Я наблюдаю за тобой Джуэлл Лайза
– Почему?
– Потому что у нее были отношения с мистером Фицуильямом.
– Чего? – не поверила Бесс.
– Эта женщина и ее сестра учились в школе на севере, а мистер Фицуильям работал там учителем. У него с этой сестрой что-то было, а потом ее нашли мертвой. И это еще не все: похоже, мистер Фицуильям бьет свою жену.
Бесс неодобрительно взглянула на Дженну.
– И зачем ты мне все это рассказываешь?
Та вздохнула.
– Ты знаешь зачем, Бесс. Не притворяйся.
– Нет, не знаю. Правда не знаю.
– Бесс, я тебя прошу, не надо врать. Что у вас с мистером Фицуильямом?
Бесс потрясенно уставилась на Дженну.
– О господи. Ни фига себе, Джен. Между нами ничего нет. Ты что, травы накурилась?
– А что за тайные встречи?
– Не было никаких тайных встреч.
– Как же, рассказывай! Я видела вас в одиннадцать вечера у аптеки. А сегодня ты выходила из его кабинета, и он держал тебя за руку.
– Блин, ну ты вообще, Джен! Мы говорили о тебе.
Дженна застыла.
– Обо мне?
– Ну да. О твоей маме и о том, что будет, если ее закроют в дурку. Он хотел знать, готовы ли мы с мамой оставить тебя у нас, чтобы ты спокойно доучилась в школе и не переезжала к отцу. Вот и все. Я молчала, чтобы ты не подняла шум. Повторяю, Джен, он такой заботливый! Понятия не имею, что это за женщина из «Мелвиллских высот». Жаль ее сестру, конечно, но готова поклясться, мистер Фицуильям совершенно ни при чем.
– А как же твоя… – Дженна указала на живот Бесс, – беременность? Тогда чей это ребенок?
– Нет никакого ребенка.
– Но… ты…
– Слушай, – Бесс вздохнула и заложила волосы за уши, – я… познакомилась с парнем. С Джедом, двоюродным братом Руби. И мы с ним зашли довольно далеко. Точнее, очень далеко. Ну и эта его штука, ну, ты понимаешь…
Дженна сморщила нос. Ей ничего не хотелось знать о «штуке» Джеда.
– В общем, он кончил мне на живот. А когда месячные не пришли, я испугалась. Я подумала, ну мало ли, как-то оно просочилось куда не следует. Знаю, это идиотизм. Поэтому я и не хотела тебе рассказывать, чтобы ты не называла меня идиоткой.
– Я бы и не стала!
– Еще как стала бы. Ничего страшного, ведь ты – это ты, а я – это я, мы с тобой уже привыкли друг к другу. В общем, утром у меня начались месячные. Так что теперь ты все знаешь.
– То есть ты до сих пор девственница?
– Да, я до сих пор девственница.
– И ты не беременна?
– Не беременна.
– И у тебя нет шашней с мистером Фицуильямом?
– Нет и никогда не будет, потому что я слишком сильно его люблю, а если бы мы замутили что-то в этом духе, все испортилось бы.
– И он никогда не пытался…
– Нет! Никогда.
– А этот Джед, он теперь твой парень?
– Он придурок, пусть и симпатичный. Мне хотелось почувствовать, каково это – целоваться с красавчиком, а потом все зашло слишком далеко. Но это было только раз. Теперь мы просто друзья. – Бесс улыбнулась Дженне.
У той оставался еще один вопрос.
– Тогда, в туалете, я попыталась тебя обнять, а ты отшатнулась, будто тебе больно. Почему?
– Просто сиськи болели, – пожала плечами Бесс. – Ну прямо очень болели.
Дженна пристально посмотрела на подругу. Милая Бесс, самая классная девчонка в мире. Внезапно пропасть между ними исчезла, схлопнулась, словно последних нескольких недель и не было вовсе.
Дженна раскрыла объятия Бесс, и девочки обнялись.
– Прости, что заставила тебя волноваться, – произнесла Бесс.
– Ничего, я не против. Зато мне есть чем заняться.
Бесс рассмеялась.
– Кстати, мама сказала, если что, можешь спокойно жить у нас. Ну, если вдруг с твоей мамой…
– Понимаю, – отозвалась Дженна. – Спасибо. Надеюсь, не понадобится. А если все-таки… – Она снова обняла Бесс. – Я обожаю тебя, Бесс Ридли.
– А я тебя, Дженна Трипп.
Дженна крепко обнимала лучшую подругу, сама не своя от облегчения. Слава богу, с Бесс все в порядке. Но, закрывая глаза, она по-прежнему видела несчастную Женевьеву Харт, висящую в петле, и ее прекрасные волосы, рассыпавшиеся по грязному полу.
– 55 –
Фредди понимал, что не стоит врываться к маме в комнату и расспрашивать об ужасных вещах, когда она лежит больная, однако в душе все кипело и бурлило. Если сдерживаться, оно по-любому прорвется.
Он принес маме перекусить: залежавшийся банан, тарелку с клюквой и чашку клубничного чая. Шторы в спальне были задернуты, пахло несвежими простынями. Фредди осторожно поставил чашку на тумбочку и протянул маме банан. Та помотала головой и тихо застонала.
– Мне о многом нужно с тобой поговорить, мам, – начал Фредди, присаживаясь на край кровати. Он решил не ходить вокруг да около. Уже почти семь вечера; отец вот-вот вернется.
– Малыш, я сейчас не в состоянии вести важные разговоры.
Фредди приложил ладонь к маминому лбу, потом к своему.
– Температуры вроде нет. Возможно, ты не так уж больна, как тебе кажется.
– Я только что приняла парацетамол, вот температура и упала. Чувствую я себя ужасно, поверь.
– Я не требую от тебя ничего сложного.
Мама снова застонала.
– Ну что еще, чего ты хочешь?
– Первое: есть у меня синдром Аспергера или нет?
– Что?!
– Синдром Аспергера. Сегодня я встретил одного человека с таким синдромом, и этот человек предположил, что у меня он тоже есть. Помнишь, в младшей школе моя учительница, мисс Моррисон, или как ее там, решила, будто со мной что-то не так? Потом вы повели меня в кафе, и папа сказал: не нужно обращать внимания на ярлыки. Типа, я должен сосредоточиться на том, какой я умный, и не слушать, что говорят люди. Тогда он точно упоминал слово «Аспергер». Я погуглил, и все встало на свои места. Наверное, вы с папой не хотели, чтобы на меня вешали ярлык, а я вот думаю, может, это и не помешало бы. Макс из школы считает, что я такой же, как он, но это не так. Он – не особенный. Он – не «аспи». А я, скорее всего, «аспи».
Мама села прямо и пристально посмотрела на Фредди. Туман в ее глазах рассеялся, притворная болезненность тут же исчезла.
– Кто тебе это сказал?
– Одна девушка. Я пригласил ее на завтрашний бал. Надеюсь, она согласится.
– У нее синдром Аспергера?
– Да, – кивнул Фредди. – И она не боится своего диагноза.
Мама вздохнула.
– Ну, для нее, может, это и хорошо. Но для нас с твоим папой…
– Ты тут ни при чем, – прервал ее Фредди. – Это папа сказал, что мне не нужен ярлык, а ты с ним согласилась. Ты вечно во всем с ним соглашаешься.
– Неправда.
– Правда! Посмотри на себя: лежишь в холодной комнате и притворяешься больной, а все из-за того, что произошло на прошлой неделе. Из-за того, что он с тобой сделал.
– Я не…
– Не обманывай себя. Вся твоя жизнь крутится вокруг него. Отец, отец, отец – словно больше никого на свете не существует! Можно подумать, он единственный, кому больно, грустно, жарко или холодно, а все остальные – так, побоку. Тем не менее не похоже, чтобы ты была с ним счастлива. Когда он рядом, ты не смеешься. Он ничего не делает ради тебя. Вы не ходите в рестораны и на концерты. Он бросает тебя одну в холодном пустом доме. А когда приходил тот парень по имени Альфи, ты смеялась и радовалась. Я ни разу не видел тебя такой счастливой. Дело не в том, что ты не умеешь веселиться, просто ты просыпаешься каждое утро и решаешь, что веселье – не для тебя.
– Господи, Фредди, я понятия не имею, о чем ты говоришь!
– Еще как понимаешь. Мама, отец – не хороший человек. Он делает плохие вещи. Бьет тебя.
– Бьет меня?
– Да. А еще он причиняет зло другим людям. Из-за него та девочка покончила жизнь самоубийством.
– Какая девочка, Фредди? Что за девочка?
– Ее звали Вива. Я читал про нее в Интернете, видел черно-белую фотографию. Вы всегда говорили, что та женщина из Озерного края просто чокнутая. Никакая она не чокнутая! Это мама Вивы. Вива жила в Бертоне-на-Тренте и училась в школе, где работал отец. Именно там он познакомился с тобой. Возможно, ты даже знала эту девочку. Может, она училась в твоем классе. Ты была там, когда все произошло, когда о том случае писали в газетах, когда отца вызывали на допрос. Наверняка в городе только об этом и судачили. Поэтому не говори, будто ничего не знаешь. Я на миллион процентов уверен, что это не так.
Мама вздохнула и поморщилась.
– Да, я училась с ней в школе, но мы не были знакомы. Твой отец тут совершенно ни при чем. Все знали, что эта Вива по уши в него влюбилась. Ходила за ним по пятам, буквально преследовала. Наверное, поэтому и покончила с собой. – Мама глубоко вздохнула, потерла пальцами виски и произнесла: – Твой папа не имеет отношения к ее самоубийству. Никакого.
– Мама, – Фредди почувствовал, как в груди нарастает бурлящая ярость, – почему ты его защищаешь? Почему ты так им одержима? Почему все так им одержимы?
– Никто не…
– Еще как одержимы, мама! Эта девочка, Вива, ты, женщина из четырнадцатого дома, Джоуи. Она вечно ошивается поблизости и смотрит на папу влюбленными глазами.
– Фредди, это просто смешно.
– Вовсе не смешно. Папа подвозит ее на машине. Один раз она была с ним в баре. А еще я временами вижу, как она стоит у себя во дворе и смотрит на наш дом. Иногда даже трогает папину машину, когда проходит мимо. Где бы мы ни жили, все время одно и то же. Знаешь, люди с синдромом Аспергера плохо переносят изменения и с трудом заводят друзей. Тем не менее из-за того, что папу не устраивает мой «ярлык», и из-за его дурацкой карьеры мы мотаемся по всей стране, а мне это вредно. Мне нужно жить в одном месте, а из-за папы это невозможно. Все из-за папы. Из-за моего гребаного папочки.
Фредди замолчал. Он и так сказал в десять раз больше, чем следовало. Однако мама все еще слушала, а ему, возможно, больше не удастся поговорить с ней начистоту. Он набрал воздуха в грудь и продолжил:
– Ты была совсем молоденькая, когда познакомилась с папой, твоим учителем. Если вдуматься, это очень плохо, даже если все кончилось хорошо. Эта история показывает, что он готов на дурные поступки, которые ответственный взрослый никогда не совершит. В поселке живет одна девочка, ей пятнадцать лет, она тоже влюблена в отца. Порой он встречается с ней по вечерам и вызывает к себе в кабинет. Это из-за нее он поехал в Севилью! Моя подруга сказала, что эта девочка, возможно, беременна от него!
Мама отшатнулась, будто ей плеснули в лицо холодной водой.
– Фредди, пожалуйста, остановись. Хватит.
– Нет, не хватит. Столько всего накопилось, я просто не могу остановиться.
– Фредди, прошу тебя, уходи. Я болею, а ты ведешь себя мерзко.
– Я говорю правду. Это вы с папой ведете себя мерзко, потому что все время врете.
– Фредди, уходи.
– Не уйду!
– Уходи отсюда немедленно!
– Нет. – Фредди решительно скрестил руки на груди. – Не уйду.
Внезапно мама выпрямилась, наклонилась к нему и закричала:
– Убирайся, ты, мелкий говнюк! Чтобы духу твоего здесь не было!
Она с силой ударила его в живот. Воздух в груди превратился в твердый комок, камнем впечатавшийся в позвоночник. Фредди упал на пол. Он взглянул на маму, ожидая, что та испугается.
Но мама не испугалась; она гневно посмотрела на него, а потом спокойно и твердо произнесла: «Поднимайся с пола и проваливай из моей комнаты».
На этот раз Фредди подчинился. Он с трудом встал, вышел из спальни и побрел в свою комнату.
– 56 –
Альфи вернулся с работы в полночь и забрался в постель, благоухая гелем для душа, зубной пастой и еще чем-то незнакомым. Джоуи не смогла определить этот новый запах, но от него ее слегка затошнило.
Она устроилась в объятиях мужа, уткнулась лицом в ложбинку между накачанных грудных мышц, вдохнула его запах и тут же почувствовала облегчение, смешанное с печалью, ведь завтра ей предстоит совершить нечто непоправимое и разрушительное. Джоуи вздохнула и крепче обняла Альфи. Ей не хотелось его отпускать, но в то же время не хотелось отказываться от чувств к Тому.
– Как прошел вечер? – спросила она, скользя губами по сладко пахнущим волосам на его груди.
– Вечер… – Сердце Альфи забилось чаще, сильнее. Через мгновение он расслабился, поцеловал Джоуи за ухом и произнес: – Да нормально прошел. Дел много… В целом порядок.
– Хорошо. – Джоуи прижалась к нему и глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. И тут до нее дошло: это не гель для душа, Альфи им не пользуется. Это духи. Чужие.
– 57 –
Отец вернулся с работы очень поздно.
Фредди не отрываясь смотрел на будильник, считая медленно ползущие минуты. Он весь вечер просидел в своей комнате, ожидая услышать на лестнице тихие шаги, – вот-вот придет мириться мама, попросит прощения за то, что назвала его мелким говнюком, и, может быть, принесет ужин. Но она так и не пришла. В доме было тихо. В желудке у Фредди заурчало: ему представилась дымящаяся миска с куриной лапшой «Магги», стопка тостов с маслом и большая коробка шоколадных конфет – подарок папе от благодарных родителей. Вот бы полакомиться трюфелем с мартини. Или ореховой помадкой.
Фредди и сам не понимал, почему боится спускаться. Ему казалось, будто за дверью родительской спальни таится нечто опасное и непредсказуемое.
Пару часов назад Дженна прислала сообщение: ее подруга не беременна, у нее с его отцом ничего не было. Фредди сгорал от стыда, вспоминая ужасные вещи, которые наговорил маме.
Пискнула сигнализация папиной машины. Открылась входная дверь, в кухне зажегся свет.
– Папа, – прошептал Фредди в темноту, сбежав вниз по лестнице.
– Фредди! Ты что не спишь?
Фредди зашел на кухню, привалился к стене.
– Проголодался. Я не ужинал.
– Почему?
– Поссорился с мамой. Думал, она придет ко мне мириться и принесет поесть, а она не пришла.
– Поссорился? Из-за чего?
– Из-за тебя. Потому что ты не сказал мне про синдром Аспергера. И еще кое из-за чего.
Папа открыл буфет и вытащил оттуда буханку хлеба.
– Тост будешь?
– Буду, – кивнул Фредди. – Три куска, пожалуйста.
– В тостер помещается всего четыре, так что давай для начала сделаем каждому по два.
– Ладно.
Папа стоял у тостера, задумчиво глядя на блестящую поверхность. Рубашка сзади измялась от долгого сидения в кресле. Фредди затаил дыхание, опасаясь нарушить тишину.
– Итак, – произнес папа, наконец повернувшись к нему, – что там про синдром Аспергера?
– Сегодня мне задали вопрос, нет ли у меня синдрома Аспергера. Я помню: учительница в Манчестере считала, что есть, а потом мы с вами сидели в кафе, и вы сказали, я не должен вешать на себя ярлык. Я погуглил – там все точно обо мне: например, у меня высокий голос и мне трудно смотреть людям в глаза. Я хорошо усваиваю иностранные языки и акценты, потому что те, у кого есть синдром Аспергера, любят коллекционировать всякую всячину; вот я и коллекционирую иностранные языки. Иногда люди с синдромом Аспергера хорошо играют в шахматы; правда, я уже давно не интересуюсь шахматами. В общем, куда ни ткни, все про меня. И я считаю, что в ярлыке нет ничего плохого, если он помогает мне разобраться в себе. Честно говоря, я зол из-за того, что не знал об этом раньше.
Раздался щелчок – тосты поджарились. Папа отвернулся, чтобы достать их из тостера и намазать маслом. Это его любимый хлеб (кто бы сомневался), с орешками и семечками. Обычно Фредди отказывался от него как раз из-за семечек и орехов, а еще в знак протеста против того, что в доме никогда нет нормального белого хлеба, но на этот раз он был слишком голоден, чтобы привередничать.
Получив два тоста, Фредди осторожно отделил корочку от мягкой серединки и засунул ее в рот. Папа сел, взглянул на него усталыми зелеными глазами и сказал:
– Прости меня, пожалуйста.
Фредди не ожидал извинений и растерялся.
– Ты был еще маленький, и я считал, что рано разбрасываться диагнозами. Хотел посмотреть, как ты будешь развиваться. Каждый раз, когда мы переводили тебя в новую школу, я ждал, что кто-то заметит, и нас пригласят на очередную встречу. Однако никто ничего не заметил. Почти ничего.
– Почти?
– Ну, в Молде была одна учительница, мисс Камильери. Помнишь ее?
– Да, мальтийка. Она научила меня петь «С днем рожденья тебя» на мальтийском.
– Верно. Однажды она подошла к нам на родительском собрании и спросила, есть ли у тебя диагноз. Мы сказали «да». Через три недели мы уехали из Молда, и тем дело закончилось. Но это был один-единственный раз. С тобой все в порядке, ты хорошо учишься, поэтому я не сомневался… что принял правильное решение.
– Ты же профессиональный педагог, как ты мог закрыть глаза на такое!
– Я не закрывал глаза, Фредди, просто хотел подождать. Все это время я наблюдал, чтобы понять, нужна ли тебе наша поддержка. Она не потребовалась, потому что ты молодец. Я тобой горжусь.
Фредди слабо улыбнулся – от волнения на большее у него не хватило сил.
– Может, я и умный, – сказал он, – зато очень застенчивый. Мне непросто заводить друзей. Наверное, порой я неправильно себя веду, потому что мне трудно понять людей. Сейчас мне действительно нужна поддержка. И я хотел бы объявить о своем диагнозе.
– Здесь? – спросил отец, указывая на кухонный стол. – Или всему миру?
– Да, всему миру. То есть в школе.
Папа кивнул и откусил кусочек тоста.
– На следующей неделе я напишу заявление в твою школу. Мы все уладим. Фредди…
– Что?
– Мне очень жаль. Я правда хотел как лучше.
– Ничего, папа.
– А еще из-за чего вы с мамой поругались?
Фредди взглянул на отца. Добрый и мягкий. Плюшевый мишка. Заботливый. Хороший человек. Не тот, кто брюхатит школьниц и вынуждает их кончать с собой, не тот, кто ночами душит жену и изменяет ей с блондинкой в красных замшевых сапогах.
– Ни из-за чего. Только из-за синдрома Аспергера. Она ужасно разозлилась, ударила меня и обозвала мелким говнюком.
Отец вздохнул.
– В последнее время твоя мама в очень странном расположении духа. Жаль, что ты подвернулся ей под горячую руку.
Фредди пожал плечами и взял с тарелки последний кусочек тоста.
– Ничего страшного, бывает.
Папа улыбнулся. Фредди улыбнулся в ответ. Однако в голове крутился незаданный вопрос: «Что на самом деле случилось с Женевьевой Харт?»
– 58 –
24 марта
Джоуи весело попрощалась с Дон и вышла с работы. Сердце подпрыгивало и трепетало под дешевым кружевом нового бюстгальтера. Наступил вечер пятницы, предстояло свидание с Томом. Джоуи волновалась до тошноты.
Том заказал номер в поразительно красивом отеле в гавани. Джоуи не ожидала, что «Бристоль харбор» будет таким фешенебельным. Она думала, их встреча пройдет в «Новотеле» или в «Холидэй Инн»: там удобные номера с модерновой обстановкой – самое то для свидания на одну ночь. Тем не менее Том выбрал бутиковый гранд-отель: высокие потолки, арочные окна, сине-зеленый бархат, бронзовые светильники, ароматизированные свечи. Номер для молодоженов.
– У меня бронь на имя мистера Дарвина, – обратилась Джоуи к девушке на ресепшен.
– Да, вижу, – подтвердила та, сверившись с компьютером. – На одну ночь?
– Да-да, на одну ночь.
Джоуи вручила администратору банковскую карту. Том заверил, что вернет ей деньги наличными: так удобнее для всех.
Из окна номера на втором этаже открывался вид на вечерний город. Позолоченное изголовье огромной кровати было обтянуто бархатом, рядом стояло красное бархатное кресло с бирюзовыми подушками. Роскошный номер!.. Джоуи сняла сапоги; ноги утонули в мягком ковре.
Альфи прислал очередную эсэмэску: «Ты уже едешь домой?»
«Нет, – ответила Джоуи. – Пройдусь по магазинам».
«Хочешь купить продукты?»
«Нет, одежду».
«Надолго?»
«Не знаю, как пойдет».
«Напиши, когда будешь возвращаться».
«Хорошо».
«Люблю тебя».
Джоуи не смогла принудить себя к ответному признанию, поэтому отправила эмодзи в виде сердечка и выключила телефон.
Том сказал, что уйдет с работы, как только сможет, и напишет ей по дороге в отель. Уже семь двадцать. Джоуи заглянула в мини-бар, потом увидела прайс-лист и решила ничего не брать. Она зашла в ванную, положила зубную щетку и пасту на мраморную столешницу. Взглянула на себя в зеркало: неплохо, неплохо. Платье, купленное вчера в паническом угаре шопинга, смотрится очень удачно. С кожей все в порядке. Волосы лежат нормально. Джоуи подкрасила губы помадой и уселась на кровати.
И тут у нее сдали нервы. К животу подкатили тошнотворные волны неуверенности и страха.
Что я здесь делаю? Чего хочу добиться? Том сказал, что мы встретимся один раз, а потом расстанемся. Но как мы можем расстаться? Мы ведь соседи. Я по-прежнему буду натыкаться на него в винном магазине, встречать в баре отеля «Мелвилл». Пройдет пара лет неловких отношений, а затем Том, его странная жена и еще более странный сын переедут в другой город, возрождать очередную школу, и я больше никогда его не увижу.
Внезапно Джоуи стало ясно: боль внутри, огонь страсти, испепеляющий ее сердце последние три месяца, – не всерьез, не навсегда. Просто царапина, которая должна зажить, такая же незначительная, как и все прочие. Жизнь – гораздо больше, чем бесконечное заживление царапин.
Джоуи взглянула на часы: почти половина восьмого. Она положила руку себе на живот, ожидая почувствовать горячее, пульсирующее напряжение, уже много недель не дающее покоя. Однако все исчезло, будто испарилось.
И тут раздался негромкий стук в дверь.
– 59 –
Фредди увидел ее сразу же, как вошел. На ней было его платье.
– Ты надела мое платье, – сказал он.
Ромола странно взглянула на него.
– Это не твое платье, а мое. Ты мне его подарил.
– Верно. Ты в нем очень красивая.
– Спасибо. Ты тоже круто выглядишь.
Фредди окинул взглядом свой черный костюм, красный галстук и лакированные ботинки.
– Я так и не понял, хочешь ты, чтобы я стал твоим парнем, или нет, но все равно пришел.
Ромола улыбнулась.
– Здорово. Я никак не могла решиться, все думала, что сказать, ведь ты ждал ответа. Мама предложила мне положиться на судьбу. Так я и сделала.
– Положилась на судьбу?
– Ну да. Она сказала: иди на бал, и если он придет, тогда и решишь.
– И ты решила?
Ромола оглядела его и улыбнулась.
