28 лет, каждое лето Хильдебранд Элин

С ним она может поделиться:

– Да, я плачу, но это потому, что он растет. Они с Николь – нет, она, конечно, хорошая девочка, мне нравится, я бы не нашла ему более подходящую, – но они спят вместе, и его детство закончилось. Я больше не его лучший друг и никогда им не буду.

Может, она неправа. Может, мать навсегда остается лучшим другом для сына. Хочется в это верить.

Она говорит Линку об опухоли и диагнозе. Просит не волноваться, добавляет, что обнаружили на ранней стадии. Хирург доктор Маккой иссекает новообразование и делает биопсию сигнального лимфоузла. Края чистые, лимфа тоже. Онколог доктор Саймон назначает тридцать дней лучевой терапии в больнице Кейп-Кода. Говорит, все должно пройти.

Плохо, что Мэлори больше нельзя находиться на солнце. Приходится защищаться от прямых лучей, крем с SPF 70 не поможет. Она покупает четыре пляжных зонта, широкополые шляпы, солнцезащитные очки. Кожа остается белой, как снег. Плавать можно только в гидрокостюме, а на пляже скорее скрываться в тени. Солнце – снайпер, мрачный жнец, но как же она по нему тоскует! В жизни у нее только три слабости: Джейк, белое вино и солнце. Солнце она выбрала осознанно. Сейчас она на реабилитации, выздоравливает.

На выпускной Линк идет с Николь, и конечно, они самая нарядная пара. На Николь розовое атласное платье – чем-то похоже на то, что Мэлори надела на вторую свадьбу Купера, когда зачала Линка. На нем розовые брюки в тонкую вертикальную полоску и синий пиджак. Мэлори делает не меньше сотни снимков. Она стоит рядом с матерью Николь, ее зовут Терри, работает нутрициологом в местной больнице. Терри тоже мать-одиночка. Они бы могли подружиться, если бы у Мэлори были силы на новую дружбу.

Нужно позвонить Эппл, выманить ее от Хьюго и детей и поужинать вместе – выпить мартини, поесть картошки с трюфельным маслом.

Нет, Эппл теперь просто так не выманишь. Нужно было договариваться за неделю, а то и за месяц.

Мэлори скучает по Лиланд.

Может, пригласить Терри на обед? Странно: у детей выпускной, а мамы пошли есть.

Да, странно.

Терри поворачивается к ней.

– У меня есть новости.

Мэлори улыбается. Хочется пошутить: Николь беременна? Нет, ничего смешного.

– Николь уезжает на год в Италию, в Равенну.

Мэлори изумлена:

– Она ведь еще школьница!

– Есть такая новая программа, – объясняет Терри, – дети ездят учиться по обмену. Она будет жить в итальянской семье, у них есть свои дети: взрослая дочь, сын и еще одна девочка, ровесница Николь. Будет ходить там в школу с сентября по июнь.

– Вот это да! Потрясающе. А я и не знала.

– Она ничего не говорила, боялась, что не пройдет. Там большой конкурс.

– Линк знает?

– Пока нет. Она хотела сначала отпраздновать окончание школы. Думает, он расстроится.

– Ясно. – Мэлори напоминает себе, что им по шестнадцать лет, они встречаются, а не помолвлены. – С ним все будет хорошо.

Линку плохо. У него глаза на мокром месте. Николь ни разу не обмолвилась, что она уезжает в Европу, и Мэлори вынуждена признать, что она поражена. Думала, современные дети не умеют хранить секреты.

– До сентября еще далеко, – пытается она успокоить сына. – Три месяца. Ваши отношения могут здорово измениться.

– Ага, – чуть не всхлипывает он. – Я только сильнее буду ее любить.

Он редко бывает дома по вечерам. Обычно они с Николь делают уроки или у них, или у нее, но сегодня она на собрании по случаю поездки. Мэлори откладывает все дела и идет на кухню, чтобы приготовить то, что Линк любит больше всего, – курицу на гриле и пасту с чесночно-лимонным соусом. Но в этот вечер он не притрагивается к еде.

– Пожалуйста, поешь.

– Не могу. – По лицу ее взрослого, сильного, красивого сына текут слезы. – Я буду очень по ней скучать.

– Иди ко мне.

Мэлори отставляет тарелку, обнимает его и усаживает рядом с собой. Новый диван мягкий и уютный, не чета старому, зеленому и жесткому, на котором они сидели перед камином осенью, зимой и весной, а летом открывали окна и двери, и сквозняк не давал им умереть от жары. Читали, смотрели телевизор, говорили. Когда Линк был совсем маленьким, она качала его на руках, сидя на диване. Ему нравилось спать здесь, когда он возвращался из школы.

Мэлори вздыхает. Она прекрасно понимает, каково это – скучать по любимому человеку. Она не может рассказать обо всем Линку, но поделиться мудростью может.

– Понимаю, ты боишься, что она встретит симпатичного итальянца, выучит язык, увидит картины, побывает в прекрасных соборах и попробует самые вкусные блюда без тебя, и то, что она все это пережила и испытала, а ты нет, может отдалить вас друг от друга. Николь не просто твоя девушка, она еще и твой лучший друг. Вы нашли самую чистую любовь, юную любовь. – У Мэлори на глазах слезы. Год и без того выдался трудным, а теперь еще и это. – Тебе будет больно, сынок, но боль пройдет. Погрустишь недолго – несколько недель, пусть месяц. В лучшем случае, и я надеюсь, что так оно и будет, вы сможете победить расстояние. Или решите, что будет лучше расстаться. Сейчас Николь хочет окунуться в новую итальянскую жизнь. Отпусти ее с легким сердцем. У тебя есть школа, спорт и я. Я всегда рядом, и мне понятны твоя тоска и твой гнев. И я первая пойму, если ты пойдешь на свидание с Лорен, Эльзой или Ашей, когда Николь уедет.

– Ну уж нет, – бормочет Линк.

– Ты еще совсем молодой, жизни не видел. Знаешь, что самое ужасное в молодости? Не понимаешь своего счастья. Не предполагаешь, что дальше все будет по-другому.

– Мам, я женюсь на Николь. Помяни мое слово. Вот увидишь! Мы окончим колледж и поженимся.

– План серьезный. – Мэлори понимает: Линку сейчас нужно услышать именно эти слова. – Только, пожалуйста, не отмахивайся от жизни. Наслаждайся каждой минутой рядом с Николь, пока она не уехала. Не думай о том, что может быть, а чего не может.

У Линка в кармане жужжит телефон. Это Николь. Наверное, собрание закончилось. Он вскакивает.

– Спасибо, мам. – Он наклоняется, целует ее и говорит в трубку: – Приходи. Мама приготовила обед: курица гриль. Она сказала, что, если мы поженимся после колледжа, это серьезный план.

В конце июля Мэлори понимает, что в этом году у нее та же проблема, что и в прошлом: Линк не хочет в Сиэтл. Ни на месяц, ни на десять дней, как последние два года. И в Вашингтон к Куперу тоже не собирается. Он вообще никуда не желает ехать. Остается на острове, будет работать в магазине вместе с Николь до ее отъезда.

Как же их встреча с Джейком? Не отменять же ее. Если болезнь и преподала Мэлори урок, то разве что такой: жизнь слишком коротка.

Линк уже взрослый. В конце концов, она может просто сказать ему: «Сынок, ко мне приедет друг, мужчина, и на выходных я хочу побыть с ним вдвоем. Давай ты поживешь у Николь. Помоги ей собраться».

Нет, так нельзя.

Как она могла забыть: есть же Такернак! Можно дойти туда на яхте и погостить в доме у доктора Мэйджора, как когда-то. Там, конечно, много солнца и негде укрыться, но она будет осторожна. Только бы получилось!

Мэлори пишет письмо доктору Мэйджору. Он ушел на пенсию пять лет назад, но они видятся то в магазине, то в банке, то на почте, так что она не свалится как снег на голову.

«Я понимаю, что прошу о многом… День труда… Радостные воспоминания о том, как гостила у вас после смерти родителей, мое состояние здоровья… Пожалуйста, дайте знать».

Ответ приходит быстро – это хорошая новость. Плохая в том, что дом продали год назад. Содержать его стало слишком дорого, там никто не жил.

Мэлори падает духом. Можно предложить Джейку остановиться на «Грете». Днем ходить в море. В пятницу вечером Мэлори взяла бы в городе бургеры, в субботу купила бы лобстеров, в воскресенье заказала китайскую еду. Посмотрели бы «В то же время, год спустя» на ноутбуке. Весело же?

Нет, не весело. Как будто они в бегах. Все будет казаться второсортным, тусклым, не таким, как обычно.

Но, в конце концов, для чего существуют деньги, если не для того, чтобы решать наши проблемы? Можно разориться на номер в небольшой гостинице, хотя лучше в хорошем отеле. В «Белом слоне» или в «Клиффсайде». Она забронирует номер на свое имя, а Джейк переночует у нее. Но в гостинице персонал: сотрудницы ресепшен, портье, горничные. Рискованно.

Может, арендовать у кого-нибудь дом? Крайняя мера, конечно. Хотя почему нет?

На Нантакете сдаются сотни домов, но Мэлори никак не может найти свободный с видом на море на День труда. Только один особняк на Вовинете с семью комнатами – за двадцать пять тысяч в неделю. Нет, дом, конечно, высший класс, с отменным видом, бассейном, баром, тренажерным залом, уличной кухней и домашним кинотеатром.

Называется эта вилла «Дездемона», что ж, весьма интригующе. Дездемона – героиня шекспировской пьесы «Отелло», которую ревнивый муж убивает за то, чего она не совершала. Странное название для летнего дома. Но для встречи с женатым любовником вдали от глаз сына вполне подойдет.

Двадцать пять тысяч. Когда родители были живы, она и думать не стала бы о таких расходах. Теперь у нее есть деньги, но хватит ли совести потратить их на такой огромный дом? Они с Джейком за три дня и все комнаты там не обойдут.

Нет, она не верит, что вообще рассматривает этот вариант. Придется поселить его на лодке. Что ж, сходят к Чатему в субботу и на Каттиханк в воскресенье. Если пойдет дождь… Мэлори не знает, что они будут делать, если пойдет дождь. В дождь на «Грете» нечего делать. Только бы с погодой повезло!

Может, все-таки арендовать «Дездемону»? Люди ведь ездят в отпуск. На Капри, например. Или на сафари. Такие поездки примерно столько и стоят. На Рождество Фрей повез Анну, малышку, няню и Линка на Мауи. Вот так траты! Конечно, у Фрея и доходы другие, но разве деньги имеют значение, когда тратишь их на то, что делает тебя счастливым?

Мэлори с Джейком не нужны ни семь спален, ни теннисный корт. И смотреть «В то же время, год спустя» в домашнем кинотеатре им не нужно. Им необходимо встретиться в безопасном месте наедине, и, если придется потратить на это двадцать пять тысяч, Мэлори их потратит.

Что Дорис говорит в фильме?

«Я знала: пусть цена и высока, я все равно готова ее заплатить».

Она набирает номер агентства недвижимости.

– Доброе утро. Агентство недвижимости, Джеремайя слушает. Чем могу помочь?

Джеремайя?

– Здравствуйте. – Она надеется, что это не тот, о ком она подумала. – Меня зовут Мэлори Блесс…

– Здравствуйте, мисс Блессинг! Это Джеремайя Фрихолд.

Вот незадача! Мэлори хочется повесить трубку.

– Здравствуй, Джеремайя. Какой сюрприз! Так ты теперь?..

– Лицензированный брокер, да. Вот уже несколько лет.

– Чудесно!

Мэлори слышала, что бывший ученик курировал деликатные работы по исторической перестройке родительского дома на Орандж-стрит и после профессионально занялся недвижимостью, и все равно поражена, слыша его голос. Столько лет спустя она испытывает смертельный ужас, вспоминая события на пруду.

Ей нравится жить на острове и быть частью их небольшой коммуны, но это доставляет ужасные неудобства.

– Мисс Блессинг, чем я могу вам помочь?

Что тут скажешь? Спрашивать об аренде «Дездемоны» не вариант. Двадцать пять тысяч в неделю, а Мэлори простая школьная учительница. И потом, как она объяснит, зачем арендует виллу? Съезжаются родственники? Родственник, помимо сына, у нее один – Купер. Нет, не стоило звонить. Зачем она это все затеяла? Как теперь выпутаться?

– Я звоню по просьбе подруги, – говорит Мэлори. Фраза настолько банальная, что ей самой тошно. – Она ищет дом с одной-двумя спальнями на День труда. Желательно на первой линии. И не очень дорогой. Есть что-то подходящее?

Джеремайя смеется:

– Нет, увы.

– Я так и думала. – Мэлори вздыхает. Она надеялась, что, может, для местных есть какой-то отдельный список и что Джеремайя, вспомнив о ее доброте – а ведь она была к нему исключительно добра, – пойдет навстречу. – Что ж, скажу подруге, что им не повезло. Спасибо, Джеремайя.

– Не стоит благодарности. Всего доброго, мисс Блессинг.

Джеремайя кладет трубку и смотрит на телефон. Вообще-то на Мадакете было кое-что, как раз на первой линии, возле Смит-Пойнта. Для двоих в самый раз. Он собирается перезвонить мисс Блессинг, но останавливается. Он был в нее так влюблен когда-то! Когда она предложила ему прокатиться на пруд Гиббс в самый тяжелый для него год, ему показалось, что его молитвы услышаны. Всю дорогу до места он думал, как поцелует ее. Они застряли, она взбрыкнула, сорвалась. Отправила на дорогу за помощью, как будто она королева, а он ее паж. Когда вернулись в школу, поползли слухи. Джеремайе это вскружило голову, а Мэлори замкнулась. Перестала читать его стихи, перестала советовать книги. Последнюю его работу сурово раскритиковала, и он окончил год с пятеркой с минусом вместо ожидаемой пятерки. Нет, извините, мисс Блессинг, никакого вам дома на Мадакете.

Разговор с Джеремайей Фрихолдом как знак свыше: «Дездемона» – идея так себе. Даже если Мэлори не будет переживать из-за денег, Джейк станет возражать. Он вернее выберет «Грету».

Значит, «Грета». Помыться толком у него не получится, вернется в Вашингтон с соленой коркой на коже. Ну да ладно.

На следующий вечер Линк возвращается около полуночи – у него комендантский час. Мэлори, к своему стыду, просматривает сайты других агентств в поисках хоть какого-нибудь жилья на День труда. Желательно дешевле, чем «Дездемона».

Почему все забронировано? Почему всех так и тянет на Нантакет? Понятно почему.

– Мам. – Линк садится напротив за обеденный стол. – Только не говори сразу «нет».

– Та-ак.

– Пообещай, что выслушаешь меня, прежде чем отказать.

– В Италию ты не поедешь.

– Да я не о том.

– Слушаю. – Мэлори закрывает все вкладки и захлопывает крышку ноутбука.

– Николь уезжает в понедельник, четвертого сентября. Вылет из аэропорта Джона Кеннеди. Они с матерью едут на все выходные в Нью-Йорк, будут закупаться перед поездкой. Приглашают меня поехать с ними.

Сердце у Мэлори скачет от ликования.

– Сами пригласили? Терри не против? Она не хочет провести время вдвоем с дочерью?

– Она предложила, – сияет Линк. – Кажется, у нее там какой-то друг, к которому она ездит каждый год, и она даже дает нам денег на настоящее свидание.

– Я сама дам тебе денег на свидание.

Мысли роятся в голове, как мотыльки у фонаря. У Терри в Нью-Йорке есть друг, с которым она встречается каждый год? У нее тоже как в фильме «В то же время, год спустя»? Может такое быть? И она спасает Мэлори! Так бывает?

– Что скажешь? Мне можно поехать?

– Да, поезжай, – улыбается Мэлори. – Обязательно скажи Терри, что я за тебя заплачу, ей не придется тратиться.

У Линка как будто гора свалилась с плеч.

– Спасибо, мам.

– Не стоит благодарности, прекрасный принц.

На глазах у него слезы.

– Не хочу, чтобы она уезжала.

– Знаю. Поверь, я очень хорошо тебя понимаю.

Что нас занимает в 2018-м? Стрельба в школе в Паркленде; Ким Чен Ын; тарифная политика Дональда Трампа; лошадь Джастифай; «Филадельфия Иглз»; опиоидная эпидемия; Марк Цукерберг; массовая стрельба в ресторане Waffle House; Билл Косби объявлен виновным в преступлениях сексуального характера; умирает шеф-повар Энтони Бурден; спасательная операция в пещере Тхамлуангнангнон; Бэнкси; спортивный врач Ларри Нассар признан виновным по обвинениям в сексуальных домогательствах и насилии над спортсменками сборной по гимнастике; судебное дело пекаря в Колорадо, отказавшегося печь свадебный торт для однополой пары; велосипед STARK Peloton; умирает модельер Кейт Спейд; семьи разлучают на границе; фильм «Босс Бродвея»; трагедия с водным трамвайчиком на озере Озаркс; Карди Би; стрельба в редакции газеты в Аннаполисе; умирает Барбара Буш; стрельба в синагоге Питтсбурга; Стивен Колберт; развод актеров Криса Пратта и Анны Фарис; Дейнерис, Джон Сноу, Ария, Церцея, Тирион, Санса и Брэн; «Богемская рапсодия»; Джером Пауэлл – председатель Федеральной резервной службы; «Кики, ты меня любишь?»; лесные пожары в Калифорнии; убит журналист Джамаль Хашогги; умирает Джордж Буш – старший.

Урсула просыпается. Двадцать четыре сообщения, в два раза больше писем, пятнадцать звонков в голосовой почте. Три – от председателя Юридического комитета Лэнсделла Ирвина.

Верховный судья Сесиль Энн Бартон, или просто судья Сеси, восьмидесяти четырех лет от роду, умерла во сне. В ее возрасте это не трагедия, хотя ее все любили.

Три сообщения от Лэнсделла Ирвина: «Урсула, просыпайся. Пора за работу».

Выбор кандидата на должность Верховного судьи – деликатный вопрос. Урсула считает, это самое важное решение, которое принимает президент. Сейчас у власти восьмидесятитрехлетний Джон Шилдс. Милый господин, которого воспринимают как забавного дедулю, вышедшего с внуками поесть мороженого в кафе. Всем ясно, что в силу возраста он продержится один срок, а дальше – кто знает, что будет дальше? Судья Шилдс признаётся, что ничего не смыслит в соцсетях, не понимает, как работают «Фейсбук» и «Твиттер», – это дело молодых. Урсула не возлагает больших надежд на кандидата, которого назначит Шилдс. Кое-какие слухи до нее долетали, но все имена кажутся ей проходными.

Она приятно удивлена, узнав имя нового кандидата. Кевин Блэкстоун Кавендиш, который называет себя Стоун, а для близких друзей хочет оставаться Стоунси. Всем он хорош, кроме одного – очередной белый мужчина. Белый англосаксонский протестант: Сент-Пол, Дартмут, Йель. Надежный кандидат, стоит особняком, не принадлежит ни к какой партии. Женат, трое детей, все школьники. Довольно приятный (не о каждом судье скажешь такое), даже обаятельный. Будь Урсула президентом, она тоже назначила бы его. Она думает, что Палата представителей и Сенат одобрят его кандидатуру.

Ошибается.

Некая Эва Квист, уважаемый директор школы в Ричмонде, штат Вирджиния, заявляет, что Стоун Кавендиш подверг ее физическому и сексуальному насилию летом 1983 года, накануне отъезда в колледж. Они познакомились в Пойнт-Плезант, штат Нью-Джерси, на ночной вечеринке с кострами на берегу. Стоун подрабатывал там спасателем, а Эва Квист приехала в гости к подруге. Стоун и Эва поболтали, он принес ей пива. Потом она пошла пописать за дюны, Стоун Кавендиш увязался за ней, повалил на песок, задрал юбку и стал расстегивать пуговицы на своих шортах. Когда Эва закричала, он швырнул ей в лицо горсть песка – песок попал в глаза и в рот. Она думала, что задохнется.

Он сказал:

– Не кричи и просто дай мне то, что я прошу.

Попробовал засунуть руку ей в трусики, но она укусила его за плечо – сильно, до крови. Он ослабил хватку, и Эва Квист высвободилась и убежала. Сразу после этого они с подругой ушли с праздника.

Эва собиралась звонить в полицию. Но Лидия Хейгер, та самая подруга, испугалась неприятностей: как-никак они ускользнули из дома тайком ради этой вечеринки. Лидия попросила Эву забыть о случившемся. Кавендиш, так она сказала, уедет в Дартмут, а Эва – в Виргинский университет.

– Ты больше никогда его не увидишь.

Стоун Кавендиш отрицает обвинения. Говорит, не помнит Эву Квист, но Урсула по глазам видит: лжет. А еще она, как и все американцы, читает у него на лице недоумение: какая-то мадам вышла из лесу, брякнула какую-то глупость, и теперь его карьера в Верховном суде под угрозой.

ФБР расследует обвинения. Для прессы раздолье.

Эва Квист привлекательна, держится с достоинством, говорит четко, с умом, а главное – ничего за свою правду не требует. Даже наоборот, рискует все потерять. Она твердо придерживается сказанного и не меняет показаний. Сколько бы раз она ни повторяла эту историю, ни одна деталь в ней не изменилась. Ее муж Уильям Квист – хирург-ортопед. Говорит, Эва рассказала ему о случившемся на третьем свидании. И еще, что события тех лет преследовали его жену, как призраки прошлого. Она никогда не пыталась разыскать обидчика, а сейчас просто не смогла стерпеть, что он претендует на такой высокий пост. Она хочет, чтобы все знали: Кавендиш – абьюзер. Нет, она не намерена разрушать его карьеру. Достаточно, если он признает вину и извинится.

Стоун Кавендиш вину не признаёт и извинений не приносит.

Лидия Хейгер могла бы помочь в качестве свидетеля, но она умерла от рака груди в 2011-м. Больше на той вечеринке Эва не знала никого.

ФБР в рамках расследования связывается со всеми, кто работал спасателем в Пойнт-Плезант летом 1983 года. Трое мужчин и одна женщина помнят Стоуна и говорят, что регулярно ходили с ним на костры. Свидетели-мужчины не знают, о какой именно ночи идет речь: вечеринок было много, да и воды с тех пор утекло, сами понимаете, много. Но свидетельница Синди Пикколо утверждает, что помнит ту ночь. Они со Стоуном встречались летом 1983-го, но расстались в середине августа: потому что Кавендиш собирался в Дартмут и не хотел связывать себя обязательствами. Страдала ли она по нему? А как было не страдать? Она так и сказала журналистам. Стоун был хорош собой; умный, уверенный в себе, мальчик из престижной школы, который поступил в колледж Лиги плюща. Синди видела, как тем вечером он говорил с рыженькой девушкой, подругой Лидии Хейгер. Синди внимательно следила. Видела, как Стоун принес ей пива, как пошел за ней в дюны. Синди сказала, что Эва вернулась одна и она вздохнула с облегчением и пошла искать Стоуна. Они занялись сексом на пляже.

Помнит ли Синди, что Эва плакала, когда вышла из-за дюн?

Нет, не помнит.

А был ли на плече Стоуна укус? По словам Эвы Квист, на Кавендише была безрукавка, так что укус должен был быть виден.

Не помнит.

Слышала ли Синди тем вечером или на другой день, что произошло в дюнах между Эвой и Стоуном?

Нет.

Видела ли она после этого Лидию с Эвой?

Нет. Но она хорошо помнит волосы, рыжие волосы. Определенно, Эва – та самая девушка, с которой Стоун ходил в дюны.

Страна разделилась: одни за Стоуна, другие за Эву.

Джейк за Эву.

– Точно тебе говорю, он это сделал.

Они на кухне, завтракают. Джейк готовит Бесс омлет, она слопает его не раздумывая. Дочь ест все, и это чудесно. Урсула рада за нее и даже немного завидует.

– Согласна с папой, – спешит высказаться Бесс.

Урсула молчит. Наверняка во всех американских семьях сейчас обсуждают то же самое и принимают или не принимают чью-то сторону. Но далеко не в каждой семье есть сенатор, от которого зависит, станет Стоун Кавендиш членом Верховного суда или нет.

– У меня нет права занимать чью-либо сторону, – бесстрастно произносит Урсула.

– Брось, дорогая. Ты ведь не думаешь, что его оговорили.

– Он хороший судья. Умный. Принимает продуманные решения. Он прекрасно дополнит коллектив.

– Он на девушку напал, – вспыхивает Бесс. – Попытался ее изнасиловать. Нельзя закрывать на это глаза только из-за того, что тебе нравятся его решения. Прости, мам.

– Предположительно напал, – уточняет Урсула. – По-моему, доказательств недостаточно.

Она улыбается дочери.

– Прости.

Через три дня другая женщина делает заявление. Меган Ройс, омбудсмен округа Бровард, Флорида. Меган заявляет, что познакомилась со Стоуном Кавендишем на новогодней вечеринке в Майами в 1991 году. Праздновали в квартире с видом на океан. Ройс и Стоун разговорились на балконе, потом перешли на диван. Грохотала музыка, вокруг танцевали. Он и она выпивали. Стоун предложил переместиться «туда, где потише» и отвел Ройс в одну из спален. Они стали целоваться. По словам Ройс, Стоун побаивался, что кто-нибудь войдет, и предложил уединиться в гардеробной. Она согласилась, но, оказавшись там, «почувствовала неловкость». Она попыталась уйти, сказала Кавендишу, что ей не по себе, но он в ответ только рассмеялся и подтолкнул ее глубже. Ройс закричала, Стоун зажал ей рот рукой со словами: «Тише, мы оба знаем, зачем мы здесь». Ройс призналась, что больно ударила его коленом в пах, он назвал ее истеричкой и плюнул ей в лицо, но отпустил. Она сразу же ушла, успела только рассказать о случившемся подруге. Шепнула: «Один парень пытался меня изнасиловать в шкафу». Та ответила: «Хорошо, что ты выбралась, и жалко, что не дождешься полуночи».

Ройс говорит, что поняла, насколько это страшно, только годы спустя.

Стоун Кавендиш утверждает, что не знаком с Ройс. Да, он был в Майами под Новый год в 1991-м, гостил у друга, которого зовут Дуг Стайлс, но, по его словам, они поужинали в ресторане и заглянули в пару клубов. Вечеринку в квартире с видом на океан не помнит. Подруга Ройс Джустина Хвонг живет в Монголии, взять у нее комментарий не представляется возможным. Где искать Дуга Стайлса – неизвестно.

Пресса набрасывается на Меган Ройс. Она дважды в разводе, опеку над сыном получил бывший муж, который живет в Тампе. Когда за комментариями обращаются к бывшему мужу, он заявляет, что Меган – алкоголичка.

Она нанимает адвоката, и тот доказывает, что у Ройс безупречная репутация как у омбудсмена: она не пропустила ни одного рабочего дня и самоотверженно защищает тех, у кого защитников нет. По словам адвоката, личная жизнь Ройс никак не связана с ответственностью Стоуна за то, что произошло в канун 1992 года. Она просилась выйти, он толкнул ее в шкаф. Закрыл рот рукой. Ей пришлось ударить его, чтобы вырваться.

ФБР расследует второе заявление. Удается связаться с Джустиной Хвонг в Монголии. Свидетельница утверждает, что помнит, как Меган Ройс прошептала, что какой-то парень затолкал ее в гардеробную и ей пришлось ударить его, чтобы вырваться. Хвонг не помнит, как звали того парня. Она не была с ним знакома, не помнит адрес того дома и как они вообще там оказались. Наверное, кто-то пригласил.

Представитель Стоуна Кавендиша заявляет, что Меган Ройс, очевидно, выпила тогда на вечеринке. Да, она могла влипнуть в историю, но она ошибается насчет личности парня, потому что им не мог быть Стоун Кавендиш.

– Вероятно, мисс Ройс услышала историю первой жертвы и решила побороться за свои пятнадцать минут славы.

Бесс в бешенстве.

– Ты понимаешь, что происходит, мама? Они стыдят этих женщин! Открыто заявляют, если, мол, женщина лишилась опеки над сыном, ей нельзя верить. Это омерзительно! Обе истории похожи, в первой есть свидетель, которая помнит, как Стоун Кавендиш пошел за Эвой в дюны. Какие еще доказательства тебе нужны? Говорят, Синди ревновала, потому что Стоун ее бросил ради другой, и теперь она мстит. Ага, мстит. Тридцать пять лет спустя, как же! Неужели так трудно поверить чьим-то воспоминаниям, если человек решился рассказать о них? – Бесс переводит дыхание. – Ты же знаешь, что он это сделал, мама.

– Для обвинений по закону этого недостаточно, – отвечает Урсула.

– Мама!

Урсула вздыхает. Откровенно говоря, ей бы хотелось, чтобы Кавендиш сознался или хотя бы допустил возможность того, что эти женщины правы, пусть все и случилось очень давно. Чтобы принес извинения, покаялся. Вот бы человек у власти сознался, что сделал что-то неправильно, вместо того чтобы это отрицать. Это была бы новость! Стоун мог бы признаться, что принуждал женщин, был абьюзером, как стали теперь говорить. Да, он подавлял чужую волю и совсем не думал о чувствах других людей. Он хотел ощущать себя непобедимым, как многие статусные мужчины. А добавил бы, что ему очень жаль. Что если бы он мог отправиться в прошлое, то задал бы молодому себе трепку. Что за прошедшие тридцать лет он многое осознал. Повзрослел.

Урсула сама готова написать для него речь. Все получится! Но Кевин Блэкстоун Кавендиш по-прежнему все отрицает. Роет себе яму. Помощники собирают комментарии восьмидесяти четырех женщин-адвокатов, с которыми он работал за последние три десятилетия. Все в один голос твердят о его достоинствах, характере, манерах. Публикуют письма его священника, соседей, учителей и одноклассников.

ФБР завершает расследование.

Вечером накануне слушания по утверждению кандидатуры Верховного судьи Урсуле звонит Байер Беркхарт.

– Не будь с ним строга завтра, нам этот парень пригодится. Он центрист, говорит от лица большинства работающих американцев. Поддержи его, Урсула. Тебя отблагодарят.

Отблагодарят. Байер хочет сказать, что за это он и его друзья-миллиардеры поддержат Урсулу на выборах в 2020-м. Пока речь только о том, чтобы Винсент Стенджел баллотировался в президенты, а Урсула была вице-президентом. Но страна готова увидеть своим лидером женщину. Страна этого хочет. А Урсула хочет? Разве не к этому она стремилась всю жизнь? Разве Кевин Блэкстоун Кавендиш не может стать блестящим судьей? Разве Америка не заслуживает того, чтобы покончить с партизанской политикой? Можно ведь найти компромисс, сохранив центристские взгляды на свободу, равенство и справедливость для всех. Не пора ли начать эру разума и просвещения?

– Думаешь, он напал на тех женщин?

– Какая разница? – хмыкает Байер. – Это было важно в 1983-м и в 1991-м, а теперь уже неважно. Знаешь, кто был президентом в 1983-м? Рональд Рейган. А в 1991-м? Буш-отец. То, о чем говорят эти женщины, кануло в Лету. Я, представь себе, настолько старый, что помню, как кое-кто однажды сказал: «Мужчины не враги». Знаешь кто? Ты, Урсула.

– Знаешь, что важно? – Она пытается парировать в том же духе. – Кавендиш лжет. Так ведь, Байер? Если он совершил то, в чем его обвиняют, а я склонна думать, что совершил, почему бы ему просто не признаться?

– Ты когда-нибудь лгала?

– Конечно.

– Конечно, – повторяет Байер.

– Но не в таком важном деле! Он отрицает свое оскорбительное поведение!

– А как насчет того, что ты спала с Андерсом Йоргенсеном, пока вы работали в Лаббоке? – спокойно интересуется Байер. – Ты ведь была замужем тогда, да?

Урсула чуть не роняет телефон. Она за столом в кабинете у себя дома. Джейк тоже дома – кажется, смотрит новости.

Андерс. Невероятно, но Байер Беркхарт узнал об Андерсе.

– Байер, – говорит она и умолкает, потому что боится добавить хоть слово.

– Эй Джей Реннинджер поделилась, а ей сболтнул сам Андерс. Она думала, мне пригодится эта информация, – и видишь, она пригодилась. Ты, Урсула, такая стерильная, чистая, безупречная. Но все мы совершаем ошибки, поверь мне. Я делал то же, что и ты, даже хуже. Вот почему я не могу быть президентом.

– Байер, – убитым голосом повторяет она.

– Хочется все отрицать, правда?

Да, очень хочется.

– Не гаси его. А лучше проголосуй за него.

Урсула влетает в гостиную. Она в панике, кружится голова.

Эй Джей знает о них с Андерсом, она рассказала Байеру. Кому еще? Она ненавидит Урсулу, может, и всегда ненавидела. Будем откровенны, не было такой сотрудницы фирмы «Эндрюс, Хьюитт и Дуглас», которая не ненавидела бы Урсулу. Но Урсула не стодолларовая купюра, чтобы всем нравиться. Ее работа – быть лучшим адвокатом по слияниям. И она была точно лучшим адвокатом, лучше, чем Эй Джей. Когда Эй Джей баллотировалась на пост мэра и попросила ее о поддержке, Урсула сказала, что не может вмешиваться, а сама непублично поддержала ее конкурента. Поскольку в Вашингтоне все тайное становится явным уже через пять минут, Эй Джей и об этом узнала.

Удивительно, но она была хорошим мэром. Под ее руководством город стал лучше. Зря Урсула ее тогда не поддержала. И почему она не подумала, что Андерс все расскажет подружке? Почему решила, что он будет держать язык за зубами? Может, он признался на заре их отношений, когда влюбленные обычно выбалтывают друг другу все на свете, особенно о своих прошлых романах? Может, он решил, что для Урсулы это неважно. Конечно, Урсула и Джейк в Вашингтоне, они с Эй Джей в Нью-Йорке. Никто не собирается становиться президентом.

Джейк сидит на краю дивана, согнувшись в три погибели, – придвинулся к телевизору так близко, что вот-вот, кажется, его укусит.

– Где твои очки? – спрашивает Урсула.

Он вздрагивает и откидывается на диванные подушки.

– Слышала уже? Нашли Дуга Стайлса. Он дает показания.

Дуг Стайлс живет в округе Сонома, штат Калифорния. Дом окружен виноградниками, большая территория пострадала во время пожаров. Он отшельник, дауншифтер. Сотрудница почты догадалась, что власти хотят поговорить именно с ним.

Да, он помнит новогоднюю вечеринку в 1991-м. Майами. О Стоуне Кавендише не вспоминал сто лет. Ту ночь помнит. Они поужинали в ресторане, оттуда поехали к кому-то на квартиру с видом на залив Бискейн. Всю ночь провели там, кстати, было много девчонок. Они со Стоуном прилично выпили и накурились, может, был и кокаин, сейчас и не вспомнить. Такие были нравы, куда ж без него?

Слова Дуга производят эффект разорвавшейся бомбы, и, несмотря на это, слушание проходит так, как представляла себе Урсула. Стоуна Кавендиша поддерживают почти все сенаторы комитета. С ним говорят уважительно, почти ласково, о Дуге Стайлсе никто не вспоминает. Да, Кавендиш, очевидно, был на вечеринке в той квартире, как сказала Меган Ройс. Но это вовсе не означает, что ее заявление правда от первого до последнего слова.

Урсула обращается к Стоуну Кавендишу:

– Хотите ли вы взять назад какие-либо заявления, сделанные за последние две недели, или изменить их?

Стоун Кавендиш наклоняется к микрофону. Взгляд потупленный.

– Нет.

– Вы отрицаете, что на пляже преследовали девушку, толкнули ее, бросили в лицо песок – специально или случайно, закрыли ей рот ладонью и попытались снять с нее юбку против ее воли? И вы отрицаете, что в канун Нового года в 1992 году познакомились с девушкой, пригласили уединиться, затолкали в гардеробную, а когда она попросила выйти, толкнули ее дальше и закрыли ей рот рукой? Больше того, отрицаете, что вообще были на той вечеринке, хотя ваш товарищ утверждает обратное.

Стоун Кавендиш смотрит ей в глаза. Взгляд дерзкий, даже злой. Она это видит. На лице у него написано: да как ты смеешь на меня давить? Урсула опасается, что Эй Джей или даже Байер рассказали Кавендишу о ее собственной неосторожности, и сейчас он задаст ей встречный вопрос прямо в эфире. Происходящее в зале суда транслируют по телевидению.

– Да, сенатор.

Урсула чувствует на себе осуждающие взгляды членов комитета. Обычно она не нарушает правила. Придерживается нейтралитета, она же политическая Швейцария. Идет прямо по фарватеру.

– По-вашему, американские граждане Эва Квист, Синтия Пикколо, Меган Ройс и ваш приятель Дуг Стайлс лгут, а вы говорите правду?

– Да, сенатор.

Урсула больше ни о чем не спрашивает, но новостные агентства и политические комментаторы всех мастей еще не раз в эти дни обсудят выражение ее лица в этот момент.

Рэйчел Мэддоу говорит: «Сенатор настроена скептически».

Шепард Смит говорит: «Сенатор Урсула де Гурнси, очевидно, не верит ему».

Люк Рассерт говорит: «Сенатор считает, что Стоун Кавендиш несет полную чушь».