Доверие Дуглас Пенелопа

Глава 29

Я поворачиваю рукоятку и газую. Заднее колесо заносит, оно рисует полукруг в снегу. Опустившись на сиденье, упираюсь ботинками в подножки и гоню вверх по посыпанному солью двору.

В небе нависают темные тучи. Мне нравится такая погода. Сейчас примерно минус шесть градусов. Декабрь и январь дались тяжело, но я довольно быстро закалилась. Теперь даже куртку редко надеваю.

Более того, я не уверена, какой сегодня день. Знаю лишь, что на календаре февраль. По-моему.

Остановившись у гаражной двери, снимаю шлем, вешаю его на руль и слезаю с байка.

– Мне понравилось! – говорю Джейку.

– Хочешь себе такой?

Я улыбаюсь, наблюдая за тем, как он вытирает машинное масло с рук.

– Может, лучше что-то легальное, на чем можно ездить по дорогам общего пользования?

Он качает головой. Прислонившись к стиральной машинке, сбрасываю ботинки. Манжета моего красивого аранского свитера распускается, шерстяная нить болтается, а меня это только радует, ведь моя одежда так выглядит, потому что я провела в ней множество часов и дней, занимаясь любимыми делами.

В мастерской стоит пять предметов мебели: два приставных столика, изголовье кровати, еще один комод и шкаф. За пару месяцев я могла бы закончить больше проектов, однако успела также расквитаться со всеми школьными курсами, заполнила документацию для поступления в колледж, перепробовала тонну новых рецептов, используя наши запасы скоропортящихся продуктов, пока они не сгнили.

Хотя свежего хрустящего яблока не смогу попробовать еще недель восемь. Уже не терпится выбраться в город.

А порой я надеюсь, что снег никогда не растает.

Под моими ногтями скопилась грязь, и мне не нужен макияж – я каждый день провожу на свежем воздухе, зарабатывая натуральный румянец.

Бросив тряпку на пол, Джейк смотрит на меня.

– Не обязательно легальное. Если оставишь его здесь.

Я встречаюсь с ним взглядом, после чего наклоняюсь и достаю одежду из сушилки.

– То есть будешь им пользоваться, приезжая погостить.

Киваю, больше не глядя на него. Я в курсе, чего он хочет. Джейк был бы счастлив, если бы я осталась здесь, но готов довольствоваться уверениями, что его дом станет моей основной базой на время праздников и каникул.

Он полагает, что я успокоилась и задержусь до лета.

Только я не могу. Возможно, Калеб не возвращается домой из-за меня. Может, он вернется, когда я уеду.

Не ответив, кладу чистые вещи на сушильную машинку, загружаю в барабан мокрые и бегу по лестнице в дом.

Я выдыхаю на свои руки, потирая их в тепле, исходящем от камина. Чувство вины пронзает меня, пока я наполняю миски собак свежей водой и кормом. Не хочу игнорировать просьбу Джейка, но впереди целых два месяца. По меньшей мере.

Мне не нужно со страхом ждать расставания с ними. Еще рано.

Разумеется, то же самое я говорила в декабре, а ощущение такое, будто это было вчера.

Пересекаю гостиную и поднимаюсь по лестнице. Входная дверь открывается. Обернувшись, вижу вошедшего Ноя. Он стряхивает снег с сапог, стягивает шапку и рабочие перчатки.

Едва парень поднимает голову, мы встречаемся взглядами.

Дьявольская улыбка появляется на его губах, и мое сердце пропускает удар.

Нет.

Поймав ртом воздух, я мчусь наверх. Слышу, как он топает, догоняя меня. Завизжав, хватаю его за руку, когда парень проносится мимо. Мы оба спотыкаемся и смеемся, пытаясь наперегонки добраться до ванной.

– Я первая! – кричу ему.

Вместе ввалившись в комнату, врезаемся в дверь. Я падаю на пол, Ной тоже падает и хватает меня за ноги, не позволяя встать. Хохоча и визжа, пинаю его, затем, ухватившись за раковину, поднимаюсь. Когда бросаюсь к душу, парень ловит меня и прижимает к себе.

В животе все переворачивается; я чувствую, как его тепло и дыхание окутывают меня.

На мгновение воцаряется тишина. Наш смех затихает.

Он возвышается надо мной, его грудь вздымается и опадает напротив моей. От одежды Ноя пахнет костром, который он разжег снаружи.

Его член трется об меня через одежду, и я отстраняюсь.

– Можешь идти первым. Похоже, тебе нужно кое с чем разобраться.

Пытаюсь обогнуть его, однако он преграждает мне путь.

– Ты имела в виду, что тебе нужно кое с чем разобраться.

Парень смотрит на меня сверху вниз. От его тела исходит жар. Единственное препятствие для него – я сама.

– Ты его любишь? – спрашивает Ной. – Потому что если нет, залезай в душ со мной. Мое тело изнывает.

Я не шевелюсь.

Может, мне стоит согласиться. Будет приятно.

У Калеба есть причина держаться подальше от дома, в конце концов. Он либо дожидается моего отъезда, чтобы больше не увидеться со мной, либо не рассчитывает, что я останусь нетронутой за время его отсутствия, особенно среди мужчин, с которыми уже была близка.

Все этого хотят.

Однако когда Ной наклоняется, я упираюсь ладонями ему в грудь.

– Нет.

Качая головой, не подпускаю его к себе.

– Ты его любишь?

– Не знаю, – отвечаю, нахмурившись.

Но тебя я не люблю. Не так.

Ной нуждается в брате гораздо больше, чем во мне. Я не хочу вбить клин между ними.

– Не израсходуй всю горячую воду. – Сказав это, выхожу из ванной.

Спустившись вниз, направляюсь в кухню, чтобы проверить томящееся на плите мясо, как вдруг слышу приглушенный крик. Поднимаю голову и вижу Джейка, говорящего по телефону.

– Если ты не передашь ей трубку, клянусь, я эвакуирую ее оттуда на вертолете!

– Господи, твою мать, – рычит мужчина, убрав мобильник от уха, и сердито смотрит на меня. – Тирнан…

Он швыряет девайс мне, в другой руке держа чашку кофе.

– Пусть эта женщина больше не звонит сюда. Отвечай ей со своего телефона.

А?

Я поднимаю сотовый.

– Эта женщина? – с презрением повторяет Мираи. – Что это значит? Он просто варвар.

– Привет.

– Привет, – выпаливает она, сообразив, что на линии я. – Счастливых праздников, Тирнан.

– Да, знаю. Прости, – говорю, поморщившись.

Последние десять недель мы общались исключительно по электронной почте и эсэмэс. Хоть Мираи и звонила, я не отвечала. Не была настроена на беседы. С помощью текстовых сообщений можно быстро решить насущные дела без необходимости придумывать темы для разговора.

– Тирнан…

– Мне очень жаль. Просто я…

– Жила своей жизнью, – договаривает она. – Я понимаю. Но ты от меня не отделаешься, ясно?

– Знаю. – Прислонившись к стойке, смотрю на Джейка, который роется в холодильнике в попытке сделать вид, будто не подслушивает. – Ты же получила мой подарок, да?

Мираи тихо смеется.

– Да. Очень щедро с твоей стороны. Намекаешь, что мне нужен отпуск?

– Или роман, – дразню я. – Бурный, страстный, безумный роман с мужчиной. Или мужчинами.

Джейк оглядывается через плечо.

Я купила Мираи путевку на Фиджи. Для нее и еще одного человека.

– Да ну? – Она снова смеется.

– Она горячая? – шепчет Джейк.

Бросаю на него взгляд. От раздражения на его лице не осталось и следа. Я закатываю глаза.

– Значит, ты счастлива?

Ной включает музыку наверху. Его отец приподнимает крышку кастрюли и зачерпывает ложкой подливу на пробу. Сегодня вечером они собираются показать мне «Звездный десант» в первый раз. Я живу в уюте, сытости и любви.

У меня есть все, что нужно.

И все же я опускаю глаза, пробормотав:

– Почти.

Мы болтаем с ней еще какое-то время. Мираи сообщает, что мистер Эсуола связался с ней по поводу того «желтого» таблоида. Они добились от газеты публикации опровержения, а репортера уволили. Надеюсь, это послужит примером остальным – я не намерена терпеть распространение сплетен о моих родителях до конца своих дней.

Попрощавшись с Мираи, проверяю мясо и добавляю картофель, который почистила утром.

Пока мою руки, смотрю в окно. Снег во дворе начинает подтаивать. Снегопады еще ожидаются, однако предыдущие несколько дней стали приятной передышкой после лютых морозов.

Подавшись вперед, разглядываю небо. Облака кажутся тяжелыми. Скоро пойдет снег.

Я ощущаю присутствие Джейка у себя за спиной. Обернувшись, замечаю, что он тоже смотрит в окно.

Когда его взгляд опускается на мои губы, в его глазах мелькает что-то интимное.

Он делает шаг назад.

– Извини.

– Все в порядке.

Между нами ничего не было с того дня перед пожаром. После ухода Калеба я спала в полном одиночестве.

– Очередная метель надвигается, – говорит мужчина, отхлебнув кофе.

Вытирая руки, я киваю и смотрю на деревья. Уже темнеет.

– Он раньше уходил так надолго?

Ненавижу себя за то, что спросила, но меня каждый день гложет этот вопрос. Прошло больше двух месяцев. Калеб когда-нибудь пропускал Рождество? Он задерживался в хижине на такой большой срок?

– Нет, – наконец отвечает Джейк.

– Ты не беспокоишься?

После короткой паузы он поясняет тихим голосом:

– Я не поведу тебя вглубь леса в разгар зимы. И оставить тебя здесь мы не можем. Если он не вернется до твоего отъезда, тогда я пойду за ним.

До моего отъезда…

Впервые накатывает осознание. Возможно, я больше не увижу Калеба.

– Тирнан, я хочу, чтобы ты забрала Ноя с собой, когда уедешь, – произносит мужчина.

Я поворачиваюсь к нему.

– А как же ты?

Он уступает? Ной отчаянно желает покинуть родной дом. Когда Джейк все-таки смирился с этим?

К тому же Калеб исчез. Если я заберу Ноя, он останется совсем один.

Джейк просто смотрит на меня со смиренной полуулыбкой.

– Я справлюсь.

Слезы обжигают глаза, и я моргаю. Не хочу оставлять его одного. Если Калеб пережил зиму в лесу, он может никогда не вернуться. Представлять Джейка, зимующего тут в одиночку в следующем году… больно.

Встав на цыпочки, обвиваю мужчину руками. Его руки тоже смыкаются вокруг моей талии. Я обхватываю его голову, утыкаюсь носом в щеку. Рыдания застревают в горле. Открыв рот, почти касаюсь губ Джейка. Мне хочется поцеловать его. Позаботиться о нем, подарить ему любовь, потому что он умрет здесь, так и не разделив свою жизнь с кем-то.

Я могу доставить ему удовольствие.

Его губы зависают над моими, и я понимаю: Джейк тоже этого хочет. Он впивается пальцами мне в бока.

Но волосы на его затылке слишком короткие; они царапают мою ладонь в отличие от мягких темных волос Калеба.

Медленно опускаю руки, а мужчина притягивает меня ближе и просто обнимает.

Отвечая на объятия, закрываю глаза. Я не смогу бросить Джейка в одиночестве. Либо Ной останется, либо его отец уедет с нами, либо…

Не знаю.

На второй этаж я бреду одна. Что произойдет, когда дороги очистятся недель через восемь? Времени не так уж много. Все закончится вот так?

Остановившись у подножия лестницы, ведущей в комнату Калеба, смотрю на дверь. Я не заходила туда с декабря. Никто не заходил, но, уверена, ничего не изменилось. В спальне по-прежнему будет холодно, только пыли окажется больше, скорее всего.

Поднимаюсь наверх.

Слабый дневной свет, струящийся в окно, создает в комнате полумрак. Закрыв за собой дверь, потираю руки от холода, подхожу к камину, кладу туда пару дров вместе с щепками для розжига и, чиркнув спичкой по каминной полке, развожу огонь. Свет и тепло мгновенно обволакивают меня.

Отблески огня танцуют по полу. Не затушив спичку, зажигаю несколько свечей, стоящих на полке и у кровати.

У Калеба есть свечи. Хм.

Я включаю док-станцию его айпода. Из колонок звучит песня группы Amber Run. Подхожу к кровати, расправляю простынь и одеяло. Плюхнувшись на матрас, ложусь, смотрю в потолок и глажу пальцами свою щеку.

Как это делал Калеб, пока нес меня в свою постель.

Сердце болезненно ноет.

Мои веки опускаются, слезы собираются в уголках глаз. Мой. Он мой. Калеб должен был остаться и выяснить отношения со мной.

Глядя в пространство, погружаюсь в размышления. В спальне постепенно темнеет, потому что солнце садится, однако тепло сохраняется благодаря камину. Время пролетает, и в итоге я слышу стук в дверь.

– Тирнан?

Я моргаю, желая, чтобы меня оставили в покое, но сажусь в кровати.

– Да?

– Пора ужинать, – произносит Ной.

Наверное, он обыскал весь дом, пока не понял, где я.

– Я спущусь позже. Устала.

Даже не смотрю на часы. Сейчас, должно быть, около шести вечера. Нет настроения смотреть кино.

Он молчит. Спустя несколько секунд из-за двери доносятся его удаляющиеся шаги.

Перевернувшись на бок, закапываюсь лицом в подушку.

Вдруг задев что-то твердое, поднимаю руку и сжимаю предмет, спрятанный в наволочке. Что это такое? Подняв голову, вытаскиваю оттуда потрепанную коричневую книгу, переворачиваю ее и в тусклом свете свечей читаю название на корешке.

«Дон Кихот. Том II».

Я улыбаюсь и принимаю сидячее положение, покачав головой. Калеб полон сюрпризов. Он читает.

Конечно, стеллажи справа от меня забиты книгами, только я думала, что они просто хранились здесь, а парню было лень их убрать.

Скрестив ноги по-турецки, кладу томик на колени и пролистываю страницы. Запах старой пожелтевшей бумаги ударяет в ноздри. Когда открываю его на середине, слышу треск корешка. Я едва не смеюсь. Так и знала.

Несмотря на изношенность, книгу явно практически не открывали. Калеб не читал ее.

Тогда почему она лежит у него в постели?

Закрывая обложку, наблюдаю за мельтешащими страницами, как вдруг замечаю что-то. Вновь распахнув книгу, поднимаю ее, чтобы прочитать надпись черными чернилами. Там написано:

«Забавно, с какой легкостью женщины отдаются мне теперь. В школе они говорили, что я глупый.

Глупый.

Глу-у-у-упый.

Глу-упый».

Я прищуриваюсь в попытке разобрать корявый почерк на обложке.

«Я глу-упый.

Но им определенно нравится меня трахать».

В горле встает ком, дыхание становится поверхностным.

Калеб?

Торопливо пролистывая страницы, проверяю заднюю обложку, однако больше записок не нахожу. Я взволнована и потрясена. Это слова Калеба?

Резко поворачиваю голову к стеллажу. Там гора книг, каждая полка забита до отказа. Подскочив с кровати, подбегаю и выхватываю первую попавшуюся.

На форзаце обнаруживаю рисунки хижины. Когда открываю нахзац, мое сердце едва не останавливается при виде новой записи.

«В глубине. Я всегда хочу туда. Здесь мне не нравится. Хочу быть там. В долине, где река еле ползет, а ветер сбивает с ног. Среди скрежета. Там, где можно ощутить вкус и запах глубины. Мне хочется, чтобы мир был меньше.

Здесь я все ненавижу».

Я едва обращаю внимание на слезы, текущие по щекам, достаю с полки очередную книгу и лихорадочно ищу его почерк.

Он не читает книги, а пишет в них.

Просмотрев несколько пустых, нахожу еще одну с записками и символами, буквально высеченными на бумаге. Словно он разрезал ее ручкой.

«Твою мать.

ТВОЮ МАТЬ».

И снова каракули. Темные и яростные, как будто страница кровоточит чернилами. Когда Калеб это написал? Что случилось?

Я распахиваю новую книгу.

«Увидел ее улыбку сегодня. Мне нравится жить с девушкой».

Перечитываю эту запись пять раз и ищу другие, но там больше ничего нет. Никаких дат. Он говорит обо мне или?..

«Теперь ты только кричишь на меня, – пишет парень в следующем томе. – Я знаю, что сам виноват. Знаю, что не могу говорить. Я умею. Просто не могу. Я… не здесь. Это все, что у меня есть. Весь я. Я не могу. Меня здесь нет».

Я замечаю закладку, которую Калеб вложил в эту книгу. Перевернув ее, вижу, что это фотография Джейка с мальчиками. Ной, которому не больше пяти лет, сидит на спортивном мотоцикле, отец – позади него. Шестилетний Калеб с длинными волосами стоит в стороне и смотрит вдаль. Такое ощущение, что он всегда мысленно находится в другом месте.

Выуживая книги с полок, нахожу одну, где большая часть записи зачеркнута, однако мне все равно удается прочитать.

«Сегодня мистер Робсон спросил, кем мы хотим быть. У меня было так много ответов».

Робсон – это учитель?

«Я хочу быть на природе, – продолжает Калеб. – Хочу взобраться на дерево. Хочу намокнуть. Хочу лежать на земле в лесу, пока дождь барабанит по листьям деревьев. Мне нравится этот звук.

Хочу, чтобы мне было тепло. Хочу что-нибудь держать в руках. Хочу говорить со своим папой. Хочу уставать, чтобы дольше спать, и хочу ходить.

Хочу влюбиться. Хочу быть в безопасности.

Хочу, чтобы все закончилось.

Хочу, чтобы все эти мысли исчезли из моей головы».

Он перечеркнул все это, оставив лишь одну строчку.

«Я хочу быть всем, что она видит».

Я пялюсь на его почерк. Она? Качаю головой. Дат нигде нет? Записи распределены беспорядочно. Что-то написано печатными буквами, что-то прописью. Где-то пропись третьеклассника, где-то – мужчины. На этих листах собраны годы размышлений, и Калеб прятал их тут, потому что знал – никто не откроет эти старые, дряхлые книги.

Он пишет все, что не может сказать.

«Ты знал меня очень давно. Теперь тебе самому ясно, что ты ничего обо мне не знаешь. Пытаешься научить меня языку жестов, словно я не умею говорить. Я храню молчание, потому что хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Жесты не помогут».

Хватаю другую книгу, складывая те, что уже просмотрела, в отдельную стопку.

«Сегодня видел, как волки задрали олениху. Нужно было подстрелить детеныша. Он не переживет зиму без нее. Твою мать, он там сейчас умирает с голоду. Черт, нужно было…

Я найду его завтра и пристрелю».

«Ной никогда не возражает, да? Если мне нужно ехать в машине с открытыми окнами, даже зимой, потому что дышать чертовски трудно. Мне нравится Ной. Он меня не достает. Он никого не достает. Ему не нужно понимать все на свете. Он не заваливает вопросами постоянно. Он умеет все пускать на самотек».

Я вытираю слезы и облизываю свои пересохшие губы, выдернув очередную книгу с полки. Ной знает, зачем ему нужно открывать окна в машине.

«Снова увидел ее улыбку сегодня. Она подняла лицо к небу и закрыла глаза. Я отчасти понимаю ее. Как мне не нужно постоянно говорить, черт побери, так и ей не нужно открывать глаза, чтобы видеть пик. Ей здесь нравится. Это заметно по тому, как она улыбается, когда не знает, что за ней наблюдают». В горло словно иглы вонзаются, перед глазами все плывет. «Она всегда выдыхает, когда так делает. Будто до этого задерживала дыхание».

Это я. Уверена, что он говорит обо мне.

«Нашел конфеты в мусорной корзине и капусту на своей пицце. Твою мать, она странная».

Я смеюсь сквозь слезы.

«Боже, с ней так хорошо. Судя по виду, в руках она будет податливой, словно пудинг. Мягкая. Слишком мягкая. Но было очень приятно. Те секунды на капоте машины, когда она позволила мне зарыться лицом в ее тело. Ее кожа напоминает воду. Я хочу ощущать ее запах в своей постели. И в своих волосах. Чтобы она всегда была неподалеку от меня».

Представляю его в этой комнате. Он один, пишет в книгах по ночам. Столько времени потрачено зря. Может, Калеб написал эти строки до того, как увидел меня выходящей из спальни его отца. Мы оба могли бы поступить совершенно иначе.

«Шлюха. Твою мать, почему я не могу уйти? Пора уходить. Я слишком долго задержался здесь. Эта гребаная шлюха. Эта тупая шлюха».

Пора уходить. Он имеет в виду глубже в горы. Туда он сбегает, когда ему больно.

«Тирнан…» – написано в другой книге. И все. Только мое имя.

Перевернув последнюю страницу, глубоко вздыхаю, обнаружив продолжение.

«Они так крепко спят, что не слышат тебя по ночам. Лишь я слышу. Когда я дотронулся до твоего лица, ты успокоилась. Когда попытался уйти, кошмар опять начался. Поэтому я остался. Я прихожу каждую ночь. Ты просовываешь свои ледяные ступни между моих голеней, я обнимаю тебя, положив руку тебе на спину, прижимаю к себе и чувствую, как твое тело перестает дрожать. Со мной ты чувствуешь себя в безопасности? Мне нравится заботиться о тебе».

Я пристально смотрю на его запись. Почему я этого не знала? Давно он начал приходить в мою комнату? Даже когда мы ругались?