Спящие красавицы Кинг Стивен
— Давай-ка. Зацени. — Дэмиан приблизил к ней свое лицо. — Они изжевали меня прямо до мозга. — Его глаза были черными пустотами; крысы выгрызли глазные яблоки. Жанетт не хотела смотреть, хотела закрыть глаза, но если она это сделает, то сон её накроет.
— Какая мать позволит отцу своего сына дойти до такого? Убивает его и позволяет крысам жевать его, как будто он какая-то конфетка?
— Жанетт, — сказала Эви. — Эй. Иди сюда.
— Не думай об этой суке, Дженни, — сказал Дамиан. Крысёныш выпал из его рта, когда он это говорил. Он приземлился на колени Жанетт. Она закричала и шлепнула по нему, но его там уже не было. — Мне нужно твое внимание. Смотри на меня, дура.
Эви сказала:
— Я рада, что ты не спишь, Жанетт. Я рада, что ты меня не послушала. Что-то происходит на другой стороне и… ну, я думала, что буду этому рада, но, может быть, я к старости становлюсь мягкотелой. На случай, если это продлится достаточно долго, я бы хотела, чтобы слушание дела было справедливым.
— О чем это ты говоришь? — Произнесла Жанетт осипшим голосом. Ее всю ломало.
— Хочешь снова увидеть Бобби?
— Конечно же, я очень хочу его видеть, — сказала Жанетт, игнорируя Дэмиана. Делать это становилось все легче и легче. — Конечно же, я хочу увидеть своего мальчика.
— Хорошо. Тогда слушай внимательно. Между двумя мирами есть тайные пути — туннели. Каждая женщина, которая засыпает, проходит через один из них, но есть один — очень особенный — который начинается с очень особенного дерева. Он единственный, который ведет в обе стороны. Ты понимаешь?
— Нет.
— Ты поймешь, — сказала Эви. — По ту сторону туннеля есть женщина, и она закроет его, если кто-то её не остановит. Я уважаю ее позицию, и считаю её совершенно оправданной. Представители мужского пола должны разобраться по эту сторону Дерева, никакое действие оттуда не может повлиять на их решение, но право на голос заслуживает каждый. Одна женщина, один голос. Нельзя допустить, чтобы Элейн Наттинг приняла это решение за всех.
Лицо Эви торчало в решетках камеры. Свежие зеленые побеги прорастали вокруг ее камеры. Её глаза рыжеватого оттенка были похожи на глаза тигра. Мотыльки копошились в ее волосах, собираясь в трепещущую группу. Она монстр, подумала Жанетт, хотя и красивый.
— Какое отношение это имеет к Бобби?
— Если дерево сгорит, туннель закроется. Никто не сможет вернуться. Ни ты, ни любая другая женщина, Жанетт. Конец станет неизбежным.
— Не, не, не. Это и так уже неизбежно, — сказал Дэмиан. — Отправляйся спать, Дженни.
— Ты можешь просто заткнуться! Ты мертвый! — Крикнула на него Жанетт. — Извини, что я тебя убила, и я сделала бы все что угодно, чтобы отыграть это обратно, но ты был жесток ко мне, и дело сделано, так что просто закрой свой гребаный рот!
Произнесенное эхом разнеслось по узкому коридору Крыла А. Дэмиана там не было.
— Хорошо сказано, — сказала Эви. — Мужественно! Теперь послушай меня, Жанетт: я хочу, чтобы ты закрыла глаза. Ты пройдешь через туннель — твой туннель — но ты не будешь этого помнить.
Эту часть Жанетт думала, что понимает.
— Потому что я буду спать?
— Вот именно! Как только ты будешь на другой стороне, ты почувствуешь себя лучше, чем чувствовала довольно долгое время. Я хочу, чтобы ты последовала за лисой. Она отведет тебя туда, куда тебе нужно. Помни: Бобби и Дерево. Одно зависит от другого.
Жанетт закрыла глаза. Бобби, напомнила она себе. Бобби, Дерево и туннель, который ведет в обе стороны. Женщина по имени Элейн хочет закрыть его, совершив акт сожжения. Следуй за лисой. Она посчитала один-два-три-четыре-пять и ничего не изменилось. Кроме Эви, которая превратилась в Зеленую Леди. Словно сама стала деревом.
Потом она почувствовала, как что-то её щекочет, как будто самое легкое в мире кружево.
После выстрела они услышали, как Берт Миллер ревет и плачет, в то время как компаньон оттаскивал его. Клинт взял прибор ночного видения у Уилли Берка, чтобы получше все рассмотреть. На земле лежала желтая фигура, сжимавшая бедро, а другой парень пытался тащить его за под подмышки.
— Хорошо. Благодарю. — Клинт передал прибор Веттермору. Уилли Берк очень внимательно разглядывал их обоих: частично с восхищением, а частично с настороженностью.
Клинт вошел внутрь. Задняя дверь, которая вела в небольшой спортзал, была подперта кирпичом.
Чтобы снизить видимость для тех, кто находился снаружи, они выключили свет по всей тюрьме, оставили только красные аварийные лампы. Те отбрасывали маленькие алые пятна по краям площадки, где заключенные играли в баскетбол. Клинт остановился под корзиной и оперся на обитую войлоком стенку. Его сердце билось в усиленном ритме. Он не боялся, он не был счастлив, но он был здесь и сейчас.
Клинт предупредил себя не впадать в эйфорию, признаки которой он испытывал, но приятный зуд в конечностях никуда не делся. Он либо перестал быть самим собой, либо, наоборот, как раз стал самим собой. Он не знал, что именно. Он знал только, что у него был молочный коктейль, и Джиари не сможет его отнять. То, что Джиари заблуждался, не имело значения.
Аврора это не вирус, это заклятие, и Эви Блэк не была похожа ни одну женщину — ни одного человека — который когда-либо существовал на Земле. Вы не могли исправить молотком то, что было вне человеческого понимания, а как раз это Фрэнк Джиари, Терри Кумбс и другие люди за пределами тюрьмы предполагали, что могут сделать. Решение вопроса требовало иного подхода. Это было очевидно для Клинта и должно было быть очевидным и для них, потому что они не были глупыми людьми, но почему-то не было, и это означало, что ему придется воспользоваться своим собственным молотком, чтобы им воспрепятствовать.
Они же первые начали! Как это по-детски! Но это правда!
Цикл этой логики шел по ржавым, визжащим колеям. Клинт несколько раз пробил в обитую войлоком стенку и очень хотел, чтобы под его костяшками была голова какого-то мужчины. Он подумал о пиротерапии: лечении жаром.[366] Какое-то время, это была передовая методика лечения малярии у пациентов, хотя и довольно суровая. Иногда это их спасало, а иногда приканчивало. Была ли Эви пиротерапевтом, и было ли это пиротерапией? Врач она или лекарство, а может быть, и то, и другое?
Или приказав Билли Веттермору произвести выстрел в ногу чиновника Берта Миллера, он сам ввел первую дозу?
Со стороны спортзала послышались шаги. Энджела покинула заброшенную Будку с набором ключей от камер. Она схватила их в правую руку, при этом самый длинный ключ выступал между костяшками указательного и среднего пальца. Однажды она ткнула в ухо неряшливого старого ковбоя на парковке в Огайо заостренным ключом. Это не убило ковбоя, но ему это очень не понравилось. Энджеле казалось, что это довольно мелкая плата от мужчины — его кошелек, его дешёвенькое кольцо, его лотерейные билетики, и серебряная поясная пряжка — за то, что она позволила ему сохранить свою жизнь.
Доктор Норкросс, не останавливаясь, прошел мимо стеклянной стены Будки. Энджела взвесила, а не стоит ли подойти сзади и вонзить ключ в недоверчивого шарлатана. Её нравилась эта идея. К сожалению, она пообещала Эви никого не убивать до рассвета, и Энджела боялась обмануть ведьму.
Она дала доктору уйти.
Энджела направилась в Крыло С к камере, где жили Мора и Кейли. Безликая форма, которая явно была Морой, маленького роста и крепкая, лежала у наружного края нижней нары, куда кто-то поместил ее после того, как она ушла баиньки в Крыле А. Кейли лежала у стенки. Энджела понятия не имела, что Эви имела в виду, когда сказала, что «их души мертвы», но это взывало к осторожности.
Она использовала кончик ключа, чтобы разрезать паутину, которая покрывала лицо Моры. Материал разошелся с характерным фрррр, и на свет появились пухлые красные щеки Моры. Они могли бы послужить образцом для иллюстрации на коробке какого-то «домашнего» бренда, продаваемого в маленьких магазинах — «кукурузного хлеба мамы Моры» или «успокаивающего сиропа Данбартон». Энджела отпрыгнула в коридор, готовая драпануть, если Мора пойдет за ней.
Женщина на кровати, медленно села.
— Мора?
Мора Данбартон моргнула. Она смотрела на Энджелу. Ее глаза полностью превратились в зрачки. Она вытащила из кокона правую руку, затем левую, а затем положила руки на колени.
После того, как Мора просидела так пару минут, Энджела снова зашла в камеру.
— Я не причиню тебе вреда, но если ты двинешься хотя бы на шаг вперед, Мо-Мо, я убью тебя.
Женщина сидела тихо, черные глаза зафиксировались на стене.
Энджела использовала ключ, чтобы разрезать паутину, которая покрывала лицо Кейли. Так же быстро, как и прошлый раз, она выбежала из камеры в коридор.
Процесс повторился: Кейли выскользнула из кокона, как будто это было платье, глядя вперед немигающими глазами, которые были полностью черными. Две женщины сидели, плечом к плечу, разорванные волокна свисали над их волосами, их подбородками, их шеями. Они выглядели как призраки в каком-то заброшенном доме с привидениями.
— С вами, девочки, все в порядке? — Спросила Энджела.
Они не ответили. Кажется, они даже не дышали.
— Знаете, что вы должны сделать? — Спросила Энджела, сейчас практически не нервничая, больше с любопытством.
Они ничего не ответили. Никакого выражения в их черных глазах не появилось. Слабый запах свежевырытой, влажной земли исходил от этих двух женщин. Энджела подумала (она хотела бы, чтобы так не было), Вот так выглядят ожившие мертвецы.
— О'кей. Хорошо. — Либо они что-то сделают, либо не сделают. — Я оставляю вас, девочки, наедине. — Она думала добавить что-то обнадеживающее, типа сделайте их, но решила этого не делать.
Энджела пошла в мастерскую и воспользовалась ключами, чтобы добраться до инструментов. Она засунула небольшое ручное сверло за пояс, зубило в один носок и отвертку в другой. Затем она легла на спину под стол и наблюдала через темное окно за первым лучом света. Она не чувствовала себя сонной.
Волокна вращались и кружились вокруг лица Жанетт, расщепляясь, падая и поднимаясь, хороня под собой ее черты. Клинт опустился на колени рядом с ней, желая подержать за руку, но не решаясь.
— Ты была хорошим человеком, — сказал он ей. — Твой сын любил тебя.
— Она и есть хороший человек. Ее сын любит ее. Она не умерла, она всего лишь спит.
Клинт подошел к решеткам камеры Эви.
— Это ты так считаешь, Эви.
Она сидела на своей наре.
— Ты выглядишь так, словно получил второе дыхание, Клинт.
Ее поза — голова склонена, блестящие черные волосы, спадают на щеки — была весьма меланхоличной.
— Ты все еще можешь передать меня. Но осталось недолго.
— Нет, — сказал он.
— Что за голос у того человека, которого ты заставил подстрелить Веттермора! Я слышала его, пока ты шел сюда.
В её тоне не было насмешки. Только задумчивость.
— Люди не любят, когда в них стреляют. Это больно. Может быть, ты этого не знала.
— Здание муниципалитета было разрушено сегодня вечером. Те, кто это сделал, обвинили тебя. Шериф Кумбс отчалил. Фрэнк Джиари приведет свой отряд на рассвете. Тебя что-нибудь удивляет, Клинт?
Его ничего не удивляло.
— Ты очень хорошо справляешься с тем, что хочешь, Эви. Но я не собираюсь тебя с этим поздравлять.
— Теперь подумай о Лиле и других людях в мире за Деревом. Пожалуйста, поверь: там все хорошо. Они строят что-то новое, что-то прекрасное. И там будут мужчины. Лучшие мужчины, воспитанные женщинами с младенчества в обществе женщин, мужчины, которых научат познавать себя и свой мир.
Клинт сказал:
— Их сущностная природа утвердится со временем. Их злоба. Один поднимет кулак на другого. Поверь мне, Эви. Ты смотришь на человека, который знает.
— Да, это так, — согласилась Эви. — Но такая агрессия — это не половой признак, это человеческая природа. Если ты когда-нибудь сомневался в агрессивных способностях женщин, спроси офицера Лэмпли.
— Она сейчас где-то спит, — сказал Клинт.
Эви улыбнулась, как будто знала больше.
— Я не настолько глупа, чтобы втюхивать тебе, что женщины на той стороне Дерева имеют идеальное общество. То, что они имеют — это неплохое начало, и хороший шанс для лучшего финала. Ты стоишь на пути этого шанса. Ты и только ты, из всех людей на земле. Я хочу, чтобы ты это знал. Если ты позволишь мне умереть, эти женщины обретут свободу жить по своему выбору.
— Жить по твоему выбору, Эви. — Его голос звучал странно даже для собственных ушей.
Существо по ту сторону двери камеры постучало по раме нары кончиками пальцев.
— Линни Марс находилась в департаменте шерифа, когда он был уничтожен. Она ушла навсегда. У нее не было выбора.
— Ты забрала его у нее, — сказал Клинт.
— Мы могли бы продолжать это вечно. Он сказал, она сказала. Самая старая история во вселенной. Иди и сражайся, Клинт. Это единственное, что мужчины умеют делать. Заставь меня увидеть еще один закат, если сможешь.
Глава 13
Как только над лесом позади Дулингского исправительного учреждения показался край солнца, линия бульдозеров выстроилась на Западной Лавин, от края до края. Все трое были гусеничными, два D9 и огромный D11.[367] Всего в штурмовой группе было восемнадцать человек. Пятнадцать из них шли за бульдозерами, направлявшимися к главным воротам; трое оставшихся продвигались по тыльной стороне тюремного забора. (Они оставили чиновника Миллера с бутылочкой Викодина[368] и забинтованной ногой, пристроенной на стуле, в лагере.)
Фрэнк разбил двенадцать человек в головной группе — его грязная дюжина — на три квартета. Каждый квартет, в бронежилетах и масках, прятался за бульдозером, используя его как укрытие. Окна и радиаторные решетки бульдозеров были защищены листовым металлом. Помощник шерифа в отставке Джек Альбертсон ехал за рулем первого, тренер Джей Ти Уиттсток ехал во втором, а бывший обладатель Золотых боксерских перчаток, Карсон Струтерс, ехал в третьем. Фрэнк находился за бульдозером Альбертсона.
Мужчинами в лесу были помощник шерифа Элмор Перл, охотник на оленей Дрю Т. Бэрри (его офис теперь был в руинах), и Дон Петерс.
Клинт заметил бульдозеры из окна второго этажа Крыла B и побежал к лестнице, по ходу натягивая пуленепробиваемый жилет.
— Желаю вам весело провести гребаное время, Док, — бодро произнес Скотт Хьюз, когда он пробегал мимо.
— Как будто они дадут тебе поблажку, если попадут сюда, — сказал Клинт. Это стерло улыбку с лица Скотта.
Клинт побежал по Бродвею, остановившись только для того, чтобы просунуть голову в комнату свиданий.
— Рэнд, они идут. Готовь слезоточивый газ.
— Понял, — сказал Рэнд с семейной кровати в конце комнаты и спокойно надел противогаз, который у него был наготове.
Клинт забежал на пост охраны у главного входа.
Пост представлял собой пуленепробиваемую будку, где посетители должны были регистрироваться. В маленькой комнате было большое окно под которым находился выдвижной лоток для передачи удостоверений личности и ценностей дежурному офицеру. Во второй комнате находился узел связи, такой же, как и в Будке, с мониторами, которые могли транслировать виды на различные внутренние и внешние области тюрьмы. Тиг как раз находился в этом помещении.
Клинт постучал в дверь и Тиг открыл.
— Что у тебя на мониторах?
— Восходящее солнце бликует линзы камер. Если за бульдозерами и стоят люди, я их пока не вижу.
У них было восемь или девять газовых гранат, отстреливающихся с пусковых установок. На центральном мониторе, под спиралью бликов, Клинт увидел несколько таких установок на стоянке, готовых изрыгнуть белый пар, чтобы смешать его с кошмарным дымом, все еще сочащимся из шин. Он приказал Тигу продолжать слежение и побежал дальше.
Следующим пунктом его назначения была комната отдыха персонала. Джаред и Микаэла сидели за столом с колодой карт и чашками кофе.
— Прервитесь на минутку. Начинается.
Микаэла приветствовала его своей чашкой.
— Извините, Док. Я имею право голоса, как и все. Думаю, я останусь здесь. Кто знает, может в моем будущем меня ожидает Пулитцер.[369]
Цвет лица Джареда стал абсолютно белым. Он переводил взгляд с Микаэлы на отца.
— Хорошо, — сказал Клинт. — Я далек от того, чтобы ограничивать свободу прессы. Джаред, спрячься и не говори где.
Он убежал, прежде чем его сын смог ответить. Его мучила одышка к тому времени, когда он достиг задней двери, которая выводила к гаражу и полям. Одна из причин того, что до утра Авроры, он никогда не предлагал Лиле совершать совместные пробежки, крылась в том, что он не хотел, чтобы она из-за него ограничивала свой темп; это было бы стыдно. И что здесь было главным: тщеславие или лень? Клинт пообещал себе рассмотреть этот вопрос, когда у него появится свободная минутка, и, если ему повезет дожить до следующего утра, и когда-нибудь появится возможность поговорить со своей женой, возможно, он повторит свое предложение бегать вместе.
— Три бульдозера на дороге, — объявил Клинт, когда вышел на улицу.
— Мы знаем, — сказал Уилли Берк. Он подошел к Клинту со своего поста за гаражом. Был странный контраст между его бронежилетом и его праздничными красными подтяжками, теперь висящими петлями у бедер. — Тиг сообщил по рации. Билли будет сидеть здесь, наблюдать за северным забором. Я собираюсь залечь вдоль этой стены и посмотреть, смогу ли произвести несколько чистых выстрелов. Ты можешь ко мне присоединиться, но тебе понадобится один из них. — Он вручил Клинту противогаз и одел его сам.
На повороте под прямым углом от дороги к воротам Фрэнк постучал металлическим щитом по двери, сигнализируя Альбертсону сворачивать направо. Джек сделал это — медленно и осторожно. Мужчины проскользнули вперед, держа перед собой металлические щиты, пока бульдозер разворачивался. Фрэнк был одет в бронежилет, и в его правой руке был Глок. Он видел, что по дороге клубится дым. Это ожидалось: он слышал, как отстреливали газовые гранаты. Их не должно было быть слишком много. В оружейной комнате департамента шерифа было гораздо больше масок, чем гранат.
Первый бульдозер завершил поворот, и четверо мужчин забрались за его кабину, прижавшись плечом к плечу. В кабине бульдозера Джек Альбертсон был в безопасности за стальным лезвием, которое было поднято в верхнее положение, и защищало лобовое стекло. Он прибавил газу, и направился к главным воротам.
Фрэнк воспользовался рацией, хотя не у всех его товарищей они были; подготовка осуществлялась на лету.
— Всем полная готовность. Начинаем. — И, пожалуйста, подумал он, с как можно меньшим кровопролитием. Он уже потерял двух человек, а нападение еще даже не началось.
— О чем ты думаешь? — Спросил Клинт Уилли.
С другой стороны двойных заборов, первый бульдозер, с высоко поднятым лезвием, двинулся вперед. На полсекунды мелькнуло какое-то движение, скользящее к задней части машины.
Уилли не ответил. Старый самогонщик снова был в 1968 году, на том безымянном квадратном метре ада в Юго-Восточной Азии. Все было как тогда, болотная вода доходит до адамового яблока, клубы дыма закрывают небо, а он зажат посередине; все так и было, а еще массивная птица, красно-сине-желтая, размером с орла, плавает рядом с ним, мертвая, глаза затуманены. Существо было таким ярким и таким неуместным в том странном свете. Её великолепные перья дотрагиваются до плеча Уилли, но что-то оттягивает её, и она исчезает в дыму.
(Однажды он рассказал об этом сестре. «Ничего подобного раньше не видел. За все то время, что был там. А с тех пор вообще ни разу. Иногда я сомневаюсь, что вообще её видел». К тому времени Альцгеймер забрал большую часть того, что делало ее самой собой, но маленький кусочек разума все еще оставался, и она сказала: «Может быть, это просто была боль, Уилли», и Уилли ответил ей: «Как же я тебя люблю». Сестра покраснела.)
Лезвие ударилось в середину забора с дребезжащим грохотом. Сразу несколько секций забора наклонились внутрь, опоры, на которых они держались, вырвались из земли и закидали второй забор землей и травой. Остатки слезоточивого газа оседали на передней части бульдозера, по мере того, как он продвигался вперед, ударяясь лезвием, на котором болтался запутанный фрагмент первого забора, о второй забор. Внутренний забор вырвался и рухнул, бульдозер протрясся над останками. Затем поехал через дымящуюся парковку, с длинной секцией ограждения, застрявшей под передней частью.
Второй и третий бульдозеры последовали за первым через возникшую дыру.
Из-за левого заднего угла первого бульдозера показался коричневый ботинок, и тут же попал в перекрестье оптического прицела Уилли. Раздался выстрел. Мужчина крикнул и выпал из-за бульдозера, из его руки вылетел дробовик. Это был невысокий парень с цыплячьими ногами в противогазе и жилете. (Уилли не узнал бы, что это был Пудж Марон, бармен Скрипучего колеса, даже если бы было видно его лицо. Уилли не пил в барах уже много лет). Туловище человека было защищено жилетом, были видны только его ноги и руки, и это было просто прекрасно, потому что Уилли никого не хотел убивать, если только без этого было не обойтись. Он выстрелил снова, не совсем туда, куда хотел, но достаточно близко, и пуля калибра.223, извергнутая штурмовой винтовкой М4, которая до предыдущего дня была собственностью департамента шерифа Дулинга, отстрелила Пуджу Марону большой палец.
Из-за бульдозера высунулась рука, чтобы помочь упавшему человеку, понятная и, возможно, похвальная попытка, хотя и определенно неразумная. Указанная рука принадлежала Нейту Макги, помощнику шерифа в отставке, которого, потерявшего более ста долларов, играя в кости у обочины Шоссе № 31 накануне вечером, успокаивала парочка ложных мыслей: во-первых, он вообще не делал бы никаких ставок если бы точно знал, что миссис Макги может когда-нибудь проснуться; и во-вторых, что, проиграв, он использовал всю свою неудачу, по крайней мере, на ближайшую неделю. Не тут-то было. Уилли выстрелил в третий раз, поймав в перекрестье локоть вытянутой руки. Еще один крик, и уже Макги выпал из-за бульдозера. Уилли сделал еще четыре быстрых выстрела, проверив стальную пластину, которая была установлена над радиаторной решеткой бульдозера, но услышал только напрочь бесполезный дзинк.
Фрэнк спрыгнул с поверхности первого бульдозера с пистолетом в руке и произвел серию быстрых выстрелов по Уилли. В 1968 Уилли мог бы определить по углу наклона руки Джиари, что тот промажет и намного, остаться на месте и подстрелить и его, но 1968 был пятьдесят лет назад, и возможность получить пулю довольно быстро перестала быть неизбежностью и вышла за пределы его комфорта. Уилли и Клинт стремительно отпрыгнули.
В то время как бульдозер Джека Альбертсона катился через клубы слезоточивого газа и черного дыма, превращая кемпер, стоящий у входных дверей, в мусорную кучу, второй бульдозер, ведомый тренером Уиттстоком, заскочил через отверстие в заборе.
Как Альбертсон перед ним и Карсон Струтерс за ним, тренер Уиттсток поднял для защиты лезвие бульдозера. Он мог слышать выстрелы, слышать крики, но он не мог видеть, Нейта Макги, сжимающего перед собой раненый локоть, и когда бульдозер его переехал, тренер Уиттсток предположил, что это была всего лишь одна из горящих шин, через которые они пробирались.
Что-то бодро крича, он прорывался вперед, как учил это делать своих лайнбэкеров,[370] безрассудно и безжалостно!
Со своей позиции у окна комнаты свиданий, Рэнд дождался, пока первый бульдозер окажется на полпути между главными воротами и входными дверьми, и открыл огонь. Пули из его винтовки тут и там рикошетили от стальных листов без особого эффекта.
Под ноги Пита Ордуэя, сыновей Уиттстока и Дэна «Тритера» Трита, идущих под прикрытием второго бульдозера, выкинуло раздавленный труп Нейта Макги. Противогаз мертвеца был полон крови, кишки вывалились из живота, теперь уже не прикрытого бронежилетом. Кровь стекала с гусеничных траков; клочья кожи болтались, как ленточки. Руп Уиттсток крикнул и отпрыгнул от этого бардака; в кишки и кровь он не вляпался, но попал на линию огня Рэнда.
Первая пуля Рэнда разминулась с головой своей цели на дюйм, вторая на полдюйма. Рэнд чертыхнулся и положил третью пулю прямо по центру спины мужчины. Пуля застряла в бронежилете и сбила цель с ног. Его руки взмыли в небо, словно он был болельщиком на стадионе и делал волну.[371] Рэнд выстрелил в четвертый раз, понизив прицел. Он попал цели в ягодицу, совсем уронив того на землю.
Помощник шерифа Трит не дрогнул. Тритер, еще год назад проходивший службу в 82-й воздушно-десантной дивизии, все еще не расстался с мыслью о неизбежности смерти, тем, что Уилли Берк давно утратил. Он не колеблясь спрыгнул с бульдозера номер два. (По факту, он даже испытывал облегчение от того, что принимает участие в боевых действиях. Боевые действия уносили его подальше от невыносимой реальности, в которой его дочь, Алиса, лежала, уткнувшись в руки, за игровым столом в их квартире, завернутая в белый кокон, когда ей следовало бы находиться на занятиях во втором классе. И подальше от мысли о его годовалом сыне, в настоящее время находящемся в импровизированном детском саду, которым управлял мужчина). Выскочив из-за бульдозера, он открыл ответный огонь из М4,[372] который подобрал на Шоссе № 31.
Стоящий у окна, Рэнд рухнул на колени на вершину стола. Осколки бетонной стены дождем хлестали его шею и спину.
Тритер за подмышки поднял Рупа Уиттстока и оттащил его в безопасное место за пирамиду из дымящихся шин.
Бульдозер номер один врезался в заднюю часть Флитвуда, и тот ударился капотом о входную дверь тюрьмы, при этом его лобовое стекло взорвалось.
Джаред сидел на полу в прачечной, а Микаэла накидывала вокруг него простыни, возводя холм, за которым он мог бы спрятаться.
— Я чувствую себя дурачком, — сказал Джаред.
— Ты не выглядишь дурачком, — сказала Микаэла, что было неправдой. Она накрыла его простыней.
— Я чувствую себя киской.
Микаэла ненавидела это слово. Даже после того, как она услышала оружейные очереди, это её задевало. Киска означала нежная, и хотя Микаэла сама обладала таковой, в ней не было ничего особо нежного. Дженис Коутс воспитала ее, чтобы не быть неженкой. Она откинула простыню и дала Джареду сильную — но не слишком жесткую — пощечину.
— Эй! — Он приложил руку к лицу.
— Не говори так.
— Говори, что?
— Не говори «киска», подразумевая слабость. Плохо, что твоя мать не научила тебя этому, а должна была бы. — Микаэла опять укрыла его простыней.
— Гребаное преступление, что никто не снимает этого для гребаного реалити-шоу, — сказал Лоу. Взглянув в прицел базуки, он увидел, как второй бульдозер раздавил бедного лоха, упавшего перед гусеницами, увидел, как парень, подражая Рэмбо, выскакивает из-за второго бульдозера, начинает стрелять и спасает другого парня. Затем он стал свидетелем — не без смеси удивления и удовольствия — как первый бульдозер сделал из кемпера аккордеон перед входными дверями тюрьмы. Это была выдающаяся битва, и когда они приправят суп тремя или четырьмя выстрелами из базуки, станет еще лучше.
— Когда мы начнем свое дело? — Спросил Мэй.
— Как только копы немного вымотаются.
— Как мы собираемся убедиться, что мы достали Китти, Лоу? Там, должно быть, полно засранок в коконах.
Видимо Лоу недооценивал своего брата
— Абсолютно уверены мы, вероятно, не будем, Мэй, но мы отстреляем все эти гранаты, и попытаемся взорвать на хрен все это место, так что мне нравятся наши шансы. В определенной степени, я полагаю, нам придется надеяться на лучшее. Теперь будешь наслаждаться этим или нет? Или ты предпочитаешь, чтобы я все расстрелял?
— Да ладно тебе, Лоу, я не говорил такого, — запротестовал Мэй. — Это не честно.
На 32 уровне Транспортного переполоха, маленькие розовые паучки начали вторгаться на звездное поле Эви, состоящее из треугольников, и пылающих шаров. Пауки облепляли шары и превращали их в раздражающе сверкающие голубые звезды, пытавшиеся препятствовать соединениям — вот же козявки. В Крыле А, звуки выстрелов отражались звонким эхо. Эви была абсолютно безмятежна; она неоднократно видела и слышала, как мужчины убивают. Однако розовые паучки ее беспокоили.
— Такие злобные, — сказала она в пустоту, перемещая разноцветные фигурки в поисках соединений. Эви полностью расслабилась; пока играла с телефоном, она парила на спине в паре сантиметров над нарой.
Пот ту сторону северного забора, прямо напротив позиции Билли Веттермора за гаражом, зашевелились кусты. Он выстрелил дюжину раз в массу зелени, где возникло шевеление. Кусты продолжали шевелиться.
Дрю Т. Бэрри, хитрый страховщик, который всегда держался самого безопасного курса, не находился на линии огня Билли. Вместо этого, с благоразумием, которое не только сделало его первым номером по удовлетворению потребностей в компенсации жителей Дулинга, но и лучшим охотником на оленей, готовым выждать время, чтобы произвести идеальный выстрел, он остановил двух других мужчин — Перла и Петерса — в лесу напротив тюремного спортзала. Петерс рассказал ему, что задняя дверь в тюрьму находится в западной стене спортзала. Реакция, вызванная камнем, который он натренированным кистевым броском отправил в кусты, рассказала им о многом: да, дверь наверняка там, и да, она определенно охраняется.
— Помощник? — Спросил Дрю Т. Бэрри.
Они притаились за дубом. В пятнадцати футах или около того впереди них, ошметки листьев все еще дрейфовали вниз от того места, где выстрелы разнесли кусты. Судя по звуку, стрелок находился, возможно, в тридцати или сорока ярдах от внутреннего забора, возле тюремной стены.
— Что? — Ответил Дон Петерс. Пот бежал по прожилкам раскрасневшегося лица. Он тащил сумку с противогазами и болторезом.
— Не ты, настоящий помощник, — сказал Дрю Т. Бэрри.
— Да? — Перл кивнул ему.
— Если я убью этого парня, ведущего стрельбу, меня не подвергнут судебному преследованию? Вы уверены, что Джиари и Кумбс подтвердят под присягой, что мы действовали по закону, исполняя гражданский долг?
— Да. Слово бойскаута. — Элмор Перл поднял руку в салюте своего детства, первые три пальца подняты, мизинец подвернут.
Петерс сплюнул комок мокроты.
— Ты хочешь, чтобы я вернулся и привел тебе нотариуса, Дрю?
Дрю Т. Бэрри проигнорировал этот безмозглый выпад, приказал им оставаться на месте, и начал углубляться в лес, поднимаясь по северному склону быстрыми, тихими шагами, с Уэзерби[373] за спиной.
Когда бульдозер остановился, Фрэнк продолжал целиться в юго-западный угол тюрьмы, готовый выстрелить в находившегося там стрелка, если он покажется. Начавшаяся стрельба напугала его, он осознал, что все происходит на самом деле. Он чувствовал тошноту от вида крови и тел на земле, то появлявшихся, то скрывавшихся в облаках слезоточивого газа, перемещающихся по ветру, но его решимость только крепла. Он чувствовал себя ужасно, но не каялся. Жизнь Наны была его жизнью, из-за чего он счел риск приемлемым. Так он себя успокаивал.
Кронски присоединился к нему.
— Быстрее, — сказал Фрэнк. — Чем быстрее это закончится, тем лучше.
— Ты прав, Мужик, — сказал Кронски, встав на одно колено и положив рюкзак на землю. Он расстегнул молнию, достал динамитную шашку и на три четверти вытянул шнур.
Обшитая металлом дверь бульдозера распахнулась. Джек Альбертсон спустился вниз, держа в руке свой старый служебный пистолет калибра.38.
— Прикрывайте нас, — сказал Кронски Альбертсону, указывая в сторону позиции Уилли Берка. Потом Кронски повернулся к Фрэнку. — Давай, и тебе лучше прибавить ходу.
Двое мужчин начали быстро красться вдоль северо-западной стены тюрьмы, изогнувшись в три погибели. Под окном, которое было одной из огневых точек защитников тюрьмы, Кронски остановился. В правой руке у него был динамит, а в левой — синяя пластиковая зажигалка. Ствол винтовки защитника вновь показался из окна.
— Хватай его, — сказал он Фрэнку.
Фрэнк не секунды не колебался, просто протянул руку и схватил левой рукой металлическую трубу. И выдернул винтовку из руки человека, находящегося внутри. Он услышал приглушенные проклятия. Кронски щелкнул зажигалкой, зажег укороченный шнур, и небрежно бросил его хукшотом,[374] вверх, через отверстие. Фрэнк бросил винтовку и упал на землю.
Через три секунды раздался громовой раскат. Дым и куски окровавленной плоти вылетели из окна.
Земля задрожала, и раздался громовой раскат.
Клинт, сидящий у западной стены плечом к плечу с Уилли Берком, увидел, как клубы слезоточивого газа валят со стоянки назад, отброшенные взрывной волной. В голове звенели куранты, суставы вибрировали. Сквозь этот шум, он думал о том, что все идет не так, как он рассчитывал. Эти парни собираются убить Эви и всех остальных. Его вина, его просчет. Пистолет, который он носил с собой — сплошное посмешище — ни разу за пятнадцать лет брака он не принял приглашение Лилы пойти с ней в тир, — тем не менее, проскользнул в его руку, умоляя выстрелить.
Он присел на корточки рядом с Уилли Берком, бегло окинул взглядом кучку людей, стоящих у входных дверей и остановился на фигуре, стоящей у задней части первого бульдозера. Этот человек пялился на облако пыли, клубящееся из окна Рэнда Куигли, которое, как и все остальное, этим утром, утратило свою прежнюю нормальную форму.
(Джек Альбертсон не ожидал взрыва. Он был ошарашен и опустил металлический щит, чтобы разглядеть все получше. Царящий хаос не опечалил его — как у шахтера в молодости, того, кто пережил немало взрывов на и под землей, его нервы были железными — он его озадачил. Что не так с этими людьми, что они предпочли перестрелку, спокойной выдаче этой проклятой дикой женщины законникам? По его мнению, мир с каждым годом становился все безумнее и безумнее. Его личным Ватерлоо было избрание Лилы Норкросс в качестве шерифа Дулинга. Юбка в кабинете шерифа! Ничего не было более нелепым, чем это. Джек Альбертсон занес туда заявление об уходе на пенсию, а затем пошел домой, чтобы наслаждаться своим пожизненным холостячеством.)
Рука Клинта подняла пистолет, прицел нашел мужчину за бульдозером, и палец Клинта нажал на курок. Вслед за выстрелом последовал сочный поп, звук пули, пробивающей маску человека в противогазе. Клинт увидел затылок человека, а затем тело свалилось.
Ах, Господи, — подумал он. Наверное, это был кто-то, кого я знал.
— Ну же, — воскликнул Уилли, уводя его к задней двери. Клинт пошел, ноги делали то, что им было нужно. Убить кого-то было проще, чем он подозревал. И это только усугубило ситуацию.
Глава 14
Когда Жанетт открыла глаза, лиса лежала за дверью камеры Эви. Её морда покоилась на потрескавшемся цементном полу, на котором кочками пророс зеленый мох.
— Туннель, — сказала себе Жанетт. Что-то о туннеле. Она сказала лисе: — Я прошла через один из них? Я этого не помню. Ты от Эви?
Ответа не было, хотя она ожидала, что будет. (Во сне животные могли разговаривать, а она чувствовала себя словно во сне… но в то же время это был не сон). Лиса только зевнула, хитро посмотрела на нее и поднялась на лапы.
Крыло А было пустым, а в стене была дыра. Лучи утреннего солнца проливались через неё. Иней на осколках разрушенной бетонной стены превращался в капельки по мере того, как температура поднималась.
Жанетт подумала: Я проснулась. Уверена, что проснулась.
Лиса заскулила и побежала к дыре. Она взглянула на Жанетт, заскулила во второй раз, прыгнула в дыру и была поглощена светом.
Она осторожно пролезла через дыру, прогибаясь, чтобы не задеть острые кромки бетонной стены, и обнаружила, что стоит по колени в высоких сорняках и мертвых подсолнухах. Утренний свет слепил Жанетт. Под ногами хрустела подмерзшая трава, а прохладный воздух вызывал мурашки под тонкой тканью ее тюремной робы.
Сильные ощущения от свежего воздуха и солнечного света полностью вытащили её из сна. Ее стареющее тело, измученное травмами, стрессом и недостатком сна, словно сбросило кожу. Жанетт почувствовала себя обновленной.
Лиса стремительно прорезала траву, труся мимо восточной стороны тюрьмы по направлению к Шоссе № 31. Жанетт должна была двигаться быстро, чтобы не отставать, пока ее глаза приспосабливались к резкому дневному свету. Она окинула взглядом тюрьму: плетни разросшихся ежевичных кустов душили стены; ржавые бульдозер и превратившийся в гармошку кемпер застыли в смертельных объятиях у передней части здания, их также покрывали ежевичные плетни; заросли экстравагантной желтой травы, прорастали из трещин и разломов на стоянке; остовы других ржавых машин были разбросаны по всей заасфальтированной площадке. Жанетт посмотрела в противоположную сторону. Заборы были снесены — она видела, как среди сорняков проблескивает раздавленная металлическая сетка. Хотя Жанетт не могла понять, что и почему, она сразу же впитала в себя увиденное. Это было Дулингское исправительное учреждение, но через много-много лет.
Ее проводница пробежала через кювет, идущий по краю Шоссе № 31, пересекла разбитую в трещинах дорогу и вошла в темно-сине-зеленую темноту разросшегося с противоположной стороны дороги леса. Лиса поднималась, её короткий оранжевый мех вспыхивал в полумраке.
Жанетт бежала через дорогу, сосредоточив взгляд на мелькающем хвосте. Одна из кроссовок поехала в сторону на влажном участке, и ей пришлось схватиться за ветку, чтобы не потерять равновесие. Свежий воздух, пахнущий влажными деревьями, гниющими листьями и мокрой землей, огнем палил ее горло и легкие. Она, наконец-то, вышла из тюрьмы; ей пришла в голову фраза, памятная по карточке из детской игры Монополия: Бесплатный Выход из Тюрьмы! Эту удивительная новая реальность вся ярче проявляющаяся по мере того, как она все глубже и глубже забегала в лес, была все больше похожа на необитаемый остров, — без вони промышленных очистителей, приказов офицеров, лязга ключей, храпа и пердежа сокамерниц, плача сокамерниц, секса с сокамерницами, грохота тюремных дверей — где она являлась единоличным правителем; Королевой Жанетт, во веки веков. Это было круто, круче даже, чем то, что она фантазировала о свободе.
Но потом:
— Бобби. — Напомнила себе она. Это было имя, которое она должна была помнить, должна была нести с собой, чтобы не было искушения остаться.
Оценивать расстояния для Жанетт было трудно; она привыкла к ровной резиновой дорожке, которая кружила по тюремному дворику, делая поворот каждые полмили. Стабильный юго-западный подъем был более строгим по части нагрузки, и она должна была прилагать для бега все большие усилия, заставляя мышцы бедер наливаться свинцом, но в то же время, прекрасно себя чувствуя. Лиса однажды ненадолго остановилась, чтобы расстояние между ними слегка сократилось, затем побежала дальше. Жанетт сильно потела, несмотря на холод. Воздух чувствовался так, словно зима балансировала на краю весны. На серо-коричневых деревьях начинали пробиваться зеленоватые почки, и в тех местах, где земля подпадала под прямые солнечные лучи, она подтаивала.
Может быть, они пробежали две мили, а может, и три, когда лиса провела Жанетт позади упавшего в море сорняков трейлера. Древняя желтая полицейская лента трепетала на земле. Она знала, что уже близко. Она услышала в воздухе слабое гудение. Солнце поднялось выше, оно уже приближалось к зениту. Она начинала испытывать жажду и голод, и может быть там, в конечной точке ее назначения будет и еда и питье — насколько идеальным сейчас бы был стаканчик холодной содовой! Но не важно, она должна была думать о Бобби. Как же ей хотелось увидеть Бобби. Впереди лиса исчезла под аркой сломанных деревьев.
Жанетт поспешила за ней, обогнув лежащую в сорняках, груду обломков. Это могли быть останки небольшого домика или гаража. Мотыльки здесь полностью покрывали ветви деревьев, их бесчисленные серо-коричневые тела прижимались друг к другу так, что напоминали странные ракушки. На самом деле я этого не вижу, подумала Жанетт, подспудно понимая, что мир, в котором она оказалась, находится за пределами всего, что она когда-либо знала, словно земля на дне морском. Но мотыльки никуда не делись, и она могла слышать, как они тихо шелестят крыльями, как будто что-то говорят.
Бобби, казалось, говорили они. Пока еще не поздно, казалось, говорили они.
Подъем наконец-то закончился. Через редкие деревья Жанетт увидела лису, сидящую в высохшей траве на заснеженной поляне. Она вдохнула воздух. Запах керосина, совершенно неожиданный и, казалось бы, ни к чему не привязанный, заполнил её нос и рот.
Жанетт вышла на открытое пространство и увидела нечто, чего не могло быть. И это нечто укрепило её уверенность в том, что она больше не находится в Аппалачах, которые она всегда знала.
Это был белый тигр, шкура которого была покрыта черными, похожими на плавники, полосками. Он поднял голову и заревел, словно лев из Эм-Джи-Эм.[375] За ним возвышалось дерево — Дерево — поднимающийся от земли клубок из сотен скрученных стволов, над которым шапкой разрастался фонтан ветвей, покрытых листьями и лишайником; казалось, оно было живое из-за беспрестанного шевеления огромного количества тропических птиц. Большая красная змея, блестящая и сверкающая, свисала с одной из ветвей.
Лиса подскочила к зияющему расколу в стволе, кинула плутоватый взгляд на Жанетт, и исчезла в глубине. Это был туннель, который вел в обе стороны. Туннель, который выведет ее обратно в мир, который она покинула. Тот, в котором ждал Бобби. Она начала к нему приближаться.
— Стой, где стоишь. И подними руки.
Женщина в желтой клетчатой рубашке на пуговицах и синих джинсах стояла в траве, поднявшись с колен, наставив пистолет на Жанетт. Она обошла стороной Дерево, которое было, у основания, примерно размером с жилой дом. В руке, которая не держала пистолет, у нее была канистра с синей изолентой посредине.
— Не шевелись. Ты новенькая, не так ли? И твоя одежда говорит о том, что ты из тюрьмы. Ты, должно быть, заблудилась. — Специфическая улыбка коснулась губ миссис Желтая Рубашка — бесполезная попытка смягчить странность ситуации — Дерево, тигр, пистолет. — Я хочу тебе помочь. Я помогу тебе. Мы здесь все друзья. Я Элейн, поняла? Элейн Наттинг. Просто позволь мне сделать это, и мы поговорим.
Читать бесплатно другие книги:
