Доверие Дуглас Пенелопа

Разблокировав экран, обнаруживаю пропущенные вызовы от Мираи.

Черт. Ничего хорошего это не сулит.

Я набираю ее номер, подношу мобильник к уху и направляюсь к дому.

– Тирнан, – отвечает она после третьего гудка.

– Привет. Что случилось?

Поднявшись по лестнице, иду к двери. Тревога в ее голосе меня настораживает.

– Не хотела тебе звонить и в то же время не хочу, чтобы ты узнала об этом от кого-то другого.

Распахиваю дверь, стряхиваю снег с сапог, затем вхожу внутрь. О чем узнала?

– «Дэйли Пост» опубликовала статью, в которой по заявлениям нескольких инсайдеров утверждается, будто твой отец…

Мной овладевает страх. Я без малого не кладу трубку. До этого момента я не осознавала, как приятно было оградиться от остального мира. Не уверена, что хочу услышать эту информацию. Однако Мираи не связалась бы со мной, если бы дело не было важным.

– Что? – спрашиваю, стягивая с себя пальто.

– Будто твой отец жестоко обращался с твоей матерью. Что он заставил ее совершить самоубийство.

– Что?! – восклицаю я.

Как они пришли к такому заключению? И у них есть инсайдеры?

Не припомню, чтобы той ночью в доме был кто-то еще, кто мог бы что-либо засвидетельствовать.

Я стискиваю телефон в руке, но сразу же расслабляюсь. Зачем людям спекулировать на подобные темы? Какой цели это служит?

– Тирнан, ты тут? – окликает Мираи.

Сглотнув, отвечаю:

– Да.

Я вхожу в кухню. В воздухе витает аромат тушеной оленины, оставленной Джейком на медленном огне. Калеб и Ной следуют за мной. Их отец, стоящий возле раковины, оборачивается и заглядывает мне в глаза, а я отвожу взгляд.

– Мы знаем, что это ложь, – продолжает женщина, – только выбор действий у нас невелик и…

Качая головой, сбрасываю вызов, хватаю ноутбук, разворачиваю его и запускаю браузер.

Почему я огорчена? Мне безразлично, что люди говорят о родителях. Может, благодаря этому вскроется, насколько далеки они были от идеала, даже если текущая тема обсуждений – полнейшая чушь.

Парни окружают стол. Им наверняка не терпится выяснить, что происходит. Когда страница поиска загружается, я ввожу имена отца и матери. Заголовки мгновенно бросаются в глаза.

Сердце колотится в груди.

– О чем они пишут? – интересуется Ной, выглядывая из-за моего плеча.

Я мотаю головой. От злости сдавливает горло. Понятия не имею, как это остановить.

– По утверждениям инсайдеров, отец был деспотичным тираном, – говорю я, бегло читая статью, – и моя мать его боялась. Он забрал ее с собой, потому что не верил в ее преданность после своей смерти.

Бред какой-то. Он жил ради ее благополучия.

Закрыв заметку, просматриваю остальные заголовки, упоминания в «Твиттере», ссылки на видео на «Ютьюбе». Серьезно? Уже появились видеоблоги с конспирологическими теориями?

Чья-то рука закрывает монитор и отворачивает его от меня.

– Не смотри на это. – Джейк захлопывает крышку ноутбука. – Ты в курсе, какое дерьмо лилось из прессы, потому и держалась подальше от интернета.

Впиваюсь ногтями в столешницу.

– Ну, такое возможно? – вмешивается Ной.

Отец бросает на него многозначительный взгляд.

– То есть… это в любом случае никакого значения не имеет, верно? – поспешно добавляет парень. – Они были мудаками.

Я делаю глубокий вдох, стараясь его не слушать.

Однако он прав. Какая разница? Почему меня взбесила данная ситуация?

– Это не твоя проблема, – строго говорит мне Джейк.

Подняв глаза, ловлю его невозмутимый взгляд. Он проявляет терпение, но… готов ко всему, если понадобится его помощь.

Я встаю, беру сотовый, листаю список контактов и нажимаю кнопку вызова.

– «Бартлетт, Шнайдер и Абрахам». С кем вас соединить?

– Это Тирнан де Хаас. Мне нужно поговорить с мистером Исуолой.

После короткой паузы секретарь произносит:

– Да, мисс де Хаас. Пожалуйста, подождите.

Калеб держится поодаль, облокотившись на деревянную балку между кухней и гостиной. Его глаза опущены, в отличие от Джейка и Ноя, которые пристально смотрят на меня, стоя у стола.

– Тирнан, – отвечает мистер Исуола. – Как поживаешь?

Я отворачиваюсь от парней в попытке хоть как-то уединиться.

– Вы видели статью в «Дэйли»? – спрашиваю тихо.

– Да, сегодня утром. – Его голос звучит печально. – Я уже отправил им письмо о прекращении противоправных действий.

Качаю головой.

– Нет.

Мужчина несколько секунд молчит.

– Хочешь, чтобы они напечатали опровержение?

Вздохнув, начинаю наматывать круги по кухне.

– Ущерб уже нанесен. Теперь читатели будут верить в это, несмотря ни на что. Но я хочу, чтобы такое больше не повторилось.

– Ты намерена преподать урок другим на их примере?

– Да.

Мы оба замолкаем. Надеюсь, он без моих пояснений поймет, о чем я прошу. Конечно, это покажется мелочным, к тому же потом я могу передумать, но, насколько всем известно, родителей я любила и боготворила. Со стороны журналистов скверно публиковать бездоказательную историю, особенно перед лицом осиротевшей дочери пары.

– До скорого, – говорит мужчина, уловив намек.

– До свидания.

Я сбрасываю вызов и, подойдя к раковине, наливаю себе стакан воды.

Джейк останавливается сбоку от меня.

– Ты могла бы просто сделать заявление.

Едва слышно засмеявшись, закрываю кран.

– Дочь вступается за родителей? Очень правдоподобно, – бубню я. – Если дело дойдет до суда, им придется раскрыть свои источники.

– И ты готова поспорить, что никаких источников нет.

– Я точно знаю, что их нет. – Подношу стакан к губам. – Мы с Мираи жили в том доме. Никто не контролировал мою мать. Именно рядом с ним она и хотела быть.

Сделав глоток, выхожу из кухни и двигаюсь к лестнице. Мне нужно принять душ.

– Почему ты беспокоишься о них? – слышу вопрос Ноя. – Они ужасно к тебе относились.

Остановившись на третьей ступеньке, я пытаюсь заставить себя идти дальше, потому что не знаю, как ответить. Мне требуется несколько секунд, чтобы развернуться и встретиться с ним взглядом.

Если честно, я понятия не имею – почему. Мое сердце не смягчилось по отношению к ним, однако что-то изменилось с момента моего переезда сюда. Появилась черта… предел тому, что я теперь готова терпеть, которого не было раньше.

Пожимаю плечами, подбирая слова, только другого объяснения не нахожу:

– Они мои родители.

Парень прищуривается. Все трое смотрят на меня. Больше ничего не сказав, я поднимаюсь на второй этаж. Мне почти хочется улыбнуться. Возможно, мама и папа не заслуживают моей преданности, но отстаивать справедливость, оказывается, довольно приятно.

Я прикрепляю ветки проволокой к металлической вешалке, украденной из шкафа Джейка. У меня только пластиковые, их невозможно согнуть в круг.

Кусачками отрезаю излишки проволоки и распределяю хвою вдоль венка. То, как веточки слегка хаотично и непредсказуемо торчат в стороны, вызывает улыбку. В детстве мой дом к праздникам украшали профессионально, с переизбытком белых тонов. Поэтому я рада сделать что-то более естественное к Рождеству. И пахнет гораздо приятнее.

Проверив остальные крепления на венке, ползу на четвереньках по полу гостиной к гирлянде для каминной полки, которую сплела из сосновых лап, которые мы с Калебом собрали несколько дней назад. Собаки крепко спят перед огнем, а я раздвигаю ветки пальцами, испачканными золотой краской после того, как перекрашивала книжную полку, и смотрю, не нужно ли их укрепить.

Вдруг ощутив на себе чей-то взгляд, резко поднимаю глаза и вижу наблюдающего за мной Джейка. Сидя на диване, он пару секунд удерживает зрительный контакт, затем моргает и возвращается к просмотру фильма. Я перевожу взгляд на Калеба, устроившегося в кресле. Хоть парень и смотрит на экран, внимание его вместо телевизора сосредоточено на всем, что происходит вокруг. Его челюсти стиснуты, и мои щеки вспыхивают.

Убедившись, что все замки заперты, Ной входит в комнату.

– Поможешь? – спрашиваю, подскочив с пола.

Он берет один конец гирлянды, я – другой. Боль в руке начинает усиливаться, потому что действие «Аспирина» уже ослабевает. Мы поднимаем украшение и кладем на трехметровую каминную полку. Парень отходит назад, пока я поправляю гирлянду. После этого, нагнувшись, подхватываю за крючок рождественский венок, протягиваю Ною и указываю на дверь.

Когда он вешает его, я любуюсь своими творениями со стороны. Мне бы еще красную ленту. Рождество через несколько недель, и я впервые в жизни воодушевлена этим праздником.

Однако, посмотрев на Джейка, замечаю его приподнятые брови, словно он ожидал большего, раз я весь вечер так усердно трудилась. Что ветки должны светиться, или типа того.

Я пячусь, покусывая уголок рта.

– Если тебе не нравится…

Это всего лишь маленькая безделушка для создания праздничного настроения. Ведь я не пришила оборки к его шторам.

Он встает, притягивает меня к себе и целует в лоб.

– Красиво получилось, Тирнан. Мне очень нравится.

Улыбнувшись, киваю.

– Хорошо. Тебе же лучше, чтобы я не заскучала.

Джейк смеется, но Ной перехватывает меня и усаживает к себе на колени.

– Если тебе нечем заняться…

Он пытается пощекотать мой бок, и я сразу же подскакиваю на ноги.

Отец отвешивает ему подзатыльник по пути в кухню.

– Что? – выпаливает парень. – Я не это имел в виду.

Ага, разумеется. Ной старательно сдерживает смех, только улыбка у него дьявольская. Ничего не могу с собой поделать, мне тоже хочется улыбнуться. Я отворачиваюсь, чтобы он не увидел, и замечаю Калеба. Он невидящим взором уставился в телевизор, до сих пор сидя на кресле. Между бровями у него две глубокие складки.

Холодок пробегает по моим ногам. Опустив свитер, прикрываю полоску кожи над поясом шелковых пижамных шортов.

– Давай, – говорит Ной, встав с дивана и потянувшись за моей рукой. – Идем.

Джейк скрывается в мастерской, закрыв за собой дверь, а мы с его младшим сыном входим в темную кухню. Оттеснив меня к раковине, он выдвигает стул, садится и приподнимает край моего свитера.

– Дай мне руку.

Я выскальзываю из рукава. Парень берет аптечку, которую мы оставили на стойке, после чего начинает разматывать повязку. Я прикрываю свитером свою обнаженную грудь.

Обрабатывая рану, Ной обеспокоенно поглядывает на мое лицо, стоит мне зашипеть. Отек спал, однако из-за любого давления по-прежнему кажется, будто кожу прокалывают раскаленной кочергой. Все его прикосновения очень нежны. Мы оба молчим. Я нервно покусываю внутреннюю поверхность губы, потому что Ной молчалив только тогда, когда ему есть что сказать.

– Рад, что ты заступаешься за родителей, – произносит он тихо. – Хоть они этого и не заслужили.

Его непривычно искренний тон звучит особенно проникновенно, ведь настолько открытым Ной бывает редко.

– Я бы поступил так же ради отца, – поясняет он, пока я наблюдаю за ним. – Но он бы это заслужил.

Меня радует, что парень пришел к такому пониманию.

Швырнув дезинфицирующую салфетку на пол, Ной горько смеется.

– Какой же я мелкий говнюк. Отец столько лет был один. Все делал сам. В одиночестве боролся за нашу семью. – Он качает головой. – По сути, мы никогда толком не заботились друг о друге. До недавних пор.

Я помню удивление Джейка тем утром, когда его сын помогал без возражений. Они всегда заботились друг о друге. Еда, кров, работа… Полагаю, он имеет в виду нечто другое. Как в случае со мной, например: я не думаю о прошлом, потому что счастлива. Если о тебе заботятся, ты проявляешь заботу к другим людям.

Дыхание Ноя становится поверхностным. Он все еще не смотрит на меня.

– Что случится, когда ты уедешь?

Больше похоже на мысли вслух. Сохранят ли они семейные отношения друг с другом?

И тут мне приходит в голову… А что случится со мной, когда я уеду? Это место стало моим домом.

Они стали моим домом.

Перевязав руку чистым бинтом, Ной встает. Несмотря на близость, парень по-прежнему отказывается смотреть в мою сторону, черт побери. В глазах начинает щипать. Я уеду лишь через несколько месяцев. Сейчас не хочу об этом думать.

Поворачиваю его голову к себе. Он сразу же прижимается лбом к моему лбу.

– А что, если я не позволю тебе уехать? – бормочет Ной, щекотно овевая дыханием губы.

Мой подбородок дрожит.

– Что, если… – Обвив руками талию, он крепко прижимает мое тело к себе. – Что, если до лета многое изменится?

Я слушаю его.

– Что, если…

Ной ловит мою нижнюю губу зубами, отчего я резко втягиваю воздух, а затем отпускает и шепчет:

– Что, если мы будем трахать тебя, пока ты не забеременеешь?

– Чтобы удержать меня здесь? – с вызовом спрашиваю я.

Нарочно меня обрюхатить?

Он отрицательно качает головой.

– Чтобы удержать тебя рядом с собой.

Прищурившись, открываю рот, но не знаю, что сказать. Если уж выбирать кого-то, то я должна остаться с Ноем. Он молодой, добрый, обходительный… Он разговаривает со мной. С ним я смогу расти как личность.

Ной хороший.

Так почему же я не говорю ему этого?

Я обхватываю ладонями его щеки, не имея ни малейшего понятия, что хочу сказать. Правда, прежде чем успеваю обмолвиться хоть словом, у него за спиной возникает темный силуэт.

Посмотрев парню за плечо, вижу Калеба и убираю руки от его брата.

Ной оборачивается. Мы оба замечаем пылающие яростью глаза, пока его взгляд мечется между нами. Калеб поднимает руку, и я едва не морщусь, готовясь к тому, что он схватит меня или ударит Ноя. Однако он просто берет мою кисть и, удерживая зрительный контакт, спокойно притягивает меня к себе.

Я иду добровольно. Жар моментально распространяется по коже от контакта с его пальцами.

Глядя мне в глаза, он растирает прядь моих волос.

Мой рот открывается, но я опять не знаю, что хочу сказать. Калеб молодой, недобрый, необходительный. Он не разговаривает со мной, и с ним я не смогу расти как личность.

Калеб плохой.

Только хочу я именно его. Для себя. Прямо сейчас.

Хочу оказаться в мрачной душевой, где кроме нас никого не будет. В его объятиях.

Глупая девочка.

Устремив взгляд своих темных глаз на брата, Калеб дергает подбородком и приказывает ему уйти.

Я слышу, как Ной переступает с ноги на ногу.

– Ты не против? – спрашивает он.

Пристально смотря на Калеба, киваю.

Извини, Ной. Некоторые уроки можно усвоить лишь на горьком опыте.

Выдохнув, парень направляется в мастерскую к отцу, в то время как его брат переплетает наши пальцы и ведет меня к лестнице. Все мышцы ноют, я устала, чувствую себя виноватой. Казалось бы, в данный момент я должна сомневаться во многом, но это не так. Важны только следующие пять минут. Следующий час. Столько времени, сколько нам будет отведено провести вместе.

Вместо того чтобы пойти в свою комнату, Калеб открывает дверь моей спальни и вталкивает меня туда. Оступившись, я останавливаюсь, едва он отпускает мою руку.

Какого черта?

Я разворачиваюсь и смотрю на него. Глаза парня внезапно ожесточаются от одного взгляда на мою кровать. Он отдает приказ, дернув подбородком.

Что?

Мне требуется минута, чтобы сообразить, чего он хочет.

– Спать?

Калеб отправляет меня в постель?

– Еще десяти нет, – возражаю я.

Он указывает пальцем в мою сторону, потом снова на кровать, на сей раз нахмурившись. Затем, повернувшись кругом, выходит из комнаты и захлопывает за собой дверь. Какого хрена?

Вдруг я слышу скрежет металла о металл – засов скользит. Мои глаза округляются.

Я подбегаю к двери и кручу ручку.

– Калеб?

Замок не поддается. Барабаня ладонью по древесине, второй рукой продолжаю дергать за ручку.

– Что это значит? – кричу я. – Ты серьезно?

Так и знала, что он повел себя слишком неправдоподобно. Его спокойствие – чушь собачья. На самом деле Калеб взбесился.

Я продолжаю ломиться в дверь здоровой рукой.

– Это не смешно!

Он запер мою спальню на засов? Утром на двери не было никакого засова. Когда Калеб установил его? Он что, шутит? О боже.

– Джейк! – ору я. – Ной!

Однако в мастерской они меня не услышат.

Шаги парня удаляются вниз по лестнице. Я не плачу, но моя кровь закипает от гнева. Твою мать, я его убью. Ревнивый, инфантильный, сумасшедший сукин сын. Я его убью!

Колотя и пиная дверь, рявкаю:

– А если мне понадобится сходить в туалет?

Уф!