Темные ущелья Морган Ричард
Арчет уже поворачивалась в другую сторону.
«Но эти ножи инертны, Арчет Индаманинармал. – В голосе Стратега слышалось подобие недоверия. – Сталь все еще спит. Как же ты их не пробудила? Как же ты с ними такими дерешься?»
«Пыряю или бросаю эти хреновины. – Арчет поняла, что ощетинилась и, прочистив горло, начала заново. – Меня с десяти лет обучали Ханал Кет».
«Да, но Ханал Кет – лишь начало. Пороговый навык, тренировка ловкости для того, что последует. Разве тебе этого не говорили?»
Короткая пауза, на протяжении которой она молча проклинала соплеменников отца и их небрежность в обучении.
«Ну, что ты думаешь?»
«Я думаю, что предстоит еще много работы, забытая дочь Флараднама, и не так уж много времени, чтобы все успеть. Я не могу наделить тебя мастерством Салгра Кет – на это ушли бы годы. Мы не можем себе такое позволить».
«Салгра Кет?» – озадаченно повторила она. «Ханал Кет» по-кириатски звучало достаточно осмысленно – в приблизительном переводе это означало «искусство клинка». Но Салгра Кет должно было означать… она тряхнула головой… так, проверим, слово древнее, но…
Искусство… жонглера? Искусство придворного фокусника?
Искусство дешевого уличного артиста?
Арчет нетерпеливо покачала головой.
«В твоих словах нет смысла. Я никогда даже не слышала про Салгра Кет».
«Да, похоже на то. – Ей показалось, что в голосе Стратега прозвучало смутное разочарование. – И, как я уже сказал, времени попросту нет. Но, по крайней мере, клинки просочились в тебя, и это дает мне надежду».
Опять пауза.
«Просочились?» – настороженно спросила Арчет.
Убийца Призраков звал ее мягкой болью в ладони там, куда жаждала попасть рукоять ножа. Ящер, в которого она вонзила клинок, преследовал ее, слегка прихрамывая на переднюю лапу, под которой засело оружие. Ручейки крови стекали по чешуйчатой шкуре, роняя капли на древнюю мостовую, но в остальном тварь казалась невредимой и здорово рассерженной. Челюсти были разинуты, длинный язык свернулся за частоколом клыков – в какой-то момент кончик высунулся, обратившись в ее сторону, и попробовал воздух. Глубоко посаженные переливчатые глаза следили за ней, высматривая шанс.
На грудах щебня – новое движение.
Арчет заметила его краем глаза, увидела, как раненый ящер на миг отвел сверкающий взгляд. Она рискнула сама посмотреть в ту сторону и увидела крадущихся пеонов – их было то ли трое, то ли четверо, и все искали выступы, с которых можно было спрыгнуть. Она продолжила отступать, незаметно изменив направление к центру бульвара, где кипела главная битва. Ящер-воин встал на мощные задние лапы, наклонил шипастую башку к руинам и пронзительно завопил. Звук, казалось, рассек воздух на лохмотья. Возможно, это был какой-то приказ, хотя и не обязательно – за годы войны никто так и не успел понять, насколько эти существа развиты, сколько осознанности скрывается за блеском переливчатых глаз, как они общаются, – но пеоны отреагировали, как солдаты на голос командира. Они посыпались с руин, их было все-таки четверо, – и все ринулись на нее.
«Все кириатское оружие несет в себе сущность, выкованную в нем на самом глубоком из уровней. Душу, если желаешь использовать термин, который поймет твой друг-варвар. Со временем эта сущность пускает корни в того, кто пользуется оружием, и заимствует у него самость. Частица за частицей, возникает связь. Оружие и хозяин сближаются, у них лучше получается сотрудничать. Локационная осведомленность, прогностический симпатический резонанс… – В добродушном тоне Стратега зазвучали раздраженные нотки. – Неужели отец тебе об этом не рассказывал?»
«Я, мать твою, уже сказала, что нет. Будь любезен, продолжай».
«Ну ладно. Ножи, которые ты получила в дар, очень мощные и со временем прочно срослись с тобой. Иначе я бы не сумел так легко отыскать их на морском дне. Кто бы ни выковал эти клинки, несомненно, хотел, чтобы ты использовала их потенциал в полной мере».
Она вспомнила свои занятия с Грашгалом во дворе Ан-Монала. Призраков, которых он вызывал из Пустоты, чтобы она могла рубить и сечь, – это были безликие, нематериальные серые фигуры, словно тени портновских манекенов, но вооруженные множеством устрашающих видов оружия, и все они слабо рычали.
Более чем достаточно, чтобы вызвать инстинктивный ужас в сердце десятилетней девочки.
«Они не причинят тебе вреда, Арчиди, – пообещал ей Грашгал. – Но ты должна представить себе, что такое возможно. Ты должна сражаться так, словно твоя жизнь на волоске. Потому что в один прекрасный день, вероятно, так и случится».
Она всадила Проблеск Ленты в глаз ведущего пеона – длинным броском сверху, от которого тварь отлетела, кувыркаясь и содрогаясь от конвульсий, преградив дорогу остальным. Следующий пеон споткнулся и упал на сраженного товарища, рефлекторно щелкнув челюстями, когда их тела переплелись и сцепились. Раненая рептилия слепо укусила его в ответ, и два существа слились в извивающийся рычащий ком. Обычный прием нарушения атаки – в военное время он почти всегда срабатывал с пеонами, они просто были недостаточно умными. Но…
Два других ящера одолели преграду. Они двигались с жуткой хищной грацией, симметрично огибая драку на своем пути и опять сворачивая на тропу, ведущую туда, где стояла Арчет.
Это почти их не замедлило.
Выскочила Хохотушка – в левую руку, заменяя Проблеск Ленты, а Падающий Ангел, все еще в сапоге, мягко прижимался к икре, успокаивая, но это означало, что у нее остался только один безопасный бросок.
«И поэтому, Арчиди, ты должна все сделать правильно…»
Пеон справа был немного впереди, когда прыгнул. Она метнулась в сторону, поставила его тело между собой и другим ящером, увидела мельком бледное незащищенное горло, бросила Безжалостного из-под руки. Твою мать! Все испортила – нож попал в цель, но не с полной силой, вонзился в плоть на дюйм, качнулся и выпал из раны. Времени нет, нет у нее времени, ящер уже оправился от неудачного прыжка и снова нацелился на добычу, нацелился на нее! Падающий Ангел выскочил из сапога в правую руку, Хохотушкой в левой: рубануть, отвлекая внимание, а потом броситься всем весом на рептилию и бить, что было сил бить в горло. Посмотрим, какой урон можно нанести на таком расстоянии, да? Ящер завопил и снова кинулся на нее. Арчет почувствовала, как когти проникают сквозь кожаную одежду и оставляют борозды в ее собственной плоти. Она закричала – и, словно крик освободил ее голос, продолжила вопить, перекрикивая ящеров:
– Индаманинармал! Дом моего отца!
И одновременно продолжала рубить, колоть, расширять эти раны в горле, искать где-то там внутри артерию…
Ящер упал на нее. Второй пеон прыгнул на товарища, вскарабкался на него и попытался откусить Арчет лицо. Она тяжело отпрянула, ударив единственный раз, плохо прицелившись Хохотушкой – рассекла кожу на нижней стороне ящериной челюсти. Но ее придавило трупом первого противника. Тот, что пытался ее укусить, скользнул дальше, завертел башкой, пытаясь подобраться ближе. Если она не…
Вот оно – глаз!
– Дом моего отца! – Это вышло похоже на всхлип, когда Арчет вонзила Хохотушку глубоко в подставленную глазницу. Нож вонзился по рукоять, ящер завизжал почти как человеческий младенец и попятился, вырвав Хохотушку из ее хватки. Повинуясь импульсу, который не было времени подвергать сомнению, Арчет вскинула пустую руку вверх и наружу – и Безжалостный каким-то образом отыскался на усыпанной обломками мостовой, лег в инстинктивно изогнутую ладонь обратным хватом. Она…
Что-то оторвало от нее оставшегося пеона. Арчет успела мельком разглядеть что-то вроде цепи, рассекшей сумерки: она обернулась вокруг морды и челюстей, раздался улюлюкающий радостный крик – и ящер исчез, как будто его сдуло ветром. Она вывернулась из-под живота первого противника, внезапно освободившись от давящей тяжести, увидела, как Драконья Погибель, придавив раненого пеона сапогом, бьет его цепью по черепу.
А за ним… твою ж мать!
Ящер-воин срезал путь, чтобы разобраться с двумя дерущимися пеонами. Он накинулся на них, разорвал клинч и вырвал раненому глотку. Теперь он скорчился над подрагивающими останками, роняя капли крови с клыков, и пронзительно вопил выжившему, который как раз поднимался.
– Эг! Берегись, сзади!
Ящер-воин вскинул длинную башку, переливчатые глаза уставились на Арчет. Она как будто увидела, какое он принял решение, услышала его мысли. Он собирался атаковать ее – прямо, мать твою, сейчас, – чтобы прикончить это нелепое, мягкое, двуногое существо, с которым его пеоны почему-то не справились…
Собственное решение Арчет было принято за нее так же быстро. Она так и не поняла, была ли в том ее заслуга, или все дело в ножах, или в непостижимой комбинации того и другого.
Ее руки поднялись одновременно, с Безжалостным и Падающим Ангелом под углом для броска. «Какого хуя ты творишь, Арчиди?» Казалось, что каждая рука заняла свое место без всякой воли с ее стороны. Ящер-воин сделал один исполненный достоинства шаг вперед, и она метнула – тяжело, с неимоверным усилием, превозмогая напряжение мышц живота, ведь она все еще лежала на спине, и бросок вышел невозможно точный, мимо защитного частокола из шипов и костяных гребней, и оба переливчатых глаза внезапно исчезли, потухли как угли, а на их месте выросли тупые истертые рукоятки ножей.
Ящер рухнул длинной мордой в пыль.
Арчет вскочила на ноги, словно эхо того движения, которым бросила ножи. Эгар все еще отворачивался от мертвого пеона, из его сжатого правого кулака свешивалась цепь в крови и кусочках мозга – он был готов встретиться лицом к лицу с последним пеоном, но она была ближе. Не имея ни малейшего представления о том, что делает, Арчет шагнула вперед на полусогнутых ногах, раскинув руки и растопырив пальцы, словно когти, оскалив зубы и как будто ослепнув: «Какого хрена ты творишь, Арчиди, ты даже не вооружена…»
С расстояния менее чем три ярда она заорала в морду последнему ящеру.
Пеон отскочил, превратившись в клубок конечностей, поджал хвост и сиганул прочь. Снова взобрался на руины здания, перепрыгивая с выступа на выступ, а потом исчез в какой-то дыре посреди обломков.
Она тяжело перевела дух. Выпрямилась и шмыгнула носом.
Бульвар позади затих, и Арчет знала не оборачиваясь – какой-то старый боевой инстинкт развернулся внутри нее, словно смятая и покрытая пятнами походная карта, – что стычка закончилась.
Подошел Эгар, тяжело дыша. Уставился вслед пеону.
– Это что вообще было?
Она дернула подбородком.
– Они пришли оттуда, как и все остальные. Наверное, там гнездо.
– Да, Арчиди… но я не про ящеров спрашивал. Про тебя. – Он выровнял дыхание. – То, что ты сейчас сделала – боевой клич, никакого гребаного ножа. Что это было?
– А-а. – Она пожала плечами, внезапно почувствовав странное смущение. – Знаешь, у меня на уме много всего. Надо было как-то выпустить пар.
– А-а… ну да. Ну, в следующий раз попытайся не выпускать клинок из руки, хорошо? Я хочу сказать, сделай личное одолжение тому, кто поклялся быть твоим телохранителем…
Она закашлялась от смеха и поморщилась, когда острая боль пронзила ребра. Внезапно вспомнила о ранах от когтей, которые получила в схватке с пеонами. Подняла руку с той стороны, приложила ладонь к больному месту – и ладонь оказалась сильно окровавленной.
– Ублюдок меня зацепил, – сказала Арчет с легким удивлением.
– Дай я посмотрю. – Драконья Погибель подошел, всмотрелся, пару раз ткнул пальцем – достаточно, чтобы заставить ее вздрогнуть и выругаться. – Жить будешь. Пара неприятных царапин, и все – похоже, куртка впитала весь яд. Зашью тебя, как только разберемся с этим долбаным бардаком, лады?
– Лады, – рассеянно повторила она, глядя на ящеров, которых убила.
И прислушиваясь к тихому зову своих ножей.
Глава тридцать вторая
Они вытащили Анашарала через передний люк, сильно кряхтя и ругаясь, но не встретив особых трудностей, а затем по приказу Ракана унесли лебедку с тросом, Кормчего же подтащили туда, где стоял в ожидании Рингил. Никто не хотел прикасаться к железному панцирю или приближаться на расстояние вытянутой руки к «крабьим» ногам, прижатым к нижней части, так что во всей операции присутствовала неловкая деликатность, которая потребовала больше времени, чем это было бы необходимо для любого другого груза. Рингил по этому поводу ничего не сказал. Он терпеливо дождался, чтобы Кормчего положили у его ног вверх тормашками и убрали веревки. Взмахом руки велел им уйти и подметил, что все – включая Ракана – отошли недалеко, в молчаливом восхищении наблюдая за тем, что должно было произойти дальше между темным магом и заключенным в железо демоном у его ног.
– Ну привет, Анашарал.
– И тебе доброго дня, Эскиат. – Если Кормчий и чувствовал себя в невыгодном положении, он никак это не показывал. – Нынче утром, вижу, ты не нацепил свою хваленую кириатскую сталь.
– Сейчас она мне не нужна. – Рингил демонстративно подошел к открытой части фальшборта и заглянул за край. – Ты знаешь, как глубок океан в этом месте?
– «Кормчий» – неудачная попытка перевести нужное слово с высокого кирского. Я не навигатор какого-нибудь корабля. Нет, я не знаю, какая тут глубина.
– Я тоже, – дружелюбно признался Гил. – Но мне сказали, по меньшей мере миля. Где-то больше.
– Как интересно.
Он вернулся к Кормчему и, упершись сапогом в край перевернутого тяжелого панциря, железным изгибом касающегося палубы, пару раз качнул его туда-сюда. Его голос стал жестче.
– Хочешь проверить? Ощутить на себе?
– Ты думаешь, что угрожаешь мне, Эскиат? – Покровительственный тон Кормчего, сквозь который просачивались истерические нотки, говорил о том, что ему весело.
Рингил пожал плечами.
– Даже не знаю. Ныряльщики за жемчугом из Ханлиага как-то раз поведали мне, что чем глубже погружаешься в океан, тем сильней он давит на тебя. От этого больно ушам. Возможно, на глубине мили тебе тоже будет больно. Может, вода вскроет тебя как орех. Выплеснет наружу ту сущность, которая заперта внутри всего этого металла.
Пауза затянулась.
– Когда моих собратьев призвали из Пустоты, – холодно проговорил Кормчий, – была причина, по которой кириаты заключили нас в железо. Не думаю, что я тебе понравлюсь, если выйду за пределы этого сдерживающего сосуда.
– Ты мне и в нем не очень-то нравишься. А обратный путь на поверхность будет долгим, так что… Пожалуй, я рискну. – Рингил достал шило. – У меня есть к тебе несколько вопросов, Кормчий. Ты ответишь на них со всей возможной любезностью, или тебе придется очень внимательно осмотреть морское дно. И просто чтобы не сомневаться в нашем уговоре…
Он опустился на колени, одной рукой взялся за край железного панциря, удерживая его в одном положении. Другой начал выцарапывать на металле один из самых мощных глифов Принуждения.
– Что ты заду… – Анашарал прервался посреди фразы, Гил такое слышал впервые. Прозвучало почти по-человечески, и он понадеялся, что это можно считать проявлением слабости. Он закончил первый глиф – это оказалось нелегко, даже шило из кириатской стали оставляло на панцире лишь едва заметные царапины – и приступил ко второму.
Металл под его рукой начал нагреваться.
– Жжется, да? – спросил он с деланым легкомыслием. Хьил сказал, что ему понадобится по крайней мере строка из пяти символов, чтобы это сработало с существом, которое не было человеком, и он сомневался, что Анашарал позволит зайти так далеко.
– Ты совершаешь серьезную ошибку, Рингил.
Третий глиф готов. Панцирь Кормчего был теперь горячим – настолько горячим, что потребовалось усилие воли, чтобы удержать руку на месте. Он сосредоточился на дыхании, чтобы отрешиться от боли, сконцентрировался на узоре глифов, которые продолжал выцарапывать. Четвертый… наконец-то… готов. Краем глаза он заметил, что Ракан тянется к нему, как неистовая гончая на поводке, и едва расслышал его крик. Рука горела, ладонь и пальцы покрылись волдырями, но это не имело значения: «Это просто рана, Гил. Удержись на ногах, и ты победишь в этой битве. Если в конце концов ты останешься на ногах, то все раны со временем неплохо заживают». Пятый, закрывающий глиф был попроще, без выкрутасов. Надо справиться. Гил процарапал первый штрих – первый крест – ощутил запах, подозрительно похожий на зажаренную до хрустящей корочки свинину, – второй крест, завитушка…
Дело сделано.
Он отдернул руку. Вскочил, и тут же к нему бросился Ракан, в его голосе звучала мука: «Мой господин, мой господин, ваша рука!» Гил без всякого любопытства взглянул на ладонь – в войну, от драконьего яда, бывало и похуже – и поднял ее к лицу. Осторожно подул на обожженную плоть, искоса взглянул на Ракана и позволил себе чуть изогнуть в улыбке уголок рта, в знак признательности.
– Все в порядке, капитан. Спасибо. Просто принесите мазь и повязку.
Ракан на секунду застыл, онемев и вперив взгляд ему в лицо, а затем поспешил прочь. Рингил мрачно посмотрел на рулевого сквозь растопыренные обожженные пальцы. «Ну вот, приехали. Момент истины».
– Убери нагрев, Анашарал. Сейчас же.
И строчка глифов на изгибе панциря засветилась синеватым огнем, сделавшись более яркой и четкой, чем оставленные им царапины. Кормчий издал сдавленный стон.
Рингил подождал несколько мгновений, затем наклонился и рискнул прижать тыльную сторону раненой ладони к панцирю.
Тот быстро остывал.
– Перевернись, если сможешь.
Конечности Кормчего выдвинулись из углублений, пощелкивая и как будто ощупывая воздух. Панцирь с грибовидной верхушкой едва заметно покачался взад-вперед – слабее, чем когда Рингил двигал его сапогом. Он кивнул.
– Ладно, можешь прекратить попытки. Ты начинаешь понимать, какие у нас теперь складываются отношения?
Угрюмое молчание.
– Ответь, будь добр.
– Да, точно. – Услышанное его потрясло. Любые намеки на покровительственный тон исчезли, осталось только напряжение. Если бы голос Кормчего изменил громкость, это был бы вопль. Но наблюдатели все равно отшатнулись, заслышав издаваемые им звуки. – Я понимаю, что ты сделал.
– Тогда перестань с этим бороться. Зря теряешь время, твои попытки бесполезны. – Рингил солгал небрежно. На самом деле, он понятия не имел, каковы пределы его новых сил. С икинри’ска всегда все непонятно, пока какое-нибудь гребаное ограничение не подставит подножку и черный маг не шлепнется на задницу. – Поговори со мной нормально, Анашарал. Покажи, что перестал юлить.
– Ладно. – В голосе Кормчего вновь зазвучали нотки презрительного спокойствия. – Итак, ты вернулся к ранам между мирами, проявив свою истинную суть трупного червя. На этот раз глубоко зарылся, да?
– Мы говорим не обо мне, Кормчий.
Но камнепад из обломков памяти все равно обрушился на него.
– Вижу, вернулся за добавкой, – раздается над головой хриплый голос, и тень движется в скудных лучах света, что просачивается сверху. – Похоже, твой аппетит к страданиям неутолим. Впрочем, чего еще можно ждать от героя?
Он замирает на месте, вскинув бесполезного Друга Воронов. Слышит быстрый цокот конечностей вдоль стены узкого известнякового ущелья, в котором находится, ощущает громадное тело, повисшее за спиной. Что-то острое касается его затылка, а затем – поясницы. Раздается звук, похожий одновременно на хихиканье и вздох, и все глифы вдоль потертых гладких стен вспыхивают синим.
– Я не помешал? – спрашивает он, стараясь говорить как можно увереннее.
Когтистая конечность ползет вверх по его плечу, словно живая насекомоподобная тварь. Острие когтя упирается под подбородок, запрокидывает голову назад, словно подставляя горло под нож. У Гила возникает ощущение, что собственная голова существа тесно прижата к его другому плечу.
– По крайней мере, он больше не отрицает своего титула, – шепчет голос ему на ухо. – Видать, многому научился. Но что касается помех, Рингил Эскиат, ты создавал их еще до нашей первой встречи – и нет сомнений, сам это понимаешь. Так что давай не будем притворяться, что ты раскаиваешься, а?
– Я… – Он сглатывает, когда тварь поднимает когтистый палец. – Мне сказали, что я должен поблагодарить тебя за то, что прошел через Темные врата.
– А-а. Маленькие убийцы Луны снова шалят. И чем еще они сочли нужным с тобой поделиться?
– Они сказали, что Когти Солнца снова в игре.
Наступает долгая пауза. Когтистый палец остается у его горла. Он слышит, как с известняковых стен стекает и капает вода, пробуждая эхо в тесном ущелье.
– И ты пришел сюда, чтобы набраться сил в ожидании Дня Расплаты, – задумчиво говорит Существо-с-Перекрестка. – Как и положено героям. Что ж, это, конечно, не оригинально, но стоит предположить, что доступные комбинации некоторым образом ограничены. Иначе мы не смогли бы исправить мир. По крайней мере, исправить так, чтобы люди в нем остались. Ну ладно… посмотрим, куда эта история сама себя заведет.
Когтистый палец выскальзывает из-под его подбородка. Свечение глифов тускнеет. Рингил расслабляет шею, позволяет острию Друга Воронов опуститься до плавно поднимающегося пола ущелья. Слышит позади скрип и шорох – как будто там переворачиваются тяжелые пергаментные страницы. Раздается хриплый кашель.
– «Временами ему снилось, что он все-таки угодил в клетку, – читает хриплый голос ему на ухо. – Произнес какую-то пылкую речь, признал вину и раскаялся в содеянном прямо в Палате Слушаний, вызвался нести наказание. И что лорды-законники из Канцелярии, восседающие на тронах и облаченные в пышные наряды, какое-то время совещались между собой вполголоса, прикрывая рты ладонями, и наконец кивнули со строгой отеческой мудростью. Что оковы были разомкнуты, и его жена с детьми…» Хм, прошу прощения. Это о ком-то другом.
Рингил тяжело сглатывает.
– Да, похоже на то.
– Другой герой, другое предательство. – Страницы скрипят и переворачиваются. – Иногда их трудно отличить друг от друга.
– Как скажешь.
– Видишь ли, это всё отголоски и заимствования, бесконечное нагромождение повторений правды и вымысла, которые друг друга попросту жрут. Мы трудились, изучая вашу мифологическую базу, пытаясь понять, что вы за вид, чтобы сшить ваш мир воедино таким, каким вы сможете его узнать и полюбить. Ах, наконец-то – вот это ты.
«Он сидит на темном дубовом троне, лицом к океану.
Больше никаких пут, он свободен и ему удобно: древесина гладкая от времени, на сиденье от долгого использования образовались выемки, которые безупречно ему соответствуют. Меч со змеиным жалом больше не пытается взрезать его, больше никаких кругов из вертикальных камней, никаких двенд. Море спокойное: маленькие волны накатывают на берег и глубина всего-то по колено. Прохладный ветерок колышет его волосы».
– Очень мило, – хрипло говорит Гил. – Я бы мог на такое согласиться.
– Ну да, конечно… – В голосе Существа внезапно появляются странно-уклончивые нотки. – Однако мы стремительно движемся вперед… давай-ка проверим…
Страницы переворачиваются снова. Он слышит, как они потрескивают у него над ухом.
– «Кажется, что он внезапно оказывается посреди ледяного тумана, – хрипло шепчет голос. – Расплывчатые, похожие на щупальца полосы тьмы тянутся вокруг него, как речные водоросли, пойманные течением, или изгибаются во всех направлениях, как туго завязанные кожаные ремни. Сквозь туман он видит очертания двенд, застывших в позах, которые лишь через некоторое время он опознает как заклинательские, только время для них остановилось. Воздух дрожит от напряжения, словно перед ударом молнии, и он понимает, что…»
Существо снова резко останавливается.
– Это тоже ошибка? – с надеждой спрашивает Рингил.
– Нет, это точно ты. Но, ладно… в конце концов, это Героическая Расплата. Было бы неразумно слишком много упредить.
Наступает короткая неловкая пауза, во время которой ни один из них, кажется, не знает, что сказать дальше.
– Я ничего не знаю о расплате. – Рингил лжет, проверяя, сойдет ли ему это с рук. – Я здесь, потому что хочу освободить друзей.
– Ну и ну, какой отклик! Возможно, мы сможем с этим что-то сделать.
– Прошу прощения?
– Не проси. Но я тебя предупреждаю – актерствовать надо лучше, если хочешь одолеть Когти Солнца. Однажды ты получил столько силы, сколько, как мне казалось, был способен унести, Рингил Эскиат, – и все же сумел большую часть растерять. Я отыскала твоих врагов, открыла путь и привела тебя к окончательному противостоянию с ними, но ты, по-видимому, не сумел закончить эту работу. Несмотря на хорошее мнение мерроигай, я нахожу тебя хрупким, герой. Очень хрупким.
Рингил начинает поворачиваться в узком пространстве. Когтистая конечность хватает его за плечо, едва не вонзаясь в плоть, ловко разворачивает назад и удерживает в таком положении.
– Тебе действительно лучше не смотреть на меня, – хрипит голос. – На мне нет облачения, как на перекрестке, и не хотелось бы разбить твой рассудок вдребезги.
– В тот первый раз, возле утесов, ты… была у меня за спиной?
– А-а. Наконец-то прозрел. Думал, командовать хладными легионами, коих многие тысячи, – то же самое, что и тащить за собой то куцее трио? Думал, ты победил Рисгиллен Иллракскую в одиночку?
Дрожь пробегает по телу – память похожа на вереницу луж, которые искажаются и разбиваются с каждой новой каплей воспоминаний, которая что-то добавляет. Он до сих пор толком не знает, что произошло в Афа’мараге, – только то, что он победил, оставив после себя кровь и руины.
– Ты послала Хьила, чтобы он нашел меня и вывел оттуда, подальше от Ситлоу… – Он сглатывает. – Чтобы он меня спас.
– Я послала обездоленного князя с поручением. Он не знал, что ищет именно тебя. Думаю, к тому времени он уже начал тебя забывать. По крайней мере, воспоминания о тебе тускнели.
Рингил морщится. Игнорирует холодок, который пробегает по спине вместе с этими словами и всем, что они подразумевают. Он цепляется за более важные, насущные вещи.
– В тот первый раз ты послала меня к Хьилу. Ты нас свела. – Внезапно его осеняет. – Может быть, это твое присутствие в Серых Краях так сильно выворачивает время? Ты здесь тоже незваный гость?
Снова тишина, тихое журчание воды, щелчки и скрежет, когда конечности перемещаются на стенах узкого ущелья позади него. Звук, похожий на вздох великана, где-то очень далеко. Прохладный воздух проникает в проход у него за спиной, леденит шею своим прикосновением.
– Ты. Не умеешь. Слушать, – говорит Существо-с-Перекрестка. – Я здесь строитель, и к вящей пользе всего твоего вида. Возможно, стоило бы в связи с этим проявить ко мне некоторое уважение.
– Темная Королева назвала тебя Стерегущей Книгу.
– Прежде чем книгу удастся сохранить, ее надо написать. Оглянись вокруг, маленький герой, и узри, что мои соплеменницы написали в этом месте.
Глифы снова вспыхивают ярко-синим, затем ослепительно-белым, слишком ярким, чтобы смотреть на них прямо. Все темное ущелье озаряется их огнем, и Рингил тонет в неистовом свете. Он поднимает руку, чтобы защитить глаза.
– Тогда почему… – начинает он.
– Почему? Что «почему»? – Кажется, что голос вспыхнул вместе с глифами. Он все еще хриплый и скрипучий, но в нем слышится сила, подобная мощному ледяному ветру. – Почему мы починили этот мир? Почему возились, восстанавливая нанесенный ущерб? Почему зашивали его раны с помощью икинри’ска? Спроси еще, почему мать вырастила тебя, почему отец зачал. Почему дуб расправляетветви в лучах солнца, а корни свои устремляет в…
– Нет! – Он издает сдавленный вопль: свет глифов делается чересчур ярким. От их сияния приходится крепко зажмурить глаза. – Не это. Почему ты свела меня с Хьилом?
– Скажем так, я почувствовала симметрию. – Внезапно в голосе Существа звучит холодное веселье. – Ты находишь общение с обездоленным князем… неприятным?
– Сама знаешь, что нет. – Он призывает самообладание, силу. Вливает в голос железное спокойствие. – Но мне надоело быть марионеткой для каждой сверхъестественной силы, какая вваливается в кабак. Темный Двор, Кормчие, теперь ты. Достало. Если уж меня втянули в эту дурацкую игру, от которой вы все без ума, я хочу знать, во что играем, и хочу…
От внезапного скрежета когтистых конечностей в узком пространстве за спиной голос Рингила затихает, и слова застревают в горле, когда он чувствует, как когти грубо хватают его сначала под одну руку, потом под другую, потом между ног. Внезапно его приподнимают на ярд от пола, омываемого ослепительным сиянием, и он повисает среди полыхающих глифов.
– Не хочешь быть марионеткой, значит? – Голос опять звучит у самого уха, очень близко. Какая-то подвижная липкая часть ротового аппарата высовывается сбоку, касается шеи, и он слышит тревожные гортанные щелчки: раз, два, три. – Бывают судьбы и похуже, уверяю тебя.
Ракан принес мазь, бинты и низкий деревянный табурет. Он заставил Гила сесть, а затем опустился перед ним на колени, чтобы самому обработать ожоги, что могло бы вызвать удивление, если бы им не приходилось разрываться на части, чтобы контролировать все три корабля. Как бы то ни было, собравшиеся мужчины не проявляли особого интереса к происходящему. Они достаточно часто видели, как перевязывают раны, и не похоже, чтобы плоть черного мага сильно отличалась от чьей-либо еще. Теперь, когда представление с Кормчим как будто бы закончилось, они начали волноваться, и Ракан отпустил их, преодолев пропасть власти между Троном Вековечным и имперскими морпехами с тем, что Рингил счел достойным восхищения апломбом. Молодой капитан теперь явно лучше справлялся со своими обязанностями, когда того требовали обстоятельства. Когда-нибудь из него выйдет отличный командир.
«Да, если ты сможешь доставить его домой целым и невредимым, Гил. Если ты сможешь сделать так, чтобы его не убили в каком-нибудь переулке Трелейна через пару недель».
«О, заткнись. Как будто у кого-то из нас прямо сейчас есть выбор».
«Ну конечно, есть. Поднять паруса и умчаться прочь. Обогнуть мыс по широкой дуге, увернуться от сторожевых кораблей Лиги или как-то их обдурить, если придется, и бежать на юг, пока не окажемся в безопасных водах. Пусть Джирал ведет переговоры, чтобы выкупить остальных невредимыми».
Но он знал, что ничего такого делать не станет, поэтому просто сидел, покорно протянув руку, и смотрел, как его юный любовник-имперец обильно смазывает мазью ожоги на пальцах и на ладони. Наслаждался мягкими скользящими прикосновениями, пока мог. Когда Ракан поднял глаза, Рингил украдкой ему подмигнул. Юноша покраснел и отвел взгляд.
«На хрен обязанности командира. Я бы хотел поглядеть, как он заметно вырастет в другом смысле… Мы же можем уединиться где-нибудь на шесть минут».
«Соберись, Гил. Нет, ну в самом деле. Баланс сил и так достаточно щекотливый, не хватало еще, чтобы вас двоих застукали за милыми ласками».
Ракан закончил с мазью, перевязал руку Гила от кончиков пальцев до запястья и пробормотал над ней короткую молитву. Гил не знал, было ли это проявлением истинной веры, въевшимся обычаем или показухой. Про Откровение они почти не разговаривали. Редкие свидания и украденные часы в суете подготовки к экспедиции были слишком драгоценны, чтобы тратить их на изобретенные другими людьми абстракции, а когда они действительно отправились к Хиронским островам, возможность для чего-то более существенного, чем поспешная близость, выпадала редко. Все это добавляло их отношениям остроты, делало свежими и новыми, но еще оно означало – и Гил, возможно, осознал это впервые, – что он почти не знал этого юношу.
«Умеет наложить хорошую повязку в полевых условиях. – Он подвигал кистью туда-сюда, проверяя, как лежит бинт. – Торс божественный, зад как персик, ноги как у гонца, который разносит приказы маршала в бою. Отсасывает, как будто завтра не наступит. Чего тебе еще надо знать, Гил?»
Он встал и кивнул в знак благодарности. Коротко и мужественно, на случай если кто-то наблюдает. Снова повернулся к Анашаралу. Пару раз прошелся вокруг перевернутого железного корпуса.
– Итак, Кормчий, – беззаботно произнес он. – Ты хочешь мне сказать, зачем на самом деле притащил нас сюда, в эту задницу изведанного мира?
Долгое молчание. Пара конечностей Кормчего раздраженно дернулась, словно хватая воздух.
– Ну ладно, – проворчал он.
Глава тридцать третья
Затишье на поле битвы.
Дневной свет почти погас – Арчет стояла в сгущающемся мраке, среди тишины, пронизанной стонами и сдавленными проклятиями раненых. Она стряхнула с себя оцепенение, в которое погрузилась после столкновения с ящерами, и отправилась собирать ножи. Склонившись над мертвым Чешуйчатым из касты воинов, с трудом вытащила из его глазниц сперва Падающего Ангела, потом – Безжалостного. Это было нелегко: клинки вонзились по рукоять, от натуги жгло рану в боку, и она не один раз порезала костяшки пальцев о защитные шипы, прежде чем закончила. Осознавая, что Драконья Погибель наблюдает, полукровка сдерживала каждый вскрик, что рвался из уст.
– Может, тебе помочь?
– Нет, я сама.
По какой-то непонятной причине Арчет не хотела, чтобы кто-то прикасался к ножам прямо сейчас. Обрывки воспоминаний о битве приходили и уходили, но она не знала, можно ли им верить. Падающий Ангел выпрыгивает из ее сапога в протянутую руку. Безжалостный потерян, растрачен впустую из-за неудачного броска, лежит на мостовой… а потом она его схватила, ведь так? Протянула назад пустую левую руку, каким-то образом его отыскала, каким-то образом узнала, что он там, и…
Она знала, где находится каждый из них.
Ее осенило, когда она сидела на корточках, двигая Безжалостного туда-сюда, потихоньку высвобождая его из костяных гребней вокруг глазницы ящера. С той же уверенностью, с какой она ощущала в руке навершие Безжалостного, она чувствовала и Падающего Ангела, который был рядом, аккуратно лежал рядом с мыском ее сапога, еще не очищенный от запекшейся крови; Убийцу Призраков, который был вон там, торчал из мягкой подмышки рептилии в ярде от башки, возле которой она присела; Хохотушку и Проблеск Ленты, похороненных в глазницах рептилий-пеонов там и еще вон там. Она ощущала их расположение с точностью до дюйма, точно так же, как знала, куда протянуть руку за бокалом во время завтрака, не поднимая глаз от книги на коленях.
«Это медитативное состояние единения…»
Безжалостный вышел со скрежетом, весь липкий. Она подняла его, потом тщетно огляделась в поисках чего-нибудь, чтобы вытереть лезвие. Драконья Погибель молча протянул ей лоскут, уже сильно испачканный.
– Спасибо. Это… что?
Эгар кивнул в сторону обломка здания посреди бульвара. Рядом с ним лежало чье-то изломанное тело.
– Рубашка мальца-капера. Она ему больше не понадобится.
– Да, пожалуй, ты прав. – Она тщательно вычистила Безжалостного, спрятала в чехол на пояснице, подняла Падающего Ангела. – Скольких мы потеряли?
– Похоже, девятерых. – Драконья Погибель поморщился, как будто пытался вытащить кусочек мяса, застрявший глубоко между двумя передними зубами. – Только что закрыл глаза восьмому. Еще один из людей Танда пока жив, но ему недолго осталось. Гребаный пеон прям вскрыл его, от бедра до сердца.
Она сунула Падающего Ангела в сапог и встала.
– Что-нибудь для него сделал?
– Накормил порошком, который дал твой железный демон. Вроде помогло. Приятели все там, молятся с ним. Как я и сказал, осталось недолго.
– Ладно. – От упоминания про порошки и боль проснулась тоска по кринзанцу, но Арчет ее подавила. Уперлась сапогом в труп мертвого ящера из касты воинов, согнула ногу и сильно толкнула его, чтобы он перекатился и можно было добраться до Убийцы Призраков. Тут ее осенило. – А что с Капталом?
– Ни царапины. Он размахивал ножом, который ты ему дала, но я не видел на нем крови. Даже не знаю, пытались ли ящеры его тронуть.
– Ловкий трюк, если повезет его провернуть. – Она выпрямилась с Убийцей Призраков в руках, внимательно осмотрела лезвие. – У нас есть слишком тяжело раненные, чтобы идти дальше?
Эгар покачал головой.
– Они пойдут. Они, блядь, побегут, если это поможет побыстрее отсюда выбраться.
– Ну, сегодня-то мы точно отсюда не выберемся. Придется разбить лагерь где-нибудь поблизости.
– Да. – Он помедлил. – Надо было остаться на гребне.
– Но мы этого не сделали. – Она бросила на него быстрый взгляд. – Наверно, там все равно не было безопаснее, Эг.
Он хмыкнул.
Арчет спрятала Убийцу Призраков в волшебные перевернутые ножны на левой груди. Пересекла бульвар, направляясь к пеону, которого убила Проблеском Ленты.
– Заметил что-нибудь необычное в этой каменной кладке?
– Она теплая. – Драконья Погибель потащился следом, шаркая мыском сапога вдоль каменных плит. – Во всяком случае, местами.
– Да. – Она наклонилась за ножом, вытащила его. Тонкое лезвие Проблеска Ленты легко вышло из залитой кровью глазницы и в руке, пока она его вытирала, ощущалось как перышко. – Насколько я понимаю, либо двенды его таким построили, либо это сделало оружие Стратега, когда тут всех уничтожили. Так или иначе, местечко оказалось настоящим маяком для всех Чешуйчатых, кого прибило к берегу так далеко на севере.
– Похоже на то.
Она спрятала клинок в ножны на груди, парные к ножнам Убийцы Призраков. Окинула взглядом трупы рептилий и людей. Покачала головой.
– Я сомневаюсь, что это всё, Эг.
Человек Танда умирал дольше, чем кто-либо ожидал, и к тому же тяжело, несмотря на болеутоляющие порошки Стратега. Он был охвачен ужасом оттого, что должен покинуть мир живых в этом проклятом месте и его бренные останки бросят на поживу тому, что могло обитать на пустынных бульварах, выбираясь наружу с наступлением ночи. Собратья-наемники утешали его, как могли, но по их собственным лицам читалось смятение, а умирающий был не дурак. Поэтому они выставили несколько светящихся чаш, разгоняя надвигающуюся тьму, а сами стояли или сидели вокруг в отбрасываемом ими сиянии, стараясь не прислушиваться к медленно слабеющим проклятиям и стонам несчастного. Илмару Капталу не терпелось двинуться дальше, но его протесты увяли под мрачным взглядом одного из наемников. Арчет спрятала свое нетерпение там, где его никто не мог увидеть, села у другой чаши и стоически вытерпела процедуру, которой подверг ее в синем свете Драконья Погибель, вооружившись иглой и ниткой. Оказалось, он бывал ловким, как маленькая швея, когда этого хотел.
