Всепоглощающий огонь Скальци Джон

Глава 14

Корабль был большим, как и подобает «десятке», и у него, как и у любой «десятки», имелось кольцо. Но в отличие от «десятки» кольцо не вращалось, обеспечивая силу тяжести для находившихся внутри его людей и предметов. По всему кораблю периодически вспыхивали огни. Марс предположил, что энергосистема корабля в лучшем случае работает с перерывами. Корабль действительно оказался «теплым», но лишь относительно окружающего космоса. За исключением одной дуги кольца, температура корабля составляла несколько градусов выше нуля по Цельсию.

Интереснее самого корабля был рой объектов вокруг него – десятки маленьких цилиндров длиной не больше тридцати метров, которые соединялись тросами и вращались вокруг центральной точки, соединенной, в свою очередь, с большим кораблем. Взглянув на один из тросов с «Брансида», Марс увидел, как по нему с помощью шкивов движется маленький контейнер. На его глазах контейнер достиг одного из цилиндров и скрылся внутри.

– Вы все видите то же, что и я? – спросила Джилл Сив, глядя, как исчезает контейнер. Будучи флотским лингвистом, она имела также диплом антрополога, и адмирал Эмблад счел ее подходящим человеком для такой экспедиции.

– Уж точно видим, – ответил Пленн Гитсен, флотский биолог. – Верим ли увиденному – вот в чем вопрос.

– Я про то, как вообще там могут жить люди, – сказала Сив. – Сколько прошло времени после коллапса течения Потока?

– Восемьсот лет, – ответила Ройнольд, которая стояла рядом с Марсом, глядя на монитор.

– Как могут люди жить вот так восемьсот лет? – Сив показала на экран.

– Вероятно, они вовсе не живут так восемьсот лет, – сказал Геннети Хэнтон. – У нас есть свидетельства, что люди были на Даласисле тридцать лет назад. Будь у нас время, чтобы исследовать другие окрестные поселения, мы бы, вероятно, обнаружили, что некоторые из них еще недавно были обитаемы или, по крайней мере, посещались. Скажем так, относительно недавно.

– Хочешь сказать, что люди живут так как минимум тридцать лет? – спросила Сив.

– Похоже на то, – кивнул Хэнтон.

– Ладно, но как, черт побери, можно так жить тридцать лет?

– Понятия не имею.

– Они живут так, потому что у них нет выбора, – раздраженно бросила Ройнольд. – Это же очевидно. И наша задача – выяснить почему. И как.

– Значит, отправимся туда? – спросил Хэнтон Марса.

Марс повернулся к биологу Гитсену:

– Как считаешь?

– Кем бы они ни были, они провели в изоляции на Даласисле большую часть тысячелетия, – ответил тот. – Вряд ли их число превышает несколько сотен. Не так уж много.

– Тебя беспокоило, что, если мы на них подышим, они умрут от наших болезней, – заметила Ройнольд.

– Или наоборот, – кивнул Гитсен. – Мы не имеем ни малейшего представления, как могли мутировать или эволюционировать бактерии и вирусы в их крайне ограниченной среде обитания. Мы не можем просто подойти к ним и заключить их в объятия – нам почти гарантировано взаимное уничтожение.

– Значит, нет? – спросил Марс.

– Я этого не говорил, – покачал головой Гитсен. – Думаю, нам следует отправиться туда. Кем бы ни были те люди, это настоящее чудо с точки зрения науки. Им удалось выжить, хотя после коллапса их цивилизации прошло восемьсот лет. Нам нужно с ними поговорить. Соблюдая осторожность.

– Снова в скафандры? – спросил Хэнтон.

– Тебе вовсе незачем идти, – заметила Сив. – Там нет компьютерных систем, которые нужно взламывать.

– Ты уверена? – возразил Хэнтон.

Ройнольд посмотрела на Марса.

– Кто пойдет? – спросила она.

– Сив и Гитсен – однозначно, – ответил Марс. – Пожалуй, стоит попросить Мерту Эллс. – Он говорил о корабельном враче «Брансида». – И я знаю, что капитан Лауре захочет послать как минимум нескольких морпехов. Ты тоже можешь пойти с нами, Хат.

– С чего ты взял, будто мне захочется?

– Я же пошел в прошлый раз, – заметил Марс.

– Вот тогда мне и стоило пойти с тобой, – сказала Ройнольд. – Сам знаешь, я не слишком люблю людей.

– Извини, – улыбнулся Марс.

– Ничего страшного. – Ройнольд вновь переключила внимание на корабль. – Но как вы собираетесь туда попасть? Просто подойти к входной двери и постучать?

– Эй! – Хэнтон показал на экран. – Видели?

– Что именно? – спросил Марс.

– Один из огней на кольце начал мигать.

Марс взглянул на корабль, едва различив этот самый огонек.

– Можешь приблизить?

– Сейчас, – кивнул Хэнтон.

– Это не постоянное мигание и не случайное, – сказала минуту спустя Сив. – Длинные мерцания перемежаются короткими. Это код.

Приглядевшись, Хэнтон достал планшет и запустил поисковик.

– Я знаю, что это, – сообщил он. – У имперского флота есть код для терпящих бедствие кораблей, которым можно пользоваться, когда не работает другая связь.

– С помощью корабельных огней? – недоверчиво спросила Ройнольд. – Учитывая среднее расстояние между кораблями, выглядит довольно оптимистично.

– Я не говорил, что в этом есть смысл, – раздраженно бросил Хэнтон. – Я просто сказал, что у нас есть код. К тому же он предназначен не только для космических кораблей. Его можно использовать для наземных и морских транспортных средств.

– И что, эта система осталась неизменной за восемьсот лет? – спросил Марс.

– Нет, конечно, – ответил Хэнтон, показывая Марсу планшет. – Но в нашей информационной базе данных есть ключ к коду восьмисотлетней давности.

– Неплохо, – заметил Марс.

– Это всего лишь часть большой базы со сведениями о кораблях вообще, но я подумал, почему бы ею не воспользоваться? А теперь погодите минуту, пока я не разберусь, – сказал Хэнтон. – Там три отдельных сообщения, – продолжил он несколько минут спустя. – Первое: «Связь не работает».

– Это мы и так знаем, – заметила Ройнольд.

Хэнтон предупреждающе поднял руку:

– Второе: «Состояние всех систем критическое».

– А третье? – спросил Марс.

– «Помогите».

Даласисланцы оказались одновременно низкорослыми и худыми – Марс предположил, что это последствия плохого питания и низкой силы тяжести. Стоявшей рядом с ним Эллс явно очень хотелось заполучить одного из них для тщательного изучения. Винить доктора не стоило – на ее месте Марсу, вероятно, хотелось бы того же.

Но пока ему больше всего хотелось их понять.

Капитан Лауре оставила без внимания просьбу Марса отправить их без охраны, и ей не хотелось рисковать всей командой ученых. В итоге Марс, Эллс, Сив и рядовой первого класса Лайтон надели скафандры, сели в челнок и стали ждать у шлюза, пока даласисланец открывал люк вручную. Его плохо подогнанный скафандр выглядел древним и залатанным – и, собственно, был таким.

Когда все четверо оказались внутри, даласисланец снова задраил шлюз и стал ждать, когда тот снова заполнится воздухом. Затем он открыл внутренний люк, сбросил скафандр и оставил его возле шлюза. Почти голый, непонятно какого пола, явно он ждал, что гости с «Брансида» тоже снимут скафандры. Увидев, что те не собираются этого делать, даласисланец пожал плечами – мол, как хотите, – оттолкнулся от пола и махнул рукой, предлагая следовать за ним. Они двинулись в указанном направлении, топая по палубе магнитными подошвами.

Внутри корабль явно обветшал или же смотрелся прекрасно для корабля возрастом в восемьсот лет – смотря как считать. Марс отметил, что практически все было собрано на скорую руку. Корабль напоминал чудовище Франкенштейна и, видимо, обновлялся за счет фрагментов других кораблей и поселений. Обитатели его были, по сути, космическими стервятниками, иначе они попросту не смогли бы выживать так долго.

Группу с «Брансида» провели в некое подобие кают-компании – точнее, на сколько-нибудь нормальном корабле это было бы кают-компанией. Там обнаружилось еще несколько десятков даласисланцев, внешне мало отличавшихся от того, который привел гостей.

Несомненно, они были людьми, но таких людей Марс никогда прежде не видел: порождения космоса и космических кораблей в намного большей степени, чем любой гражданин Взаимозависимости. Естественно, миллиарды ее граждан обитали в космосе, но они жили в поселениях с нормальной силой тяжести и нормальной атмосферой, где имелось все необходимое для существования, в том числе предметы роскоши. Они жили в космосе, но не были его частью, как нынешние даласисланцы.

«Вот наше будущее», – подумал Марс, который не сдержал невольной дрожи и надеялся, что благодаря скафандру этого никто не заметит.

Сопровождавший их даласисланец подплыл к группе своих сородичей, и от нее отделился другой, который развернулся к Марсу с его товарищами и заговорил. Марс не мог понять ни единого слова.

– Джилл? – спросил он у лингвиста, когда даласисланец замолчал.

– Это стандартный язык Взаимозависимости, – ответила Сив. – Вернее, бывший. Произошло смещение гласных.

– Ты его понимаешь?

– Отчасти. – Сив шагнула к стоящему даласисланцу и показала на себя. – Человек. – Она показала на Марса. – Человек.

То же самое она проделала с Эллс и Лайтон.

Даласисланец оказался достаточно сообразительным и произнес слоо, которое могло бы звучать как «человек», если бы кто-нибудь записал его, воспроизвел задом наперед, произнес то, что получилось, снова перезаписал его задом наперед, и так несколько десятков раз. Сив сыграла в ту же словесную игру, показывая на разные предметы в помещении, и получила их даласисланские названия. Затем она сказала что-то даласисланцу на языке, показавшемся Марсу совершенно незнакомым.

Даласисланец молча кивнул.

– Погоди… что ты сказала? – спросил Марс.

– По-моему, я сказала: «Говори помедленнее, нам сложно тебя понять», – ответила Сив. – Думаю, разберемся.

Даласисланец заговорил снова, на этот раз намного медленнее, и Марс почти различил нечто похожее на знакомые слова.

– Это Чуч, их капитан, а это – все, что осталось от Даласислы, – сказала Сив и кивнула Чучу, давая знак продолжать. – Он – думаю, именно «он» – говорит, что последние сто лет корабль служит домом для остатков Даласислы. – Чуч снова заговорил. – Раньше их было больше, но другие корабли и поселения со временем вышли из строя. Он говорит, что им удалось выжить, перемещая корабль от поселения к поселению и от корабля к кораблю, забирая по пути все необходимое. – Последовал новый поток слов. – Но теперь этой возможности у них нет.

– Почему?

Сив послушала еще немного.

– Похоже, у них отказали двигатели, – сказала она. – У них хватает энергии, чтобы приводить корабль в движение, но они не могут им управлять. – (Очередная пауза.) – У них есть энергия, чтобы питать часть систем корабля, но они не могут добраться ни до одного из поселений, чтобы снять оттуда запчасти и отремонтировать корабль. Он разваливается на куски и рано или поздно развалится окончательно.

– Как скоро?

Сив задала вопрос, и Чуч посмотрел на другого даласисланца, который ответил ей.

– С тех пор как отказали двигатели, прошло полтора года, – сказала Сив. – Этот человек – главный инженер, и, по его оценке, до отказа большей части критически важных систем остался еще год, максимум два.

– У них есть главный инженер? – спросила Лайтон.

– Все это время им удавалось поддерживать корабль на ходу, – сказал Марс. – Конечно, у них есть главный инженер. Не считай этих людей дураками, Лайтон.

– Извините, – пробормотала та.

Чуч о чем-то спросил Сив. Та ответила.

– Он поинтересовался, о чем вы только что говорили.

– Ты ему сказала?

– Да. – (Чуч снова произнес что-то.) – Говорит, да, они вовсе не дураки, просто оказались в отчаянном положении. И просит у нас помощи.

– Какой именно? – спросил Марс.

– Для начала – помочь с двигателями и прочей техникой. Им нужна еда, вернее, не еда как таковая, а то, что они могли бы выращивать. Медикаменты. Информация. Новые технологии.

Чуч посмотрел на Марса и произнес одно слово. Марс перевел взгляд на Сив:

– Он что, сказал «всё»?

– Угу, похоже на то.

– Ну да, вряд ли его можно в этом винить, – кивнул Марс и замолчал.

– Что такое? – спросила Сив.

– Непохоже, что наше появление их сильно удивило, – сказал Марс.

– В смысле?

Марс обвел рукой помещение и собравшихся там даласисланцев:

– Они живут на этом корабле по крайней мере сто лет. А до этого как-то существовали в одном из поселений. Ведущее сюда течение Потока разрушилось восемьсот лет назад. Как бы ты отреагировала, если бы вас внезапно обнаружили после столетий изоляции?

– Если честно, не знаю, – ответила Сив.

– Я бы, наверное, в штаны наложила, – сказала Лайтон. Сив странно посмотрела на нее.

– Думаете, они бы восприняли нас как богов или что-то вроде? – спросила доктор Эллс.

– Нет, – покачал головой Марс. – Но вряд ли я отреагировал бы так, как реагируют сейчас они. – Он повернулся к Сив. – Спроси его.

– О чем?

– Почему он был так спокоен, увидев нас?

Сив задала вопрос и удивленно моргнула, услышав ответ.

– Что он сказал? – спросил Марс.

– Он сказал, что не удивился нашему появлению, так как люди с последнего корабля всегда говорили, что прилетят и другие.

– Что? – переспросил Марс.

Чуч снова заговорил.

– Он говорит, что последний корабль прибыл триста лет назад и его команда осталась здесь. Он говорит, что в жилах каждого из присутствующих, в том числе его собственных, течет частичка их крови. И еще – капитан того корабля всегда утверждал, что рано или поздно прилетят другие. Поэтому наше появление нисколько их не удивило. Нас ждали. И мы выбрали удачное время, за что они нам благодарны.

Глава 15

Архиепископ Гунда Корбейн вновь размышляла об искусстве.

Больше всего ее занимала статуя «Рахела перед собранием» авторства Дивного Притофа («Дивный» не было именем, просто после смерти мастера один проницательный торговец предметами искусства, владевший множеством его скульптур, решил сделать ему хорошую рекламу). Скульптура, в свою очередь, основывалась на картине Ипполиты Мултон с тем же названием, висевшей в Имперском институте изящных искусств, неподалеку от собора Сианя.

На этой картине Рахела обращалась к светилам политики и бизнеса, которых так потрясли ее слова, что они немедленно позабыли о мелких разногласиях и создали Взаимозависимость. Мултон изобразила Рахелу красавицей с безмятежным, ничего не выражающим лицом; судя по всему, политиков и бизнесменов настолько поразило сказанное, что им было все равно, даже если бы оно исходило от манекена.

У Притофа все выглядело несколько иначе. Скульптор изобразил Рахелу точно в такой же позе, как Мултон, но выражение лица стало совсем другим: во взгляде чувствовались ум и проницательность, а на губах играла улыбка, по поводу которой веками велись споры в академических журналах: является ли она сардонической – и если да, то насколько? У Мултон Рахела была религиозным символом, а у Притофа – женщиной с четким планом действий.

Картина Мултон, намного более известная, висела в Институте изящных искусств, а скульптуру Притофа, можно сказать, отправили в изгнание: ее пристанищем сделался собор Взаимозависимой церкви в Шумадии, родном поселении Притофа. Но Корбейн это не волновало. Несмотря на то что она была архиепископом и фактической главой церкви, икона с бесстрастным лицом бросала ее в дрожь. Казалось, будто подобный образ лишает Рахелу личных и вообще человеческих черт, превращая в нечто застывшее и неизменное. И хотя дух неизменности вполне устраивал Взаимозависимую церковь – как и почти все другие церкви, – Корбейн, в силу своей профессии и склонностей изучавшая ее историю, знала, что ничего неизменного в ней нет.

Взять, к примеру, собрание, запечатленное в обоих произведениях искусства. Политики и капитаны индустрии вовсе не таращились на Рахелу, застыв от изумления. Они смеялись и шутили над ее глупостью. И уж точно они не занялись созданием Взаимозависимости, едва покинув зал. Для этого потребовались многие годы и бесчисленные закулисные сделки, подробности которых были куда более приземленными, нежели возвышенными. Картина Мултон являлась всего лишь элементом пропаганды, сделанным по заказу архиепископа Сианя, давно умершего предшественника Корбейн. Естественно, реальных сведений об этом собрании из истории не вычеркивали, но версия Мултон нравилась народу больше, и подавляющее большинство представляло Рахелу на собрании именно такой, какой изобразила ее Мултон.

Именно поэтому Корбейн больше любила скульптуру. Она подозревала, что выражение лица Рахелы во время собрания было куда ближе к притофскому, чем к мултонскому образу. Корбейн в очередной раз пожалела, что Рахела – всего лишь обычный человек, а не Божественная сущность, которую можно было бы призвать к себе и спросить, о чем она, черт побери, думала, решив обратиться к тем политикам и бизнесменам. Чем на самом деле являлись ее «пророчества» и в какой мере ими должна была руководствоваться церковь, которой Корбейн посвятила почти сорок лет своей жизни?

И еще она жалела, что не может стать имперо хотя бы на день. Ни для кого не являлось секретом, что все имперо пользовались технологией, запрещенной для остальных граждан Взаимозависимости: каждая их мысль записывалась, а после смерти они возрождались и могли давать советы преемникам. В имперском дворце для этого предназначался специальный зал. Корбейн не знала, существовала ли система во времена Рахелы, но если да, ее цифровому призраку стоило бы задать несколько острых вопросов.

«Если память Рахелы загружена туда, Грейланд наверняка задала ей те же вопросы, которые хотела бы задать я», – подумала Корбейн.

Поэтому Корбейн в первую очередь размышляла о скульптуре Притофа, – как и Рахеле, Грейланд Второй предстояло обратиться к собранию.

Формально ей предстояло обратиться к парламенту Взаимозависимости, членом которого, как имперо, она являлась сама, единственный представитель поселения Сиань, – хотя по традиции имперо никогда не участвовали в заседаниях и не голосовали.

Но на этот раз ее аудиторию составляли не только парламентарии. Парламентская галерея стала гвоздем сезона в Сиане – за места сражались члены ведущих домов Взаимозависимости. Корбейн было незачем сражаться за место – ее попросили дать официальное благословение перед речью имперо, и она согласилась, – но остальные епископы и священнослужители дрались за места точно так же, как и представители домов. К концу дня там должны были быть представлены все главные силы Взаимозависимости – политические, торговые и духовные.

«И случиться это может когда угодно», – подумала Корбейн. Все знали, что имперо собирается выступить с обращением, но дату она пока не назначила, – пресс-секретарь лишь сообщал, что это случится «в ближайшее время». Грейланд явно чего-то ждала, но чего именно? Предположения строились самые разные.

В отличие от Рахелы, Грейланд Вторая обращалась к собранию уже как имперо, будучи формально самой могущественной персоной во всей известной Вселенной. Корбейн, однако, сомневалась, является ли это кажущееся преимущество реальным. В Рахеле, когда она обращалась к скептикам, могли видеть харизматическую личность со своими причудами; в Грейланд видели опасность. Как прекрасно знала Корбейн, ходили слухи, будто Грейланд намеревается объявить военное положение под предлогом того, что закрытие течений Потока требует наведения порядка. А затем, пользуясь военным положением, она могла расправиться со своими врагами, как уже поступила с Надаше Нохамапитан.

Корбейн лишь закатила глаза, когда ей рассказали об этих слухах, но перестала их закатывать после встречи с Тиндой Лоуэнтинту. Глава аппарата графини Нохамапитан выглядела весьма странно – так, будто ее физиономию пытались превратить в котлету. Когда Корбейн спросила, все ли с ней в порядке, Лоуэнтинту отговорилась тем, что споткнулась о порог балконной двери, – Корбейн тут же поняла, что это полная чушь, но Лоуэнтинту ясно дала понять о своем нежелании распространяться на эту тему. Она с ходу предложила то, что Корбейн восприняла как попытку раскола внутри Взаимозависимой церкви.

– На каком основании я должна так поступать? – спросила Корбейн, вместо того чтобы немедленно обвинить Лоуэнтинту в богохульстве. Как церковный иерарх, она вполне имела на это право, но такое обвинение выдвигалось крайне редко и в любом случае создавало ненужные проблемы.

– Конечно, ради продолжения существования церкви, – ответила Лоуэнтинту. – Графине известно, что вы недавно собирали епископов, чтобы обсудить имперо и ее видения, а также передачу Взаимозависимой церкви под ваше управление. Ей известно, что многие из них высказались за раскол ради сохранения целостности церкви.

Вспомнив многочасовые дебаты на повышенных тонах, о которых говорила Лоуэнтинту, Корбейн раздраженно подумала, что кто-то из ее епископов решил устроить слив. Кто бы это ни был, с ним можно разобраться позже.

– Полагаю, некоторые действительно высказались за раскол, – сказала Корбейн. – Но хочу вас предостеречь: наше собрание шло по разряду свободных интеллектуальных упражнений. Никаких выводов из него делать не предполагалось.

– Да, конечно. Но можно было бы и сделать.

– Прошу вас, ближе к сути, леди Лоуэнтинту.

– Я хочу сказать, что, если бы вы поддержали раскол, у вас бы нашлись союзники.

– При всем моем уважении к графине Нохамапитан, церковь не нуждается в таких союзниках.

– Увы, я прекрасно вас понимаю. Вам будет приятно узнать, что на вашей стороне есть и другие, куда более солидные союзники.

– «На нашей стороне»? Что это означает?

– Насколько я представляю, для начала речь может идти о финансовой и материальной поддержке новой церкви ради сохранения недвижимого имущества церкви, существовавшей ранее.

– То есть не раскол, а попросту переворот?

– Вряд ли потребуется даже это. Но многие – в парламенте, в крупных домах и, да, в церкви тоже – начинают понимать, что пора предложить имперо отречься.

– Предложить, – повторила Корбейн. – До чего же вежливое слово.

– Насилие вовсе ни к чему, – сказала Лоуэнтинту. – Графиня Нохамапитан лучше остальных понимает, что прямо сейчас применять насилие против имперо бессмысленно. Она ощутила это на себе – острее всех, не исключая имперо. Двое ее детей мертвы, третий – на Крае, и она больше никогда его не увидит. Но насилия можно избежать, если как следует надавить – в нужное время и в нужном месте.

Внезапно до Корбейн дошло.

– Речь о выступлении имперо перед парламентом? Вы что-то замышляете?

– Мы ничего не замышляем, – ответила Лоуэнтинту. – Но планы есть.

– Вы немало рискуете, говоря мне об этом, – сказала Корбейн. – Я член исполнительного комитета. И у меня близкие отношения с имперо.

– Да, близкие. И риск действительно есть. Но ведь всего несколько минут назад вы могли приказать арестовать меня за богохульство. У вас достаточно власти, архиепископ. Ваша церковь мало чем обязана этой имперо. А когда имперо сменится, он – или она – может официально разделить светскую и церковную власти и возвести нынешнего архиепископа Сианя в сан кардинала Сианя и Ядра.

– У вас далеко идущие планы.

– Опять-таки дом Нохамапитан тут ни при чем. Но мы знаем, что планы есть.

– Но именно вы явились ко мне, чтобы ввести меня в искушение, леди Лоуэнтинту.

– Я пришла вовсе не затем, чтобы искушать вас, архиепископ. Я всего лишь сообщаю вам о возможных вариантах и взываю к лучшим сторонам вашей души. Мы живем в неспокойные времена, и с коллапсом течений Потока неопределенность лишь возрастет. Нам – всем нам, – несомненно, предстоят смутные годы. Имперо руководствуется лучшими побуждениями, но она не сумеет провести нас через все невзгоды, что постигнут Взаимозависимость. Это должен сделать кто-то другой. И будет лучше для всех, если этот вопрос решится как можно раньше.

– Забавно, – улыбнулась Корбейн. – Вы говорите совсем как один мой знакомый, который недавно приходил ко мне, чтобы пообщаться на ту же тему.

– Поговорите с ним еще раз. Возможно, он скажет то же самое.

– Не могу. Его уже нет в живых.

Лоуэнтинту потребовалось около минуты, чтобы осознать услышанное, но все же до нее дошло.