Спящие красавицы Кинг Стивен
— Пошел ты на хуй, Клинт. Ты не настоящий доктор.
И когда он поднял фляжку и сделал еще один дерзкий глоток, у Фрэнка поднялось настроение. К завтрашнему дню исполняющий обязанности шерифа Кумбс окажется в торбе. Тогда он, Фрэнк, возьмет на себя ответственность. Не будет никаких семидесяти двух часов, и его не волнует, является ли Ева Блэк ведьмой, феей, принцессой, или Красной королевой из Страны чудес.[355] Все, что ему нужно было знать о Еве Блэк, было в одном коротком телефонном звонке.
Прекрати, сказал ей он — чуть ли не умолял ее — когда она позвонила ему с украденного телефона. Отпусти женщин.
Для этого тебе придется меня убить, ответила эта женщина.
Именно это и намеревался сделать Фрэнк. Если это вернет женщин — будет счастливый конец. А если нет — месть за то, что забрала единственного в его жизни человека, который имел значение. Каким бы не был конец, проблема будет решена.
Пока Ван Лэмпли толкала заглохший квадроцикл — без понятия, что делать дальше — мимо неё пролетел паренек на одном из тех велосипедов с огромным рулем. Он набрал достаточную скорость, чтобы его волосы встали дыбом, а в его глазах застыло выражение беспредельного ужаса. Это могло быть вызвано чем угодно из того, что сейчас творилось в мире, но Ван не сомневалась, кто зажег огонь под жопой пацана. Это была не интуиция, это была твердая уверенность.
— Пацан! — Крикнула она. — Эй, пацан, где они?
Кент Дейли не обратил на неё внимания, только педали засверкали быстрее. Он думал о старой бездомной женщине, над которой они прикалывались. Они не должны были этого делать. Бог сделал обратку. Он заставил его за это заплатить. Педали закрутились еще быстрее.
Хотя Мэйнард Гринер и покинул учебные коридоры еще в восьмом классе (и те коридоры были рады его уходу), он неплохо обращался с техникой; когда младший брат передал ему базуку и одну из гранат, он стал обращаться с ними, как если бы делал это всю свою жизнь. Он осмотрел корпус с коническим обтекателем, провод, который побежал вниз по боку, и ребра у основания. После чего хрюкнул, кивнул и совместил ребра гранаты с пазами внутри трубки. Заряд проскользнул в трубку, проще простого. Он указал на рычаг над спусковым крючком и под черной пластиковой инвентарной биркой.
— Отойди назад. Нужно его взвести.
Лоу так и сделал, и услышал щелчок.
— Это все, Мэй?
— Должно быть, если Фриц засунул в неё свежую батарейку. Я думаю, что спуск там лекстрический.[356]
— Если он этого не сделал, то я пойду туда и сожру его мозг, — сказал Лоу. Его глаза сверкали, когда он подошел к стеклянному окну с золотой надписью Дрю Т. Бэрри и положил базуку на плечо, полностью подражая тому, что видел в боевиках.
— Отойди-ка, брат!
Батарея ударно-спускового механизма оказалась просто прекрасной. Последовал негромкий вууух. Огненный выхлоп вылетел из раструба. Окно вывалилось на улицу, и прежде чем кто-либо успел сделать вдох, приемная департамента шерифа взорвалась. Куски кирпича песочного цвета и осколки стекла дождем падали по улице.
— Яяяя-хуууу! — Мэй шлепнул брата по спине. — Ты это видел, брат?
— А то, — ответил Лоу. Где-то глубоко внутри разрушенного департамента сработала сигнализация. Отовсюду сбегались любопытные. Фасад здания представлял собой зияющий рот, наполненный сломанными зубами. Они могли видеть пламя внутри, и документы, которые трепетали вокруг, словно певчие птицы. — Перезаряди-ка.
Мэй совместил ребра второго снаряда с пазами трубы и крепко зафиксировал его.
— Готово! — Мэй прыгал от волнения. Это было веселее, чем когда они бросили динамитную шашку в резервуар для разведения форели в Тупело-Кроссинг.
— Ложись! — Крикнул Лоу, и нажал на курок базуки. Граната пролетела через улицу в клубах дыма. Люди, которые вышли поглядеть, увидев её, поджав хвост, валились на асфальт. Второй взрыв раскурочил центр здания. Линни, спящая в коконе, пережила первый взрыв, но не второй. Мотыльки взлетели с того места, где она лежала, и вспыхнули.
— Дай и мне жахнуть! — Мэй тянул руки к базуке.
— Нет, нам нужно убираться отсюда, — сказал Лоу. — Но ты получишь свой шанс, брат. Я обещаю.
— Когда? Где?
— У тюрьмы.
Ошеломленная Ван Лэмпли стояла рядом со своим квадроциклом. Она увидела первый инверсионный след, пересекающий Мэйн-стрит, и знала, что это значит еще до взрыва. Эти пиздоватые братья Гринеры достали гранатомет или что-то типа того у Фрица Машаума. Когда дым от второго взрыва развеялся, она могла видеть, как пламя хлыщет из отверстий, которые когда-то были окнами. Одна из тройных дверей лежала на улице, скрученная в штопор из хромированной стали. Остальных нигде не было видно.
Горе любому, кто там был, подумала она. Рэд Плэтт, один из продавцов Дулингского отделения Киа, подошел к ней, покачиваясь и чертыхаясь. Кровью была залита вся правая сторона его лица, а нижняя губа больше не представляла единого целого с лицом — хотя учитывая всю эту кровь, трудно было понять наверняка.
— Что это было? — Рэд кричал надтреснутым голосом. Осколки стекла блестели в его редеющих волосах. — Что это было?
— Работа двух свингующих придурков, которых нужно замести, прежде чем они кому-нибудь еще навредят, — сказала Ван. — Тебя нужно подлатать, Рэд.
Она подошла к заправке Шелл, почувствовав себя бодрой впервые за несколько дней. Она знала, что это не продлится долго, но пока это происходило, она намеревалась покататься на адреналине. Автозаправочная станция была открыта, но без присмотра. Ван нашла десятигалонную канистру в гаражном отсеке, заполнила её с помощью одного из насосов, и оставила двадцатку на прилавке рядом с кассой. Мир может кануть в лету, но она была воспитана в необходимости платить по счетам. Она вернулась к квадроциклу, залила бак и отправилась из города в направлении, откуда приехали братья Гринеры.
Похоже, у Кента Дейли намечалась очень плохая ночь, а ведь еще не было и восьми часов. Он только повернул на Шоссе № 31 и ускоренным темпом начал движение к автобусам, блокирующим Западную Лавин, когда был сбит с велосипеда и упал на землю. Его голова врезалась в асфальт, и перед глазами замелькали яркие огни. Когда они ушли, он увидел дуло винтовки в трех дюймах от своего лица.
— Черт побери! — Воскликнул Рид Бэрроуз, помощник шерифа, который свалил Кента. Рид находился на посту в юго-западной точке розы ветров Терри. Он опустил оружие и схватил Кента за перед рубашки. — Я знаю тебя, ты парень, который кидал петарды в почтовые ящики в прошлом году.
Мужчины бежали к ним от нового, усовершенствованного блокпоста, Фрэнк Джиари впереди всех. Терри Кумбс плелся сзади, слегка виляя. Они знали, что произошло в городе; уже было с десяток звонков на десяток сотовых телефонов, и они легко могли видеть огонь посреди Дулинга с этой высокой точки. Большинство из них хотели направить туда свои задницы, но Терри, опасаясь, что это была диверсия, с целью вытащить женщину, приказал им вернуться и занять свои места.
— Что ты здесь делаешь, Дэйли? — Спросил Рид. — Я мог бы тебя застрелить.
— Мне поручили передать сообщение, — сказал Кент, потирая затылок. Кровотечения не было, но там образовался большой синяк. — Для Терри или Фрэнка, или для них обоих.
— Какого хрена происходит? — Спросил Дон Петерс. В какой-то момент он надел футбольный шлем; его глаза, спрятанные в тени сетчатой маски, были похожи на глаза маленькой голодной птицы. — Кто это?
Фрэнк оттолкнул его в сторону и опустился на одно колено рядом с парнем.
— Я Фрэнк, — сказал он. — Что за сообщение?
Терри тоже припал на колено. Его дыхание благоухало перегаром.
— Ну же, сынок. Сделай сигнал смерти… глубокий вдох…[357] и соберись.
Кент собрал свои рассеянные мысли.
— Эта женщина в тюрьме, особенная, у нее есть друзья в городе. Много. Двое из них схватили меня. Они сказали вам прекратить то, что вы делаете и уйти, иначе полицейский участок будет только началом.
Губы Фрэнка растянулись в улыбке, которая была совершенно не к месту. Он повернулся к Терри.
— И что вы думаете, шериф? Мы будем хорошими мальчиками и уйдем?
Маленький Лоу и сам не был кандидатом в Менса,[358] но при этом обладал достаточной хитростью, позволявшей ему держать шайку-лейку Гринеров на плаву почти шесть лет, прежде чем он и его брат, наконец-то, были арестованы. (Лоу винил во всем свою щедрую натуру; они позволили этой пизде, Макдэвид, которой едва ли исполнилось двадцать, ошиваться с ними, и она их заложила, став стукачом.) У него было инстинктивное восприятие человеческой психологии в целом и мужской психологии в частности. Когда ты говорил мужчинам, что они ничего не должны делать, они это обязательно делали. Терри не колебался.
— Никуда мы не уйдем. Выступаем на рассвете. Пусть взрывают хоть весь чертов город.
Люди, которые собрались вокруг, завизжали ура!!! так хрипло и так дико, что Кент Дейли вздрогнул. Чего он хотел больше всего — довезти свою больную голову домой, запереть все двери и заснуть.
Все еще на адреналине, Ван стукнула в дверь Фрица Машаума так сильно, что та чуть не сорвалась с петель. Длинные пальцы руки, которые выглядели так, будто в них было слишком много косточек, оттянули в сторону грязную занавеску. Щетинистое лицо выглянуло наружу. Через минуту дверь отворилась. Фриц открыл было рот, но Ван схватила его и начала трясти, как терьер крысу, прежде чем он успел хоть что-то пикнуть.
— Что ты им продал, мерзкое маленькое дерьмо? Это была ракетная установка? Это была она, не так ли? Сколько тебе заплатили эти ублюдки, за удовольствие взорвать полицейский участок в центре города?
К тому времени они были внутри, Ван грубо тащила Фрица через его захламленную гостиную. Он слабо бил левой рукой по одному из ее плеч; другая его рука находилась в самодельной петле, которая, похоже, была сделана из простыни.
— Прекрати! — Кричал Фриц. — Прекрати, женщина, мне уже повредили чертову руку эти два кретина!
Ван пихнула его в грязное кресло, рядом с которым лежала кипа старых журналов в кожаном переплете
— Рассказывай.
— Это была не ракетная установка, это была винтажная российская базука, которую я хотел продать за шесть или семь тысяч долларов одному из тех парней, которые продают оружие на парковке в Уиллинге, а эти два мерзких ублюдка ее забрали!
— Ну, конечно, может, еще расскажешь, что ты не при делах? — Спросила Ван.
— Это правда. — Фриц посмотрел на нее поближе, его глаза скользили от ее круглого лица к ее большой груди, после к ее широким бедрам, а затем обратно. — Ты первая женщина, которую я видел за два дня. Как долго ты не спишь?
— С утра в прошлый четверг.
— Святые угодники, это должно быть рекорд.
— И даже близко нет. — Ван это погуглила. — Не отвлекайся. Эти парни на хрен взорвали полицейский участок.
— Я слышал адский взрыв, — признался Фриц. — Думаю, что базука отработала довольно неплохо.
— О, она сработала очень даже хорошо, — сказала Ван. — Не думаю, что ты знаешь, куда они пойдут дальше.
— Нет, понятия не имею. — Фриц начал ухмыляться, открывая зубы, которые не видели стоматолога в течение длительного времени, если вообще когда-либо видели. — Но я могу узнать.
— Как?
— Чертовы придурки схавали то, что я сказал им, что это был инвентарный номер, они просто мне поверили! — Его смех звучал как напильник, скребущий по ржавому металлу.
— О чем ты говоришь?
— GPS-навигатор.[359] Я прикрепляю их на все мои премиум штуки, на случай, если их украдут. Это я проделал и с базукой. Я могу отслеживать её на моем телефоне.
— Ты дашь это мне, — сказала Ван, и протянула руку.
Фриц посмотрел на нее, его водянисто-голубые глаза не спеша перекатывались под морщинистыми веками.
— Если ты найдешь мою базуку, ты отдашь мне её обратно, прежде чем заснешь?
— Нет, — сказала Ван, — но я не сломаю тебе руку в придачу к той, которую они вывихнули. Как насчет этого?
Маленький мужчина усмехнулся и сказал:
— Хорошо, но это только потому, что я слишком добрый с большими женщинами.
Если бы она чувствовала себя как раньше, до Авроры, Ван, возможно, вышибла из него дерьмо только за один этот идиотский комментарий — это было бы не трудно, и этим она оказала бы обществу огромную услугу — но в ее теперешнем состоянии, она пропустила колкость между ушей.
— Ну же.
Фриц поднялся с дивана.
— Телефон на кухонном столе.
Она отступила, направляя на него винтовку.
Он повел ее по короткому, темному коридору на кухню. Из-за зловонного запаха гари, Ван почувствовала рвотный позыв.
— Что ты здесь готовил?
— Леденцы, — сказал Фриц. И прыгнул к покрытому линолеумом столу.
— Леденцы? — Конфетами, о которых она знала, вовсе не пахло. Серые лоскутки, как кусочки сожженной газеты, были разбросаны по полу.
— Леденцы из моей жены, — сказал он. — Ныне покойной. Сжег болтливую старую кошелку кухонной спичкой. Никогда бы не подумал, что она займется от искры. — Его черные и коричневые зубы были обнажены в свирепой ухмылке. — Понимаешь? Искры?
Этого не избежать. Хочет она или нет, но ей придется причинить вред мерзкому ублюдку. Это была первая мысль Ван. Вторая — на покрытом линолеумом столике не было мобильного телефона.
Грохнула выстрел, и Ван резко выдохнула. Её отбросило на холодильник, по которому она опустилась на пол. Кровь от пулевого ранения на бедре. Винтовка, которую она держала, вылетела из рук. Пороховой дым вился от края обеденного стола и прямо до неё. Вот тогда она и заметила ствол, пистолет, который Машаум прятал под столешницей. Фриц освободил его от клейкой ленты, которая удерживала оружие, встал и подошел к столу.
— Никогда не мешает быть слишком осторожным. Держу заряженный пистолет в каждой комнате. — Он присел рядом с ней и направил ствол пистолета ей в лоб. Его дыхание пахло табаком и мясом. — Это была моя заготовочка. Что ты об этом думаешь, жирная свинья?
Она ничего об этом не думала, она делала. Правая рука Ван Лэмпли — рука, которая положила Хейли «Эвакуатор» О'Мира в схватке на чемпионате Огайо 2010 года в дивизионе для женщин 35–45 лет, и сломала локоть Эрин Мейкпис в 2011 году — была как пружина капкана. Эта рука взметнулась вверх, схватив запястье Фрица Машаума и сжимая стальными пальцами, дернула так яростно, что он упал на неё. Старинный пистолет выстрелил, положив пулю в пол между рукой Ван и её боком. Желчь поднялась в горле, когда его тело прижалось к ее ране, но она продолжала выкручивать запястье, и под таким углом все, что он мог сделать, это снова выстрелить в пол, прежде чем пистолет выскользнул из его руки. Кости затрещали. Связки разорвались. Фриц закричал. Он укусил её за руку, но она только сильнее вывернула запястье и начала методично пробивать в его затылок левым кулаком, все глубже погружая в голову бриллиант своего обручального кольца.
— Хорошо, хорошо! Агент! Чертов агент! Я отдам! — Кричал Фриц Машаум. — Хватит!
Но Ван не думала, что хватит. Ее бицепс сгибался и татуировка с надгробием — ваша гордость — распухала. Она продолжала выкручивать одной рукой и пробивать другой.
Глава 12
В её последнюю ночь в тюрьме, погода прояснилась — дождевые облака были сдуты на юг устойчивым ветром, открыв небо звездам и приглашая животных, поднять их головы, принюхаться и пообщаться. Никаких семидесяти двух часов. Даже думать не смей. Перемены наступят завтра. Животные чувствовали это так же, как они чувствуют грозу.
Эрик Бласс слушал храп Дона Петерса, сидя в неудобном положении рядом со своим напарником на самом заднем сиденье одного из школьных автобусов, пригнанных для блокирования Шоссе № 31. Смутные угрызения совести, которые Эрик чувствовал, вспоминая пылающую Старую Эсси, развеялись по мере угасания дня. Если никто даже не заметил, что её нет, то что она вообще такое?
Рэнд Куигли, гораздо более умный человек, чем большинство других, надо отдать ему должное, также сидел в неудобном положении. Он разместился в пластиковом кресле комнаты свиданий. Он крутил на коленях игрушечную машину среднего размера с детской площадки. Это был источник разочарования с тех самых пор, сколько Рэнд мог вспомнить; дети заключенных с энтузиазмом залезали в неё, удобно усаживались и ехали вперед, но быстро разочаровывались, потому что не могли повернуть. Проблема заключалась в сломанной оси. Рэнд взял тубу эпоксидной смолы из набора инструментов и склеил слом, и теперь он собирал все части вместе, усилив ось куском шпагата. Это могли быть последние часы его жизни, но офицер Куигли не слишком переживал. Его успокаивал тот факт, что он может делать что-то полезное все то время, которое ему отписала судьба.
На лесистом холме, возвышающемся над тюрьмой, Мэйнард Гринер смотрел на звезды и фантазировал о том, как расстреливает их из базуки Фрица. Если бы вы смогли это сделать, погасли бы они как лампочки? Могли ли какие-нибудь ученые пробить дыру в небе? Инопланетяне на других планетах когда-нибудь задумывались о стрельбе по звездам из базуки или бластера?
Лоуэлл, упершись спиной в ствол кедра, приказал своему брату, лежащему на спине, протереть рот; свет звезд, посланный миллиарды лет назад, мелькал на слюне Мэйнарда. Настроение Лоу было раздражительным. Он не любил ждать, но применять артиллерию было не в их интересах, пока копы не сделают свой ход. Комары кусались, а какая-то геморрой-сова визжала с самого заката. Валиум мог бы улучшить настроение. Некоторые лекарства все же были полезны. Если бы могила Большого Лоуэлла была поблизости, маленький Лоуэлл, не колеблясь, выкопал бы гниющий труп и забрал из его мертвых рук бутылку Рэбел Йелл.
Под ними, в перекрестье световых лучей, исходящих от прожекторов на световых мачтах, лежала Т-образная конструкция тюрьмы. С трех сторон леса окружили лощину, в которой располагались здания. А на востоке было открытое поле, поднимавшееся до самого холма, где располагался лагерь Лоу и Мэя. Это поле, думал Лоу, прекрасная линия огня. Не было никаких препятствий для полета фугасной гранаты базуки. Когда придет время, все будет просто великолепно.
Двое мужчин залезли в пространство между носом Флитвуда Бэрри Холдена и входными дверями тюрьмы.
— Хотите сами удостоиться этой чести? — Спросил Тиг Клинта.
Клинт не был уверен, что это честь, но сказал да и зажег спичку. Он поднес её к канавке с бензином, которую Тиг и Рэнд проложили ранее. Канавка вспыхнула. Огонь пробрался от входных дверей через порог стоянки и под внутренним забором. В мертвой зоне, покрытой коротко стриженой травой, отделяющей внутренний забор от наружного, груды облитых бензином шин сначала начали тлеть, а затем замерцали. Вскоре огонь разрезал большую часть темноты по периметру тюрьмы. Начали подниматься клубы черного дыма. Клинт и Тиг вернулись внутрь.
В темной комнате отдыха офицерского состава Микаэла воспользовалась фонариком для просмотра содержимого ящиков. Она нашла колоду карт Байцикл[360] и уговаривала Джареда сыграть с ней в Войнушку.[361] Все остальные, кроме трех остававшихся бодрствующими заключенных, стояли на постах. Микаэле нужно было чем-то себя занять. Было около десяти в понедельник вечером. Еще в прошлый четверг утром она проснулась ровно в шесть утра и с тех пор бегала как собака. Чувствуя себя бодрой, чувствуя себя прекрасно.
— Не могу, — сказал Джаред.
— Что? — Спросила Микаэла.
— Очень занят, — сказал он и подарил ей нервный оскал. — Размышляю о тех вещах, которые должен был сделать, и не сделал. И о том, как мой папа и мама не разобравшись, злились друг на друга. А еще о том, как моя подруга — она не совсем моя девушка, но типа того — заснула, пока я ее держал. — Он повторил, — очень занят.
Джаред Норкросс нуждался в материнской заботе, Микаэла же была не таким человеком. Мир с четверга слетел с катушек, но до тех пор, пока она находилась рядом с Гартом Фликингером, Микаэла была в состоянии относиться к этому почти как к шутке, уйдя вразнос. Она не ожидала, что будет так сильно по нему скучать. Его хорошее настроение было единственным, что имело смысл, как только мир сошел с ума.
Она сказала:
— Мне тоже страшно. Это было бы сумасшествие, если бы ты не боялся.
— Я просто… — он замолчал.
Он не понимал того, что окружающие его в тюрьме люди говорили о той женщине, о том, что у нее есть способности, и что эта Микаэла, дочь начальника тюрьмы, якобы получила волшебный поцелуй от этой специальной заключенной, который дал ей новую энергию. Он не понимал, что случилось с его отцом. Все, что он понимал — начали умирать люди.
Микаэла догадалась, что Джаред скучал по матери, но он не намекал на замену. Лиле замены не было.
— Мы ведь хорошие ребята, да? — Спросил Джаред.
— Я не знаю, — призналась Микаэла. — Но я уверена, что мы не плохие ребята.
— Это уже хоть что-то, — сказал Джаред.
— Давай играть в карты.
Джаред протянул руку к глазам.
— Да какого черта, давай. Я чемпион по Войнушке. — Он подошел к кофейному столику, стоящему посреди комнаты отдыха.
— Хочешь Колу или что-нибудь такое?
Он кивнул, но ни у кого из них мелочи для машины не было. Они пошли в кабинет начальника тюрьмы, вывернули огромную вязаную сумочку Дженис Коутс и присели на пол, выуживая серебро из горкии квитанций и записок, а также палочек и сигарет. Джаред спросил Микаэлу, почему она улыбается.
— Сумочка моей мамы, — сказал Микаэла. — Она начальник тюрьмы, а у нее такая чудовищная хиппи-сумка.
— О. — Джаред усмехнулся. — А как ты думаешь должна выглядеть сумочка начальника тюрьмы?
— Что-то, что соединяется цепями или наручниками.
— Чумово!
— Не будь ребенком, Джаред.
Мелочи было более чем достаточно, чтобы заполучить пару банок Колы. Прежде чем они вернулись в комнату отдыха, Микаэла поцеловала кокон, которым была обернута ее мать.
Войнушка обычно длится вечно, но Микаэла обыграла Джареда в первой игре менее чем за десять минут.
— Черт. Войнушка — это ад, — сказал он.
Они играли снова, и снова, и снова, почти ничего не говоря, просто переворачивая карты в темноте. Микаэла продолжала побеждать.
Терри дремал в раскладном стуле в нескольких ярдах за блокпостом. Ему снилась жена. Она открыла закусочную. Они сервировали столы пустыми тарелками. «Но, Рита, какой в этом смысл», — сказал он, и протянул ей свою тарелку. Рита вернула её обратно. Это продолжалось довольно долго. Туда-сюда с пустой тарелкой. Терри все больше раздражался. Рита, ничего не говоря, ухмылялась, как будто бы у нее был секрет. За окнами закусочной сменялись времена года, как фотографии в одном из тех старых стереоскопов — зима, весна, лето, осень, зима, весна…
Он открыл глаза, над ним стоял Берт Миллер.
Первая мысль Терри после пробуждения была не о сне, а о том, что происходило тем вечером, у забора, когда Клинт Норкросс упрекал его за выпивку, позоря перед двумя другими мужчинами. Раздражение, пришедшее из сна, смешалось с позором, и Терри внезапно понял, что он совершенно не подходит для должности шерифа. Пусть Фрэнк Джиари забирает её, если захочет. И пусть Клинт Норкросс общается с Фрэнком Джиари, если желает иметь дело с трезвым человеком.
По всему лагерю были установлено аварийное освещение. Мужчины, стоявшие группами — винтовки на их плечах небрежно свисали с лямок — смеялись и курили, жадно поглощая еду из пластиковых пакетов с армейскими пайками. Только бог знал, откуда это все взялось. Несколько парней, присев на корточки у обочины, играли в кости. Джек Альбертсон, используя мощную дрель, устанавливал перед ветровым стеклом одного из бульдозеров железную плиту.
Чиновник Берт Миллер желал знать, где можно взять огнетушитель.
— У тренера Уиттстока астма, а дым от горящих шин, которые подожгли эти засранцы, уже повсюду.
— Там, — сказал Терри и указал на близлежащую полицейскую машину. — В багажнике.
— Спасибо, шериф. — Чиновник пошел за огнетушителем. Из толпы играющих в кости мужчин раздались ликующие крики, как будто кто-то там высказал толковую мысль.
Терри поднялся с раскладного стула и направился к припаркованным полицейским машинам. Походу движения, он расстегнул ремешок и позволил ему упасть в траву. На хуй это дерьмо, — подумал он. Просто на хуй его.
В его кармане были ключи от патрульного автомобиля номер четыре.
С водительского сидения фургона службы контроля за животными Фрэнк наблюдал за молчаливой отставкой исполняющего обязанности шерифа.
Это твоя работа, Фрэнк, сказала Элейн, где-то позади него. Ты гордишься этим?
— Он сам сделал это с собой, — сказал Фрэнк. — Я не связывал его и не запихивал воронку в рот. Мне жаль его, потому что он не был годным для такой работы человеком, но я также завидую ему, потому что он может все бросить и уйти.
Но только не ты, — сказала Элейн.
— Нет, — согласился он. — Я в деле до конца. Из-за Наны.
Ты одержим ею, Фрэнк. Нана-Нана-Нана. Ты отказываешься слышать то, что говорил Норкросс, потому что она — все, о чем ты можешь думать. Можешь подождать хотя бы немного?
— Нет. — Потому что люди уже здесь, и они были заряжены и готовы к работе.
А что если эта женщина водит вас за нос?
Жирный мотылек сидел на щетках стеклоочистителя пикапа. Он щелкнул включателем стеклоочистителя, чтобы убрать его. Затем он запустил двигатель и уехал, но, в отличие от Терри, он намеревался вернуться.
Сначала он остановился в доме на Смит, и залез в подвал, чтобы проверить Элейн и Нану. Они лежали там в тех же позах, как он их и оставил, спрятанные под простынями за стеллажом. Он сказал телу Наны, что любит ее. Он сказал телу Элейн, что ему жаль, что они никогда не могли договориться. Ему на самом деле было жаль, хотя тот факт, что она продолжала ссориться с ним даже во сне, был крайне раздражающим.
Он запер дверь в подвал. На проезжей части, возле фар пикапа, он заметил, что в большой выбоине, которую он планировал залатать в ближайшее время, собралась лужа. В воде просеялись отложения зеленого и коричневого, белого и синего цветов. Это были остатки мелованного рисунка дерева Наны, смытого дождем.
Когда Фрэнк достиг центра города Дулинг, банковские часы показывали 00:04. Наступил вторник. Когда он проходил мимо минимаркета Зоуни, Фрэнк заметил, что кто-то разбил витринные стекла.
Здание муниципалитета еще дымилось. Его крайне удивило, что Норкросс позволил своим пособникам взорвать место работы его жены. Но судя по всему, люди сейчас были непредсказуемыми — даже врачи вроде Норкросса. Может быть, они и раньше были такими.
В парке через дорогу, человек, без каких-то на то причин, с помощью резака по меди, пытался сбить с ног статую первого мэра в высокой шляпе. Искры фонтанировали, отражаясь в тонированном стекле сварочной маски. Чуть впереди, другой человек, а-ля Джин Келли,[362] в Поющих под дождем, обнимался с фонарем, в руке у него был член, и он ссал на асфальт и голосил какую-то трахнутую морскую песенку: «Капитан в своей каюте, ребята, пьет эль и коньяк! Моряки в борделе, где все девки готовы дать! Держим туда путь, и оттащим Джо!»
Существовавший порядок, который Фрэнк и Терри пытались поддержать последние несколько хаотичных дней, рухнул. Это был, как он предполагал, дикий вариант траура. Все может либо утихнуть, либо привести к всемирному катаклизму. Кто знает?
Вот где ты должен быть, Фрэнк, сказала Элейн.
— Нет, — сказал ей он.
Он припарковался за своим офисом. Каждый день он находил полчаса, чтобы приехать сюда. Он кормил бродячих собак, сидящих в своих клетках, и оставлял миску Алпо[363] для одного особого животного — его офисной собаки. Каждый раз, когда он приходил к клеткам, его ждал беспорядок, сплошная дрожь, скуление и вой, потому что он обычно мог провести с ними только полчаса в день, а из восьми животных, вероятно, только пара когда-либо была приучена к дому.
Он подумывал вывести их из клеток и переместить во двор. Если с ним что-то случится, они почти наверняка умрут от голода; вряд ли добрый самаритянин придет и позаботится о них. Возможность попросту их отпустить не приходила ему в голову. Ты не мог выпустить на улицу дикое животное.
Фантастическая картина пришла в голову Фрэнка: на следующий день он приходит сюда вместе с Наной и она помогает ему с кормлением и выгулом. Ей всегда нравилось это делать. Он знал, что ей понравится его офисная собака, заспанный кокер, безумная помесь с биглем.[364] Она припадает головой к его лапам, как обычно ребенок наваливается на парту, вынужденный слушать нескончаемую лекцию на дополнительных школьных уроках. Элейн не любила собак, но как бы там ни было, это уже не имело значения. Так или иначе, он и Элейн расходятся, и если Нана хочет иметь собаку, она может остаться с Фрэнком.
Фрэнк выгулял их, ведя на поводках по трое. Когда он закончил, то написал записку — ПОЖАЛУЙСТА, ПРОВЕРЯЙТЕ ЖИВОТНЫХ. УБЕДИТЕСЬ, ЧТО У НИХ ЕСТЬ ЕДА И ВОДА. ПОДХОД К СЕРО-БЕЛОМУ ПИТБУЛЮ В № 7 ТРЕБУЕТ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ ОСТОРОЖНОСТИ. Пожалуйста, ничего не крадите, это правительственный офис — и прикрепил её к внешней двери с помощью скотча. Он пару минут гладил за ушами офисного пса.
— Посмотри на себя, — приговаривал он. — Просто посмотри на себя.
Когда он вернулся к своему пикапу и направился обратно к блокпосту, банковские часы показывали 1:11. В четыре тридцать он начал подготовку к нападению. Рассвет наступал через два часа.
За спортивной площадкой, у дальней стороны тюремного забора, двое мужчин с банданами над ртом с помощью огнетушителей пытались сбить пламя с горящих шин. Спрей огнетушителя светился фосфоресцентным светом в приборе ночного видения, а силуэты мужчин были желтыми. Билли Веттермор не узнал того, кто побольше, но того, кто поменьше, он узнал очень даже хорошо.
— Вот то говно в соломенной шляпе — это чиновник Миллер. Берт Миллер — сказал Билли Уилли Берку. Тут была личная ироничная история. Во время учебы в Дулингской старшей школе, Билли Веттермор, входящий в Национальное Общество Почета,[365] проходил стажировку в канцелярии данного чиновника. Там он был вынужден молча мириться с часто выражаемыми вслух мыслями Берта Миллера о гомосексуализме.
— Это мутация, — пояснил чиновник Миллер, и он мечтает это остановить. — Если бы мы могли стереть всех геев в одно мгновение, Билли, возможно, мы могли бы удержать данную мутацию от распространения, но, как бы нам не хотелось в этом признаваться, они же тоже люди, не так ли?
Многое произошло за прошедшее плюс-минус десятилетие. Билли был упрямым деревенским пареньком, и когда бросил колледж, то вернулся в свой родной город Аппалачи, невзирая на политику. Здесь его предпочтение мужчинам, казалось, было у всех на устах. Шло второе десятилетие двадцать первого века, и хотя такое к нему отношение очень раздражало Билли, он этого не показывал, потому что подобным поведением он дал бы людям то, чего они не заслуживали.
Между тем, мысль о том, чтобы положить пулю в грязь прямо перед Бертом Миллером и заставить его наложить большое старое фанатичное дерьмо в штаны была чрезвычайно заманчивой.
— Я собираюсь выстрелить перед ним, отогнать его из наших шин, Уилли.
— Нет. — Это исходило не от Уилли Берка, а из-за его спины.
Норкросс материализовался из приоткрытой двери в задней части тюрьмы. В темноте его лица почти не было видно, только блеск на ободках его очков.
— Нет? — Сказал Билли.
— Нет. — Клинт потирал большим пальцем левой руки по ладони правой. — Выстрели ему в ногу. Свали его с ног.
— Серьезно? — Билли, бывало, стрелял по игрушкам, но по людям — никогда.
Уилли Берк издал через нос своего рода гудящий звук.
— Пуля в ногу может убить человека, Док.
Клинт кивнул головой, чтобы показать, что он понял.
— Мы должны охранять это место. Сделай это, Билли. Выстрели ему в ногу. Это будет меньшее из зол, и покажет им, что мы здесь не в игрушки играем.
— Хорошо, — сказал Билли. Он посмотрел в прицел. Чиновник Миллер, большой, как щит, за двумя рядами защитной сетки, стал обмахиваться своей соломенной шляпой, огнетушитель он поставил рядом на траву. Перекресток прицела застыл на левом колене Миллера. Билли был рад, что его целью был такой мудак, но, как бы там ни было, ему не хотелось этого делать.
Но все равно он нажал на курок.
Правила Эви были таковыми:
1) Не высовываться и не убивать до рассвета!
2) Разрезать коконы, в которые были обернуты Кейли и Мора!
3) Наслаждаться жизнью!
— Да, не вопрос, — сказала Энджела. — Но ты уверена, что Мора или Кей не убьют меня, пока я буду наслаждаться жизнью?
— Вполне, — сказала Эви.
— Хорошо, — сказала Энджела.
— Открыть ее камеру, — сказала Эви, и стая крыс появилась из отверстия в душевой кабине. Первая остановилась у основания двери камеры Энджелы. Вторая поднялась на первую, третья на вторую. Из серых крысиных тел, забравшихся на серые крысиные тела, образовалась пирамида, похожая на отвратительные шарики мороженого. Эви ахнула, когда почувствовала, что крысы, составляющие низ пирамиды, задыхаются.
— О, Мать, — сказала она. — Мне очень жаль.
— Посмотрите на этот замечательный дерьмо-цирк. — Энджела была восхищена. — Ты знаешь, что можешь зарабатывать на этом, сестра?
Верхняя крыса была самой маленькой, еще крысеныш. Она протиснулась в замочную скважину, и Эви, контролируя её крошечные лапы, вкладывая в них силу, которой ни одна из крыс ранее не обладала, отодвинула запорный механизм. Дверь камеры открылась.
Энджела взяла пару полотенец из душа, скатала их, положила на нару, и накинула на них одеяло. Она закрыла за собой дверь камеры. Если бы кто-нибудь заглянул внутрь, то он увидел бы, что она окончательно проиграла битву и уснула.
Она открыла дверь в коридор и направилась в Крыло С, где сейчас находилась большая часть спящих в коконах.
— Пока, Энджела, — произнесла Эви.
— Да, — сказала Энджела. — Увидимся. — Она стояла в замешательстве, положив руку на дверь. — Слышишь крики где-то далеко?
Эви слышала. Это, она знала, чиновник Берт Миллер, выл от пулевого ранения в ногу. Его вой пронесся внутри тюрьмы по вентиляционным каналам. Энджеле не нужно беспокоиться об этом.
— Не беспокойся, — сказала Эви. — Это просто какой-то мужик воет.
— А-а, — сказала Энджела и ушла.
Жанетт сидела у стены напротив камер во время разговора Энджелы и Эви, слушая и наблюдая. Теперь она повернулась к Дэмиану, умершему много лет назад и похороненному за сто миль отсюда, но все же сидящему рядом с ней. В бедре у него торчала отвертка, и на полу под ним растекалась кровавая лужа, хотя кровь не приставала к Жанетт, даже одежду не мочила. Что было странно, потому что она сидела в самой луже.
— Ты это видел? — Спросила она.
— Тех крыс?
— Да, — сказал Дэмиан. Тон его голоса был высоким и скрипучим, словно он подражал ее голосу. — Я вижу этих крысищ, Дженни-детка.
Тьфу, — подумала Жанетт. Он был норм, когда впервые появился в ее жизни, но теперь он раздражал.
— Крысы так же жуют и мой труп, потому что ты меня убила, Дженни-детка.
— Извини. — Она коснулась своего лица. Казалось, что она плачет, но лицо было сухим. Жанетт впилась ногтями в лоб, пытаясь причинить себе боль. Ей не нравилось быть сумасшедшей.