Связанные судьбой Дэр Тесса
У нее затрепетали ресницы, взгляд остановился на правой руке.
Пирс развернул ее ладонь вверх. Господи! Ладонь была в ссадинах, которые остались от конского повода после той безумной скачки днем раньше. Это же как открытая дверь – яд прямиком поступил в организм.
Он снял кувшин с умывальника и стал лить оставшуюся в нем воду на ее правую руку. Вода стекала вдоль предплечья, на кисть, на ладонь, потом лилась на пол.
– Ридли! – крикнул он.
Тот уже стоял в дверях, тяжело дыша после бега по лестницам вниз и вверх.
– За доктором уже послали.
– Мы не можем ждать. Это аконит. Принеси бритву и лохань с моего умывальника. Надо пустить ей кровь, чтобы выдавить яд.
– Да, милорд.
Свой галстук Пирс использовал в качестве жгута, крепко наложив его ей на правую руку немного выше локтя. Шарлотта тихонько застонала, когда он крепко затянул узел. Пирс не обратил на это внимания. Теперь у него не осталось времени на эмоции, не было места сомнениям. Его первая цель – сделать все возможное, чтобы Шарлотта выжила. Вторая – найти того, кто это сделал, и заставить заплатить.
Глава 19
Временами Шарлотта приходила в себя, потом снова теряла сознание. По ее ощущениям, так прошло несколько дней. Но вне зависимости от того, какое было время суток – ясный день или темная ночь, – когда она открывала глаза, мать всегда находилась рядом: прикладывала прохладный компресс ко лбу либо кормила с ложечки говяжьим бульоном.
Когда Шарлотте стало лучше и она смогла сесть, мать помогла ей умыться и сменить ночную рубашку. Потом села на край кровати, чтобы причесать и заплести ей волосы.
– Спасибо, мамочка. Тебе совершенно не обязательно этим заниматься. Я могу позвать горничную.
– Вот еще! Я все-таки твоя мать, хоть ты уже и выросла. А матери не забывают, как нужно ухаживать за больными детьми.
– У меня остались какие-то смутные воспоминания о том, как я болела в детстве. Мне, должно быть, было года два. Или три?
– Три. У тебя была скарлатина. И у Минервы тоже.
– Правда? Не помню, как я болела и что была высокая температура. Помню лишь, как мне надоело сидеть в четырех стенах и как ты поила меня лимонным соком с медом. Хотя, мне кажется, тогда тебе приходилось тяжело.
Миссис Хайвуд хмыкнула.
– Тогда у меня нервы были не то, что сейчас. Только представь: я недавно стала вдовой. Нас выгнали из дому, который от твоего отца унаследовал его кузен, и мы фактически остались без денег: получали лишь какую-то мелочь в виде дохода. Впервые в жизни я осталась одна, с тремя маленькими дочерьми, которых еще нужно было поднимать. Причем две из них слегли со скарлатиной.
– А Диана?
– Я отослала ее к жене викария. Мы не виделись с ней целый месяц. – Миссис Хайвуд помолчала. – А может, и два. Я помню, что на моем двадцатипятилетии ее еще не было с нами.
– О господи! – Шарлотта знала, что мать овдовела в молодости, и никогда не переставала думать о том, что это означало в реальной жизни.
Миссис Хайвуд потянула ее за волосы.
– Не молчи.
– Извини. Я просто не могу представить, как ты это пережила.
– Как любая другая женщина. У нас ведь нет физической силы или власти, которыми обладают мужчины. Мы можем рассчитывать только на то, что есть внутри нас.
Она разделила волосы дочери на три части и принялась заплетать в косу.
– Как только вы выздоровели и мы все собрались под одной крышей, я поклялась себе, что мои дочери никогда не окажутся в такой нужде. Они выйдут замуж за тех, кто сможет обеспечить им достойную жизнь. Мне не хотелось, чтобы вы не спали по ночам из-за неоплаченных счетов от мясника.
Шарлотта всегда испытывала обиду, когда слышала, как мать осуждали и высмеивали за то, что она ищет женихов своим дочерям. Конечно, со стороны это выглядело нелепо и унизительно, но трудности формируют людей. Точно так же камни и постоянный ветер изгибают и скручивают растущее дерево.
Вообще-то ей повезло, что у нее есть мать. Так много детей вырастают, не зная материнской заботы. Пирс, например. Бедняга вырос, изолированный от всего мира, не понимая собственных чувств.
Сунув руку под подушку, Шарлотта достала кусок вышитой фланели и провела по нему пальцами, наслаждаясь мягкостью ткани.
– Почему ты снова не вышла замуж?
– Я думала над этим. И у меня были предложения. Но несколько лет не получалось привыкнуть к этой мысли, а потом стало поздно. Я была уже немолода.
– Ты, должно быть, сильно любила отца.
Мать промолчала. Потом, перевязав косу лентой, обошла кровать и села рядом. Ее голубые глаза наполнились слезами, когда она вгляделась в лицо дочери.
– О, Шарлотта!
– Да, мама? – У нее перехватило дыхание.
– У тебя вид – в гроб краше кладут. Надо как-то освежиться. – Она несколько раз ущипнула ее за щеки.
– Мама! – Шарлотта попыталась увернуться. – Уф.
– Ох, прекрати! Придет лорд Гренвилл, и нам совсем не нужно, чтобы он увидел труп вместо тебя. Чего доброго, еще возьмет и разорвет помолвку.
При упоминании о Пирсе у Шарлотты заныло сердце. Она выдержала бы и тысячу щипков, если бы это гарантировало встречу с ним и обоюдные объятия.
– Лорд Гренвилл не разорвет помолвку.
Шарлотта предоставляла ему такую возможность, но Пирс не воспользовался ею.
«Я выбрал тебя, Шарлотта. И никогда не передумаю».
– Ты утверждаешь, что он не пойдет на это. Но слишком не заносись. Ты очаровательна и даже красива, и в этом твое главное достоинство.
Шарлотта откинулась на подушки. Безнадежно!
– Мамочка, я тебя очень люблю, – громко произнесла она, словно напоминая себе об этом. – Однако то, что ты говоришь – чистый абсурд и приводит меня в замешательство. Ты сводишь меня с ума.
– А я люблю тебя, несмотря на то что ты упряма, неблагодарна и совершенно не бережешь мои нервы. Хочешь, Делия поднимется сюда и почитает тебе?
– Нет. Не сейчас. Я хотела бы увидеть Пирса.
– Лорд Гренвилл уехал.
Она села, выпрямившись.
– Его здесь нет? Куда он уехал? И если его здесь нет, почему ты подвергаешь средневековым пыткам мои щеки?
Миссис Хайвуд пожала плечами.
– Он уехал по делам. С высокопоставленными людьми такое часто случается. Я знаю, он совсем не похож на герцога, но тебе нужно привыкнуть к тому, что твой будущий муж – важный человек.
Шарлотта мысленно взмолилась, чтобы ей хватило терпения.
– Ты, случайно, не знаешь, когда мой важный будущий муж вернется?
– Я слышала, как он говорил сэру Вернону, что вроде бы к вечеру, но возможно, довольно поздно. Тем лучше! К завтрашнему дню ты придешь в себя достаточно, чтобы подняться с кровати.
Это не могло ждать до завтра. Ей нужно было увидеть Пирса. Она вспомнила, как он нес ее на руках по коридору и мрачное выражение его лица, когда Пирс пытался понять причину ее недомогания.
Шарлотта потрогала повязку на руке. Последний раз, когда он навещал ее, она лежала без сознания и была слаба. Совсем не такое впечатление ей хотелось произвести на него, когда она стала уговаривать Пирса стать партнерами.
Шарлотта просила дать ей шанс, а потом так легкомысленно повела себя за завтраком. Теперь будет большой удачей, если он доверит ей налить себе чаю.
Пирс мчался по дороге с наезженными грязными колеями так, словно дьявол дышал ему в затылок.
В моменты, как этот, он страшно завидовал своему брату. Сейчас бокс представлялся ему идеальным способом сразиться с внутренними демонами. Рейфу не требовалось никакого дополнительного предлога, когда хотелось разбить что-то или ударить кого-то. Пирс не мог позволить себе такой роскоши. Насилие использовалось в его работе в лучшем случае весьма редко. Единственное, что ему теперь оставалось, – послать коня в галоп, когда он свернул на дорогу, ведущую к усадьбе, а еще понадеяться, что встречный ветер охладит его гнев.
Пирса одолевала злоба на сэра Вернона и на этот претенциозный сумасшедший дом под его началом; ярость против того, кто отравил Шарлотту, кто бы это ни был, но больше всего он злился на самого себя.
Спешившись, Пирс бросил повод конюху, а сам решительным шагом вошел в особняк. Не стал искать хозяев, чтобы поздороваться, как того требовали приличия, а сразу направился вверх по лестнице. Ему не терпелось увидеться с Шарлоттой: для этого нужно было пройти дальше по коридору, – но он сдержался. Пирс не сумел защитить ее от отравителя. Сейчас лучше всего не мешать ей отдыхать и набираться сил.
Поговорив с Ридли и получив заверения, что состояние Шарлотты постепенно улучшается, Пирс отправился к себе и закрыл дверь на ключ. Потом снял жилет, сбросил сапоги. Развязав галстук, откинул его в сторону. Вытянул сорочку из бриджей и стащил ее через голову. Подойдя к умывальнику, наполнил водой лохань, тщательно вымылся до пояса и несколько раз сполоснул лицо.
– Ты собираешься оставить его валяться на полу?
Пирс поднял голову и резко обернулся.
Прислонившись к закрытой на ключ двери, стояла Шарлотта, держа в руке его галстук. Озорная улыбка играла на ее губах. Вид у нее был как у ассистентки фокусника, ожидавшей оваций от зрителей. «Вуаля! Вот и я!»
Вытерев лицо полотенцем, он недоверчиво посмотрел на нее.
– Как тебе удалось…
Из-за спины она вытащила заколку для волос и показала ему.
– Я напрактиковалась. Ты был прав: это не очень трудно, если есть сноровка.
– Тебе нужно отдыхать.
– Я уже отдохнула за пару дней. И чувствую себя великолепно. – Шарлотта позволила соскользнуть галстуку на пол, потом подошла к Пирсу и положила руки на его обнаженную грудь. – Мне становится лучше с каждой минутой.
Он закрыл глаза, чтобы защититься от желания, которое вызывало в нем это тело под шелковым пеньюаром, эта тяжелая коса золотистых волос, лежавшая у нее на груди. Но его попытка провалилась. Закрытые глаза лишь усиливали ощущение интимности. Пирс вдруг сообразил, что тянется к ней, что теряет голову, наслаждаясь тем, как она дотрагивается до него. Ее пальцы легко скользили, касаясь его обнаженной кожи, очерчивая контуры его ключиц, играя с завитками волос на груди.
А потом, когда он уже не мог больше сдерживаться – иначе бы умер! – Шарлотта губами коснулась его губ.
Господи, что эта женщина делает с ним! Пирс задыхался. Сердце колотилось, как сумасшедшее.
О черт, у него, кажется, подгибаются колени!
Но такое описывают только в романах и дешевых мелодрамах. Он никогда не думал, что подобное случается в реальной жизни. Но с ним случилось! Невероятная слабость от захлестнувшего желания.
Руки сами нашли ее талию. А может, это талия сама нашла его руки. Не важно! Шарлотта не отстранилась. Погрузившись в легкий шелк пеньюара, он притянул ее к себе, одновременно впившись в нее поцелуем.
Нет ничего проще, чем на руках донести ее до постели, а там с головой погрузиться в сладость. Шарлотта еще слаба. Но он будет осторожен. Вполне возможно. Каким-то образом.
Она обняла его за шею, но Пирса что-то царапнуло. Повязка на ее руке.
Это привело его в чувство. Он резко открыл глаза, убрал ее руки со своей шеи. Пирс не мог позволить этому произойти снова. Ни за что! Он не допустит, чтобы желание и эмоции заглушили голос рассудка. Не сейчас, когда ее безопасность зависит от остроты его инстинктов.
– Кто принес поднос с завтраком в твою комнату? – спросил Пирс.
Шарлотта захлопала глазами, растерявшись от неожиданной смены темы.
– Что?
– Поднос с завтраком и аконитом. – Он подвел ее к креслу и, усадив, сам сел на скамеечку для ног напротив, поставил локти на колени и сцепил пальцы рук. – Кто принес его к тебе в комнату?
– Служанка.
– Какая именно?
Шарлотта покачала головой.
– Не знаю. Рыжеволосая. Я ее редко видела.
– Ни у одной из служанок в доме нет рыжих волос.
– Может быть, я ошиблась.
Пирс в этом очень сомневался. Память – вещь, конечно, несовершенная, в ней могут возникнуть провалы, но рыжие волосы никто не станет придумывать, чтобы воображением заполнить пустоту.
– Почему бы тебе просто не опросить слуг?
– Мы их уже опросили. Все отрицают, что что-нибудь знают об этом.
– Естественно, все будут отрицать. Они боятся, что их выгонят. Леди Паркхерст коллекционирует необычные растения. Я уверена, что это была просто чудовищная ошибка.
– Ядовитый аконит невозможно по ошибке положить на поднос с завтраком.
Шарлотта слабо улыбнулась.
– В тебе говорит твоя профессия. Но здесь не место для международных заговоров. Это обычный загородный прием.
– Не будь наивной, – сказал он немного резче, чем хотел. – Ты начала задавать вопросы, проводить свое небольшое расследование. Возможно, подошла слишком близко к тайне, которую кто-то готов оберегать любыми способами.
– Пирс, умоляю! Не нужно искать заговоры там, где их нет. – Она провела рукой по его лбу, словно пытаясь разгладить глубокие морщины. – Это еще одно подтверждение того, насколько мы разные. Я оптимистка, а ты всегда думаешь о самом плохом. Я все выставляю напоказ, ты – складываешь в укромный уголок. Для меня стакан наполовину полон. Для тебя – в нем отрава.
– Ты думала бы точно так же, если бы занималась тем, чем занимаюсь я. Именно поэтому я никогда не позволю тебе участвовать в моей работе.
– Ты же обещал подумать.
Он уже подумал.
Несмотря на присущую ему рассудительность, Пирс был заинтригован идеей привлечь ее к работе на секретную службу. Конечно, ей не пришлось бы красться по карнизам или тайно перевозить документы. Однако Шарлотту отличали проницательность и умение быстро сходиться с людьми. Пирс уже представлял себе, как они возвращаются с какого-нибудь бала или ужина и принимаются анализировать свои наблюдения, делясь между собой обрывками разговоров и сплетен.
А потом неистово занимаются любовью.
Но когда он увидел ее лежавшей на полу в коридоре, все его планы кардинально изменились. Для него изменилось все.
– Я могу этим заниматься, Пирс. У меня соответствующий темперамент. Я вернусь из путешествия с широким кругозором, более воспитанная. Стану умелым напарником и смогу защищать себя самостоятельно.
– Защиту предоставь мне. И ты никуда не поедешь.
Шарлотта стала грустной.
– Ты обещал дать мне шанс, чтобы показать себя.
– Это было до того, как ты чуть не умерла у меня на руках. Когда я нашел тебя там, на полу…
Пирс выругался, намного грубее, чем обычно позволял себе в присутствии дамы.
– Я понимаю. – Сдвинувшись на краешек кресла, Шарлотта взяла его руку и переплела со своими его дрожащие пальцы. – Я знаю, ты испугался.
Ничего она не знает!
Шарлотта даже не представляет, как он был потрясен, когда увидел ее, лежавшую на полу. И она никогда не узнает об этом. Этой тайной, этим грузом сокрушительного стыда, Пирс не поделится ни с кем. За минувшие десятилетия он уже привык к подобной тяжести, выдержит и еще несколько десятилетий.
– Мне нужно сказать тебе кое-что. – Шарлотта держала его за руку, а сама смотрела в пол. – Я уже давно хотела тебе сказать. Это не пришло в голову только сейчас. Ты достаточно умен, чтобы все понять. Я имею в виду… Поляна… Ты сам сумеешь сделать выводы.
Пирс удивленно смотрел на нее.
– Боюсь, ты будешь не очень доволен, услышав мои слова. Начнешь спорить, но это ни к чему. Ты не единственный, кто принимает безоговорочные решения, и тебе известно, что я еще больше начинаю упираться, когда кто-то хочет меня разубедить.
О господи, она хочет бросить его! Каким хвастливым дураком он выставил себя позапрошлой ночью, когда принялся излагать все варианты, которые помогли бы решить их небольшое затруднение! Сейчас она припомнит ему это и попросит освободить ее от помолвки.
Но хуже того – Пирс понимал, какой ответ даст. Ему придется проявить достаточно благородства и отпустить ее.
Но провалиться ему на месте, если он так поступит!
– Алялютя, – тихо пробормотала Шарлотта.
Пирс захлопал глазами.
– Что?
Какая еще «алялютя»? Это что, город? Человек? Усадьба? Место, куда ей хочется поехать на праздники?
– О боже! – сказала она после небольшой паузы. – Я понимаю, что ты против подобных заявлений, но все-таки ожидала от тебя более активной реакции, чем эта.
– Шарлотта, объясни. Я в полном недоумении. Где это находится, или что это такое – «алялютя»?
Она закатила глаза и вздохнула.
– Никакая ни «алялютя», глупый ты мужчина. Я сказала «я люблю тебя».
Глава 20
Дожидаясь его реакции, Шарлотта испытывала все большую тревогу.
Долго, невыносимо долго он просто смотрел на нее.
Вероятно, ей нужно было повторить сказанное еще раз. Она соскользнула на краешек кресла, коленями коснувшись его колен.
– Пирс, – заговорила Шарлотта шепотом. – Я сказала, что всем сердцем люблю тебя. Очень сильно люблю. Это понятно?
– Нет. – Он ошеломленно покачал головой. – Не совсем.
Господи, все оказалось даже хуже, чем она себе представляла. Ей было известно, что Пирс в некоторой степени бесчувственный человек: во всяком случае, когда речь заходит о романтических переживаниях, – но основную мысль он ведь должен был уловить.
Хотя, возможно, Пирс просто не понял ее.
У него было какое-то странное выражение лица. Шарлотта недоумевала. Он словно сопротивлялся ей. Демонстрировал свое несогласие. Выглядел неприступным.
– Ты не можешь так говорить.
– Почему? Думаешь, еще рано? Я поторопилась?
– И через сто лет будет рано. Существует масса вещей, о которых ты ничего не знаешь. И никогда не узнаешь.
– Ты же не думаешь… – Она замолчала, набираясь храбрости, чтобы задать вопрос. – Ты же не считаешь, что виноват в случившемся?
– Конечно, это моя вина. Я должен был быть осторожнее. Этого никогда не случилось бы, если бы я…
– Нет-нет! В любом случае здесь только моя вина. Я еще говорю и о твоей матери.
Пирс настороженно прищурился.
– Какое отношение моя мать имеет к нашему разговору?
– Прямое, мне кажется. Разве это не оказало влияния на твою реакцию? Ты нашел меня в коридоре. Это спровоцировало болезненные воспоминания. Всему виной был лауданум или какое-то другое средство?
– Кто тебе это сказал?
Шарлотта посмотрела на него.
– Ты сам.
Он отпустил ее руки и убрал свои за спину.
– Я говорил, что она умерла после тяжелой болезни. И ни словом не упомянул, как именно.
– На словах – нет, но это было очевидно. Обычно женщинам, которые страдают от перепадов настроения, прописывают лекарство, чтобы избежать резких скачков. Тебя ничто не может вывести из себя, но ты покрылся холодным потом, когда я вздремнула и долго не просыпалась. А потом, когда меня отравили, ты снова возвел стены.
– Стены? Какие стены?
– Те, которые окружают твое сердце, Пирс. В детстве ты лишился многого. Став мужчиной, выбрал для себя опасную, временами жестокую, профессию. Я могу лишь представлять себе, насколько сильно она способна изменить личность человека. Иссушить чувства. Научить держаться от всех в стороне.
– Это абсурд. – Пирс встал и принялся расхаживать по комнате. – Труднее блохе перескочить с одной собаки на другую, чем тебе от одного вывода перейти к следующему.
– О нет! Не думай, что сможешь сейчас отгородиться от меня. – Она вскочила и встала у него на пути. – Я знаю, как много времени тебе потребовалось, чтобы кого-нибудь подпустить к себе. Ради бога, ведь прошел целый год после смерти любимого пса Эллингворта, а ты так и не завел новую собаку.
Он смотрел в сторону, дышал очень медленно, явно сдерживая гнев.
– Я знаю, чего ты хочешь. И с самого начала сказал, что не смогу дать тебе это.
– Значит, мы с тобой стоим друг друга. Потому что наверняка есть женщины, которые больше подходят для того, чтобы любить тебя. Но я уже полюбила. – Шарлотта дотронулась до его груди. – Ты мне сказал – все, поздно! Я у тебя в голове, под кожей, в твоей крови. Меня уже не вырвать из твоего сердца.
– Ты должна понять. В моей жизни нет места для неопределенности, я лишен права на ошибку. У меня должна быть ясная голова, иначе пострадают люди. Ты пострадаешь. – Пирс взял ее за перевязанную руку. – Черт, ты уже пострадала!
– А если я скажу, что понимаю все риски, но все равно хочу воспользоваться шансом?
– Это ничего не изменит. Эти стены, как ты их называешь… Они стали неотъемлемой частью меня. Они крепкие словно сталь. – Он поднял руку к ее лицу и большим пальцем провел по нижней губе. – Даже если бы мне захотелось, я не знаю, как их разрушить.
– Я знаю, – тихо сказала Шарлотта. – Знаю. – Она обвила его шею руками. – Вот поэтому ты нуждаешься во мне. Я способна сровнять их с землей.
Пирс начал что-то говорить, она не стала слушать: притянула его к себе и крепко поцеловала в губы.
Сначала он попытался отстраниться, но Шарлотта не позволила. Наверное, это было нечестно: использовать его желание против него же, – но другим оружием она не владела. Это была осада, цель которой – его сердце. Шарлотта использовала любую возможность, которая была под рукой.
Она поцеловала его. Сурово сжатый рот смягчился. А потом сама проскользнула кончиком языка между его губ.
Взять на себя ведущую роль – новый опыт. Ей понравилось. Ей очень это понравилось!
Беспомощно вздохнув, Шарлотта провела руками вниз, вдоль его спины, потом отважно погладила голые плечи и грудь.
– Ты совершенство. Такой красивый, куда ни взгляни! – Она поцеловала его в грудь с левой стороны. – И там, внутри, ты тоже прекрасен.
Пирс предостерегающе заворчал:
– Шарлотта…
– Да? – спросила она невинно. Сделала шаг назад и подняла на него глаза, а затем атласный пеньюар легко соскользнул на пол. – Ты что-то сказал?
По тому, как он жадно разглядывал ее тело, Шарлотта поняла, что одержала победу: сейчас он сдастся, – и сделала еще шаг назад, потом еще…
Пирс пошел за ней, словно привязанный невидимой нитью.
Почувствовав, что упирается в матрац, она опустилась на кровать. Его взгляд не отрывался от обнаженных грудей. Он подошел и склонился над ней, опираясь на руки.
– Не так. И не в этот раз. – Шарлотта обхватила его ногами за талию, резким движением перевернулась вместе с ним и, уложив Пирса на спину, сама оказалась верхом на нем. – Сейчас моя очередь.
Когда она нагнулась к нему, чтобы поцеловать в небритую щеку, он тихо выругался. Кончиком языка Шарлотта провела вдоль его ключицы, дошла до груди, легонько покусала небольшие плоские соски. Затем села прямо, развела бедра в стороны, взяла груди в руки, приподняла, погладила, поиграла прямо перед ним. Круговыми движениями она принялась ласкать соски, пощипывать, чтобы напряглись и порозовели.
Пирс издал приглушенный стон.
– Ты меня убьешь.
Шарлотта только улыбнулась. Приложив палец к его губам, она провела им по подбородку, прочертила линию вдоль шеи, по груди, ниже, еще ниже… пока не наткнулась на вздувшийся гульфик бриджей и не задержалась на нем.
Она взялась за пуговицы на застежке. На этот раз ее пальцы действовали решительно, и он затаил дыхание. В этот момент Шарлотта просунула руку внутрь бриджей и выпустила на волю его мужское естество, пребывавшее в плену из оленьей кожи. Поласкала его, погладив вверх и вниз. Потом ее рука соскользнула ниже и добралась до шелковистой мягкой мошонки. Зажав напряженную плоть в руке, она наклонилась и коснулась головки кончиком языка.
Бедра у Пирса дернулись, и он пробормотал что-то на непонятном ей языке.
Приподняв голову, Шарлотта увидела, как он напряженно смотрит на нее. Пристально глядя ему в глаза, она снова наклонилась и на этот раз провела кончиком языка вокруг всей головки.
– Господи!
Это богохульство ничуть не смутило ее, наоборот: Шарлотта испытала прилив каких-то особенных сил.
Затем выпрямилась. Пирс потянулся к ней. Но она перехватила его руки, переплела их пальцы и, разведя ему руки в стороны, прижала их к матрацу. Наклонилась вперед и легла на него всем телом. Волосы из распустившейся косы накрыли их обоих. Шарлотта сдвинулась на несколько дюймов вверх, чувствуя, как скользит по его напряженному естеству. Сладостное чувство! Направила его в себя и дюйм за дюймом, не торопясь, стала опускаться, пока не вобрала его целиком.
Задав медленный, ровный ритм, она покачивала бедрами, принимая его в себя и наслаждаясь полнотой ощущений. Его руки так и оставались прижатыми к матрацу. Шарлотта по-прежнему не отрываясь смотрела ему в глаза.
– Тебе так хорошо во мне, – зашептала она. – Ты такой большой, такой твердый!
Ей нравилось, когда Пирс говорил разные непристойности. Возможно, ему тоже понравится, когда он услышит их от нее.
Судя по всему, Шарлотта не ошиблась. Прогнувшись, Пирс начал отвечать на каждое ее движение своим встречным, но он заставил ускорить темп. Их движения соединились в едином порыве. Распущенные волосы щекотали ей соски, а ему щеки.
– Я больше не выдержу, – процедил Пирс сквозь стиснутые зубы. – Давай!
Шарлотта улыбнулась ему.
– Ты первый.
Отпустив его руки, она перенесла свой вес на локти и одновременно погрузила пальцы ему в волосы. Он подхватил ее под бедра и стал направлять движения вверх-вниз, ударяя в нее своими бедрами снизу все чаще и жестче. Его лицо исказилось от напряжения, лоб избороздили морщины, рот оскалился.
Несмотря ни на что, они непрерывно смотрели друг на друга. Взгляд его голубых глаз – ищущий, умоляющий – казалось, проникал в нее глубже, чем твердая плоть.
– Я люблю тебя, – выдохнула она, ощутив, как он еще больше увеличился в размерах внутри ее. – Люблю тебя, люблю, лю…
Пирс впился в нее поцелуем. Он мог заставить ее замолчать, но не мог лишить способности чувствовать. Ничто на земле не могло сдержать волну ликования, наполнившую сердце Шарлотты, или лишить блаженства, охватившего все ее существо.