Незримая жизнь Адди Ларю Шваб Виктория

XII

19 сентября 2013

Нью-Йорк

На сей раз Генри приходит пораньше.

Он решил: лучше не опаздывать, но и явиться намного раньше ему не хочется – это даже хуже и будет выглядеть странно. Черт, надо просто перестать об этом думать.

Глядя в окно припаркованной машины, он поправляет рубашку и волосы, а потом входит в ресторан.

Яркая и шумная такерия представляет собой бетонный ангар – окнами служат складские ворота, а в уголке приткнулся фудтрак.

Неважно, слишком рано он пришел или нет, потому что Ванесса уже внутри.

Передник баристы она сменила на легинсы и цветное платье, светлые волосы, которые Генри раньше видел только забранными наверх, ниспадают волнами вокруг лица. Она замечает его и расплывается в улыбке.

– Рада, что ты позвонил.

– И я, – улыбается в ответ Генри.

Они пишут заказ на маленьких листках бумаги крошечными карандашами, каких Генри не держал в руках с тех пор, как играл в мини-гольф в десять лет. Ванесса показывает на тако, Генри вносит его в список, и их пальцы соприкасаются. А потом еще раз – когда они берут чипсы, ноги скользят под металлическим столом, и у Генри в груди будто зажигается крошечная вспышка света.

Он не болтает без умолку, не винит себя за каждый неправильный жест, не подбирает верные слова – больше их не нужно подбирать, ведь Генри не может ошибиться. Не нужно лгать или прикладывать усилия, казаться кем-то другим: отныне он хорош таким, какой есть.

Еда просто отличная, но в заведении шумно, голоса посетителей эхом отдаются под высокими потолками, и когда кто-нибудь царапает металлическими ножками стульев по бетонному полу, Генри вздрагивает.

– Извини, – говорит он, – местечко не очень.

Такерию выбрал он, решив, что они просто зайдут выпить, но это же Нью-Йорк – коктейли стоят вдвое дороже еды. На зарплату продавца книг он и это с трудом может себе позволить.

– Да ладно, я-то вообще в кофейне работаю, – хмыкает Ванесса, помешивая трубочкой безалкогольный напиток.

– У тебя хотя бы есть чаевые.

– А в книжном их не дают? – изображает шок Ванесса.

– Не-а.

– Даже если ты посоветуешь хорошую книгу?

Генри с улыбкой качает головой.

– Да это противозаконно! Надо поставить банку на прилавок.

– И что я там напишу? – барабанит пальцами по столу Генри. – Книги кормят голодный разум, чаевые – кота?

Ванесса весело хохочет.

– Ты такой забавный!

– Неужели?

Она показывает ему язык.

– Напрашиваешься на комплименты?

– Нет, просто любопытно. Что ты вообще во мне нашла?

Ванесса вдруг застенчиво улыбается.

– Ну… Звучит глупо, но ты – именно то, что я искала.

– А что ты искала?

Если бы она сказала «Настоящего, чуткого, задумчивого», Генри бы купился.

Но Ванесса говорит совсем другое: дружелюбный, забавный, энергичный, и чем больше говорит, тем толще в ее глазах слой льда, и в итоге под ним уже невозможно разглядеть, какого они были цвета. «Как она вообще видит?» – гадает Генри. Ответ, конечно же, – никак.

В том-то и дело.

Неделю спустя Генри, Беа и Робби сидят в «Негоцианте», заказав три пива и ведерко картошки фри.

– Как там Ванесса? – интересуется Беа.

Робби глубокомысленно таращится в свой бокал.

– Отлично.

Так и есть. У нее все замечательно, и у него тоже. У них все отлично.

– Мы теперь с ней часто видимся…

– А кто советовал поскорее забыть Табиту? – хмурится Генри.

– Знаю, знаю, – поднимает ладони Беа.

– Мы только начали встречаться. Вы прекрасно понимаете, как обстоят дела. Она…

– Клон, – бормочет Робби.

Генри тут же поворачивается к нему.

– Да что с тобой? – злится он. – Давай уже, выскажись, тебя же научили выражать свои чувства!

Робби с совершенно несчастным видом делает большой глоток пива.

– Да она же копия Табиты. Худенькая блондинка…

– И к тому же женщина?

Это их давняя болевая точка: Генри не гей, в первую очередь его интересует личность, а уж затем пол. Робби морщится, но извиняться не спешит.

– И вообще, я не бегаю за Ванессой. Это она меня выбрала. Я ей нравлюсь!

– А она тебе? – спрашивает Беа.

– Ну конечно! – чересчур быстро отвечает Генри. Она ему нравится. И, разумеется, нравится то, что ее тянет к нему (к такому, какого она видит).

В диаграмме Венна[27] всех вариантов отношений, возможных между ними, точно есть зона, где они вместе. Он ведь не использует ее? По крайней мере, дело не только в нем – Ванесса тоже его использует, рисуя идеального возлюбленного на холсте собственной жизни. А раз это взаимно, значит, Генри не виноват, правда?

– Мы лишь хотим, чтоб ты был счастлив, – вздыхает Беа. – После всего, что было, просто… притормози.

Но на сей раз советовать притормозить нужно не Генри.

Когда утром он просыпается, на кухне его ждут панкейки с шоколадной крошкой и стакан апельсинового сока, рядом с тарелкой – записка от руки с нарисованным сердечком и подписью «В». Уже три ночи Ванесса ночует у него и каждый раз после себя что-то оставляет: блузку, ботинки, зубную щетку в держателе возле раковины.

Друзья молча смотрят на него, в глазах у них все еще клубится светлый туман. Генри знает – они за него волнуются, любят его и желают только добра. Теперь желают благодаря сделке.

– Не переживайте, – говорит он, отпивая пиво. – Я не стану спешить.

– Генри…

Еще в полусне он чувствует, как Ванесса водит накрашенным ногтем по его спине. В окна струится слабый серый свет.

– М-м-м?.. – бормочет он, поворачиваясь.

Ванесса положила руку под голову, светлые волосы рассыпались по подушке. Интересно, долго ли она на него смотрела в ожидании, когда он проснется, прежде чем решилась разбудить?

– Хочу тебе кое-что сказать… – Ванесса не отводит от него затуманенного взгляда.

Это сияние, бледная дымка, что заволакивает глаза людей, начинает пугать Генри.

– Что? – ворчит он, приподнимаясь на локте. – Что случилось?

– Ничего… – улыбается Ванесса. – Просто… я тебя люблю.

Самое страшное, то, что, похоже, она действительно в это верит.

– Ничего не отвечай. Мы ведь совсем недавно вместе. Просто хотела, чтобы ты знал. – Ванесса прижимается к нему носом.

– Серьезно? То есть прошла всего неделя…

– Ну и что? Если уж ты уверен, то уверен. Я – уверена.

Тяжело сглотнув, Генри целует ее в висок.

– Пойду приму душ.

Он долго, сколько может, стоит под горячим душем. Что сказать в ответ на ее слова? Как убедить Ванессу, что это не любовь, просто одержимость? Хотя, конечно, на самом деле это не совсем так. Он заключил сделку. Генри сам так решил, именно этого он и хотел.

Ведь правда?

Генри выключает воду и оборачивает вокруг талии полотенце. Вдруг начинает тянуть дымом.

Не так, как пахнут спички, когда поджигаешь свечу, не так, как воняет гарью сожженная пища, – откуда-то несет угольно-черным смрадом вещей, для горения не предназначенных.

Генри опрометью выскакивает в коридор. Возле рабочей поверхности кухни топчется Ванесса со спичками в руках. В раковине полыхает коробка с безделушками Табиты.

– Какого черта ты творишь?

– Ты слишком держишься за прошлое, – объясняет Ванесса, зажигает следующую спичку и бросает в коробку. – Буквально цепляешься. Все это время, пока мы встречались, у тебя стояла эта коробка.

– Да мы знакомы всего неделю! – вопит он.

– Ты заслуживаешь лучшего, – не отступает она. – Заслуживаешь счастья. Нужно жить настоящим. Так надо, это исцеление, это…

Генри выбивает спички у нее из рук и отпихивает в сторону, хватаясь за кран. Вода с шипением льется в коробку, и пламя гаснет. Дым стоит столбом.

– Ванесса, – сжав зубы, цедит Генри, – уйди.

– В смысле – домой?

– В смысле вали.

– Генри, – хнычет она, цепляясь за его руку, – что я сделала не так?

Можно было просто ткнуть пальцем в тлеющие остатки коробки в раковине или сказать, что все у них закрутилось чересчур быстро, мол, глядя на него, она видит лишь того, кого хочет видеть, не самого Генри…

Но вместо этого он просто говорит:

– Дело не в тебе, а во мне.

– Нет, – стонет Ванесса. По ее щекам струятся слезы.

– Мне нужно побыть одному.

– Прости, – рыдает она, хватаясь за него, – прости, я так тебя люблю.

Она обнимает его за талию, утыкается головой в грудь, и Генри уже кажется, что придется силой отталкивать ее от себя.

– Ванесса, отпусти.

Он выпроваживает ее, и она выглядит совершенно сломленной. Точно такой же, каким был сам Генри в ту ночь, когда заключил сделку. При мысли, что она уйдет потерянной и одинокой, у Генри разбивается сердце.

– Ты мне дорога, – говорит он, обнимая ее за плечи. – На самом деле дорога.

Ванесса немного успокаивается. Как засохшее растение, которое напоили водой.

– Значит, ты не злишься?

Конечно же он злится!

– Не злюсь.

Она снова утыкается ему в грудь, и он гладит ее по макушке.

– Я тебе небезразлична.

– Да, – Генри отодвигается, – я позвоню, обещаю.

– Обещаешь… – эхом вторит Ванесса, пока он помогает ей собрать вещи.

– Обещаю, – кивает Генри и провожает ее к выходу.

Дверь захлопывается, Генри прислоняется к ней спиной. Противопожарный датчик наконец начинает заливаться сигналом тревоги.

XIII

23 октября 2013

Нью-Йорк

– Да здравствует киновечер!

Робби морской звездой плюхается на диван Генри, разбрасывая конечности. Беа закатывает глаза и толкает его:

– Ну-ка подвинься!

Генри достает из микроволновки пакет, перебрасывая его с руки на руку, чтобы не обжечься паром, а потом высыпает попкорн в миску.

– Что за кино? – спрашивает он, выворачивая с кухни.

– «Сияние»!

Генри стонет. Он не любитель ужастиков, но Робби только дай повод поорать, он воспринимает такие фильмы как своего рода перфомансы, к тому же сейчас его очередь выбирать.

– Что тебе не нравится? Скоро Хэллоуин! – защищается Робби.

– Только двадцать третье, – ворчит Генри, но Робби относится к праздникам так же, как ко дням рождения, растягивая их на недели, а иногда и на месяц.

– Вы кем пойдете? – интересуется Беа.

Генри думает, наряжаться в костюмы – все равно что смотреть мультики. В детстве ты от них без ума, потом наступает подростковый возраст – период нейтрального отношения, затем в двадцать переодевания тебя забавляют. А потом каким-то образом костюмированные вечеринки вдруг снова становятся подлинным царством ностальгии, местом, где возможны чудеса.

Робби подбоченивается, лежа на диване.

– Я – Зигги Стардаст.

Ничего удивительного – последние несколько лет он выбирал разнообразные образы Дэвида Боуи. В прошлом году был Изможденный Белый Герцог.

Беа заявляет, что будет Ужасным пиратом Робертсом из фильма «Принцесса-Невеста», и смотрит на друзей – улавливаете, мол, иронию?

Робби тянется к журнальному столику за камерой – древним Никоном, отныне выполняющим роль пресс-папье. Откинув голову, он смотрит в видоискатель на перевернутого вверх тормашками Генри.

– Ну, а ты?

Генри всегда любил Хэллоуин, не из-за возможности пугать, а потому что ему нравилось притворяться кем-то другим. Робби предлагал ему пойти в актеры – уж они-то меняют облик круглый год, но мысль прожить на сцене всю жизнь кажется Генри тошнотворной. Он уже наряжался Фредди Меркьюри, Безумным Шляпником, Такседо Маском и Джокером.

Но теперь Генри чувствует себя кем-то другим без всяких переодеваний.

– Да я уже готов, – ворчит он, показывая на свои обычные джинсы и облегающую рубашку. – Как по-вашему, кто я?

– Питер Паркер? – гадает Беа.

– Продавец книг?

– Гарри Поттер в кризисе среднего возраста?

Смеясь, Генри качает головой.

– Да ты так и не выбрал! – прищуривается Беа.

– Да, – признается Генри. – Но выберу.

Робби все еще возится с камерой. Переворачивает ее, поджимает губы, давит на спуск. Слышится глухой щелчок – внутри нет пленки.

Беа забирает у него фотоаппарат.

– Почему ты так редко снимаешь? – спрашивает она. – У тебя здорово получается.

Генри пожимает плечами – вдруг это шутка.

– Может, в другой жизни, – вздыхает он, передавая друзьям пиво.

– Еще не поздно, ты же знаешь, – говорит Беа.

Вероятно, так и есть, но если начать сейчас, будут ли его фотографии воспринимать непредвзято? Или на каждом снимке отпечатается заветное желание Генри, и люди начнут в них видеть какую-то свою картинку, ту, что хотят увидеть, а не то, что он снял? Сможет ли Генри доверять их суждениям?

Начинается фильм, и Робби требует, чтобы погасили весь свет. Троица усаживается на диван. Робби заставляют поставить миску с попкорном на журнальный столик, чтобы он не отшвырнул ее в первый же пугающий момент. Теперь Генри не придется после ухода друзей подбирать по всему полу хлопья. Следующий час он таращится на экран, каждый раз при звуках тревожной музыки отводя глаза.

Мальчик катится по коридору на своем трехколесном велосипеде, и Беа бормочет: «Нет-нет-нет…» Робби подается вперед, навстречу ужасу, а Генри зарывается лицом ему в плечо.

Появляются близняшки, и Робби хватает Генри за ногу. Жуткая сцена заканчивается, наступает затишье в действии, но друг не убирает руку. И Генри кажется, будто разбитая чашка снова склеена, края осколков совпали идеально, и все равно что-то не так.

Взяв пустую миску из-под попкорна, Генри направляется на кухню.

Робби перебрасывает ногу через спинку дивана:

– Я помогу.

– Я справлюсь, – бросает Генри, заворачивая за угол. Он снимает пластиковую обертку, встряхивает пакет. – Уж поверь, сумею положить пакет в микроволновку и нажать кнопку.

– Ты всегда слишком долго возишься, – раздается голос Робби прямо позади Генри.

Положив попкорн внутрь СВЧ, Генри закрывает дверцу, нажимает кнопку и поворачивается.

– А ты вообразил себя блюстителем поря…

Закончить он не успевает – Робби накрывает губами его рот. Ошеломленный Генри втягивает воздух, но Робби не отодвигается. Он прижимает Генри к столешнице – бедра к бедрам, пальцы скользят по подбородку, поцелуй становится все глубже.

И это – это лучше, чем все предыдущие ночи.

Лучше, чем внимание сотен незнакомцев.

То, чем отличается отельная койка от домашней постели.

Робби прижимается к нему отвердевшим членом, и у Генри ноет в груди от желания. Было бы так легко снова ввязаться в это, вернуться к знакомому теплу его поцелуев, его телу, к простым отношениям или чему-то настоящему.

Но в том-то и проблема.

В их прошлых отношениях, которые у них были на самом деле, как и все в жизни Генри, они закончились. Рухнули.

В микроволновке начинают лопаться первые зерна, и Генри удается разорвать поцелуй.

– Я так долго этого ждал, – шепчет Робби. Его щеки покрылись румянцем, глаза горят. Однако взгляд неясный – в нем клубится туман, затеняя синеву.

Генри тяжело вздыхает, потирает глаза под очками.

Попкорн трещит и хлопает, Генри выталкивает Робби в коридор, подальше от Беа и звуков ужастика. Приняв это за приглашение, Робби снова придвигается к нему, но Генри останавливает его, выставив руку:

– Это ошибка.

– Нет. Я люблю тебя и всегда любил.

Звучит настолько искренне, что Генри приходится зажмуриться, чтобы сосредоточиться.

– Тогда почему бросил?

– Что? Не знаю. Ты тогда был другим, мы не подходили друг другу.

– В каком смысле? – не отстает Генри.

– Ты сам не знал, чего хочешь.

– Я хотел тебя. Хотел, чтобы ты был счастлив.

Робби качает головой.

– Понимаешь, дело не только во мне. Ты тоже должен быть кем-то. Должен знать, кто ты. Тогда ты не знал. – Робби улыбается. – А теперь знаешь.

Но в том-то и дело.

Генри по-прежнему не знает.

Не имеет ни малейшего представления, кто он такой, впрочем, как отныне и все остальные.

Он сбился с пути, но по этой дороге точно не пойдет.

До того, как начать встречаться, они с Робби были просто друзьями. И когда Робби разорвал отношения, вновь на долгие годы вернулись в прежнее русло. Генри любил его, а теперь все наоборот. Придется Робби искать выход или попытаться сдерживать свои чувства, как когда-то поступил Генри.