Роза Марена Кинг Стивен
— Ну? — спросил он себя. — Как ты думаешь? Это сработает?
Он полагал, что да. Поскольку о масках не могло быть и речи, он попытался пойти дальше — создать облик реального человека, как хороший актер создает реальный образ на сцене. Он даже придумал имя для этого нового парня: Хамп Питерсон. Хамп был армейским ветераном, который вернулся домой и лет десять раскатывал по улицам с бандой рокеров — одной из тех, с которыми женщины очень редко вступают в контакт. Потом произошел несчастный случай. Слишком много пива, мокрая мостовая, опора моста. Вся нижняя половина его тела была парализована, но его выходила одна святая молодая женщина по имени…
— Мэрилин, — произнес Норман, думая о Мэрилин Чамберс, которая долгие годы была его любимой порнозвездой. Второй по списку шла Амбер Линн, но Мэрилин Линн звучало по-идиотски. Следующее имя, пришедшее ему в голову, было Мак-Ку, но оно тоже не годилось. Мэрилин Мак-Ку была той самой стервой, которая выступила со своей говенной Пятой поправкой еще тогда, в семидесятых, когда жизнь не была такой паршивой, как сейчас.
На противоположной стороне улицы, у стройплощадки, висел матерчатый транспарант. «Еще один выдающийся строительный проект Делани будет реализован на этом месте в следующем году» — гласила надпись на нем, — и имя Мэрилин Делани было не хуже любого другого. Скорее всего ни одна женщина из «Дочерей и Сестер» не попросит его рассказать историю своей жизни. Но если слегка перефразировать изречение на майке продавца из «Базового лагеря», лучше иметь в запасе легенду. Пусть даже она не понадобится — лучше не нуждаться в ней и иметь наготове.
И они поверят в Хампа Питерсона. Они повидали немало парней вроде него — парней с каким-то перевернувшим их жизнь случаем и старающихся искупить свое прежнее поведение. Конечно же, все Хампы на свете искупали то, что они раньше навертели в жизни, бросаясь прямо в противоположный лагерь. Норман видел похожих на них наркоманов, превращавшихся в страстных борцов с наркотиками и поклонников Иисуса. По существу они оставались точно такими же козлами, какими были всегда, распевая старые псалмы на новый лад. Впрочем, это не имело значения. Важно, что они всегда вертелись поблизости, торчали за кулисами любой сцены, на которой хотели оказаться. Они были похожи на перекати-поле в степи или на снежные хлопья на Аляске. Так что, да, — он полагал, Хампа примут за Хампа, даже если они и подстерегают инспектора Дэниэльса. Даже самые развратные из них примут его за обыкновенного похотливого калеку, который воспользовался старой сказкой про «чуткого, заботливого парня», чтобы трахнуться с какой-нибудь сердобольной шлюшкой субботним вечерком. Если выпадет хоть капля удачи, на Хампа Питерсона обратят внимание не больше, чем на парня на ходулях, играющего роль Дяди Сэма в праздничном шествии Четвертого июля.
Дальше его план был проще простого. Он отыщет главное сборище женщин из приюта и станет наблюдать за ними в качестве Хампа с боковой дорожки — за их играми и болтающими группками, за всем их пикником. Когда кто-нибудь принесет ему гамбургер, жареную кукурузу или кусок пирога, — а какая-нибудь сердобольная поблядушка наверняка сделает это (никакой феминистской пропагандой невозможно выбить из них внутреннюю потребность таскаться к мужикам — ей-богу, это же инстинкт), — он примет их дары с благодарностью и съест все до последней крошки. Он ответит, когда с ним заговорят, и, если ему случится выиграть чучело зверька, набрасывая кольца или в «Лови-Пока-Не-Поймаешь», он подарит его какому-нибудь малышу… Однако он будет вести себя очень скромно и даже проследит за тем, чтобы не похлопать сопляка по головке. За одно это тебя в наши дни могут сцапать, приняв за приставалу-гомика.
Но главным образом он будет просто следить. Следить за своей беглянкой, Розой. У него не возникнет с этим никаких трудностей, как только его примут как неотъемлемую часть всего происходящего. В искусстве слежки он был чемпионом. Когда он засечет ее, он, если захочет, сможет сделать свое дело прямо здесь, в парке на набережной. Просто подождет, пока ей приспичит сходить в туалет, последует за ней и свернет ей шею, как цыпленку. Это заняло бы от силы несколько секунд, в чем как раз и заключалась проблема. Он не хотел, чтобы это заняло всего несколько секунд. Ему не хотелось торопиться. Ему нужно было спокойно поболтать с ней на досуге. Получить подробный отчет о ее действиях, начиная с того момента, как она ушла от него с его кредиткой ATM в кармане. Так сказать, полный отчет, все меню — от винегрета до компота. Он расспросит ее, каково ей было, скажем, набирать его код в автомате. Узнает, сразу ли она смылась после того как нагнулась, чтобы вытащить из прорези наличность. Ту наличность, за которую он столько вкалывал, которую заработал, вставая чуть свет и охотясь за козлами, для которых нет ни чести, ни совести, если бы такие парни, как он, не были всегда начеку. Он хотел бы спросить ее, как она вообще могла подумать, что сумеет улизнуть. Как могла подумать, что сумеет насовсем скрыться от него.
А после того как она расскажет ему все, что он захочет услышать, он поговорит с ней по душам.
Разве что «поговорит», быть может, не совсем верное слово для того, что он сделает.
Первый шаг — засечь ее. Второй — следить за ней с приличного расстояния. Третий шаг — последовать за ней, когда с нее уже будет достаточно и она покинет вечеринку… Наверное, после концерта, но, если ему повезет, возможно, и раньше. Он выкинет инвалидную коляску, как только выберется из Парка Чудес. На ней останутся отпечатки пальцев. Пара старых мотоциклетных перчаток решила бы эту проблему и добавила бы лишний штрих к образу Хампа Питерсона, но у него уже не было времени, не говоря о жуткой головной боли, которая теперь не отпускала его. Да это и не важно. У него было такое ощущение, что, начиная с этого момента, отпечатки его пальцев будут занимать его меньше всего.
Норман хотел застать ее дома и полагал, что, скорее всего, ему это удастся. Когда она сядет в автобус (именно в автобус — тачки у нее нет, а на такси тратить деньги она не захочет), он усядется прямо за ее спиной. Если он засечет ее где-то на пути от Эттинджерс к клетушке, в которой она играет в свои игрушки, он убьет ее прямо на месте, и черт с ними, со всеми последствиями. Однако если все пойдет как надо, он войдет за ней прямо в ее дверь, и там она получит такое возмездие за свою измену, какое не получала еще ни одна женщина на земле.
Норман покатил к будке с вывеской «Билет на весь день», увидел, что полная стоимость составляет двенадцать долларов, сунул деньги парню, сидевшему в будке, и въехал в парк. Путь был свободен; для уличной толчеи еще рановато. В этом, конечно, есть и свои минусы. Ему придется соблюдать крайнюю осторожность, чтобы не привлечь к себе ненужного внимания. Но он справится с этим. Он…
— Приятель! Эй, приятель! Ну-ка, вернись!
Норман мгновенно застыл, руки словно приклеились к колесам кресла, пустые глаза уставились на «Волшебный корабль» и гигантского робота в старомодном капитанском кителе, стоявшего на мостике. «Свистать всех наверх!» — снова и снова выкрикивал робот-капитан голосом механической куклы. Нет, он не хотел привлекать к себе ненужного внимания… И вот, на тебе, именно это он и делает сейчас.
— Эй, лысый! Ты-ты, в инвалидной коляске!
На него стали оглядываться — одна жирная черномазая сука в красном сарафане, на вид в два раза тупее дебила с заячьей губой из «Базового лагеря». Она показалась Норману смутно знакомой, но он счел это чистой паранойей — он никого не знал в этом городе. Она отвернулась и пошла дальше, вцепившись в сумку размером с чемодан, но другие прохожие все еще пялились на него. Промежность Нормана вдруг стала влажной от пота.
— Эй, парень, вернись! Ты дал мне слишком много!
Какое-то мгновение до него никак не мог дойти смысл сказанного, словно с ним заговорили на иностранном языке. Потом он понял, и чувство облегчения — смешанного с отвращением к собственной несообразительности — окатило его как волной. Конечно, он дал парню в будке слишком много. Он совсем забыл, что он теперь инвалид, а не инспектор полиции Норман Дэниэльс.
Он развернулся и покатил обратно к будке. Жирный парень, высунувшийся оттуда, смотрел на Нормана с таким же отвращением, какое тот сам испытывал к себе. В руке он держал пятидолларовую бумажку.
— Семь баксов для инвалидов — ты чего, читать разучился? — спросил он, сперва ткнув банкнотой в вывеску на будке, а потом Норману в физиономию.
Перед Норманом мелькнула картинка, на которой он впечатал пятидолларовую бумажку прямо в левый глаз жирного козла, а наяву он взял ее и засунул в один из множества карманчиков своей куртки.
— Извини, — хрипло выдавил он.
— Ладно, бывай, — сказал мужик в будке и отвернулся.
С гулко бьющимся сердцем Норман снова покатил в парк. Он тщательно сконструировал образ… выстроил простой, но безупречный план для достижения своей цели и вдруг на самом подходе сделал нечто не просто тупое, а невероятно тупое. Что с ним происходит?
Он не знал, но теперь ему придется как следует разобраться в этом.
— Я могу это сделать, — пробормотал он. — Еще как могу, черт возьми.
«Свистать всех наверх! — проскрипел ему робот-моряк, когда Норман катился мимо него. — Свистать всех наверх! Свистать всех наверх!»
— Как прикажете, кэп, — пробормотал Норман, продолжая катиться дальше. Он подъехал к трехсторонней развилке со стрелками, указывающими на пирс, центральный проезд и зону пикников. Возле той, что указывала на пикник, висел маленький плакатик с надписью: «Гости и друзья „Дочерей и Сестер“, ленч в полдень, обед в шесть, концерт в восемь. Развлекайтесь! Веселитесь!»
Еще как развлечемся, подумал Норман и покатил свою облепленную наклейками коляску по одной из бетонных дорожек между газонами и цветниками, ведущей к зоне пикников. Это и в самом деле был парк, причем очень неплохой. Здесь были оборудованы площадки для малышей, веселые фигурки зверей, как в «Диснейленде», бейсбольное поле и множество столиков для пикников. Неподалеку был натянут открытый брезентовый навес, и Норман увидел людей в белых поварских халатах, возившихся у гриля. За навесом расположился ряд будок, поставленных явно лишь для сегодняшнего мероприятия. В одной можно было купить лотерейные билетики для розыгрыша нескольких самодельных лоскутных одеял, в другой — майки (на многих красовались те же самые изречения, что украшали инвалидную коляску Нормана), в третьей можно было заполучить любые пособия на выбор — желаете ли вы узнать, как бросить мужа и найти усладу с родственной лесбийской душой.
«Будь у меня ствол, — подумал он, — что-нибудь убойное и скорострельное, вроде Мака-10, я бы за двадцать секунд сумел очистить мир от этой слякоти».
Большинство здесь составляли женщины, но и мужчин было достаточно для того, чтобы Норман не чувствовал себя вызывающим особые подозрения. Он катил мимо будок, оставаясь любезным на вид, кивая в ответ на кивки, улыбаясь в ответ на улыбки. Он купил билетик на лоскутное одеяло, записавшись под именем Ричарда Питерсона. Может, действительно это и не такая уж блестящая мысль — называть себя Хампом здесь[7]. Он взял листовку под названием «У женщины тоже есть имущественные права» и сообщил лесбийской королеве, заведовавшей этой будкой, что собирается послать ее своей сестричке Дженни в Топеку. Лесбийская королева улыбнулась ему и пожелала хорошо провести вечер. Норман улыбнулся в ответ и пожелал ей того же. Он смотрел на все в целом и искал, в частности, одного человека — Розу. Пока он не видел ее, но это было нормально; денек только начинался. Он почти не сомневался, что она появится к полудню на ленче, и как только он увидит ее, все будет отлично, все встанет на свои места. Ладно, он слегка прокололся у будки с билетами «На весь день», ну и что с того? Теперь это уже позади, и больше он не проколется. Это точно.
— Тормозни-ка, дружище, — радостно воскликнула молодая женщина в шортах цвета леопардовой шкуры. Она вела за руку маленького мальчика. В свободной руке мальчонка держал мороженое с вишнями и, казалось, пытался вымазать им всю мордашку. Норману он показался просто маленьким сопливым засранцем. — И не печалься.
Она протянула Норману руку, и он прикинул, — всего лишь на одно мгновение, — как быстро эта идиотская ухмылка «Я-Сочувствую-Калекам» слетела бы с ее лица, если бы он вместо того чтобы протянуть ей пятерню, как она ожидала, врезал ей промеж глаз. Она протягивала ему левую руку, и Норман не удивился, увидев, что на ней нет обручального кольца, хотя крысенок с мордочкой в вишневых соплях был как две капли воды похож на нее.
«Ты, шлюха, — подумал он. — Я смотрю на тебя и вижу все, что творится с этим гребаным миром. Как ты его зачала? Попросила одну из своих вонючих подружек трахнуть тебя поломанным шприцем?»
Он улыбнулся и легонько шлепнул по ее протянутой ладони.
— Ты отличная девчонка, — сказал он.
— У тебя есть друзья здесь? — спросила женщина.
— Ну, вот ты, — охотно подсказал он.
Она довольно рассмеялась.
— Спасибо. Но ты понимаешь, что я имею в виду.
— Не-а, просто глазею, но, если я мешаю или если это частная пирушка, я всегда могу убраться.
— Нет-нет! — сказала она, испугавшись одной мысли об этом. Как Норман и предполагал. — Оставайся. Будь как дома. Веселись. Принести тебе что-нибудь поесть? Я с удовольствием. Печенье? Может, горячую сосиску?
— Нет, спасибо, — сказал Норман. — Я разбился на мотоцикле… Давно. Так и попал в эту паршивую коляску. — Сучка сочувственно закивала. За какую-то минуту он мог бы заставить ее завыть волчицей на луну, если бы у него не было другого, более важного дела. — С тех пор у меня как-то пропал аппетит. — Он застенчиво ухмыльнулся ей. — Но я наслаждаюсь жизнью, ей-богу!
Она рассмеялась.
— Ну и отлично! Удачного тебе дня.
— Тебе того же, только в двойном размере. И тебе удачи, сынок.
— Ладно, — не очень любезно отреагировал малец и глянул на Нормана враждебными глазками. С вишневым сиропом на пухлых щеках, он мог бы быть приветливее. Норман пережил мгновение настоящей паники, его охватило чувство, что мальчишка заглядывает ему внутрь и видит там настоящего Нормана, прячущегося в выбритой башке и утыканной молниями куртке Хампа Питерсона. Он сказал себе, что это обыкновенный синдром преследования, не больше и не меньше. В конце концов, он был сейчас лазутчиком в стане врага, и бояться преследований в таких обстоятельствах — нормальное дело, но тем не менее быстро покатил прочь.
Он думал, что почувствует себя лучше, как только очутится подальше от малыша с его враждебными глазками, но не вышло. Его краткий приступ оптимизма сменился зудящим беспокойством. Приближалось время полуденного ленча, минут через пятнадцать все станут усаживаться за столики, а ее по-прежнему нигде не было видно. Некоторые женщины еще не появились, видимо, катались на аттракционе с горками. Возможно, Роза была среди них, но он полагал, что это маловероятно. Роза была смирной девкой, такие аттракционы ее не привлекали.
Да, ты прав, но… может быть, она изменилась, шепнул голосок внутри. Он начал было говорить что-то еще, но Норман грубо заткнул ему хайло, прежде чем тот успел вымолвить еще хоть слово. Он не желал слушать эту чушь, хотя и понимал: что-то в Розе должно было измениться, а не то она по-прежнему сидела бы дома, гладила его рубашки по средам и ничего бы не случилось. Мысль о том, что Роза изменилась настолько, чтобы выйти из дома с его кредиткой ATM, вновь завладела его мозгом, вошла в него таким грызущим, глодающим хорьком, что он едва это вынес. Память о том, что произошло, давила ему грудь, словно двухпудовая гиря.
«Держи себя в руках, — мысленно приказал он себе. — Вот что ты должен делать. Думай об этом, как о дежурстве, как о работе, которую ты выполнял тысячи раз раньше. Если сможешь думать об этом именно так, все будет отлично. Знаешь что, Норми: забудь, что ты ищешь Розу. Ты ищешь уголовную стерву. Забудь, что это Роза, пока не увидишь ее в натуре».
Он попытался. Помогало то, что все шло примерно так, как он и предполагал: Хампа Питерсона приняли как вполне закономерного участника всей честной компании. Две лесбиянки в майках с подвернутыми рукавами, чтобы выставить напоказ жирные предплечья, быстренько включили его в свои игрища с летающей тарелкой Фрисби, а женщина постарше, с седыми волосами на макушке и отвратительными варикозными венами на ногах принесла ему стаканчик йогурта, поскольку, сказала она, ему, прикованному к этому креслу, наверняка жарко и неудобно. Хамп сердечно поблагодарил ее и сказал, что да, он и впрямь немного запарился. А вот тебе уже ничто не поможет, подумал он, когда седая женщина пошла прочь. Ничего удивительного, что она шьется с этими лесбийскими принцессами — она не смогла бы раздобыть себе мужика, даже если бы вывернулась наизнанку. Впрочем, йогурт оказался вкусным, прохладным, и он выпил его с удовольствием.
Вся штука заключалась в том, чтобы не оставаться слишком долго на одном месте. Он передвигался от зоны пикников к площадке для игры в подковы, где два дурака играли на пару с двумя дурами. Норману казалось, что они могли бы играть так вечно. Он проехал мимо поварского навеса, где первые гамбургеры уже снимались с гриля, а картошка и салат раскладывались по сервировочным тарелкам. В конце концов он покатил к подъездным аллейкам, низко опустив голову и бросая быстрые незаметные взгляды на женщин, направлявшихся к столикам. Некоторые толкали перед собой коляски, другие тащили под мышками грошовые призы. Розы среди них не было.
Казалось, ее не было нигде.
7
Норман был слишком занят поисками Розы, чтобы видеть, как чернокожая женщина, заметившая его раньше, снова обратила на него внимание. Женщина была огромной и немного напоминала Уильяма Перри по прозвищу «Холодильник».
Джерт стояла на игровой площадке, раскачивая маленького мальчика на качелях. Вдруг она застыла и тряхнула головой, словно стараясь прочистить мозги. Она по-прежнему смотрела на калеку в мотоциклетной куртке, хотя теперь могла видеть его лишь со спины. На спинке его инвалидной коляски красовалась наклейка: «Я — мужчина, уважающий женщин».
«Ты еще и мужчина, которого я где-то видела, — подумала Джерт. — Или ты просто похож на какого-то киноактера?»
— Давай, тетя Джерт! — скомандовал Стэнли, мальчонка Мелани Хаггинс. — Толкай! Я ха-ачу взлететь повыше! Ха-ачу сделать петлю!
Джерт толкнула его выше, хотя маленький Стэнли ни в коем случае и близко не должен подобраться к петле — во всяком случае, она сама и его мать все сделают для этого. Тем не менее он зашелся смехом; это вызвало улыбку и у нее. Она подтолкнула его еще чуть выше, выкинув из своих мыслей человека в инвалидной коляске. Из своих мыслей на поверхности.
— Я ха-ачу сделать петлю, тетя Джерт! Пожалуйста! Ну давай, пожа-а-алуйста!
Ну, подумала Джерт, может, одна петля и не повредит.
— Держись крепче, герой, — сказала она. — Поехали!
8
Норман продолжал кататься, хотя знал, что ему встречаются последние из торопящихся к ленчу участников пикника. Он чувствовал, что ему будет невредно и поголодать, пока женщины из «Дочерей и Сестер» и их друзья едят. К тому же его тревога продолжала нарастать, и он боялся, как бы кто-нибудь не заметил, что с ним творится неладное, если он будет торчать неподалеку. Роза должна быть здесь, и он засек бы ее к этому времени, но не засек. Он полагал, что ее здесь нет, и это было непонятно. Ведь она же была мышкой, мышкой-норушкой, и если она не здесь, со своими подружками, шлюшками-поблядушками, то где же еще? Куда она могла пойти, если не сюда?
Он проехал под дугообразным плакатом с надписью «Добро пожаловать на гулянье!» и покатил по широкой асфальтовой дорожке, почти не обращая внимания на то, куда едет. Он обнаружил, что самое привлекательное в инвалидной коляске — это то, что другие люди сами следят за твоей и своей безопасностью.
Парк заполнялся людьми, и он полагал, что это хорошо, но все остальное шло неважно. Голова у него снова трещала, и потоки спешащих людей вселяли в него странное чувство, словно он был чужаком внутри собственной шкуры. Например, почему столько из них смеются? Что, скажите ради Бога, может вызывать у них смех? Разве они не видят, на что похож этот мир? Разве не понимают, что все — все — на грани того, чтобы рухнуть? С отчаянием он понял, что теперь они все для него похожи на лесбиянок и педрил, все без исключения, словно весь мир деградировал и превратился в выгребную яму с однополыми любовниками, женщинами-воровками, мужчинами-лжецами. Никто из них не испытывал ни малейшего уважения к тому клею, на котором держится все общество.
Его головная боль усилилась, и маленькие яркие зигзаги снова замелькали по краям предметов. Разнообразные шумы стали оглушительно громкими, словно какой-то жестокий гномик у него в голове завладел кнопками управления и стал постепенно увеличивать громкость, врубая все больше децибел. Урчание машин, одолевавших первый подъем на аттракционе с горками, звучало как лавина, а вопли седоков, когда машины ныряли в первый спуск, взрывались как шрапнель. Каллиопа[8], выдувающая бесконечные мелодии, электронная трескотня, доносящаяся из видеосалона, вой жуков-картингов, носящихся по гоночному треку, — сумятица этих звуков вгрызалась в его смятенный и встревоженный разум как голодные монстры. Хуже всего было перекрывающее все и буравящее плоть его мозга, как наконечник тупого сверла, завывание механического моряка на палубе «Волшебного корабля». Он почувствовал, что, если еще хоть раз услышит его вопль: «Свистать всех наверх!», — его мозг вспыхнет, как папиросная бумага на включенной электроплите. Или так, или он просто выпрыгнет из этой гребаной коляски и с криком ринется сквозь всю эту сволочь…
Остановись, Норми!
Он закатил коляску в маленькое пустое пространство между будками, в одной из которых торговали жареным картофелем, а в другой развесной пиццей, и там остановился, в стороне от круговорота толпы. Когда звучал внутренний голос, Норман всегда его слушал. Это был голос, сказавший ему девять лет назад, что единственный способ заткнуть глотку Уэнди Ярроу — это убить ее. Тот же голос убедил его отвезти Розу в больницу, когда она сломала ребро.
«Норми, ты спятил, — произнес теперь этот спокойный, ясный голос. — По стандартам залов суда, где ты тысячи раз давал свидетельские показания, ты точно так же „с приветом“, как шоколадная конфетка под этим же названием. Ты отдаешь себе в этом отчет?»
Слабый бриз донес до него с озера: «Свистать всех наверх!»
Норми?
— Ага, — прошептал он и начал массировать ноющие от боли виски кончиками пальцев. — Ага, отдаю.
Отлично! Человек может справиться со своими недугами, если… он способен признать их. Он должен выяснить, где она, а это означает — рискнуть. Но он уже рисковал, просто придя сюда, верно?
— Да, — сказал он. — Да, папаша, я рисковал.
Отлично, здесь мы поставим точку и пойдем дальше. Навостри уши, Норми.
И Норман навострил уши.
9
Джерт еще немного покачала Стэна Хаггинса на качелях. Его вопли, требующие «покрутить петлю еще», становились все более назойливыми. Она не собиралась повторять это: в первый раз он едва не свалился, и на мгновение Джерт показалось, что она сейчас рухнет замертво от инфаркта.
Теперь ее мысли вновь вернулись к тому парню. Лысому.
Видела ли она его когда-то? Знала?
Мог он быть мужем Рози?
Ох, да это же бред. Чистая паранойя.
Может, и так. Почти наверняка. Но мысль продолжала свербить. Рост, похоже, его… Хотя трудно судить, разглядывая парня в инвалидной коляске, не так ли? И мужик вроде мужа Рози, конечно, знал бы это.
Перестань. Ты гоняешься за тенями.
Стэн устал от качелей и спросил Джерт, заберется ли она вместе с ним на детскую лесенку. Она улыбнулась и отрицательно покачала головой.
— Почему нет? — спросил он, надувшись.
— Потому что у твоей старой подружки Джерт комплекция не подходит для детской лесенки. От ее веса она может рухнуть. — Джерт увидела Рэнди Франклин, стоявшую возле пластиковой горки, и вдруг приняла решение. Если она не поохотится чуть-чуть за этим наваждением, оно сведет ее с ума. Она спросила Рэнди, не присмотрит ли та ненадолго за Стэном. Женщина сказала, что да, конечно, и Джерт назвала ее ангелом, каковым Рэнди определенно не являлась, но… небольшое преувеличение в лучшую сторону никому не вредит.
— Куда ты, Джерт? — спросил явно разочарованный Стэн.
— Должна выполнить одно поручение, астронавт. Сходи вон туда и покатайся немножко с горки с Андреа и Полом.
— Эта горка для малышей, — с обидой заявил Стэн, но все же отправился туда.
10
Джерт пошла по дорожке, ведущей от зоны пикников к главной аллее, и, выйдя на нее, направилась к будкам у входа в парк. У «Билетов на весь день» и у «Билетов на полдня» выстроились длинные очереди, и она была почти уверена, что мужчина, с которым хотела поговорить, ничем ей не поможет, — она уже видела его за работой.
Задняя дверь будки «Билетов на весь день» была открыта. Джерт постояла на месте еще секунду, набираясь решимости, а потом зашагала к будке. У нее не было официального статуса в «Дочерях и Сестрах», никогда не было, но она любила Анну, которая помогла ей выпутаться из отношений с мужиком, девять раз отправлявшим ее в пункт срочной медицинской помощи. Это началось, когда Джерт было шестнадцать, а закончилось в до-девятнадцатилетнем возрасте. Сейчас ей стукнуло тридцать семь, и последние пятнадцать она была неформально правой рукой Анны. Учить обиженных новеньких тому, чему научила ее Анна — что они не должны возвращаться к своим агрессивным мужьям, дружкам, отцам и отчимам, — было лишь одной из ее функций. Она преподавала искусство самообороны (не потому, что оно спасало жизнь, а потому, что вырабатывало чувство уверенности в себе). Она помогала Анне устраивать прибыльные мероприятия, вроде сегодняшнего. Работала вместе со слабым и пожилым персоналом Анны, помогая содержать приют в состоянии, напоминающем платное заведение. И когда требовалась работа по охране, она старалась выполнить ее как можно лучше. Именно в этой роли она сейчас двинулась вперед, расстегивая защелку своей сумки, служившей ей походным кабинетом.
— Прошу прощения, сэр, — сказала она, заглядывая в открытую заднюю дверь. — Могу я поговорить с вами минутку?
— «Справочная для посетителей» справа от «Волшебного корабля», — тотчас отреагировал мужчина в будке, не поворачивая головы. — Если у вас проблемы, обратитесь туда.
— Вы меня не поняли. — Джерт сделала глубокий вдох, заставив себя говорить спокойным тоном. — С этой проблемой только вы можете мне помочь.
— С вас двадцать четыре доллара, — объявил продавец билетов молодой парочке, стоявшей с другой стороны окошка, — и вот шесть сдачи. Счастливо провести день… — И в сторону Джерт, по-прежнему не поворачивая головы: — Я очень занят здесь, леди, говорю на тот случай, если вы не заметили. Так что если хотите пожаловаться на организацию игр или что-нибудь в этом роде, прогуляйтесь до «Справочной для посетителей» и…
Вот так. Но Джерт не собиралась выслушивать советы этого парня прогуляться куда бы там ни было, тем более в таком снисходительно-издевательском тоне. Может, мир и впрямь полон дурочек, но она не из них, и она знала кое-что, чего этот самодовольный кретин не знал: Питер Слоуик был укушен более восьмидесяти раз, и не исключено, что человек, который сделал это с ним, находится сейчас здесь, разыскивая свою жену. Она едва втиснулась в тесную будку, схватила продавца за плечики голубой форменной рубашки и развернула к себе. На именной бирке, пришпиленной к нагрудному карману его рубашки, было написано: «Крис». Крис уставился на физиономию Джерт Киншоу, напоминавшую потемневшую луну, ошарашенный тем, что до него дотронулся посетитель. Он раскрыл было рот, но Джерт заговорила до того, как он успел издать хоть один звук.
— Заткнись и слушай. Я думаю, что сегодня ты, возможно, продал дневной билет очень опасному парню. Убийце. Так что не утруждай себя рассказами, какой у тебя был трудный денек, Крис, потому что мне… мать твою… наплевать на это.
Крис пялился на нее выпученными от удивления глазами. Прежде чем к нему вернулся голос и деловой настрой, Джерт вытащила из своей громадной сумки слегка потускневшую, полученную по факсу фотографию и сунула ее ему под нос. «Детектив Норман Дэниэльс, который размотал крупное дело о наркотиках» — гласила подпись под ней.
— Вам нужна администрация парка, — сказал Крис. Голос его звучал одновременно обиженно и испуганно. За его спиной мужчина, стоявший теперь в начале очереди, — на нем была идиотская шляпа, вроде колпака Буратино, и майка с надписью: «Самый классный в мире дед», — резко вскинул видеокамеру и начал снимать, возможно, предвкушая столкновение, благодаря которому его пленку прокрутят по вечерней хронике.
«Если бы я знала, как забавно все это будет, я бы нисколько не колебалась», — подумала Джерт.
— Нет, она мне не нужна, во всяком случае, пока. Мне нужен ты. Пожалуйста. Ты только взгляни как следует и скажи мне…
— Леди, если бы вы знали, скольких людей я вижу за де…
— Я говорю о парне в инвалидной коляске. Приехал рано. До столпотворения, сечешь? Здоровый парень. Лысый. Ты высунулся из будки и заорал что-то ему вслед. Он вернулся. Наверное, забыл взять сдачу. Или что-то в этом роде.
В глазах Криса вспыхнули огоньки.
— Нет, было не так, — сказал он. — Парень думал, что платит верно. Я знаю, что он так считал, потому что он дал десятку и два бакса по одному. Он или забыл цену для инвалидов за весь день, или вообще не заметил вывески.
«Ага, — подумала Джерт. — Как раз та вещь, про которую парень, только притворяющийся калекой, мог забыть, если голова у него занята другим».
Буратино, понявший, что никакой потасовки здесь не будет, опустил камеру.
— Дайте, пожалуйста, один билет для меня и один для моего внука, — попросил он, нагнувшись к переговорному окошечку.
— Успеешь, — отрезал Крис.
Хамства ему было не занимать, но сейчас не время давать уроки хорошего тона. Сейчас требовалась дипломатия. Когда он снова повернул к Джерт свою недовольную и важную физиономию, она опять выставила вперед фотографию и заговорила мягким, уважительным тоном:
— Это тот мужик, в инвалидной коляске? Представь себе его без волос.
— Ох, леди, ну что вы, в самом деле! Он был еще и в темных очках.
— Постарайся. Он опасен. Если есть хоть один шанс, что он здесь, мне придется поговорить с ребятами из администрации.
Черт, ошибка! Она поняла это почти сразу и все равно опоздала на несколько секунд. Огоньки в его глазах вспыхнули и сразу пропали, но ошибиться было невозможно. Если она хотела обратиться к администрации с каким-то вопросом, который его не касался, то не все порядке. Если вопрос касался его, то все не в порядке. Может, у него уже бывали неприятности с администрацией раньше, а может, ему уже разок выговаривали за то, что он такой хам и козел. Как бы там ни было, он решил, что все это дело — лишняя головная боль, которая ему совершенно не нужна.
— Это не тот парень, — сказал он. До этого он легонько потянул к себе фотографию, чтобы рассмотреть получше, а теперь попытался вернуть ее владелице. Джерт выставила руки вперед ладонями над объемистой выпуклостью живота, отказываясь взять ее, во всяком случае пока.
— Пожалуйста, — сказала она. — Если он здесь, то ищет мою подругу, и вовсе не для того, чтобы покатать ее на чертовом колесе.
— Эй! — крикнул кто-то из растущей очереди к окошку будки. — Давайте работайте! Продавайте билеты!
Послышались одобрительные выкрики в поддержку первого крикуна, и самый классный в мире дед снова поднял свою видеокамеру. На этот раз он, казалось, пытался поймать в кадр лишь нового дружка Джерт, Криса. Джерт видела, как Крис глянул на него, как щеки его залились краской. Он резко дернул рукой, пытаясь прикрыть лицо, словно жулик, который выходит из летнего домика с ворованным барахлом. Последний шанс на то, что она сможет выяснить здесь хоть что-то, пропал.
— Это не тот парень! — рявкнул Крис. — Совсем другой! А теперь убери свою жирную задницу отсюда, а не то я вышвырну тебя в парк.
— Кто это говорит? — фыркнула Джерт. — Я могла бы накрыть стол на двенадцать персон на том, что ты таскаешь позади себя, и не уронить ни одной вилки в щель посередине.
— Убирайся! Немедленно!
С пылающими щеками Джерт побрела обратно к зоне пикников. Она чувствовала себя дурой. Как же она могла так проколоться? Она попыталась убедить себя, что всему виной место — слишком шумное, суматошное, слишком много людей снует туда-сюда в поисках развлечений. Нет, дело не в месте. Она была встревожена, вот почему все так случилось. Мысль, что муж Рози мог убить Питера Слоуика, была жуткой, но мысль, что он мог быть сегодня здесь, под личиной паралитика в инвалидной коляске, была в тысячу раз хуже. Ей уже приходилось сталкиваться с безумием, но безумие в сочетании с такой изобретательностью и всепоглощающей целеустремленностью…
Кстати, а где Рози? Не здесь — это все, что Джерт знала наверняка. Пока не здесь, мысленно поправилась она.
— Я прокололась, — пробормотала она вслух, а потом вспомнила, что твердила почти всем женщинам, приходившим в «Д и С»: если знаете что-то и можете воспользоваться этим без чужой помощи, пользуйтесь этим сами.
Ладно, она воспользуется этим. Это означало, что администрация парка отпала, во всяком случае, пока. Вряд ли она сумеет убедить их, а если ей и удалось бы, то это может занять слишком много времени. Однако она видела лысого мужика, катавшегося в инвалидной коляске по зоне пикников и болтавшего с несколькими людьми — в основном с женщинами. Лана Клайн даже приносила ему что-то поесть. Что-то вроде мороженого.
Джерт заторопилась обратно, к зоне пикников. Она стала искать Лану или какую-нибудь другую женщину из тех, что болтали с лысым мужиком, но это было все равно что искать полицейского — ни одного не бывает рядом, когда он вам нужен.
А теперь ей как на грех нужно было в туалет — просто позарез. Ну зачем, черт возьми, она выпила столько холодного чая?
11
Норман медленно катил по центральной дорожке Парка Чудес к зоне пикников. Женщины еще ели, но это продлится недолго, — он видел, как уже пустели чашки с десертом. Ему придется двигаться побыстрее, если он хочет действовать, пока большинство из них находится все еще в одном месте. Однако он не волновался, тревога прошла. Он знал, куда ему идти, чтобы найти женщину, — одну женщину, с которой он сможет поговорить по душам. «Женщины не могут долго оставаться вдали от сортиров, Норми, — как-то говаривал ему его отец. — Они как собачки, которые не могут пройти мимо любого кустика сирени, чтобы не поссать на него».
Норман быстро покатился в своей коляске мимо указателя с надписью: «К туалету».
«Всего одну, — думал он. — Всего одну, без провожатых — одну, которая сможет сказать мне, куда уехала Роза, если ее нет здесь. Если это Сан-Франциско, я отправлюсь за ней туда. Если Токио — полечу туда. И даже если это преисподняя, я все равно отправлюсь следом за ней. Так или иначе, нам все равно придется разобраться в наших отношениях, поговорить по душам».
Он проехал через рощицу украшенных елок и, отпустив колеса, покатил вниз по пологому склону к кирпичному строению без окон, с дверями с каждой стороны: мужчины — направо, женщины — налево. Норман проехал в своей коляске мимо двери с табличкой «Для женщин» и остановился у дальнего конца строения. На его взгляд, здесь была очень хорошая позиция — узкая полоска голой земли, выстроившиеся в ряд пластиковые мусорные баки и забор со столбами. Он слез с кресла и заглянул за угол строения, высовывая голову все дальше и дальше, пока не стала видна дорожка. Он вновь почувствовал себя нормально — спокойным и уравновешенным. Голова у него все еще болела, но боль уменьшилась, осталось только слабое покалывание.
Две женщины вышли из декоративной еловой рощицы — не пойдет. Уязвимым местом в его нынешнем плане было, конечно, то, что женщины часто ходят в туалет парочками. Чем они там, мать их, занимаются на пару?
Те две вошли внутрь. Сквозь ближайшее вентиляционное отверстие Норман слышал, как они смеются и болтают про кого-то по имени Фред: Фред сделал то, Фред сделал это. Фред явно был тем еще парнишкой. Каждый раз, когда та, что трещала без умолку, переводила дух, другая начинала хихикать, издавая столь резкие, корявые звуки, что Норману казалось, будто кто-то катает его мозг по битому стеклу или пекарь обкатывает пончик в сахаре. Однако он не сходил со своего места, откуда мог наблюдать за дорожкой, и стоял не шевелясь; только руки его сжимались и разжимались… Сжимались и разжимались.
Наконец они вышли, по-прежнему болтая про Фреда и все еще хихикая, и пошли по дорожке так близко одна к другой, что их плечи и бедра терлись друг о друга. Норман с трудом подавил желание ринуться за ними и схватить в каждую руку по головке этих шлюх и так ударить их одну о другую, чтобы они раскололись и слиплись, как пара гнилых тыкв.
— Не надо, — прошептал он себе. Пот выступил на всем его недавно обритом черепе и струился по лицу большими прозрачными каплями. — Ох, не надо сейчас, ради Бога, держись. — Он весь дрожал, и головная боль вернулась с полной силой, словно кто-то врезал ему кулаком по темени. Яркие зигзаги заплясали и завертелись в уголках глаз, а из правой ноздри потекло.
Следующая появившаяся в поле его зрения женщина была одна, и Норман узнал ее — седые волосы на макушке, отвратительные варикозные вены на ногах. Та, что приносила ему порцию йогурта.
«Я приготовил порцию для тебя, — подумал он, напрягшись, когда она стала спускаться по бетонной дорожке. — Я приготовил хорошую порцию, и если ты не ответишь мне на все вопросы, то не сомневайся, что сожрешь все, до последней крошки».
Потом кто-то еще вышел из маленькой рощи. Норман видел и ее раньше — жирная разнюхивающая сука в красном сарафане, та, что оглядела его с ног до головы, когда его окликнул парень из будки. Снова он ощутил то сводящее с ума ощущение почти разгаданной загадки, как имя, вертящееся на языке, но ускользающее каждый раз, когда пытаешься ухватить его. Он действительно знал ее? Если б у него не трещала голова…
У нее по-прежнему была в руках громадная сумка, больше похожая на чемодан, и сейчас она рылась в ней. «Что там ищет Толстуха? — подумал Норман. — Парочку салфеток-промокашек? Розовый крем? Может быть…»
И вдруг он вспомнил. Он читал про нее в библиотеке, в газетной статье о «Дочерях и Сестрах». Там еще была ее фотография, где она скрючилась в какой-то идиотской стойке карате, больше смахивающая на трейлер, чем на Брюса Ли. Она была той самой стервой, заявившей репортеру, что мужчины не являются их врагами, но «…если нас бьют, мы даем сдачи». Джерт. Он не помнил фамилии, но звали ее Джерт.
Убирайся отсюда, Джерт, мысленно приказал Норман здоровенной чернокожей бабе в красном сарафане. Его руки были крепко стиснуты, ногти впивались в ладони.
Но она не убралась. Вместо этого она крикнула:
— Лана! Эй, Лана!
Седая женщина обернулась и пошла по направлению к Толстухе, похожей на огромную свинью в одежде. Он следил за тем, как седая женщина по имени Лана повела Толстуху Джерт обратно в рощу. Джерт держала что-то в руках и показывала ей это по дороге, похоже, листок бумаги.
Норман вытер локтем пот, заливавший глаза, и стал поджидать, когда Лана закончит дружескую беседу с Джерт и все же спустится к туалету. С другой стороны рощи, на площадке пикника, уже доедали десерт, и когда с ним будет покончено, пересохший ручеек женщин, спускающихся сюда, чтобы воспользоваться туалетом, превратится в сплошной поток. Если удача не улыбнется ему, и не улыбнется быстро, это место может превратиться в настоящий бардак.
— Давай же, давай, — пробормотал про себя Норман. И словно в ответ кто-то вышел из-за деревьев и начал спускаться вниз по дорожке. Это была не Джерт, не Лана-Порция-Йогурта, а кто-то еще, кого Норман тем не менее тоже узнал, — одна из двух шлюх, которых он видел в саду, когда ходил на разведку к «Дочерям и Сестрам». Та, у которой была двухцветная прическа, как у рок-звезды. Эта сучка даже помахала ему тогда ручкой.
«Нагнала ты тогда на меня страху, — подумал он, — так что я заколебался, не сделать ли обратный ход? Ну давай же, иди к своему папочке».
Норман насторожился и напрягся, словно тигр в засаде, и головная боль полностью прошла. Он стоял неподвижно как статуя, краем глаза выглядывая из-за угла здания, молясь, чтобы Джерт не решила вернуться именно в этот момент и чтобы девчонка с половиной оранжевых и половиной зеленых волос не передумала. Никто не вышел из-за деревьев, и девчонка с идиотской прической продолжала приближаться. «Мисс Панки-Дранки, Рваная Кошелка образца 1994 года, заходи ко мне в гостиную», — сказал паук мухе… Вот она ближе и ближе, и теперь тянется к дверной ручке, но дверь так и не открылась, потому что рука Нормана сомкнулась на тонком запястье Синтии, прежде чем она успела коснуться ручки.
Она уставилась на него с изумлением, глаза ее широко раскрылись.
— Иди сюда, — сказал он, таща ее за собой. — Иди сюда, чтобы я мог поговорить с тобой. Поговорить с тобой по душам.
12
Джерт Киншоу торопливо шла к туалету, почти бежала, когда — чудо из чудес — она увидела ту самую женщину, которую только что разыскивала. Она тут же раскрыла свою объемистую сумку и принялась рыться в ней, ища фотографию.
— Лана! — позвала она. — Эй, Лана!
Лана повернулась и пошла обратно по дорожке.
— Я ищу Кэти Спаркс, — сказала она. — Ты не видела ее?
— Конечно, она забавляется с подковами, — ответила Джерт, большим пальцем указывая себе за спину, в сторону зоны пикников. — Я видела ее там — и двух минут не прошло.
— Отлично! — Лана тут же зашагала туда. Джерт кинула тоскливый взгляд на туалет, а потом догнала ее и пошла рядом. Наверное, ее мочевой пузырь выдержит еще немного. — Я подумала, может, ее охватил приступ страха, и она помчалась сюда, — между тем говорила Лана. — Ты же знаешь, это с ней бывает.
Джерт протянула Лане снимок, высланный по факсу, как раз когда они снова входили в рощу. Лана с любопытством уставилась на него. Она впервые видела изображение Нормана, потому что не жила в «Д и С». Она была работником социальной психиатрической службы и жила в Кресент-Хейтс со своим уравновешенным, доброжелательным мужем и тремя чудесными, без всяких отклонений, ребятишками.
— Кто это? — спросила Лана.
Прежде чем Джерт успела ответить, мимо них в сторону туалета прошла Синтия Смит. Как обычно, даже при сложившихся обстоятельствах, ее дикая прическа вызвала у Джерт ухмылку.
— Привет, Джерт, классный у тебя сарафан, — бросила на ходу Синтия. Это был не комплимент, а просто оборот речи этой девчонки.
— Спасибо. А у тебя чудесные шорты. Но я ручаюсь, если бы ты постаралась как следует, то нашла бы такую пару, из которой щечки вылезали бы еще больше.
— Эй, расскажи еще что-нибудь, — сказала Синтия и пошла своей дорогой с качающейся как маятник маленькой, но бесспорно хорошенькой попкой. Лана проводила ее восхищенным взглядом, а потом снова переключила внимание на фотографию. Изучая ее, она рассеянно гладила свои длинные седые волосы, связанные в конский хвост.
— Ты знаешь его?
Лана покачала головой, но Джерт показалось, что та скорее выражает сомнение, чем говорит нет.
— Представь его себе без волос.
Лана сделала кое-что получше: она прикрыла снимок ладонью сверху от линии лба, потом стала изучать его гораздо внимательнее. Шевелила губами так, словно не просто смотрела, а читала его. Когда она вновь взглянула на Джерт, ее лицо выглядело озадаченным и одновременно тревожным.
— Я приносила порцию йогурта одному парню сегодня, — неуверенно начала она. — На нем были темные очки, но…
— Он был в инвалидной коляске, — подсказала Джерт. Хотя она и понимала, что дело здесь лишь начинается, все равно почувствовала, как огромная ноша свалилась у нее с плеч. Знать — это уже быть предупрежденной. А кто предупрежден, тому известно, что делать.
— Да. Он опасен? Опасен, так ведь? Я пришла сюда с несколькими женщинами, которые за последние несколько лет пережили тяжелые душевные травмы. Они довольно чувствительны. Здесь ожидаются неприятности, Джерт? Я спрашиваю не из-за себя, а из-за них?
Джерт тщательно обдумала это, прежде чем сказать:
— Я думаю, все будет в порядке. Самое страшное уже позади.
13
Норман сорвал с Синтии безрукавку, обнажив ее маленькие, размером с чайные чашки, груди. Одной рукой он зажал ей рот, одновременно притиснув к стене и заставив молчать. Он стал тереться об нее своей ширинкой. Он почувствовал, как она попыталась отодвинуться от него, но, разумеется, никак не могла этого сделать, и это возбудило его еще больше. Но возбудилось лишь его тело. Разум его плавал футах в трех над головой и безмятежно наблюдал, как Норман вцепился зубами в плечо мисс Панки-Дранки. Он впился в нее как вампир и стал всасывать ее кровь, когда та брызнула сквозь кожу. Кровь была горячей и соленой, и когда он спустил себе в трусы, то едва заметил это, точно так же, как и едва замечал ее крики, заглушаемые его ладонью.
14
— Возвращайся обратно и побудь со своими пациентками, пока я не дам тебе знак, что все чисто, — сказала Джерт Лане. — И будь добра, не говори об этом никому. Пока не надо. Твои подруги — психологически ранимые женщины, и они не единственные здесь.
— Я понимаю.
Джерт сжала ей руку.
— Все будет нормально. Я обещаю.
— Ладно, тебе виднее.
— Да, верно, положись на меня. Я знаю, его нетрудно будет разыскать — он все еще раскатывает здесь в своей инвалидной коляске. Если увидишь его, держись от него подальше. Ты поняла? Держись от него подальше!
Лана взглянула на нее с глубокой тревогой.
— Что ты собираешься делать?
— Пойти отлить, пока у меня не лопнул мочевой пузырь. Потом сходить в службу охраны и сказать им, что мужчина в инвалидной коляске пытался выхватить у меня сумочку. А уж тогда мы пойдем дальше, но первый шаг — это найти его и изолировать, убрать к чертовой матери с нашего пикника.
Рози здесь не было, у нее могло быть свидание или еще какая-нибудь встреча. Ничему другому на свете Джерт не была так благодарна за всю свою жизнь, как этому обстоятельству. Его мишенью была Рози, а ее еще нет; и у них есть шанс нейтрализовать его… пока он не причинил никому вреда.
— Хочешь, я подожду тебя, пока ты сходишь в туалет? — с беспокойством спросила Лана.
— Со мной все будет нормально.
Лана, нахмурившись, взглянула на дорожку, ведущую обратно в рощу.
— Все равно, давай я подожду, — сказала она.
Джерт улыбнулась.
— Ладно. Это будет недолго.
Она почти дошла до туалетов, когда в ее сознание ворвался какой-то звук: кто-то тяжело и прерывисто дышал. Нет — даже двое. Кто-то скулил и стонал. Большой рот Джерт скривился в улыбке. Какая-то парочка устроила себе небольшое развлечение, судя по звукам. Надо же, какие нетерпеливые…
— Говори мне, ты, сука!
От этого голоса, настолько тихого, что он походил на глухое рычание пса, улыбка примерзла к губам Джерт.
— Говори, где она, говори сейчас же!
15
Читать бесплатно другие книги:
