За век до встречи Джуэлл Лайза
Заблокировав замок, чтобы дверь не захлопнулась, старушка прошаркала к окну, обдав Бетти такой духовитой волной, что ей пришлось задержать дыхание.
– Да, – сказала она. – Я помню.
Сердце Бетти отчаянно забилось.
– Помните?..
– Да. Как я могу забыть? Это был приют для одиноких матерей, – пояснила старушка. – В основном для иностранок и девушек легкого поведения… Он принадлежал церкви.
– Какой церкви?
– Приходской церкви Святой Анны. Вот уж нечего сказать, благодетели так благодетели!.. – Она покачала головой. – Я надеялась, что уж для детей-то там места не найдется, но дети там были, причем до сравнительно недавнего времени. Да… Я отсюда слышала, как они вопят. Один замолчит, второй начинает; второй замолчит, третий и четвертый подхватят. И так до самого утра. Но однажды… – Старушка повернулась к Бетти и снова улыбнулась ей своей жуткой улыбкой. – Однажды все дети исчезли. Их куда-то увезли, – уж не знаю, куда, – дом заколотили, и он так и простоял несколько лет, пока его не отремонтировали и не устроили там конторы. – Она снова посмотрела в окно. – Вот когда я пожалела, что детей увезли!..
– Как вы думаете, сколько времени существовал этот приют?
– Откуда мне знать? – Старушка так резко пожала плечами, что Бетти испугалась, как бы ее острые лопатки, натягивавшие велюр спортивного костюма, не выскочили из суставов. – Когда я приехала, он здесь уже был. Хотите узнать – спросите в церкви. Спросите у этих благотворителей! – Ее плечи расслабленно опустились, и она вздохнула. – А кто он?.. Кто тот счастливец, который получит ваше наследство?
– Я точно не знаю, – призналась Бетти. – Но полагаю, что это кто-то из тех вопящих младенцев, которые не давали вам спать. Мне известно только имя – Клара Каперс. Впоследствии – Клара Джонс.
– А год рождения?
– Неизвестен.
Старушка покачала головой.
– Ну и как вы собираетесь ее искать?
Прежде чем ответить, Бетти бросила еще один взгляд на здание напротив, в котором, быть может, началась таинственная жизнь Клары Каперс.
– Не знаю, – сказала она и вздохнула.
– Ничего-то вы не знаете, как я посмотрю! – Старушка с сомнением поглядела на нее. – Спросите в церкви, – повторила она и постучала себя по лбу узловатым скрюченным пальцем. – Может быть, там вы что-то наконец узнаете.
Выйдя из дома, Бетти некоторое время стояла у подъезда, с жадностью глотая чистый, прохладный воздух. Ей не хотелось думать о старой леди, чье имя она так и не узнала, не хотелось думать о ее унылой повседневной жизни и о том, каково это – быть таким старым, что сама жизнь больше не имеет для тебя никакого значения. Отдышавшись, она повернулась и направилась к церкви Святой Анны на Уордор-стрит, от души надеясь, что хоть там-то ей наконец повезет по-настоящему.
Англиканская церковь Святой Анны выглядела довольно странно в окружении ресторанов, баров, залов игровых автоматов и букмекерских контор. Казалось, она оказалась здесь по чистой случайности. Согласно висевшей у входа мемориальной доске, в самом начале Второй мировой войны церковь была уничтожена во время бомбежки и восстановлена из руин попечением принцессы Анны[46] только в 1990 году. Как бы там ни было, этим погожим субботним утром новенькая церковь так и сверкала на солнце, а расположенный рядом приходской досуговый центр был заполнен до отказа. Бетти сочла это обнадеживающим.
Когда в одном из коридоров Бетти разыскала викария, тот как раз беседовал с унылым, чумазым бродягой, который то и дело громко шмыгал носом и вытирал его рукавом драного пиджака. Присев на скамеечку, она стала терпеливо ждать. Через несколько минут разговор закончился, бродяга широко улыбнулся, обнял викария, подобрал с пола грязный рюкзак и, дружески кивнув Бетти, направился к выходу.
– Доброе утро, дочь моя, – прогудел викарий, поворачиваясь к ней. В его голосе Бетти уловила легкий шотландский акцент. – Чем могу служить?
Бетти поспешно поднялась на ноги.
– Не могли бы вы уделить мне несколько минут? – спросила она.
– С радостью. Сегодня как раз мой приемный день, следовательно, «уделять минуты» – моя прямая обязанность. – Он улыбнулся, и Бетти просияла в ответ.
– Скажите, вам что-нибудь известно о приюте для незамужних женщин на Сент-Эннз-корт, который когда-то находился в ведении вашего прихода?
Священник улыбнулся и протянул ей руку.
– Это нам лучше обсудить в моем кабинете. Идемте.
Бетти послушно двинулась за ним и вскоре уже входила в небольшой аккуратный офис, расположенный в дальнем крыле досугового центра.
– Мы перебрались в это здание всего несколько лет назад, – сказал викарий, придерживая для нее дверь, – но, к счастью, все архивы переехали вместе с нами. На протяжении почти полувека никакой церкви как таковой здесь просто не было – одни развалины, так что нам поневоле приходилось сохранять документы особенно тщательно. Насчет приюта для одиноких молодых матерей… что-то такое я действительно припоминаю. Садитесь.
– Благодарю.
Выглянув в соседнюю комнату, викарий попросил кого-то принести две чашки чая, потом снова повернулся к Бетти.
– Итак, расскажите мне, что именно вам хотелось бы узнать.
– Я разыскиваю женщину, которая по завещанию моей бабушки получила небольшое наследство. Ее зовут – или звали – Клара Каперс. Какое-то время назад она была зарегистрирована по адресу, где находился приют. Это, пожалуй, все, что мне известно.
– То есть даже даты рождения вы не знаете?
– Нет, к сожалению. Я, впрочем, предполагаю, что она могла быть смешанной расы, а ее мать могла носить имя Арлетта, но это не точно. Если ее мать звали по-другому, тогда… тогда я даже не представляю…
– А имя отца вам известно?
Бетти несколько раз сглотнула.
– Насчет отца… Да, я кое-что могу о нем рассказать. Правда, это тоже мои предположения, хотя я и уверена, что догадалась правильно. Его звали Годфри Каперс, в двадцатых годах он был очень известным джазовым музыкантом.
– Что ж, тогда давайте начнем с самого начала – с двадцатых… – Священник снял с полки довольно большой картотечный ящик с вложенными в него папками. – Наш приют открылся именно в девятьсот двадцатом. Будем последовательно просматривать год за годом и посмотрим, что нам это даст. Я буду называть вам имена, а вы скажите, как только услышите что-то знакомое.
Священнику понадобилось всего несколько минут, чтобы добраться до папки с именем Эстер Джонс.
– Джонс! – воскликнула Бетти. – Это было второе имя, упомянутое в завещании. Клара Каперс – Клара Джонс… Мы-то думали, что она стала Джонс, когда вступила в брак, а оказывается… А там написано, как звали ребенка этой Эстер?
Священник раскрыл тощую серую папку и почему-то вздохнул.
– Одну минуточку… Вот: Эстер Мильсон Джонс, поступила в приют 22 октября 1921 года. В ноябре 1921 года она родила девочку весом семь фунтов и пятнадцать унций, которую назвали Клара Татиана. Мать и новорожденная чувствуют себя хорошо… – процитировал он и посмотрел на Бетти, у которой по спине побежали мурашки.
– Да, это она! Скорее всего она! Но что случилось с ней дальше?
– Дальше?.. Гм-м… Здесь написано, что в январе двадцать второго Эстер и Клара покинули приют и… А-а, это интересно! Имя отца. К сожалению, это вовсе не мистер Каперс, о котором вы говорили. Это некий Эдвард Джон Минчин, проживающий по адресу… так… Лондон, Риппон-роуд, 24.
– Но… – Бетти нахмурилась. – Этого не может быть! Почему тогда моя бабушка завещала все свои деньги младенцу, который родился у двух людей, о которых я никогда не слышала?
Викарий слегка пожал плечами.
– Этого я не знаю, дорогая моя, – сказал он. – Но… То, что вы никогда не слышали об этих людях, вовсе не означает, что ваша бабушка о них не знала. Скорее наоборот… К тому же теперь у вас есть настоящее имя этой девочки.
Бетти удивленно взглянула на него.
– Да, моя дорогая. Вы разыскивали Клару Каперс или Клару Джонс, но теперь вам известно, что она носила имя Клара Минчин. Клара Минчин с Риппон-роуд… – Священник откинулся назад с видом человека, удачно решившего сложную задачу. – Мне кажется, мисс, что ваши поиски почти завершились…
51
Сложив руки на коленях, Летиция печально наблюдала за тем, как Арлетта открывает большую картонную коробку.
– Кажется, твоя комната пострадала не так сильно, – проговорила она негромко. – Нет, я, конечно, не знаю, что у тебя там было, но многое уцелело. Например, твой платяной шкаф остался совершенно не тронут огнем, да и дверь была закрыта. Быть может, твои платья немного попахивают дымом, но… – Она нервно сплела и расплела пальцы. – Надеюсь, ты не будешь слишком огорчена.
В последние три дня Летиция только и делала, что без конца извинялась. Кроме того, она торжественно поклялась, что больше никогда в жизни не выпьет ни капли спиртного. А ее муж поклялся, что больше никогда не оставит ее одну. Лилиан поклялась, что теперь, когда о матери есть кому позаботиться, она перестанет нервничать и злиться, а Филипп поклялся увезти ее на все лето в Канны, где у его родителей была роскошная квартира на самом побережье, так что во многих отношениях пожар был благословением. Впрочем, о всех прочих отношениях он оставался трагедией. Семейное гнездо Миллеров превратилось в угли и пепел. Любимые платья сгорели или так провоняли дымом, что носить их все равно было нельзя. Сгорели все игрушки Джеймса. Пропали навсегда семейные фотографии. Но самой серьезной была потеря той атмосферы невинной радости и веселья, которая нисходила на каждого, кто ступал на порог этого дома. Арлетта, во всяком случае, ощутила ее очень отчетливо, когда девятнадцать месяцев назад приехала сюда с Гернси. Дом Летиции казался ей волшебным, зачарованным местом, но теперь он превратился в обугленные развалины, а семья, которая когда-то в нем жила, лишилась своего казавшегося неколебимым достоинства и уверенности. На данный момент, во всяком случае, могло показаться, будто Миллеры ничем не отличаются от абсолютного большинства.
Арлетта сунула руки в коробку и достала оттуда свою косметику, свои заколки и обручи для волос, шкатулку с украшениями, фотографии матери и отца в серебряных рамках, альбом с фотографиями, несколько открыток от Годфри, тонкое нижнее белье, чулки, клубные программки и коробку из-под сигар, в которой хранила самые дорогие ее сердцу фотоснимки. Со дна коробки Арлетта извлекла незаконченную вышивку, недовязанный берет, с десяток романов в мягких обложках и – из самого дальнего угла – небольшой квадратик белого муслина.
Несколько мгновений она просто разглядывала его. Арлетта помнила, где он лежал – в ящике ее ночного столика. Она сама положила его туда в тот день, когда Годфри впервые пришел к ней в «Либерти». Казалось, это было в другом мире. В другой жизни. Сейчас Арлетта поднесла ткань к носу и понюхала. Муслин пахнул в основном гарью, но она почувствовала – или это ей показалось – легкий запах сандалового дерева и корицы. Запах, который в ее сознании навсегда был связан с Годфри.
– Ну, ты довольна? – с беспокойством спросила Летиция. – Ничего важного не пропало?
– Нет, – ответила Арлетта совершенно искренне. – Все самое важное на месте. Спасибо.
Летиция тяжело опустилась на пеструю оттоманку и прижала кончики пальцев к груди.
– Слава Богу! – с облегчением выдохнула она. – Слава Богу! Наконец-то хорошие новости. Наконец-то!..
А Арлетта уже думала о том, что не видела Годфри целых три дня. Пожар спутал все ее планы. Она чувствовала, что должна оставаться с Летицией, Лилиан и прочими Миллерами, должна как-то им помочь, успокоить или хотя бы просто быть рядом. Совесть не давала ей бросить их и заниматься своими делами, хотя по большому счету Арлетта мало что могла сделать. Но завтра… Завтра вся семья должна была переселиться из дома родителей Филиппа в огромную квартиру рядом с лондонским офисом компании, в которой работал мистер Миллер. Больше того, крупная строительная фирма уже получила заказ на строительство нового особняка, и Арлетта чувствовала, что ничто больше не мешает ей заняться устройством своей жизни. И когда Летиция (трезвая, как стеклышко!) наконец ушла, она подсела к зеркалу, чтобы поскорее привести себя в порядок, потом надела чистое платье и, выйдя на улицу, поехала в Блумсбери на свою прежнюю квартиру, где по-прежнему жила Мину.
– Вчера вечером я видела Гидеона, – сообщила Мину, одной рукой удерживая зачесанные наверх волосы, а другой закрепляя их заколками.
При упоминании этого имени Арлетта почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица.
– Он выглядел совершенно ужасно, – продолжала подруга.
– По правде сказать, мне совершенно все равно, как он выглядит, – заметила Арлетта холодно, и Мину с любопытством посмотрела на ее отражение в зеркале.
– Хотела бы я знать, в чем тут дело, – невнятно проговорила она, держа во рту несколько шпилек. – Помнится, одно время вы были настоящими друзьями, ну просто водой не разольешь. Гидеон, несомненно, был по уши в тебя влюблен, а теперь… Не понимаю, что могло случиться? Может быть, вы поссорились, или?.. Иногда мне кажется, что ты его просто ненавидишь.
Мину снова взглянула на Арлетту и не отводила взгляд довольно долго, словно надеясь вызвать ее на откровенность, но Арлетта только улыбнулась и сказала:
– Любовь не знает правил, Мину. И… хватит о Гидеоне. Расскажи лучше о себе. Ты уже присмотрела подходящего молодого человека, который готов ради тебя на подвиг?
Мину делано рассмеялась.
– Боюсь, что нет. Определенно нет. Впрочем, поделом мне, если я так и останусь старой девой, ведь в моем романе рассказывается о прекрасной, но одинокой девушке, которая ищет любовь в большом городе. – Она улыбнулась и слегка поправила затейливую прическу. – Ну вот, теперь мы обе выглядим просто божественно. Давай поскорее отправимся в клуб, отыщем этого «подходящего молодого человека» и заставим его на мне жениться.
Приехав полчаса спустя в «Голубую бабочку», они попали в самый разгар шумной вечеринки по поводу чьего-то дня рождения. Судя по тому, что среди присутствующих было много журналистов, ведущих светскую хронику, да еще по атмосфере еле сдерживаемого нетерпения, день рождения праздновал человек известный и, возможно, влиятельный. Заметив в вестибюле распорядителя, занимавшегося приемом гостей, Арлетта и Мину ловко загнали его в угол с твердым намерением не выпускать, покуда он не расскажет им все новости.
– Ну, скажите же, скажите скорее, чей это день рождения! – заговорщически шептали они.
– Прошу прощения, леди, но, боюсь, я не могу…
– Конечно, можете! Скажите нам немедленно, иначе мы очень огорчимся!
– Ну ладно… Сегодня юбилей Берти Лэнгдона.
– Потрясающе! – Обе девушки готовы были завизжать от восторга. – Душка Берти!.. Тот самый, который буквально на днях расстался со своей очаровательной женой!
И, переглянувшись, подруги многозначительно заулыбались. Берти Лэнгдон был знаменитым актером и очень, очень красивым мужчиной. А еще он был просто сказочно богат. Мину была влюблена в него уже несколько месяцев, и теперь, когда Берти развелся с женой, с которой был знаком чуть ли не с детства, собственные перспективы представлялись ей весьма радужными. Да и Арлетта тоже чувствовала, что судьба подарила им по-настоящему счастливый случай. Не то чтобы она собиралась извлечь из развода актера какую-то корысть, просто сегодняшний вечер в «Голубой бабочке» обещал быть особенно веселым и, может быть, даже драматичным!
И, взявшись за руки, подруги устремились в зал. Глаза их сияли, сердца бурлили весельем, головы полнились озорными проделками, и ни та, ни другая не подозревали, как в действительности закончится сегодняшний вечер.
За кулисами, как всегда, царили шум и толчея, но среди знакомых лиц Арлетта сразу выделила девушку, которую никогда раньше не видела. Сначала она решила, что это просто уборщица или чья-то ассистентка, но, приглядевшись, поняла, что это не так. По переброшенному через руку легкому пыльнику, по шляпке в руке и блуждающему взгляду она догадалась, что девушка только что пришла и что она кого-то ищет. Ну а мне-то что за дело, подумала Арлетта и уже хотела отвернуться, когда услышала, как девушка спросила проходившего мимо мужчину, нельзя ли ей поговорить с Сэнди.
– Через пару секунд он будет здесь, детка, – ответил мужчина. – Вот только исполнит что-нибудь на «бис» и сразу вернется.
– О, благодарю вас.
Упоминание имени Сэнди заставило Арлетту присмотреться к девушке повнимательнее. Она была молода – ее ровесница или чуть моложе. Светло-русые волосы девушки были подстрижены в модном стиле боб, но одета она была слишком просто: в просторное серое платье-тунику и туфли без каблуков. Куда интереснее было лицо – вытянутое, с ввалившимися щеками и слегка покрасневшими глазами, словно накануне она плакала. На первый взгляд в этом не было ничего странного или подозрительного, и все же Арлетта вдруг почувствовала во рту острый горьковатый привкус. Девушка то перекладывала свое легкое пальто из руки в руку, то принималась нервно покашливать, неотрывно глядя в сторону узкого прохода, который вел со сцены за кулисы. Вот она в очередной раз закашлялась, и тут Арлетта заметила, как девушка характерным круговым движением погладила живот, а потом бережно прикрыла его ладонью. Все это было проделано так быстро, что Арлетта могла бы ничего не заметить, но она заметила – и почувствовала, как болезненно сжалось ее сердце. Подспудная тревога, которую она испытывала, превратилась в предчувствие, а оно в свою очередь заставило ее отступить на несколько шагов назад и укрыться в тени сваленных в кучу декораций. Из зала донесся последний взрыв рукоплесканий и хриплые крики полупьяной публики. Через несколько секунд Арлетта услышала быстрые, энергичные шаги музыкантов, которые, триумфально завершив выступление, шли по проходу, и постаралась забиться в свой темный угол как можно глубже. Прижав ладонь к груди и до боли закусив губу, она наблюдала за разворачивавшейся перед ней сценой.
Годфри вошел за кулисы одним из первых.
– Эстер! Привет! Какой приятный сюрприз! – воскликнул он, но на его лице читалось не удовольствие от встречи, а самый настоящий испуг, да и голос его звучал преувеличенно бодро.
– Я не смогла, – услышала она горячий шепот девушки по имени Эстер. – Вот, возьми… – Она неловко полезла рукой в сумочку и достала пригоршню смятых банкнот. – Забери свои деньги – все, до последнего пенни. Я не смогла это сделать, Сэнди… И не смогу.
Она начала плакать, и Годфри, обняв Эстер за плечи, отвел ее в сторону.
– Тише, тише! Не плачь! – нежно шепнул он девушке на ухо и привлек к себе. Это был очень интимный жест, но на лице музыканта по-прежнему читались страх и растерянность. Арлетта из своего укрытия хорошо видела, как он то и дело оглядывается по сторонам.
Она затаила дыхание.
– Ну, что случилось? – спросил Годфри. – Тебе не понравился доктор? Он тебя напугал?
Эстер тряхнула коротко остриженными волосами.
– Нет, не доктор. Он был очень вежлив и вел себя как джентльмен. Я… Дело в ребенке, Сэнди! Ребенок… Доктор сказал, что срок всего семь недель, может, чуть больше, но… Вот, смотри… – Она слегка натянула ткань своего свободного платья, так что стал заметен округлившийся животик. – Это уже видно. Я думаю, он ошибся, и срок намного больше. В общем, я не смогла, Сэнди. Просто не смогла. Прости меня, пожалуйста…
Годфри гладил ее по волосам и шептал что-то успокаивающее, но Арлетта не слышала ни слова. Впрочем, ей это было и не нужно. Будущее… В один миг она отчетливо увидела свое будущее, словно оно было начертано в воздухе огромными заглавными буквами. Эта девушка носит ребенка Годфри, и он, разумеется, останется с ней. Быть может, он даже на ней женится. Но даже если этого не произойдет, ребенок Эстер родится живым, он будет кричать и брыкаться, и его не унесут неизвестно куда, как унесли бездыханный зародыш, который она извергла. Ребенок Эстер будет жить, и, что бы ни случилось с его родителями, он до конца своих дней останется сыном или дочерью Годфри. Этого не изменить, а значит, ее мечтам о маленьком домике в южном Лондоне, о дружелюбных соседях, о поездке на Сент-Люсию с Годфри и двумя очаровательными мулатиками не суждено сбыться никогда. Хватило одного мгновения, чтобы жизнь, которую выдумала себе Арлетта, обратилась в золу и дым, словно особняк Миллеров.
Выбежав из задней двери клуба, она оказалась в прохладном, темном переулке. Ее острые каблучки с набойками громко цокали по брусчатке, и Арлетта, сняв туфли, взяла их в руки. Оставшись в одних чулках, она промчалась по переулку, выбежала на Пиккадилли и юркнула в стоящий у обочины таксомотор.
Слезы застилали ей глаза, но Арлетта все смотрела и смотрела на проплывающие за окном улицы, залитые розовато-желтым светом газовых фонарей, на переливающиеся огнями фасады ночных клубов и баров, на одетых в изысканные костюмы или в лохмотья прохожих, на широкие мостовые и ярко освещенные витрины, битком набитые вещами, которые на самом деле никому не были нужны. Все вокруг выглядело ярким и новым: после войны почти каждый магазин и каждая парадная дверь были отремонтированы и перекрашены, каждая электролампочка заменена на более мощную, каждый камень мостовой отмыт и отчищен чуть не добела. Ночной Лондон сиял и сверкал, но в душе Арлетты царил непроглядный мрак.
Она думала о своем двадцать втором дне рождения, о подлом предательстве Гидеона, о тех серых, однообразных, тоскливых месяцах, которые ей пришлось провести в его доме на набережной, о своем мертвом сыне, которого отправили в кремационную печь прежде, чем она успела бросить хотя бы взгляд на его маленькое лицо. Еще она думала о безупречном особняке Миллеров, напоминавшем идеальный лондонский дом с праздничной открытки, который за несколько минут превратился в груду обгорелых бревен и закопченных кирпичей. А потом она подумала об этой девочке – об Эстер, о ее обкусанных ногтях и округлившемся животе, и о выражении немого ужаса на лице Годфри.
Это уже слишком, думала Арлетта.
С нее хватит.
Оказавшись в особняке родителей Филиппа на Абиндон Виллас, Арлетта сразу поднялась к себе. Там она перевязала бечевкой коробку, которую принесла Летиция, и уложила ее в дорожный сундук. Выбрав одежду, которая, как ей казалось, лучше всего подходила для путешествий, она подсела к столу и набросала три письма, адресованных Лилиан, Мину и Годфри. Ранним утром, пока все в доме еще спали, Арлетта быстро оделась, вызвала слугу и велела ему снести ее дорожный сундук вниз и найти таксомотор. Письма в запечатанных конвертах она оставила на круглом столике в прихожей.
Такси доставило ее на вокзал, и Арлетта села на поезд до Портсмута. Спустя два часа она уже была на месте. В гавани она купила билет на паром, чтобы вернуться туда, откуда началось ее путешествие, – в большой, холодный и пустой дом на утесе, откуда в хорошую погоду можно было разглядеть далекие белые скалы Дувра.
52
Пока Бетти беседовала с викарием церкви Святой Анны, ей кто-то звонил. Номер на экране мобильника был ей незнаком, поэтому она перезвонила по нему – и наткнулась на Джона Любезноу.
– Значит, этой ночью ты не скончался в конвульсиях? – жизнерадостно осведомилась она.
– К несчастью, нет. Скорее наоборот: «годен для службы в военном флоте» и все такое… Иными словами, нет никаких препятствий и дальше влачить свое бесполезное существование.
– Как бы там ни было, это отличные новости, Джон.
– Наверное… Но я звонил тебе по другому делу. Александра дала мне твой номер, когда приходила меня навестить. Она пыталась уговорить меня переехать к ней, но… – Он слегка запнулся. – В общем, если ты не передумала, я, пожалуй, пожил бы немного у тебя. Скажем, недельку или около того, пока я не подыщу себе подходящее жилье.
– Я совершенно не против! – Эти слова сорвались с ее языка и запрыгали, подобно мячикам из литой резины. – Я так рада! Это будет просто замечательно.
– Ты уверена?
– Асб… абсолютно. Приезжай. Сегодня меня как раз не будет – я остаюсь с детьми на ночь, так что можешь спать в моей постели.
– Ну, тебе это вряд ли понравится. После лекарств я потею как свинья.
– Ладно, что-нибудь придумаем. Я уже еду домой, так что постарайся тоже приехать поскорее, ладно? Я только что раскопала кое-что новенькое насчет Клары, и мне надо заскочить в библиотеку.
– Собственно говоря, меня уже выписали, – сообщил Джон. – Мне осталось только собрать вещи. Минут через двадцать буду у тебя.
– Ты выглядишь гораздо лучше, – сказала Бетти, увидев Джона на площадке у себя под дверью. – Как твоя голова?
Вместо ответа он снял шляпу и продемонстрировал свеженький хирургический шов.
– Болит?
– Нет, – ответил Джон и снова надел шляпу, хотя температура снаружи приближалась к плюс двадцати пяти.
– А как насчет осложнений?
Он пожал плечами.
– Время покажет. По крайней мере, на данный момент я чувствую себя прежним угрюмым ворчуном и асоциальным типом. – Джон продемонстрировал ей бумажный пакет. – Мне выписали столько антибиотиков, что хватит на борьбу с небольшой эпидемией. Увы, из-за них мне нельзя ни капли спиртного. И еще нужно каждый месяц являться в больницу на обследование – они хотят быть уверены, что все идет как надо. – Он пожал плечами и улыбнулся. – В общем, финита ля комедия.
– Комедия закончилась, зато мое расследование подошло к кульминационной точке, – сказала Бетти, отпирая замок и впуская его в квартиру. – Входи, располагайся, а мне нужно раскопать еще кое-какую информацию.
– Можно мне с тобой?
– Разве тебе не нужно продавать ультравоксовские картинные диски?
Джон потешно улыбнулся.
– Это был не типичный случай.
– Это было самое настоящее извращение.
– Согласен. Откровенно говоря, я не совсем понимаю, как этот диск ко мне попал. Ну а если серьезно, то лишний выходной мне не повредит. Как-никак, у меня была травма головы.
Бетти посмотрела на него и улыбнулась.
– Ладно, поехали, – решила она. – Это будет скучная работенка, и помощник мне не повредит.
– Вот, – сказала Бетти, с размаху бросая на стол перед Джоном два десятка лондонских телефонных справочников за разные годы. – Нам нужно найти женщину по имени Клара Минчин. Или К. Т. Минчин. Правда, она могла выйти замуж и сменить фамилию, но тут уж ничего не поделаешь. Будем искать всех, кто носит эту фамилию. Риппон-роуд находится где-то в Блэкхите, так что начнем, пожалуй, с тех, кто жил или живет на юго-востоке. Если нам не повезет – займемся остальными лондонскими районами. – Она посмотрела на часы. – Сейчас два. Я должна быть у Эйми к шести. Четырех часов нам должно хватить. Ну, за дело!..
Джон посмотрел на нее, на стопку пыльных справочников и улыбнулся несколько подавленно.
– Слушаюсь, мэм…
Бетти шутливо оскалилась.
– Хорошо, что мы оба понимаем нашу задачу, – сказала она.
В ответ Джон слегка приподнял бровь и открыл справочник. Бетти взяла себе другой и зашелестела страницами.
Работа была нудной, требовавшей терпения и внимания, но Бетти она казалась странно приятной и… сближающей. В этот солнечный июньский день библиотека была практически пуста, и их ничто не отвлекало. Было что-то гипнотическое в необходимости перелистывать одну страницу за другой, изредка отвлекаясь, чтобы записать телефон и адрес или сделать из пластикового стаканчика глоток кофе, который они принесли с собой в большом красном термосе.
– Есть что-нибудь? – спросила Бетти примерно через полчаса.
– Есть несколько Минчинов, но пока ничего определенного. Во всяком случае, никаких Клар или К.Т. А у тебя?
– То же самое.
И они продолжили листать страницы, откладывая в сторону уже просмотренные справочники. Неожиданно Джон хлопнул ладонью по открытой перед ним книге.
– Есть! Есть один Минчин на Риппон-роуд!
– Что?!
– Смотри сама! Дерек Минчин, Риппон-роуд, 24.
– Дай-ка мне!..
Бетти отобрала у него справочник и впилась взглядом в столбик фамилий. Да, Джон не ошибся. Вот он, черным по белому: Дерек Минчин. Бетти громко ахнула.
– Боже мой, мы нашли. Нашли это! Господи, даже не верится! – Она импульсивно прижала ладонь к губам и посмотрела на Джона. – Идем, – сказала Бетти. – Нужно как можно скорее ему позвонить!
Джон смотрел, как Бетти, стоя на улице у входа в библиотеку, набирает на мобильнике номер Дерека Минчина. Перехватив его взгляд, она неуверенно улыбнулась, потом слегка откашлялась и зачем-то пригладила волосы. На третьем гудке на ее звонок ответили, и Бетти резко выпрямилась.
– Алло?
– Здравствуйте. Это Дерек Минчин?
– У телефона.
– Здравствуйте, – снова сказала Бетти. – Я хотела бы задать вам один вопрос, если не возражаете… Я ищу одну женщину по имени… по имени… – От волнения у нее перехватило горло.
– Ну? – нетерпеливо перебил Дерек.
– …Клара Минчин, – закончила Бетти.
– Теперь ее фамилия Дэвис. Это моя сестра.
Бетти несколько раз моргнула и вдруг почувствовала прилив необычайной легкости и веселья. Ей захотелось смеяться, танцевать, петь! Наконец-то, думала она. Наконец-то!!!
– Это… это замечательно! – произнесла она наконец. – Это просто прекрасно, мистер Дерек.
– А в чем, собственно, дело? – с внезапной подозрительностью осведомился он.
– Я могу сказать это только ей. Не могли бы вы дать мне ее номер телефона?
– Знаете что… – В трубке было хорошо слышно, как Дерек со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы. – Я не могу давать номер сестры кому попало. Как минимум, мне хотелось бы знать, кто ее разыскивает и по какому делу. Надеюсь, вам понятно?
– Да, конечно. Разумеется. Вы совершенно правы, но… В таком случае, не могли бы вы попросить ее как можно скорее мне перезвонить?
– Боюсь, это будет не так просто. Клара сейчас в Бенидорме[47].
– В Бенидорме?
– Да. Она ездит туда каждый год с другими моими сестрами. Я с ними не езжу, у меня и без того хватает проблем, понятно?
– Понятно, – сказала Бетти, хотя ей было непонятно. – А когда она вернется?
– Кажется, завтра… Подождите немного, я уточню. – Бетти услышала, как он кричит, отвернувшись от трубки: – Папа! Папа! Когда прилетают девочки?..
Папа? – удивилась Бетти. Папа?!!
В трубке послышалось неразборчивое бормотание, потом снова зазвучал голос Дерека:
– Да, все правильно. Они вернутся завтра поздно вечером. Я передам Кларе ваш номер и скажу, что вы звонили, а вот перезванивать вам или нет – это пусть она сама решает. Ведь вы так мне и не сказали, в чем дело.
– Передайте ей, что речь идет о наследстве.
– О наследстве? – Дерек, похоже, и удивился, и заинтересовался. – Ну и везет же ей! В прошлом месяце она выиграла тысячу в лотерею, а теперь ей еще и наследство привалило!..
Бетти рассмеялась.
– Да, похоже, ей действительно везет.
– Ладно, я все передам, – пообещал Дерек. – Продиктуйте мне ваше имя и номер телефона… Нет, дайте я сначала возьму ручку… Черт, вечно в этом доме ни одна ручка не пишет! Ага, вот карандаш… Ну, диктуйте.
Бетти назвала себя, потом продиктовала номер мобильника. Когда Дерек уже хотел повесить трубку, она сказала:
– Простите, могу я спросить у вас еще одну вещь насчет Клары?
– Ну попробуйте.
– Не знаю, может быть, мой вопрос покажется вам странным или даже грубым, но… Какого цвета у Клары кожа?
– Это действительно странно. То есть – странно, что вы спросили. Клара, она… она действительно чернокожая. Мы все белые, она одна черная. Мулатка. За этим, кстати, стоит одна любопытная история… Но об этом вы лучше расспросите саму Клару, когда вы с ней увидитесь.
Бетти улыбнулась. Ей казалось, что эту историю она знает лучше самой Клары.
В конце концов Бетти увела детей в ближайшее кафе, чтобы они не путались под ногами у матери, которая как угорелая носилась по дому, давая указания то представителям фирмы, обслуживавшей предстоящий банкет, то расставлявшим музыкальную аппаратуру инженерам. В кафе они уселись за столик, и дети начали с удовольствием, а главное – молча – поглощать полдник. Кажется, они тоже были рады вырваться из шумного, суматошного места, в которое превратился их дом, и Бетти тихонько с облегчением вздохнула.
Она внимательно следила, чтобы никто из младших Джонсов не испачкался или, не дай бог, не подавился, но мысли ее были далеко. Бетти думала о том, что как раз сейчас Клара Каперс-Минчин-Джонс-Дэвис наслаждается последним вечером на испанском курорте: сидит в баре или на балконе гостиничного номера, не спеша потягивает сангрию[48] и мечтает о том, как было бы хорошо остаться здесь навсегда. Завтра примерно в это же время она будет на пути в аэропорт, а в понедельник утром ей станет известно о наследстве, которое оставила ей безумная старая леди с Гернси, когда-то давно любившая ее отца.
При мысли об этом Бетти почувствовала какую-то странную дрожь.
Разобраться, в чем причина, она не успела: Донни зацепил локтем большой кувшин свежевыжатого апельсинового сока, и Бетти стремительно вытянула руку, чтобы не дать ему опрокинуться. В то же самое мгновение рядом с ее рукой появилась еще одна рука, торчавшая из рукава черной кожанки и принадлежавшая Дому Джонсу.
– Надо быть осторожнее, сынок, – сказал Дом, и мальчуган тотчас вскочил и, обогнув стол, бросился в отцовские объятия.
– Папа! Папочка! – завопил он.
Бетти неуверенно улыбнулась, не представляя, как согласуется с планами Эйми неожиданное появление Дома. Кроме того, она не знала, как ей относиться к нему после легкой стычки, произошедшей вчера утром.
– Не беспокойся, – проговорил Дом, поглядев на Бетти поверх головы сына. – Я не собираюсь никуда их вести. И Эйми знает, что я здесь. Я только что был дома, и она сказала, что не возражает. – Он сел на стул Донни, а сына усадил на колени. – Слушай, я вот что еще хотел сказать… Я очень сожалею насчет вчерашнего. Правда сожалею!.. Вчера я совсем расклеился и… В общем, я вел себя как распоследний с-с… – Последние два слова прозвучали как негромкое шипение, но Бетти прекрасно его поняла.
– Да, немного. – Она нехотя улыбнулась.
– Ты поступила совершенно правильно, когда помешала мне пойти с Донни в парк.
– Нет! – тут же вмешался Донни. – Неправильно!
На этот раз улыбнулись и Дом, и Бетти, и только мальчик нахмурился и принялся нехотя ковырять вилкой тосты с яйцом.
– Ты действовала очень профессионально, Бетти. Это была твоя работа, и ты отлично ее выполнила, спасибо.
Улыбка Бетти сделалась менее принужденной. Пожав плечами, она потерла локти.
– Так, – сказал Дом, наклоняясь к сыну. – А где тост для папочки?
Медленно и очень серьезно Донни оторвал кусок хлеба с яйцом и протянул отцу. Тот проглотил его не жуя, облизал пальцы малыша и крепко прижал к своей кожаной куртке.
– Ух, вкуснотища! – воскликнул он, целуя Донни в шею чуть ниже уха. – Спасибо, приятель. Ну, теперь лопай сам. А как мои красавицы?
Акация посмотрела на отца через стол и послала ему воздушный поцелуй (этому трюку она выучилась, пока гостила с матерью за городом), после чего хладнокровно вернулась к шампиньонам и яйцам всмятку.
Дом сделал вид, будто поймал поцелуй на лету и прижал к сердцу. Акация снова взглянула на него сквозь длинные ресницы и вздохнула, словно ее отец был лучшим мужчиной на свете. Что касалось Астрид, то появление отца ее почти не взволновало, и она, сидя в своем высоком стульчике, продолжала есть мороженое – точнее, не есть, а размазывать его по тарелке обеими ладошками.
– У тебя здорово получается. Быть няней, я хочу сказать… – проговорил Дом, с удовольствием разглядывая своих умиротворенных детей. – Глядя на тебя, можно подумать, что это просто. Когда у тебя будут собственные дети…
– Надеюсь, это произойдет не скоро, – перебила Бетти.
– Пусть не скоро, – покладисто согласился Дом. – Но когда-то ведь это произойдет, верно? Им очень, очень повезло иметь такую мать! – Он улыбнулся и, опустив взгляд, уставился на макушку сына, который с увлечением гонял по тарелке последний кусок тоста, орудуя вилкой, словно хоккейной клюшкой.
Бетти тоже улыбнулась. Собственные дети пока что казались ей чем-то из области фантастики.