За век до встречи Джуэлл Лайза

39

– Вчера я встречалась с твоей сестрой, – сказала Бетти и, закончив размешивать сахар в чашке капучино, обеими руками поднесла ее к губам.

Надорвав свой пакетик с сахаром, Джон вопросительно посмотрел на нее.

– Значит, Александра тебе помогает? – спросил он. – Неужели она сумела что-то раскопать насчет джаз-клубов и прочего?

– Да. Она была очень полезна. Ради этого она даже ненадолго ушла с работы, чтобы сопровождать меня в разные места. Вчера мы вместе ходили в галерею, а потом устроили небольшой пикник.

– Постой-постой, ты уверена, что говоришь именно о моей сестре?

Бетти улыбнулась.

– Да. И знаешь, мне кажется, что иногда вам все-таки следует встречаться. Думаю, что вы друг другу понравитесь.

Джон сардонически ухмыльнулся.

– Ну тогда расскажи мне, что вам удалось узнать.

Прихлебывая кофе, Бетти рассказала ему о мемориальной табличке на коттедже Гидеона Уорсли, о вырезанном на дереве сердце, о Южном синкопированном оркестре и о портрете Арлетты, который висел в Национальной портретной галерее. Одновременно она наблюдала за Джоном, лицо которого выражало сначала вежливый интерес, потом – удивление, и наконец – изумленное восхищение.

– Вы неплохо потрудились! – проговорил он, когда она закончила. – Все это просто… поразительно. И очень, очень необычно.

– Я знаю, – сказала Бетти. – Боюсь только, что теперь, когда я буду работать у Эйми, у меня будет не так много возможностей заниматься историей моей бабушки. И библиотеки, и Сомерсет-Хаус[30] открыты только днем, а для меня это самое горячее время.

– Я мог бы тебе помочь, – неожиданно предложил Джон, и Бетти удивленно на него посмотрела.

– Как? Насколько я знаю, ты и так работаешь по четырнадцать часов в сутки. Откуда ты возьмешь столько свободного времени, чтобы рыться в архивах?

Он пожал плечами.

– Когда работаешь не на босса, а на самого себя, всегда можно выкроить часок-другой. Да и ездить далеко не надо – все главные архивы находятся здесь, в центре. Ты только скажи, что тебе нужно, и я попытаюсь это для тебя разыскать.

– Ты правда готов помочь? – Бетти все еще не верилось, что он говорит серьезно.

– Конечно. Почему бы нет?

– Потому что тебя зовут Джон Любезноу, и ты не человек, а остров.

Он рассмеялся, машинально помешивая свой кофе.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он, хотя Бетти было совершенно ясно: Джон все отлично понял, просто ему хочется, чтобы она сказала это вслух.

– Я имею в виду, – объяснила Бетти, – что ты живешь словно в каком-то пузыре, в котором существует твой лоток на рынке, клуб, твоя квартира с плесенью…

– Не забудь про аукционы пластинок, которые проходят каждые выходные.

– Да, и аукционы. Это все, что тебе нужно, поэтому за пределы этого своего пузыря ты почти никогда не выглядываешь, не так ли?

Он пожал плечами.

– У меня есть друзья.

– Да. То есть – это ты так говоришь. И часто ты с ними встречаешься, с этими своими друзьями?

– Встречаюсь время от времени. Но не слишком часто, тут ты права. Большинство моих друзей живут не в Лондоне, поэтому я вижусь с ними… когда могу.

Бетти улыбнулась.

– Меня не проведешь, – сказала она. – Тебе хорошо в этом твоем пузыре, поэтому ты и отгородился от всего остального мира. Остров по имени Джон Любезноу.

Он расхохотался и поднял ладони, словно сдаваясь.

– Хорошо, хорошо… Да, я – человек довольно нелюдимый. Всегда был таким. Но это не означает, что я не могу с кем-нибудь подружиться… По большому счету, я парень совсем не плохой.

– Я и не говорила, что ты плохой. Просто ты из тех, кто не любит вникать в чужие проблемы. В общем, спасибо тебе за предложение помочь, но… Нет, не думай, я действительно очень тебе благодарна!

Джон улыбнулся и кивнул.

– На самом деле я уверена… – Бетти наклонила голову, притворившись, будто ее очень заинтересовали остатки кофе в чашке, хотя на самом деле ей просто не хотелось, чтобы он видел ее лицо. – На самом деле я уверена, что ты очень хороший.

Джон пристально взглянул на нее.

– Скажи это еще раз, только смотри мне в глаза.

Бетти рассмеялась.

– Ладно. Ты мне нравишься, о’кей?.. Нет, я правда считаю, что ты очень славный.

Он снова улыбнулся.

– То есть ты наконец в этом убедилась? Не передумаешь?

Бетти тряхнула головой.

– Не передумаю. Я убедилась: Джон Любезноу – очень славный парень, и он мне нравится.

На этот они рассмеялись оба, и Джон сказал:

– Значит, у нас это взаимно.

Она взглянула на него с сомнением.

– То есть я тебе тоже нравлюсь?

– Да, нравишься. Ты довольно милая.

– Довольно милая или очень милая?

Джон сделал вид, будто задумался.

– Очень милая, – промолвил он наконец.

– Это хорошо. Просто прекрасно, – кивнула Бетти.

Они посмотрели друг на друга, и ей вдруг показалось, будто их окружает легкое золотистое сияние. Внезапно Джон сказал:

– Можешь обещать мне одну вещь?

Она кивнула.

– Конечно. А какую?

– Обещай мне, что не будешь спать с Домом Джонсом.

– Что-о-о?!

– Я серьезно. Ничего хорошего из этого не выйдет.

– Но… Да с чего ты вообще решил, что я собираюсь с ним спать?

Он не ответил – только приподнял бровь.

– Ты прямо как Эйми! – с досадой воскликнула Бетти. – Она говорила мне то же самое. Так вот – я не собираюсь с ним спать. Он мне даже не нравится!

– Я не говорил, что он тебе нравится. Я говорил, что рано или поздно ты можешь оказаться в его постели.

– Потому что он – звезда?

Джон пожал плечами.

– То есть ты считаешь, что я – легкомысленная искательница приключений?

– Я не думаю, что ты легкомысленная. Просто я знаю, как устроен этот мир.

Бетти прищурилась.

– Боюсь, мне все-таки придется подкорректировать мое мнение о вас, Джон Любезноу.

Он снова поднял ладони, на этот раз – в знак примирения.

– Извини. Беру свои слова обратно. Считай, что я ничего не говорил. Я уверен, что ты не станешь с ним спать. Ты не такая, как все. Ты – другая.

– Так-то лучше. – Бетти улыбнулась. – Гораздо лучше.

Она была рада, что между ними снова установился мир, но ей все равно казалось, что Джон просто не хотел с ней ссориться и что на самом деле он продолжает думать – она вполне способна переспать с Домом Джонсом, просто потому что он звезда. И в глубине души Бетти подозревала, что Джон, вероятно, прав.

Когда Бетти разбудил дверной звонок, ей как раз снились Арлетта, Джон Любезноу и Эйми Метц. Все еще ощущая себя в доме Эйми, где она должна была приготовить на всех огромный клубничный пирог в огромной розовой плите, Бетти потерла глаза кулаками и посмотрела на часы. Часы показывали начало первого. Это означало, что она проспала всего час или около того, и Бетти мысленно прокляла и дверной звонок, и звонившего. Стоило стараться лечь пораньше, чтобы через час тебя разбудил какой-то придурок?

– Кто?.. – пробормотала она, нажимая на кнопку переговорного устройства. В глубине души она была уверена, что это какой-то подгулявший прохожий, перепутавший ее дверь с дверью паба. Или с дверью, за которой живет молодая французская модель.

– Бетти, это я, Дом.

– Кто-о?..

– Дом Джонс.

Подскочив на постели, Бетти попыталась пригладить волосы. Она была в полной растерянности, а главное – никак не могла решить, где закончился сон и началась реальность. Быть может, подумалось ей, это наглядное свидетельство того, как события прошедшего дня проникают в сны, принимая совершенно фантастический оборот. В конце концов, они же говорили с Джоном о Доме – и вот теперь ей снится, будто поп-идол явился к ней домой.

– Бетти?.. – снова донеслось из переговорного устройства, и ей пришлось основательно себя ущипнуть. Убедившись таким образом, что она не спит, Бетти слегка откашлялась.

– Да-да, я здесь… Что-нибудь случилось?

– Нет, просто мне одиноко.

– Что-что? – переспросила она, не веря своим ушам.

– Мне очень одиноко, Бетти, – повторил Дом. – Я только что прилетел из Берлина. К сожалению, я совсем не устал, иначе бы я просто завалился спать, а так… Я очень соскучился по детям, и мне необходимо с кем-нибудь выпить.

– Но у меня нет никакого спиртного!

– Спиртное не проблема, Бетти. Главное, чтобы ты согласилась пойти со мной… Пожалуйста. Надевай свое лучшее платье – и идем.

Убрав палец с кнопки переговорного устройства, Бетти некоторое время тупо смотрела в пространство перед собой, пытаясь усилием воли избавиться от заполнявшего голову тумана и как следует обдумать неожиданное предложение Дома. Завтра начиналась ее работа – в восемь ей нужно было быть в доме Эйми. Именно поэтому, когда Джон пригласил ее в клуб, Бетти отказалась – она специально хотела лечь пораньше, чтобы утром быть бодрой и свежей. И вот теперь сам Дом Джонс стоит у дверей ее квартиры и приглашает в клуб или в ресторан.

Дом Джонс.

– Куда мы пойдем? – спросила она. – В «Ворчун»?

– Ты хочешь в «Ворчун»?

– Да.

– Значит, пойдем туда.

– Хорошо, только ненадолго, ладно? Завтра мой первый рабочий день у Эйми, и…

– А-а, значит, она тебя все-таки взяла. Я же говорил!..

– На испытательный срок.

– Ну, это мало что меняет. Ладно, давай спускайся как можно скорее. Я уже чувствую в воздухе запах шампанского.

Бетти была уверена: никогда в жизни она не забудет минуту, когда они с Домом вошли в «Ворчун». При его появлении лица всех, кто там был, повернулись в их сторону, словно цветки подсолнухов; на губах расцветали улыбки, двери распахивались словно сами собой, а напитки появлялись прежде, чем Дом успевал их заказать. Казалось, будто в холодной и темной пещере вдруг вспыхнуло маленькое солнце, согревшее своим светом все живое. Сама Бетти, впрочем, старалась держаться как можно незаметнее – по правде говоря, она бы предпочла стать невидимкой. Ее появление в клубе под руку с Домом выглядело по меньшей мере странно, и ей казалось, что все это отлично понимают. Сам Дом, впрочем, чувствовал себя здесь как рыба в воде. Он пожимал протянутые ему руки, хлопал кого-то по плечу и говорил что-то вроде: «Рад тебя видеть, приятель. Как дела? Ну, держись там».

Несмотря на испытываемые ею неловкость и смущение, Бетти не забывала оглядываться по сторонам. Однажды она уже побывала в «Ворчуне», но тогда дальше гардероба ее не пустили. Сейчас она с любопытством разглядывала и белый рояль у подножия лестницы, по которой они спустились в зал, и сидевшего за ним тапера в белом смокинге, и бармена за стойкой, который ловко жонглировал серебряным шейкером, смешивая мартини.

Тем временем Дом провел Бетти, которая никак не могла прийти в себя и решить, где же пролегает граница между сном и действительностью, в дальний угол зала и усадил на мягкий кожаный диван. Тут же принесли шампанское, и они, чокнувшись, сделали по несколько глотков. Люди за столиками продолжали исподтишка поглядывать в их сторону и перешептываться, и Бетти, все еще оглушенная и растерянная, в очередной раз попыталась расправить примятые со сна волосы и отскрести какое-то пятнышко от подола своего черного платья с лайкрой. Мысли ее снова вернулись к тому вечеру несколько недель назад (хотя сейчас ей казалось, что с тех пор прошло несколько месяцев), когда она зашла в «Ворчун» в поисках работы. Тогда ее вежливо, но быстро выставили на улицу, а сегодня она как ни в чем не бывало сидит в зале для избранных, и не одна, а со знаменитым Домом Джонсом. Похоже, подумала Бетти, за этот сравнительно небольшой промежуток времени она сумела кое-чего добиться!

Эта мысль ее странным образом подбодрила. Во всяком случае, Бетти почувствовала себя увереннее и даже перестала тереть пятно на платье.

– Что ж, – сказал Дом и, закинув руку на спинку дивана, повернулся к ней. – Как говорится, добро пожаловать в семью!

– Но ведь я пока только на испытательном сроке, – возразила Бетти.

– Да брось ты! Если ты не совершишь ничего по-настоящему ужасного, – например, не станешь таскать серебряные ложки из буфета, – Эйми и не подумает от тебя избавляться. Зачем ей это? Чтобы в срочном порядке подыскивать новую няню?..

Бетти с сомнением пожала плечами.

– Поживем – увидим.

– Хорошо, что ты согласилась пойти сегодня со мной, – сказал Дом. – Это просто прекрасно, Бетти. Я давно не чувствовал себя таким счастливым… Нет, я серьезно, – добавил он, глядя на нее.

Бетти улыбнулась и отпила еще несколько глотков шампанского, надеясь, что вино поможет ей не думать о том, что все происходящее – просто чья-то вычурная шутка. Молодая няня в грязном платье, которую пьяный Дом Джонс только что вытащил из постели, сидит рядом с ним в ночном клубе для знаменитостей и пьет шампанское. Сказать кому – не поверят, думала она, и тем не менее все это – ПРАВДА. Или, по крайней мере, очень похоже на правду.

– Честно говоря, я ненавижу жить один, – внезапно сказал Дом без всякой видимой связи со своими предыдущими словами.

Бетти сочувственно посмотрела на него.

– Да?

– Да. Это… это просто пытка какая-то. Днем еще ничего, а вот по ночам… – Он вздохнул и с силой потер лицо ладонями, и Бетти подумала, что, несмотря на свои недавние слова, Дом выглядит очень усталым и старым. Сейчас она дала бы ему лет пятьдесят или даже больше.

– Когда я жил на Примроуз-Хилл, – продолжал он, – я любил возвращаться домой, даже когда было очень поздно… даже когда все давно спали. Мне нравилось ходить по дому на цыпочках и видеть разбросанные повсюду детские игрушки, крошечную обувь, одежду… мне нравилось прокрадываться в спальню и смотреть, как они спят… ну, и всякое такое. – Дом снова вздохнул и вымученно улыбнулся.

– Но… – Бетти замешкалась, подбирая слова. – Может быть, вы с Эйми… снова…

Дом покачал головой и сухо рассмеялся.

– Нет, – решительно сказал он. – Этот пароход ушел навсегда. После того, как меня застукали с той лахудрой, Эйми ненавидит меня всеми фибрами души. Правда, мне некого винить, кроме самого себя и… и моего маленького дружка. – И он бросил взгляд на молнию своих джинсов.

Бетти проследила за его взглядом и поспешно отвела глаза.

– О-о-о!.. – произнесла она. – Я понимаю.

Дом кивнул.

– Иногда мне даже кажется, что я – какой-нибудь маньяк и мне нужен курс лечения. Или химическая кастрация. – Он хрипло рассмеялся. Бетти тоже улыбнулась, правда, несколько нервозно. Она никак не могла понять, почему Дом с ней так откровенен и почему он рассказывает ей о таких вещах, какие обычно не принято обсуждать. Немного поразмыслив, Бетти, однако, решила, что знает причину или, вернее, причины. Во-первых, Дом был сильно пьян. Он был пьян, уже когда звонил в ее дверь, просто спросонок она не сразу это поняла. Вторая же и, пожалуй, главная причина заключалась в том, что за несколько часов до его появления она ездила к Эйми, чтобы подписать договор о конфиденциальности. Дом наверняка об этом знал и, понимая, что теперь Бетти никому ничего не расскажет, использовал ее для бесплатной «разговорной терапии».

Это последнее соображение придало ей храбрости, и она сказала:

– Я думаю, если бы ты хотел вернуть прошлое и снова жить со своими детьми, ты бы что-нибудь предпринял.

Дом залпом допил свое шампанское, налил себе еще и долил в бокал Бетти.

– Да, большинство на твоем месте так бы и подумало. И, если смотреть со стороны, это действительно довольно просто, но… Как я только что сказал, у меня это что-то вроде болезни. Ну, например, если ты – пьяница, и кто-то предлагает тебе выпить, ты, конечно, согласишься. Просто не сможешь не согласиться. А есть люди, для которых секс – все равно что вино… Понятно, что большинству людей не каждый день предлагают заняться сексом, но если взять меня… таких, как я… Я же – гребаная знаменитость!..

Бетти кивнула.

– Отказаться очень трудно, – продолжал Дом, заглянув в свой опустевший бокал. – Почти невозможно. Так не должно быть, но так есть. Это невозможно, даже если девушка, гм-м… страшна, как ядерная война. – Он покачал головой и в три глотка осушил свой бокал. – Куда бы я ни пошел, они везде! Я тебе клянусь. Они осаждают меня со всех сторон, просят расписаться на сиськах, просят потрогать, чтобы, придя домой, рассказать своим бойфрендам или сожителям, что их лапал сам Дом Джонс. Я для них словно талисман какой: только прикоснись, и будет тебе счастье. Все это, конечно, полная чушь, потому что на самом деле я не могу дать им ни удачи, ни счастья, ни чего-либо другого. Я просто мужчина, который умеет петь, умеет писать хорошие песни, но я никому ничего не могу дать, – повторил Дом. – Разве что сделать женщине ребенка. – И он расхохотался так внезапно и громко, что Бетти даже слегка вздрогнула.

– Да, – кивнул Дом. – Это я умею, и умею неплохо. Делать детей – вот что у меня получается лучше всего.

Бетти затаила дыхание. В таблоидах давно циркулировали сведения о том, что где-то в северной части Лондона у Дома есть незаконный ребенок – мальчик всего на пару недель моложе Донни. Доказательств, однако, так и не было найдено. Мать ребенка, – худая как жердь скульпторша по имени Тиффани, которая воспитывала еще одного ребенка от другой рок-звезды, – так и не сказала ничего такого, что могло бы опровергнуть или подтвердить слухи. Но Дом только что сказал «делать детей»… Он мог, конечно, иметь в виду и своих трех малышей, но Бетти казалось – речь идет вовсе не об Акации, Астрид и Донни. Значит, у него есть еще какие-то дети на стороне?..

В поисках ответа Бетти заглянула Дому в глаза. Глаза музыканта были красными, а взгляд казался затуманенным и слегка расфокусированным. Похоже, за прошедший день он не раз прикладывался к бутылке и сейчас выглядел усталым, больным и несчастным, и Бетти не решилась задать вопрос, который вертелся у нее на языке. Вместо этого она улыбнулась и сказала:

– У тебя очень милые дети, Дом.

– Дети… Мои крошки… – Его лицо, бывшее только что угрюмым и мрачным, немного смягчилось, и в глазах загорелись огоньки. – Знала бы ты, как я по ним скучаю! Мне их… так… так не хватает… – Последние слова Дом произнес с какой-то странной интонацией, и Бетти, присмотревшись, с удивлением обнаружила, что он плачет. Вот он наклонил голову, потер глаза мясистой частью ладони и всхлипнул. – Я все просрал, Бетти. Все!.. Эх, если бы я только мог стать другим! Как было бы здорово, если бы я был нормальным парнем, который утром кладет в сумку свой обед, целует детей и уходит на работу, а вечером возвращается – купает и укладывает малышей, выпивает стакан вина и ложится в постель с женой. Но нет, я никогда не смог бы стать таким. Во мне всегда сидела эта гребаная креативность, желание творить, писать, играть на гитаре. Я очень рано почувствовал свою силу, свой талант, свое могущество… а потом меня уже было не остановить. Теперь-то понимаю, что не я управлял своими желаниями, а они вели меня за собой, но тогда… Это началось еще в школе. Я бегал за девчонками, сочинял музыку, дрался… Сейчас мне тридцать два, но я занимаюсь тем же самым – так, может, мне уже поздно меняться? Скорее всего – да, поздно. Все, что мне осталось, – это продолжать валять дурака. И иногда этого как будто достаточно… – Дом снова всхлипнул и вытер нос рукавом своей джинсовой куртки. – Но иногда мне кажется, что этого мало. Я имею в виду… Скажи честно, Бетти, что ты обо мне думаешь? Что ты можешь сказать обо мне настоящем – о человеке, которого ты знаешь, а не о Доме Джонсе, о котором ты читала в газетах?

Бетти отпила немного шампанского, стараясь выиграть время, чтобы обдумать его вопрос, а заодно – свой ответ.

– Даже не знаю, – проговорила она наконец. – Я действительно кое-что читала о тебе в газетах, и у меня сложилось определенное мнение, но… не думаю, что это мнение что-нибудь значит. – Она ненадолго замолчала. Дом напряженно смотрел на нее, ожидая ее ответа с таким беспокойством и тревогой, словно от него зависело все его будущее. Бетти перевела дыхание и продолжила:

– Одно время мне казалось, что ты…

Его глаза слегка расширились – он готов был выслушать приговор.

– …Что ты просто шалопай, – закончила она дипломатично. – Откровенно говоря, мне не очень нравится твоя «Стена», поэтому я не следила за всеми публикациями, но мне казалось, что ты относишься к тем людям, которых обычно называют избранными, хотя они совершают одинаковые поступки, ходят в одни и те же шикарные рестораны, много пьют, скандалят, спят с кем попало и так далее… к людям, которые считают себя солью земли и изо всех сил стараются привлечь к себе внимание, чтобы и окружающие сочли их таковыми.

Дом слегка поморщился, но тут же ободряюще улыбнулся.

– Ну а сейчас?.. – спросил он. – Что ты думаешь обо мне сейчас? Ведь ты видела меня в, так сказать, домашней обстановке, и… Неужели твое мнение обо мне совсем не изменилось?

Бетти снова взглянула на него и почувствовала легкий приступ раздражения. Сначала он использовал ее как психотерапевта, которому можно поплакаться в жилетку, а теперь решил с ее помощью поднять свою самооценку. Или, точнее, потешить самолюбие, которое у него и так о-го-го. При этом Дома совершенно не интересовало, что она думает о нем на самом деле, то есть – интересовало, но не слишком. Ему просто хотелось еще раз услышать, какой он классный парень.

Вздохнув, Бетти сказала:

– Знаешь, когда я вижу тебя с детьми, мне кажется, что ты совсем не такой, как пишут в газетах. Один раз я видела тебя в окне, когда ты только что вернулся в свой старый дом. Ты держал на руках Астрид: она плакала, а ты ее укачивал… вот тогда-то я впервые подумала о тебе не так, как думала раньше. Гляди-ка, сказала я себе, а ведь он, оказывается, живой человек.

Дом поощрительно кивнул, но глаза его слегка расширились.

– Но потом я увидела, как ты хлещешь шампанское и говоришь только о себе… Нет, даже не знаю… Это как возвращение назад, к самому началу.

Он прищурился и посмотрел на нее вопросительно.

– Что ты имеешь в виду?

И снова Бетти ответила не сразу, пытаясь подобрать слова, чтобы выразить свою мысль как можно тактичнее и не слишком его задеть. Она еще заглянула в его глаза – доверчивые, как у щенка, полные боли и надежды, вспомнила о размытых фотографиях, на которых девушка в кабинке туалета делала ему минет, и подумала: да он же просто ребенок – самый обыкновенный ребенок, пусть и избалованный, которого нужно не наказывать, а щадить и жалеть. И, покачав головой, Бетти сказала:

– Так, ничего… То есть ничего особенного. Просто сейчас ты выглядишь довольно, гм-м… потасканным, и это совпадает с тем, как тебя описывают в газетах. Но я уверена, что на самом деле ты неплохой парень. Честно!

Его лицо отразило такое глубокое облегчение, что Бетти тоже почувствовала себя лучше. А Дом уже схватил ее за руку и заговорил горячо:

– Спасибо, Бетти. Спасибо! То, что ты только что сказала… для меня это значит очень много. Я давно понял, что ты – отличная девчонка, и твое мнение для меня важно. Я… – На этот раз его улыбка показалась Бетти не слишком уверенной. Дом словно собирался сказать что-то еще, но передумал. Взяв в руки бокал, он допил остатки шампанского, потом потянулся за бутылкой, чтобы долить ей и себе. Когда из бутылки вылилось всего несколько капель, Дом посмотрел на нее с удивлением и знаком подозвал официанта.

– Еще б-бутылку того же самого, – проговорил он слегка заплетающимся языком.

– Нет проблем, Дом, – осклабился официант. – Одну секундочку!..

– Вообще-то, – вмешалась Бетти, – мне уже пора. Завтра мне нужно рано вставать, и…

– Да-да, конечно… – Дом сел прямее и провел ладонью по лицу. – Завтра тебе придется сидеть с моими детьми, и я, разумеется, не должен даже пытаться уговорить тебя остаться, чтобы пропустить еще по стаканчику. Как бы мне этого ни хотелось… – Он снова повернулся к официанту: – Шампанского не надо. Принеси виски. «Джек Дэниэльс», большую бутылку.

– Хорошо, Дом. – Официант улыбнулся и взял со стола ведерко со льдом и пустые бокалы.

– Я провожу тебя до двери, – предложил Дом, поднимаясь.

– Не нужно. Я найду дорогу.

Он несколько мгновений обдумывал эти слова. Лицо у него снова сделалось усталым и бледным, словно на то, чтобы подняться с дивана, ушли все оставшиеся у него силы.

– Точно не нужно? – спросил он.

Бетти кивнула.

– Все будет в порядке.

– А как ты доберешься до дома?

– Думаю, просто дойду. – Она улыбнулась. – А ты? Ты дойдешь домой?

– Да. – Он кривовато усмехнулся. – А нет, так закемарю прямо здесь. Не в первый раз.

– Прямо здесь? – Бетти показала на диван.

– Нет, наверху. Там есть несколько комнат специально для…

– Понятно. Но ведь твой дом совсем рядом.

– Посмотри, в каком я состоянии… – Дом стукнул себя кулаком в грудь. – Там, снаружи, наверняка дежурят эти вонючие шакалы – папарацци. Я не хочу, чтобы завтра в газетах появилась фотография потасканного Дома Джонса. Кроме того, утром я смогу здесь позавтракать. Бекон, тосты и всякое такое… – Он слабо улыбнулся, и Бетти подумала: а ведь Дом едва держится на ногах. Как бы он и впрямь не свалился!..

В этот момент к ним приблизился какой-то мужчина с крошечным, почти детским телом и огромной головой, которая казалась еще больше из-за целой копны густых курчавых волос.

– Все в порядке, приятель? – спросил он.

– Все отлично, – отозвался Дом. – Давненько я тебя не видел, приятель.

– Мы виделись только на прошлой неделе, – возразил обладатель большой головы.

– Конечно, конечно. Я помню… – Дом слегка покачнулся. – Я здесь часто бываю… и в других местах тоже. Бросай кости, я сейчас освобожусь, вот только провожу свою няню… То есть не свою, а моих детей…

Мужчина поглядел на Бетти снизу вверх. Прядь волос упала ему на лицо, и он прищурился.

– Няню твоих детей?.. – повторил он таким тоном, словно в самой идее платить кому-то, кто будет сидеть с твоими детьми, было что-тоглубоко сексуальное. – Привет, няня!..

– Привет, – отозвалась Бетти. На мгновение она задумалась о том, чтобы представиться этому типу как положено или хотя бы просто назвать свое имя, но потом решила – перебьется. – …И до свидания, – добавила она. – До встречи, Дом.

Он шагнул вперед и одной рукой обнял ее за шею. От него пахло вином, аэропортовскими залами ожидания и несвежей одеждой.

– В следующий раз, – пьяно прошептал он ей на ухо, – мы сделаем все как положено. В следующий раз я отведу тебя в какое-нибудь более приличное место. О’кей?.. – Другую руку Дом положил ей чуть ниже талии и несильно ущипнул.

Бетти смущенно кивнула. Дом был пьян и, вероятно, не совсем хорошо понимал, что говорит, но у нее сложилось впечатление, что он предлагает ей что-то вроде свидания. Убрав руку Дома со своих ягодиц, она вывернулась из его чрезмерно крепких объятий и сухо улыбнулась.

– Спокойной ночи. Береги себя. – Она повернулась к его лохматому приятелю. – Будьте добры, присмотрите за ним.

Лохматый только улыбнулся – невыразительно и как-то очень похотливо.

Повернувшись, Бетти пошла прочь. На этот раз она двигалась не так быстро. Внимательно глядя по сторонам, она пыталась понять, что же это за штука – ночной клуб для знаменитостей? В чем его привлекательность? Загадочность? Увы, чем больше она приглядывалась к окружающему, тем меньше привлекательного и загадочного находила. В час ночи «Ворчун» был буквально пропитан угасающей суетой, ощущением бесцельности и пустоты, смутными воспоминаниями и забытыми обещаниями. Пожалуй, во всем зале только она чувствовала себя спокойной и счастливой, трезвой и бодрой. Сейчас она пойдет домой, ляжет в кровать и проспит часов пять. Утром она проснется в своей собственной постели, помня все до единой подробности прошедшего вечера. Вот только что ей делать с этими подробностями?

Этого Бетти не знала.

40

Теперь Арлетта почти постоянно сопровождала Годфри в походах по лондонским ночным клубам. Это помогло ей избавиться от прежних привычек и правил и с головой окунуться в мир, в котором она нежданно-негаданно обрела себя. В ту первую ночь, когда Арлетта оказалась в объятиях Годфри, она словно родилась заново. Казалось, раньше она была деревянной куклой, которая только и ждет, чтобы какой-нибудь волшебник вдохнул в нее жизнь. Зато теперь, входя в клуб или ресторан, Арлетта держала себя словно египетская богиня – высокая и величественная, хотя ни особенно рослой, ни величественной она никогда не была. Пользуясь своим положением заведующей отделом в «Либерти», Арлетта безжалостно опустошала вешалки с самой модной одеждой, но если прежде она выбирала платья, которые подчеркивали ее фигуру и могли кое-что порассказать окружающим о ее безупречном вкусе и чувстве стиля, то теперь Арлетта предпочитала экстравагантные наряды, способные заставить ее друзей в клубах расточать ей преувеличенно щедрые комплименты. Правда, изредка ей все же приходило в голову, что она променяла одежду на костюмы, но она утешала себя тем, что создает свой собственный, неповторимый, свойственный только ей образ.

Лилиан называла это «Арлеттин стиль» и пыталась его копировать, но платья, которые носила Арлетта, выглядели на ее округлой, чуть широковатой фигуре на редкость нелепо, плохо сочетаясь с ее бледной кожей и все еще немного детским лицом.

– Я выгляжу как ребенок, который добрался до материнской шкатулки с драгоценностями, – жаловалась она, с театральным вздохом вынимая из волос причудливую серебряную заколку и падая навзничь на Арлеттин диван.

– Дорогая моя, – возражала ей Мину, – ты и есть ребенок, который добрался до материнских украшений. И ты должна этому радоваться.

– Чему тут радоваться, не понимаю? – пожимала плечами Лилиан. – На следующей неделе мне исполнится девятнадцать, а я одна… ну, практически одна веду все хозяйство, потому что от Летиции толку никакого. Из-за этого я чувствую себя так, словно мне – тридцать, но стоит мне посмотреть в зеркало, как я снова вижу перед собой ребенка. Знала бы ты, как это утомляет!

– Уверяю тебя, настанет день, – и произойдет это гораздо скорее, чем тебе кажется, – когда ты, глядя в зеркало, будешь вспоминать этого ребенка и мечтать, чтобы он вернулся.

Лилиан мрачно взглянула на Мину и хотела сказать что-то язвительное, но не сумела найти слов и снова откинулась на диванные подушки.

– Ты читала колонку Бэджера во вчерашнем «Иллюстрейтид Лондон ньюз»? – спросила Мину. – Он снова упомянул Арлетту.

– Нет! – вскричала Лилиан. – Я не читала. У тебя есть этот номер?

Арлетта протянула ей газету, лежавшую на ее туалетном столике. Открыв страницу с колонкой Бэджера, Лилиан принялась читать вслух срывающимся от восторга и волнения голосом: