Путь искупления Харт Джон
– Мне очень жаль, но… – сказала Элизабет.
Но в мотеле он сказал:
– Подумай еще.
Улыбка вернулась, но той бесшабашности и обаятельной легкости уже как ни бывало. Он казался каким-то озабоченным и нервным – вот она, горькая сторона одиночества…
– Я очень рада за тебя, Эдриен. Что ты отказался от мысли мстить.
– Но ты не поедешь со мной?
– Не могу. Прости.
– Это из-за того, что ты видела, как я избил тех двоих?
– Нет.
Он отвернулся с напряженным лицом.
– Ты думаешь, что я трус? Что просто решил сбежать от всего?
– По-моему, никто не запрещает тебе уехать, куда твоей душе угодно.
– Оливет сказал, что были другие заключенные с другими секретами. А что, если это так? Что, если и другие страдают так же, как я?
– Тебе нельзя возвращаться, – сказала Элизабет. – И дело даже не в ордере на твой арест за убийство. Просто никто не поверит твоему слову против слова начальника тюрьмы. Со своими прикормленными охранниками он неуязвим. Это просто гениально – то, что он делает.
– Потому что зэки регулярно врут, и зэки регулярно мрут.
– Вот именно.
В лицо Эдриена бросилась кровь, глаза встревоженно провожали проносящиеся по пыльной дороге автомобили.
– Пожалуй, все-таки надо убить его.
– Найди себе какое-нибудь место, – произнесла Элизабет. – Устрой свою жизнь.
Ей показалось, что он согласно кивнул, но Эдриен лишь упрямо упер подбородок в грудь.
– Никто за пределами этой тюрьмы не понимает, насколько он опасен. Не ведает, чем он занимается и какое удовольствие это ему доставляет. Просто не знаю, как буду воспринимать все это через месяц или через год… А что, если Эли ошибался?
– Даже если так, это едва ли имеет значение. Тебя ищут все без исключения копы штата, и тебе нужно все как следует обдумать. Если тебя прихватят за убийство Престона, ты попадешь в ту же самую тюрьму к тому же самому начальнику.
Он помотал головой, но Элизабет была непреклонна.
– Посмотри-ка на меня! Эдриен, давай я подумаю, что могу сделать. Если он допускает ошибки, то нам может улыбнуться удача. Какой-нибудь другой заключенный. Охранник, который больше не может молчать. Потерпи. Так уж вышло, что недавно мне пришлось плотно пообщаться с полицией штата…
Он приподнял брови, его губы скривились.
– Это что, шутка?
– Может, и шутка.
И вот оно опять: улыбка, забившееся вдруг чаще сердце.
– Ладно, – сказал Эдриен. – Уеду.
– Вот и хорошо.
– Но все-таки выжду денек – на случай если ты вдруг передумаешь.
– Не передумаю.
– Здесь. В этом мотеле.
– Эдриен…
– Это же целая куча денег, Лиз! Половина – твоя. Никаких обязательств. Ничто тебя не связывает.
Томительную секунду она смотрела ему прямо в глаза, а потом поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
– Похоже на прощание, – произнес Эдриен.
– Это на удачу. – Элизабет взяла его лицо в ладони и долгим поцелуем приникла к его губам. – А вот это уже на прощание.
Дорога домой далась нелегко. Элизабет твердила себе, что все нормально, что он справится. Но это была лишь половина проблемы. Она до сих пор ощущала вкус его губ, то, как он ответил на ее поцелуй.
«Ты едва его знаешь, Лиз!»
Она произнесла это дважды, но если знание было в том поцелуе, тогда она довольно неплохо знала Эдриена – очертания его рта, то, как его губы могут мягко прижаться к ее губам… Он ведь просто мужчина, твердила она себе – не оборванная до конца ниточка из далекого прошлого. Но ее чувства к нему никогда не были столь простыми. Они проявлялись в ее снах, томительным послевкусием надолго оставались с ней, как и этот его поцелуй. Даже теперь они всеми силами старались смутить ее, и такая уж штука детские эмоции: любовь и ненависть, гнев и желание – их не упрячешь в коробку, не задвинешь куда-нибудь под шкаф…
Ушло порядком времени, чтобы оставить равнину и перевалить через песчаные холмы, направляясь к западу. К тому моменту как Элизабет оказалась в самом центре штата, смятение все-таки удалось затолкать в какое-то узкое пространство в самой глубине груди. Пространство это существовало уже очень давно, и ее чувства к Эдриену устроились в нем привычно и отработанно. Теперь жизнь сосредоточилась на детях, Плаксе и том, что еще оставалось от ее собственной карьеры. Так что она сделала глубокий вдох и поискала в себе тот центр спокойствия, который делал ее таким хорошим копом. Устойчивость. Логика. Вот центр всего.
Проблема была лишь в том, что ей никак не удавалось его найти. Все вокруг было поцелуем, ветром и мыслями о ее руках у него на коже. Эдриен не хотел опять оказаться за решеткой. Она тоже не хотела, чтобы он оказался за решеткой.
– Да соберись же!
Но никак не получалось.
Карусель продолжала крутиться: Эдриен и дети, Плакса и подвал. Кого она пыталась обмануть, когда сказала, что жизнь может вернуться на круги своя?
Саму себя?
Кого-то еще?
Проскочив за городскую черту, Элизабет остановилась у придорожного торгового центра, чтобы купить новый мобильник. Продавец явно узнал ее лицо из газет, но ничего по этому поводу не сказал. Лишь поднял было палец и начал открывать рот, но тут же закрыл его.
– Смартфон мне не нужен. Что-нибудь самое простенькое – только чтобы звонить и отправлять эсэмэски.
Он выложил перед ней «раскладушку» из серого пластика.
– Все то же самое? Пароли? Голосовая почта?
– Да, мэм. Включайте и пользуйтесь.
Подписав чек, Элизабет вернулась в машину, уселась под голубым небом – сразу тяжеленным столбом навалилась жара. Потыкав в кнопки, вошла в голосовую почту. Семь сообщений от репортеров. Два от Бекетта и еще шесть от Дайера.
А последнее – от Ченнинг.
Элизабет проиграла его дважды. Какое-то царапание, шум прерывистого дыхания, а потом всего три слова – совсем тихо и как будто очень издалека, но различаются четко.
«Подождите… Пожалуйста… Не надо!»
Это был голос Ченнинг. Никаких сомнений. Слышно едва-едва, но девушка явно напугана. Элизабет еще раз нажала на воспроизведение.
«Подождите…»
«Пожалуйста…»
На сей раз не стала дожидаться третьего слова – отсоединилась от линии, вжала педаль в пол и пулей вылетела со стоянки. Ченнинг уже наверняка выпустили под залог – при богатстве ее папаши это вообще не вопрос, – но куда сейчас ехать-то?
Элизабет попробовала вызвать мобильный Ченнинг и, не получив ответа, свернула к богатой части города. У дома ее отца высокие стены, так просто не проберешься. Он наверняка держит ее там, застегнутую на все пуговицы. Контролирует ситуацию. Избегает журналистов.
Последнее прозвучало уже горькой шуткой. Еще за два квартала Элизабет углядела фургоны телевизионщиков. Явно не самые «звезды» – эти сейчас, скорее всего, ошиваются у церкви или в отделе полиции, – но все равно это энергия, достойная лучшего применения, даже для такой темы, как двойное убийство. Вот что получается, когда в единый замес попадают политика и межрасовые проблемы, пытки, казнь и «папина дочка». Никто не узнал Элизабет, пока она не свернула на подъездную дорожку, после чего поднялась суматоха.
– Детектив Блэк! Детектив!
Но она смогла прорваться сквозь линию фронта, пока все успели опомниться. В пятидесяти футах от въезда наткнулась на кордон частных охранников. Двое мужчин, бывшие копы. Она узнала обоих. Дженкинс? Дженнингс?
– Мне нужен мистер Шоур.
Один из мужчин подошел к машине. Пожилой, хорошо за шестьдесят, в приличном костюме. На ремне болтается четырехдюймовый «Смит»[45].
– Привет, Лиз. Дженкинс. Помнишь?
– Угу. Ясен пень.
Он наклонился к окну, быстро осмотрел сиденья, коврики.
– Молодец, что все-таки объявилась. Мистер Шоур довольно сильно расстроен.
– Чем?
– Временем твоего приезда.
– Чушь какая-то…
– Ну что тут сказать? – Дженкинс прижал тангенту, объявил по рации о ее прибытии. – Если у тебя самой пропадет ребенок, так и у тебя кругом все будут суки и сволочи.
– Что?!
Он просто отступил назад, ничего не ответив.
Пропал ребенок?
Этого еще только не хватало!
– Дуй прямо к дому. Мистер Шоур тебя заждался.
Элизабет сняла ногу с тормоза, двинулась по дорожке, вьющейся между статуй и фигурно подстриженных кустов. Эльзас Шоур выскочил на крыльцо, не успела она поставить машину. На нем были джинсы и очередная дорогущая рубашка поло. Даже с двадцати футов она заметила, что на шее у него проступили красные пятна.
– Как вы смеете так тянуть время? – Он рванулся к ней через мощенную плиткой дорожку. – Я звонил к вам в отдел уже три часа назад!
Элизабет выбралась из машины.
– А где Ченнинг?
– Вообще-то это вы должны мне сказать! – Вид у него был совершенно расхристанный. И слепому видно. За спиной у него в дверях переминалась с ноги на ногу его жена.
– Может, начнем с самого начала?
– Я уже дважды все это рассказывал!
– Расскажите все-таки еще раз. – Рот его захлопнулся, поскольку она вела себя холодно и жестко, а люди крайне редко обращались к нему в таком тоне. Но Элизабет было на это плевать. – Рассказывайте все от и до.
Это далось ему нелегко, но он проглотил свою гордость и рассказал про поездку из суда и атмосферу неловкости, повисшую в машине, про розовую комнату, горячий шоколад и открытое окно.
– Она не способна мыслить нормально. Как будто стала совершенно другим человеком!
– Думаю, что это и в самом деле так.
– Не порите ерунду!
– Она уже и раньше потихоньку смывалась из дому, – заметила Элизабет.
– Да, но не так, как сейчас.
– Объясните.
Он боролся с самим собой, и другие эмоции прорвались наружу.
– Она стала какая-то непонятная, детектив! Отстраненная. Словно не от мира сего. Как будто забила на всё, чем была раньше.
– Она в шоке. Это вас удивляет?
– Посидев за решеткой, полагаю. Страх тюрьмы…
– Дело не только в тюрьме, мистер Шоур. Я уже вас и раньше предупреждала. Она подверглась насилию, а потом не выдержала и убила тех двоих, защищая свою собственную жизнь. Вы не подумали сказать ей, что всё понимаете? Что, может, на ее месте сделали бы то же самое?
Шоур нахмурился, и она поняла, что ничего такого он Ченнинг не говорил.
– Вы видели фотографии?
– Мне это не требуется, мистер Шоур. Я сама была там. Все на себе пережила.
– Ах да, конечно… Простите. В тот день…
– Она взяла что-нибудь с собой?
– Нет. Вроде бы нет.
– Не оставила какую-нибудь записку?
– Только открытое окно.
Элизабет изучила окно девичьей комнаты, вспоминая свою собственную комнатку в детстве – как выбиралась тогда из нее через окно, спустившись по растущему под ним дереву.
– Она совершеннолетняя, мистер Шоур. Полиция не зарегистрирует ее исчезновение, пока она не будет отсутствовать более двадцати четырех часов. Если что, это скорее могут счесть побегом из-под залога, а значит, будут приняты меры, которые вам наверняка ни к чему.
– Да мне плевать! Я просто хочу, чтобы ее нашли.
Элизабет выдержала его взгляд и поняла, что он не требует, а умоляет.
– У вас есть какие-то мысли насчет того, куда она могла податься? Друзья, подруги? Какие-то определенные места? Что-то, что она держала в секрете или не хотела, чтобы вы об этом знали?
– Честно говоря, детектив, единственный человек или вещь, которые ее, похоже, заботят, – это вы сами.
Элизабет теперь все поняла, совершенно четко.
– Я люблю ее, детектив! Может, я этого и не показываю – не с этими всеми домами, карьерой или проблемами с моей женой. Может, я этого и не показываю, но дочь – это вся моя жизнь. – Он приложил руку к сердцу, глаза его теперь откровенно покраснели. – Ченнинг – это вся моя жизнь.
Элизабет уже тысячу раз все это видела: люди воспринимают остальных как должное, пока кто-нибудь не пропадет. Когда она уезжала, Шоур был на грани слез – здоровенный мужчина, окончательно сломленный.
Она ощутила к нему нечто вроде сочувствия.
Когда Элизабет выезжала обратно на улицу, репортеры уже собрались у ворот, подняв камеры; вопросы посыпались громче. Трое самых наглых перегородили выезд, и она демонстративно газанула, чтобы у них не было сомнений относительно ее намерений.
Если какие-то сомнения и были, то моментально рассеялись.
Пробравшись мимо них, Элизабет поехала быстрее, на сей раз обогнув центр города по краю, а затем свернув на узкую улочку с односторонним движением, ограниченную по обеим сторонам рядами деревянного штакетника и глициниями. Это был черный ход в ее район, который позволил выиграть несколько минут – старый автомобиль жалобно застонал на первом же девяностоградусном повороте. Следующая улица была ее – тихий тенистый проезд, – и она на полной скорости пронеслась по ней по всей длине, не испытывая никакой вины или сожаления. Абсолютно все казалось неправильным – не только запись Ченнинг на автоответчике, но и выбор самой Элизабет тоже. Надо было держать девочку поближе к себе, не уезжать из города. Возможные объяснения тучей роились в голове – потеряла телефон? Какие-то обиды? Какое-то недопонимание?
«Подождите…»
«Пожалуйста…»
«Не надо…»
Подъехав к дому, Элизабет оставила мотор работать на холостом ходу. Увидела осколки бутылки на крыльце, валяющийся на боку стакан.
– Ченнинг?
Дверь скрипнула на перекосившейся петле, и Элизабет двинулась по пустым комнатам, выкликая имя девушки. Осмотрела задний дворик, потом еще раз обыскала дом. Ни записки. Ни следа. Опять выйдя наружу, внимательней осмотрела крыльцо, обнаружив сдвинутый с места цветочный горшок и какое-то темное пятно – явно кровь. Прикоснулась к пятну, после чего опять попыталась позвонить Ченнинг на мобильный и услышала, как тот звонит из кустов прямо по соседству с крыльцом. Недоверчиво уставилась на него, а потом оборвала соединение.
Девушка бесследно исчезла.
29
Когда Элизабет подъезжала к отделу полиции, где-то в животе уже прочно обосновался комок противного страха. Что-то пошло не так, и это «не так» наводило на самые дурные мысли. Запись на автоответчике и кровь, осколки бутылки и потерянный мобильник… Ченнинг побывала в доме Элизабет, но там не осталась. Девушка явно попала в беду. Но без доступа к полицейским ресурсам толку от любых усилий будет мало, а доступ мог оказаться проблемой.
Здесь просто кишмя кишели фэбээровцы и копы из полиции штата, а по сравнению с армией журналистов всех мастей репортерский кордон у дома Ченнинг мог показаться лишь жалкой кучкой зевак. Элизабет остановила машину на противоположной стороне улицы, футах в ста от входа. Федералы со своими черными машинами и одинаковыми ветровками узнавались совершенно безошибочно. Вычислить сотрудников БРШ было едва ли сложнее. Вытащив свой новый телефон, она позвонила Джеймсу Рэндольфу, который ответил после первого же гудка.
– Господи, Лиз?.. Ты где?
– Прямо перед входом.
– А ты еще не слышала?
– Нет. Ничего не слышала.
– О боже… Слушай… – Он на секунду примолк. – Можешь подойти на зады?
– Да.
– Тогда через две минуты.
Он отключился, и Элизабет сделала правый поворот, чтобы избежать телеоператоров и репортеров. Намеренно двинулась вкругаля, проехав несколько лишних кварталов, чтобы подобраться к зданию с обратной стороны. На закрытой служебной стоянке набрала код на панели и дождалась, пока ворота на больших колесах не откатятся вбок. Увидела на крыльце Рэндольфа со свисающей с тонких губ сигаретой. Он мотнул головой вправо, и она заехала в самый угол стоянки, чтобы встретиться с ним в теньке под акацией, которая росла на пустом участке сразу за оградой.
– Блин, Лиз! Где тебя черти носили?
– Я тоже рада тебя видеть. – Она выбралась из машины. Он был взвинчен, что было на него не похоже. Уж Рэндольф-то вроде давно насмотрелся на все, что угодно. – Можно мне тоже штучку?
– Что?.. А, конечно.
Рэндольф вытряхнул из пачки еще одну сигарету, и Элизабет внимательно посмотрела ему в лицо, когда он зажег спичку. Ей хотелось, чтобы он хотя бы немного успокоился.
– Спасибо. – Она склонилась к огоньку. – Ты как?
– Да даже сам не знаю… Тут натуральный дурдом.
– Из-за Эдриена?
– И да, и нет.
– Из-за мертвого охранника?
– Что? А, этого-то… – Рэндольф коротко приподнял плечи. – Угу, наверное, частично и из-за этого – что его убили и все такое.
– Что тут вообще происходит, Джеймс?
Он задержал на ней взгляд; сильно затянулся сигаретой.
– Джеймс?
Рэндольф с несчастным видом отбросил окурок.
– Вот блин!
Они прошли через снабженную кодовым замком дверь, и пока шагали по длинному коридору и поднимались по лестнице на самый верх, Рэндольф продолжал говорить. Рассказывал он о расследовании в церкви.
– Еще девять тел.
– Что?!
– Угу, это окончательное число. Откопали, вытащили. Сейчас они у медэксперта. Послушай, я знаю, как тебе тяжело это слышать – новые жертвы в таком не простом для тебя месте.
Элизабет остановила его взмахом руки. Все рассматривали это место как церковь ее отца, как дом ее детства. Уже очень давно все не так, но все равно все это уж слишком.
Девять тел?
Девять?!
– Ты в порядке?
– Буду в порядке. Рассказывай, что там еще.
Рэндольф завел ее в угол возле камеры для хранения улик. В данный момент там было тихо и спокойно. Только они двое, только его голос.
– Послушай, дело намечается – всем делам дело! БРШ из Роли, федералы из Вашингтона… По буквам на ветровках можно алфавит изучать, миллион глаз так и высматривает любую малейшую ошибку. Говорят, что это будет крупнейший серийный убийца за всю историю штата, и все сейчас под огромным давлением. По делу, без дела, но твое имя сейчас во все это вписано, и я не хочу сказать, что просто краешком. Я хочу сказать, по полной программе вписано, Лиз. Похоже, что в самом деле по полной.
– Из-за церкви?
– Из-за того, что все думают, что ты уехала с Эдриеном Уоллом. Из-за того, что никто не понимает ни мотива, ни какое отношение ты к нему вообще имеешь, а копы начинают нервничать, когда не могут доверять другим копам.
– Когда я уехала с Эдриеном, его обвинили в нарушении границ частого владения, а всем известно, что это полная чушь.
– Ну да, а с той поры он успел избить офицера Престона до смерти.
– Люди здесь меня знают, Джеймс. Они доверяют мне.
Рэндольф отвернулся и уже по-настоящему покраснел.
Элизабет поначалу не понимала, но теперь до нее дошло. Речь шла про подвал. Она успела позабыть, что теперь всем известна эта история – все знают, что она потеряла контроль над ситуацией и умолчала насчет этого, что была захвачена, раздета догола и связана, как животное, в темноте.
– Они думают, что ты порченый товар. Мне очень жаль.
Элизабет уставилась в пол и почувствовала, что сама стремительно краснеет. Три этажа под ними были битком набиты фэбээровцами, сотрудниками полиции штата и чуть ли не всеми копами, которых она когда-либо знала.
– Ты тоже так считаешь?
– Нет. – Он ни секунды не колебался. – Нисколько не считаю.
– Тогда почему такое лицо?
– Потому что есть еще кое-что.
– В каком это смысле «еще»?
– Очень плохие вещи, – произнес Рэндольф. – Реально плохие.
Рэндольф хотел, чтобы Элизабет взглянула на стенд, посвященный недавним убийствам, но тот был оборудован в конференц-зале, дверь которого располагалась на противоположном конце зала для инструктажа.
– Ничего не попишешь, – сочувственно произнес он, поскольку это означало необходимость пробираться через переполненное помещение, где как минимум минуту все собравшиеся будут таращиться на них.
– Вообще-то я приехала переговорить с Дайером.
– Сначала тебе надо на это посмотреть.
Рэндольф провел ее до конца коридора. Перед дверью помещения для инструктажа внимательным взглядом изучил ее лицо, стараясь не опускать глаза к ее запястьям.
– Плюнь и разотри.
Если бы! Он открыл дверь, и в мгновенно разлившейся тишине в нее ударили внимательные взгляды. Элизабет стала молча пробираться между столов и притихших мужчин. Взгляды следовали за ней. Поднялись шепотки. На середине комнаты Рэндольф взял ее за локоть, но она стряхнула его руку. Пусть себе пялятся. Пусть себе судят.
Когда они оказались в конференц-зале, Рэндольф, закрыв дверь, вопросительно поднял брови.
– Порядок?
– Да.
Он подвел ее к дальней стене, вдоль которой сплошным рядом висело с полдюжины белых досок. Элизабет увидела даты, какие-то записи и фотографии – так много информации, что разбегались глаза.
– На доски пока не смотри. Смотри на меня. – Рэндольф встал между нею и стеной. – Спасибо. А теперь слушай. Дайер может появиться в любую секунду. Он разозлится, так что приготовься. Тебе не полагается быть здесь, и я, блин, отлично знаю, что мне нельзя тебе всего этого показывать. Но тебе нужно это увидеть, поскольку для тебя это будет крайне важно.
– Ладно.
– Забудь про трупы внутри церкви. Речь идет о телах под церковью. Девять штук. Все женские, все эксгумированы и находятся сейчас у медэксперта, но на данный момент два мы уже опознали. Первое принадлежит Эллисон Уилсон…
– Погоди-ка… Я знала Эллисон, мы с ней вместе выросли.
– Я про это уже знаю.
– Она из этих девяти?
– Да, но это еще не самое плохое.
Элизабет предостерегающе вытянула руку, поскольку лихорадочно пыталась переварить полученную информацию. Она припомнила Эллисон – симпатичную девчонку, учившуюся на год старше ее. Получала достойные оценки, курила и играла на басу в какой-то гранжевой[46] команде. Пропала через несколько лет после того, как Элизабет поступила на службу в полицию, но никого это особо не удивило. Дома Эллисон жилось несладко; ходили слухи о дружке из другого штата. Все решили, что она просто с ним сбежала. А теперь вот где нашлась – мертвой в церковном подвале… Это и само по себе было шокирующей новостью, но явно имелось и еще что-то, какая-то другая проблема…
– Лиз?
Читать бесплатно другие книги:
