Тайный дневник Верити Гувер Колин
– Я не злюсь, – ответил он. Слишком быстро.
Я рассмеялась.
– Ты жалок.
Он прищурил глаза и наклонил голову.
– Прошу прощения?
Я наклонилась вперед.
– Джереми, просто скажи. Довольно этой гребаной пытки молчанием. Будь мужчиной и скажи мне, что случилось.
Он сжал и разжал кулаки. А потом встал и двинул по тарелке, которая полетела через стол прямо в стену. Я еще ни разу не видела, чтобы он выходил из себя. Я замерла, вытаращив глаза, а он выскочил из кухни.
Я услышала, как хлопнула дверь нашей спальни. Посмотрела на беспорядок и решила убраться после примирения, чтобы он знал, как я его ценю. Пусть даже он ведет себя как кретин.
Я задвинула свой стул и отправилась в спальню. Он метался по комнате. Когда я закрыла за собой дверь, он поднял взгляд и замер. В тот момент он так старался сформулировать свои мысли – все, что хотел мне высказать. И как бы я ни злилась за то, что он выбросил еду, в которую я вложила столько труда, мне стало его жаль.
– Постоянно, Верити, – сказал он. – Ты говоришь о ней постоянно. И никогда не говоришь про Харпер. Никогда не рассказываешь, чему научилась Харпер в саду, или научилась ли она ходить на горшок, или что забавного она сказала. Только Частин, всегда, каждый день.
Черт. Как бы я ни пыталась это скрывать, он все равно видит.
– Неправда, – ответила я.
– Правда. И я пытался об этом молчать, но они становятся старше. Харпер заметит, что ты относишься к ним по-разному. Это несправедливо.
Я не знала, как выйти из положения. Можно было перейти в оборону, обвинить в чем-нибудь его. Но я знала, что он прав, поэтому нужно было убедить его, что он не прав. К счастью, он отвернулся, и у меня появилось несколько мгновений подумать. Я подняла взгляд, словно обращаясь за советом к богу. Дурочка. Тут бог тебе не поможет.
Я осторожно шагнула вперед.
– Детка. Дело вовсе не в том, что мне больше нравится Частин. Просто она… Сообразительнее. Первой учится новому.
Он повернулся, рассердившись еще сильнее.
– Частин не сообразительнее Харпер. Они разные. Харпер очень умная.
– Знаю, – ответила я, делая к нему еще один шаг. Я продолжала говорить тихо. Ласково. Не обиженно. – Я имела в виду другое. Просто… Мне проще реагировать на поступки Частин, потому что ей это нравится. Она энергичная, как я. Харпер – нет. Ей нужно молчаливое одобрение. С ней я куда сдержаннее. В этом она похожа на тебя.
Он угрюмо смотрел на меня, но я почти не сомневалась, что он купился, и продолжала.
– Когда Харпер не в настроении, я ее не трогаю, поэтому – да, я больше говорю про Частин. И иногда уделяю ей больше внимания. Но лишь потому, что это два разных ребенка с разными потребностями. И мне приходится быть для них двумя разными мамами.
Я хорошо умела нести чушь. Именно поэтому я стала писателем.
Гнев Джереми постепенно угасал. Он расслабил челюсть и провел рукой по волосам, обдумывая мои слова.
– Я беспокоюсь из-за Харпер, – сказал он. – Наверняка сильнее, чем следует. И сомневаюсь, что относиться к ним по-разному и дальше – правильно. Харпер может заметить разницу.
Неделей раньше одна из работниц детского сада высказала мне свои опасения по поводу Харпер. Но до того момента – когда Джереми высказал о ней беспокойство – я об этом совершенно забыла. Она сказала, возможно, Харпер следует проверить на синдром Аспергера. Но до нынешней ссоры с Джереми ее слова вылетели у меня из головы. Слава богу, я их вспомнила – это был отличный способ держать оборону.
– Я не хотела говорить тебе, чтобы не расстраивать, – начала я. – Но одна из воспитательниц посоветовала проверить Харпер на синдром Аспергера.
Тревога Джереми усилилась в десять раз. Я попыталась как можно скорее ее смягчить.
– Я уже звонила специалисту. – Во всяком случае, позвоню завтра. – Когда у них появится свободное время, они перезвонят.
Джереми достал телефон и начал изучать потенциальный диагноз.
– Они считают, у Харпер аутизм?
Я забрала у него из рук телефон.
– Не надо. Ты сведешь себя с ума еще до встречи с врачом. Давай сначала проконсультируемся со специалистом и не будем искать ответы о проблемах нашей дочери в интернете.
Он кивнул и притянул меня к себе.
– Прости, – прошептал он мне на ухо. – Неделя выдалась дерьмовая. Сегодня я потерял крупного клиента.
– Джереми, тебе не обязательно работать. Я зарабатываю достаточно, чтобы ты сидел дома с девочками, если тебе так будет легче.
– Если я не буду работать, то сойду с ума.
– Возможно, но детский сад для троих будет стоить очень дорого.
– Мы можем себе позволить… – он умолк и отстранился. – Ты сказала… Троих?
Я кивнула. Разумеется, я обманывала его, но мне хотелось улучшить ему настроение. Я хотела, чтобы он был счастлив. И он стал счастлив после новости о моей новой беременности.
– Ты уверена? Я думал, ты больше не хочешь.
– Пару недель назад я пропустила таблетку. Срок еще ранний. Совсем ранний. Только сегодня утром узнала, – улыбнулась я. Потом моя улыбка стала шире.
– И ты счастлива?
– Разумеется. А ты?
Он рассмеялся, потом поцеловал меня, и все вернулось к норме. Слава богу.
Я схватила его за рубашку и поцеловала в ответ, страстно желая, чтобы он напрочь позабыл о нашей ссоре. По поцелую он понял, что я хочу большего. Снял с меня рубашку, потом с себя. Не прерывая поцелуя, повалил меня на кровать. Стянув с меня штаны, он увидел, что я надела для него особый комплект белья.
– Ты в нижнем белье? – спросил Джереми. И опустил голову мне на шею. – И приготовила мое любимое блюдо, – расстроенно добавил он. Я не понимала, что именно его огорчило, пока он не отстранился, не убрал волосы с моего лица и не сказал:
– Мне так стыдно, Верити. Ты пыталась устроить особенный вечер, а я все испортил.
Он не понимал, что невозможно испортить вечер, если в конце этого вечера он будет любить меня. Сосредоточится на мне.
Я покачала головой.
– Ничего ты не испортил.
– Испортил. Швырнул тарелку, накричал на тебя, – он приник губами к моим губам. – Я все возмещу.
И он возместил. Он медленно трахал меня, покрывая поцелуями, посасывая соски. Если бы я кормила грудью, получил ли бы он подобное наслаждение?
Сомневаюсь. Даже после рождения близнецов мое тело оставалось почти идеальным. Кроме шрама на животе, самые важные части были в порядке. Еще вполне крепкими. И храм Джереми между моих ног был по-прежнему хорош и упруг.
Когда я почти достигла финала, он вышел.
– Хочу попробовать тебя на вкус, – прошептал он, спускаясь по моему телу вниз, пока его язык не раскрыл меня.
«Разумеется, ты хочешь меня попробовать, – подумала я. – Я берегла там все специально для тебя. Добро пожаловать».
Он оставался у меня между ног, пока я не кончила. Дважды. Когда он начал подниматься вверх, то остановился и поцеловал меня в живот. И снова проник в меня.
– Я люблю тебя, – прошептал он между поцелуями. – Спасибо.
Он благодарил меня за беременность.
Он занимался со мной любовью с такой заботой, с таким участием. Обмануть про беременность стоило хотя бы ради того, чтобы он снова меня так любил. Чтобы вернуть нашу связь.
Из хорошего девочки принесли в нашу жизнь только одно – казалось, сильнее всего Джереми любил меня во время беременности. И теперь, когда он думал, что я подарю ему третьего ребенка, я уже чувствовала, как его любовь преумножается снова.
Я немного переживала насчет обмана про беременность, но знала – даже если мне не удастся зачать ребенка на этой неделе, всегда есть варианты. Выкидыш изобразить так же легко, как и беременность.
16
Спустя еще неделю чтения рукописи Верити мне стало скучно. Она начала повторяться. Глава за главой детальных описаний секса с Джереми. Очень мало информации о детях. Она написала два параграфа о рождении Крю, но потом переключилась на рассказ об их с Джереми первом сексе после его рождения.
В определенный момент я начала ревновать. Мне не нравится читать про интимную жизнь Джереми. Сегодня утром я взялась за очередную главу, но потом отложила ее в сторону и вернулась к работе. Я закончила набросок первой книги и отправила его Кори. Он сказал, что переправил его редактору из «Пантема», потому что по-прежнему не читал ни одной книги Верити и не сможет сказать, насколько моя работа им соответствует. И пока я не получу обратной связи, за вторую часть браться смысла нет. Если они захотят что-нибудь изменить, я потрачу время впустую.
Я провела здесь уже почти две недели. Кори сказал, что они уже отправили аванс, и он должен поступить мне на счет со дня на день. Когда придет ответ из «Пантема», скорее всего, настанет время уезжать. Я изучила в кабинете Верити все, что могла. Если бы у меня была возможность уехать до получения денег, я бы уже это сделала.
Сегодня я ударила стену. Я абсолютно опустошена после двух недель столь интенсивной работы. И я могла бы вернуться к чтению автобиографии Верити, но я совершенно не в настроении читать обо всех способах, которыми Верити сосала член своего мужа.
Я скучаю по телевизору. Я не заходила в гостиную с тех пор, как приехала сюда почти две недели назад. Покидаю кабинет Верити, готовлю себе пачку попкорна, устраиваюсь на диване в гостиной и включаю телевизор. Я заслужила немного лени, тем более что завтра у меня день рождения, хоть я и не собираюсь рассказывать об этом Джереми.
Постоянно бросаю взгляды на лестницу, потому что ее прекрасно видно с дивана, но Джереми нигде нет. Последние несколько дней я его почти не видела. Думаю, мы оба понимаем, как близки были к поцелую в тот вечер и насколько это было неправильно, и поэтому теперь избегаем друг друга.
Включаю телевизор и устраиваюсь поудобнее. Спустя пятнадцать минут просмотра программы о ремонте домов я наконец слышу, как спускается Джереми. Он замирает на полпути, увидев меня в гостиной. Потом преодолевает оставшиеся ступени, подходит ко мне и садится рядом. Достаточно близко, чтобы дотянуться до попкорна, но достаточно далеко, чтобы избежать прикосновений.
– Исследуешь? – спрашивает он, вытянув ноги на журнальный столик.
Я смеюсь.
– Конечно. Всегда в работе.
Он зачерпывает ладонью попкорн.
– Верити смотрела телевизор запоем, когда у нее был творческий кризис. Говорила, иногда он подавал ей идеи.
Я не хочу говорить про Верити и меняю тему.
– Сегодня я закончила первый набросок. Если завтра его утвердят, то, возможно, я уеду через несколько дней.
Джереми перестает жевать и смотрит на меня.
– Да?
Мне нравится, что его расстраивает новость о моем отъезде.
– Да. И спасибо, что позволил мне оставаться дольше, чем следовало.
Он удерживает мой взгляд.
– Дольше, чем следовало? – Потом снова начинает жевать и смотрит в телевизор. – Мне показалось, это было недостаточно долго.
Я не знаю, что он имеет в виду. Что я недостаточно много поработала, или что он хотел бы провести со мной больше времени.
Иногда, особенно сейчас, я чувствую, как его ко мне тянет, но в другие моменты кажется, что он изо всех сил пытается пресечь возникшую между нами симпатию. И я его понимаю. Правда. Но неужели он собирается провести так весь остаток жизни? Посвятить себя женщине, превратившейся лишь в оболочку человека, на котором он женился?
Я понимаю, он давал клятвы, но какой ценой? Всей жизни? Когда люди женятся, они предполагают, что проживут вместе долгую, счастливую жизнь. Но что, если жизнь одного прервалась, а второй должен исполнять эти клятвы всю оставшуюся жизнь?
Это несправедливо. Если бы я была замужем и мой муж оказался в положении Джереми, я бы не хотела, чтобы он хранил мне верность до конца дней. Но я не уверена, что способна так сходить по мужчине с ума, как Верити сходила с ума по Джереми.
Передача заканчивается, и начинается новая. Несколько минут мы молчим. Не то чтобы мне нечего сказать – наоборот. Просто я не уверена, имею ли на это право.
– Я о тебе почти ничего не знаю, – говорит Джереми. Он откидывает голову на диван и спокойно смотрит на меня. – Ты была когда-нибудь замужем?
– Нет. Пару раз все к тому шло, но не сложилось.
– Сколько тебе лет?
Ну разумеется, он задает этот вопрос за несколько часов до смены моего возраста.
– Ты не поверишь.
Джереми смеется.
– Почему?
– Мне будет тридцать два. Завтра.
– Врешь.
– Не вру. Хочешь, покажу права?
– Хочу. Потому что я тебе не верю.
Я закатываю глаза и иду за сумочкой в спальню. Возвращаюсь и протягиваю ему права.
Он смотрит на карточку и качает головой.
– Какой дрянной день рождения. В компании почти незнакомых людей. Весь день за работой.
Пожимаю плечами.
– В ином случае я бы просто сидела одна в квартире.
Он снова смотрит на мои права. Когда он проводит большим пальцем по моей фотографии, у меня пробегают мурашки. Он даже не трогал меня – он потрогал мои чертовы права, – а я уже завелась.
Жалкое зрелище.
Джереми отдает мне права и встает с дивана.
– Ты куда?
– Готовить тебе пирог, – бросает он и выходит из гостиной.
Я улыбаюсь и иду вслед за ним на кухню. Джереми Кроуфорд готовит пирог – такое пропустить нельзя.
Я сижу за кухонным столом и наблюдаю, как он покрывает пирог глазурью. За все проведенное здесь время это лишь второй раз, когда мне действительно весело. За последний час мы не обсуждали ни Верити, ни свои трагедии, ни контракт. Пока пекся пирог, я сидела на барном стуле, а Джереми прислонился передо мной к столешнице, и мы обсуждали кино, музыку, свои предпочтения и неприязни.
Мы действительно начали узнавать друг друга ближе вне связавших нас обстоятельств. В тот вечер, когда мы ходили ужинать с Крю, он был расслаблен, но я не видела его таким в стенах этого дома с самого приезда.
Я почти – почти — могу понять одержимость Верити.
– Иди в гостиную, – говорит он и достает из ящика свечи.
– Зачем?
– Затем. Я должен внести пирог и спеть тебе «С днем рождения». Все как полагается.
Я качаю головой, спрыгиваю со стула и возвращаюсь на диван. Выключаю звук телевизора, чтобы ничто не мешало мне слушать, как он поет поздравительную песню. И постоянно нажимаю на пульте кнопку с информацией, проверяя время. Он ждет полуночи.
И ровно в полночь я вижу отблеск свечи – он заходит в гостиную. Я смеюсь, когда он начинает тихо петь песню, чтобы не разбудить Крю.
– С днем рождения тебя, – шепчет он. Он отрезал один кусок пирога и вставил свечу. – С днем рождения тебя.
Я все еще смеюсь, когда он подходит к дивану и садится рядом со мной – медленно, чтобы не уронить пирог и не загасить свечу.
– С днем рождения, дорогая Лоуэн. С днем рождения тебя.
Мы сидим друг к другу лицом, чтобы я могла загадать желание и задуть свечу, но я не знаю, чего желать. Мне повезло получить великолепную работу. И скоро мне на счет поступит самая крупная сумма денег, что я когда-либо получала. Единственное, чего мне сейчас хочется, но чего я получить не могу – он. Смотрю ему в глаза и задуваю свечу.
– Чего ты пожелала?
– Если расскажу, то не сбудется.
Он улыбается, и по мне, так очень игриво.
– Может, расскажешь, когда сбудется.
Джереми не отдает пирог, а демонстрирует его мне, разламывая вилкой.
– Знаешь секретный ингредиент такого сочного пирога?
Он протягивает мне вилку.
– Нет. Какой?
– Пудинг.
Я отправляю кусочек в рот и улыбаюсь.
– Очень вкусно.
– Пудинг, – повторяет он.
Я смеюсь.
Он держит тарелку, я отламываю еще кусок и предлагаю ему вилку. Он качает головой.
– Я уже попробовал. На кухне.
Не знаю почему, но я жалею, что этого не видела. А еще хочу попробовать вкус шоколада на его губах.
Джереми поднимает руку.
– У тебя глазурь на… – он показывает на мои губы. Я пытаюсь стереть ее, но он качает головой. – Вот здесь, – он проводит большим пальцем по моей нижней губе.
Я проглатываю кусок пирога.
Его палец задерживается на моей губе. Медлит.
Проклятье. Я не могу дышать.
Он так близко, что у меня все болит, но я не знаю, что можно сделать. Мне хочется бросить вилку, хочется, чтобы он бросил тарелку с пирогом, хочется, чтобы он меня поцеловал. Но это не я здесь связана брачными узами. Я не хочу делать первый шаг, а он не должен делать первый шаг, но меня отчаянно к нему тянет.
Он не бросает тарелку, а протягивает руку и ставит ее на стол. И в этот же момент кладет руку мне на затылок и прижимается губами к моим губам. С каким бы нетерпением я ни ждала этого момента, все происходит совершенно неожиданно.
Я закрываю глаза, бросаю вилку на пол и откидываюсь на ручку дивана. Он следует за мной и залезает сверху, наши губы не размыкаются ни на миг. Я приоткрываю рот, и его язык проникает внутрь. Медленный темп поцелуя длится недолго. Вкусив друг друга, мы словно сходим с ума. Именно так я и представляла поцелуй с Джереми. Радиоактивный, взрывной, зажигательный. Опасный во всех смыслах.
Мы обмениваемся поцелуями со вкусом шоколада, тянемся друг к другу, сталкиваемся. Его рука впивается в мои волосы, и с каждой секундой мы все сильнее вжимаемся в диван – он упирается в меня, а я утопаю в подушках.
Его губы отрываются от моих, словно ему не терпится попробовать на вкус другие части моего тела. Подбородок, шею, грудь. Словно он по мне изголодался. Он целует и прикасается ко мне с жаждой мужчины, постившегося всю жизнь.
Его рука пролезает мне под футболку, и теплые пальцы медленно двигаются по коже, словно капли горячей воды.
Он возвращается к губам, но лишь на мгновение. Он прикасается к моему языку, отстраняется и снимает рубашку. Мои руки оказываются у него на груди, словно им там и место. Я хочу рассказать ему о желании, которое я загадала, задув свечу, но боюсь, что разговор заставит его задуматься о происходящем и остановиться, поэтому я молчу.
Откидываю голову на ручку дивана, желая, чтобы он продолжил меня исследовать.
И он продолжает. Снимает с меня футболку и видит, что под ней нет белья. Джереми стонет – и это прекрасный звук – и приникает ртом к моему соску. С моих губ срывается стон.
Я поднимаю голову, чтобы на него посмотреть, и кровь стынет в жилах, когда мой взгляд приковывает фигура, стоящая на лестнице. Она просто стоит и наблюдает, как губы ее мужа ласкают мою грудь.
Мое тело резко напрягается.
Сжав кулаки, Верити спешит обратно в свою комнату.
Я ахаю, отпихиваю Джереми, отталкиваю.
– Верити, – выдыхаю я. Он прекращает целовать меня и поднимает голову, но не двигается. – Верити, – повторяю я, пытаясь донести до него, что он должен с меня слезть.
Он недоуменно поднимается на руках.
– Верити! – говорю я снова, но с большей настойчивостью. Это все, что я могу сказать. Страх поработил меня, я пытаюсь вдохнуть, выдохнуть.
Какого черта?
Джереми встает на колени и отстраняется от меня, держась за спинку дивана.
– Прости.
Я вжимаюсь в угол, подальше от него. Закрываю рот рукой.
– О господи.
Слова просачиваются сквозь дрожащие пальцы.
Он пытается прикоснуться ко мне, чтобы успокоить, но я уклоняюсь.
– Прости, – повторяет он. – Мне не следовало тебя целовать.
Я качаю головой – он не понимает. Он думает, я расстроена и чувствую себя виноватой, потому что он женат, но я видела ее. Стоящей. Она стояла. Я показываю на лестницу.
– Я ее видела, – тихо шепчу я, боясь произносить это вслух. – Она стояла на лестнице.
Я вижу на его лице недоумение, он поворачивается к ступенькам.
– Лоуэн, она не может ходить.
Я не сумасшедшая. Встаю и начинаю пятиться от дивана, прикрывая голую грудь рукой. И снова показываю на ступени, но на этот раз говорю в полный голос:
– Твоя чертова жена стояла на чертовой лестнице, Джереми! Я знаю, что видела!
По моим глазам он видит, что я говорю правду. Через две секунды он вскакивает с дивана и бежит по ступеням в ее спальню.
Я не останусь здесь одна.
Натягиваю футболку и спешу за ним. Я отказываюсь оставаться в этом доме одна даже на секунду.
Когда я добегаю до верха лестницы, он стоит в дверях ее комнаты и смотрит внутрь. Слышит мои шаги. И просто… Уходит. Не глядя проходит мимо меня и спускается по ступеням.
Я делаю несколько шагов и заглядываю в ее комнату. Лишь на секунду. Этого достаточно, чтобы понять – она по-прежнему лежит в кровати. Под одеялом. И спит.
Я качаю головой, чувствуя, как слабеют колени. Это невозможно. Умудряюсь добраться обратно до лестницы, но на полпути вниз мне приходится сесть. Я не могу двигаться. Едва дышу. Мое сердце никогда не колотилось с такой скоростью.
Джереми стоит внизу и смотрит на меня. Наверное, он не знает, что думать. Я сама не знаю, что думать. Он ходит вперед-назад перед лестницей, периодически на меня поглядывая – судя по всему, ждет, когда я начну смеяться над своей дурной шуткой. Это была не шутка.
– Я ее видела, – шепчу я.
Он меня слышит. И смотрит на меня, но не с гневом, а с извинением. Поднимается на лестницу, помогает мне встать, обхватывает за талию и ведет вниз. Приводит в спальню, закрывает дверь и крепко меня обнимает. Я утыкаюсь ему в шею, пытаясь избавиться от образа Верити.
– Прости, – говорю я. – Я просто… Может, я слишком мало сплю… Может…
– Это я виноват, – перебивает Джереми. – Ты работала две недели без перерыва. Ты истощена. А потом я – мы – это паранойя. Чувство вины. Не знаю, – он берет в ладони мое лицо. – Думаю, нам обоим нужно минимум двенадцать часов крепкого сна.
Я уверена, что я ее видела. Можно сваливать это на усталость или чувство вины, но я ее видела. Видела все. Сжатые кулаки. Разгневанное лицо, прежде чем она развернулась и ушла.
– Хочешь воды?
Качаю головой. Я не хочу, чтобы он уходил. Не хочу оставаться одна.
– Пожалуйста, не бросай меня сегодня одну, – прошу я.
Выражение его лица непроницаемо. Он слегка кивает и говорит:
– Не брошу. Но мне нужно выключить телевизор и запереть двери. Убрать в холодильник пирог. Вернусь через несколько минут.
Я иду в ванную, чтобы умыться, надеясь, что холодная вода поможет мне успокоиться. Напрасно. Когда я возвращаюсь в спальню, Джереми закрывает дверь на замок.
– Я не могу остаться на всю ночь, – говорит он. – Крю может испугаться, если проснется и не обнаружит меня на месте.
Я залезаю в кровать и смотрю в окно. Джереми ложится рядом и обнимает меня. Я чувствую, как бьется его сердце – почти так же быстро, как мое. Он опускает голову ко мне на подушку, находит мою руку, и наши пальцы переплетаются.
Я пытаюсь следовать за его дыханием, чтобы замедлить свое. Дышу носом, потому что челюсть слишком сильно зажата. Джереми целует меня в висок.
– Расслабься, – шепчет он. – Ты в порядке.
Я пытаюсь расслабиться. И, возможно, у меня получается, но лишь потому, что мы лежим довольно долго, и мышцам становится трудно держать напряжение.
– Джереми? – шепчу я.
Он проводит большим пальцем по моей руке, давая понять, что меня слышит.
– Возможно ли… Может ли она симулировать свое состояние?
Читать бесплатно другие книги:
