Похитители снов Стивотер Мэгги

35

– Ронан! – закричал Ной.

Дорога стелилась перед ними, черная и пустая. Ронан нажал на газ. «Камаро» отозвался грубым энергичным рычанием.

Ной вытянул шею.

– Не помогает!

На ветровом стекле росла длинная трещина, в центре которой торчал коготь ночной твари. Ронан крутанул руль туда-сюда. Машина стремительно завиляла, тело на крыше моталось из стороны в сторону.

– Блин, – буркнул Ронан, пытаясь вернуть себе контроль над «Камаро».

В отличие от «БМВ» здесь управление было чем-то воображаемым.

– Он всё еще там! – сообщил Ной.

Машина вздрогнула, ее слегка занесло.

Взгляд Ронана метнулся к зеркальцу заднего вида. Вторая человеко-птица цеплялась за багажник.

Это было скверно.

Ронан огрызнулся:

– Мог бы и помочь!

Ной помахал руками, прижал их к ручке окна, потом к спинке сиденья и наконец – к приборной доске. Ему явственно не хотелось делать то, что он собирался.

Раздался визг. Трудно было сказать, что это – скрежет когтя по металлу или вопль твари. Но от этого звука у Ронана встали дыбом волосы на руках.

– Ной, старик, давай!

Тот исчез.

Ронан вытянул шею.

С оглушительным треском правый нижний угол ветрового стекла осыпался на приборную панель. Коготь нырнул в салон.

Ной крикнул:

– Тормози!

Ронан ударил по тормозам. Слишком быстро, слишком резко, слишком мало возможности рулить. «Камаро» заметался из стороны в сторону, продолжая нестись вперед. Руль только мешал.

Ной и черное пятно скатились с левой стороны капота, и ветровое стекло вдруг очистилось. Машина подскочила, наехав одним колесом на сплетенные тела.

Некогда было смотреть, куда они делись, потому что рывок сбил машину с курса – «Ной уже мертв, с ним ничего не случится!» – лихорадочно подумал Ронан, – и «Камаро» быстро покатился в кювет.

Машину наполнил запах резины и тормозов. Это была авария без столкновения. Дорога осталась слева, а машина продолжала ехать прямо.

«Нет».

Ронан успел в мучительных подробностях разглядеть телефонный столб – в ту секунду, когда врезался в него боком.

Звук был громкий. Совсем не похожий на то, как сталкивались машины на вечеринке Кавински. Металл рвался. Стекло вопило. Словно кто-то нанес железным кулаком удар в дверцу со стороны Ронана.

Потом всё закончилось.

Машина молчала. Ронан не знал, заглохла она или умерла. Дверца со стороны пассажирского кресла была вогнута до половины салона. Бардачок открылся, и содержимое, включая инъектор Ганси, разлетелось по переднему сиденью.

До Ронана медленно доходило, что дело обстоит очень скверно.

Тк-тк-тк.

Второй ночной ужас смотрел на Ронана вниз головой. Он сидел на крыше и глядел на него сквозь ветровое стекло. Так близко, что можно было различить чешуйки вокруг мрачного алого зрачка. Тварь пробно постучала когтями по стеклу. Оно застонало в пазах. Если приложить чуть больше сил – оно осыплется полностью…

«Сделай что-нибудь!» – от Ноя, истратившего всю энергию, остался только голос, больше ничего.

Но Ронан словно оцепенел от столкновения. В ушах у него звенело.

Тварь зашипела.

Ронан знал: она, как всегда, желала его смерти.

Во сне это не имело значения.

Но сейчас он не спал.

Голова ночного ужаса вздернулась кверху, когда мимо проехала машина. Сексуально, небрежно, стильно. Это был белый «Мицубиси». Он развернулся, так что фары «кабана» озарили водителя.

Ночной ужас скатился по ветровому стеклу. Скорчившись на капоте, он зашипел на чужака.

Стекло «Мицубиси» опустилось. За ним Ронан увидел Кавински, с нечитаемым под солнечными очками выражением лица. Он наклонился, достал что-то из-под сиденья, а потом вытянул руку. Ронан не сразу понял, что в ней такое.

Кавински держал маленький, почти воображаемый пистолет, сверкающий хромом.

Ронан пригнулся под приборной доской, свернувшись как можно плотнее.

Кавински выстрелил. От первого выстрела человек-птица сразу перестал шипеть. От второго он плюхнулся всем весом на капот. Тварь больше не двигалась, но Кавински выстрелил еще четыре раза, пока ветровое стекло не забрызгало.

Больше не было ни звука, кроме хитрого ворчания «Мицубиси». Ронан медленно вылез.

Кавински по-прежнему высовывался из окна, небрежно покачивая в руке пистолет. Он явно был доволен собой. Казалось, его ничто не смутило.

Ронану пришлось напомнить себе, что он не спит. Не потому что он чувствовал себя как во сне, а потому что всё случившееся до боли напоминало ситуацию, способную ему присниться. Он открыл дверцу – бесполезно было сидеть в машине, поскольку «Камаро», очевидно, никуда уже не ехал – и выбрался.

Стоя на асфальте, он уставился на мертвую ночную тварь, распластанную на капоте разбитого «Камаро», а затем взглянул на Кавински.

– Не отставай, Линч, – сказал тот.

Он втянул голову в окно, и на мгновение Ронан испугался, что Кавински сейчас уедет. Кавински не был союзником, но он был человеком – живым человеком; и он только что спас Ронана, а это что-то значило. Но Кавински просто убрал пистолет на место и отогнал «Мицубиси» чуть дальше на обочину.

Он подошел к Ронану, скрипя ботинками по битому стеклу, и одобрительно сказал:

– Похерили машину.

И действительно. Гладкие формы, по которым Ронан проводил рукой лишь пару часов назад, были скручены, металл обвился вокруг телефонного столба. Одно колесо слетело и лежало в канаве. Даже в воздухе пахло бедой – разлитыми химикатами и чем-то плавящимся.

Ронан провел рукой по затылку. Ему казалось, что сердце вот-вот остановится. Стены падали, обрушивая друг друга.

– Он меня убьет. Блин. Он меня убьет.

Кавински указал на ночной ужас.

– Нет, чувак, убить тебя хотела вот эта тварь. Ганси тебя простит. Он не захочет спать один.

Это была последняя капля. Ронан схватил Кавински за майку и тряхнул.

– Хватит! Это не твой гребаный «Мицубиси»! Я не могу пойти и купить завтра утром новый!

Кавински с понимающим видом отцепил пальцы Ронана от своей майки. Тот оттолкнул его и заходил туда-сюда, сцепив руки за головой и окидывая взглядом дорогу – не едет ли кто? Но ничего исправить было нельзя, сколько ни смотри.

– Слушай, Линч, – сказал Кавински. – Всё просто. Обдумай своим крохотным ирландским мозгом эту идею. Что делала твоя мать, когда у тебя умирала золотая рыбка?

Ронан остановился.

– Я же сказал. «Кабан» – не твое ведро с гайками. Я могу купить Ганси новую машину, но она ему не понравится. Он не захочет другую. «Кабана» невозможно заменить.

– Я все-таки проявлю терпение, – произнес Кавински, – потому что ты треснулся головой. Ты меня совсем не слушаешь?

Ронан ткнул рукой в сторону «кабана».

– Это – не золотая рыбка.

– Кончай катать истерику. Я сейчас открою багажник, а ты засунешь в него эту тварь. А потом мы съездим на ярмарку идей.

Ронан недоверчиво уставился на него.

– Слушай, ты сейчас переживаешь переломный момент. Лезь в машину давай.

Ронану больше некуда было деваться. Он полез в машину.

36

Через несколько часов Ганси и Адам оказались в коридоре, в северном крыле дома, между кухонной лестницей и старой комнатой Ганси. Из гостиной по-прежнему доносились оживленные разговоры. Адам сомневался насчет Ганси, но точно знал, что сам он пьян. По крайней мере во рту у него был вкус шампанского, а мир казался темным и размытым. Раньше он не пил. За Адама это делал отец.

Они стояли бок о бок на роскошном фиолетовом персидском ковре возле удобного столика в стиле королевы Анны. На нем теснились безделушки, посвященные охоте. Тусклые золотистые версии Адама и Ганси виднелись в потрескавшемся черном зеркале, которое висело на стене. В отражении обычно аккуратная линия рта Ганси была тревожно изогнута. Он дернул себя за галстук, так что узел залихватски задрался.

– Ты можешь поверить, – трагически произнес Ганси, – что я вырос в таком месте?

Адам не стал говорить, что он этого и не забывал.

– Жаль, что мы не можем вернуться завтра, – продолжал Ганси. – Жаль, что нельзя поехать и посмотреть, не появился ли Кабесуотер.

Когда он произнес «Кабесуотер», у Адама свело шею, словно чей-то ловкий палец поддел туго натянутое сухожилие. Еще один образ попытался пробиться на поверхность – моргнув, Адам краем глаза увидел мужчину, который стоял у него за спиной и смотрел в зеркало. Печальное лицо, шляпа-котелок. «Почему бы и нет? – сердито подумал Адам. – Блин, почему нет?»

– Rex Corvus. Никогда больше не буду пить.

– Ты не пьян, – сказал Ганси. – Это был имбирный эль. В основном. Посмотри на наши лица. Мы старше, чем прежде.

– Когда?

– Минуту назад. Мы всё время становимся старше. Адам… Адам, ты этого хочешь? Этого? – он элегантным и небрежным жестом указал на нижний этаж, словно отталкивая роскошь дома от себя.

Адам ответил:

– Я хочу свалить из Генриетты.

Он знал, что это жестоко, хоть и честно. Потому что, конечно, Ганси должен был сказать…

– …а я нет.

– Знаю, что нет. Послушай, я не пытаюсь… – Адам собирался сказать «отделаться от тебя», но ему не хватило сил, даже с помощью шампанского, плещущего о берега.

Ганси издал ужасный смех.

– Я – рыба, которая разучилась дышать в воде.

Но Адам думал о том, о чем умалчивали оба: они шли перпендикулярными путями, а не параллельными, и рано или поздно должны были разойтись. Сразу после окончания школы, скорее всего. Если не в колледже, то потом.

В нем нарастало напряжение, вроде того, что порой не давало ему покоя по ночам, когда он мечтал спасти Ганси – или БЫТЬ Ганси.

Тот повернулся к Адаму; от него пахло мятой и шампанским. Он был собой – и ими обоими. Ганси спросил:

– Почему ты пошел в Кабесуотер без меня?

Вот оно.

Объяснить было сложно. Адам пожал плечами.

– Нет, – возразил Ганси. – Не надо.

– Я не знаю, что сказать.

– Правду.

– Я не знаю, что тут правда.

– С ума сойти… – произнес Ганси. Он включил Тот Самый Голос. Голос Ричарда Ганси Третьего. – Нельзя что-то делать, не зная зачем.

– С Ронаном, возможно, это и сработает, – заметил Адам. – Но не со мной.

Ганси в зеркале невесело рассмеялся.

– Ронан никогда не брал мою машину. И не врал мне.

– Перестал. Я тоже не врал. Нужно было торопиться, иначе Пуп получил бы контроль над линией, – Адам вытянул руку в направлении лестницы, в направлении вечеринки и голосов, поющих на латыни. – И именно ОН слышал бы это. Я поступил правильно.

– Речь не про сейчас. Я спрашиваю о том, что произошло ТОГДА. Ты прошел совсем рядом со мной. Но тебе так хочется быть Адамом Пэрришем, одиноким воином…

Он и был Адамом Пэрришем, одиноким воином. Ганси, воспитанный восторженными прихлебателями, никогда бы этого не понял.

Адам постепенно накалялся.

– Что ты хочешь от меня услышать, Ганси?

– Просто скажи почему. Я уже несколько недель защищаю тебя от Блу и Ронана.

Мысль о том, что его поведение служит темой для разговоров, взбесила Адама.

– Если у других ко мне какие-то претензии, пусть поговорят со мной.

– Черт, Адам. Дело и не в этом тоже. Дело вот в чем… просто скажи, что этого больше не будет.

– Чего «этого»? Чтобы люди не делали то, о чем ты не просил? Если тебе нужен человек, которого ты сможешь контролировать, ты выбрал не того.

Настала тишина, наполненная лишь отдаленным звоном столовых приборов и бокалов. Кто-то рассмеялся, высоко и восторженно.

Ганси просто вздохнул.

И этот вздох стал последней каплей. Потому что он не говорил о жалости. Он буквально вопил о ней.

– Нет, – огрызнулся Адам. – Не смей.

На сей раз никакого перехода не было. Никакого переключения от обычного состояния к гневу. Потому что он уже разозлился. Уже успело стемнеть – а теперь наступил мрак.

– Посмотри на себя, Адам, – Ганси протянул руку, как экскурсовод. Первый экспонат, Адам Пэрриш, самозванец. – Просто посмотри…

Адам был по горло сыт этими искателями развлечений, их фальшивой вежливостью, сверкающим светом, нескончаемыми подделками. Он тщетно пытался подобрать слова.

– О да. «Вот Адам, вечно с ним одни проблемы. Что, по-твоему, он имел в виду, когда пробудил силовую линию в одиночку? Не знаю, Ронан. Давай не будем спрашивать у него». Знаешь, Ганси, ты тут вообще ни при чем. Я делал то, что нужно было сделать.

– Не лги. Было много других способов.

– Но ты ими не пользовался. Либо ты хочешь найти Глендауэра, либо нет.

Было нечто жестокое и раскрепощающее в возможности сказать вслух всё, что он думал. Адам крикнул:

– И он тебе не нужен. А мне нужен. Я не собираюсь сидеть и ждать, когда кто-нибудь перехватит мою удачу!

Взгляд Ганси метнулся в коридор, затем вернулся к Адаму. «Правильно, Ганси, не буди ребенка». Понизив голос, он сказал:

– Глендауэр не твой, Адам. Он сначала был моим.

– Ты позвал нас. Либо искренне, либо нет. Ты сам это устроил.

Ганси слегка коснулся пальцем груди Адама.

– «Это»? Сомневаюсь.

Адам схватил его за запястье. Довольно грубо. Рукав костюма показался ему скользким, как кровь.

– Я не буду твоим слугой, Ганси. Ты этого хотел? Если тебе нужно, чтобы я помогал искать Глендауэра, не мешай мне действовать по-своему.

Ганси вырвался из хватки Адама. И вновь бросил взгляд в коридор.

– Видел бы ты себя в зеркало.

Адам не стал смотреть.

– Если мы ищем Глендауэра, то как равные, – сказал он.

Ганси воровато обернулся. Его губы двинулись, словно он хотел сказать «ш-ш» – но он не издал ни звука.

– Что? – спросил Адам. – Боишься, что кто-то услышит? Люди узнают, что не всё благополучно в мире Дика Ганси? Порция реальности им не повредит!

Внезапным взмахом он снес все безделушки со столика эпохи королевы Анны. Лисиц с мохнатыми ногами и собак в прыжке. Они попадали на пол с приятным болезненным стуком. Адам возвысил голос:

– Конец света, чуваки!

– Адам…

– Я не нуждаюсь в твоей мудрости, Ганси, – перебил он. – Не нуждаюсь в том, чтобы ты со мной нянчился. Я попал в Агленби без твоей помощи. Нашел Блу без тебя. И без тебя разбудил силовую линию. Я не приму твою жалость.

Наконец Ганси замолчал. В его глазах, а может быть, в выражении губ или в подбородке, появилось нечто отстраненное.

Он больше ничего не сказал. Лишь слегка отряхнул рукав, за который его схватил Адам, и расправил складки. Брови Ганси были сдвинуты, как будто это действие требовало концентрации внимания. Затем он ушел, оставив Адама в коридоре.

Зеркало рядом с Адамом отразило его самого – и смутный облик привидения, которое не видел никто, кроме Адама. Оно вопило – но беззвучно.

37

Это был сон. Он сидел на пассажирском месте в «Мицубиси», запах столкновения лип к одежде, белые огни приборной доски делали лицо Джозефа Кавински изможденным и диким, покрытые венами костяшки пальцев лежали на рычаге между креслами, из динамиков лилась грязно соблазнительная музыка. Запах в салоне стоял сладкий и незнакомый, ядовитый и приятный. Даже сиденье было непривычным – оно подпирало плечи и затягивало ноги в глубину машины, как ловушка. Каждая выбоина на дороге отзывалась непосредственно в костях, остро и сразу. Движение руля – и «Мицубиси» кидался в одну сторону или в другую. Эта машина была одновременно для того, чтобы получать удовольствие и порождать беспокойство.

Ронан не знал, нравится ему это или нет.

Они молчали. Ронан, в любом случае, не знал, что сказать. Казалось, случиться может что угодно. Все секреты лежали чересчур близко к поверхности.

Кавински ехал прочь из Генриетты, мимо магазина Диринга, в никуда. Дорога из четырехполосной сделалась двухполосной, чисто черные деревья упирались в тускло-черное небо над головой. У Ронана вспотели ладони. Он наблюдал, как Кавински переключает скорости, пробираясь по проселкам. Каждый раз, включая четвертую скорость, он пропускал лучшие моменты. Неужели он не чувствовал, как машина замирала в ту секунду?

– Здесь я смотрю на небо, детка, – сказал Кавински.

Ронан издал небрежный звук, откинул голову назад и уставился в ночь. Он знал, где они; они почти доехали до поля, где проходила прошлая вечеринка. Сегодня прожектора не горели; единственное напоминание о ярмарке мелькнуло, когда фары выхватили из темноты гирлянду флагов. Они оказались в луче света всего на секунду, как вылинявшие призраки флагов, а потом вновь не осталось ничего, кроме кустов. Кавински свернул на заросшую гравиевую дорогу.

Он проехал несколько ярдов, остановился и взглянул на Ронана.

– Я знаю, что ты за существо.

Примерно так Ронан чувствовал себя после столкновения. Или после того как просыпался. Словно вмерзнув в лед, он смотрел на Кавински.

«Мицубиси» рванулся вперед, и дорога сменилась огромным полем. В сфере фар Ронан увидел впереди еще одну белую машину. Когда они подъехали ближе, фары озарили огромный спойлер сзади, затем фрагмент нарисованного на боку ножа. Это был другой «Мицубиси». На мгновение Ронан подумал, что это, возможно, старый, а его повреждения чудесным образом скрыл тусклый свет. Но затем фары переметнулись на следующую машину, стоявшую рядом. И это тоже оказался белый «Мицубиси» с большим спойлером. Из тени выглядывал нарисованный нож.

Кавински проехал еще несколько метров. Появилась третья машина. Белый «Мицубиси». Они продолжали медленно катиться дальше. Полевая трава шуршала о низкий бампер. Еще «Мицубиси». И еще. И еще.

– Золотая рыбка, – сказал Кавински.

«Невозможно заменить».

Но эти… были точно такими же. Десятки – теперь Ронан видел, что «Мицубиси» стояли как минимум в два ряда – десятки одинаковых машин. Впрочем, они получились не вполне одинаковыми. Чем внимательней Ронан приглядывался, тем больше различий замечал. Там чуть больше крыло. Там нарисован летящий дракон. У той какие-то странные фары, занимающие весь передний капот. У некоторых вообще не было фар, просто гладкий металл на их месте. Одни чуть повыше, другие подлиннее. Третьи с двумя дверцами. Четвертые без единой.

Кавински добрался до конца первого ряда и повернул к следующему. Здесь, должно быть, стояло больше сотни машин.

Невозможно.

У Ронана сжались кулаки. Он сказал:

– Кажется, я не единственный с повторяющимися снами.

Потому что, разумеется, все эти «Мицубиси» взялись из головы Кавински. Как поддельные водительские права, как кожаные шнурки, которые он вручил Ронану. Как невероятные фейерверки, которые Кавински запускал каждый год на Четвертое июля, как все подделки, которыми он славился в Генриетте.

Он тоже был Грейуорен.

Кавински нажал на тормоз. Белый «Мицубиси» в мире белых «Мицубиси». Каждая мысль в голове Ронана превратилась в осколок света – и ускользала прежде, чем он успевал ее удержать.

– Я же тебе говорил, – произнес Кавински. – Простое решение.

Ронан негромко отозвался:

– Машины. Целая машина…

Он даже не думал, что это возможно. Ронан никогда и не пытался вынести из сна нечто большее, чем ключи от «Камаро». Он понятия не имел, что есть кто-то еще, кроме его самого и Ниалла Линча.

– Нет. Мир, – сказал Кавински. – Целый мир.

38

После того как вечеринка утихла, Ганси осторожно спустился вниз по задней лестнице, избегая родных. Он не знал, где Адам – предполагалось, что тот будет ночевать в прежней комнате Ганси (а маминым гостям отдали все остальные свободные спальни), – и не пошел его искать. Ганси должен был спать на кушетке, но он знал, что сегодня сна не будет. Поэтому он тихонько вышел в сад.

Со вздохом Ганси присел на край фонтана. В этом английском саду было много чудес и тонкостей, но все они терялись в темноте. В воздухе густо пахло самшитом, гардениями и китайской едой. Но видел он только белые сонные цветы.

Душа казалась обнаженной и израненной.

Ему было нужно поспать – тогда этот день закончился бы и наступил новый. Ему было нужно отключить воспоминания, чтобы не проигрывать постоянно в памяти ссору с Адамом.