Устремленная в небо Сандерсон Брендон

Мой мир рушился. А я пыталась удержаться, цепляясь за то, на что когда-то могла опереться – на свою уверенность в собственных силах. Мне отчаянно хотелось быть той, кем я была, девушкой, способной как минимум притворяться, будто она принимает все как должное.

Йорген отключился, и до самой Альты мы летели в молчании. И уже на базе прослушали привычные звуки отключения и посадки.

– Неплохо сегодня поработали, – сказал Кобб. – Мне разрешили дать вам дополнительные полдня отпуска, чтобы подготовиться к церемонии выпуска – осталось всего две недели.

Я стянула шлем, передала его своему технику, а потом как во сне спустилась следом за ней по лестнице. Летный костюм я снимала чисто машинально, вяло переговариваясь с ФМ, после чего сунула руки в карманы комбинезона и побрела по территории базы.

Полдня. И чем мне заняться? Раньше я бы вернулась к работе над М-Ботом, но не сейчас. Эта работа окончена. И хотя я написала Тору, не впрямую, конечно, сообщив, что пробный полет состоялся, я не сказала ему, что корабль отключился. Я боялась, что он будет настаивать на передаче М-Бота Силам самообороны.

Вскоре я оказалась в саду, разбитом неподалеку от стены базы. Однако безмятежные деревья не принесли мне утешения, как прежде. Я больше не знала, чего хочу, но уж точно не любоваться деревьями.

Впрочем, это не помешало мне обратить внимание на ряд небольших ангаров. Один из них был открыт, внутри виднелся голубой аэромобиль и движущаяся рядом с ним тень – Йорген доставал что-то из багажника.

«Иди, – подтолкнул меня внутренний голос. – Иди поговори с ним. Поговори хоть с кем-нибудь. Хватит бояться».

Я подошла к гаражу и остановилась напротив. Йорген закрыл багажник и, увидев меня, вздрогнул от неожиданности.

– Юла? – удивился он. – Только не говори, что тебе опять понадобился энергогенератор.

Я набрала в грудь побольше воздуха:

– Однажды ты сказал, что, если нам понадобится с кем-нибудь поговорить, мы можем прийти к тебе. Ты сказал, что это твоя работа как командира звена – разговаривать с нами. Ты правда так думал?

– Я… – Йорген опустил глаза. – Юла, я просто повторил фразу из инструкции.

– Знаю. Но ты говорил серьезно?

– Да. Слушай, что стряслось? Это из-за ухода Артуро?

– Не совсем, – сказала я. – Хотя отчасти да. – Я обхватила себя руками, словно пытаясь удержаться. Стоило ли мне действительно говорить об этом? Стоило ли произносить это вслух?

Йорген обошел аэрокар и сел на передний бампер.

– Что бы это ни было, я помогу тебе все уладить.

– Не надо ничего улаживать. Просто выслушай.

– Я… Хорошо.

Я вошла в гараж и пристроилась на бампере рядом с ним, уставившись на дверной проем. На небо и далекий узор пояса обломков.

– Мой отец… – с усилием выговорила я, – был предателем. – Я сделала глубокий вдох – почему это так трудно было выговорить? – Я всегда боролась против этого утверждения, – продолжала я. – Я убедила себя, что это не может быть правдой. Но Кобб позволил мне посмотреть запись Битвы за Альту. Отец не обратился в бегство, как все о нем говорили. Он поступил хуже. Он переметнулся на другую сторону и сбивал наши корабли.

– Я знаю, – тихо произнес Йорген.

Конечно, он знал. Неужели все знали, кроме меня?

– Ты слышал что-нибудь про так называемый дефект? – спросила я.

– Я слышал сам термин, но родители не объясняли, что он означает. Они относились к этому как к глупости.

– Мне кажется… это что-то внутри человека, нечто такое, что заставляет его служить креллам. Может, безумие? Мой отец внезапно присоединился к ним и стал стрелять по своим товарищам. Что-то должно было произойти, что-то странное. Это очевидно. Когда я узнала, что ошибалась в нем, весь мой мир пошатнулся. Броня ненавидит меня, потому что она доверяла моему отцу, а он ее предал. Она уверена, что во мне точно такой же изъян, как у него, и в мой шлем вмонтировали датчики, чтобы это как-то выяснить.

– Что за дурь! – возмутился Йорген. – Слушай, у моих родителей много заслуг. Мы можем пойти к ним и… – Он сделал вдох и, должно быть, заметил, как исказилось мое лицо. – Так, стоп. Ничего не улаживать, просто выслушать, да?

– Просто выслушай.

Он кивнул. Я снова обхватила себя руками:

– Не знаю, могу ли я доверять собственным чувствам, Йорген. Есть некоторые… признаки, которые проявились у отца перед тем, как он перешел на другую сторону. И я вижу эти признаки у себя.

– Например?

– Слышать звуки, исходящие от звезд, – прошептала я. – Видеть тысячи светящихся точек, которые, могу поклясться, смотрели на меня, как чьи-то глаза. Мне кажется, я совсем потеряла контроль над собственной жизнью, а может, никогда его и не имела. И… Йорген, все это пугает.

Он наклонился вперед и сцепил пальцы:

– Ты знаешь про мятеж на «Непокорном»?

– А там был мятеж?

Йорген кивнул:

– Мне не полагалось об этом знать, но с такими родителями, как у меня, волей-неволей что-то слышишь. В самом конце возникли разногласия насчет того, что следует делать флоту. И половина команды восстала против командования. В число мятежников входили техники.

– Мои предки, – прошептала я.

– Именно они привели нас на Россыпь, – сказал Йорген. – Заставили совершить здесь аварийную посадку ради нашего блага. Но… ходят слухи, будто техники были в сговоре с креллами. Будто наши враги хотели, чтобы мы оказались здесь, в ловушке. Мои предки входили в научный персонал «Непокорного», и мы тоже приняли сторону мятежников. Мои родители не хотят, чтобы люди знали о мятеже. Они думают, что разговоры о нем только вызовут раскол. Но, возможно, именно оттуда пошла эта глупая болтовня о дефекте и о контролируемом креллами разуме.

– Мне она не кажется глупой, Йорген, – сказала я. – Я думаю… это… скорее всего, правда. Я думаю, что если и дальше буду летать вместе с вами, то могу… в любой момент выступить против вас.

Йорген посмотрел на меня, а потом положил руку мне на плечо.

– Ты потрясающая, – тихо сказал он.

Я склонила голову набок:

– Что?

– Ты потрясающая, – повторил он. – В моей жизни все было распланировано. Выверено. Все имело смысл. Я все понимал. А потом появилась ты. Ты игнорируешь мой авторитет. Ты следуешь своим чувствам. Ты говоришь, словно какая-то валькирия из баллады! Я должен был бы ненавидеть тебя. И все же… – Он сжал мое плечо. – Когда ты летаешь – ты потрясающая. Ты такая решительная, такая лихая, такая страстная. Ты – сам огонь, Юла. Когда все остальные спокойны, ты пылаешь. Ты прекрасна, как только что выкованный клинок.

Где-то глубоко внутри у меня начало разливаться тепло. Тепло, к которому я не была готова.

– Мне плевать на прошлое, – сказал Йорген, посмотрев мне прямо в глаза. – Плевать на риск. Я хочу, чтобы ты летала с нами, потому что я, черт побери, уверен, что, когда ты с нами, грозящая нам опасность уменьшается. И плевать на этот дефект, существует он или нет. Я готов рискнуть.

– Примерно так Броня думала о моем отце.

– Юла, ты не можешь принимать решения о собственном будущем на основании чего-то, что мы не понимаем.

Наши взгляды снова встретились. У него были темно-карие глаза, но в самом центре, вокруг зрачков, шла светло-серая полоска. Раньше я никогда этого не замечала.

Внезапно Йорген отпустил мое плечо и отодвинулся.

– Извини, – сказал он. – Я опять перешел из режима «выслушать» в режим «улаживать», да?

– Нет, все нормально. Даже полезно.

Он встал:

– Так ты… будешь летать?

– Пока да. И постараюсь не врезаться в тебя, если только уж очень припрет.

Он улыбнулся – совершенно не по-Заразьи.

– Мне пора. Меня ждут на примерку формы для выпускного.

Я встала, и несколько мгновений мы с неловкостью смотрели друг на друга. Когда мы в прошлый раз, можно сказать, говорили по душам – там, на стартовой площадке, – он меня обнял. И это до сих пор казалось странным. Вместо этого я протянула руку, и Йорген принял ее. Но потом наклонился ко мне.

– Ты – не твой отец, Юла, – сказал он. – Помни об этом.

А потом снова сжал мое плечо и забрался в аэрокар.

Я отступила, давая ему выехать, а потом поняла, что так и не знаю, что делать дальше. Вернуться на базу и потренироваться? Сходить в пещеру, где стоит безжизненный М-Бот? Что мне делать с этим неожиданным свободным временем?

Ответ казался очевидным.

Для меня пришло время навестить свою семью.

45

Я уже привыкла к тому, как ко мне относились жители Альты. Они уступали дорогу любому пилоту, даже кадету. На длинной улице за стенами базы фермеры и работники дружески улыбались мне при встрече или подносили к плечу сжатый кулак в знак приветствия.

И все же я была потрясена тем, какой прием мне оказали в Огненной. Когда лифт открылся, ожидавшие своей очереди люди немедленно расступились, давая мне пройти. За спиной сразу раздались шепотки, но вместо привычного осуждения я услышала благоговение и восторг. Ведь теперь я была пилотом.

Еще с детства я научилась смело встречать взгляды, когда люди пялились на меня. А теперь, если я смотрела на кого-нибудь, они краснели и отводили глаза, как будто их застукали на краже дополнительных пайков.

Какое странное противоречие между моей старой жизнью и новой… Я шла по пешеходной дорожке, глядя вверх, на высокий каменный свод пещеры. Он казался таким чужеродным, и я чувствовала себя как в ловушке. Я уже скучала по небу – настолько здесь было жарко и душно.

Я шла мимо плавильных заводов, где древнее оборудование, извергая жар и свет, превращало камни в сталь. Мимо электростанции, на которой глубинное тепло как-то преобразовывалось в электричество. Мимо дерзко вскинутой каменной руки Харальда Океанорожденного. В руке статуя держала древний меч викингов, а за ней высился огромный стальной прямоугольник, с вырезанными на нем ломаными линиями и солнцем.

Как раз закончилась средняя смена, и я прикинула, что найду мать у нашей тележки, за торговлей. Через некоторое время я свернула за угол и увидела ее впереди – худощавую горделивую женщину в старом комбинезоне. Потрепанном, но тщательно выстиранном. Волосы длиной до плеч, усталое лицо. Она заворачивала покупку какому-то работяге.

Я застыла на дорожке, не решаясь подойти. И тут же поняла, как редко навещала ее. Хотя долгие отлучки давно уже избавили меня от тоски по дому, мне все же не хватало ее утешительного, пусть и строгого голоса.

Пока я стояла в раздумьях, мама повернулась и увидела меня. Она тотчас бросилась мне навстречу и сжала меня в объятиях прежде, чем я успела сказать хоть слово.

Другие дети уже обогнали в росте своих родителей, но я по-прежнему была намного ниже ее, и, когда мама обняла меня, я на мгновение снова почувствовала себя ребенком. Обласканным и защищенным. Легко планировать будущие завоевания, когда можешь в любой момент найти приют в этих руках.

Я позволила себе снова стать маленькой. Притвориться, будто никакая опасность меня тут не достанет.

Наконец мать отстранилась и оглядела меня. Потом взяла прядь моих волос, пропустила между пальцами и приподняла бровь – они сильно отросли и теперь спадали ниже плеч. Сначала парикмахеры из ССН были для меня под запретом, а потом я просто привыкла к длинным волосам.

Я пожала плечами.

– Идем, – сказала мать. – Тележка сама продавать не будет.

Она словно приглашала меня вернуться в те времена, когда все было проще, и именно в этом я сейчас нуждалась больше всего. Я помогла своей неизменно практичной матери обслужить очередь из постоянных покупателей, мужчин и женщин, явно сбитых с толку тем, что товар им отпускал пилот-кадет.

Странно, но мать никогда не зазывала покупателей, в отличие от остальных уличных торговцев. И все-таки у ее тележки почти постоянно кто-нибудь да стоял. Когда наступило временное затишье, мать смешала еще немного горчицы и посмотрела на меня:

– Ну как, будешь снова снабжать нас крысиным мясом?

«Снова?» Я немного растерялась. До меня только теперь дошло, что мать не знает про увольнительную. Она… она думает, что меня выгнали.

– Я все еще в комбинезоне, – сказала я, указав на себя, но по ее недоуменному взгляду поняла, что мама не поняла намека. – Ма, я все еще в ССН. Мне просто дали на сегодня увольнительную.

У нее тут же опустились уголки губ.

– У меня хорошо получается! – обиделась я. – Я – один из трех оставшихся пилотов в нашем звене! Через две недели у меня выпуск! – Я знала, что мать не любит ССН, но неужели она не могла просто гордиться мной?

Мать продолжала смешивать горчицу. Я села на низкую стену, которая тянулась вдоль дорожки.

– Когда я стану полноправным пилотом, о тебе позаботятся. Тебе больше не придется до поздней ночи готовить еду, а потом часами толкать тележку. У тебя будет большая квартира. Ты станешь богатой.

– Думаешь, мне все это нужно? – спросила мать. – Я сама выбрала такую жизнь, Спенса. Они предлагали мне большое жилье, легкую работу и хороший заработок. Все, что требовалось от меня взамен, – сказать, будто я всегда знала, что он трус. Я отказалась.

Я вскинула голову. Она говорила об этом в первый раз.

– До тех пор, пока я здесь, – добавила мать, – торгую на этом углу, они не могут игнорировать нас. Не могут сделать вид, будто их дымовая завеса сработала. Я – живое напоминание об их лжи.

Никогда в жизни я не слышала ничего более подобающего истинному Непокорному. И в то же время это было чудовищной неправдой. Потому что мой отец действительно не был трусом – он был предателем. А это намного хуже.

Неожиданно я осознала, что мои проблемы гораздо глубже, и никакие ободряющие слова Йоргена тут не помогли бы. Дело было не только в отцовской измене или в моих странных видениях.

Я построила свою личность на главном фундаменте – ни за что не стать трусом. Это было реакцией на вечные разговоры о моем отце, но и частью меня самой. Самой глубинной, самой важной частью.

А теперь моя уверенность рушилась. Отчасти из-за боли утраты после гибели друзей, но в основном – от опасения, что во мне может таиться нечто ужасное.

Этот страх разрушал меня. Потому что я не знала, смогу ли я сопротивляться ему. Потому что в глубине души я не была уверена, что я не трус. Я даже больше не была уверена в том, что знаю, что это такое – быть трусом.

Мать села рядом со мной. Всегда такая тихая, такая ненавязчивая.

– Я знаю, тебе хотелось бы, чтобы я радовалась твоим достижениям, – и я горжусь тобой, я действительно тобой горжусь. Я знаю, что ты всегда мечтала летать. Но после того, как они так бессердечно обошлись с именем моего мужа, я не могу ждать от них бережного отношения к жизни моей дочери.

Как ей объяснить? Стоит ли вообще рассказывать о том, что я теперь знала? Смогу ли я объяснить ей свои страхи?

– Как ты это сделала? – спросила я наконец. – Как справилась с тем, что они говорили о нем? Как сумела жить с клеймом жены труса?

– Мне всегда казалось, – отозвалась мать, – что трус – это тот, кого больше волнует, что о нем скажут, а не то, что есть на самом деле. Храбрость – это не то, что о тебе говорят другие, Спенса. Это то, что ты сам знаешь о себе.

Я покачала головой. В том-то и проблема. Я не знала.

Всего каких-то четыре месяца назад мне казалось, что я смогу одолеть что угодно, и имела ответы на все вопросы. Кто бы мог подумать, что, становясь пилотом, я буду утрачивать этот стержень?

Мать внимательно оглядела меня, а потом наконец поцеловала в лоб и сжала мою руку:

– Я не против того, чтобы ты летала, Спенса. Мне просто не нравится, что ты целыми днями слушаешь их ложь. Я хочу, чтобы ты знала его, а не то, что о нем говорят.

– Мне кажется, – ответила я, – чем больше я летаю, тем больше узнаю его.

Мать склонила голову набок. Кажется, эта мысль прежде не приходила ей в голову.

– Ма… – сказала я. – А отец никогда не упоминал о том, что видит… что-то странное? Например, множество глаз, глядящих на него из темноты.

Мать поджала губы:

– Это они тебе рассказали?

Я кивнула.

– Он мечтал о звездах, Спенса, – сказала мать. – О возможности видеть их беспрепятственно. О том, чтобы летать меж ними, как это делали наши предки. Вот и все. Ничего больше.

– Хорошо.

– Ты мне не веришь. – Мать вздохнула и встала. – У твоей бабушки другое мнение. Возможно, тебе стоит поговорить с ней. Но помни, Спенса: тебе придется выбирать, кто ты. Наследие и память о прошлом могут сослужить нам службу. Но нельзя допускать, чтобы они определяли твою суть. Когда наследие вместо вдохновения становится клеткой, это ничем хорошим не кончится.

Я нахмурилась, ничего не понимая. У Бабули другое мнение? О чем? Но я все-таки обняла мать и шепотом поблагодарила ее. Она подтолкнула меня в сторону нашего дома, и я ушла, обуреваемая смешанными чувствами. Моя мать, хоть и на свой лад, ведь тоже была воином: она стояла на углу и каждым проданным пакетиком с водорослями провозглашала невиновность отца.

Это вдохновляло. Представляло все в другом свете. Я никогда прежде не видела мать такой. И все же в том, что касалось отца, она ошибалась. Она понимала так много, но ошибалась в главном. Как и я сама – до того момента, когда увидела его предательство во время Битвы за Альту.

Я немного прошла вперед, и вскоре впереди показался наш дом, похожий на коробку.

Когда я шагнула через большой арочный проем во двор, двое возвращающихся с дежурства солдат пропустили меня вперед и отдали мне честь.

«Это же Алуко и Джорс!» – дошло до меня, когда мы уже разошлись в разные стороны. Похоже, они даже не узнали меня. На мое лицо они не смотрели – просто увидели пилотский комбинезон и уступили дорогу.

Я помахала старой миссис Хонг, и та, вместо того чтобы сердито нахмуриться в ответ, поклонилась, потом быстро нырнула к себе и закрыла за собой дверь. Взглянув в окно нашей однокомнатной квартиры, я поняла, что Бабули там нет, но тут услышала ее голос с крыши – она что-то негромко напевала. Я взобралась по лестнице наверх. Мне все еще было не по себе из-за того, что сказала мать.

Бабуля сидела, опустив голову, перед ней на одеяле была разложена маленькая горка бусин. Прикрыв почти слепые глаза, она протягивала скрюченные пальцы и выбирала нужную бусину на ощупь, а потом нанизывала на нить, что-то тихо напевая. Лицо ее напоминало складки смятого одеяла, на котором она сидела.

– А! – сказала она, когда я нерешительно остановилась на лестнице. – Садись-садись. Мне как раз пригодится помощь.

– Бабуля, это я, Спенса.

– Конечно, это ты. Я чувствовала, что ты идешь. Садись и разложи мне эти бусины по цветам. Я не могу отличить синие от зеленых – они одного размера.

Я появилась дома первый раз за несколько месяцев, и бабушка, как и мама, тут же загрузила меня работой. Ну что ж, видно, сначала придется выполнить задание, а потом задавать вопросы.

– Я сложу синие справа от тебя, а зеленые – слева, – усаживаясь рядом с ней, сообщила я.

– Хорошо-хорошо. О чем ты хочешь послушать сегодня, милая? Об Александре, завоевавшем мир? О Хервёр, похитившей меч смерти? Может, о Беовульфе? О давних временах?

– На самом деле, сегодня я не хочу слушать истории, – сказала я. – Я поговорила с матерью, и…

– Ну и ну! – протянула Бабуля. – Не хочешь историй? Да что с тобой случилось? Неужто они тебя совсем испортили там, наверху, в этой их летной школе?

Я вздохнула. Потом решила попробовать зайти с другой стороны.

– Бабуля, а хоть кто-нибудь из них реален? – спросила я. – Из этих героев, о которых ты рассказываешь. Эти люди действительно существовали? Они жили на Земле?

– Возможно. Это важно?

– Конечно! – сказала я, раскладывая бусины по мисочкам. – Если их не существовало в реальности, все это просто ложь.

– Людям нужны истории, дитя. Они приносят нам надежду, и эта надежда реальна. А если это так, то какая разница, жили эти люди на самом деле или нет?

– Большая. Потому что иногда мы увековечиваем ложь, – сказала я. – Как то, что ССН говорят о моем отце, противоречит тому, что говорим о нем мы. Две разные истории. Два разных впечатления.

«И оба неправильные».

Я бросила еще одну бусину в миску.

– Я устала не знать, что правда. Устала не знать, когда следует бороться, не знать, ненавидеть мне его или любить, и… и…

Бабуля оставила свое занятие и взяла мою ладонь в свои. Я чувствовала мягкость ее старческой кожи. Она держала мою руку и улыбалась мне, а глаза так и оставались почти закрытыми.

– Бабуля, – сказала я, когда ко мне наконец-то – не скоро – вернулся голос. – Я кое-что видела. И убедилась, что мы ошибались насчет отца. Он… он правда оказался трусом. Даже хуже.

– Вот как… – тихо проговорила Бабуля.

– Мать не поверила. Но я знаю правду.

– Что они тебе сказали там, наверху, в этой летной школе?

Я сглотнула, вдруг почувствовав себя очень уязвимой:

– Бабуля, они говорят… говорят, что у отца был какой-то дефект. Какой-то изъян глубоко внутри, который заставил его присоединиться к креллам. Один человек рассказал мне, что на «Непокорном» произошел мятеж, что некоторые из наших предков, возможно, тоже служили врагу. И теперь они говорят, что у меня тоже этот дефект. И… и я боюсь, что они могут оказаться правы.

Бабуля хмыкнула и продела нить в очередную бусину.

– Дитя, давай я расскажу тебе одну историю о прошлом.

– Бабуля, сейчас не время для историй.

– Это история обо мне.

Я тут же заткнулась. О ней? Бабуля почти никогда не говорила о себе.

И она начала рассказывать, в своей бессвязной, но завораживающей манере:

– Мой отец был одним из историков на «Вызове». Он хранил истории Старой Земли, из тех времен, когда мы еще не вышли в космос. Ты знаешь, что даже тогда, с компьютерами, библиотеками и прочими средствами напоминания, мы обнаружили, что слишком легко забыть, откуда мы? Возможно, потому, что у нас были машины, чтобы помнить за нас, мы просто оставили это на них. Но сейчас я не об этом. Тогда мы странствовали между звездами. Пять кораблей: «Непокорный» и четыре корабля поменьше, прикрепленные к нему для того, чтобы сопровождать его в долгом пути. Ну, и еще штатное количество истребителей. Мы были сообществом, состоящим из сообществ поменьше, вместе странствующих среди звезд. Отчасти торговцы, отчасти наемники. Отдельный народ.

– Прадедушка был историком? – удивилась я. – Я думала, он был инженером!

– Он работал в машинном отсеке, помогал моей матери, – сказала Бабуля. – Но подлинной его обязанностью были истории. Я помню, как сидела в машинном отсеке и слушала его рассказы сквозь гудение машин и как его голос гулко разносился по залу. Но это еще не история. История – то, как мы попали на Россыпь. Видишь ли, не мы начали войну, но она все равно настигла нас. У нашего маленького флота из пяти кораблей и тридцати истребителей не осталось иного выхода, кроме как сражаться. Даже тогда мы не знали, что такое креллы. Мы не были частью той, большой войны, но в те времена пути между планетами и космическими станциями были трудны и опасны. Ну а твоя прабабушка, моя мама, была корабельным двигателем.

– Ты имеешь в виду, что она работала с двигателями? – спросила я, продолжая разбирать бусины.

– Да, но в определенном смысле она и была этими двигателями. Она могла заставить их нести нас между звездами – одна из немногих, кто был на это способен. Без нее или кого-то подобного ей «Непокорный» мог лететь лишь на малой скорости. Расстояния между звездами огромны, Спенса. И только человек с особыми способностями мог сделать так, чтобы двигатели работали. Мы обладали этим свойством с рождения, но большинство считало его очень и очень опасным.

– Дефект? – потрясенно выдохнула я, чувствуя благоговейный ужас.

Бабуля наклонилась ко мне:

– Они боялись нас, Спенса, хотя тогда они называли это «отклонением». Мы, инженеры, были особой кастой. Первые люди в космосе, отважные исследователи. Обычных людей всегда обижало, что мы контролируем ту силу, что позволяет им путешествовать от звезды к звезде. Но я сказала тебе, что это история обо мне. Я помню тот день, – день, когда мы пришли на Россыпь. Я была с моим отцом в машинном отсеке. Огромный зал, полный труб и батарей – возможно, они были и не настолько велики, как запомнилось мне. Там пахло машинной смазкой и перегретым металлом. Но там, в маленькой нише, был иллюминатор, я могла выглядывать в него и смотреть на звезды. В тот день они окружили нас – враги, креллы. Я перепугалась, потому что корабль трясло от их выстрелов. Вокруг царил хаос. На мостике произошел взрыв – я поняла это по чьим-то крикам. Я стояла в той нише, смотрела на красные сполохи и слышала, как кричат звезды. Маленькая испуганная девочка в стеклянном пузыре. С нами связался капитан. У него был громкий сердитый голос. Боль и паника этого обычно такого стойкого человека напугали меня еще больше. Я до сих пор помню, как он кричал на мою мать, отдавая приказы. Но она с ним не согласилась.

Я сидела, позабыв о бусинах и обо всем вокруг, едва вспоминая, что нужно дышать. Почему, ну почему Бабуля рассказала мне столько историй – и никогда не рассказывала эту?

– Что ж, думаю, это можно назвать и мятежом, – продолжала Бабуля. – Мы это слово не использовали. Но разногласия действительно были. Ученые и инженеры против командного состава и морпехов. Суть была в том, что никто из них не мог заставить двигатели работать. Только моя мать. Она выбрала это место и привела нас сюда. На Россыпь. Но это было слишком далеко. Слишком трудно. Это усилие убило ее, Спенса. Наши корабли пострадали при посадке, двигатели были разрушены. Но кроме того, мы потеряли ее. Саму душу наших двигателей. Я помню, как я плакала. Помню, как отец выносил меня из обломков корабля, а я кричала и рвалась обратно к дымящемуся корпусу, гробнице моей матери. Я помню, как требовала, чтобы мне объяснили, почему мама нас оставила. Я чувствовала себя преданной. Я была слишком мала, чтобы понять сделанный ею выбор. Выбор воина.

– Умереть?

– Пожертвовать собой, Спенса. Воин – ничто, если ему не за что сражаться. Но если у него есть за что сражаться, это все меняет, ведь так?

Бабуля нанизала еще одну бусину и принялась завязывать ожерелье. Я чувствовала какое-то странное изнеможение. Как будто эта история была ношей, а я не ждала, что ее на меня взвалят.

– Вот это и есть их «дефект», – сказала Бабуля. – Они называют его так, потому что боятся нашей способности слышать звезды. Твоя мать всегда запрещала мне говорить об этом с тобой, потому что не верила, что это правда. Но многие в ССН верят, и это делает нас чужаками для них. Они лгут, утверждая, что моя мать привела нас сюда, потому что так захотели креллы. И теперь, когда мы им больше не нужны, чтобы заставлять двигатели работать, ведь у них больше нет двигателей, они ненавидят нас даже сильнее, чем раньше.

– А отец? Я видела, как он напал на свое собственное звено.

– Этого не могло быть, – сказала Бабуля. – ССН утверждают, будто наш дар делает нас чудовищами, так что они вполне могли сочинить свой сценарий, чтобы доказать это. История о человеке, которого дефект заставил поддержать креллов и выступить против своих товарищей, уж очень удобна для них.

Я перестала что-либо понимать. Неужели Кобб солгал? И М-Бот уверял, что запись подлинная. Кому же мне верить?

– Но что, если это правда, Бабуля? – спросила я. – Ты упоминала о самопожертвовании воина. Ну а если бы ты знала, что нечто в тебе… может заставить тебя предать остальных? Причинить им вред? Если ты думаешь, что можешь оказаться трусом, возможно, правильный выбор – просто не летать?

Бабуля молчала, руки ее застыли.

– Ты выросла, – сказала она наконец. – Где же моя маленькая девочка, которая хотела размахивать мечом и завоевать мир?

– Она совершенно сбита с толку. Запуталась немножко.

– Наш дар прекрасен. Он позволяет нам слышать звезды. Он позволял моей матери управлять двигателями. Не бойся его.

Я кивнула, но все равно чувствовала себя преданной. Почему никто не рассказал мне этого раньше?

– Твой отец был героем, – сказала Бабуля. – Спенса! Ты меня слышишь? У тебя дар, а вовсе не дефект. Ты можешь…

– Слышать звезды. Да, я это чувствую. – Я подняла голову, но между мною и небом стоял свод пещеры.

Честно говоря, я больше не знала, что думать. Я пришла домой, но это привело лишь к еще большему замешательству.

– Спенса! – позвала Бабуля.

Я покачала головой:

– Отец велел мне стремиться к звездам. Но что они потребовали от него взамен? Спасибо за историю. – Я встала и пошла к лестнице.

– Спенса! – произнесла Бабуля с такой силой, что я застыла у лестницы.

Она смотрела на меня. Взгляд ее молочно-белых глаз был устремлен в мою сторону, и я почему-то знала, что она действительно меня видит. Когда она заговорила, ее голос больше не дрожал. В нем звучала властность, как в командах генерала на поле боя.

– Если мы когда-нибудь сумеем выбраться с этой планеты, – сказала она, – и спастись от креллов, то только с помощью нашего дара. Расстояния между звездами огромны, слишком огромны для обычного ускорителя. Мы не должны скрываться во тьме только потому, что боимся горящей в нас искры. Решение не в том, чтобы бояться искры, а в том, чтобы научиться ее контролировать.

Я не ответила, потому что не знала, что тут можно ответить. Я спустилась вниз, дошла до лифтов и вернулась на базу.

46

– По порядку рассчитайсь! – скомандовал Нос, командир звена «Кошмар». – Новички первые.

– «Небо»-один готов, – сказал Йорген, запнулся и со вздохом добавил: – Позывной – Зараза.

Нос хохотнул:

– Понимаю твои страдания, кадет!

За Йоргеном доложилась ФМ, потом я. Звено «Небо» – вернее, то, что от него осталось, – отправлялось на учения со звеном «Кошмар».

Я так и не надумала, что делать с той информацией, которую мне сообщила Бабуля. Я все еще пребывала в полном смятении, хотя пока решила продолжать летать, как советовал Йорген. Я же смогу избежать того, что случилось с отцом, убеждала я себя. Ведь правда же? Я смогу быть осторожна?

Выполняя приказы командира «Кошмара», я крутила «виражи» в надежде, что привычные действия помогут мне отвлечься. Приятно было снова оказаться в кабине «Поко» после нескольких недель испытания других моделей. Это было все равно что усесться в знакомое удобное кресло, промятое в точности по твоей фигуре.

Мы летели широким строем – Йоргена поставили в пару с одним из пилотов «Кошмара» – на высоте в десять тысяч. Мы осматривали местность в поисках обломков, следов кораблей в пыли и всего, что могло вызвать подозрения. Это было похоже на разведку во время боя, только еще монотоннее – если такое вообще возможно.

– Неопознанный объект на 53-1-8008! – сообщил один из пилотов «Кошмара». – Надо…

– Кобб нас предупреждал про шуточку с 8008, - скучающим тоном отозвался Йорген. – И про «приказать новичку эвакуировать септик со своего корабля». И про «приготовьтесь к инспекции».

– Вот тьма! – выругался другой пилот. – Ну почему этот Кобб такой нудный, даже не пошутишь!

– Наверное, ему не хочется, чтобы над его кадетами издевались? – предположил Йорген. – Мы должны искать креллов, а не тратить время на ритуалы инициации молодняка. Я был о вас лучшего мнения.

Я посмотрела через стекло кабины на ФМ. Та покачала головой. Ох, Йорген!

– Зараза, говоришь? – сказал один из пилотов. – Даже не представляю, и почему только тебе дали такой…

– Хватит болтать, – оборвал его Нос, выключая личные каналы. – Всем идти на 53.8-702-45000. Радар дальнего обнаружения показывает, что в поясе обломков над этой точкой что-то происходит.

Страницы: «« ... 2122232425262728 »»

Читать бесплатно другие книги:

Много куда закидывала судьба доктора Данилова, но выступать в роли судебного эксперта ему еще никогд...
Добро пожаловать в Лондон конца XIX века! Под покровом тумана этого промозглого октября сойдутся в В...
Руслану удалось решить свои проблемы, вернуть любимую, помочь братьям по ордену, выстоять под натиск...
Продолжения приключений молоденького камер-пажа, среди подковерной, тайной борьбы государств за миро...
Демократия не гарантирует гражданам, что они станут жить лучше. Но она позволяет снизить риски того,...
Военные объединились с «мусорщиками», считающими себя хозяевами Зоны, чтобы зачистить зараженные зем...