Дюна Герберт Фрэнк

– А мальчик у Субиэй здоров? – спросила Джессика. Она видела, как обеспокоилась Хара, и недоумевала, в чем причины ее беспокойства.

– Здоровый, лучше не пожелаешь, – ответила Хара. – Все знают, что Алия не причинила ему вреда. И они беспокоились не о том, что она к нему прикасалась. Он сразу обрадовался и затих. Их опять смутила… – Хара передернула плечами.

– Странность моей дочери, – закончила за нее Джессика. – Ведь она говорит о том, чего ей ни помнить, ни знать не положено?

– Ну откуда ей знать, какими были дети на Бела Тегейзе? – взорвалась Хара.

– Но он же просто похож! – отвечала Алия. – Мальчик Субиэй как две капли воды похож на сына Миты перед расставанием…

– Алия! – сказала Джессика. – Я же предупреждала тебя.

– Но, мама, я же видела… это же правда…

Джессика покачала головой, заметив признаки возбуждения на лице Хары. «Кого я родила? – подумала Джессика. – Дочь моя от рождения знала не просто все то, что и я сама… Она знала больше – все, что знали Преподобные Матери в том уходящем в глубь времен коридоре внутри меня».

– И не только ее речи, – сказала Хара, – и эти ее упражнения: сядет, уставится в камень и шевелит одним только мускулом… у носа или на спине… на пальце или…

– Упражнения Дочерей Гессера, – сказала Джессика. – Тебе известно о них, Хара. Разве у моей дочери не может быть подобной наследственности?

– Преподобная Мать, ты знаешь, что для меня все это ничто, – отвечала Хара, – но люди есть люди, и они бормочут… Это опасно. Они говорят, что твоя дочь – демон, что дети отказываются с ней играть, что…

– У нее так мало общего с другими детьми, – отвечала Джессика. – Она не демон! Просто…

– Конечно, она не демон!

Джессика сама удивилась яду в тоне Хары, поглядела на Алию. Та, казалось, углубилась в раздумья… словно чего-то ждала. Джессика вновь обратилась к Харе.

– Я уважаю домочадцев моего сына, – сказала Джессика, почувствовав, как шелохнулась рядом с ней Алия. – Говори прямо, что тебя беспокоит.

– Я не долго еще пробуду в его доме, – отвечала Хара, – я ждала все это время ради своих сыновей… той школы, которую они смогут пройти как сыновья Усула. Это немногое, что я могу им дать, раз всем известно, что я не разделяю ложе с твоим сыном.

И вновь Алия шевельнулась рядом с нею, теплая, полусонная.

– Ты была бы хорошей подругой моему сыну, – сказала Джессика и подумала про себя (эти думы не оставляли ее): «Подругой… не женою». Мысли Джессики устремились прямо к сердцевине событий, вечной теме для разговоров в ситче, начавшихся, когда союз сына с Чани стал очевидным и постоянным, как настоящая женитьба.

«Я люблю Чани», – подумала Джессика и напомнила себе, что долг короля требует, чтобы даже любовь уступала место необходимости.

– Думаешь, я не знаю, что ты наметила для своего сына?

– Что ты имеешь в виду? – требовательным тоном спросила Джессика.

– Ты хочешь, чтобы все племена объединились под рукой Его, – сказала Хара.

– Разве это плохо?

– Это опасно… для него… и Алия – часть этой опасности.

Алия завозилась, усаживаясь поближе к матери, глаза ее теперь внимательно изучали Хару.

– Я следила за вами обеими, – сказала Хара, – когда вы рядом. Алия для меня родная плоть, ведь она сестра тому, кто мне словно брат. И я следила за ней и охраняла ее от самого младенчества, со времени раззии, когда мы укрылись здесь. Разве хоть один ребенок усвоил водную дисциплину раньше ее? И какой еще ребенок впервые заговорил такими словами: «Я люблю тебя, Хара»?

Хара поглядела на Алию:

– Почему, ты думаешь, я терплю ее уколы? Я знаю, что они не со зла.

Алия подняла глаза на мать.

– Да, у меня достаточно разума, Преподобная, – сказала Хара. – И я могла стать сайидиной. И я понимаю, что видят мои глаза.

– Хара. – Джессика передернула плечами. – Не знаю, что сказать тебе. – И удивилась себе самой: слова эти были истиной.

Алия распрямилась, расправила плечи. Джессика почувствовала, что ее ожидание кончилось, ею владела теперь смесь решимости и печали.

– Мы допустили ошибку, – сказала Алия. – Теперь Хара просто необходима нам.

– Все случилось во время обряда семени, – сказала Хара, – когда ты преобразовала Воду Жизни, Преподобная Мать, Алия была уже в твоем чреве.

«Нам необходима Хара», – отметила Джессика.

– Кто еще может успокоить людей, объяснить им, кто я? – спросила Алия.

– И что ты хочешь, чтобы она сделала? – сказала Джессика.

– Она все знает сама, – ответила Алия.

– Я скажу им всю правду, – проговорила Хара. Лицо ее вдруг постарело, оливковую кожу избороздили грустные морщины – ведьма, да и только! – Я скажу им, что Алия – девочка лишь по виду, что она никогда не была маленькой.

Алия покачала головой. Слезы показались на ее щеках. Волну печали, исходящую от девочки, Джессика ощутила, как собственную грусть.

– Я знаю: я просто урод! – прошептала Алия. Горечь взрослой интонации, исходящей из почти младенческого рта, делала эти слова невыносимыми.

– Ты не урод! – отрезала Хара. – Кто осмелился сказать, что ты урод?

И снова Джессика удивилась про себя ярости в тоне Хары и симпатии к девочке. Она понимала – Алия не ошиблась, Хара действительно нужна им. Племя поймет Хару, ее слова и эмоции, ведь было ясно – она любит Алию как собственную дочь.

– Ну, кто это говорил? – повторила Хара. Уголком абы Джессики Алия вытерла слезы.

А потом разгладила смявшуюся ткань и промокшее пятно.

– Значит, и тебе незачем говорить такие слова! – потребовала Хара.

– Да, Хара.

– А теперь, – сказала Хара, – можешь рассказать мне, что с тобой было, и я передам остальным. Рассказывай все.

Алия сглотнула, посмотрела на мать. Джессика кивнула.

– Однажды я проснулась, – начала Алия, – все было, как пробуждение ото сна, только перед этим я не засыпала, я это помнила. Было тепло и темно. И мне было страшно.

Слушая лепечущий детский голосок, Джессика вспоминала тот день, сумрак в громадной пещере.

– И когда я испугалась, – сказала Алия, – то решила бежать, но бежать было некуда. А потом я увидела искорку… ну не совсем увидела, если точно. Просто она была рядом со мной, и я ощущала ее чувства… Она утешала меня, приговаривала, что все будет в порядке. Это была моя мать.

Хара потерла глаза, ободряюще улыбнулась Алие. Глаза фрименки по-дикарски поблескивали, она изо всех сил вслушивалась в слова.

А Джессика подумала: «Как можно знать мысли моей дочери… при ее невероятном опыте и воспитании?»

– И когда я почувствовала себя в безопасности и приободрилась, – рассказывала Алия, – рядом с нами оказалась еще одна искорка… тут все и случилось. Другая искра – это была старая Преподобная Мать. Она… передавала жизни моей матери… все-все… И я была вместе с ними и видела все… полностью. А когда все закончилось и я оказалась там среди остальных… мне потребовалось много времени, чтобы отыскать себя. Их было так много.

– Как жестоко все вышло, – сказала Джессика, – разве можно, чтобы живое существо обретало сознание именно так? Но самое удивительное, что ты смогла воспринять случившееся.

– Ничего другого мне и не оставалось! – сказала Алия. – Я не умела отвергнуть собственное сознание… или спрятать его, или отключить… Все просто шло само собой… все…

– Мы не знали, – пробормотала Хара. – Когда мы дали твоей матери Воду, чтобы преобразовать, мы не знали, что ты уже существуешь в ее недрах.

– Не печалься об этом, Хара, – сказала Алия. – И мне тоже не следует грустить. В конце концов, у нас есть и повод для радости: я – тоже Преподобная Мать, значит, у племени две Препо…

Она умолкла, прислушиваясь.

Откинувшись спиной на подушку, Хара поглядела на Алию, потом на Джессику.

– Разве ты не догадывалась? – спросила Джессика.

– Тише, – шепнула Алия.

Вдалеке, за отделявшими их от коридора занавесками, послышались громкие, протяжные крики. Певучие крики становились все громче, теперь можно было различить и слова: «Йа! Йа! Йом! Йа! Йа! Йом! My зейн, уаллах! Йа! Йа! Йом! My зейн, уаллах!»

Распевавшие вошли в ситч снаружи, их крики постепенно удалялись.

Когда стало достаточно тихо, Джессика начала обряд, и печаль слышалась в ее голосе:

– Это было в апреле на Бела Тегейзе, был Рамадан.

– Моя семья сидела в дворике, у бассейна, – продолжила Хара, – а воздух был влажен от капель фонтана. Дерево портигалс было рядом, с круглой кроной, темно-зеленое. А в корзине был миш-миш, и баклава, и кувшинчики с ливаном – добрая снедь и питье. И был мир и в наших домах, и в садах. Мир во всей земле.

– И жизнь была исполнена счастья, но явились налетчики, – сказала Алия.

– От криков друзей кровь застывала в жилах, – сказала Джессика. Воспоминания о тех днях, что были унаследованы ею, ожили в ее душе.

– «Ла-ла-ла», – рыдали женщины, – продолжила Хара.

– Налетчики ворвались через муштамаль. Они ринулись к нам; с ножей, что забрали жизни наших мужчин, капала кровь.

Все трое приумолкли. Как все в ситче в этот момент, они вспоминали, не давая улечься горю.

Наконец Хара произнесла ритуальную фразу, завершавшую обряд, придав словам жестокость, непривычную еще для Джессики.

– Никогда не простим, никогда не забудем, – сказала Хара.

В задумчивой тишине, наступившей после этих слов, они услышали бормотание, шорох многих одеяний. Джессика почувствовала, что кто-то остановился возле входа в ее покои.

– Преподобная Мать?

Раздался женский голос, Джессика узнала ее – Тартар, одна из женщин Стилгара.

– Что случилось, Тартар?

– Неприятности, Преподобная Мать!

Со внезапно замеревшим от страха сердцем Джессика выдохнула:

– Пол…

Тартар отодвинула занавески, вступила в комнату. Джессика успела заметить, что передняя уже забита людьми, потом занавеси упали. Она поглядела на Тартар – невысокую женщину в черном платье с красной вышивкой – та не отводила своих синих глаз от Джессики, на ноздрях изящного носа виднелись мозоли от фильтров.

– В чем дело? – волновалась Джессика.

– Из песка пришло слово, – сказала Тартар. – Делатель проверяет Усула… это случится сегодня. Молодежь уверяет, что неудачи не может быть и к ночи твой сын станет наездником. Молодежь собирается для раззии. Они отправятся на север, навстречу Усулу. И собираются поднять там шум. Они хотят заставить его вызвать Стилгара и возглавить все племена.

«Собирать воду, засаживать дюны, медленно, но верно преобразовывать собственный мир… Теперь им мало, – думала Джессика, – легких набегов, результат которых известен заранее… теперь им этого мало… Мы вышколили их. Они ощутили собственную силу и рвутся в бой».

Переминаясь с ноги на ногу, Тартар кашлянула.

«Осторожность и ожидание необходимы, – думала Джессика, – но они разочаровывают. Слишком долгое ожидание – не в нашу пользу. Если оно затянется, мы потеряем чувство цели».

– Молодежь говорит, если Усул не вызовет Стилгара, значит, он боится его, – сказала Тартар, потупив взгляд.

– Да, это так, – пробормотала Джессика, подумав: «Я предвидела этот день, и Стилгар тоже».

Тартар вновь откашлялась.

– Так говорит даже Шоаб – брат мой. Они не позволят Усулу уклониться.

«Значит, пришло время, – подумала Джессика. – Полу придется улаживать все самому, Преподобная Мать не смеет вмешиваться в вопросы преемственности власти».

Отпустив руку матери, Алия сказала:

– Я пойду вместе с Тартар, послушаю молодых. Быть может, найдется способ избежать поединка.

Не отводя глаз от Тартар, Джессика ответила Алие:

– Ступай, дай мне знать сразу же, как только что-нибудь разузнаешь сама.

– Преподобная Мать, мы не хотим этого, – сказала Тартар.

– И мы, – согласилась Джессика, – племени нужны все его силы. – Она поглядела на Хару. – Ты пойдешь с ними?

Хара ответила на невысказанный вопрос:

– Тартар не позволит, чтобы Алию обидели. Скоро мы с ней будем женами одного мужчины. Мы говорили уже, Тартар и я. – Хара поглядела на Тартар, потом на Джессику. – Мы понимаем друг друга.

Тартар протянула руку Алие и сказала:

– Придется поторопиться, молодежь уже собралась.

Они протиснулись через тяжелые занавеси, рука девочки была в руке невысокой женщины, но предводительствовала малышка.

– Если Пол-Муад'Диб зарежет Стилгара, это будет во вред племени, – сказала Хара. – Раньше власть всегда передавалась таким путем, но времена изменились.

– И для тебя тоже, – заметила Джессика.

– Не думай, что я сомневаюсь в исходе поединка, – произнесла Хара. – Усул не может проиграть его.

– Именно об этом я и хотела сказать, – проговорила Джессика.

– Ты думаешь, мною движет собственный интерес, – сказала Хара. Она качнула головой, водные кольца на шее звякнули. – Как ты ошибаешься… Может быть, ты считаешь еще, что я до сих пор не примирилась с тем, что не меня выбрал Усул, и я ревную к Чани?

– Ты выбрала сама свою долю, – ответила Джессика.

– Мне жаль Чани, – сказала Хара.

Джессика насторожилась:

– Что ты имеешь в виду?

– Я знаю: ты считаешь, – продолжала Хара, – что Чани не подходит в жены твоему сыну.

Успокоившись, Джессика откинулась на подушки, пожала плечами:

– Хорошо, пусть и так…

– Возможно, ты и права, – сказала Хара, – и в этом у тебя есть неожиданная союзница – сама Чани. Она хочет для себя лишь того, что нужно Ему.

Джессика проглотила внезапно вставший в горле комок:

– Чани очень дорога мне. Она может не…

– Что-то у тебя ковры запылились, – сказала Хара, пряча глаза от Джессики. – Здесь все время толкутся люди. Надо бы чистить их почаще.

В рамках ортодоксальной религии невозможно избежать влияния политики. Борьба группировок пронизывает в ортодоксальном обществе все: обучение, воспитание, дисциплину. И настает момент, когда давление этих факторов ставит лидеров такого общества перед выбором: предаться ли оппортунизму, но сохранить за собой власть, или рисковать собственной жизнью ради ортодоксальной этики.

Принцесса Ирулан. «Муад'Диб и вопросы религии»

Пол ожидал на гребне, чуть в стороне от линии движения гиганта. «С нетерпением, не с ужасом, простительным для контрабандиста, буду я ждать, – напоминал он себе. – Я стану частью пустыни».

Колоссальный червь был уже рядом, в нескольких минутах, наполняя воздух шипением раздвигаемого песка. Громадные зубы в округлой зияющей пасти поблескивали лепестками гигантского цветка. Запах специи наполнял все вокруг.

Конденскостюм, казалось, стал второй кожей на теле Пола, а нософильтров, дыхательной маски он уже почти и не ощущал. Сказывалась школа Стилгара, долгие утомительные тренировки в песках.

«На сколько следует отступать от приближающегося делателя, если стоишь на гравийном песке?» – спрашивал его Стилгар.

Ответ Пола был точен: «Отступлю на полметра на каждый метр диаметра».

«А зачем?»

«Чтобы не затянуло внутрь при его приближении и можно было успеть добежать и взобраться на него».

«Ты ездил на маленьких, которых разводят, чтобы получать семя и Воду Жизни, – говорил Стилгар. – Но из пустыни на твой зов придет дикий делатель, состарившийся в песках. Такого следует уважать».

Глубокое уханье колотушки утонуло в шипении… червь приближался. Пол глубоко дышал, запах горных пород проникал и сквозь фильтры. Дикий делатель, состарившийся в пустыне, надвигался почти прямо на него. Передние сегменты отбрасывали вперед песчаную волну, что вот-вот должна поглотить его по колено.

«Ну, ближе, ближе, чудная тварь, – думал он. – Ближе. Я зову тебя. Ты слышишь. Ты слышишь!»

Волна песка приподняла его ноги. Пыль окутала с головой. Покачнувшись, он устоял, не замечая теперь ничего, кроме движущейся мимо в пылевых вихрях округлой стены, сегментированного утеса. На шкуре чудовища отчетливо проступали границы сегментов.

Пол поднял крюки. Оглядел их, рванулся к скользящему боку. Прыгнул вперед. Зацепился. Крюки держали. Ухватившись руками, он ступил на крутой бок. Именно сейчас проверялась его выучка. Если он поставил крюки правильно, у переднего края сегмента, и приоткрыл его, червь не повалится набок, затягивая его в песок.

Движение червя замедлялось. Он проутюжил место, где только что была колотушка, ритмичный стук умолк. Червь стал медленно поворачиваться набок… вверх… вверх, унося докучливые колючки и Пола вместе с открывшейся нежной кожей между сегментами подальше от песка.

Пол обнаружил, что оказался теперь прямо сверху, на черве. Его охватило радостное возбуждение, он оглядывал пустыню, словно повелитель. Вдруг ему захотелось прыгать, продемонстрировать свою власть над чудовищем, развернуть его в обратную сторону.

И в этот момент он сразу же понял, почему Стилгар столько рассказывал ему об опрометчивых молодых людях, пускавшихся в пляс на спинах гигантов, встававших на руки, отрывая сразу оба крюка и вставляя их обратно, прежде чем червь успевал среагировать.

Оставив один крюк на месте, Пол отцепил другой и перенес его ниже. Опробовав его и убедившись, что все в порядке, он отцепил первый и перенес его еще ниже. Делатель повернул и послушно покатил в сторону, вздымая мучнистый песок, туда, где ждали остальные.

Пол видел, как они карабкались вверх, помогая себе крючьями, тщательно избегая чувствительных краев сегмента. Потом все выстроились за его спиной в три ряда, держась за крючья. Стилгар перешел к нему, проверил, как зацеплены его крюки, поглядел на улыбающееся лицо Пола.

– Сумел, значит, – зычно гаркнул Стилгар, перекрывая шипение песка. – Так считаешь? Сумел и все? – Он выпрямился. – Так я тебе скажу, что ты сделал все очень посредственно. С этим и двенадцатилетний мальчишка справился бы лучше тебя. Слева от тебя были барабанные пески. Куда бы ты девался, если бы червь повернул в эту сторону?

Улыбка соскользнула с лица Пола.

– Я видел барабанные пески.

– Тогда почему же не просигналил, чтобы кто-нибудь из нас подстраховал тебя? Такие вещи делаются даже на испытаниях.

Пол молча сглотнул слюну, подставил лицо ветру.

– Думаешь, я напрасно говорю это тебе именно сейчас? – сказал Стилгар. – Это моя обязанность. Я думаю о твоей ценности для племени. Ступи ты на барабанные пески – и все… Делатель повернул бы прямо на тебя.

Невзирая на гнев, Пол понимал, что Стилгар прав. Но потребовалась вся его тренировка и, быть может, целая минута, чтобы он восстановил спокойствие.

– Я виноват, – произнес он. – Это более не повторится.

– В сложном положении тебя всегда должен кто-нибудь подстраховать, если ты вдруг не справишься с червем, – продолжил Стилгар. – Помни, мы всегда работаем вместе. И тогда мы спокойны. Ну как? Работаем вместе?

Он хлопнул Пола по плечу.

– Вместе, – согласился Пол.

– А теперь, – отрывисто сказал Стилгар, – покажи мне, как ты умеешь управляться с делателем. На какой мы стороне?

Пол пригляделся к виду и размеру чешуй. Справа они были крупнее, слева становились помельче. Он знал, что каждый червь предпочитает ползать какой-то стороной вверх. С возрастом они уже иначе и не ползали, и нижние чешуи становились крупнее и глаже. Так что, где верх, а где низ, легко было определить просто по размеру чешуй. Перемещая крюки, Пол шагнул налево, дал знак стоящим сбоку открыть сегменты и повернуть. Потом подозвал из цепочки двоих рулевых, велел им стать спереди.

– Аш! Хай-й-й-йох! – выкрикнул он традиционный клич. Левый рулевой раскрыл ближайший сегмент.

Делатель описал величественную дугу, чтобы защитить открытый сегмент. Когда он полностью развернулся и голова его обратилась к югу, Пол громко крикнул:

– Гейрат!

Рулевой выпустил сегмент. Делатель направился прямо.

Стилгар сказал:

– Недурно, Пол-Муад'Диб! Если хорошенько потренироваться, из тебя еще может получиться наездник.

Пол нахмурился и подумал: «Разве не я первым оседлал гиганта?»

Но позади вдруг рассмеялись, а потом несколько раз дружно выкрикнули:

– Муад'Диб! Муад'Диб! Муад'Диб! Муад'Диб!

Где-то вдали послышались глухие удары – это погонщики заколотили стрекалами по хвостовым сегментам. Червь набирал скорость. Одеяния фрименов полоскались на ветру. Скрежет, сопровождавший их передвижение, усилился.

Пол оглянулся назад, увидел лицо Чани.

Не отводя от нее глаз, он спросил Стилгара:

– Ну, Стил, значит, я наездник?

– Хал йом! Сегодня ты наездник!

– Значит, я могу выбирать, куда ехать?

– Таков наш обычай.

– Да, и еще: я – фримен, что родился сегодня в эрге Хаббанья. Я не жил до этого дня. Я был доселе младенцем.

– Ну не совсем так, – отозвался Стилгар, затягивая капюшон потуже, ветер оттопыривал его.

– Но мир был отгорожен от меня пробкой, и сегодня этой пробки не стало.

– Ее не стало.

– Тогда, Стилгар, я отправлюсь на юг… на двадцать колотушек. Я хочу увидеть землю, которую мы создаем, – до сих пор я видел ее только чужими глазами.

«А еще я увижу сына и всю свою семью, – думал он. – Теперь мне нужно время, чтобы осмыслить будущее, которое представляется мне прошлым. Приближается смерть, и, если я не смогу предотвратить ее, Вселенная потеряет разум».

Ровным, испытующим взглядом Стилгар поглядел на него. Но Пол уже отвернулся от Чани, ее лицо оживилось, позади в отряде чувствовалось возбуждение.

– Люди хотят, чтобы ты возглавил набег в харконненские низины, – сказал Стилгар, – до них не более одной колотушки.

– Фидайины не раз бывали со мною в набегах, – сказал Пол, – много набегов предстоит нам еще, пока хотя бы один из людей Харконнена дышит воздухом Арракиса.

Стилгар все глядел на него, и Пол почувствовал, что происходящее тот видит совсем по-другому, вспоминая, каким путем стал вожаком в ситче Табр, а после смерти Лайета-Кайнса предводителем совета вожаков.

«Он слышал, что молодые фримены волнуются», – подумал Пол.

– Ты хочешь собрать предводителей? – спросил Стилгар.

У молодежи горели глаза. Покачиваясь на ходу, все внимательно слушали. И Пол видел беспокойство в глазах Чани, тревожно переводившей взгляд от Стилгара, ее дяди, на Муад'Диба, ее мужчину.

– Ты даже не догадываешься, Стил, чего я хочу, – сказал Пол.

Он думал: «Отступать нельзя. Я должен взять власть над этим народом».

– Сегодня ты – мудир наездников, – сказал Стилгар холодным тоном, – как используешь ты свою власть?

«Теперь мне нужно время расслабиться, время поразмыслить с холодной головой», – думал Пол.

– Мы едем на юг, – сказал он.

– Даже если, когда закончится день, я скажу поворачивать на север?

– Едем на юг, – повторил Пол.

С чувством отрешенного достоинства Стилгар оправил одеяние:

– Съезд будет, – объявил он. – Я разошлю вести.

«Он думал, что я вызову его, – размышлял Пол, – и знает, что не сумеет выстоять».

Он понимал: ничто не заставит его свернуть с выбранного пути. Буря приближалась, и нельзя было покидать то место, которое вскоре станет ее центром. Грозу можно было остановить, но лишь оказавшись в самом сердце событий.

«Я не стану вызывать его на поединок, если это возможно, – думал он, – если бы только существовал иной способ предотвратить джихад…»

– Для ужина и молитвы остановимся в Птичьей пещере под хребтом Хаббанья, – сказал Стилгар, удерживаясь за один крюк на колышущейся туше делателя, и махнул рукой в сторону выраставшей из песков низкой скальной гряды.

Пол поглядел на утес, поверхность его была покрыта словно бы окаменевшими волнами. Ни клочка зелени, ни случайного цветка не смягчало его поверхности. А за ним простиралась дорога к южной пустыне по меньшей мере на десять дней и ночей, если торопить делателей.

Двадцать колотушек.

Дорога уводила их из пределов досягаемости харконненских патрулей. Он знал, как это будет. Видел уже. Настанет день, когда на горизонте появится пятнышко, небольшое, словно не на самом деле, а в мечтах… и там будет ситч.

– Такое решение устраивает Муад'Диба? – спросил Стилгар.

Легчайший сарказм позволил он себе в этих словах, но уши фрименов, что безошибочно различают оттенки в птичьих криках и в свистящем голоске сайелаго, сарказм уловили и ждали теперь, как отреагирует Пол.

– Стилгар слышал, как я присягал на верность ему вместе с фидайинами, – ответил Пол, – мои смертники знают: я говорил с уважением. Разве Стилгар сомневается в этом?

В голосе Пола слышалась настоящая боль. Уловив ее, Стилгар потупил глаза.