(Не) Желанная герцогиня Любимка Настя

— Да тише вы! — шикнули на них мальчишки.

Лагода взяла паузу испить душистого отвара, горло промочить, чтоб сказ продолжить.

— Рассказала о себе девица, о братьях своих старших… Лесорубах. Сокрушалась она, что лес пышный близенько, да рубить нельзя, только опавшее собирать, а им и жить почитай не на что… Вот коли б хозяин сжалился, да позволил на продажу немного деревьев порубить…

— Вот хитрющая! — возмутились дети.

Я мысленно с ними согласилась. Не найдется ли попить, а то кушать хочется, что переночевать негде — явно из этой серии была девица. Но был момент, когда эта сказка напомнила мне «Красную Шапочку». Правда, перевернутую какую-то. Лесорубы эти (как дровосеки, что спасали девочку от страшного волка)… Но вроде волков тут нет?

— И он что же, разрешил?!

— Дала свое позволение Хозяйка, разрешила после мольбы своего помощника, — согласилась Лагода, — но наказала трогать только те деревья, на которые указала юноше. Вырубили лесорубы те дерева, да убрались восвояси…

— А что девица, поцелуем своим одарила ли помощника Хозяйки?

На этот раз я подавилась уже отваром. Однако какие расценки за помощь у моих мальчишек!

— Одарила, — снова согласилась Лагода. — Одарила, да соловьем запела о беде страшной, случившейся в ее семье. Матушка-де у нее занедужила и вот-вот к Священной Паре должна отправиться, а ей бы жить да жить, ведь дети младшие есть…

— И он воды из источника принес?

— Не мог помощник ослушаться Хозяйку и лично принести воды волшебной. Хворый сам обязан найти источник и до него дойти — таковы были правила, — возразила Лагода. — Как ни молила, ни просила красна девица, помощник не соглашался воды принести. Плакала она горько, да так, что сердце юноши не выдержало, и предложил он ее матушку к источнику проводить… Условились они встретиться на опушке следующим днем.

Замолчала рассказчица, притихли слушатели, только треск поленьев и был слышен.

— А на условленное место пришла беда…

— Ох! — разом воскликнули дети.

— Напали на помощника братья-лесорубы, связать пытались, требовали к источнику проводить, да не ожидали того, что тот волком лютым обернется! Страшным, с огромной пастью с острыми клыками, черной густой шерстью, мощными огромными лапами…

А вот и волк», — подумала я.

— А что же дальше?! Он спасся? Разорвал обидчиков?

Нестройный хор голосов буквально завалил Лагоду вопросами.

— Одолел помощник Хозяйки нападающих, одолел и тяжело поплелся к источнику. Знал он, что тот излечит его, поможет затянуть раны и вернет ему облик человека.

Все затаили дыхание.

Я же думала о том, что наставница у него странная. Явно же опытная женщина, все понимала, почему не помогла? Почему не вмешалась, когда юному мальчишке, впервые познавшему любовь, вешали лапшу на уши? Зачем допустила такую ситуацию, когда ее помощник вынужден был на краю гибели ползти за спасением?

С другой стороны, лучше всего мы усваиваем опыт на собственных ошибках и шишках. Да и Лагода толком про взаимоотношения Хозяйки и помощника не рассказала, может, он ей там мозг чайной ложечкой ковырял о своей любви к чудесной девушке. Так ковырял, что она пришла к выводу, что пока парень свой лоб не расшибет — не поймет.

Очнулась я от вскрика детей.

— Любимой?!

— Ножа?!

Явно пропустила кульминацию сказки…

— Верно. Притаилась красавица за деревьями и кустами, притаилась, наблюдая за тем, как сражаются ее братья, видела их гибель… — Лагода говорила полушепотом, нагоняя жути. — Она брела следом за раненым зверем, и когда тот оказался у источника и упал, не в силах подняться и окунуть морду в воду, напала и ранила его ножом…

— Гадина! — Власен вскочил с бревна. — Гадина!

Я вздохнула. Сказка была в стиле земного фольклора, такая же жестокая, никак без предательства и крови не обойтись. Впрочем, на то она и сказка, чтобы чему-то учить…

— Еще какая! — поддержала друга Марика.

— Что же дальше? — нетерпеливо выкрикнули мальчишки.

— Волка жалко… — расплакались младшие.

Лагода же держала паузу, позволяя всем высказаться, и только когда наступила тишина, продолжила.

— Вмешалась Хозяйка.

И так это прозвучало, что все сразу поняли — счастливого конца не предвидится. Младшие совсем расклеились, расплакались… Я же снова вздохнула.

Странный выбор сказки, детям кошмары сниться будут, хотя… Те, кто с утра подраться успел, сидели рядом, жались друг к другу…

— Страшным монстром она накинулась на девушку, сбила ту с ног и почти разорвала горло, но… Ее помощник помешал. Кинулся наперерез, закрывая любимую собой. Удар пришелся по волку…

Уставившись на костер, я с удивлением отметила, что моим щекам текут слезы. Нет, не рекой. Пара капель, но… Ох уж это молодое тело!

— Она убила своего помощника? — страшным, сиплым от стоящего кома в горле голосом спросила Марика. — Он умер, да?!

— Хозяйка растила помощника как собственного сына, — тихо сказала Лагода. — Материнское сердце — не пустой звук. В нем море любви, и оно не могло допустить такого, даже если собственное дитя встало против родителя. Она призвала лозу, которая крепко спеленала девушку, а после опустила помощника в воды источника.

— Он ожил, да? Снова стал человеком?

И столько надежды было в голосе, что Лагода на мгновение дрогнула и как будто задумалась над тем, а не стоит ли поменять концовку.

— К сожалению, помощник нарушил главное правило — никого не приводить к источнику. Мало того, его осквернили подлым нападением… Источник не принял юношу, вода забурлила, отторгая тело…

Вот теперь-то дети разревелись в голос.

— Призвала свою силу Хозяйка, всю до капли, крепко обняла названого сына и вошла с ним в источник…

— И что было дальше? — сипло произнес Рудик в оглушающей тишине, образовавшейся после этих слов.

— Озарился ярким светом источник, окутывая фигуру своей хранительницы с волком на руках. Услышала мольбу Священная Пара, почувствовал боль Хозяйки источник и не посмел противиться ее призыву и решению.

Громкий голос Лагоды начал постепенно стихать.

— Затянулось небо тучами, пожухла кругом трава, лоза, сдерживающая девушку, рассыпалась трухой. Рыжая не стала задерживаться и ждать, чем кончится ворожба Хранительницы Леса, зайцем сиганула по тропке в лес.

Я смотрела в костер, начиная понимать, чем кончится рассказ и зачем девушка завела эту сказку.

— С каждым мгновением таяла сила Хозяйки, а ее тело становилось прозрачным, пока совсем не исчезло, превратившись в ветер. Все, что было у нее, она отдала помощнику ради того, чтобы он жил.

Ошеломленные дети сморкались и утирали слезы.

— Ветер вынес из источника волка, на котором не было ни единой царапинки, а его грудь широко вздымалась — он дышал. Помощник медленно открыл глаза. Поняв, что натворил, он завыл…

— Жалко Хозяйку, зачем она вот… так… Зачем?

— Потому что она — мать, — твердо сказала Лагода. — Первая мать отдала свою жизнь, чтобы ее сын пришел в мир. Хозяйка, что стала ему второй матерью, отдала свою, чтобы помощник жил дальше.

— Моя мама тоже при родах умерла, — всхлипнула одна из девочек-сирот.

— Но как она может быть его матерью, если не родила? — заметил кто-то из старшеньких.

А вот мы и подошли к тому, о чем я думала. И для чего Лагода выбрала именно эту сказку.

— Не только та мать, что жизнь дала. Ею может стать и та, кто вырастила, заботилась, дала воспитание и свою любовь. Та, что готова защищать, вложить все свои силы…

Жирный такой намек в мою сторону.

Я поймала взгляд Власена. Задумчивый, пытливый, ищущий и надеющийся. Улыбаться не стала, не тот момент, мог воспринять как издевку. Потому просто не отвела своего взгляда, смело встречая его. Не давая аванса, но и не забирая надежду на то, что смогу стать для него семьей.

— А что стало с волком? — спросила Марика. — Он так больше и не обернулся человеком? И с девушкой — она получила по заслугам?

— Помощник стал Хозяином Леса и поклялся себе, что будет защищать источник. Больше никогда он не оборачивался в человека… Говорят, он поклялся и в том, что не станет человеком, пока не полюбят его в облике зверя…

«Красавица и чудовище», ты ли это?

Я усмехнулась, но детский крик заставил меня подскочить.

— Волк! — вскочив на ноги и тыча пальцем за костер, крикнул Рудик. — Это волк! Хозяин леса!

Учитывая то, что уже было темно, Рудик оказался очень глазастым парнишкой. Потому что волка я смогла рассмотреть лишь с пятой попытки.

Черная, несколько плешивая шерсть, худющий (в чем только душа держится?), стоит и смотрит своими черными глазами…

Сказала бы «зловеще», но испуга не было. Да и Аррияш с Арлисом сработали слаженно. Оцепили нас вместе с солдатами, закрывая не только обзор нам, но и отрезая волка от нас.

— Стойте! Не смейте стрелять! — вдруг закричал Тирхан. — Уберите стрелы. Нельзя! Он не нападет!

— Откуда такая уверенность? — снисходительно спросил Фолк, не давая команды лучникам остановиться.

Один из них выстрелил, но не попал. Волк зарычал, сделал пару шагов назад, но уходить явно не собирался.

— Не смейте! — старый учитель сорвался с места и ворвался в ряды солдат. — У него на шее радрак!

— Опустить луки! — сиреной взвыл Фолк.

Я сделала стойку не хуже оловянного солдатика. У вороны тоже что-то на шее было. Совпадение? Не верю…

— Это магическое существо? — я подошла к Тирхану и Аррияшу.

— Хуже, Ваша светлость… — вздохнул учитель.

— Это осужденный, — припечатал Арлис, хотя у него никто ничего не спрашивал. — Он не нападет, иначе радрак его убьет. Вам ничего не угрожает.

— Арлис, сопроводите всех по шатрам, — приказала я и коснулась руки учителя. — Расскажите подробно.

— Ох, Ваша светлость… Не думал, что когда-нибудь столкнусь с таким. Это страшно! Страшная участь для любого одаренного с активным даром, а уж для того, кто обладает даром метаморфизма — вдвойне.

Волк продолжал наблюдать за нами издалека, не делая попытки подойти ближе, но и не уходил. Арлис выполнял мой приказ. Дети были недовольны и уходить не хотели, но перечить не посмели. Буквально за пару минут у костра осталось всего несколько человек.

— Значит, перед нами человек? — спросила у Тирхана, ведя его обратно, чтобы присесть.

— Верно, но он больше никогда не сможет принять человеческую форму. Радрак не даст… — учитель вздохнул. — Осужденный на самую страшную казнь. Он должен умереть сам. При этом никому нельзя ни помогать ему, ни нападать на него. В этом случае артефакт обратится против нападающего, и поверьте, Ваша светлость, мало никому не покажется.

— Не совсем понимаю. Получается, артефакт и защищает осужденного, и вместе с тем медленно убивает?

Мы наконец вернулись на место и сели, Тирхан жадно присосался к отвару.

— Да, умереть он должен сам. Без чьей-либо помощи. Зверя ли, человека… Потому я и сказал, что это страшная участь. Когда такой артефакт надевают на шею человека, он чаще всего мучительно умирает от голода. Его вышвыривают за ворота городов. Работу ему никто не дает, помощь даже объедками — табу. Про одежду и прочее вообще молчу. Нельзя.

— Почему тогда для человека с даром метаморфизма эта участь еще страшнее?

— Потому что если он может превращаться в зверя, то в момент надевания артефакта станет им. Сможет себя прокормить, вот только…

— Что?

— Крайний срок у такого артефакта — ход. За ход осужденный должен умереть, и если этого не происходит, то артефакт начинает влиять на сознание, полностью вытесняя разум и заставляя принимать наименее приспособленную к выживанию форму. Мало того, он заставляет совершать нелогичные и чаще всего опасные для жизни поступки.

— Такие, как купание вороны в озере?

— Вороны?

— Днем мы спасли тонущую ворону — я еще не успела рассказать. Она присосалась к моей силе, но я смогла оборвать нить так, как Вы учили. Поэтому на мне это практически никак не отразилось. Даже царапины от когтей и рана от клюва затянулись — их как не бывало.

— Вы восхищаете меня! — вдруг заявил учитель. — Не было практики, только размытая теория — а у Вас все получилось!

— Вы отличный учитель, — улыбнулась я. — Смогли доходчиво объяснить. Это Ваша заслуга. Так вот: я заметила на шее вороны какой-то предмет, поэтому предполагаю, что ворона и этот волк — одно и то же существо.

— Не исключено. Постойте… Вы помогли осужденному, и у Вас никаких повреждений?! Ваша светлость, я обязан Вас осмотреть!

— Тише, не волнуйтесь. Смотрите.

Я протянула руку, позволяя мужчине вторгнуться в мое пространство своей магией. Пусть уверится, что я в порядке, а то перепугался, бедный… Но такая забота и искреннее переживание были приятны.

Спустя пять минут напряженного молчания и ворожбы лекаря его сухая ладонь оторвалась от моего запястья.

— Не понимаю… Вмешательство в работу радрака — это однозначное получение проклятья, Ваша светлость. Но Ваша аура чиста, никаких колебаний или последствий.

— Может, дело в том, что я спасала ворону, а не осужденного? Я же не знала о наличии такого артефакта и спектре его действия.

— Я бы согласился с этим, если бы история не знала подобных случаев, когда помощь оказывалась несведущим человеком. Увы, артефакт все равно действовал в полную силу. Очень странно.

— А может, дело в моем даре? — предположила я. — Все же дар жизни дает однозначные преимущества в вопросе выживания…

— Вероятно, да, дело именно в этом. Вам очень повезло, Ваша светлость.

— Выходит, что волка нам кормить нельзя, и он тоже об этом знает?

— Я не уверен, насколько его сознание сейчас отличается от звериного. Учитывая, что ворона все же купалась в озере, с большой вероятностью человека уже не осталось. Мне жаль это говорить, но Вы продлили его агонию. Дали сил принять более крупную форму. Но итог не изменится. И да, кормить его нельзя.

— Но он не уходит… — я покосилась на волка, который подобрался поближе и лег, не отрывая при этом взгляда от нашей парочки.

— Ваша светлость, я понимаю, что Вам, как матери, присущи сопереживание, жалость и доброта, но Вы ничем не можете ему помочь. Только навредите себе. Если не обращать на него внимания, волк уйдет. Напасть он действительно не может.

— За что одаренных могут так наказать? — тихо спросила учителя.

Мужчина вздохнул, снова отпил из кружки и произнес:

— Мне придется немного углубиться в историю.

— Я не против, — улыбнулась, — Его светлость еще должен спать, временем располагаю.

— Много веков назад одаренные не были чем-то необычным. В каждой второй семье рождались одаренные. Росли, учились, приносили пользу семье, государству…

— Но не все?

— Конечно, нет, даже сейчас есть те, кто в первую очередь думает только о себе и своем благополучии. Мошенников и в наше время хватает. Однако когда во главе королевства стоит такой король, как Рохан из рода Амбралия, на мирное сосуществование надеяться вовсе не приходится. Он обладал тройным даром и был уверен в том, что если истребить как можно больше одаренных, то их дар разделится между оставшимися одаренными с активным даром.

— Допустим, логичная теория. Правда, я бы не рискнула подобное проверять на практике.

— Логичная, — кивнул Тирхан, — но в этой цепочке Рохан упустил самое важное звено: тех, кто эту магию даровал. Священную Пару…

— Иными словами, дар вернулся к изначальному носителю, но когда Рохан это понял, было поздно?

— Его политика была ужасна, Ваша светлость, а деяния привели к Великой Войне, какой наш мир никогда не видывал, итогом которой стало массовое истребление не только одаренных, но и тех, в ком не было даже латентного дара. Пустых определили как рабов, Ваша светлость.

— Пустых?

— Да, так в старину называли людей, не обладающих ни латентным, ни активным даром. Рохан собрал вокруг себя единомышленников, таких же одаренных и могущественных. Он завоевал полмира, прежде чем его смогли остановить. А скольких он уничтожил… — учитель махнул рукой и уставился на огонь. — Это огромная утрата и боль нашего мира, леди Анастейзи.

Я промолчала, задавив на корню все воспоминания о Великой Отечественной Войне моей Родины и последствиях, к которым та война привела.

— Вы еще молоды, Вам сложно понять, какие чудовищные последствия принесло правление Рохана…

— Почему же, я прекрасно понимаю, что породила собой та война: нищету, вырождение населения, утрату своих корней. Полагаю, многие выжившие дети и подростки впоследствии никогда так и не узнали, от кого же ведут свой род.

Я тоже так и не смогла выяснить, кем была женщина, давшая мне жизнь. Это всегда было моей мечтой, которая так и не стала явью.

— Расшатавшиеся устои, возвращение к более примитивному социальному строю, а значит, грабеж, насилие, очередной виток вырождения. Все пришлось начинать сначала. А если учесть, что магии стало мало — заново выстраивать структуру труда и приспосабливаться к новой реальности.

— Вы абсолютно правы, — мужчина повернулся ко мне и вгляделся в мое лицо. — И это удивительно, ведь Вы так молоды. Мои сыновья до сих пор не понимают, что случилось и почему нынешнее положение дел — это однозначно ухудшение жизни.

— Иными словами, — я подбирала подходящий термин, не уверенная в том, что учителю знакомы «прогресс и регресс», — откат к истокам оказался слишком большим, и сейчас уровень жизни, несмотря на относительную безопасность и прошедшие века, все еще хуже, чем был до войны?

— Значительно! — взволнованно заявил Тирхан. — Утрачены многие знания. С уходом одаренных стало невозможным использование многих артефактов и приспособлений, облегчающих труд и жизнь населения. Всему пришлось учиться заново, учиться и снова отвоевывать… После Рохана было еще три войны. И вернуть то, что было уничтожено, уже не представляется возможным…

— И когда завершилась последняя война?

— Триста ходов назад…

— Вот как…

Я вздохнула. Как же долго они пытаются выстроить новую социальную, политическую и экономическую модель. Нашим странам потребовалось меньше времени, чтобы хоть и относительно, но встать с колен. Конечно, расслоение общества есть и у нас, да и всегда будет, от этого никуда не деться. Всегда будут нищие и богатые, система уравнивания — это утопия.

Однако у нас существуют государственные программы поддержки населения, есть множество достижений в разных областях: медицине, химии, космической. Опять же населению доступны результаты технических достижений, которые значительно облегчают жизнь…

А тут? Тут вообще о заводах слышали? О выработке металлов в более масштабном плане?

Хотя делают же они как-то ткань, столовые приборы…

— Давайте вернемся к радраку, — попросила я. Пока выходило, что носителем такой игрушки мог стать только человек, устроивший геноцид народа. — Я правильно понимаю, что его создали специально для Рохана и его свиты?

— Абсолютно верно. Для этого потребовались не только все силы объединенных родов, но и жизни тех, кто создавал артефакты. И Ваш род, леди Анастейзи, а точнее, Ваш предок, был одним из тех, кто отдал свою жизнь за создание такого артефакта.

— Поэтому наш род оставался латентным носителем? — я усмехнулась. — И не утратил своей магии. Поэтому меня называют благословленной?

— Магия в Вашем роду начала угасать сто пятьдесят ходов назад, и я, к сожалению, не могу сказать, что послужило тому причиной.

— То есть сто пятьдесят ходов назад мой род еще являлся активным носителем?

— Верно, — кивнул Тирхан. — Поверьте, тот факт, что в Вас активировался дар Священной Пары — настоящее чудо. А уж то, что Вы смогли пробудить его в своем сыне — иначе, как милостью Священной Пары, нельзя назвать.

Я скривилась, уставившись на огонь. Милостью… Девочку убили, а на ее место засунули меня, активировав дар. Словно откупились. Нет, я не против новой жизни, но все же Стейзи жаль.

— В мире всего тридцать пять радраков, создать новые никому не под силу. После того, как погиб Рохан и его свита, эти артефакты были перераспределены по самым сильным королевствам. Наше обладает тремя радраками, но дело в том, что они в сокровищнице короля. Этот осужденный не из нашего королевства.

— И каким образом Вы это определили?

— У нас действует определенный регламент для осуждения радраком, и нарушить его даже король не может, потому что в клятве при вступлении на трон присутствует следующая строчка: «Король, вступая в свои права, клянется в том, что использование радрака возможно только после публичного оглашения преступления и публичного же суда. И только он (король) может надеть на шею осужденного радрак», — процитировал Тирхан. — Абсолютной виновностью признаются те деяния, которые направлены на уничтожение благополучного существования королевства, подданных этого королевства и, конечно, мира. В случае, если виновность стала результатом подлога, в момент надевания радрака на шею осужденного Священная Пара покарает короля. Он умрет. Прецеденты были. Поэтому я абсолютно уверен в том, что в нашем королевстве все радраки на месте.

— А что насчет остальных государств? Там действует такая же клятва?

— В шести королевствах, включая наше, клятва при вступлении на трон не менялась. Только публичное слушание, только публичная казнь, и только король может надеть артефакт на шею осужденного. Что же касается оставшихся четырех — боюсь, там все иначе и несколько сложнее…

— В каком смысле?

— Королем может стать только одаренный с активным даром. Следовательно, и надеть на шею радрак может только одаренный. Этим и воспользовались некоторые королевства для того, чтобы ввести изменения в клятву. Теперь у них король является гарантом мира и благополучия в королевстве, а значит, покушения на него приравниваются к массовому истреблению народа и расшатыванию устоев.

— То есть они выбирают одаренного, который умрет при надевании радрака, без доказательства его вины?

— Я не могу однозначно сказать, что так происходит, но и исключать не могу. Ведь снять активный радрак не является возможным. После того, как осужденный погибает, радрак посылает импульс силы в шкатулку, в которой хранился. Таким образом определяют место гибели и возвращаются за радраком. Опять же, забрать его с тела может только одаренный, у которого в руках есть шкатулка.

— Проще тело доставить, — я вздохнула. — Получается, что если человек не виноват, он все равно умрет?

— К сожалению, да. Единственный индикатор его безвинности — смерть надевающего.

— Значит, волк обречен?

— Увы…

Я задумалась. Может, потому птица меня клюнула, что мне нельзя было ей помогать? И она сама пыталась разорвать образовавшуюся связь?

— И все же меня смущает тот момент, что Вы помогли осужденному без последствий для себя. Это может многое означать… Мы можем не все знать о радраках…

— Участвовать в экспериментах отказываюсь, — твердо сказала я и, повернувшись в сторону волка, произнесла, уверенная, что тот меня услышит: — Я мать, моему сыну нет и трех вехиманов. Помимо прочего на мне еще тридцать детей, пусть и не все они мои воспитанники… Я несу ответственность за своих людей и рисковать своей жизнью не стану. Тем более что неизвестно, безвинно ли Вы осуждены.

Получается, мое королевство еще не так плохо. Во всяком случае, мне на шею такую штучку не повесят.

— В соседнем государстве измененная клятва? В том, что граничит с моими землями?

Я потянулась к большой тарелке с кашей и мясом. Еда давно остыла, и есть не очень-то хотелось. Но мне еще Илюшу кормить, поэтому перекусить было нужно. Хотя тут столько положили, что на пару голодных мужиков хватило бы.

— Да.

Значит, сбегать в него будет не лучшей идеей.

— Я пойду, Ваша светлость, — Тирхан поднялся. — Староват я для таких потрясений. Мне нужно отдохнуть. Да и Вам стоит вернуться в шатер, Ваши люди волнуются.

— Идите, — я улыбнулась и посмотрела в его тарелку. Он предсказуемо даже не притронулся к еде. — Я чуть позже пойду. Хороших снов.

Волк тихонечко заскулил, а затем отчетливо раздалась рулада его голодного желудка.

Интересно, если я выкину еду в кустах, это будет считаться помощью или нет?

Настька, о чем ты думаешь?

Или приказать, чтобы ее выкинули?

Ага, а если человек умрет?

Риск дело благородное или не очень?

— Аррияш, мне нужно в кусты.

Я поднялась и взяла обе тарелки. Мужчина как раз стоял неподалеку от меня, наблюдал, охранял…

У нас была договоренность о том, что в кустики мы ходим с солдатами. То есть они стоят рядом, но не подглядывают.

— Витраш, Хартан, проводите Ее светлость.

— Слушаюсь! — хором отчеканили солдаты.

Арлис Фолк скривился, но промолчал. Я его видела очень хорошо, он стоял намного ближе к костру, чем Аррияш. Но мне на его недовольство было плевать. Он уже удружил… Впрочем, если бы не эта остановка, спасли бы мы ворону?

Я все-таки выкинула кашу и хлеб в соседних кустах. Меня не покидала мысль, что человек может быть осужден невинно. Я вообще против таких казней, если они не относятся к маньякам и педофилам.

Что этот несчастный натворил? Покусился на короля? По мне, если приговорил к смерти — значит, казни, а не продлевай агонию. Мало ли, какой там правитель. Может, он самодур и маньяк, и убить его было благом для всего королевства?

Впрочем, вряд ли я узнаю правду. А потому не стоит ни жалеть, ни вникать.

Выдохнуть смогла только у шатра, где уже раздавался недовольный плач сына. Я жива, каша мне боком не встала, и слава Священной Паре.

— А вот и Ее светлость! — пропела Люси, а Интена обернулась с сыном в руках.

— Тут, — я улыбнулась и, разувшись у порога, прошла к няне. — Сейчас мама тебя покормит.

Засыпала я тяжело. Не могу сказать, что была впечатлительной особой, но перспектива получения подобного артефакта не радовала. Понятно, что могли просто казнить, но это тоже не особо радовало. Наверное, я лишь сегодня полностью поняла, в какую гадость меня засунули.

И вопрос финансовой независимости встал еще острее. На меня и мои идеи должны молиться. Я должна стать значимой фигурой. Из кожи вывернуться и завернуться обратно, но стать.

Снилась мне мутотень. Я от кого-то бежала, потом догоняла… ножи, окропленные кровью, собирала (лучше бы грибы, честное слово)… А проснулась от клацанья над ухом.

И кто мог клацать, если учесть, что рядом в корзинке посапывал сын, и зубов у него не было?!

— Твою ж налево!.. — просипела я, разглядев мохнатого ночного гостя, склонившегося над сыном, и кинулась накрыть собой импровизированную колыбель. — Прочь пошел!

В ответ зверь обиженно засопел, но сбегать и не подумал, лишь чуть отстранился, продемонстрировав что-то во рту. Рассмотреть, что именно, не представлялось возможным. Свеча, которая должна была гореть в изголовье, потухла, а мое зрение в темноте позволяло видеть только размытые контуры.

Но меня интересовал не он и даже не то, что было во рту волка, а сын… Илюша мирно посапывал. Я успела его трижды ощупать, прежде чем сынок недовольно завозился.

— Интена, Люси! Зажгите свечи! — громко потребовала я от слуг, которые мирно спали.

Причем так крепко, что я не смогла их дозваться. Они подскочили, только когда грозно рыкнул волк.

— Свечи! Немедленно! И не кричать!

Волк внаглую прошелся по моему импровизированному ложу и уселся в ногах.

Люси успела зажечь только одну свечу, когда Илья взвыл сиреной, и мне пришлось взять его на руки. Немного проморгавшись и дождавшись, пока Люси зажжет еще пару свечей, я взяла Илюшу поудобнее и… замерла, взглянув на Интену. Та застыла передо мной, зажав собственный рот.

Та-а-ак!

Я обернулась к волку. Сама не знаю, почему, но его я совсем не боялась. Совершенно иррациональное чувство, учитывая то, что передо мной находился пусть и человек-морф, но в обличии зверя!

Как только зверь поймал мой взгляд, выплюнул мне на постель свой трофей. Мог бы и не плевать, я и так разглядела то, что он держал во рту. Огромная, серая, но, слава Богу, уже дохлая крыса…