За век до встречи Джуэлл Лайза
– Ай-яй-яй! – сказала Бетти и, оторвав от рулона несколько бумажных полотенец, присела на корточки, чтобы вытереть лужу.
– Кася глупая, – сказал Донни, широко ухмыляясь.
– Нет, она не глупая, – возразила Бетти. – Просто она совсем забыла про бутылочку. Правда, милая?.. Ты ведь просто хотела улыбнуться своей няне Бетти, да?
Девочка снова улыбнулась и тут же написала на пол.
– Ах! – воскликнула Бетти. – А где же твой памперс? Наверное, мамочка забыла надеть тебе памперс – и посмотри, что у нас получилось! – Бетти схватила еще порцию полотенец. – Очень некрасиво!
Акация наморщила нос и снова улыбнулась.
– Плохая Кася! – провозгласил Донни, стуча ложкой по столу. – Плохая, плохая, плохая!..
Астрид, увидев, что делает брат, решила его поддержать и, схватив пластмассовую ложечку, заколотила по чашке с банановым пюре. Точнее, она попыталась это сделать, но попала кулачком по самому краю. Чашка полетела со стола, перевернувшись в полете вверх дном. Она была пластмассовой, и поэтому не разбилась, но липкое банановое пюре разлетелось по всему полу. Обнаружив, что ее завтрак исчез из виду, Астрид громко разревелась.
Бетти тяжело вздохнула. Каким же нужно быть идиотом, чтобы завести не одного ребенка, а троих, подумала она про себя. Каким нужно быть идиотом, чтобы наполнить свой дом младенцами, которые все разбрасывают, пачкают, опрокидывают?
Мысленно сосчитав от десяти до ноля и обратно, она выпрямилась во весь рост и, отправив в мусорный бак ворох промокших бумажных полотенец, улыбнулась своей самой лучезарной улыбкой.
– Ну вот и все, – громко сказала Бетти. – Сейчас я быстренько протру пол, и мы попробуем начать сначала. – С этими словами Бетти повернулась к раковине, чтобы как следует намочить тряпку, и едва не подскочила от неожиданности, увидев, что в дверях кухни стоит Дом.
– Всем доброе утро! – сказал он и, засунув руки в карманы, шагнул вперед.
– Папа! Папа приехал! – завопил Донни и, швырнув на стол полную ложку «Чириоз», соскочил со стула на пол и бросился к отцу. Дом подхватил его на руки и подбросил высоко в воздух, а потом посадил к себе на плечо. Донни торжествующе улыбнулся и обхватил его голову обеими руками.
Бетти улыбнулась.
– Мы не ждали тебя так рано.
– Я спрятался за углом, дожидаясь, пока эта ведьм… пока уйдет наша дорогая мамочка, – сказал Дом с подкупающей откровенностью. Выглядел он каким-то неухоженным и мятым, к тому же от него так сильно пахло перегаром, что Бетти почувствовала это даже через полкомнаты.
– Ты сегодня хоть сколько-нибудь спал? – спросила она.
Он сконфуженно улыбнулся.
– Не-а… – ответил Дом. – Разумеется, на обратном пути мы взяли билеты в спальный вагон, но у нас там началось что-то вроде вечеринки… или попойки. В общем, выспаться не удалось.
– Ага. – Бетти с пониманием кивнула. – И долго ты «прятался за углом»?
– Около часа. – Дом пожал плечами. – А может, и больше. Как раз за углом находится паб, которым владеет один мой приятель. Он предложил мне посидеть у него.
Она снова кивнула, и Дом посмотрел на нее с самым невинным выражением на лице.
– Все это время я пил только очень крепкий кофе. Несколько больших чашек крепкого кофе.
Бетти бросила на него взгляд, который, как ей казалось, должен был означать, что она ему не мать и не жена и ей совершенно безразлично, как он проводит время и что пьет. В ответ Дом состроил еще одну трогательно-невинную гримасу.
– В холодильнике есть яйца? – спросил он.
– Понятия не имею, – ответила она. – Я пришла всего десять минут назад и большую часть времени занималась тем, что вытирала с пола всякое… всякие продукты. Посмотри сам.
Дом ссадил Донни на пол и, шаркая ногами, подбрел к холодильнику, а Бетти опустилась на колени и тщательно вытерла тряпкой остатки бананового пюре, молока и размокших «Чириоз».
– Как все прошло? – спросила она, вставая. – Твой частный концерт, я имею в виду.
– А-а… – отмахнулся он. – Пустая трата времени. Гэв не приехал, Томми постоянно трепался по телефону со своей женой, а мы с Брайсом целыми днями резались в покер и хлестали шнапс.
– Ну и ну! – сказала Бетти.
– Вот именно. – Дом извлек из хлебницы нарезанный батон и взял два ломтика хлеба. – Ну и ну.
Хлеб он засунул в большой блестящий тостер, похожий на те, которые стоят в некоторых итальянских кафе, и начал с шумом выдвигать и задвигать ящики буфета.
– Где сковородка?
– Я не знаю. Ведь это ты когда-то жил здесь, а не я.
– Жил? Да. Но жить и готовить – совершенно разные вещи. А-а, вот она где!.. Нашел! – воскликнул он. Открыв дверцу большого розового холодильника, Дом задумчиво уставился внутрь.
– Ну а ты как поживала? – спросил он.
– Хорошо, – ответила она.
Дом достал из холодильника картонку с яйцами и отыскал на боку дату.
– Использовать до пятнадцатого июня, – прочитал он. – А сегодня какое?
– Семнадцатое, – сказала Бетти.
– Как думаешь, их еще можно есть?
– Конечно, – кивнула она, вытирая испачканный банановым пюре ротик Астрид.
– Круто! – Дом подкинул в воздух сразу два яйца и ловко поймал. – Донни, хочешь кокнуть яичко?
– Еще как! – Мальчик схватил стул и придвинул его как можно ближе к плите. – А можно я кокну два?
– Конечно, приятель. Два так два. А ты, Бетти? Хочешь яичницу?
– Нет, спасибо, – чопорно ответила она.
– Ну, не хочешь – как хочешь.
Бетти смотрела, как он мечется по кухне, перевозбужденный, точно ребенок. Дом то и дело налетал на Донни, никак не мог сообразить, как зажечь газ, сжег тосты, засыпал крошками лежавший в масленке кусок масла и забрызгал всю плиту капельками горячего жира. Бетти ничего не сказала, но внутри нее нарастало какое-то странное раздражение. Казалось, будто каждый раз, когда она сталкивается с Домом, он пытается играть какую-то новую роль. Она хорошо помнила, каким он был три дня назад, когда она с ним переспала. Тогда Дом был спокойным, заботливым, уверенным в себе мужчиной, который приготовил жареного цыпленка и сладкий картофель с такой легкостью, словно это было самым простым и привычным делом, а потом столь же легко уговорил ее лечь с ним в постель. А всего лишь днем раньше, в «Ворчуне», онвел себя как самый обыкновенный пьяный подонок, который норовил схватить ее за задницу и называл «няней», пытаясь произвести впечатление на своего еще более пьяного друга. Она помнила, как, сидя на подоконнике своего дома, он жестко, агрессивно, напористо разговаривал по телефону, и это была еще одна его ипостась – ипостась знаменитости и дельца. А ведь были еще те отвратительные размытые снимки в «Миррор» – и всего несколько недель назад. Каков же он на самом деле – настоящий Дом Джонс? И совершенно неожиданно Бетти со всей отчетливостью поняла, что совершенно этого не знает. Сейчас Дом выглядел как типичный беспомощный отец троих детей, как рубаха-парень и весельчак, который внезапно появляется и так же внезапно исчезает, оставляя после себя хаос и разрушения, но это была только еще одна роль, которую он играл с большим вкусом.
Но Бетти эта роль совершенно не нравилась.
Наконец Дом сел к столу. Поставив перед собой тарелку с подгоревшими тостами и яйцами, которые подгорели не так сильно, он взял бутылку кетчупа и демонстративно, напоказ утопил свой завтрак в томатном соусе, словно желая показать всем и каждому, что он – самый обыкновенный, простой парень, что называется, соль земли.
– Ну вот, – проговорил он, с улыбкой потирая руки. – Нравится? Замечательное блюдо. Настоящий английский завтрак.
Бетти вынула Астрид из ее детского стульчика и усадила к себе на колени.
– Какие планы на сегодня? – поинтересовался Дом.
Судя по всему, он адресовал свой вопрос всем, находившимся в кухне.
– Футбол! Футбол! – закричал Донни и захлопал в ладоши.
– Отличная идея. – Дом кивнул.
– Послушай, – вмешалась Бетти, – Эйми сказала, что вернется к двенадцати и что ей не хотелось бы… В общем, будет лучше, если…
– Можешь не продолжать, я понял. Будет лучше, если к этому времени я уже свалю. Не переживай, я так и сделаю. Нет никакой охоты лишний раз встречаться с этой… матерью моих детей.
– Но, быть может, будет лучше, если дети останутся дома? – продолжала Бетти, теребя в пальцах подол фланелевого платьица Астрид. – Ведь до двенадцати осталось всего два часа. Так имеет ли смысл…
Дом посмотрел на нее долгим взглядом, который Бетти тоже не очень понравился.
– Что? – сказал он наконец. – Уж не думаешь ли ты, что я собираюсь их похитить?
Бетти поморщилась.
– Вовсе нет. Просто вы можете… заиграться, забыть о времени. А Эйми вполне определенно сказала, что как только она вернется из салона красоты, они с детьми сразу поедут к этой ее загородной подруге… И если в это время Донни все еще будет с тобой в парке, она наверняка разозлится.
– Разозлится – это еще слабо сказано! – Дом разразился гулким и каким-то искусственным смехом. – Не беспокойся, Бетти. Я не идиот и в состоянии следить за временем.
– Я не говорила, что ты идиот.
– Но ты это подразумевала.
– Ничего подобного. Я только подумала, что ты совсем не спал и к тому же накануне ты пил…
– Да что же это такое! – Дом с досадой стукнул кулаком по столу, и Бетти машинально поднесла палец к губам. Она и в самом деле боялась, как бы он не напугал детей.
Дом сложил руки на груди и нахмурился.
– Что, черт побери, происходит?! Кажется, у меня теперь две гребаные жены!
Бетти бросила быстрый взгляд в сторону детей, желая увериться, что они не слишком напуганы отцовской вспышкой и использованными им крепкими словечками. Никто из них, однако, и ухом не повел, и она с грустью подумала, что они, вероятно, привыкли к подобному.
– Ты меня не так понял, – проговорила Бетти как можно мягче. – Дело в Эйми. Я на нее работаю и должна исполнять ее требования.
– Ты работаешь не на Эйми, – мрачно заявил Дом. – Ты работаешь на меня. Как ты думаешь, кто оплачивает твои услуги на самом деле?
– Эйми?..
Дом закатил глаза.
– Ты действительно так считаешь? Тогда скажи мне, когда в последний раз ее «Всемогущие» продали миллион дисков? Когда в последний раз «Всемогущие» собирали полный стадион? Ты думаешь, Эйми заплатила за этот дом? – Он обвел рукой кухню. – Ты думаешь, это Эйми заплатит за новую прическу, которую ей делают, пока мы тут сидим? Ты думаешь, она вообще за что-нибудь платит?
Бетти пожала плечами и погладила льняную головку Астрид.
– Честно говоря, я об этом никогда не думала.
– То-то и оно, что не думала. – Он резко отодвинул от себя тарелку с недоеденными тостами (этот жест сразу напомнил ей Донни, который точно так же отодвигал от себя еду, если она ему не нравилась). – А ты подумай!.. Раз я плачу тебе деньги, значит, ты работаешь на меня.
Бетти сглотнула. Отчего-то ей захотелось заплакать, но она постаралась взять себя в руки.
Дом театрально вздохнул и положил ладонь на голову сына.
– Ладно, – проговорил он несколько другим тоном. – Раз мама не разрешает тебе играть с папой в футбол, значит, придется делать, как она сказала.
– Нет! – завопил Донни. – Я хочу в футбол!
– Извини, приятель, – покачал головой Дом, бросая на Бетти многозначительный взгляд. – Если женщины не хотят, чтобы мы что-то делали, нам, бедным мужчинам, приходится слушаться. Иначе они отрежут нам наши пи-пи.
Донни тотчас прекратил плакать и, пораженный, уставился на отца.
– Правда?
– Нет, неправда, – вмешалась Бетти. – Просто мама хочет как можно скорее поехать за город, поэтому футбол придется отложить до другого раза.
– Нет! Не хочу за город! Хочу футбол! – Донни заревел еще громче.
Дом поцеловал сына в макушку и бросил на Бетти еще один угрюмый взгляд.
– Ладно, я думаю, мне лучше уйти, – сказал он.
Бетти поморщилась.
– Почему? Разве вы не можете поиграть в футбол в саду? – И она посмотрела в сторону сдвижных стеклянных дверей, за которыми виднелась шестидесятифутовая лужайка и стоящие в ее дальнем конце футбольные ворота размером примерно вдвое меньше настоящих.
– Нет! – выкрикнул Донни. – Я хочу играть с папой в парке!
Дом слегка развел руками и поднялся.
– Извини, приятель. В другой раз. Ну, до встречи… – Он поцеловал мальчика в щеку. – И вы, девчата, не скучайте. – Дом поцеловал Акацию, потом наклонился, чтобы расцеловать Астрид, и Бетти с трудом удержалась, чтобы не отшатнуться – таким плотным был исходящий от него запах перегара, к которому примешивалась пропитавшая одежду застарелая табачная вонь. Кроме того, в уголке губ Дома виднелся кусочек яичного белка, что его тоже не украшало.
– Куда ты сейчас? – спросила она.
– У меня есть еще кое-какие дела. Надо найти Гэва и немного вздремнуть. Ладно, еще увидимся.
Она молча кивнула, прислушиваясь к всхлипываниям Донни у себя за спиной.
Не прибавив больше ни слова, Дом поднялся и вышел в коридор. В прихожей он отцепил Донни, обеими руками обхватившего его ногу, и плотно закрыл за собой входную дверь, едва не прищемив сыну пальцы.
Когда Дом ушел, Бетти оглянулась по сторонам. Разделочный стол был усыпан яичной скорлупой, жирная сковорода все еще стояла на конфорке, стол был усыпан крошками от тостов, а Акация, на которую она так и не надела памперс, как-то незаметно успела наложить на пол.
Донни с рыданиями ворвался в кухню. Слезы ручьями текли по его щекам, которые от ярости сделались пунцовыми.
– Почему ты не разрешила папе пойти со мной в парк? – выкрикнул он. – Я тебя ненавижу! – И, круто развернувшись, мальчуган взбежал по лестнице и с грохотом захлопнул за собой дверь своей комнаты.
Бетти наклонилась к Астрид и ласково поцеловала в лоб.
– Плохой папа! – прошептала она ей на ухо. – Очень, очень плохой папа!
Потом она посадила девочку обратно на стул, засучила рукава и принялась приводить в порядок разгромленную кухню.
47
На свадьбу Арлетта оделась во все черное. Мину была подружкой невесты, шафером – брат Гидеона Тоби. С утра пошел сильный проливной дождь – затянувшееся «бабье лето» закончилось, и осень окончательно вступила в свои права. Брак они зарегистрировали в муниципалитете Челси, а потом отправились в ближайшее кафе. Праздничнй обед вышел совсем не праздничным – все четверо сидели за столом, похожие на промокших крыс, едва не утонувших в сточной канаве. За молодоженов подняли бокал теплого виски, а на закуску было остывшее картофельное пюре и бараньи отбивные. Час спустя они покинули кафе. На улице Арлетту стошнило, и она поспешно села в экипаж.
Когда они прибыли к коттеджу Гидеона, он предложил перенести ее через порог на руках, но Арлетта велела ему не валять дурака. Сердито топая, она вошла в дом, выпила еще бокал виски и отправилась в постель.
Проснувшись на следующее утро, Арлетта пережила несколько блаженных секунд, в течение которых ей казалось, будто ничего не произошло и все осталось по-прежнему. Со дня своего злосчастного двадцатидвухлетия она испытывала что-то подобное чуть не каждое утро. В краткие мгновения полузабытья, пока сон еще властвовал над ее затуманенным сознанием, Арлетте казалось, что она все та же беззаботная и счастливая девчонка, только что поднявшаяся на первую ступень блестящей карьеры в области дамской моды, что она по-прежнему живет с лучшей подругой в уютной квартирке в Блумсбери, что она влюблена в человека по имени Годфри Каперс и когда-нибудь станет матерью его детей.
Но стоило открыть глаза, как память тотчас возвращалась, желудок конвульсивно сжимался, к горлу подкатывала тошнота, а с губ срывалось глухое, короткое рыдание, которое она пыталась заглушить, уткнувшись лицом в подушку. Ей стоило огромных усилий, чтобы не завыть в голос от отчаяния, безнадежности и ужаса.
Врач, который следил за ее состоянием, как-то предложил Арлетте услуги одного «надежного человека», живущего на Рассел-сквер, но она только покачала головой.
– Нет, – сказала Арлетта. – Я не могу. Это же ребенок! Я ему нужна.
Врач кивнул.
– Что ж, я вижу, что вы порядочная молодая женщина. Не сомневаюсь, что вы будете хорошей матерью вашему ребенку.
– Да, – коротко ответила Арлетта. – Буду.
Сейчас она слышала, как Гидеон возится и гремит чем-то на кухне, и, уставившись в стену, смахнула с переносицы одинокую слезу. Спустя какое-то время в дверь негромко постучали.
– Можешь войти, – крикнула она.
Дверь отворилась. На пороге стоял Гидеон. Он был аккуратно одет и причесан и держал в руках поднос.
– Я приготовил чай с имбирем, – сказал он. – Говорят, он хорошо действует против утреннего недомогания. И поджаренные хлебцы без масла. Ты пойдешь сегодня на работу?
Арлетта кивнула и села на кровати.
– Да. Я буду ходить на работу, пока могу.
– Хорошо. – Он кивнул и поставил поднос на столик рядом с кроватью. – Как спалось?
– Я спала хорошо, спасибо.
– Я рад, – проговорил он и, неловко переступив с ноги на ногу, сунул руки в карманы пиджака. Наступила тишина, потом Гидеон нерешительно откашлялся.
– Ладно, оставлю тебя, чтобы ты могла одеться. Я растопил внизу камин и согрел воду для мытья. Если я тебе понадоблюсь, я буду в студии.
– Спасибо. Думаю, что справлюсь сама.
Гидеон вымученно улыбнулся и шагнул к двери, но на полдороге обернулся.
– Я хотел спросить насчет перемены фамилии… – нерешительно начал он. – Ты будешь зваться миссис Уорсли или…
– Нет, – ответила она. – Я буду миссис де ла Мер. Я не хочу менять фамилию своего отца на фамилию другого мужчины, в особенности – на твою.
Лицо Гидеона побелело от обиды, но он справился с собой.
– А… ребенок? – спросил он.
– Ребенок будет носить твою фамилию.
Гидеон слегка улыбнулся и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
48
Когда примерно без четверти час Бетти вернулась на Бервик-стрит, Джона Уорсли нигде не было видно. Его лоток, однако, оставался на обычном месте, а перед ним стоял какой-то мужчина, вертя в руках картинный диск[38] «Ультравокса»[39]. Заметив Бетти, которая остановилась, чтобы достать из сумочки ключ, он спросил:
– Простите, вы не здесь работаете?
Она улыбнулась.
– Нет, а что?
– Жаль… – Мужчина действительно выглядел разочарованным. – Просто я стою здесь уже минут десять – хочу купить этот диск, но продавца нет как нет.
– Странно… – проговорила Бетти. – Очень, очень странно. Я хорошо знаю человека, который торгует за этим прилавком. Обычно он не оставляет его без присмотра.
– На этикетке написано, что диск стоит пять фунтов, – рассеянно сказал мужчина. – Нельзя ли отдать деньги вам, а вы потом ему передадите? Ну, когда он вернется?
Бетти спрятала улыбку. Как видно, этому человеку очень хотелось купить диск «Ультравокса», хотя она не представляла, что он с ним будет делать. «Очередной трехнутый филофонист», – подумала она, а вслух сказала:
– Да, конечно. Я все передам.
– Отлично. – Он протянул ей мятую пятифунтовую бумажку, и Бетти, убрав диск в бумажный пакет, торжественно протянула ему. Мужчина бережно спрятал покупку в висевшую у него через плечо сумку с логотипом «Бритиш эйрлайнз» и быстрым шагом двинулся прочь.
Поднявшись к себе в квартиру, Бетти еще некоторое время приглядывала за лотком Джона в открытое окно. Приготовив обед, она перенесла тарелки на подоконник, чтобы не вскакивать каждые две минуты. Поев, она написала на клочке бумажки «Джон, я продала один из твоих дисков какому-то парню за пять фунтов. Когда вернешься, позвони в дверь, и я вынесу тебе деньги».
Сбежав вниз, она подсунула записку под ножку демонстрационного стенда, отдаленно похожего на проволочную сушку для тарелок, и вернулась к себе, чтобы выкурить сигаретку. Дверь на площадку пожарной лестницы она оставила открытой, чтобы наверняка услышать звонок.
Глубоко затягиваясь сигаретой, Бетти смотрела на окна Дома, но в комнатах не видно было никаких признаков жизни. Либо он действительно спал, либо сидел в очередном пабе, накачиваясь пивом или виски. Потом она вспомнила, как три дня тому назад они вместе курили возле этого окна и Дом говорил о том, как он жалеет, что не познакомился с ней раньше. Тогда она невольно замечталась, и когда он вдруг поцеловал ее (губы у него были на удивление нежными), это ее почти не удивило, став как бы продолжением мечты. Наверное, если бы не утренняя сцена в кухне Эйми, подумала Бетти сейчас, она бы до сих пор грезила о Доме – о том, как они вместе поселятся на ферме и станут разводить свиней.
Когда несколько минут спустя она снова выглянула из окна кухни, Джона по-прежнему нигде не было видно, и она, вздохнув, спустилась на улицу, чтобы поговорить с другим лоточником, торговавшим туалетными принадлежностями.
– Прошу прощения… – начала она, и торговец посмотрел на нее с явным раздражением на лице, которое, впрочем, тут же превратилось в похотливую улыбочку.
– Чем могу служить, красавица?
Бетти показала большим пальцем себе за спину, где стоял осиротевший прилавок с пластинками.
– Вы не знаете, куда мог подеваться Джон?
– Это который все время носит шляпу?
– Ну да. Обычно он целыми днями здесь, но сегодня его что-то…
– Я знаю, о ком ты. Кажется, он пошел вон в тот паб. Зов природы, знаешь ли…
И он показал на грязноватую забегаловку на дальнем конце площади.
Бетти, конечно, знала о существовании этого паба, но ни разу там не была; даже просто проходя мимо, она невольно опускала взгляд и старалась ускорить шаги. В пабе обычно собирались любители тяжелого рока, от которых можно было ждать чего угодно.
– Ага, спасибо, – сказала Бетти, решив про себя, что даст Джону еще пять минут, прежде чем отправится на поиски. Присев на складной стульчик за прилавком, она некоторое время перебирала старые пластинки в выгоревших конвертах. Когда пять минут истекли, а Джон так и не появился, она встала и, набрав в грудь побольше воздуха, решительным шагом двинулась к дверям паба.
Солнечным пятничным полднем паб был почти пуст, и Бетти храбро направилась прямо к бару, старательно игнорируя любопытные взгляды горстки бородатых парней в джинсовых жилетах, которые сидели, опираясь в стойку татуированными локтями. Улыбнувшись барменше, которая, несмотря на ранний час, выглядела так, словно еле держалась на ногах, Бетти вежливо сказала:
– Примерно полчаса назад сюда зашел один парень, который торгует на рынке пластинками. С тех пор его больше никто не видел. Не могли бы вы посмотреть в мужском туалете?..
Барменша приподняла нарисованную карандашом бровь.
– Смотри сама. Я не могу оставить бар без присмотра.
– Хорошо, – сказала Бетти. – Я посмотрю.
Следуя указателям на стенах, она быстро нашла ободранную дверь, расположенную в конце короткого коридорчика в глубине зала, и постучала – сначала совсем тихо, потом громче. Когда никто не отозвался, она распахнула дверь и сразу увидела Джона, который, разбросав руки, валялся лицом вниз перед распахнутой дверью единственной кабинки. По его виску стекал на пол темно-красный ручеек.
Громко зовя на помощь, Бетти опустилась на колени и попыталась перевернуть Джона на спину. Когда ей это удалось, она увидела, что его лицо покрыто блестящей испариной, да и сам он казался очень горячим, словно у него вдруг поднялась температура. Дышал он с явным трудом, и Бетти вдруг испугалась, что он может умереть.
– Боже мой, Джон! – воскликнула она и, повернувшись к двери, снова закричала изо всех сил: – Эй, кто-нибудь, пожалуйста!.. Вызовите «Скорую»! Человеку плохо!
Но все было бесполезно. В зале грохотал музыкальный автомат, изрыгавший какой-то винтажный хеви-метал. Только тогда Бетти вспомнила о своем мобильнике. Выхватив его из сумочки, она набрала три девятки и поднесла аппарат к уху, свободной рукой пытаясь нащупать у Джона пульс. Когда ее соединили, Бетти быстро ответила на вопросы оператора: да, пострадавший дышит; нет, он не посинел; да, у него рана на голове; нет, она не выглядит слишком глубокой. Минут через пять с улицы донесся далекий вой сирены.
– Все хорошо, Джон, они уже едут, – прошептала Бетти, нежно гладя его по волосам – по длинным, густым волосам, к которым ей всегда хотелось прикоснуться. – Все будет в порядке. Врачи уже здесь. Они отвезут тебя в больницу, и ты очень быстро поправишься. Не волнуйся, Джон, – я с тобой.
В дверях туалета появилась женщина-фельдшер.
– Это вы – Бетти?
– Да, я.
Она опустилась рядом с ней на колени.
– А это – Джон?
– Да, – подтвердила она. – Его зовут Джон Любезноу.
– Вы его друг? – Фельдшерица стала щупать пульс.
Бетти кивнула.
– А меня зовут Джеки, – сказала она, положив ладонь Джону на лоб. – У него жар. – Достав термометр, фельдшерица вставила его Джону в ухо. – Да, температура высокая, – пробормотала она, глядя на шкалу. – Скажите, как он чувствовал себя в последнее время?
Бетти пожала плечами.
– Я точно не знаю. Когда мы в последний раз разговаривали, он чувствовал себя нормально.
– И когда это было?
– В среду. Впрочем, я видела его и сегодня утром. Правда, мы всего лишь поздоровались, но мне не показалось, будто с ним что-то не так.
– Гм-м… – Джеки спрятала термометр в сумку и обратилась к появившемуся в дверях санитару: – Нам понадобятся носилки. У пациента черепно-мозговая травма и высокая температура – 42,2° по Цельсию. Приготовь жаропонижающее.
Санитар кивнул и исчез.
– Как вы думаете, что с ним? – спросила Бетти.
Фельдшерица села на пятки.
– Думаю, он потерял сознание и стукнулся головой о раковину.
– Но он поправится?
– Трудно сказать наверняка. Вы не знаете, сколько он пролежал здесь в таком состоянии?
– Примерно полчаса, я думаю, – с беспокойством сказала Бетти. – Может, чуть больше.
Джеки поморщилась.
– Это довольно долго. К счастью, он потерял совсем немного крови. – Она вздохнула. – Надо сделать анализы, тогда мы будем знать точнее.
Появились носилки. Пока двое санитаров укладывали на них Джона, Бетти вышла из туалета. Когда носилки вынесли в зал, она пошла рядом, держа его безжизненную горячую руку в своей.
– Можно мне поехать с вами? – спросила она.
– Разумеется, можно.
– А куда вы его повезете?
– В «Юниверсити-Колледж»[40].
В машине «Скорой» Джону еще раз измерили температуру и накрыли металлизированным одеялом. Он по-прежнему оставался без сознания, и Бетти мимолетно удивилась, как человек может быть таким горячим и при этом не подавать никаких признаков жизни. Снова взяв Джона за руку, она решила поговорить с ним в надежде, что ее голос дойдет до его сознания и поможет прийти в себя.
– Знаешь, – сказала она, – пока тебя не было, я продала одному типу диск «Ультравокса». Диск-картину, представляешь? Ну кому в наше время может понадобиться диск-картина? Я даже подумала – может быть, он хочет сделать из него настенные часы или тарелку для фруктов? Как бы там ни было, этот парень был очень доволен. Во всяком случае, пятерку он отвалил без всяких разговоров. Я отдам тебе эти деньги, как только ты проснешься. Постарайся проснуться поскорее, Джон, миленький!.. – Она улыбнулась и слегка пожала его горячую кисть. – За твоим лотком пока присмотрит парень, который торгует туалетными принадлежностями. Я его попросила, и он сказал – ладно, так что можешь не волноваться. И твоя шляпа тоже у меня. Видишь?.. – Бетти приоткрыла сумочку, чтобы продемонстрировать Джону его шляпу, которую она подобрала в туалете. – В общем, все в порядке, ты только очнись поскорее и что-нибудь скажи.
Машина «Скорой» круто повернула, и Бетти пришлось крепко вцепиться в сиденье. Еще через пару минут машина остановилась у приемного покоя больницы, санитары переложили Джона на каталку и повезли по длинным, извилистым коридорам. Бетти шла следом, пока его не вкатили в отгороженную занавесками палату. Оставшись в коридоре одна, она опустилась на пластмассовый стул и уставилась на плакат, посвященный необходимости делать уколы от столбняка.
Бетти просидела в коридоре не меньше четверти часа, когда из палаты вышел врач.