Воронята Стивотер Мэгги
– Только не надо хамить.
Адам теребил неровный край браслета, там, где полоска бумаги была заклеена.
– Сейчас ты можешь сказать: «Я же предупреждал». Или «Если бы ты уехал раньше, этого бы не произошло».
– Разве я когда-нибудь это говорил? Не надо вести себя так, как будто случился конец света.
– Он случился.
Между «Камаро» и больничной дверью остановилась «Скорая»; свет в здании не горел, однако медики выскочили из машины и заторопились внутрь, помогать в какой-то тихой беде.
Что-то в груди Ганси словно накалилось докрасна.
– Уехать от отца – это конец света?
– Ты же знаешь, чего я хотел, – сказал Адам. – И знаешь, что получилось совсем по-другому.
– Как будто я виноват!
– Но разве ты не рад, что всё так вышло?
Что тут скрывать – Ганси действительно хотел, чтобы Адам уехал из дома. Но никогда он не хотел, чтобы тот пострадал. Никогда не хотел, чтобы Адаму пришлось бежать, вместо того чтобы торжествующе уйти. Никогда не хотел, чтобы друг смотрел на него так, как сейчас. Поэтому он сказал чистую правду:
– Я не рад, что всё так вышло.
– Неважно, – огрызнулся Адам. – Ты хотел, чтобы я уехал оттуда навсегда.
Ганси терпеть не мог повышать голос (мать всегда говорила: «Люди кричат, когда им не хватает слов, чтобы шептать»), однако это произошло против его воли. С некоторым усилием он заставил себя говорить спокойно.
– Но не так. По крайней мере, у тебя есть куда пойти. «Конец света»… В чем дело, Адам? Монмутская фабрика настолько омерзительна, что ты даже представить не можешь жизнь там? Почему всё хорошее, что я делаю, – это якобы жалость? Или милостыня? Мне надоело плясать вокруг твоих принципов.
– А мне надоело твое снисхождение, Ганси, – сказал Адам. – И не надо делать из меня дурака. Для чего ты говоришь как по книжке? «Омерзительна»… Не притворяйся, что ты не пытаешься сделать из меня дурака!
– Я всегда так разговариваю. И мне жаль, что твой отец не объяснил тебе значение этого слова. Он был слишком занят – он колотил тебя головой о стенку трейлера, пока ты просил прощения за то, что еще жив.
Оба затаили дыхание.
Ганси понял, что зашел слишком далеко. Слишком далеко, слишком поздно, слишком много…
Адам распахнул дверцу.
– Да пошел ты. Пошел ты, – произнес он низким от бешенства голосом.
Ганси закрыл глаза.
Адам захлопнул дверцу – и еще раз, потому что замок не сработал. Ганси не открывал глаза. Ему не хотелось знать, что делает Адам и не глазеет ли кто-нибудь, как какой-то парень ругается с юношей в ярко-оранжевом «Камаро» и в свитере с эмблемой Агленби на груди. В тот момент Ганси возненавидел свою школьную форму, и шумную машину, и все трех- и четырехсложные слова, которые его родители ввертывали в самом обычном разговоре за обеденным столом. Он ненавидел ужасного мистера Пэрриша и всепрощающую миссис Пэрриш, а главное – звук последних слов Адама, которые раз за разом повторялись у него в голове.
Он не мог выдержать всё это в своей душе.
В конце концов, он был Адаму никто. И Ронану. Адам швырнул ему в лицо его же слова, а Ронан спустил в сортир все вторые шансы, которые давал ему Ганси.
Ганси, человек, у которого было много денег, а в душе пустота, каждый год отгрызавшая очередной кусочек сердца.
Они постоянно бросали его. А он почему-то не мог бросить их.
Ганси открыл глаза. «Скорая» еще стояла рядом, но Адам ушел.
Понадобилось несколько секунд, чтобы найти его. Адам уже удалился на несколько сотен метров. Он шагал по парковке, направляясь к шоссе, и его тень маленьким синим пятном бежала рядом.
Ганси протянул руку и открыл окно со стороны пассажирского сиденья, а затем завел мотор. Когда он объехал погрузочную площадку, Адам уже вышел на аккуратное четырехполосное шоссе, которое проходило неподалеку от больницы. По нему катили машины, но Ганси притормозил и пристроился рядом с Адамом, заставляя водителей в правом ряду объезжать его. Послышались гудки.
– Куда ты идешь? – крикнул он. – Куда тебя понесло?
Адам, разумеется, знал про присутствие Ганси – «Камаро» шумел как никогда, – но молча продолжал идти.
– Адам! – повторил Ганси. – Просто скажи, что не пойдешь домой.
Молчание.
Ганси сделал третью попытку.
– Необязательно ехать на Монмутскую фабрику. Я подвезу тебя туда, куда скажешь.
«Пожалуйста, сядь в машину».
Адам остановился. Он порывисто залез в машину и захлопнул дверцу. Потом пришлось хлопнуть еще дважды. Оба молчали. Ганси влился в поток транспорта.
Слова теснились у него во рту, они хотели быть сказанными, но он молчал.
Не глядя на него, Адам наконец произнес:
– Неважно, как ты это формулируешь. В конце концов, именно этого ты хочешь. Чтобы всё твое имущество находилось в одном месте, под твоей крышей. Всё, чем ты владеешь. У тебя под присмотром…
Тут он замолчал и уронил голову на руки. Пальцами он перебирал волосы над ушами. Костяшки у Адама побели. Он втянул в себя воздух – судорожно, как бывает, когда человек очень старается не заплакать.
Ганси подумал про сотню вещей, которые мог сказать Адаму. Что всё будет хорошо, что это к лучшему. Что Адам Пэрриш принадлежал самому себе еще до знакомства с ним и не утратил бы самостоятельности, даже если бы переехал на Монмутскую фабрику. Что иногда Ганси мечтал поменяться с ним местами, поскольку Адам был реальным и настоящим, в том смысле, который для Ганси казался недостижимым. Но его слова отчего-то превратились в невольное оружие, и он не доверял самому себе, зная, что случайно может вновь ими выстрелить.
Поэтому они молча поехали за вещами Адама. Когда они покидали поселок трейлеров в последний раз, миссис Пэрриш смотрела на них сквозь кухонное окно. Адам не обернулся.
39
Когда Блу пришла вечером на Монмутскую фабрику, ей показалось, что там пусто. Без машин на парковке вся постройка имела безутешный, заброшенный вид. Блу попыталась представить себя Ганси в ту минуту, когда он впервые увидел старый склад и понял, что это прекрасное место для жилья, но не смогла. Точно так же, глядя на «Камаро», она не могла представить, что это прекрасная машина, а глядя на Ронана – что он отличный друг. Но уверенность Ганси действовала на нее: Блу нравилась Монмутская фабрика, и Ронан начал ее привлекать, а машина…
Ну, без «кабана» она еще могла бы прожить.
Блу постучала в дверь на лестнице:
– Ной! Ты здесь?
– Здесь.
Она не удивилась, когда голос Ноя донесся у нее из-за спины, а не из-за двери. Блу повернулась и сначала увидела его ноги, а потом, постепенно, всё остальное. Девушка всё еще сомневалась, что Ной действительно здесь – и что он был здесь с самого начала. В последнее время она совсем перестала понимать, что представляло собой существование Ноя.
Она позволила ему погладить себя по голове ледяными пальцами.
– Не такие колючие, как обычно, – грустно сказал Ной.
– Я мало спала. Чтоб были нормальные колючки, мне нужен сон. Я рада тебя видеть.
Ной скрестил руки на груди, потом опустил их, сунул в карманы и опять вытащил.
– Я нормально себя чувствую, только когда ты рядом. В смысле, нормально, как раньше, до того как нашли мое тело. Все-таки не так, как в те времена, когда…
– Я не верю, что ты настолько уж отличался, когда был живым, – призналась Блу.
Но она и правда до сих пор не могла совместить Ноя с тем брошенным красным «Мустангом».
– Я думаю, – осторожно произнес Ной, что-то припоминая, – что тогда я был хуже.
Эта тема грозила привести к его исчезновению, поэтому Блу быстро спросила:
– А где остальные?
– Ганси поехал вместе с Адамом за его вещами. Адам переезжает, – объяснил Ной. – Ронан пошел в библиотеку.
– Переезжает? Я думала, он сказал… подожди – куда пошел Ронан?!
С массой пауз, вздохов и рассеянного разглядывания деревьев, Ной описал ей события минувшей ночи, закончив так:
– Если бы Ронана арестовали за драку с мистером Пэрришем, его выгнали бы из Агленби при любом раскладе. В школе никоим образом не потерпели бы ученика, обвиненного в хулиганском нападении. Но Адам сам подал на отца в суд, так что Ронан соскочил с крючка. Теперь, конечно, Адаму нужно уехать из дому, потому что отец его ненавидит.
– Ужас, – сказала Блу. – Ной, какой ужас. Я не знала про отца Адама.
– Адам предпочитал молчать.
«Место, откуда я рано или поздно уеду». Она вспомнила, как Адам назвал свой дом. Вспомнила жуткие синяки и несколько фраз, которыми обменялись парни и которые тогда казались непонятными, – сплошь завуалированные намеки на его жизнь дома. Первая мысль Блу была до странности неприятная – что она оказалась недостаточно хорошим другом, и Адам не решился поделиться с ней своими трудностями. Но эта мысль мелькнула и пропала, почти сразу сменившись пугающим осознанием того, что у Адама больше нет семьи.
Чем бы она была без родных?
– Так, погоди. Что Ронан делает в библиотеке?
– Зубрит, – сказал Ной. – В понедельник экзамен.
Это было самое приятное, что Блу когда-либо слышала о Ронане.
Наверху, ясно слышимый сквозь потолок у них над головой, зазвонил телефон.
– Возьми трубку! – коротко приказал Ной. – Скорей!
Блу слишком долго прожила с женщинами в доме номер 300 на Фокс-Вэй, чтобы сомневаться в интуиции Ноя. Бегом, чтобы не отставать от него, она поднялась по лестнице к двери. Та была заперта. Ной сделал несколько непонятных движений. Блу никогда не видела его таким взволнованным.
– Я бы мог ее открыть, если бы… – выговорил он.
«Ему не хватает сил», – поняла Блу.
И коснулась его плеча. Подкрепившись ее энергией, Ной навалился на защелку, открыл замок и распахнул дверь. Блу бросилась к телефону.
– Алло? – задыхаясь, сказала она в трубку.
Телефон был старый, черный, с диском, совершенно в духе Ганси, любившего странные и почти нефункциональные вещи. Зная его, нетрудно было предположить, что он обзавелся городским номером только для того, чтобы поставить на стол этот конкретный телефон.
– Здравствуйте, милая, – сказал незнакомый голос с явственным акцентом. – Ричард Ганси дома?
– Нет, – ответила Блу. – Но я могу ему всё передать.
Она догадалась, что в этом и заключалась ее роль.
Ной потыкал ей в спину холодным пальцем.
– Скажи, кто ты такая.
– Я сотрудничаю с Ганси, – добавила Блу. – Ищу силовую линию.
– А! – сказал голос. – Очень приятно с вами познакомиться. Я Роджер Мэлори. Как вас зовут?
Он каким-то необыкновенно странным образом выговаривал звук «р», так что его было нелегко понять.
– Блу. Меня зовут Блу Сарджент.
– Блэр?
– Блу!
– Блэз?
Блу вздохнула.
– Джейн.
– Ах, Джейн. Мне показалось, что вы дуете в трубку. Приятно познакомиться, Джейн. Боюсь, у меня плохие новости для Ганси. Пожалуйста, передайте ему, что я провел тот ритуал с одним коллегой из Суррея, я уже о нем как-то упоминал, очень милый человек, ей-богу, хотя у него ужасно пахнет изо рта. Так вот, всё прошло не очень хорошо. Но врачи говорят, он поправится, просто нужно несколько недель, чтобы кожа восстановилась. Имплантаты отлично приживаются…
– Подождите, – сказала Блу.
Она схватила со стола первый попавшийся клочок бумаги. На нем были какие-то расчеты, но, кроме них, Ганси уже намалевал там кошку, нападающую на человека. Поэтому Блу решила, что этот листок можно использовать.
– Я записываю. Вы имеете в виду ритуал для пробуждения силовой линии? Что именно пошло не так?
– Трудно объяснить, Джейн. Скажем так: силовые линии гораздо мощнее, чем думали мы с Ганси. Возможно, это магия, возможно, физика, но, несомненно, энергия. Мой коллега просто взял и вышел из своей кожи. Я был уверен, что он умрет; я и не думал, что человек может потерять столько крови и остаться в живых. Э… когда будете рассказывать Ганси, не говорите ему об этом. У юноши пунктик насчет смерти, и я не хочу его расстраивать.
Блу как-то не заметила у Ганси «пунктика» насчет смерти, но, тем не менее, согласилась ничего ему не говорить.
– Но вы так и не сказали, что именно сделали, – заметила она.
– Правда?
– Да. Значит, мы можем повторить это чисто случайно, если не будем знать.
Мэлори хихикнул. Получился такой звук, как будто он втянул взбитые сливки с поверхности горячего шоколада.
– Вы правы. Так вот, это было довольно логично – и основывалось на одной давней идее Ганси, честно говоря. Мы выложили круг из найденных нами камней, чтобы добиться высоких показателей, – это наш термин, Джейн, я не знаю, насколько вы в курсе дела, но очень приятно видеть девушку, которая интересуется силовыми линиями. Обычно это, так сказать, мужское хобби, и я рад беседовать с молодой особой, которая…
– Да, – согласилась Блу. – Это здорово. Я горжусь собой. Итак, вы выложили каменный круг?..
– Да. Мы выложили кружком семь камней там, где, по нашим расчетам, находился центр силовой линии, и покрутили их так и сяк, пока не получили высоких показаний прибора в середине круга. Примерно так устанавливают призму, чтобы сфокусировать свет.
– И тут ваш напарник лишился кожи?
– Примерно тогда. Он снимал показания прибора в центре, и… к сожалению, я не помню в точности, что он сказал, меня совершенно ошеломило то, что произошло потом… он как-то необдуманно выразился или пошутил – сами знаете, как себя ведут молодые люди, Ганси тоже бывает весьма легкомыслен…
Блу сомневалась, что Ганси склонен к легкомыслию, но решила исследовать этот вопрос в будущем.
– Он сказал что-то вроде «как будто с меня кожа сходит». Силовая линия, видимо, восприняла его слова буквально. Не знаю, каким образом они вызвали определенную реакцию, – и я даже не уверен, что мы пробудили линию, во всяком случае что пробудили ее правильно – но случилось то, что случилось. Очень досадно.
– Ну, впрочем, ваш коллега выжил. Теперь он может предупредить других, – заметила Блу.
Мэлори сказал:
– Вообще-то вас предупреждаю я.
Блу засмеялась, и ей совсем не было стыдно. Она поблагодарила Мэлори, обменялась с ним любезностями и повесила трубку.
– Ной? – спросила она пустоту, потому что Ной исчез.
Ответа не было – но снаружи послышалось хлопанье автомобильных дверей и голоса.
Блу мысленно повторила: «Мой коллега просто взял и вышел из своей кожи». У девушки не было «пунктика» насчет смерти, но даже в ее сознании возник жуткий и весьма яркий образ.
Через несколько секунд на первом этаже хлопнула дверь. Кто-то затопал по лестнице.
Ганси вошел в комнату первым. Он явно не ожидал кого-либо здесь увидеть – и не успел убрать с лица страдание. Увидев Блу, он немедленно извлек откуда-то добродушную улыбку.
Выглядело очень убедительно. Блу видела лицо Ганси за секунду до того, но, тем не менее, ей пришлось напомнить себе, что эта улыбка поддельная. Каким образом человек, живущий столь беспечальной жизнью, научился так быстро и убедительно притворяться счастливым – это выходило за пределы понимания Блу.
– А, Джейн, – сказал он, и девушке показалось, что она услышала в его бодром голосе нотку уныния, пусть даже лицо Ганси уже не выдавало печали. – Прости, что тебе пришлось входить самой.
В голове у Блу возник бесплотный голос Ноя. Холодный-холодный шепот: «Они поругались».
Затем вошли Адам и Ронан. Ронан сгибался вдвое под тяжестью спортивной сумки и рюкзака, а Адам нес помятую коробку, из которой торчал трансформер.
– Какая прелесть, – сказала Блу. – Это полицейская машина?
Адам без улыбки взглянул на Блу, как будто на самом деле не видел ее. Через несколько секунд он ответил:
– Да.
Ронан, по-прежнему увешенный багажом, зашагал к комнате Ноя, в такт шагам приговаривая:
– Ха. Ха. Ха.
Это был смех человека, который всегда смеется один.
– Тебе кое-кто звонил, – сказала Блу.
Она взяла листок, на котором записала имя. Было похоже, что его произносит нарисованная кошка.
– Мэлори, – сказал Ганси без обычного энтузиазма.
Он, прищурившись, посмотрел вслед Адаму, который потащил коробку вслед за Ронаном. Лишь когда за ними закрылась дверь комнаты Ноя, Ганси отвел глаза и взглянул на Блу. Квартира казалась пустой без остальных ребят, как будто они скрылись в ином мире, а не в соседней комнате.
Ганси спросил:
– Чего он хотел?
– Он попытался провести на силовой линии ритуал. Он сказал, что у них не получилось, и второй человек – типа, его коллега – пострадал.
– Как пострадал?
– Пострадал, и всё. Сильно. От поражения энергией, – ответила Блу.
Ганси пинком сбросил ботинки. Один пронесся над миниатюрной Генриеттой, второй долетел до стола, отскочил и упал на пол. Ганси вполголоса произнес:
– Йо-хо-хо.
Блу сказала:
– Ты, кажется, расстроен.
– Правда?
– Из-за чего вы с Адамом поссорились?
Ганси бросил взгляд в сторону комнаты Ноя.
– Откуда ты знаешь? – устало спросил он и бросился на застеленную кровать.
– Я тебя умоляю.
Даже если бы Ной не предупредил ее, она бы всё равно догадалась.
Ганси что-то пробормотал в одеяло и помахал рукой в воздухе. Блу присела у кровати и потянулась к изголовью.
– Что? Можно то же самое, но без подушки во рту?
Ганси не повернулся, поэтому его голос по-прежнему звучал сдавленно.
– Мои слова неизбежно оказываются орудием уничтожения, и я не в состоянии их обезвредить. Представляешь, я жив только потому, что Ной умер. Какое это было замечательное жертвоприношение, какой прекрасный подарок миру я представляю собой.
Он вновь покрутил рукой, не отрывая лица от подушки. Возможно, это призвано было придать сказанному характер шутки. Ганси продолжал:
– Да, я знаю, что просто ною. Не обращай внимания. Значит, Мэлори считает, что пробуждать силовую линию – плохая идея? Ну конечно. Обожаю тупики.
– Ты действительно ноешь.
Но Блу не возражала. Она никогда еще не видела Ганси без маски на протяжении столь долгого времени. Жаль, что для этого он должен был рухнуть в пучину горя.
– Я уже почти закончил. Тебе осталось недолго терпеть.
– Но таким ты мне больше нравишься.
Почему-то у Блу вспыхнули щеки, когда она это признала; она была рада, что Ганси по-прежнему вжимался лицом в подушку, а остальные ребята сидели в комнате Ноя.
– Сломленный и раздавленный, – произнес Ганси. – Вот какими нас любят женщины. Мэлори сказал, что его коллега сильно пострадал?
– Да.
– Ладно. Значит, точка.
Он перекатился на спину и взглянул на Блу, прислонившуюся к кровати, снизу вверх.
– Оно не стоит такого риска.
– Кажется, ты говорил, что тебе обязательно нужно найти Глендауэра.
– Да, – ответил Ганси. – А им нет.
– Значит, ты совершишь ритуал сам?
– Нет, я найду другой способ. Мне бы очень хотелось, чтобы силовые линии были снабжены гигантскими указателями на местонахождение Глендауэра, но… я просто буду действовать прежними способами. А как именно пострадал тот человек?
Блу издала неопределенный звук, вспомнив просьбу Мэлори избавить Ганси от подробностей.
– Блу! Как именно?
Ганси пристально смотрел на нее, как будто теперь, когда их лица оказались перевернуты по отношению друг к другу, это было проще.
– Он сказал что-то вроде «с меня сходит кожа», и вдруг именно это и произошло. Мэлори просил тебе не говорить.
Ганси поджал губы.
– Он всё еще помнит, что я… ладно, проехали. С него сошла кожа? Жуть.
– Что случилось? – спросил Адам, направляясь к ним.
Ронан, оценив положение Блу и Ганси, заметил:
– Блу, если ты плюнешь, то попадешь ему прямо в глаз.
Ганси с удивительной быстротой передвинулся на другую сторону кровати. Столь же быстро он взглянул на Адама и вновь отвел взгляд.
– Блу говорит, Мэлори пытался пробудить силовую линию, и его напарник серьезно пострадал. Значит, мы не должны это проделывать. Не сейчас.
Адам сказал:
– Меня не пугает риск.
Ронан оскалил зубы.
– Меня тоже.
– Тебе нечего терять, – произнес Ганси, указав на Адама.
Он взглянул на Ронана.
– А тебе всё равно, жив ты или умер. Поэтому не вам судить.
– А ты ничего не выиграешь, – заметила Блу. – Значит, ты тоже не годишься в судьи. Но, кажется, я с тобой согласна. Учитывая то, что случилось с вашим британским коллегой.
– Спасибо, Джейн, за голос разума, – сказал Ганси. – И не надо так на меня смотреть, Ронан. С каких пор мы считаем, что силовая линия – единственный способ отыскать Глендауэра?
– Нам некогда искать другой способ, – напомнил Адам. – Если Пуп ее разбудит, он получит преимущество. И потом, он умеет говорить на латыни. Что, если деревья знают, где Глендауэр? Если Пуп его найдет, он получит королевскую награду. И убийство Ноя сойдет ему с рук. Игра закончена, плохой парень победил.
Беспомощность окончательно покинула лицо Ганси, когда он сбросил ноги с кровати и сел.
– Плохая идея, Адам. Найди способ сделать это так, чтобы никто не пострадал, и я буду только за. А до тех пор – мы ждем.
– Некогда, – повторил Адам. – Персефона сказала, кто-то разбудит силовую линию через два-три дня.
Ганси встал.
– Адам, проблема в том, что сейчас на другом конце света человек, который неосторожно обошелся с силовой линией, заново отращивает кожу. Мы видели Кабесуотер. Это не игра. Это очень серьезная и очень мощная штука, и мы не будем с ней шутить.
Он долго, очень долго удерживал взгляд Адама. На лице у того появилось незнакомое выражение, и Блу вдруг подумала, что совсем не знает этого человека.
Она вспомнила его с картой Таро в руках. И то, как Мора истолковала двойку мечей.
Блу грустно подумала: «Моя мать профи».
– Иногда, – сказал Адам, – я прямо не знаю, как ты живешь на свете.