Коробка с секретом Хичкок Флёр

Ириски «Блэкджек» только по шесть штук

– Уховёртки, – сказала Элли.

– Уховёртки? Что-то типа клещей?

– Да, придя в туалет, я сняла кофту и высыпала кучу уховёрток.

– Фу! – Я сморщила нос и закрыла входную дверь.

– Ещё какое фу. – Элли открыла мне ворота, и мы вместе зашагали через поля в город.

Дождь прекратился, но с живых изгородей капала вода, и на тропинке образовался тонкий слой грязи.

– Так вот чем занималась Мелисса! Подсаживала уховёрток тебе на спину. – С каждым шагом меня все сильнее распирала злость за Элли. А также на себя, за то, что я промолчала. Я знала: что-то не так, но продолжала сидеть и просто смотреть. – Ты должна сказать миссис Гейтон или миссис Мейсон, – сказала я. – Нет, это я должна сказать миссис Мейсон!

Элли повернула ко мне большие голубые глаза за стёклами очков.

– Нет, пожалуйста, не надо, я не хочу ходить туда.

– Но, Элли?! С тобой поступили некрасиво.

Но она упрямо покачала головой.

– Это глупо. Они повзрослеют и станут умнее. И не будут больше этого делать.

Я перелезла через живую изгородь по каменным ступеням, Элли – следом за мной.

– Это твой отец так говорит, но, держу пари, он бы не допустил, чтобы такое случилось с ним.

Она повернулась ко мне лицом. В её глазах застыли слёзы.

– Скарлет, если ты скажешь кому-нибудь – кому-нибудь! – я никогда больше не буду с тобой дружить.

Я уставилась на неё. Если честно, я на миг потеряла дар речи. Никогда не будет дружить со мной. Мне казалось, что это я дружила с ней. А затем я попыталась взглянуть на это её глазами.

– Ну, хорошо, не буду. Обещаю.

– Отлично. А теперь давай отнесём эти вещи обратно в магазин.

Элли убеждена, что если я всё туда верну, я почувствую себя лучше. Я предложила отправить всё по почте или после закрытия магазина затолкать в почтовый ящик, но она смотрела на меня сквозь очки, пока я не согласилась. Мы вернулись домой на школьном автобусе, и я всё распихала по карманам, кроме малинового драже; осталось только одно, и мы решили, что из-за него меня вряд ли посадят в тюрьму.

Беда в том, что вернуть вещи в магазин и остаться при этом незамеченными не так-то просто. Особенно когда магазин оказался совершенно пустым, а женщина за прилавком смотрела на вас так, словно вы собираетесь что-то украсть.

– Чем могу помочь? – Женщина посмотрела на нас поверх очков. Она была жутко похожа на близкую родственницу миссис Гейтон. И вероятно, уже ненавидела меня.

Элли застыла на месте. Я отчаянно пыталась сделать то же самое, но у меня возникла блестящая идея, и я стала искать в карманах мелочь.

После чего посмотрела на самую высокую банку за прилавком.

– Мне фруктовых косточек, пожалуйста.

– Сто граммов? – Вновь посмотрев на меня поверх очков, продавщица повернулась к полкам у неё за спиной. Ей потребовалась всего одна секунда, чтобы встать на табурет и взять с полки банку, и в следующую секунду она уже высыпала косточки на чашу весов.

– У вас есть ириски «Блэкджек»? – спросила я, глядя на конфеты на самой нижней полке.

– Сколько? – Она повернулась, поставила первую банку на место и взяла другую.

– Можно десять? – говорю я.

– Я продаю их только по шесть штук.

– Хорошо, тогда двенадцать.

Она взялась их отсчитывать.

Я так и не смогла ничего положить обратно, хотя жевательные резинки были у меня в руке и ожидали, когда их уронят в корзину.

– Что-нибудь ещё?

Я пробежала глазами по полкам. Некоторые банки были на вид тяжелее других. Возможно, их труднее передвигать.

– Голубые жевательные конфеты. Шесть штук, пожалуйста.

Продавщица повернулась лицом ко мне и встала руки в боки.

– Они продаются по четыре штуки. – Она ткнула пальцем в банку. – Видишь?

– Тогда восемь штук, пожалуйста.

Продавщица отсчитала восемь конфет. Увы, всё время она стояла лицом ко мне.

Элли положила мне в руку два фунта.

– А долгоиграющие карамельки? – спросила она, указывая на ящик с цветными шариками под прилавком. – Три маленьких, пожалуйста.

– Я продаю их только по пять штук.

Женщина присела на корточки, чтобы вытащить из ящика коробку. Я же улучила момент и бросила жвачки в корзину с нашими покупками.

Мы потратили в этом магазине почти все наши карманные деньги. В итоге мы заполучили ириски, карамельки, фруктовые косточки, жевательные конфеты, из которых можно выдувать голубые пузыри, «летающие блюдца» и мятные леденцы. Лично я ненавижу мятные леденцы, но они были лучше всего, потому что склеились в банке, и продавщице потребовалось, наверное, сто лет, чтобы расклеить их. Ей даже пришлось для этого принести из подсобки нож.

Мы вышли на улицу с карманами, набитыми законными конфетами. Элли была права: я почувствовала себя гораздо лучше. Я не только вернула всё – ну или почти всё, – обратно, но я потратила даже больше денег, чем съела незаконно.

Элли сунула в рот карамельку.

– Куда ты положила фонарик «Лего»?

– На витрину к Барби, – ответила я.

Элли рассмеялась и чуть не подавилась.

Мы вышли из переулка, беззаботные и нагруженные покупками. Я вернула сладости, заплатила магазину деньгами, и, что самое главное, даже если я никому не скажу, я знала: мой папа на самом деле был никакой не грабитель, а настоящий герой. Ну или типа того. Он делал добрые дела, а теперь и я начала делать добрые дела.

Потому что от добрых дел на душе становится хорошо.

Наверное, поэтому папа превратился из грабителя в шпиона. Он был больше похож на папу Элли, чем на тех, кого папа Элли сажал за решётку.

Мы просто шли по дороге, но затем были вынуждены шагнуть на высокий тротуар, чтобы обойти машину мэра. Я сразу поняла, что это её машина, потому что спереди был прикреплён небольшой флажок.

– Какое странное место для парковки, – сказала Элли и остановилась, чтобы рассмотреть стикер об уплате дорожного налога. – И он просрочен.

Я тоже остановилась, чтобы осмотреть машину. В ней никого не было, только шуба, серый пиджак и небрежно брошенный на приборную панель тюбик с красной помадой. На сиденье валялась листовка с рекламой зоопарка. А на ней – фотка пингвинов. Они выглядели вполне довольными жизнью, но ведь там не был виден их крошечный бетонный бассейн.

– Что ты думаешь о пингвинах?

– В зоопарке?

– Я хочу сказать, это ведь нехорошо, да? Держать их в неволе?

– Да, это определённо неправильно. Это жестоко, но мы ничего не можем с этим поделать. Хотя, наверно, мы могли бы пожертвовать наши карманные деньги зоопарку и написать во Всемирный фонд дикой природы или что-то в этом роде.

Я сосала мятный леденец. Какая гадость.

– Мы могли бы сделать нечто большее, нечто по-настоящему позитивное. Наверняка есть способ изменить жизнь пингвинов к лучшему.

Элли запихнула в рот жвачку.

– Наверно. Что ты задумала?

Держу пари, Дэвид Аттенборо никогда такого не делал

Когда я ткнула Элли в бок, было ещё темно.

– Готова? – спросила я.

– Абсолютно, – ответила она, правда, не слишком убедительно.

Мы неслышно спустились по лестнице в кухню. В моей старой школьной сумке лежали папины инструменты. Я сунула ноги в мамины резиновые сапоги в цветочек, хотя они и были мне великоваты.

В некотором смысле я взяла с собой в эту вылазку обоих родителей, и всё равно от страха у меня тряслись поджилки.

Для нашей экспедиции требовалась маленькая прогулочная коляска Сида, но она была похоронена под грудой разного барахла в прихожей. Стоило Элли поднять бадминтонные ракетки, как по полу тотчас со стуком раскатились мраморные шарики.

Мы замерли. В маминой комнате скрипнула дверь. Я затаила дыхание. Между тем мама вышла на площадку и направилась в ванную. Нам было слышно, как она моет руки, затем, даже не взглянув вниз, вернулась в спальню и закрыла за собой дверь.

Уфф! Пронесло.

На этот раз Элли потянула коляску. Я же вытащила из груды вещей одеяла и положила их на пол, чтобы если что-то и упадёт на пол, то не грохотало.

На улице путь нам освещала луна. Я неплохо вижу в темноте, но Элли безнадёжна. Шагая следом за мной, она была вынуждена всё время следить за светоотражающей полоской на маминых резиновых сапогах, чтобы понять, куда ей ставить ноги. В лунном свете было видно, что тропинка вся в кочках и колдобинах и гораздо длиннее, чем мы рассчитывали, а отстойная коляска Сидни весила целую тонну.

Когда мы достигли окраины города, над морем уже виднелся слабый проблеск зарождающейся зари.

– Это рассвет? – спросила Элли.

– Похоже на то.

– Никогда не видела рассвета, – сказала она. – Это так красиво!

Меня всегда поражало, какая ерунда приводила Элли в восторг.

Белые стены зоопарка как будто слегка светились, но всё остальное было зернисто-чёрно-белым.

Я подошла к главным воротам.

– Почему ты остановилась? – прошипела за моей спиной Элли. – Мне страшно, Скарлет. Что, если нас кто-то увидит?

– Не бери в голову, всё будет хорошо, – ответила я. Эх, как бы хотелось самой в это поверить!

Слева от нас виднелось административное здание, с сигнализацией и блестящими стеклянными дверями, а вот дверь для посетителей – это просто ворота и большой замок.

Я достала из сумки папины отмычки и принялась за замок.

– Что ты делаешь? – снова прошипела Элли.

– Пытаюсь открыть замок. Иначе как, по-твоему, мы попадём внутрь?

Я просунула в замок самую длинную отмычку. Безрезультатно.

– А что ты делаешь сейчас?

– Всё ещё пытаюсь открыть замок.

Я перепробовала все до единой отмычки и даже бампинг-ключ, и, наконец, длинную штуковину с крючком на конце из другого отделения мешочка.

Щёлк.

– Ура! Готово! Вход свободен.

Увы, я ошиблась. Потому что хотя мы и прошли через ворота, я совершенно забыла про турникеты внутри. Они настроены так, чтобы выпускать людей, а внутрь пропускать только за фунтовую монетку, я же не захватила с собой ни одной монеты. Я с минуту разглядывала турникеты. Там не было никакого замка, а значит, их не взломать. Пролезть же под ними было невозможно.

– И что теперь? – спросила Элли, примериваясь к турникету. Тот доходил ей почти до подбородка. Упёршись одной рукой о турникет, я перепрыгнула через него. Элли осталась стоять на той стороне, с коляской, не зная, что делать.

– Перепрыгивай, – сказала я.

– Не могу, Скарлет, тут слишком высоко.

– Придётся, другого способа нет – я не могу их открыть.

На несколько мгновений воцарилась тишина. Мне было слышно, как шуршит ветровка Элли.

– Давай, Элли, попробуй.

– Уфф, – ответила она. – Я нашла в кармане фунт.

Элли вставила монетку в турникет. Створки тотчас распахнулись, пропуская её, и она, подняв коляску над головой, шагнула внутрь.

– И что теперь? – спросила она.

Ранним утром в зоопарке жутковато. Звери мечутся в клетках и рычат, птицы щебечут и ухают. Было слишком темно, чтобы их как следует разглядеть, поэтому мы могли только догадываться о том, что происходит вокруг. Чтобы попасть в остальную часть зоопарка, нам нужно было пройти через тёмный-претёмный туннель. Вдоль его стен выстроились клетки, и мне было слышно, как за решётками мечутся животные.

– Уууууууууу, – провыл кто-то слева от нас.

– Ой! – пискнула Элли.

В следующий миг раздался душераздирающий вопль, как будто кричал банши.

– Обезьяна? – спросила Элли дрожащим голосом.

– Хо-хо-хо, – хохотнуло что-то большое и тёмное, прыгающее около решётки. Причем так стремительно, что меня даже обдало ветерком.

Мы крадучись двинулись через темноту. Я ничего не видела, хотя от напряжения мои глазные яблоки были готовы выскочить из орбит. Впрочем, в моём распоряжении оставались слух и обоняние. Запах был резкий и бил в нос: запах мочи и звериных какашек, зловонное дыхание животных.

А ещё там было жарко. Когда мы, наконец, оказались в основной части зоопарка, воздух показался прохладным и свежим.

– Ух ты! – воскликнула Элли.

– Ух ты! – согласилась я.

Мы покатили коляску мимо спящей панды, затем мимо фламинго, которые были заняты тем, что им положено делать по утрам, пока, наконец, не добрались до Дома бабочек. Там было темно, хоть выколи глаз.

– Иди первой, – сказала Элли.

И я, распахнув занавес, не глядя, пробежала мимо спящих бабочек, ползающих лягушек и каких-то гибких усиков, которые цеплялись за моё лицо.

– Фу! – сказала Элли позади меня. – Что-то обвилось вокруг моей шеи.

Впрочем, другой конец Дома бабочек был уже близко. Мы уже почти шагнули на свежий воздух, когда внезапно мне сделалось дурно.

Великий побег

Пингвины воняют.

Немногие воняют так же противно, как пингвины, – ну разве что помойки или мальчишеские туалеты в школе, и то я сильно сомневаюсь. Подозреваю, что когда мы обычно видим их днём в зоопарке или где-то ещё, рядом всегда есть кто-то с метлой и мощным шлангом, но в пять часов утра они источали зловоние.

– Фу! – наморщила нос Элли.

Меня едва не стошнило вчерашним ужином, но я сглотнула комок и перешагнула через край пингвиньего бассейна, как будто привыкла ежедневно убирать их обиталище.

Пингвины стояли в своей крохотной лужице, вопросительно на меня глядя.

– Эй, пингвинёныш! – окликнула я самого маленького.

Пингвин вразвалочку приблизился ко мне, и я заметила, что он смотрит на мою руку, как будто это была рыба. Эх, зря мы не догадались захватить перчатки.

– Вот, – сказала Элли. – Попробуй это.

Она сняла крышку с мусорного бака, стоявшего в углу их бассейна. Неподвижный утренний воздух тотчас наполнился новым запахом, похожим на смесь запахов рыбного магазина, мальчишеского туалета и сточной канавы. Элли протянула мне пару толстых оранжевых резиновых перчаток. Стараясь дышать через рот, я запустила руку внутрь и, вытащив то, что когда-то было сардиной, бросила на землю.

Маленький пингвин мгновенно проглотил тухлую рыбину, два больших подошли ближе, взглянуть, чем угощают.

– Быстро! – сказала Элли, хватая самого большого пингвина сзади.

Тот заверещал, обкакался и попытался её клюнуть. Я сжала ему клюв, чтобы он не орал. Элли тем времени подняла его, и вдвоём мы перенесли его в коляску Сидни, где пристегнули ремнями. Он немного потрепыхался, но всё-таки притих.

– Один готов, осталось ещё два.

– Но как мы их понесём? – спросила Элли.

Пингвинёнок на удивление хорошо поместился в мою толстовку, а ветровка Элли сослужила хорошую службу в качестве смирительной рубашки для большого пингвина. Набив сумку кусочками тухлой рыбы, я взяла коляску и маленького пингвина, а Элли взяла второго, большого. Всё шло гладко, пока мы не добрались до турникетов.

Дело не в том, что мы не могли пройти через турникеты – они прекрасно работали, когда вам нужно выйти из зоопарка; просто они были недостаточно широки для коляски. Или для ребёнка и пингвина, а для ребёнка, коляски и пингвина – тем более.

В общем, задачка в духе той, что про цыплёнка, лису, слизняка и салат, которым нужно переправиться через реку. Поначалу я растерялась, не зная, что делать в первую очередь. При одной только мысли, что мне придётся выпустить пингвина, чтобы он потом бегал по улицам Демпмута, у меня похолодела кровь.

Блин.

Похоже, мы тронулись умом, совершенно рехнулись, решив, что у нас всё получится. Наверно, нам следовало обратиться в «Международную амнистию» или Всемирный фонд дикой природы или куда-то ещё в этом роде.

Но тут в голову Элли пришла почти блестящая идея.

– Почему бы им не пройти через турникеты самим – по одному или всем сразу?

Я посмотрела на пингвинов. Пока что они вели себя примерно; возможно, им даже понравится.

– Может, ты помашешь у них перед носом сардиной?

Элли прошла первой, я же поставила всех трёх пингвинов в турникет. Они замерли и с надеждой посмотрели на меня.

– Вперёд! – сказала я им. – Там вас ждёт свобода.

Я указала на выход из зоопарка, но глупые пингвины так и норовили схватить клювом мою руку, как будто это была не рука, а рыба.

– Передай мне немного рыбы, – попросила Элли.

Я полезла в сумку, и мои пальцы нащупали что-то осклизлое.

– Брр, – пробормотала я

– Брр, – повторила Элли, когда я передала ей рыбину.

Я сложила коляску и с её помощью попыталась заблокировать турникет сзади, чтобы пингвины внезапно не вздумали вернуться в свой убогий пруд.

– Эй, пинги, пинги, пинги, смотрите, какая прекрасная вонючая рыба, – поманила их Элли с другой стороны.

Словно зрители на теннисном матче, все три пингвина дружно повернули головы в её сторону, но даже не подумали сдвинуться с места.

– Давайте, милые пингуши, идите к тёте Элли.

Но пингвины даже не шелохнулись. Действительно, разве можно ожидать от существа, рождённого в холодной Антарктиде, что оно догадается, что если вы толкаете эту железную перекладину, то она движется вперёд и пропускает вас.

Я слегка толкнула турникет, и тот стукнул большого пингвина по спине. От удара пингвин наткнулся на меньшего пингвина, а тот, в свою очередь, на самого маленького пингвинёнка. Все трое продвинулись вперёд лишь на самую малость.

– Работает! – воскликнула Элли, но тотчас добавила. – Ты только посмотри! – И она указала на небо.

Она была права, всё вокруг превращалось из чёрно-белого в цветное, как будто кто-то щёлкнул выключателем. Скоро окончательно рассветёт.

Пингвины вперевалочку прошаркали через турникет. Сжимая сложенную коляску, которая теперь провоняла тухлыми сардинами, я протиснулась в щель позади них.

– Ой! – крикнула Элли. – Дай мне ещё рыбы, Скарлет, и побыстрее.

– Пока пингвины не сдвинутся с места, я ничего не могу сделать.

Я толкнула чуть сильнее. Турникет сдался и выплюнул меня на тротуар.

Пингвины окружили Элли; они смотрели на неё, ожидая новых порций рыбы. Возможно даже они думали, что Элли тоже рыба, – бледно-голубая грязная рыба в очках.

Вид у неё был потрясающий, но не в хорошем смысле. Её одежда была сплошь в серебристой рыбьей чешуе и крови, а сама она напоминала русалку, попавшую в жуткую аварию в море. А ещё я сильно сомневалась, что ей хоть что-то было видно в запотевших очках. Пингвины выглядели не менее странно.

Ветровка Элли отлично сидела на среднем по величине пингвине, правда, с капюшоном что-то было не так. Малыш умудрился измазать рыбой переднюю часть моей толстовки, прям как Сидни после завтрака. Самый большой поглядывал на стройку по соседству, как будто никак не мог решить для себя, слопать ли ему сначала Элли, или же нырнуть в кучу песка.

В конце концов все трое решили слопать Элли.

– Сделай что-нибудь! – испуганно крикнула она.

Я пошарила в моей сумке. Там было практически пусто, только слизь и что-то хрустящее. Рыбьи хвосты? Я перевернула сумку вверх дном и встряхнула. На бетон упало несколько чешуек. Пингвины оторвали взгляды от Элли и заковыляли ко мне, чтобы подобрать рыбу.

– Быстро! – крикнула я. – Уводи их!

Самый большой улёгся на живот и попытался скользить по бетону. Что делать? Мы подхватили его и, усадив в коляску, пристегнули ремнями.

Я схватила пингвинёнка, а Элли – среднего пингвина.

Похоже, это их ничуть не смутило.

Свобода

Ещё одна вещь, которую я узнала о пингвинах сегодня утром, это то, что они страшно тяжёлые. Мы как минимум год добирались до грядок с кресс-салатом. К этому времени Сид уже наверняка проснулся.

– Давай, Элли! – поторопила её я, оглядываясь назад.

Она вся раскраснелась, а вот пингвин выглядел вполне довольным жизнью.

А ещё пингвины жутко скользкие, и поэтому их трудно удержать. Их покров похож на мех, но на самом деле это перья, ведь пингвины же птицы.

Так или иначе мы с трудом преодолели живую изгородь, и я увидела большой резервуар за грядками с кресс-салатом.

Похоже, пингвины тоже.

Малыш начал извиваться, пытаясь вырваться.

– Прекрати! – рявкнула я, в миллионный раз затягивая на нём рукава толстовки. – Перестань. Пойми, я делаю это не ради забавы, а для твоего же блага.

Он посмотрел на меня и – провалиться мне на этом месте! – расплылся в ухмылке.

Последние пятнадцать метров стали сущей пыткой. Коляска застревала в каждой ямке, волосы вечно падали мне на глаза, нос чесался, я вся взмокла, и от меня воняло тухлой рыбой.

Я начала считать шаги. Один-два-три-четыре, один-два-три-четыре. Ага, вот мы прошли диспетчерскую вышку…

Один-два-три-четыре, один …

Ура! Грядки с кресс-салатом, наконец-то!

Я расстегнула на коляске ремни и, избегая острого клюва, вынула из неё большого пингвина.

– Дальше давайте сами, – сказала Элли, снимая со среднего пингвина ветровку, а с пингвинёнка – толстовку.

– Поплавайте. – Я пошлёпала рукой по воде.

Пингвины застыли, глядя на меня, как будто я телевизор.

– Может, они не умеют плавать? – предположила я.