Темные ущелья Морган Ричард
– Моя госпожа!
Кричали по-тетаннски, откуда-то со склона. Она обернулась, прищурилась и увидела Селака Чана, который стоял в траве и махал рукой как безумный. Арчет приветственно подняла руку. Оглянулась на Такавача, уже в глубине души понимая, что Соленый Владыка исчез.
Она посмотрела на освещенное солнцем пространство, где он стоял, почти увидела очертания его фигуры, все еще парящие в воздухе. Кивнула сама себе. Согнула обе руки, как будто ощупывая что-то полусогнутыми ладонями.
– Я вернусь домой живой, – снова прошептала она.
И начала спускаться по склону к Селаку Чану. На полпути чуть не споткнулась о распростертое тело капера. Остановилась, присела рядом. Он был жив, хоть и крепко спал, и его одежда оставалась довольно-таки влажной. Арчет оставила его в покое. Продолжая спускаться, пригляделась к склону повнимательней и заметила еще два тела в траве: наемник Танда и морпех. Ни один из них, похоже, не пострадал.
Чан почтительно склонил голову, когда она приблизилась, а затем взмахом руки указал вокруг. Он был, судя по голосу, потрясен, восхищен и испытывал немалое облегчение.
– Моя госпожа, это… Где мы?
– Именно там, куда и должны были попасть, – сказала она ему. – В Маджакских степях.
– Я думал, нас предали и утопили.
– Я тоже так думала. – Она подняла рукав и снова понюхала его. Лекарственный запах все еще ощущался, но все следы влаги исчезли. – Очевидно, нет.
– Но как… – Он обвел рукой пространство вокруг них. – Как мы здесь очутились, госпожа?
Она снова посмотрела вверх по склону, на остатки треснувшего контейнера, на след из выжженной травы, оставленный им. Понимание зудело где-то на краю ее сознания, сводя с ума и оставаясь вне досягаемости. Образы всплывали в памяти, казалось бы наугад, кружась в голове, как нарисованные туманом картины, которые показывал ей Соленый Владыка. Следы от горящих снарядов, выпущенных из баллист, оставшиеся в зарослях кустарника в Тланмаре, когда гарнизон оказался в осаде Чешуйчатых, и катапульты спасли положение; мерцание рассеивающегося тепла в воздухе в кратере, где Анашарал упал на землю, смертельно нагретая оболочка, в которой явился Кормчий; хрупкие кириатские боеприпасы, которые почти никогда не работали в критический момент, но все равно их опасливо упаковывали в песок, чтобы в тряских фургонах везти в Демлашаран, на юг; детеныш ящера, которого Грашгал хранил в жидкости в банке в мастерских Ан-Монала…
– Нас… отправили катапультой, – неуверенно пробормотала она. – Думаю, мы взлетели на большую высоту в небо, а потом… опять упали. Жидкость в камере была не для того, чтобы… нас утопить. Она нас оберегала. А камера… Должно быть, она треснула, когда упала на землю. И мы выпали из нее здесь, где безопасно. Я так думаю.
Чан вытаращил глаза.
– Но Драконья Погибель говорил нам, что степи по меньшей мере в тысяче миль к востоку, а то и больше. Неужели железные демоны кириатов и впрямь могут дотянуться в такую даль?
Короткая вспышка гордости, которой она не испытывала уже очень давно.
– Когда это необходимо – да, – сказала Арчет.
Но она не могла не задаться вопросом – к собственному вящему неудовольствию, – почему Тараланангарст, имея в своем распоряжении такие возможности, не приказал Кормчему попросту катапультировать их обратно в Ихельтет; почему было так важно, чтобы они очутились посреди степей, по-прежнему в доброй тысяче миль от дома, а то и больше.
«Если это потому, что Драконья Погибель должен был здесь что-то сделать, то нам, сдается мне, охренительно не повезло».
– Госпожа?
Чан кивком указал на боковую часть склона, по которому Арчет только что спустилась. Она взглянула туда и увидела фигуры, поднимающиеся из травы. По крайней мере одним из них был маджак.
– Хорошо, – сказала она. – Может быть, парни Шенданака объяснят, как далеко мы от Ишлин-ичана. Для меня вся эта гребаная трава выглядит одинаково.
Она увидела, как двое очнувшихся мужчин обнялись с радостными возгласами. Восторженные крики звучали тут и там. Другие фигуры неуклюже поднимались – наверное, их разбудил неудержимый шум. И снова крики, смесь наомского с маджакским и тетаннским. Поблизости от Арчет, чуть выше по склону, капер с ухмылкой потянулся вниз и поднял Канана Шента на ноги. Потрепанный гвардеец благодарно кивнул.
«Ага. Помести их в тысяче миль к юго-западу отсюда – оба бы только о том и думали, как выпустить друг другу кишки. Поди ж ты».
Но тем не менее она поймала себя на том, что улыбается.
– Ладно, – сказала Арчет Чану. – Ты со мной. Давай посмотрим, что скажут местные.
Они направились вверх по склону к ближайшему маджаку.
Но не прошли и половины пути, как он напрягся, окинул взглядом своих товарищей, а затем вытянул руку на восток и начал кричать.
Арчет повернулась вслед за его жестом, прикрыла глаза ладонью. Угасающий отблеск улыбки мгновенно стерся с ее лица.
Всадники.
Их было не меньше дюжины, и приближались они очень быстро.
Глава пятидесятая
От дома Финдрича за пять кварталов смердело двендами. Гил почти усмехнулся, ощутив их присутствие, оседающее на нем мягко, как паутинка, проникающее своими волокнами в разум. Было время, когда он от этого прикосновения ощутил бы холод в затылке, оцепенел на полушаге, схватился за навершие Друга Воронов и оскалил зубы, издавая инстинктивный защитный рык, как всякий клыкастый зверь, загнанный в угол.
Теперь же он лишь чуть замедлил шаг под дождем.
– В чем дело, мой господин?
Нойал Ракан озабоченно нахмурил брови под украшенным гребнем гвардейским шлемом, впился взглядом молодых глаз в лицо Рингила. «Похоже, ты зря думал, что держишь ситуацию под контролем, Гил». Он улыбнулся своему любовнику из Трона Вековечного, надеясь, что улыбка получилась воодушевляющей.
– Не о чем беспокоиться, капитан. Все там, где им полагается быть.
На улицах Эттеркаля вокруг них царила зловещая тишина, как будто внезапно начался какой-то жесткий комендантский час. Они миновали ручные тележки, брошенные посреди улиц, открытые двери покинутых таверн, внутри которых виднелись опрокинутые табуреты и столы, все еще заставленные кружками и тарелками. Раз или два они видели настороженные лица, наблюдавшие за ними из окон верхнего этажа, время от времени – сгорбленные фигуры в боковых переулках или нишах для попрошаек. Но большинство обитателей Соленого Лабиринта, похоже, отыскали неотложные дела в другом месте.
«Да уж… и где бы они могли быть».
Над очертаниями доходных домов и складских стен, сквозь пелену дождя и низко нависшие рваные облака виднелось небо над портовыми трущобами, окрашенное в глубокий тускло-красный цвет. Можно было с уверенностью биться об заклад, что новость со всеми преувеличенными подробностями к этому моменту должна была достичь по меньшей мере тех мест, откуда видно это свечение. А в округе вроде Эттеркаля известие подействовало бы так же, как пригоршня монет, которую швырнули в толпу на рыночной площади. Все бы начали подбирать их, драться, пытаясь заполучить хоть что-нибудь. А кто-то воспользовался бы хаосом, чтобы вломиться куда-то, совершить грабеж или, быть может, свести старые счеты, пока равновесие в городе нарушено. У некоторых в портовых трущобах были родственники или другие, более прозаичные интересы, которые следовало защищать. Другие просто захотели бы испытать свою молодую бандитскую удаль на улицах, озаренных пожарами, и неважно, против кого или чего. Если прибавить тех, кому хотелось просто поглазеть, сказать, что они там были, годами повторять приятелям эту байку, становилось понятно, каким образом весь Соленый Лабиринт опустел быстрее, чем кошель зарезанного аристократа.
Присутствие двенд усилилось, но он все еще не чувствовал, что они его замтили. Однажды – как будто в другой жизни – в Луговинах Ситлоу преследовал его на заре сквозь мангровую рощу, шел по пятам почти до самого дома, сквозь туман, а потом придвинулся тем немыслимым образом, какой возможен только в Серых Краях, и устремил взор на языкатого, вспыльчивого молодого мечника, который вознамерился ему досадить. Гил знал, что не забудет это чувство, и прямо сейчас он его не ощущал.
«И все же…»
Он призвал глиф-завесу, один из самых сильных. Это не сделало бы его невидимым для глаз олдрейнов, но, по крайней мере, поубавило бы их интерес. Просто еще один солдат-человек, поспешно марширующий куда-то с товарищами за спиной. Как там выразился лейтенант Ситлоу о человеческой солдатне… «Словно неприкаянные обезьяны». Гил все еще слышал прозвучавшие в этих словах презрение и отвращение, и он на них рассчитывал. Если Темная Королева подбросит им толику удачи, все глаза в резиденции Финдрича, человечьи и двендские, сейчас должны глядеть в другую сторону – на большой пожар в гавани и разливающееся вслед за пламенем море ярости.
Стуча сапогами по лужам, по мостовой, они дошли до угла Дромадерского ряда, резко свернули на взвоз Придворных Почестей. В конце улицы, менее чем в ста ярдах от них, поблескивал мокрым фасадом из резного камня особняк Слаба Финдрича, перестроенный из склада. Подъем был не очень крутой – «Да уж, точно не Виселичный Пролом, мать его…» – но не стоило удивляться, что Финдрич даже в таком месте отыскал холм, чтобы взгромоздиться на вершину.
Рингил оскалил зубы. Капли дождя затекали ему в рот.
Он обнажил Друга Воронов.
– Ну ладно, – крикнул он сквозь ливень. – За мной. Покончим с этим! Да здравствует Империя, да здравствует честь! Рубите любого, кто преградит вам путь!
Они единым усилием преодолели небольшое расстояние до входной двери Финдрича. Плеск шагов по лужам на улице прозвучал как барабанная дробь, и тонкие струи дождя хлестали Гила по лицу. Казалось, что-то твердое подталкивает его в поясницу. Пройдя десять ярдов, он сбросил глиф-завесу и на освободившемся месте быстро развел костер силы. Издал вой, вырвавшийся из самого нутра, вскинул к двойным дверям руку с пальцами, скрюченными как когти, – и сломал эти двери. Дубовый брус по другую сторону треснул, подобно зубочистке, – Рингил почувствовал, как он поддался, и ощутил, как верхняя петля на левой половине входа вывернулась из косяка, точно гнилой зуб. Двери с обеих сторон ударились о каменную кладку, отскочили, перекосились и повисли.
Внутрь, в брешь.
Они не встретили никакого сопротивления; они не встретили вообще никого. Внутри их ждало освещенное факелами сводчатое пространство и двойные каменные лестницы, величественно поднимающиеся на верхние уровни, где признаков жизни было не больше, чем в руинах. Дом Финдрича был одним из первых в квартале складов Болотного братства, возведенных в те времена, когда гавань все еще представляла собой заиленную стоянку, годную для рыбацких плоскодонок – и не более того. В то время трелейнские торговцы развивали сухопутные пути: длинные караваны водили по лабиринтам болот надежные люди, и за разрешение этим заниматься щедро платили. Купцы, которые тогда строили себе обиталища в Эттеркале, были людьми мистической силы и богатства, и их архитектура этот факт отражала. В мельтешении теней и света факелов, чье пламя заплясало как безумное от внезапно ворвавшейся вместе с ними бури, Рингил увидел повсюду дорогие барельефы и изваяния – фризы, изображающие тяжело нагруженных вьючных животных посреди пышной болотной растительности, груды товаров на рыночных лотках, столбики монет и весы пробирного мастера, и повсюду повторяющийся мотив в виде людей в масках на страже. Караваны вели фигуры в масках, надсмотрщики в масках властно указывали на собранные богатства, мечники в масках, скрестив руки, стояли позади столов с монетами. А за парными каменными лестницами с балюстрадами наблюдали две статуи чудовищно мускулистых героев из Болотного братства, в капюшонах и масках, с суровыми челюстями и едва заметными улыбками – изваяния как будто презирали самонадеянность Рингила, который осмелился сюда войти.
Судя по состоянию каменной кладки, помещение недавно отреставрировали. Гил фыркнул, вытер капающую с носа воду.
– Гребаный позер. Такой же, каким всегда был, Слаб. Прежнее Братство кем-то вроде тебя и задницу бы не подтерло, а теперь ты притворяешься наследником всего этого?
Ракан моргнул, глядя на него в свете факелов.
– Что?
Клитрен, стоявший с другой стороны, выглядел озадаченным. Гил вздохнул.
– Неважно. Пойдем наверх.
Пока они поднимались по правой лестнице, никаких признаков жизни не было видно. Он потянулся к двендскому присутствию, обнаружил, что оно все еще ощутимо, но теперь кажется каким-то взбаламученным, растерянно мерцающим, что на его памяти случилось лишь однажды.
– Вот именно, – тихо пропел он в темноте. – Я у вас за спиной.
Они прошли по освещенному факелами коридору с двумя рядами тяжелых запертых дверей, за которыми, насколько он мог судить, не было ничего живого. Воздух был спертый и затхлый, и теперь, когда Рингил вышел из-под дождя, он почувствовал запах собственной промокшей одежды. Он сморщил нос.
«Забавно, я бы уже ожидал какого-то сопротивления. Это совсем не похоже на Слаба».
– Смотри в оба, – пробормотал он Клитрену.
Коридор переходил в нечто вроде широкого приподнятого атриума с каменным полом с узором в виде сот. Дождь падал сквозь открытое пространство наверху, пропитывая камень и просачиваясь до первого этажа. Внизу раздавался глухой, почти музыкальный плеск. Под карнизом, окаймляющим центральную часть и дающим укрытие от дождя, стены были изукрашены барельефами с теми же узорами, какие он видел в вестибюле внизу. Свет факелов струился из углов.
– Дегенерат и клятвопреступник! Стой, где стоишь!
«О, начинается…»
Но это был не Слаб Финдрич. Голос звучал слишком молодо и помпезно, слишком много в нем было отрывистого возбуждения, и ничего от апломба Финдрича с его мертвыми глазами.
Впрочем, голос был смутно знакомым…
– Ты уже один раз удрал и спрятался от меня, изгой. Уклонился от назначенной встречи на поле у холма Бриллин и прислал вместо себя нищего пьяницу. Теперь снова подожмешь хвост?
«Ах да».
Как будто теплая волна прошла через нижнюю половину его тела, как будто какая-то неясная похоть скрутила внутренности. Он сделал успокаивающий жест людям за своей спиной и опустил Друга Воронов, пока острие не коснулось пола с узором в виде сот.
– Привет, Каад, – сказал он в темноту. – Какой приятный сюрприз.
Из углов атриума выходили бойцы в униформе егерского полка, по меньшей мере треть держала у бедра взведенные арбалеты, а у остальных были наготове мечи или топоры. Рингил прикинул, что их человек пятнадцать – сказать наверняка было трудно из-за неровного света. Неплохое соотношение, раз уж засада лишилась элемента внезапности. Из их числа выделялись две стройные прямые фигуры: один мужчина был постарше, но шагал все еще бодро, а другой – повыше, мускулистее и с мечом в поднятой правой руке. Блестящую серебряную кольчугу до середины бедра он натянул, похоже, в спешке. Искон Каад, Верховный распорядитель… чего-то там. Гил позабыл, как в точности звучало наименование его синекуры. Так или иначе, этот юноша был прытким посланником честолюбивой семьи Каад, пылким мстителем за оскорбление ее неоперившейся чести. Он обучался владению мечом в тренировочном зале и был в этом деле довольно ловок, что, вероятно, подтвердил бы несчастный, вдрызг пьяный призрак одного ветерана по имени Дарби, если бы только его можно было призвать оттуда, куда унеслась его растерянная душа.
«Глянь, папашу с собой притащил».
Советник Канцелярии Мурмин Каад – кукловод с вежливой улыбкой на устах, честолюбец, алчущий взобраться по стратегически размещенным лестницам в верхние эшелоны трелейнского общества. Человек, который почти двадцать лет назад отправил Джелима Даснела умирать в клетке за акты нечистого соития и позволил клану Эскиат выкупить Рингила, избавить от такого же приговора в обмен на неизвестное количество долгоиграющих политических услуг. Теперь он носил повязку на глазу – внутри у Гила все всколыхнулось от радости, – но в остальном с момента их последней встречи не изменился. Миляга Милакар однажды отметил, что восхождение к власти, которое некоторых может состарить и выжать, Каада, похоже, только наполняет силой. Так и было. Он держался как человек вполовину моложе, его шевелюра все еще была густой и темной, не считая седеющих висков, лицо не обрюзгло, а тело не раздалось за годы жизни в роскоши, которую он сумел выцарапать у обхитренных аристократических кланов Трелейна.
Рингил, не обращая внимания на сына, сурово улыбнулся отцу.
– Привет, человечек. Как глаз?
– Мразь! Как ты смеешь…
Мурмин Каад положил руку на плечо сына, и рот Искона захлопнулся, как решетка подъемного моста. Он молча уставился на Рингила через атриум, пылая от ненависти. Каад-старший отпустил плечо сына и слегка улыбнулся.
– Глаз превратился в мертвый студень, о чем, я не сомневаюсь, ты уже знаешь. Нас послали тебя остановить, Рингил. Сложишь ли ты оружие, спася тем самым хотя бы жизни своих людей, или пожертвуешь ими, как пожертвовал бедным стариной Дарби?
– Где Финдрич?
– Вы с ним встретитесь, как только ты будешь обезоружен, – отрезал Искон Каад. – Или он увидит твой труп. Сдавайся сейчас – или предпочитаешь, чтобы мы вас всех убили?
– Можете попытаться.
– Уверен, мы преуспеем. – Каад-старший жестом указал направо и налево, на людей, которых привел. – Видишь ли, это ветераны егерского полка. В целом мире нет воинов лучше.
– Да что ты знаешь о войне, хренов лизоблюд?
– Хватит, мать твою! – яростно завопил Искон и обернулся, чтобы посмотреть на людей позади себя. Его рука двинулась вверх.
Рингил опередил Каада-младшего – левая рука поднялась, вырисовывая глиф. По атриуму прокатилась волна икинри’ска, похожая на рябь на поверхности пруда.
– Арбалеты-то тяжелые, – произнес он нараспев. – Слишком тяжелые, не удержать.
Он не стал прислушиваться к многократным лязгающим звукам, которыми сопровождалось падение оружия, выскользнувшего из хватки каждого лучника. Поднял руку, сотворил другой глиф.
– Сломано.
Как будто волна прошла сквозь ряды егерей, заставляя их кричать и корчиться, ломая руки и ноги, вынуждая падать на пол атриума или шататься, хватаясь за сломанные кости плеча или предплечья. Вопли заглушили шум дождя.
– Сядь, – тихо сказал он Мурмину Кааду. – Смотри.
Советник рухнул на залитый дождем пол атриума почти так же быстро, как мужчины, которым переломала ноги икинри’ска. Стиснул зубы, пытаясь сопротивляться заклинанию. Но остался на месте словно пригвожденный.
– Итак, – проговорил Рингил, обращаясь к сыну, – давай представим себе, что мы вернулись к холму Бриллин, хорошо?
Искон Каад атаковал, вопя и замахиваясь мечом так, что тот превратился в размытую дугу. Рингил даже не потрудился снять щит с плеча. Рубанул вбок, держа Друга Воронов двумя руками, и, вложив в блок все силы, какие были, вынудил Каада застыть как истукан. Развернулся вокруг точки скрещивания, надавил вверх и резко шагнул мимо напряженно сомкнутых клинков, прильнув спиной к лицу противника – близко, словно любовник. Это был бандитский, тесный разворот, какого не найдешь ни в одном фехтовальном руководстве для благородных господ, и у Искона Каада не нашлось годной защиты. Рингил свирепо пнул его каблуком в голень, отвлекая, и убрал правую руку с эфеса Друга Воронов. Врезал локтем юноше в грудину так, что тот сложился пополам. Выпрямил руку, повернул ладонь – кинжал из драконьего зуба выпал из рукава прямиком в нее, – ударил назад и вниз. Вогнал лезвие с зазубренным краем глубоко в нижнюю часть бедра Искона Каада.
Каад вскрикнул и пошатнулся. Его клинок безрезультатно ударился о блок, который Рингил продолжал удерживать левой рукой, попытался вырваться, но клинч был слишком тесным, а рука Гила – тверда как камень, и кириатский меч не дрогнул в его кулаке. Гил повернул кинжал в ране, выдернул его. Развернулся и пнул Искона Каада сапогом в колено. Юноша неуклюже рухнул, покатился, выронив меч и схватившись за раненое бедро обеими руками. Рингил последовал за ним, бросив кинжал на каменный пол с рисунком в виде сот, переложил Друга Воронов обратно в правую руку и встал над поверженным противником, тяжело дыша.
– Есть вопросы? – прошипел он.
Сдавленный стон сорвался с чьих-то чужих губ. Рингил бросил взгляд в сторону и увидел, что Каад-старший все еще пытается подняться с того места, к которому его пригвоздило заклинание. Его умоляющий взгляд был устремлен на побежденного сына. В голове Рингила звенели крики егерей с переломанными руками и ногами. Он бросил взгляд на Ракана и имперцев.
– Позаботься о павших.
Он прохрипел это по-тетаннски и с трудом узнал собственный голос. Казалось, заговорило нечто, явившееся из темных ущелий.
Затем он поменял хват на Друге Воронов, взял его двумя руками и нанес быстрый косой удар по животу Искона Каада. Кириатская сталь прошла сквозь кольчугу, словно ее и не было, оставив длинную поперечную рану на брюхе Каада. Павший завопил, и на другом конце атриума его отец ответил жутким эхом. Рингил вытащил Друга Воронов из раны, рассеянно наблюдая, как та заполняется кровью. Искон Каад кричал и плакал, пытаясь не дать ей разверзнуться, но усилия были безнадежны. Рингил встряхнулся, словно вспомнив о какой-то задаче, которая вылетела у него из головы, и направился к Мурмину Кааду.
– Протяни руки, – мягко сказал он советнику.
Сквозь его слова просачивался змеиный шепот икинри’ска, и заклинание мгновенно вытянуло руки Каада вперед и удержало их, как будто подвешенные на невидимых марионеточных нитях. Сквозь сомкнутые губы советника тонкой струйкой полилась мольба; он тряс головой в бесконечном отрицании, только вот – непонятно чего. Рингил взмахнул Другом Воронов, нанес удар. Он отрубил обе руки где-то между локтем и запястьем. Хлынула кровь, советник завопил, продолжая держать обрубки перед собой словно парализованный. Рингил жестом убрал глиф, и Каад рухнул на бок, конвульсивно вздрагивая.
Сквозь открытую крышу их неустанно поливал дождь. Рингил вытер лицо.
– Кто-нибудь перетяните ему раны жгутами. Я не хочу, чтобы он умер прямо сейчас.
Молодой морпех поспешил подчиниться, наверное, радуясь возможности избавиться от более общего задания «позаботиться» о раненых врагах. Он отрезал полосы от плаща искалеченного советника, а потом крепко перевязал ими обрубки Каада ниже локтей. Кровь теперь не хлестала, а сочилась. Рингил кивком велел имперцу вновь заняться отправкой егерей на тот свет. Сам присел рядом с Каадом, схватил его за расшитый лацкан и притянул к себе.
– Тебя послали не для того, чтобы остановить меня. Финдрич не настолько глуп. Ты должен был всего лишь задержать меня.
Каад извивался на полу, слабо пытаясь освободиться. Из его рта текли невнятные слова. Рингилу пришлось наклониться поближе, чтобы расслышать.
– Мой… сын…
Гил мрачно посмотрел туда, где в центре атриума лежал Искон Каад, из раны на животе которого густо сочилась кровь. Дождь, падавший сквозь крышу, плескался вокруг него, смешиваясь с кровью, разжижая ее, увлекая прочь через отверстия в ячеистом полу. Младший Каад плакал, слегка покачиваясь из стороны в сторону и осторожно обхватив себя руками за живот.
– Твой сын умирает, Каад. Я убил его. Но это займет какое-то время. Вот что я тебе скажу – почему бы тебе не подползти к нему и не попытаться обнять, чтобы утешить.
Он похлопал советника по плечу и встал. Сделал движение, чтобы отвернуться, потом остановился.
– О, ну конечно. Ты ведь теперь не можешь этого сделать, правда?
Потом он отвернулся по-настоящему. Не обращая внимания на сдавленный вой, исходивший от Мурмина Каада, подобрал и вытер кинжал, а в это время имперцы вокруг него перерезали горло последним искалеченным егерям.
Клитрен подошел к Гилу, когда тот убирал драконий кинжал обратно в рукав. Наемник небрежным кивком указал на Мурмина Каада, который, словно искалеченное насекомое, пытался ползти через залитый дождем атриум туда, где истекал кровью его сын.
– Что-то личное?
Рингил поправил рукав и встретился взглядом с наемником.
– Можно и так сказать, да. Есть проблемы?
Клитрен покачал головой.
– Мать твою, нет. Я этого типа встречал лишь раз, когда мне поручили командование войском, и даже тогда было видно, какой он говнюк. Уличный пес, как я, но ведет себя словно любимый отпрыск некогда важной парашалской семейки. Ничуть не удивлен, что он на такое напросился. Нет, я просто хочу знать, что означает эта хрень про «замедлить» нас.
Рингил наклонился, чтобы поднять Друга Воронов, и достал лоскут, который вырезал из плаща Искона Каада, чтобы почистить оружие.
– Ты это слышал, да?
Наемник свирепо ухмыльнулся.
– Кажется, один имперский наемник позабыл, что не только он тут говорит по-наомски.
– Нет, я не забыл, – сказал Рингил, продолжая рассеянно вытирать клинок.
– Ну славно – так в чем же дело? Нас хотят замедлить – ради чего? Если Финдрич и клика знали, что ты пройдешь сквозь дюжину егерей, как сквозь открытую дверь, какой будет их вторая линия защиты?
– Ты разве не догадался?
– Олдрейны? Они тут?
Рингил кивнул на окружающее строение, на струи воды, стекающие с карниза у них над головами.
– Да, где-то в здании. Я, блядь, чувствую их вкус.
– Вкус?.. – Клитрен покачал головой. – Неважно. Черная магия, не хочу вникать в эту хрень. Но, кажется, пришло время для инструкций, не так ли?
Он произнес это с вызовом во взгляде. Рингил вздохнул. Поднял руку, щелкнул пальцами, привлекая внимание Нойала Ракана с другого конца двора. Гвардеец подошел, миновав имперцев, которые ощупывали тех, чье горло только что перерезали, по широкой дуге обогнул Мурмина Каада, который рухнул без сил, рыдая и продолжая медленно истекать кровью, все еще не одолев и половины расстояния до умирающего сына. Каад только что попытался упереться обрубком в текстурированный каменный пол, чтобы ползти дальше, и содрогнулся от свежей волны мучительной боли, порожденной этим движением. Рингил все видел краем глаза, слышал слабый вскрик – и был смутно разочарован тем, что это не вызвало у него никаких чувств.
Ракан выбрался из-под дождя, отдал честь. Постарался не коситься на изувеченного человека. Судя по виду, его слегка подташнивало – то ли от добивания раненых егерей, то ли от того, что только что сделал его любовник, трудно было сказать. Наверное, от того и другого. Выражение его глаз заставило Рингила почувствовать себя оборванным, грязным и старым.
– Господин?
– Построй людей вон там. Есть пара вещей, которые они должны знать, прежде чем мы продолжим.
– Да, господин. – Ракан откашлялся. Он коснулся клинка милосердия на поясе, жестом указал на рыдающего Каада, который возобновил попытки ползти. – Вы бы хотели, чтобы я, э-э…
Рингил уставился на него, не давая договорить.
– Нет, капитан, – холодно произнес он. – Я этого не хочу. Оторвите своих людей от грабежа и прикажите им построиться.
Ракан вспыхнул. Отдал честь и быстро отвернулся. Клитрен глубокомысленно смотрел ему вслед.
– Ни хуя не понимаю, как этот пацан вообще попал в Трон Вековечный.
– Заткнись, – сказал ему Рингил с большей горячностью, чем намеревался. – Он, блядь, в одиночку набросился на тебя, не так ли?
– Ой, прости. Отдавил твои нежные пидорские пальчики?
– Это пальцы черного мага, или ты забыл? Угомонись, не то я превращу тебя в ебаную лягушку. А теперь иди и встань в строй – сейчас будет инструктаж, которого ты так охуенно жаждешь от меня.
Клитрен пожал плечами и не спеша направился к собирающимся имперцам. По дороге он прошел мимо искалеченного тела Мурмина Каада, и советник что-то сказал ему. Клитрен присел на корточки и прислушался. Дождь, льющийся с карнизов, уничтожил все шансы услышать, что было сказано, но, так или иначе, Клитрен только покачал головой, махнул в сторону Рингила и продолжил свой неторопливый путь туда, где строились имперцы.
Рингил еще раз быстренько вытер Друга Воронов, скомкал кусок позаимствованной ткани и отшвырнул. Он последовал за Клитреном под дождь и, сам того не ожидая, остановился и опустился на колени рядом с Мурмином Каадом.
– Ты чего-то хотел?
– Убей… его, – тяжело дыша, произнес советник. – Умоляю. Ты отомстил… мне. Я… ничего не прошу для себя. Но закончи… его страдания. Прошу тебя. Он ничего тебе не сделал.
Рингил потер подбородок.
– А Джелим Даснел что-нибудь сделал тебе?
– Умоляю…
– И все же ты послал его умирать на колу.
– Так… – Судорога боли исказила лицо Каада. – Так повелел закон.
– Ну так здесь у нас тоже закон. Недавний, ты мог и не узнать про него. Причини вред тем, о ком я забочусь, – и те, о ком заботишься ты, пострадают. Ну, каково?
– Пожалуйста, умоляю. Я… – Слезы струились из уцелевшего глаза Каада. – Мне очень жаль!
– Да, я так и думал. Я тоже испытывал сожаления, но уже ничего нельзя было исправить. Мне все равно пришлось смотреть, как умирает любимый человек. – У него грохотало в ушах в такт сердцебиению, и в том же ритме пульсировала влага в глазах. Он с усилием подавил гнев, выровнял дыхание. – Но взгляни на это с другой стороны – с такой раной твой мальчик умрет самое большее через несколько часов. Это не займет у него много дней, как у Джелима.
– Хойран заберет твою проклятую душу в ад!
– Думаю, у него будут неприятности с женой, если он это сделает. – Рингил встал. – Прощай, Каад. Побереги силы, тебе еще ползти. Ты почти на месте. Даже без рук ты доберешься ближе, чем мне когда-либо позволяли.
– Ладно! – прохрипел Каад ему вслед. – Ладно…
Рингил остановился вопреки собственной воле.
– Что «ладно»?
– Я… куплю… смерть моего сына. Я… кое-что знаю… о том, что тебя ждет.
– Как и я. Мы с твоими приятелями-двендами уже успели пару раз ткнуть друг друга мордой в пыль. Мы почти что старые друзья.
– Нет, другое. Двенды кое-что притащили с собой.
Рингил прищурился.
– Когти Солнца?
– Мой сын. – Каад приподнялся на локте, стиснув зубы. – Сначала ты дашь моему сыну покой.
– Ты не в том положении, чтобы торговаться, Каад. Ты расскажешь мне все, что знаешь, и я решу, стоит ли это милосердия или нет. – Он снова присел на корточки, схватил советника за культю и сжал. На обрубке предплечья выступила кровь. Советник пронзительно завопил и рухнул на пол. Рингил согнул руку в локтевом суставе, наклонился ближе и прошептал на ухо Кааду: – Или я все равно вытрясу из тебя правду. Поверь мне, я это сделаю с куда большей радостью.
Каад издал прерывистый всхлипывающий звук. Рингил отпустил его руку.
– Ну же, советник. Выкладывай.
– Меч, у них есть меч. – Слова вырывались наружу, голос Каада звучал высоко и отчаянно. – Фамильная реликвия клана Рисгиллен. Говорят, в нем заключена душа древнего короля-воина. Двендского паладина, который жил пять тысяч лет назад.
– Что? – Рингил тряхнул головой. – Паладин? Ты говоришь про Иллракского Подменыша? Здесь?
– Я не… – Голос Каада звучал теперь еле слышно, он терял силы из-за шока. – Не знаю имя. Только… у них есть меч, и еще план…
– Какой план?
Тишина. Советник, похоже, впал в беспамятство от боли. Рингил оседлал его, наклонился и перевернул на спину. Начал методично хлестать по щекам.
– Брось, Каад. Возвращайся. Какой план? Если ты хочешь избавить сына от боли, так нельзя. Какой план?! Ну же!
Каад дергался и вздрагивал от пощечин, пребывая в полубессознательном состоянии. Он размахивал обрубками, в смятении пытаясь оттолкнуть Гила руками, которых больше не имел. Рингил схватил мотающееся туда-сюда предплечье, снова сжал – на этот раз не слишком сильно. Боль, вероятно, была жгучей – Мурмин Каад резко очнулся, уставился на него, шипя от ненависти.
– Иди на хуй… пидор-аристократишка… мразь…
– Да-да. Отличный способ пробудить во мне жалость, папаша. – Он жестоко ударил искалеченного советника по лицу. – Хватит валять дурака. Говори. Какой план?
– План?
– Ох, ради Хойрана, мать его… – Рингил схватил Каада за шиворот и рывком усадил его. Демонстративно протянул руку туда, где Каад-младший перекатился в их сторону и мокрое от дождя лицо юноши выглядело маской агонии и отчаяния, одной рукой он все еще пытался зажать рану в животе, а другой безмолвно тянулся к отцу. – Хочешь, чтобы я избавил молодого Искона от страданий? Расскажи о мече. Что они собираются с ним делать?
– Они… – Советник тяжело дышал, его лицо вдруг сморщилось от боли. – Они… хотят… насильно вручить его тебе. Ты должен взять его в руки. Есть такой… ритуал. И тогда… Темный Король… овладеет тобой. Вернется к ним… в твоем облике.
Рингил еще мгновение держал изувеченного советника, потом отпустил его, позволив рухнуть на ячеистый пол. Выпрямился, сидя на корточках, внезапно погрузился в раздумья.
– Значит, таков их план, да? – пробормотал он.
Каад приподнял голову на пару дюймов от пола.
– Мой… сын…
– Да, твой долбаный сын. – Гил нахмурился, вспоминая. – Хотел, чтобы его лучники превратили меня в подушечку для булавок. Вот была бы незадача, не так ли? Двенды получили бы для своего ритуала труп.
Его глаза снова сфокусировались, пригвоздив советника пристальным взглядом.
– Или ты лжешь мне, Мурмин Каад?
– Нет… нет… Не лгу. – Усилия были слишком велики. Голова Каада упала, с громким стуком ударилась о каменный пол. Он уставился на дождь, шевеля губами. – Живой или мертвый… не имеет… значения. Нам так сказали. Ри…ритуал не меняется. Но госпожа Рисгиллен… хочет тебя живым… если получится. Чтобы ты знал… что пожирает тебя. Мой сын… умоляю, мой сын…
Рингил вздохнул. Прижал тыльную сторону ладони ко лбу под дождем.
– Рисгиллен, Рисгиллен, гребаная Рисгиллен. Надо было убить эту суку, когда у меня был шанс. Я должен был догадаться, что она не уймется. Ладно.
Последнее слово вырвалось резко, когда он поднялся на ноги, полный решимости. Он зашагал туда, где Клитрен ждал вместе с имперцами, подальше от дождя.
– Ты явился на Хиронские острова в поисках меча, как и я? – спросил он наемника с опасным спокойствием. – Должен был раскопать его и привезти сюда, верно?
Клитрен ответил непонимающим взглядом.
– Какого меча?
– Ладно, не бери в голову. Слушай, давай покончим с этим инструктажем и просто…
– Лжец! – Вопль был такой высокий и мучительный, что его почти можно было принять за крик орла. Оба мужчины оглянулись туда, где Мурмин Каад метался в своем промокшем от дождя и окровавленном плаще, крутился и вертелся на полу, пытаясь вперить в Гила гневный взгляд, и в результате его лицо, искаженное яростью и горем, оказалось почти перевернутым. – Мразь! Лживый пидор!
– Ему бы поосторожнее, а то жгуты снимутся, – заметил Клитрен.
– Ага, возможно. – Рингил поднял руку и жестом приказал имперцам собраться вокруг. – Ладно, слушайте внимательно. Дальнейшее…
– Лжец, ебаный лжец! – Теперь Каад рыдал, выплакивая свою ярость и утрату. – Ты поклялся. Лжец! Лжец!
– Дальнейшее…
– Ебаная голубая кровь, лживая мразь!
Читать бесплатно другие книги:
