ее за левую щиколотку и вцепился в нее своими ногтями. «Как же это здорово! Сцапал тебя, — подумал он с триумфом. — Сцапал, ей-богу! Сца…»
Ее другая нога вырвалась из темноты с неожиданностью чертика, выпрыгивающего из табакерки, и с силой врезала ему по носу, свернув его набок. Боль была страшной — словно рой африканских пчел загудел у него в голове. Она вырвалась из его хватки, но Норман уже не ощущал ничего, кроме боли. Он покатился назад, пытаясь ухватиться за перила, но пальцы лишь скользнули по стойкам. Он проделал весь путь назад, к вешалке, держа палец револьвера подальше от предохранителя, чтобы не проделать в себе дырку… Полежал секунду, потом тряхнул головой, чтобы прочистить мозги, и снова начал карабкаться вверх.
На этот раз у него в мозгу не возникло настоящего пробела — полной потери сознания, — но он не понимал, что они кричали ему сверху или что он мог орать в ответ. Красная пелена боли на месте свернутого носа застилала его сознание.
Он понял, что кто-то еще пытался влезть в их вечеринку — какой-то ни в чем не повинный зевака, — и дружок Розы попросил его держаться подальше. Самое приятное тут было то, что обнаружилась позиция Розиного дружка — очень точно, без всяких проблем. Норман потянулся к нему — тот оказался на месте. Он обхватил ладонями шею дружка и снова принялся душить его. На этот раз он намеревался довести дело до конца, но вдруг почувствовал руку Розы на своей щеке… на шкуре маски. Все равно как тебя погладили по месту, куда был сделан укол новокаина.
Роза! До него дотронулась Роза! Она здесь! В первый раз с тех пор как она ушла с его проклятой банковской кредиткой в сумочке, Роза была рядом, и Норман разом потерял интерес к ее любовничку. Он схватил ее руку, просунул ее в прорезь рта маски и изо всех сил впился в нее зубами. Это было потрясающе. Просто экстаз, только…
Только потом что-то случилось. Что-то плохое. Что-то жуткое. Он почувствовал себя так, словно она вырвала его нижнюю челюсть из черепа. Боль метнулась вверх через виски гладкими стальными жалами, которые со звоном столкнулись на макушке. Он заорал и отшатнулся от нее — стерва, ах ты, подлая сука, что же такое случилось, что превратило ее из послушной вещицы, какой она всегда была, в этакого монстра?
Тогда подал голос безвинный зевака, и Норман выстрелил. Он был почти уверен, что пристрелил его. В любом случае кого-то он застрелил: так орут люди только перед смертью. Потом, направив револьвер на то место, где стояла Роза со своим хахалем, он услышал, как захлопнулась дверь. Эта сука все-таки затащила его в свою комнату.
Однако сейчас даже это отступило на второй план. Его челюсть заняла место носа в сердцевине боли точно так же, как раньше его нос сменил ушибленное колено и пульсирующий пах. Что она с ним сделала? Вся нижняя часть его лица казалась не просто разорванной, а каким-то образом вытянутой; при этом зубы свободно плавали, как дерьмо в засоренном унитазе.
«Не паникуй, Норми, — прошептал отец. — Она вывернула тебе челюсть, только и всего. Ты же знаешь, что с этим делать, так делай!»
— Заткнись, ты, старый придурок, — попытался сказать Норман, но с таким вывернутым лицом у него вырвалось лишь: «Аись ы, саы иуок!» Он положил револьвер на пол, большими пальцами подцепил края маски (надевая маску, он не стал натягивать ее до конца, что упростило эту часть дела), а потом осторожно прижал запястья к концам челюсти. Это было все равно что дотрагиваться до глаз, выскочивших из глазниц.
Напрягшись и приготовившись к новой вспышке боли, он скользнул ладонями ниже, упер их в челюсть и резко вздернул вверх. И ощутил эту вспышку, но в основном потому, что поначалу лишь одна сторона челюсти встала на место. Его подбородок от этого перекосился, как неправильно задвинутый ящик комода.
«Если ты оставишь свою морду недоделанной надолго, Норман, то она так и застынет», — прозвучал у него в голове голос его матери, старой карги, который он так хорошо помнил.
Норман снова надавил на правую сторону челюсти. На этот раз он услышал щелчок глубоко у себя в мозгу, когда правая половина челюсти встала на место. Тем не менее вся челюсть казалась какой-то странным образом свободной, словно сухожилия ослабли и должно пройти какое-то время, пока они снова не стянутся. У него возникло ощущение, будто стоит ему зевнуть, как его челюсть отвиснет аж до самой пряжки ремня.
«Маска, Норми, — подсказал отец. — Маска поможет, если ты натянешь ее как следует».
— Это верно, — сказал бык. Его голос звучал приглушенно, оттого что он был вздернут вверх на лице Нормана, но Норман без труда его понял.
Он осторожно потянул маску вниз — на этот раз до конца, завернув край за нижнюю челюсть, и это действительно помогло. Казалось, маска держит его лицо на месте, как спортивная подвязка.
— Вот, — сказал ze bool. — Считай меня просто ремешком для челюсти.
Глубоко вздохнув, Норман поднялся на ноги, одновременно засовывая полицейский револьвер 45-го калибра за пояс брюк. Все путем, подумал он. Здесь никого нет, кроме парней; девкам вход воспрещен. Ему даже казалось, что теперь он лучше видит сквозь прорези для глаз в маске, будто поле его зрения каким-то образом раздвинулось. Разумеется, это просто игра воображения, но он и вправду так чувствовал, и чувство было приятное. Придающее уверенность.
Он качнулся назад к стене, потом прыгнул вперед и ударился в дверь, в которую ускользнула Рози со своим дружком. От этого челюсть его болезненно дернулась даже внутри жесткого крепежа маски, но он, сжав губы, повторил бросок снова, без малейших колебаний. Дверь дрогнула в своей коробке, и длинная щепа отскочила от верхней панели.
Сейчас ему очень не хватало Харлея Биссингтона. Вдвоем они могли бы вышибить дверь одним ударом, и он позволил бы Харлею трахнуть свою жену, пока сам разбирался с ее дружком. Трахнуть Розу было одним из самых страстных невысказанных желаний в жизни Харлея, которого Норман не понимал, но читал в глазах своего напарника каждый раз, когда тот приходил к ним в дом.
Он снова врезался в дверь.
На шестом ударе — а может, это было счастливое число семь, он потерял счет, — замок вырвался, и Норман влетел в комнату. Она была здесь, они оба были здесь, должны быть, но в первое мгновение он никого не увидел. Пот заливал ему глаза и мгновенно затуманил зрение. Комната оказалась пустой, но так быть не могло. Они не улизнули через окно; оно было закрыто и заперто.
Он ринулся через комнату, пробежав сквозь тусклые полосы света, отбрасываемые укутанным в туман уличным фонарем, вертел головой из стороны в сторону; рога Фердинанда вспарывали воздух. Где она? Где эта сука?! Куда она могла деваться?
Он заметил открытую дверь в дальнем конце комнаты. Бросился к двери и заглянул в ванную. Пусто. Если только…
Норман вытащил револьвер и дважды выстрелил в занавеску, прикрывающую душ, проделав пару удивленных черных глазниц в разукрашенном цветочными узорами полиэтилене. Потом отдернул ее. Кабинка была пуста. Пули сорвали пару кафельных плиток со стены — вот и весь нанесенный урон. Но, может, это было и неплохо. В любом случае он не хотел просто пристрелить ее.
Нет, не хотел, но куда она девалась?
Норман вернулся в комнату, опустился на колени, поморщившись от боли, и стал водить стволом револьвера взад-вперед под кроватью. Никого. В ярости он грохнул кулаком по полу.
Он двинулся к окну, не веря своим глазам, поскольку оставалось лишь окно… Или так, во всяком случае, он думал, пока не увидел свет, — яркий свет, похожий на свет луны, просачивающийся из другой открытой двери, той самой, мимо которой он пролетел, ворвавшись в комнату.
Лунный свет? Ты и вправду думаешь, что видишь его? Ты что, спятил, Норми? Может, ты уже забыл, но на улице туман. Туман. И будь сегодня даже самое полное из всех полнолуний века, это же кладовка. Обыкновенная кладовка — в меблированной комнатке, на втором этаже.
Может, и так, но ему начало казаться, что его пропотевший, с сальными волосами, хватающий за мошонку и любящий отсосать придурок-папаша не мог так уж знать все обо всем. А Норман знал, что лунный свет вряд ли мог струиться из кладовки на втором этаже, но… он его видел.
Он медленно подошел к двери с болтающимся в руке револьвером и встал в потоке лунного света. Сквозь прорези для глаз в маске уставился в кладовку.
Из голых боковых панелей кладовки торчали крючки для одежды, а с металлического прута, укрепленного посередине, свисали пустые вешалки, но задняя стена кладовки… исчезла. На ее месте был залитый лунным светом склон холма, поросший высокой травой. Он видел, как зарницы вычерчивают беспорядочные зигзаги света на фоне темных контуров деревьев. Скользящие по небу облака светились, когда проплывали близко от луны или заслоняли ее, луна же была не полной, но близкой к полнолунию. У подножия холма были видны непонятные развалины. Они были похожи на руины какой-то фазенды или, быть может, заброшенной церкви.
«Я совсем спятил, — подумал он. — Или это так, или она каким-то образом вырубила меня, и все это — какой-то безумный сон».
Нет, он не принимал это. Не мог принять.
— Вернись, Роза! — заорал он в кладовку… которая, строго говоря, теперь вовсе была не кладовкой. — Вернись, ты, сука!
Ничего. Только этот невероятный вид и… легкое дуновение ветерка, доносящее аромат травы и цветов в доказательство того, что это реальность, а не жуткий обман зрения, вселяющий суеверный ужас.
— Ты украла мою банковскую кредитку, сука, — тихим голосом проговорил Норман. Он поднял руку и ухватился за один из крючков для одежды, торчавший в боковой стенке, похожий на висячий поручень в вагоне метро. Перед ним простирался странный, залитый лунным светом мир, но всякий страх, который он мог от этого испытывать, тонул в ярости. — Ты украла ее, и я хочу поговорить с тобой об этом. Поговорить… по… душам!
Он шагнул в кладовку и нырнул под металлический прут, сбросив несколько вешалок на деревянный пол. Еще мгновение постоял на месте, вглядываясь в иной мир, раскинувшийся перед ним.
Потом пошел вперед.
Возникло ощущение короткого и пологого спуска вниз, как это случается в старых домах, где полы в разных комнатах уже не стыкуются, но больше ничего. Еще шаг, и он уже стоял не на половицах в чьей-то комнате на втором этаже, а в траве. Его обдувал со всех сторон ароматный прохладный ветерок, проникающий в глазную прорезь, освежая его израненное и потное лицо. Да, теперь в маске была одна сплошная прорезь. Он не понимал, как это получилось, но после только что сделанного шага это не казалось таким уж странным. Он ухватился за бока маски, желая поднять ее на время, чтобы подставить все лицо дуновению ветерка, но маска не поддалась. И вообще не стронулась с лица.
Я отплачу
1
Билл оглядел залитую лунным светом вершину холма настороженным взглядом человека, не способного осмыслить то, что он видит. Одной рукой он потянулся к распухшему горлу и принялся осторожно потирать его. Рози уже видела там глубокие царапины, раскрывавшиеся веером.
Ночной ветерок коснулся ее бровей, словно участливая рука. Теплый и мягкий, он принес с собой аромат лета. В нем не ощущалось ни туманной сырости, ни влажного привкуса огромного озера, лежащего к северу от города.
— Рози? Это все на самом деле?
Прежде чем она успела подумать, какой ответ она могла бы дать на этот вопрос, вмешался нетерпеливый — и знакомый ей — голос:
— Рози! Слушай, Рози!
Это была женщина в красном сарафане, только теперь она носила простое платье — голубое, как показалось Рози, хотя при лунном освещении угадать цвет было трудно. Уэнди Ярроу стояла на полпути к подножию холма.
— Веди его сюда! Нельзя терять время! Тот, другой, появится здесь через минуту, а тебе надо еще кое-что сделать! Это очень важно!
Рози продолжала держать Билла за руку. Она попыталась увлечь его вперед, но он медлил, глядя с ужасом вниз с холма на Уэнди. За ними — приглушенно, но все-таки довольно близко — Норман проревел ее имя. Это заставило Билла вздрогнуть, но он не двинулся с места.
— Кто это, Рози? Кто эта женщина?
— Не важно. Пошли, не теряй время!
На этот раз она не просто потянула его за руку — она с раздражением рванула его. Он двинулся за ней, но не успели они сделать и дюжины шагов, как Билл согнулся пополам в приступе кашля, от которого глаза его вылезли из орбит. Рози воспользовалась моментом и расстегнула «молнию» на своей куртке. Она скинула ее с себя и бросила на траву. За курткой туда же последовал и свитер. Блузка под свитером была без рукавов, и она надела на руку обруч. Тут же она ощутила прилив сил, и вопрос, реальны ли эти силы или существуют лишь в ее воображении, отпал сам собой. Она бросила взгляд назад, через плечо, почти готовая увидеть несущегося на нее Нормана, но его там не было — во всяком случае пока. Она увидела лишь повозку и самого пони, отвязанного и пасущегося на залитой серебряным лунным светом траве, и тот же самый мольберт, который видела раньше. Картина, установленная на нем, снова изменилась. Прежде всего фигура на заднем плане была не женская — она походила на демона с рогами. Это и был демон, но в то же время в облике мужчины. Это был Норман, и она вспомнила, как в короткой вспышке выстрела видела рога у него на голове.
— Девочка, почему ты так медлишь? Шевелись!
Рози обвила Билла левой рукой — его кашель начал стихать — и помогла ему спуститься вниз, к тому месту, где их нетерпеливо поджидала Уэнди. Когда они добрались туда, Рози уже почти тащила его на себе.
— Кто… вы? — спросил Билл темнокожую женщину, когда они добрались до нее, но тут же согнулся в очередном приступе кашля.
Уэнди проигнорировала вопрос и обняла его своей рукой с другой стороны. Когда она заговорила, то обращалась только к Рози:
— Я положила ее запасной zat с другой стороны храма, так что с этим все в порядке, но… Нам нужно спешить! Нельзя терять ни мгновения!
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказала Рози, но каким-то краем сознания, кажется, понимала. — Что такое zat?
— Оставь сейчас свои расспросы, — ответила темнокожая женщина, — нам лучше идти побыстрее.
Поддерживая Билла с двух сторон, они спускались по склону к Храму Быка («Это просто поразительно, как все возвращается на круги своя», — подумала Рози). Тени их шагали рядом. Здание над ними стало проясняться, казалось, оно движется на них как нечто живое, намеревающееся их поглотить. Рози ощутила глубокое облегчение, когда Уэнди свернула направо, и повела их в обход.
За храмом, свисая с густого колючего куста, как платье с вешалки в кладовке, болтался запасной zat. Рози взглянула на него без удивления. Это был розмариновый хитон, такой же, как и тот, что носила женщина со сладким и безумным голосом.
— Надевай его, — сказала темнокожая.
— Нет, — слабым голосом воспротивилась Рози. — Нет, я боюсь.
— Вернись, Роза!
Билл дернулся от звука этого голоса и обернулся назад; кожа его была бледнее, чем отсвет лунного света, губы дрожали. Рози тоже испугалась, но под волной страха снова ощутила ярость — огромную акулу, кружащую под маленькой лодчонкой. Раньше она цеплялась за надежду, что Норман не сможет последовать за ними сюда, что картина каким-то образом защитит их от него. Теперь она знала, что этого не произошло. Он нашел картину и очень скоро окажется вместе с ними в этом мире, если уже не оказался.
— Вернись, ты, сука!
— Надевай его, — настойчиво повторила женщина.
— Зачем? — спросила Рози, но ее руки уже ухватились за низ блузки и потащили ее через голову. — Почему я должна его надевать?
— Потому что так хочет она, а она знает, что нужно делать. — Темнокожая женщина повернулась к Биллу, уставившемуся на Рози. — Отвернись, — повелительно сказала она ему. — В своем мире можешь глядеть на нее голую сколько влезет, пока глаза не выскочат, но в моем — нет. Отвернись, если хочешь остаться цел.
— Рози? — неуверенно проговорил Билл. — Это ведь сон, правда?
— Да, — сказала она, и в голосе ее прозвучала спокойная решимость — что-то от трезвого расчета, — хотя в своем голосе она никогда ничего подобного не слышала. — Да, сон. Делай, как велено.
Он резко отвернулся, словно солдат по команде «кругом». Теперь он смотрел на узкую тропинку, проложенную вдоль задней части здания.
— Сними и эту упряжь, — сказала темнокожая, нетерпеливо ткнув указательным пальцем на лифчик Рози. — Его нельзя носить под zat.
Рози расстегнула лифчик и скинула его. Потом она стащила кроссовки, все еще зашнурованные, и сняла с себя джинсы. Она осталась в трусиках и вопросительно взглянула на Уэнди.
— Их тоже, — кивнула та.
Рози стянула трусики, а потом осторожно сняла хитон — zat — с того места, где он висел. Темнокожая женщина шагнула к ней, чтобы помочь.
— Я знаю, как его надевать, не мешай! — сказала Рози и натянула хитон через голову, как рубаху.
Уэнди взглянула на нее оценивающим взглядом и больше не делала попыток помочь ей, даже когда у Рози возникли затруднения с бретелькой на плече. Когда она влезла в хитон, ее правое плечо оказалось обнаженным и обруч мерцал над левым локтем. Она превратилась в зеркальное отражение женщины на картине.
— Можешь повернуться, Билл, — сказала Рози.
Он повернулся и внимательно оглядел ее всю сверху донизу, на мгновение задержав взгляд на очертаниях сосков, угадывающихся под хитоном.
— Ты стала какой-то другой, — наконец выговорил он. — От тебя исходит решимость и какая-то… угроза.
— Так всегда бывает в снах, — сказала она и снова услыхала в своем голосе спокойную решимость. Ей был чужд этот тон, но… он одновременно и нравился ей.
— Мне нужно говорить тебе, что ты должна делать? — спросила темнокожая женщина.
— Нет. Конечно же, нет.
И тогда Рози возвысила голос, и крик, исторгнутый ею, был одновременно мелодичным и грозным — вовсе не ее голос, а той, другой… Только это был и ее голос тоже.
— Норман! — крикнула она. — Норман, я здесь!
— Господи Иисусе, Рози, нет! — выдохнул Билл. — Ты что, с ума сошла?
Он попытался положить руку ей на плечо, но она нетерпеливо сбросила ее и взглянула на Билла, словно о чем-то его предупреждая. Он отшатнулся от этого взгляда почти так же, как раньше отшатнулась Уэнди Ярроу.
— Это единственный способ с ним рассчитаться, другого нет. Кроме того, — она вопросительно взглянула на Уэнди, — хозяйка мне поможет?
— Более того, — сказала женщина в голубом платье. — Поскольку ты преодолела страх, хозяйка сделает все сама. Не пытайся даже помогать ей в этом деле. Ты должна делать лишь то, что делает любая женщина в такой ситуации.
— Заманить его, — пробормотала Рози, и в глазах ее отразился серебряный лунный свет.
— Верно, — ответила другая женщина. — Заманить его на тропинку. На тропинку в саду.
Рози глубоко вздохнула и снова окликнула Нормана. Обруч жег ее плоть, словно какой-то странный, горячечно-сладкий огонь. Ей нравился звук, вырывавшийся из ее горла, — такой же громкий и бесстрашный, как ее старый боевой клич Техасского рейнджера в лабиринте, которым она заставила младенца вновь расплакаться:
— Я зде-е-е-есь, Норман!
Билл не верил своим глазам. Он был испуган. Теперь она была сильнее его, и ей нравилось видеть его слабее себя. Он мужчина, ведь так? А порой мужчинам следует знать, каково это — бояться женщины, верно? Порой для женщины это — последняя защита.
— Теперь ступай, — промолвила темнокожая. — Я останусь здесь, с твоим мужчиной. Мы будем в безопасности, а тот, другой, пойдет через храм.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что они всегда так делают, — просто сказала темнокожая женщина. — Вспомни, что он такое.
— Бык.
— Верно. Бык. А ты — тореро, машущий красным платком, чтобы подманить и разъярить его. Только помни — если он достанет тебя, не будет никаких кабальеро, чтобы оттащить его. Если он достанет тебя, он тебя убьет. Это честный поединок. Ни я, ни моя хозяйка ничего не сможем сделать, чтобы помешать ему. Он жаждет напиться твоей крови.
«Я знаю это лучше, чем ты, — подумала Рози. — Долгие годы я знала это».
— Не ходи, Рози, — попросил Билл. — Останься здесь, с нами.
— Нет. Никто не сделает этого, кроме меня.
Она прошла мимо него, почувствовав, как одна из игл кустарника расцарапала ей бедро, и боль от этого была столь же сладостной, как раньше ее крик. Даже ощущение крови, стекающей по коже из царапины, было сладостным.
— Маленькая Рози! — окликнула ее Уэнди.
Она обернулась.
— Ты должна опередить его в конце. Ты знаешь почему?
— Да. Конечно, знаю.
— Что ты имела в виду, когда говорила, что он — бык? — спросил Билл. Его голос звучал недоуменно и испуганно… Но все равно Рози никогда не любила его больше, чем сейчас, и полагала, что никогда не будет так любить. Лицо его было бледным… и казался он таким беззащитным.
Он снова начал кашлять. Рози положила ладонь ему на руку, боясь, как бы он, стыдясь своей слабости, не отшатнулся от нее, но он не сделал этого.
— Оставайся здесь, — сказала она. — Оставайся здесь и никуда не ходи. — И торопливо пошла прочь. Лишь блик лунного света отразился от обруча на ее руке, когда она достигла дальнего конца храма, где тропинка выходила на открытое пространство. А потом она исчезла в темноте.
Мгновение спустя ее крик вновь зазвенел в ночи — легкий и в то же время какой-то жуткий:
— Норман, ты так глупо выглядишь в этой маске… — Рози выдержала паузу и продолжала: — Я больше не боюсь тебя, Норман…
— Господи, он убьет ее, — пробормотал Билл.
— Может быть, — ответила женщина в голубом платье. — Кто-то будет убит сегодня ночью, это точно.
Тут она замолкла, глаза ее широко открылись, она вся превратилась в слух.
— Что вы услы…
Коричневая рука взметнулась и закрыла ему рот. Она не нажимала сильно, но Билл чувствовал, что могла бы: в ее ладони чувствовалась сила. Жуткое подозрение — почти уверенность — закралось в его мозг, когда он ощутил, как ее ладонь прижимается к его губам, а кончики пальцев касаются его щеки. И это не было сном. Как бы ни желал он поверить в то, что это сон, у него ничего не получалось.
Темнокожая женщина встала на цыпочки и прижалась к нему, как любовница, все еще закрывая рукой ему рот.
— Тссс, — прошептала она ему в ухо. — Он идет.
Теперь и он услышал шорох травы и листвы, а потом тяжелые рыкающие вздохи с хрипами, следующие один за другим. Это были звуки, которые в нормальных обстоятельствах ассоциировались бы у него с великаном намного тяжелее Нормана Дэниэльса — мужчиной весом в триста пятьдесят, а то и четыреста фунтов.
Или с огромным зверем.
Уэнди Ярроу осторожно убрала руку со рта Билла, и они стали молча ждать приближения Нормана или существа, в которое он превратился. Билл обнял ее одной рукой, и она тоже обняла его. Пока они так стояли, у Билла возникла странная уверенность, что Норман — или то, чем он стал, — не пойдет через здание. Он — оно — пройдет здесь и увидит их. Мгновение он будет рыхлить землю опущенной наковальней своей башки, а потом погонит их вниз, по этой узкой тупиковой тропинке, сшибет, забодает и растопчет.
— Ш-шшш… — выдохнула Уэнди.
— Норман, ты кретин… — донесся до них, как дым, как лунный свет, голос Рози. — Какой же ты дурак… ты и правда думаешь, что сумеешь достать меня? Тупой вол!
Раздался взрыв издевательского женского смеха. Этот звук вызвал у Билла образы разбиваемого стекла, разверзшихся в земле трещин и пустых комнат в полночь. Он вздрогнул и почувствовал, как руки его покрываются гусиной кожей.
У фасада храма возникла тишина, нарушаемая лишь дуновениями ветерка, который, словно рука, расчесывающая спутанные волосы, тихонько шевелил колючки кустарника. И молчание — там, откуда Рози окликала Нормана. Наверху диск луны, цвета отполированной слоновой кости, заплыл за облако, окрасив его края серебром. Небо было усеяно звездами, но Билл не узнавал очертаний ни одного созвездия. А потом:
— Норрр-муннн… не хочешь поговори-и-ить со мной?
— О, я, конечно, поговорю с тобой, — рыкнул Норман Дэниэльс, и Билл почувствовал, как темнокожая женщина в испуге вздрогнула и прижалась к нему, а его собственное сердце словно совершило противный прыжок из груди в глотку. Этот голос раздался не дальше чем в двадцати ярдах от них. Казалось, Норман совершал те неуклюжие телодвижения нарочно, позволяя им следить за ним, а потом, когда ему понадобилась тишина, он стал совершенно бесшумным. Но вот раздался крик: — Я поговорю с тобой по душам, блядюга!
Ладонь темнокожей женщины снова очутилась на губах Билла, призывая его к молчанию, но Билл не нуждался в призывах. Их глаза встретились, и он увидел, что темнокожая теперь не уверена, что Норман пойдет через храм.
На всю округу снова наползла тишина, создав ощущение тревоги. Даже Рози, казалось, выжидала.
Потом, уже чуть подальше, подал голос Норман.
— Ба-а, это ты, старый сукин сын, — сказал он. — Что ты тут делаешь?
Билл удивленно взглянул на темнокожую. Она легонько покачала головой, давая понять, что тоже не понимает. У него возникло ужасное ощущение: ему нестерпимо захотелось кашлять. Он стал задыхаться, у него першило в горле. Билл уткнул рот в сгиб локтя и попытался загнать кашель обратно в дыхательное горло, чувствуя на себе участливый взгляд женщины.
«Я не смогу долго сдерживаться, — подумал он. — Господи, Норман, почему ты не двигаешься? Раньше ты был таким быстрым!»
И словно в ответ на его мысль из-за храма послышалось:
— Норрр-муннн! Какая же ты гребаная ленивая кляча, Норрр-муннн!
— Сука! — рыкнул низкий голос. — Ах ты, сука! — Донесся звук ботинок или копыт, ступающих по крошащемуся камню. Мгновением спустя Билл услыхал эхо шагов и сообразил, что Норман уже внутри здания, которое темнокожая женщина называла храмом. Одновременно он почувствовал, что приступ кашля миновал, по крайней мере на время.
Он пододвинулся ближе к женщине в голубом платье и прошептал ей в ухо:
— Что нам теперь делать?
Ее ответ, также шепотом, был короток:
— Ждать.
2
Открытие, что маска стала, кажется, частью его лица, испугало Нормана, но, прежде чем страх успел перерасти в отчаяние, он увидел неподалеку какой-то предмет, который напрочь отвлек его от проблемы с маской. Он быстро спустился чуть-чуть вниз по склону, встал на колени, поднял с земли свитер, осмотрел его и отшвырнул в сторону. Потом поднял куртку. Точно, эта куртка была на ней. Мотоциклетная. У парня был мотор, и она каталась с ним, наверное, обнимая ляжками его задницу. Куртка слишком велика для нее, подумал он. Это он одолжил ей. Мысль разъярила его, и он плюнул на куртку, прежде чем отшвырнуть ее прочь, потом вскочил на ноги и с бешенством огляделся вокруг.
— Ты, сука, — пробормотал он. — Лживая, вероломная сука.
— Норман! — донеслось из темноты, и у него на мгновение перехватило дыхание в глотке…
«Близко, — подумал он. — Всемилостивый Боже, она близко, я думаю, она в этом здании».
Он замер, ожидая, не крикнет ли она еще раз. И спустя мгновение она крикнула:
— Норман, я здесь!
Его руки снова потянулись к маске, но на этот раз они не стаскивали ее, а гладили.
— Viva ze bool, — сказал Норман своей бычьей морде и двинулся вниз по склону холма, к руинам здания у его подножия. Ему казалось, он видит следы, ведущие в ту сторону, — по крайней мере, примятые стебли высокой травы, по которым могли пройтись чьи-то ноги, — но при лунном свете это трудно было утверждать наверняка.
Потом, словно в подтверждение правильности направления, вновь раздался сводящий с ума ее издевательский крик: «Я зде-е-есь, Норман!» — будто она ни капельки не боялась его; будто на самом деле она только и ждала, когда он доберется до нее. Сука!
— Стой, где стоишь, Роза, — сказал он. — Ты только стой там, подожди меня. — За пояс джинсов у него по-прежнему был заткнут полицейский револьвер, но теперь он в нем не нуждался. Он понятия не имел, есть ли смысл стрелять из револьвера в привидения, и у него не было ни малейшего желания пробовать. Он хотел поговорить со своей маленькой беглянкой Розой по душам, а револьвер этому только мешает.
— Норман, ты так глупо выглядишь в этой маске! Я больше не боюсь тебя, Норман!
«Ты скоро узнаешь, что зря зарываешься, сука», — подумал он.
— Норман, ты кретин!
Хорошо, может, она и не в здании; она могла уже пройти через него и выйти с другой стороны. Это не имело значения. Если она думает, что сумеет уйти от него в открытом поле, то ее ожидает последний сюрприз в ее жизни.
— Какой же ты дурак!.. Ты и правда думаешь, что сумеешь достать меня? Тупой вол!
К нему вернулось хладнокровие, и он двинулся чуть правее, стараясь теперь не шуметь. Напоминал себе, что вовсе ни к чему вести себя — ха-ха — как бык в посудной лавке. Он остановился неподалеку от потрескавшихся ступенек, ведущих наверх, к храму, и осмотрел его. Теперь он видел храм, вроде одного из тех в греческих мифах, которые тамошние парни любили придумывать за кувшином вина. Здание выглядело явно заброшенным и развалившимся, но не ощущалось призрачным; от него веяло родным домом.
— Норрр-муннн… не хочешь поговори-и-ить со мной?
— О, я поговорю с тобой, — сказал он. — Я поговорю с тобой по душам, шлюха! — В высокой густой траве справа от ступенек его взгляд выхватил большую каменную голову с лицом, сосредоточенно уставившимся в небо. От Нормана до нее было пять шагов, и, сделав их, он пристально смотрел вниз, на это изваяние, секунд десять, желая убедиться, что зрение не обманывает его. Оно не обманывало. У огромной поверженной головы было лицо его отца, и его пустые глаза сверкали по-идиотски в лунном свете.
— Ба-а, это ты, старый сукин сын, — мягко сказал он. — Что ты тут делаешь?
Каменный отец не ответил ему, но ответила жена.
— Норрр-муннн… Какая же ты гребаная ленивая кляча, Норрр-муннн!
«Миленькому языку ее здесь обучили, — заметил бык. Только теперь он совместился с Норманом и вставлял свои замечания прямо изнутри его головы. — Классные ребята эти люди, с которыми она связалась. Никаких сомнений, они изменили всю ее жизнь».
— Сука, — произнес он низким дрожащим голосом. — Ах ты, сука!
Он отошел от каменной головы в траве, подавив острое желание вернуться и плюнуть на нее, как раньше плюнул на куртку… Или расстегнуть джинсы и поссать на нее. Сейчас нет времени на игры. Он стал торопливо взбираться по потрескавшимся ступенькам к черному входу в храм. Каждый раз, когда его нога опускалась на камень, острая боль отдавалась вверх по спине в его поврежденную нижнюю челюсть. Он чувствовал, что теперь, похоже, лишь маска удерживает челюсть на месте, и болела она как проклятая. Он пожалел, что не взял с собой аспирин легавых из команды «Чарли».
«Как она могла сделать такое, Норми?» — глубоко внутри шепнул голос его отца. Он по-прежнему звучал как отцовский, но Норман не припоминал, чтобы его отец когда-либо говорил таким боязливым и неуверенным тоном. Как она посмела сделать это? Каким образом она могла нагнать на старика такого страху?
Он поставил ногу на верхнюю ступеньку; лицо у него ныло, нижняя челюсть, казалось, болтается, как колесо с незатянутыми болтами.
— Я не знаю, и мне все равно, — сказал он голосу-призраку. — Но я одно скажу тебе, папаша, если это на самом деле ты, — когда я ее найду, я расколдую ее в один момент. Можешь зарубить это себе на носу.
«А ты уверен, что стоит пытаться сделать это?» — спросил голос, и Норман, уже двинувшийся было дальше, остановился и прислушался, склонив голову набок.
«Знаешь, что было бы умнее? — спросил голос. — Умнее было бы просто повременить. Я знаю, как это прозвучит, Норми, но все равно поведаю тебе то, что думаю. Если бы я был в твоем мире, я бы повернулся и пошел туда, откуда пришел. Потому что здесь все неправильно. Действительно, здесь все шиворот-навыворот. Я не знаю, что это такое, но я знаю, на что это похоже — на ловушку. И если ты сунешься в нее, тебе, быть может, придется пожалеть о чем-то более важном, чем болтающаяся челюсть или не желающая слезать с тебя маска. Почему бы тебе не развернуться и не отправиться туда, откуда ты явился? Почему бы не попробовать отыскать дорогу назад, в меблирашку, и подождать ее там?»
— Потому что они скоро придут, папаша, — сказал Норман голосу. Он был потрясен настойчивостью и уверенностью призрака, но не желал признаться в этом. — Придут легавые и схватят меня. Они схватят меня куда раньше, чем я успею ее дождаться. Я должен взять ее здесь еще и потому, что она обложила меня матом. Потому что она превратилась в шлюху — я это точно знаю, уже по одному тому, как она болтает.
«Какая разница, как она болтает, идиот! — продолжал голос. — Если она скурвилась, то она уже не станет порядочной женщиной! Может, еще не поздно тебе одуматься и плюнуть на все это дело?»
Он и впрямь стал взвешивать все «за» и «против»… А потом поднял глаза на храм и прочитал слова, высеченные над входом: «Та, кто крадет банковскую кредитку мужа, недостойна жить».
Сомнения растаяли. Больше он не станет слушать своего трусливого педрилу отца. Он шагнул через пасть дверного проема в сырую мглу, в темень… Но не так там темно, чтобы ничего не видеть. Искорки лунного света просачивались сквозь узкие окна, освещая руины, отдаленно напоминавшие церковь в Обревилле. Он шагал через кучи опавших листьев, и когда стайка мечущихся и визгливо вскрикивающих летучих мышей ринулась сквозь лунные лучи к его лицу, он лишь несколько раз равнодушно взмахнул руками.
— Пошли вон, сучье племя, — пробормотал он.
Выйдя через дверь, что была справа от алтаря, на каменное крыльцо, он увидел кусочек ткани, висевший на кусте. Нагнулся, отцепил его и поднес к глазам. Трудно было определить наверняка при таком освещении, но ему показалось, что ткань красная или розовая. Разве на ней была одежда такого цвета? Ему казалось, она носила джинсы, но в голове у него все теперь смешалось. Даже если на ней и были джинсы, она скинула с себя куртку, которую одолжил ей тот мозгляк, и, может, то, что под ней…
Позади него послышался тихий шелест, как от колышущегося на ветру флага. Норман обернулся, и темно-серая летучая мышь метнулась ему прямо в лицо, оскалив свою усатую пасть и захлопав крыльями по его щекам.
Его рука все время лежала на рукоятке пистолета. Теперь он отпустил ее и схватил обеими руками летучую мышь, приминая косточки ее крыльев к тельцу, как какой-то сумасшедший музыкант, играющий на концертино. Потом он вывернул крылья в разные стороны и с такой силой разорвал ее надвое, что внутренности брякнулись ему на ботинки.
— Нечего было лезть мне в морду, паскуда, — сказал ей Норман равнодушно и швырнул оба куска в темноту храма.
— Ты здорово расправляешься с летучими мышами, Норман!
Господи Иисусе, голос звучал совсем близко — прямо за его спиной!
Он развернулся кругом с такой быстротой, что на этот раз чуть не потерял равновесие и едва не рухнул с каменного крыльца.
Склон позади храма опускался к ручью, и там, на полпути к нему, в мертвом саду стояла его беглянка Роза, — просто стояла там, освещенная луной, и смотрела на него. Три мысли, одна за другой, мелькнули в его мозгу. Первая — если на ней когда-то и были джинсы, то теперь уже нет; на ней было какое-то мини-платье, словно снятое со шлюхи в колониальном борделе. Вторая мысль — она стала блондинкой и заплела косу. Третья — она была красива.
— Летучие мыши и женщины, — холодно произнесла она. — Вот на кого у тебя по-настоящему хватает силы, верно? Мне жаль тебя, Норман. Ты жалкое подобие мужика. На самом деле ты вовсе даже и не мужчина. И эта тупая маска, которая к тебе приросла, показывает, кто ты есть в действительности.
— Я убью тебя, сука! — Норман спрыгнул с крыльца и ринулся вниз, к тому месту, где она стояла; его рогатая тень мчалась рядом с ним по мертвой траве, залитой лунным светом.
3
На мгновение Рози застыла на месте, не владея своим телом от испуга, когда он ринулся вперед с воплем из-под напяленной на голову маски. Сдвинуться ее заставил неожиданно возникший кошмарный образ теннисной ракетки с вымокшей в крови ручкой.
Она повернулась, взмахнув подолом своего zat, и побежала к ручью.
Читать бесплатно другие книги:
