Спящие красавицы Кинг Стивен

Глава 16

Клинт собирался попросить Тига Мерфи выпустить его через дверь главного входа, но заместитель начальника тюрьмы Лоуренс Хикс как раз в этот момент в неё позвонил.

— Куда вы направляетесь, доктор Норкросс?

Вопрос звучал как обвинение, но, по крайней мере, звучал четко. Хотя Лор Хикс выглядел взъерошенным — его волосы представляли собой рыжий ореол вокруг пятна лысины, на щеках румянец, под глазами темные круги — новокаин от утренней стоматологической процедуры, кажется, отпустил.

— В город. Мне нужно увидеть жену и сына.

— Разве Дженис это разрешила?

Клинт взял паузу, чтобы сдержать свой гнев. Это помогло напомнить самому себе, что Хикс либо проиграл жену Авроре, либо скоро это сделает. Это не меняло того факта, что человек, стоящий перед ним, был последним парнем, которого ты хотел бы видеть во главе учреждения, подобного Дулингу, во время кризиса. Дженис однажды сказала Клинту, что ее второй-в-команде прошел какие-то тридцатичасовые курсы тюремного менеджмента — в каком-то лжеунивеситете в штате Оклахома — и вообще не имел опыта работы в тюремной администрации.

— Но сестра Хикси замужем за вице-губернатором, — сказала Дженис. В тот раз она осилила бокал Пино. Или, может быть, два. — Вы можете сложить два плюс два. Он силен в планировании, проверках и инвентаризации, но он здесь уже шестнадцать месяцев, и я не уверена, что он сможет найти путь к Крылу С без карты. Он не любит покидать свой офис, и он никогда не сделал ни одного обхода, хотя это является его ежемесячной обязанностью. Он боится плохих девушек.

Ты выйдешь из офиса сегодня вечером, Хикси, подумал Клинт, и ты будешь делать обходы. Повесишь рацию на плечо и начнешь колесить по Крыльям, так же, как и другие офицеры. Те, что остались.

— Вы меня слышите? — Спросил Хикс еще раз. — Разве Дженис разрешила вам покинуть тюрьму?

— У меня для вас есть три вещи, — сказал Клинт. — Во-первых, я должен был выйти отсюда еще в три вечера, что было… — он посмотрел на часы. — Около шести часов назад.

— Но…

— Терпение. Вот вторая. Начальник тюрьмы Коутс спит на диване, внутри большого белого кокона.

Очки Хикса имели толстые стекла, которые усиливали эффект. Когда он расширял глаза, как сейчас, те выглядели, словно вот-вот выпадут из своих глазниц.

— Что?

— Короче говоря, Дон Петерс наконец-то споткнулся о свой член. Поймали на растлении заключенных. Дженис уволила эту задницу, но Дон сумел добавить в приготовленный кофе Ксанакс. Это быстро ее усыпило. И предвосхищая ваш вопрос, Дон сбежал. Когда я увижу Лилу, я попрошу объявить его в розыск, но я сомневаюсь, что это будет приоритетом. Не сегодня.

— Боже мой. — Хикс провел рукой по волосам, еще больше нарушая то, что осталось от прически. — О… Боже мой.

— И вот третья вещь. Осталось всего четыре офицера из утренней смены: Рэнд Куигли, Милли Олсон, Тиг Мерфи и Ванесса Лэмпли. Вы — номер пять. Вам нужно будет осуществить кучу ночных обходов вместе с остальными. О, и Ван введет вас в курс дела в отношении того, что заключенные называют Супер Кофе. Жанетт Сорли и Энджела Фицрой его развозят.

— Супер Кофе? Что это? И почему это делает Фицрой? Она не заслуживает доверия, только не она! У нее проблемы с гневом! Я читал ваш рапорт!

— Сегодня гнев пропал, по крайней мере, пока. Она нам помогает. Делает все правильно. И если ничего грандиозного не произойдет, все эти женщины заснут, Лор. Все. Супер Кофе это или просто кофе. Они заслужили каплю надежды. Поговорите с Ван, и следуйте ее примеру, если возникнет чрезвычайная ситуация.

Хикс схватил Клинта за куртку. Его увеличенные глаза бегали в панике.

— Вы не можете уйти! Вы не можете покинуть свой пост!

— Почему нет? Вы же смогли. — Клинт увидел, как Хикс вздрогнул, и хотел, чтобы он что-то возразил на его слова. Он взял руку Хикса и аккуратно снял с куртки.

— Вы проведали свою жену, мне нужно проведать Джареда и Лилу. И я вернусь.

— Когда?

— Как только смогу.

— Я хотел бы, чтобы все они заснули! — Хикс хохотнул. Его голос был похож на голос капризного ребенка. — Все эти воровки, проститутки, наркоманки, каждая из них! Мы должны дать им снотворное вместо кофе! Это решит все проблемы, не так ли?

Клинт просто смотрел на него.

— Хорошо. — Хикс постарался расправить плечи. — Я понимаю. Вы любите друг друга. Просто… все это… все эти женщины… у нас их полна тюрьма!

Ты только сейчас это понял? подумал Клинт, а потом спросил Хикса, как дела у его жены. Он предполагал, что должен был спросить об этом раньше. Однако черт возьми, вряд ли бы в подобной ситуации Хикси спросил бы о Лиле.

— Бодрствует, по крайней мере, пока. Она… — Хикс прочистил горло, и его взгляд уклонился от Клинта. — У нее есть какие-то таблетки.

— Хорошо. Это хорошо. Я постараюсь быс…

— Док. — Это была Ванесса Лэмпли, и не через интерком. Она стояла позади них, в холле у входной двери. Она оставила Будку без присмотра, что-то совсем неслыханное. — Вы должны пойти и взглянуть на это.

— Ван, я не могу. Мне нужно проведать Джареда, и мне нужно увидеть Лилу…

Чтобы сказать ей прощай, подумал Клинт. До него внезапно дошло. Чувство потенциальной неизбежности. Сколько еще она может не спать? Не долго. По телефону его голос звучал — издалека, как будто уже была частью пути в иной мир. Как только она задремлет, не было причин полагать, что она сможет вернуться.

— Я понимаю, — сказала Ванесса, — но это займет не более минуты. Вы тоже, мистер Хикс, сэр. Это… я не знаю, но это может все изменить.

— Следите за вторым монитором, — сказала Ван, когда они добрались до Будки.

В настоящее время он показывал коридор Крыла А. Две женщины — Жанетт Сорли и Энджела Фицрой — толкали тележку с кофе к камере А-10, находящейся в конце коридора. Они остановились до того, как добрались до места, чтобы поговорить с чрезвычайно большой заключенной, которая почему-то обосновалась в дезинфекционной камере.

— Пока у нас было, по крайней мере, десять спящих женщин, опутанных этой хренью, — сказала Ван. — Сейчас их может быть уже пятнадцать. Больше всего их в камерах, но три — в комнате отдыха и еще одна в мебельном цехе. Как только они засыпают, из них выскальзывает это дерьмо. Кроме…

Она нажала кнопку на пульте, и монитор показал камеру А-10. Их новая заключенная лежала на наре с закрытыми глазами. Ее грудь поднималась и опадала в медленном дыхании.

— Кроме нее, — сказала Ван. В ее голосе слышалось нечто, похожее на трепет. — Новая рыбка спит как ребенок, и единственное, что есть на ее лице, это ее свежевымытая Камэем[187] кожа.

Свежевымытая Камэем кожа. Что-то в этом поразило Клинта, но тут же ускользнуло под впечатлением того, что он видел и его переживаниях о Лиле.

— Она не обязательно спит только потому, что ее глаза закрыты.

— Послушайте, Док, я здесь работаю дольше, чем вы. Я знаю, когда они просыпаются, и я знаю, когда они спят. Эта женщина спит, и уже, по крайней мере, сорок пять минут. Кто-то что-то бросает, чем-то грохочет, она дергается, а потом переворачивается.

— Следите за ней. Вы должны предоставить мне подробный рапорт, когда я вернусь, — сказал Клинт. — Мне нужно идти.

Несмотря на настойчивость Ван в том, что она может увидеть разницу между сном и закрытыми глазами, он не был в этом уверен. И он должен был увидеть Лилу, пока у него еще был шанс. Он не хотел потерять ее с этим — этим чтобы там ни было, ради чего она лгала — между ними.

Он вышел за дверь и направился к своей машине, прежде чем то, что беспокоило его, наконец-то, сошлось в его голове. Эви Блэк неоднократно ударялась лицом о проволочную сетку полицейской машины Лилы, и всего лишь несколько часов спустя, припухлость и синяки полностью исчезли. Не осталось ничего, на том месте, где они были, кроме свежевымытой Камэем кожи.

Жанетт вела кофе-вагон, пока Энджела шла рядом с ней, стуча по одной из крышек кофейника и крича:

— Кофе! Специальный кофе! У меня есть живчик для всех вас! Будете скакать вместо сна!

В Крыле А у них было немного клиентов, так как большая часть камер была открыта и пуста. Ранее, в Крыле В, они испытали свой напиток на Ри. Реакция Ри была предварительным просмотром того, что должно произойти. Специальный кофе мог быть хорошей идеей, но трудно перевариваемой. Ри вздрогнула и протянула ей чашку обратно после первого же глотка.

— Черт побери, Жанетт, я принимала кокс, но это слишком крепко даже для меня.

— Крепкий держит дольше! — Провозгласила Энджела. Сегодня вечером она обменяла свой обычный южный акцент на маниакально обаятельный гетто-диалект. Жанетт удивлялась, сколько чашек этого кофе Энджела проглотила сама. Кажется, у нее не было с этим никаких проблем. — Это блок питания, пей его до дна, манекеномания, мумиям хана!

Одна из женщин Крыла А смотрела на нее.

— Брось свой рэп, дорогая, я говорю, давай диско.

— Ты еще будешь скучать по моим рифмам. Мы делаем тебе одолжение. Если ты не пьешь, ты не думаешь.

Но действительно ли откладывание неизбежного было хорошей идеей? Жанетт поначалу так и думала, памятуя о сыне, но её снова клонило ко сну, и она чувствовала безнадегу, ожидавшую прямо за углом. И они не могли отложить неизбежное надолго; когда они принесли свое предложение о Супер Кофе офицеру Лэмпли, в тюрьме было трое спящих, но с тех пор ушли еще несколько. Жанетт не поднимала этот вопрос. Не потому, что боялась знаменитого гнева Энджелы, а потому, что идея обсуждать что-либо была утомительной. Она приняла три чашки особенного кофе — ну, две с половиной, ее желудок отказался принимать всю третью чашку — и она все еще чувствовала сонливость. Казалось, что прошёл год с тех пор, как Ри разбудила ее, и спросила, наблюдает ли Жанетт за лучом света, проникающим через оконную решетку, который полз по полу камеры.

Луч света меня не волнует, сказала Жанетт.

А я говорю, что тебя не может не волновать этот луч света, ответила Ри, и теперь это проигрывалось снова и снова в голове Жанетт, как какой-то сумасшедший Дзен Коан.[188] Не может не волновать не имело смысла, не так ли? Или, может быть, имело. Разве не существовало какое-то правило о двойном отрицании? Если да, то, возможно, это имело смысл. Возможно…

— Вау! Держись, подруга! — Взревела Энджела, и резко тормознула кофе-вагон. Ручка тележки врезалась в промежность Жанетт, временно разогнав сонливость. Специальный кофе выплеснулся из кофейников, как и сок из кувшинов.

— Что за херня? — Спросила она. — Что, черт возьми, случилось, Энджела?

— Это моя подруга Клаудия! — Крикнула Энджела. — Привет, детка!

Они прошли двадцать футов по коридору Крыла А. На скамейке дезинфекционной камеры, рядом с диспенсером, заправленным салфетками Квелл, сидела и плакала Клаудиа Стефенсон, известная всем заключенным (и офицерам, хотя они не использовали это прозвище вслух) как Клаудиа «Сиськи-бомба». Тело, о котором идет речь, уже не выглядело бомбой, как это было еще десять месяцев назад. С момента включения в его рацион крахмала и галлонов тюремного соуса, тело набрало дополнительные тридцать или сорок фунтов. Ее руки покоились на брюках коричневой тюремной робы. Куртка, которая шла с ними, лежала скомканной у её ног, открывая спортивный бюстгальтер размера XL. Сиськи Клаудии, по мнению Жанетт, все еще были удивительными.

Энджела плеснула кофе в пластиковую чашку, разлив некоторое количество по полу в приступе неуемного энтузиазма. Она протянула чашку Клаудии. — Выпей, мисс Бомба! Крепкий держит дольше! Оплата почасовая,[189] сестра!

Клаудия покачала головой и продолжила смотреть на плиточный пол.

— Клаудия? — Спросила Жанетт. — Что случилось?

Некоторые заключенные завидовали Клаудии, но Жанетт она нравилась, и она ее жалела. Клаудия похитила много денег из пресвитерианской церкви, где она была старшей для того, чтобы удовлетворить дикие наркотические привычки своего мужа и старшего сына. Эти двое находились в настоящее время на свободе, вольные, как птицы. У меня есть для тебя рифма, Энджела, подумала Жанетт. Мужчины играют, женщины платят.[190]

— Ничего страшного, я просто на нервозе. — Клаудия не сводила глаз с пола.

— Что делать-то будешь? — Спросила Жанетт.

— Попрошу ее дать мне возможность спать нормально, как и она.

Энджела подмигнула Жанетт, высунула язык, поводила им по губам из одного угла рта в другой, и сделала пальцем пару кругов вокруг уха.

— О ком ты говоришь, мисс Бомба?

— О новенькой, — сказала Клаудиа. — Я думаю, что она дьявол, Энджела.

Этот привело Энджелу в восторг. — Дьявол-ангел! Ангел-дьявол! — Она изобразила руками весы, поднимая их вверх и вниз. — Это история моей жизни, мисс Бомба.

Клаудия сказала:

— Должно быть, она какая-то ведьма, если она единственная, кто может спать, как раньше.

— Я не понимаю тебя, — сказала Жанетт.

Клаудия наконец-то подняла голову. Под глазами у нее были фиолетовые синяки.

— Она спит, но не в одном из этих коконов. Иди, посмотри сама. Спроси, как она это делает. Скажи ей, что если она хочет мою душу, она может ее забрать. Я просто хочу снова увидеть Майрона. Он мой сын и нуждается в своей маме.

Энджела бросила чашку с кофе, которую предлагала Клаудии, в урну, а затем повернулась к Жанетт.

— Мы собираемся на это посмотреть. — Она не стала дожидаться, пока Жанетт согласится.

Когда Жанетт подъехала со своим кофе-вагоном, Энджела уже держалась за решетку и заглядывала внутрь. Женщина, которую Жанетт видела мельком, когда Петерс напал на нее, теперь лежала на наре — конечности вялые, глаза закрытые, дышит равномерно. Ее темные волосы раскинулись чудным веером. Ее лицо, вблизи еще более красивое, было девственно чистым. Оно не только не покрылось паутиной, но и синяки, которые Жанетт видела ранее, исчезли. Как это было возможно?

Может быть, она и впрямь дьявол, подумала Жанетт. Или ангел, который сошел с небес, чтобы спасти нас. Только это вряд ли было возможно. Ангелы не летали в этом месте. Других, кроме Энджелы Фицрой, не было, и у неё явно не было крыльев.

— Просыпайся! — Крикнула Энджела.

— Энджела? — Она предупредительно положила руку на плечо Энджелы. — Может быть, не надо…

Энджела движением плеча сбросила руку Жанетт и попыталась открыть двери камеры, но та была заперта. Энджела схватила крышку кофейника и начала бить ей по решетке, создавая дьявольский шум, из-за которого Жанетт была вынуждена закрыть уши.

— Просыпайся, сууучара! Просыпайся, и попробуй чертов кофе!

Женщина на наре открыла глаза, которые были миндалевидными и такими же темными, как и ее волосы. Она опустила ноги на пол, — какими же стройными и миловидными они были, даже в этой мешковатой обертке — и зевнула. Она протянула руки, выпятив вперед груди, по сравнению с которыми груди Клаудии явно тускнели.

— Гости! — Крикнула она.

Ее голые ноги едва касались пола, когда она бежала к решетке Она протянула через решетку руки, схватив одну из рук Энджелы, и одну из рук Жанетт. Энджела инстинктивно одернулась. Жанетт была слишком ошеломлена. Было ощущение, что какое-то мягкое электричество переходит из руки новенькой в ее собственную.

— Энджела! Я так рада, что ты здесь! Я могу говорить с крысами, но они ограниченные собеседники. Не жалуюсь, просто реальность. Каждое существо индивидуально по своим достоинствам. Насколько я понимаю, Генри Киссинджер[191] — увлекательный собеседник, но при этом вспомните всю ту кровь, которую этот человек имеет на своих руках! Предоставьте мне выбор, и я выберу крысу — вы можете напечатать это в газете, просто убедитесь, что правильно пишете мое имя.

— Что за херню ты несешь? — Спросила Энджела.

— Ничего особенного. Извините, болтаю лишнее. Я как раз посещала мир по ту сторону. Мозги плавятся, когда я бегаю туда-сюда. А вот и Жанетт Сорли! Как Бобби, Жанетт?

— Откуда ты знаешь наши имена? — Спросила Энджела. — А как ты можешь спать, не покрываясь всем этим дерьмом?

— Я Эви. Я пришла с Дерева. Это интересное место, не так ли? Такое живое! Столько надо сделать и посмотреть!

— Бобби в порядке, — сказала Жанетт. Ощущение такое, словно она во сне… и, возможно, так и было. — Я бы хотела увидеть его еще раз, прежде чем засну…

Энджела дернула Жанетт так сильно, что она чуть не упала.

— Заткнись, Джини. Дело не в твоем мальчике. — Она протянула руки в камеру и схватила Эви за отвороты тюремной робы. — Как тебе удается засыпать и просыпаться? Скажи мне, или я причиню тебе такую боль, какую ты никогда не испытывала. Я заставлю твою пизду и твою задницу поменяться местами.

Эви громко расхохоталась.

— Это было бы медицинским чудом, не так ли? Я должна буду научиться ходить в туалет по-новому.

Энджела покрылась румянцем.

— Хочешь поиграть со мной? Ты этого хочешь? Ты думаешь, что только потому, что ты в камере, я не смогу до тебя добраться?

Эви посмотрела на её руки. Только посмотрела. Энджела вскрикнула и отшатнулась. Ее пальцы стали красными.

— Меня подожгли! Эта сука как-то подожгла меня!

Эви повернулась к Жанетт. Она улыбалась, но Жанетт думала, что в этих темных глазах таится печаль и хорошее чувство юмора.

— Проблема сложнее, чем она может показаться вначале — я это понимаю. Я это знаю. Есть феминистки, которые любят говорить, что все мировые проблемы происходят от мужчин. От их врожденной агрессивности. У них есть мнение, что женщина никогда не начнет войну — хотя, поверьте мне, некоторые войны определенно начинались из-за них — но так же есть множество плохих женщин, хуже, чем те, с причиндалами. Я не буду этого отрицать.

— Что за дерьмо ты несешь?

Она оглянулась на Энджелу.

— Доктор Норкросс подозревает тебя, Энджела. Это я о том домовладельце, которого ты убила в Чарльстоне, если что.

— Я никого не убивала! — Но при этом лицо Энджелы явно побледнело, и она сделала шаг назад, натыкаясь на кофе-вагон. Ее покрасневшие руки были прижаты к груди.

Эви направила взгляд на Жанетт, говоря спокойным доверительным тоном:

— Она убила пятерых мужчин. Пятерых. — И теперь она снова перевела взгляд на Энджелу. — Это какое-то время было своеобразным хобби, не так ли, Энджела? Ты автостопом держала путь в никуда, с ножом в сумочке и небольшим револьвером 32 калибра в боковом кармане той куртки из овечьей шерсти, которую ты всегда носила. Но ведь это еще не все, верно?

— Заткнись! Заткнись!

Удивительные глаза посмотрели на Жанетт. Ее голос был спокойный и теплый. Это был голос женщины из телевизионной рекламы, которая рассказывала своей подруге, что у нее тоже были проблемы с пятнами травы на детских штанах, и только этот новый стиральный порошок все изменил.

— Она забеременела, когда ей было семнадцать. Завернула его в большой слой одежды. Автостопом доехала до Уиллинга — она тогда еще никого не убивала, хорошее для нее было время — и сняла номер. Взяла ребенка…

— Заткнись, я сказала!

Наблюдающие за происходящим по монитору учли возможность конфликта: Рэнд Куигли и Милли Олсон бежали по коридору, Куигли с Мэйсом[192] в руке, Олсон с шокером, установленным на среднюю мощность.

— …утопила его в раковине и бросила тело в мусоросжигающую печь. — Эви несколько раз моргнула, гримасничая, и, мягко добавила, — Попалась, ласка.

Куигли пытался схватить Энджелу. Она мгновенно развернулась на его прикосновение, нанесла удар и перевернула тележку с кофе, соком и т. д… Коричневая жижа — уже не кипяток, но все еще горячая — залила ноги Милли Олсон. Она закричала от боли и упала на задницу.

Жанетт с изумлением наблюдала, как Энджела набросилась на Куигли, хватая за шею одной рукой и выцарапывая Мэйс другой. Баллончик упал на пол и покатился через решетку камеры. Эви наклонилась, взяла его, предложила Жанетт.

— Нужно это?

Жанетт немедленно его взяла.

Офицер Олсон плескалась в коричневой луже, выбираясь из-под перевернутого кофе-вагона. Офицер Куигли пытался уйти от удушающего. Хотя Энджела был тощей и Куигли был крупнее ее, по меньшей мере, на пятьдесят фунтов, Энджела потрясла его, словно собака змею, и бросила на кофе-вагон, в то время как Милли Олсон поднималась, и они упали уже вместе, с ударом и всплеском. Энджела бросилась назад, к камере, ее глаза были огромные и блестели на узком маленьком лице.

Эви расставила руки так широко, насколько позволяли решетки, и протянула их к Энджеле, как любовница, манящая свою возлюбленную. Энджела протянула руки навстречу, пальцы согнулись в когти, и с криком бросилась на нее.

Только Жанетт увидела, что произошло дальше. Два офицера все еще пытались выпутаться из перевернутого кофе-вагона, а Энджела захлебывалась в ярости. Жанетт успела подумать, я не просто вижу выход дурного характера, это настоящий психический припадок. И в этот момент рот Эви открылся настолько широко, что вся нижняя половина ее лица, казалось, исчезла. Из него вылетела стая — нет, поток — мотыльков. Они стали кружиться вокруг головы Энджелы, некоторые залезли в шапку её крашеных волос. Она закричала и стала от них отбиваться.

Жанетт ударила Энджелу по затылку баллончиком Мэйса. Я собираюсь нажить здесь врага, подумала она, но, может быть, она уснет прежде, чем сможет мне отомстить.

Мотыльки начали подниматься к зарешеченным плафонам на потолке Крыла А, часть полетела вглубь тюрьмы. Энджела развернулась, все еще копошась в голове (хотя все мотыльки из ее волос теперь, казалось, присоединились к своим товарищам), и Жанетт направила Мэйс прямо в лицо кричащей женщины.

— Ты видишь, насколько сложна проблема, не так ли, Жанетт? — Сказала Эви, в то время как Энджела ударилась об стену, воя и яростно потирая глаза. — Я думаю, пришло время стереть все эти равенства мужчина-женщина. Просто нажать кнопку Удалить и начать все сначала. О чем ты думаешь?

— Я хочу увидеть своего сына, — сказала Жанетт. — Я хочу увидеть своего Бобби.

Она отбросила баллончик Мэйса и заплакала.

Пока это происходило, Клаудия «Сиськи-бомба» Стефенсон вышла из дезинфекционной камеры и решила подыскать себе более безмятежное место и новые перспективы. Этим вечером в Крыле А было слишком шумно. Слишком мрачно. Этот особенный кофе был разлит повсюду, и издавал дурной запах. Ты не могла идти и пытаться бодаться с дьяволом, когда твои нервы были не в порядке, таков был здравый смысл. Она может поговорить с дамой из А-10 позже. Она прошла Будку и вошла в Крыло В. Она оставила свою куртку позади.

— Заключенная! — Ван Лэмпли наклонилась из Будки, откуда наблюдала за вспыхнувшим противостоянием. (Энджела с её, блядь, Супер Кофе; Ван был слишком уставшей, чтобы бичевать себя, но ей никогда не нравился этот план). Она послала Куигли и Олсон, чтобы разрядить ситуацию, и собиралась поспешить и присоединиться к ним, когда Стефенсон прошла мимо.

Клаудия не ответила, просто продолжала идти.

— Ты ничего не забыла? Это тюрьма, а не бордель. Говорю с тобой, Стефенсон! Куда ты идешь?

Но ей, Ван, правда, не все ли равно? Многие из них блуждали сейчас по тюрьме, вероятно, просто пытались не заснуть, а между тем, там, в дальнем конце Крыла, творилось блядство. Вот где она была нужна.

Она начала идти, но Милли Олсон — кофе пропитало всю одежду — ей помахала.

— Все под контролем, — сказала Милли. — Я заперла эту сумасшедшую сучку Фицрой. Ситуация нормализовалась.

Ван, думая, что ничего не было под контролем и ничего не может нормализоваться, кивнула.

Она попыталась взглядом найти Стефенсон и не увидела ее. Она вернулась в Будку и вывела первый этаж Крыла В на один из мониторов, чтобы как раз увидеть Клаудию, входящую в В-7, камеру, которую занимали Демпстер и Сорли. Только Сорли все еще была в Крыле А, а Демпстер Ван не видела уже довольно давно. Заключенные частенько опускались до мелкого воровства, если находили камеру пустующей (излюбленными мишенями были психостимуляторы и трусы), и такие набеги неизбежно вызывали неприятности. У нее не было причин подозревать Клаудию, которая, несмотря на то, что была достаточно большой, чтобы вызывать множество хлопот, не была на такое способна. Тем не менее, быть подозрительной — это работа Ван. Ей не нужна была стычка между осужденными из-за украденного имущества. Только не со всей этой хренью, которая происходит.

Ван решила быстренько все проверить. Это была просто интуиция, но ей не понравилось, как шла Клаудия, опустив голову, волосы закрывают лицо, верхняя одежда сброшена Бог знает где. Это займет всего минуту, и она просто должна встать, чтобы размять ноги. Разогнать кровь.

У Клаудии не было даже мысли о воровстве. Все, чего она хотела, это небольшую задушевную беседу. Пройдет время, пока Крыло А успокоится и она сможет поговорить с новой женщиной и узнать, как она, Клаудия, может заснуть и проснуться, как обычно. Новая женщина может сначала ей не сказать, но вдруг потом скажет. Дьявол непредсказуем. Ведь он когда-то был ангелом.

Ри лежала на своей наре, повернувшись лицом к стене. Клаудия впервые заметила, и не без грусти, что волосы Ри стали седыми. Это касалось и Клаудии, но она их осветляла. Когда она не могла позволить себе настоящие осветлители (точнее, когда ей не удавалось убедить своих немногочисленных посетителей принести ей Нутри Блонд, ее любимый), она пользовалась РиЛемон[193] из кухни. Кислота работала хорошо, но держалась недолго.

Она потянулась, чтобы прикоснуться к волосам Ри, а затем отдернулась назад с негромким криком, когда некоторые серые волокна прилипли к ее пальцам. Волокна колебались в воздухе секунду или две, а затем растаяли.

— О, Ри, — заплакала Клаудия. — Только не ты.

Но, может быть, еще не поздно; пока было лишь несколько прядей, сплетающихся в кокон в волосах Ри. Может быть, Бог послал Клаудию в B-7, пока еще не было поздно. Может, это был тест. Она взяла Ри за плечо и перевернула на спину. Волокна начинали выходить из щеки Ри и ее изъеденного шрамами лба, пряди паутины выходили из ее ноздрей и колебались в ее дыхании, но ее лицо по-прежнему было видно.

Ну, в основном.

Клаудия воспользовалась одной рукой, чтобы начать счищать это дерьмо со щек Ри, переходя с одной стороны на другую, не пренебрегая белоснежными волокнами, выходящими из ее рта, и оплетающими губы. Другой рукой Клаудия схватила Ри за плечо и начала трясти.

— Стефенсон? — Из коридора. — Заключенная, что ты там делаешь? Это не твоя камера.

— Просыпайся! — Клаудия плакала, тряся сильнее. — Проснись, Ри! До того, как ты не сможешь!

Ничего.

— Заключенная Стефенсон? Я с тобой говорю.

— Это офицер Лэмпли, — сказала Клаудия, до сих пор тряся Ри и соскабливая безжалостные белые волокна — Боже, а ведь я была на шаг впереди. — Она мне нравится, разве не так? Не так ли, Ри? — Клаудиа заплакала. — Не уходи, дорогая, слишком рано уходить!

И сначала она думала, что женщина на койке была с этим согласна, потому что ее глаза открылись, и она стала улыбаться.

— Ри! — Сказала Клаудия. — О, слава Богу! Я думала, что ты…

Только улыбка продолжала распространяться, губы тянулись назад, пока улыбка не превратилась в оскал. Ри села, прижала руки к шее Клаудии и откусила одну из любимых сережек Клаудии, маленькое пластиковое лицо котенка. Клаудия закричала. Ри выплюнул серьгу вместе с частью уха, и потянулась к горлу Клаудии.

Клаудия весила больше Ри Демпстер на семьдесят фунтов, и она была сильной, но Ри сошла с ума. Клаудия едва сдерживала ее. Пальцы Ри соскользнули с шеи Клаудии, и ее ногти впились в голые плечи большой женщины, вызывая кровь.

Клаудия начала отступать от нары к открытой двери камеры, Ри вцепилась в нее, как гипс, рыча, скрипя зубами и дергаясь из стороны в сторону, пытаясь вырваться из захвата Клаудии, чтобы наносить ей реальные повреждения. Затем они переместились в коридор, заключенные кричали, офицер Лэмпли ревела, но эти звуки были в другой галактике, другой вселенной, потому что глаза Ри выпячивались, а зубы Ри жевали в дюймах от лица Клаудии, а затем, о Боже, ее ноги запутались, и Клаудия распласталась в коридоре Крыла В с Ри, сидящей на ней.

— Заключенная! — Кричала Ван. — Заключенная, отпусти!

Женщины кричали. Клаудия не могла, по крайней мере, поначалу. Крик набирал силу, и она в нем нуждалась, чтобы остановить сумасшедшую — демона. Только ничего не вышло. Этот щелкающий рот закрывался и открывался. Она могла чувствовать запах дыхания Ри и видеть капли слюны Ри, с крошечными белыми волокнами, танцующими в каждой капле.

— Заключенная, я достаю оружие! Не заставляй меня стрелять! Пожалуйста, не заставляй меня делать это!

— Застрели ее! — Кто-то кричал, и Клаудия поняла, что кто-то — это она. Оказалось, у нее все-таки хватило сил. — Пожалуйста, офицер Лэмпли!

В коридоре прогремел сильный взрыв. Большая черная дыра образовалась во лбу Ри, прямо посреди сетки рубцовой ткани. Ее глаза подкатились, как будто она пыталась рассмотреть, кто ее застрелил, и теплая кровь разбрызгалась по лицу Клаудии.

Последним волевым усилием, Клаудиа отпихнула Ри. Ри упала на пол коридора с мягким стуком. Офицер Лэмпли стояла с расставленными ногами и держала перед собой пистолет, зажатый в обеих руках. Дым из дула напомнил Клаудии о белых волокнах, прилипших к пальцам, когда она расчесывала волосы Ри. Лицо офицера Лэмпли было бледным, за исключением фиолетовых мешков под глазами.

— Она собиралась убить меня, — прохрипела Клаудия.

— Я знаю, — сказала Ван. — Я знаю.

Глава 17

На полпути в город, Клинт Норкросс задумался, что заставило его заехать на парковку закусочной Олимпия и припарковаться рядом с вывеской, на которой было написано: О, Боже, попробуй НАШ яичный пирог. Он достал телефон и набрал ХИКС. У Клинта не оказалось его номера, что говорило о его отношениях с заместителем начальника Дулингского исправительного учреждения. Он прокрутил дальше и нашел ЛЭМПЛИ.