Шепот за окном Норт Алекс

45

Я договорился с отцом, что он подъедет к семи часам вечера, и он оказался настолько пунктуальным, что мне подумалось, уж не приехал ли он заранее и не сидел на улице в ожидании назначенного времени. Возможно, из уважения ко мне – от мысли, что если он допущен в мою с Джейком жизнь, то это должно произойти в точности на моих условиях, – но вообще-то мне казалось, что почти наверняка он такой абсолютно со всеми. Человек, для которого важна дисциплина.

Отец был аккуратно одет в костюмные брюки и рубашку, словно приехал прямо с работы, но вид у него был свежим, а волосы – слегка сырыми, так что он явно первым делом принял душ и переоделся. Пахло от него тоже чистотой. Когда он проходил вслед за мной в дом, я понял, что подсознательно это проверяю. Если он по-прежнему пьет, то явно приложился бы к бутылке сразу после работы, и я успел бы вовремя свернуть все это мероприятие.

Джейк сидел на коленях на полу в передней комнате, сгорбившись над каким-то рисунком.

– Пит пришел, – сообщил я ему.

– Здрасьте, Пит.

– Может, хотя бы для виду посмотришь на нас?

Джейк еле слышно вздохнул, но закрыл колпачком фломастер, которым только что водил по бумаге. Его пальцы были измазаны чернилами.

– Здрасьте, Пит, – повторил он.

Мой отец улыбнулся.

– Добрый вечер, Джейк. Спасибо, что разрешил мне немного присмотреть за тобой сегодня вечерком.

– Не за что.

– Мы оба очень благодарны, – сказал я. – Это на пару часов самое большее.

– Да сколько бы ни понадобилось. Я взял с собой чтиво.

Я бросил взгляд на пухлую книгу в мягкой обложке, которую он держал в руках. Обложку не было видно целиком, чтобы прочитать заглавие, но я заметил на ней черно-белую фотографию Уинстона Черчилля. Это был тот самый почтенный, увесистый том, который я не так давно едва осилил и сам, что заставило меня почувствовать смущение. Мой отец трансформировался, и физически, и психологически, в этого довольно впечатляющего человека. Я невольно почувствовал, что по сравнению с ним выгляжу довольно бледно.

Глупо, конечно.

«Вы слишком суровы к себе».

Мой отец положил книгу на диван.

– Покажете мне, где тут что?

– Вы же тут уже были.

– В другом качестве, – сказал он. – Это ваш дом. Я предпочел бы услышать это от вас.

– Хорошо. Мы только на секундочку заглянем наверх, Джейк.

– Да, я знаю.

Он уже опять что-то рисовал. Я двинулся впереди отца на второй этаж, показав ему, где находятся ванная и комната Джейка.

– Обычно он принимает ванну, но сегодня вполне можно обойтись без этого, – сказал я. – Где-то через полчасика можно его укладывать. Пижама на одеяле. Его книга вон там. Обычно мы прочитываем главку перед тем, как гасить свет, и одолели уже почти половину.

Мой отец озадаченно оглядел обложку.

– «Сила трех»?

– Ну да, Диана Уинн Джонс. Пожалуй, Джейку еще рановато, но ему нравится.

– Это нормально.

– И, как уже говорил, я ненадолго.

– Предстоит что-то приятное?

Я замешкался.

– Просто выпьем по рюмочке с приятельницей.

Мне не хотелось вдаваться в какие-либо подробности помимо этого. Для начала, это казалось чем-то подростковым – признать, что мне предстоит то, что может рассматриваться как свидание. Конечно, мы с моим отцом пропустили весь этот неловкий период моего взросления, так что, наверное, было вполне естественно чувствовать себя сейчас малость непривычно. У нас никогда не было возможности выработать свой собственный язык, чтобы обсуждать подобные темы – или же избегать их.

– Уверен, что это будет приятно, – сказал он.

– Да.

Я тоже так думал, и это вызвало еще одно подростковое чувство – бабочек в животе. Не то чтобы это было настоящее свидание, конечно же. Было бы глупо рассматривать этот вечер в качестве такового. Чтобы зря не разочаровываться. И у нас обоих дома оставались дети, так что непохоже, чтобы что-то действительно могло произойти. Как, черт побери, люди ухитряются это делать, во всяком случае? Я так давно ни с кем не встречался, что мог с таким же успехом действительно быть подростком.

Бабочки.

Это напомнило мне, что я не запер входную дверь, впустив в дом отца. Полная дурь, конечно, но приятное возбуждение немедленно сменилось легким уколом страха.

– Ну ладно, – сказал я. – Пошли обратно вниз.

46

Потолок поскрипывал, когда папа с Питом ходили наверху. Насколько Джейк мог судить, они разговаривали, пусть он и не мог разобрать слова. Хотя ясно, что про него – инструкции, как укладывать его спать и все прочее. Это устраивало. Ему хотелось как можно скорее отправиться в кровать.

Потому что он очень ждал, когда этот день наконец закончится.

В этом-то и вся прелесть сна. Он типа как все стирает.

Ссоры, тревоги, что хочешь.

Ты можешь быть напуган или расстроен чем-нибудь, и тебе кажется, что не сможешь заснуть, но в какой-то момент это все-таки происходит, а когда утром просыпаешься, этих чувств какое-то время нет как нет, как грозы, которая прошла за ночь. Или, наверное, это примерно как тебя усыпляют перед серьезной операцией. Такое иногда случается, папа ему уже говорил. Врачи тебя усыпляют, и ты пропускаешь все эти страшные вещи, которые им приходится делать, а потом просыпаешься как ни в чем не бывало.

Прямо сейчас Джейк хотел, чтобы ушел страх.

Хотя «страх» – в данном случае не совсем подходящее слово. Когда боишься, то обычно боишься чего-то конкретного – типа что тебя будут за что-нибудь ругать, – но то, что он чувствовал, было больше похоже на птицу, которая никак не может нигде сесть. С самого утра его не оставляло смутное ощущение, будто должно произойти что-то плохое, но так и непонятно, что именно. Хотя, если Джейк и был сейчас в чем-то твердо уверен, так это в том, что он очень не хочет, чтобы папа вечером куда-нибудь уходил.

Но это чувство было ненастоящим, так что чем раньше он отправится спать, тем лучше. Может, он и боится – или как там еще назвать это чувство, – но когда проснется утром, папа уже вернется домой, и все опять будет хорошо.

– Нет, ты правильно боишься.

Джейк вздрогнул.

Девочка сидела рядом с ним, далеко выставив перед собой растопыренные ноги. Он не видел ее с того самого первого учебного дня в школе, и все же косые росчерки ссадин у нее на коленке по-прежнему выглядели красными и сырыми, а волосы, как и всегда, беспорядочной копной свешивались набок. По ее лицу он мог сказать, как и в тот раз, что она не в настроении поиграть с ним – что она тоже знает что-то плохое. Вид у нее был еще больше испуганный, чем у него самого.

– Ему нельзя уходить, – произнесла она.

Джейк опять опустил взгляд на свой рисунок. Он знал, что девочка ненастоящая, как и это чувство. Пусть даже она казалась настоящей. Даже если он отчаянно хотел, чтобы это было так.

– Ничего плохого не произойдет, – прошептал Джейк.

– Нет, произойдет! Сам знаешь, что произойдет.

Он помотал головой. Было важно вести себя разумно и по-взрослому, поскольку папа полагался на то, что он будет хорошим мальчиком. Так что он продолжил трудиться над рисунком, словно ее тут на самом деле не было. Что, конечно, именно так и было.

Но он все равно чувствовал ее ожесточенное раздражение.

– Ты не хочешь, чтобы он с ней встречался, – сказала она.

Джейк продолжал рисовать.

– Ты ведь не хочешь, чтобы она заменила маму?

Джейк прекратил рисовать.

Нет, естественно, он этого не хотел. Но такого ведь не случится, верно? Хотя нельзя отрицать, что в папином поведении все-таки было что-то странное, когда он говорил о том, что произойдет сегодня вечером. И опять-таки: это чувство было слишком неопределенным, чтобы точно его назвать, но все и впрямь казалось немного утерявшим равновесие и каким-то не таким, словно имелось что-то, о чем ему не говорили. Но никто не сможет заменить маму. И папа тоже этого не хочет.

Но потом Джейк вспомнил то, что написал папа.

Хотя они ведь уже говорили об этом, разве не так? Как и всё в книгах, это тоже не по-настоящему. А потом, папа в последнее время такой грустный, и, может, это сможет ему помочь… Это очень важно. Джейку нужно позволить папе быть папой, чтобы он опять смог стать самим собой и для Джейка тоже.

Нужно быть храбрым.

Через секунду девочка положила руку ему на плечо; неподатливая копна ее волос пружинисто щекотнула шею.

– Мне так страшно, – тихонько проговорила она. – Не отпускай его, Джейк!

Она собралась было сказать что-то еще, но тут он услышал на лестнице тяжелые шаги, и девочка бесследно исчезла.

47

Когда мы спустились вниз, Джейк по-прежнему сидел на полу над своим рисунком. Но теперь перестал рисовать и просто смотрел куда-то в пространство. Вообще-то вид у него был такой, будто он вот-вот расплачется. Я подошел к нему и присел рядом на корточки.

– Ты в порядке, дружок?

Он кивнул, но я ему не поверил.

– В чем дело?

– Ни в чем.

– Хм-м. – Я нахмурился. – Не уверен, что на сей раз тебе верю. Ты волнуешься насчет вечера?

Он замешкался.

– Может, совсем чуточку.

– Ну что ж, вполне объяснимо. Но все будет хорошо. Честно говоря, я думал, что тебе давно хочется для разнообразия провести время с кем-нибудь еще.

Тут он посмотрел на меня, и, хотя он по-прежнему казался таким маленьким и хрупким, я не думал, что когда-нибудь видел у него на лице такое взрослое выражение.

– Ты думаешь, я не хочу быть с тобой? – спросил он.

– Да ладно, Джейк! Брось!

Я немного подвинулся, чтобы он мог присесть мне на колено для обнимашек. Сын влез на меня, а потом прижался ко мне всем своим маленьким тельцем.

– Нисколько не думаю! Я вовсе не это имел в виду.

Только вот все-таки такое было. Что-то в этом роде, во всяком случае. Один из моих самых больших страхов после смерти Ребекки заключался в том, что я не смогу установить с ним связь. Что мы чужие друг другу. И какой-то части меня действительно казалось, что, наверное, ему лучше без меня и без моих неуклюжих попыток стать отцом – что когда он идет к школе, даже ни разу не обернувшись, это как раз то, что он все время чувствует.

Это заставило меня поразмыслить, не думает ли Джейк то же самое про меня. Может, мои планы на вечер вызвали у него чувство, что я не хочу быть с ним. Что я записал его в «Клуб 567», поскольку хочу от него избавиться. И хотя мне действительно требовались мои собственные пространство и время, ничто не могло быть столь же далеко от истины.

Как все это печально, подумал я. Что мы оба чувствуем одно и то же. Оба стараемся встретиться посередине, но почему-то промахиваемся мимо друг друга…

– И я тоже хочу быть с тобой, – сказал я. – Я совсем ненадолго, обещаю.

Он сжал меня чуть крепче.

– А тебе обязательно идти?

Я сделал глубокий вдох.

Ответ, полагаю, предполагался отрицательный – нет, совсем необязательно, – и мне не хотелось уходить, если это так сильно его расстраивает.

– Не обязательно, – сказал я. – Но все будет хорошо, обещаю. Скоро ты пойдешь в кроватку, заснешь, а когда проснешься, я уже опять буду дома.

Джейк хранил молчание, размышляя над тем, что я ему только что сказал. Но все это время его тревога словно ползком пробиралась и в меня. Какое-то дурное предчувствие. Опасение, почти что внезапный страх – что может произойти что-то плохое. Это было глупо, и не имелось ровно никаких причин так думать. Но даже если так, я могу остаться дома, и уже почти собрался ему об этом сказать, но сын кивнул, прежде чем у меня появилась такая возможность.

– Ладно.

– Ну вот и отлично, – облегченно произнес я. – Очень хорошо. Я люблю тебя, Джейк.

– Я тоже тебя люблю, папа.

Он выпутался из моих объятий, и я встал. Мой отец все это время терпеливо стоял у двери, и я подошел к нему.

– Джейк в порядке?

– Да. Все с ним будет нормально. Но если вдруг возникнут какие-то проблемы, у тебя есть мой мобильный номер.

– Есть. Но все будет хорошо. Просто непривычная для него ситуация, думаю. – Он немного повысил голос: – Но мы с тобой замечательно поладим, Джейк! Будешь вести себя со мной хорошо?

Джейк, который опять что-то рисовал, согласно кивнул.

Я секунду наблюдал за ним, сгорбившимся на полу и поглощенным своим рисунком, и вдруг почувствовал совершенно неописуемый прилив любви к нему. Но такой, что перерос в решимость. Нам предстоит вернуться на правильный путь, нам обоим. Все будет хорошо. Я хочу быть с ним, он хочет быть со мной, и каким-то образом промежду собой мы найдем способ, чтобы это получилось.

– Пару часов, – опять сказал я своему отцу. – Максимум.

48

– Почти приехали, – объявил детектив-сержант Дайсон.

– Знаю, – сказала ему Аманда.

Она посадила Дайсона за руль, только чтобы хотя бы на час оторвать его от мобильного телефона. Они уже были в пятидесяти милях от Фезербэнка, двигаясь вдоль края большого университетского кампуса. И, свернув за угол, оказались в районе, явно представляющим собой самое сердце студенческой жизни города. Все дома – из красного кирпича, прилепились друг к другу на узеньких улочках. Каждый – по меньшей мере в три или четыре этажа. Жили в них группами по пять-шесть человек, или же кое-где сдавались одноместные комнаты, образуя сообщества случайных чужаков, которые так и оставались чужаками. Квадратная миля разрозненных людей. Место, в котором можно легко и дешево исчезнуть с глаз долой.

Именно это место Дэвид Паркер, некогда известный как Фрэнсис Картер, и избрал своим домом.

Удостоверение личности подходило практически по всем статьям: нужный возраст, очень близкое визуальное соответствие телосложению человека, посещавшего Виктора Тайлера в тюрьме… Они нашли его за час до того, как Питу надо было уходить, что Аманду поначалу обеспокоило – она боялась, что он может отменить какую-то свою прежнюю договоренность и будет настаивать на своем участии. И, насколько она могла судить, ему действительно хотелось. Но вместо этого он спокойно наблюдал, как Аманда договаривается с местным отделом полиции перед посещением адреса, а когда ему настала пора уходить, то без всяких пререканий ушел – просто пожелал ей удачи и попросил держать в курсе любых достижений. Ей показалось, что, окончательно приняв решение, он даже испытал некоторое облечение.

Вот если б она сама могла про себя сказать такое – какая-то часть ее испытывала сильное желание, чтобы в данный момент Пит оставался рядом с ней. Поскольку, хотя все, что они говорили у себя в отделе, по-прежнему соответствовало истине – у них не имелось никаких конкретных свидетельств, что Фрэнсис Картер может быть вообще хоть как-то замешан в этом деле, – она все равно интуитивно чувствовала, что это так. Некое покалывание в животе, нечто среднее между страхом и восторгом. Оно подсказывало ей, что она очень близко. Что-то должно произойти, и ей нужно быть настороже и наготове, когда это случится.

Свернув за угол, Дайсон начал спускаться с крутого склона холма. Каждый дом здесь располагался ниже предыдущего, так что ряд крыш выделялся на темнеющем небе, словно зубья пилы. Фрэнсис Картер – или Дэвид Паркер – снимал двухкомнатную квартиру с одной спальней в цокольном этаже большого студенческого общежития.

Это подходило?

Кое в чем вроде да, хотя кое в чем и нет. Если Паркер – это их человек, ему наверняка требуется отдельное жилье, для скрытности. Но в то же самое время смог бы он действительно два месяца держать здесь ребенка так, чтобы этого никто не заметил? Или Нила держали в каком-то другом месте?

Автомобиль замедлил ход.

«Скоро ты это выяснишь».

Дайсон припарковался под уличным фонарем, который, казалось, до предела выбелил мир, полный красок, и они оба выбрались из машины. Дом был пятиэтажный и словно едва втиснулся между двумя соседними зданиями. Никаких огней на фасаде. Перед ним пролегала низкая кирпичная стена с проржавевшими чугунными воротами, которые Аманда тихонько открыла, прежде чем ступить на ведущую ко входу дорожку. Слева от нее темнел разросшийся неухоженный садик, слишком маленький и никудышный, чтобы кто-нибудь взялся привести его в порядок, и виднелось крутое крыльцо, поднимающееся к входной двери. Но сразу за садиком вниз, ниже уровня земли, уходил второй набор ступенек – в тесный проход, в который можно было только-только втиснуться в одиночку. С верхней ступеньки Аманде было видно переднее окно. Дверь в квартиру Паркера, очевидно, располагалась прямо под основным входом, скрытая из виду.

Аманда первой спустилась вниз – садик медленно поднимался слева от нее, сменившись кирпичной стеной, отбрасывающей на ступеньки густую тень. Воздух был здесь заметно холоднее – казалось, будто спускаешься в могилу. Окно чернело грязным квадратом с паутиной по углам. Дверь Паркера практически полностью скрывалась в тени.

Она сильно постучала и крикнула:

– Мистер Паркер? Дэвид Паркер?

Нет ответа.

Выждав несколько секунд, постучала еще раз.

– Дэвид? – позвала она. – Вы тут?

И вновь ничего, кроме тишины. Дайсон, стоявший рядом с ней, пытался рассмотреть хоть что-то сквозь грязное стекло, прикрыв глаза сбоку руками.

– Ни черта не видно! – Он отодвинулся от замызганной оконной рамы. – И что теперь будем делать?

Аманда взялась за дверную ручку и с удивлением обнаружила, что та поворачивается. Дверь слегка приоткрылась. В ту же секунду из квартиры вырвался густой запах какой-то гнили.

– Довольно небезопасно оставлять дверь незапертой, в таком-то райончике, – заметил Дайсон.

Стоял он не настолько близко к двери, чтобы тоже учуять мерзкий запашок. «Да, совершенно небезопасно», – подумала Аманда, но только, пожалуй, не в том смысле, который вкладывал он. В комнате за дверью было хоть глаз выколи, и пощипывание в животе стало еще ощутимей, чем прежде. Оно подсказывало, что внутри их поджидает нечто опасное.

– Не расслабляйся, – бросила она Дайсону.

А потом вытащила фонарик и осторожно ступила внутрь, прикрывая рот и нос рукавом пальто, а другой рукой медленно обводя лучом комнату перед собой. В воздухе висело столько пыли, что, казалось, в свете фонарика вихрем закручивается песок. Обведя лучом вокруг, Аманда мельком углядела всякий хлам: древнюю ободранную мебель; кучки старой одежды, разбросанные по вытертому ковру; какие-то бумаги, раскиданные по поверхности шаткого деревянного стола. На стенах и потолке расплывались разводы сырости. Вдоль стены справа располагалась кухонная зона, и когда Аманда целенаправленно провела лучом фонарика по грязным тарелкам и кастрюлям, то увидела, как что-то там задвигалось, отбрасывая огромные тени перед тем, как быстро удрать и исчезнуть из виду.

– Фрэнсис? – позвала она.

Но было ясно, что здесь больше никто не живет. Квартира брошена. Кто-то вышел отсюда, не озаботившись запереть за собой дверь, и с тех пор не возвращался. Она подергала вверх-вниз рычажок выключателя рядом с собой. Ничего. Может, арендная плата и была выплачена за год вперед, но явно не «коммуналка».

Дайсон остановился рядом с ней.

– Господи!

– Стой тут! – приказала она.

А потом опасливо двинулась сквозь хлам, разбросанный по комнате. В глубине виднелись две двери. Открыв одну из них, Аманда обнаружила ванную комнату, и, подвигав лучом фонарика по сторонам, едва сдержала тошноту. Воняло здесь гораздо сильнее, чем в передней комнате. Раковина у дальней стены была наполовину заполнена застоявшейся водой, рядом на полу валялись перекрученные сырые полотенца, покрытые пятнышками плесени.

Прикрыв дверь, она двинулась к соседней. Эта должна была вести в спальню. Мысленно приготовившись к тому, что могла там увидеть, Аманда повернула ручку, толкнула дверь от себя и посветила фонариком внутрь.

– Есть что-нибудь?

Пропустив вопрос Дайсона мимо ушей, она осторожно переступила через порог.

Здесь в воздухе тоже висела пыль, но стало ясно, что эта комната пребывала не в таком забросе, как вся остальная квартира. Ковер был мягким и на вид поновее, чем вся остальная обстановка. Хотя здесь не имелось никакой мебели, по оставшимся на ковре отпечаткам можно было догадаться, где что когда-то стояло: большой вдавленный прямоугольник был оставлен, судя по всему, чем-то вроде комода; одинокий квадрат – чем-то, о чем она могла только гадать; четыре маленьких квадратика, отстоящие достаточно далеко друг от друга, могли быть следами от ножек длинного стола, придвинутого к самой стене. Они были тоже достаточно глубоко вдавлены – на столе, очевидно, лежало что-то довольно тяжелое.

А вот очевидных следов от кровати не имелось.

Но тут она что-то заметила и быстро переместила луч фонарика обратно к дальней стене. Аманда могла сказать, что по сравнению со всей остальной квартирой та была покрашена относительно недавно, причем не просто покрашена, но еще и приукрашена. У самого плинтуса кто-то добавил старательно выполненную роспись. Прямо из самого пола словно росли острые стебельки травы, с разбросанными там и сям простенькими цветочками и парящими над ними пчелками и бабочками.

Она сразу припомнила фотографии, сделанные в пристройке Фрэнка Картера.

«Мама дорогая!»

Аманда медленно подняла луч фонарика повыше.

Из-под самого потолка, выпучив свои черные глаза, на нее в ответ таращилось злобно ухмыляющееся солнце.

49

«Твоему папе очень нравились эти книги, когда он был маленьким».

Пит чуть не произнес это вслух, когда опустился на колени рядом с кроватью Джейка и подхватил книгу. Свет в спальне был такой приглушенный, а Джейк казался таким крошечным, лежа под одеялом, что на миг он словно перенесся в совершенно другое время. Вспомнил, как читал Тому, когда тот был мальчишкой. Книги Дианы Уинн Джонс были у его сына в числе самых любимых.

«Сила трех». Он не мог припомнить содержание, но сразу узнал обложку и ощутил в кончиках пальцев покалывание, когда прикоснулся к ней. Это было очень старое издание. Обложка загнулась по краям, а корешок настолько истрепался, что заглавие почти скрывалось в паутине трещин. Уж не тот ли это экземпляр, который он сам читал столько лет назад? Да, наверняка тот самый, подумал Пит. Том сохранил его и теперь читал своему собственному сыну. Не только сам сюжет прошел сквозь время, от отца к сыну, но и те самые бумажные страницы, что содержали его.

Пит испытывал чувство настоящего чуда, глядя на них.

«Твоему папе очень нравились эти книги, когда он был маленьким».

Но он вовремя остановил себя, прежде чем успел произнести это вслух. Джейк понятия не имеет об их родственных узах, но не дело Пита раскрывать этот секрет. Ни сейчас, ни в обозримом будущем. Категорически. Это совершенно нормально. Если ему хочется претендовать на то, что с годами он изменился и что теперь он уже не тот ужасный отец из худших воспоминаний Тома, то вряд ли стоит вытаскивать на свет и любые воспоминания получше.

Если того человека больше нет, то он должен уйти целиком. А на его месте пусть появится кто-то совсем новый.

– Ну что ж… – Из-за полутьмы в комнате голос его звучал тихо и мягко. – На чем мы остановились? 

Потом Пит молча сидел внизу – прихваченная из дома книга оставалась пока нетронутой. Теплоту, которую ощущал наверху, он принес с собой вниз и теперь хотел какое-то время просто ее впитывать.

Он так давно похоронил себя во всяких отвлекающих факторах… Использовал книги и телевизор – тоже в некотором роде ритуал, – как способ щелкнуть пальцами где-то в стороне от своего собственного разума, чтобы отвлечь его и не дать перевести взгляд в более опасном направлении. Но теперь Пит чувствовал себя совершенно по-другому. Голоса, которые изводили его, молчали. Тяга выпить сегодня не оживала. Хотя он по-прежнему мог ее чувствовать, примерно как дымок от потушенной свечи, фитилек которой продолжает тлеть, но огня и яркого света уже нет.

Было так чудесно читать Джейку! Мальчишка был тих и внимателен, а потом, через страницу-другую, захотел почитать ему сам. И пусть он кое-где спотыкался, стало ясно, что словарный запас у него впечатляющий. И было просто невозможно не ощутить тихое спокойствие комнаты. Как бы Пит ни испортил детство Тома, но своему сыну ничего такого явно не передал.

Через пятнадцать минут Пит еще раз заглянул к Джейку и убедился, что мальчик крепко спит. Немного постоял рядом, восхищаясь, насколько умиротворяюще тот выглядит во сне.

«Вот что ты потерял из-за того, что пил!»

Он столько раз повторял себе это, глядя на фотографию Салли и мысленно скользя по самому краю воспоминаний о той жизни, которой лишился… Чаще всего этого было достаточно, но иногда нет, и эти последние месяцы оказались тяжелейшим из всех испытаний. Каким-то чудом он удержался. Сейчас, опустив взгляд на Джейка, Пит был несказанно этому рад, словно ухитрился увернуться от шальной пули. И хоть будущее представлялось неопределенным, но оно все-таки было.

«Посмотри, что ты обрел, потому что бросил!»

Эта мысль была гораздо светлее. Есть большая разница между сожалением и облегчением, между холодным очагом, полным мертвого серого пепла, и огнем, который продолжает гореть. Он не терял этого. Может, он даже до конца это и не обрел. Но и не потерял.

Вернувшись вниз, он все-таки немного почитал, хотя постоянно отвлекался на мысли о расследовании и то и дело вытаскивал телефон проверить, нет ли каких-нибудь новостей. Ничего пока не было. Вроде бы Аманда должна была уже давно побывать там, а Фрэнсис Картер – либо сидеть в камере, либо на допросе, и он надеялся, что все так и есть. Если она слишком занята, чтобы держать его в курсе дела, то эта излишняя занятость – в правильном направлении.

Фрэнсис Картер.

Пит помнил парнишку совершенно четко. Хотя, конечно, Фрэнсис Картер теперь совершенно другая личность: взрослый мужчина, сформировавшийся из того малолетнего мальчика, но отличный от него. Двадцать лет назад Пит лишь считаное число раз вскользь пересекался с ребенком Картера – основная часть опросов требовала участия специально обученных сотрудников. Фрэнсис тогда был маленьким, бледным и забитым, сидел, уставившись в стол полуприкрытыми глазами, и давал в основном односложные ответы. Масштабы травмы, полученной в результате жизни с таким отцом, буквально бросались в глаза. Это был беззащитный ребенок, прошедший через ад.