Я наблюдаю за тобой Джуэлл Лайза

– 52 –

Дженна заметила Фредди Фицуильяма у подножия холма, на дороге, ведущей в «Мелвиллские высоты». Даже на расстоянии было видно – парень сильно изменился, и дело не только в стрижке. Дженна перешла на другую сторону улицы и окликнула его.

Он обернулся, вскинул руку в неловком приветствии.

– Ты занят? – спросила она.

– Нет, никаких дел.

– Мы можем поговорить?

– Прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас.

– Ну, тогда заходи ко мне в гости. – Фредди бросил взгляд на разноцветные особняки высоко на холме. – Если хочешь.

– Твой папа дома?

– Нет, он вернется не раньше восьми.

– А твоя мама не будет возражать?

– Наоборот, обрадуется, что у меня появилась подруга, которую я пригласил в гости. Знаешь, мамы, они такие.

Дженна взглянула на особняки; в предвечернем тумане освещенные окна напоминали золотистые глаза. Она никогда раньше не бывала в «Мелвиллских высотах». У мамы в начальной школе была лучшая подруга – ее семья давным-давно переехала, – которая жила в розовом доме. Мама рассказывала, что часто заходила к ней после школы, вставала коленями на подоконник, смотрела на поселок и придумывала истории о людях внизу. Оттуда они казались крошечными, словно фигурки из кукольного домика.

– Ты уверен? – на всякий случай уточнила Дженна.

– Совершенно уверен.

У Фредди дома было холодно. Дженна покрепче запахнула пальто и проследовала по выложенному плиткой коридору на кухню.

– Где твоя мама?

Он пожал плечами и бросил рюкзак и куртку на стул.

– Наверное, в постели. Говорит, подхватила грипп.

– Ой, надо же. Бедняжка.

– Просто придуривается, – резко возразил Фредди. – Требует к себе внимания.

– Ясно.

– Не хочешь снять пальто? Я приготовлю чай. Будешь?

– Буду.

– Отлично.

Дженна положила рюкзак и пальто на стул и прошла на кухню.

– Английский завтрак. Ромашковый. Мятный. Эрл Грей. Ройбуш.

Дженна понятия не имела, что означает последнее слово, однако кивнула.

– Обычный чай, пожалуйста.

Фредди вытащил из коробки пакетик чая «Английский завтрак» и бросил его в кружку. Поинтересовался, не желает ли Дженна молока, та согласилась. Без пальто стало еще холоднее. Форточка в стеклянной пристройке была примотана проволокой; конец проволоки болтался туда-сюда от сквозняка.

– Вам нужно починить окно, – заметила Дженна. – Тут ужасно дует.

– Отец любит, когда дома холодно, – ответил Фредди. – Мол, так лучше думается.

– Ага, о том, как же здесь холодно. – Дженна засунула руки поглубже в рукава. Ее пробрал озноб.

Фредди готовил чай. Его движения были размеренными, как у робота. Он, не выжимая, вытащил из кружек чайные пакетики и отнес в мусорное ведро. На столе и полу остались коричневые брызги.

– Ты пригласил девушку на бал? – поинтересовалась Дженна.

– Да, только что. Тридцать пять минут назад. Она не сказала ни «да», ни «нет». У нее синдром Аспергера.

Дженна вежливо кивнула и взяла у него кружку. Немного чая выплеснулось на стол, она подтерла лужицу рукавом джемпера. Она не знала, что сказать про синдром Аспергера, поэтому решила промолчать. Наверное, у Фредди тоже синдром Аспергера, однако спрашивать было бестактно.

– Ну так что, – начал он, усаживаясь рядом с ней и закинув тощую ногу на колено. – О чем ты хотела со мной поговорить? Хочешь расспросить меня о мальчиках?

Дженна усмехнулась.

– Э-э… нет, не совсем. Я хотела… – Как можно говорить об этом в его доме? Где-то здесь его мама, больная, лежит в постели… Дженна сделала глоток чая и опустила кружку на стол. – Я хотела спросить о твоем отце, – промолвила она.

Фредди, мгновенно изменившись, озабоченно подался вперед.

– Что об отце?

Нужно поблагодарить Фредди за чай, собрать вещи и уйти. Но Дженна вспомнила, как мистер Фицуильям держал Бесс за руку и называл «хорошей девочкой». У нее не выходил из головы мужчина на черном «БМВ», забравший Бесс из дома Джеда, и случай в Севилье, когда Бесс поздно вечером разговаривала с директором наедине на пустой лестнице. Дженне вспомнились сердечки, которыми ее подруга разрисовывала фотографии мистера Фицуильяма, и рыдания Бесс в туалете. А еще она вспомнила, как мистер Фицуильям смотрел на нее: проницательный взгляд, бархатный голос, мягкий свитер, удачно предложенная коробка с салфетками, неподобающая близость во время разговора. Наконец, уже в который раз перед Дженной, как живая, встала женщина из Озерного края, люто ненавидевшая мистера Фицуильяма. Это неправильно, неправильно, неправильно!

Дженна посмотрела Фредди прямо в глаза.

– Как думаешь, твоему отцу нравятся молоденькие девушки?

Прикусив губу, она взволнованно следила за его реакцией. Вопреки ее ожиданиям Фредди не разозлился, скорее заинтересовался.

– Нет. А ты думаешь, нравятся?

– Не знаю, – прошептала она.

Фредди встал, закрыл дверь кухни и вновь уселся рядом с Дженной.

– Он что-то с тобой делал?

– Со мной? Нет.

– Тогда с кем?

– С моей подругой, Бесс Ридли. – И Дженна рассказала ему все с самого начала. Фредди кивал, совершенно не удивляясь, будто заранее знал, что она скажет.

– Я подозревал, что отец не просто так напросился в ту поездку, – признался он, услышав про ночной разговор в Севилье.

Когда Дженна закончила, Фредди облокотился на стол и шумно выдохнул.

– Боже мой, – пробормотал он.

– Прости, что вывалила на тебя все это, – сказала Дженна. – Понимаю, тебе тяжело, речь ведь о твоем отце.

– Я люблю папу, – заявил Фредди. – Во многих отношениях он прекрасный человек, хотя…

Дженна с тревогой ждала продолжения. Что он хочет сказать?

– Не знаю, нравятся ему девочки или нет, но мне кажется, он бьет маму.

Дженну передернуло.

– Иногда, – медленно произнес Фредди, осторожно подбирая слова, – по ночам из их спальни доносятся странные звуки. Реально стремные, типа шлепки или удары. Родители шепчутся, словно ругаются вполголоса, а потом вдруг становится тихо. Иногда как будто кого-то тошнит. На следующее утро мама надевает водолазку с воротом или шарф, на запястьях у нее синяки. Она выглядит больной, не выходит на пробежку и не улыбается. То же самое случилось несколько дней назад, и теперь у нее на шее синяк, о котором она не хочет говорить. Поэтому я считаю, что мой отец – самый замечательный и в то же время самый ужасный человек из всех, кого я знаю. Мне нужно найти доказательства его дурных поступков, чтобы я мог окончательно решить, как к нему относиться. А то я разрываюсь между двумя мнениями.

Внезапно Дженна вспомнила: когда она попыталась обнять Бесс в туалете, та поморщилась.

– Ты не пробовал расспросить маму о папе и синяках?

– Пробовал, – отозвался Фредди. – Мама считает отца совершенством. Просто боготворит. Она меня любит, но заботится больше о нем, чем обо мне. Вся еда в доме – для него. Отопление отключено ради него, потому что ему не нравится, когда тепло. А вот мне нравится. Мы не ездим в отпуск, потому что папа терпеть не может путешествия. А я люблю. Мое мнение никого не волнует. Отец единственный, чей голос имеет значение. Мама никогда не скажет о нем дурного слова. Никогда.

Дженне захотелось взять Фредди за руку, обнять за плечи, но она не знала, как он отреагирует. Ей показалось, Фредди вот-вот заплачет, однако он спокойно посмотрел ей в глаза и произнес:

– Короче, не стесняйся плохо говорить о моем отце. Я пойму.

Они замолчали. Дженна взглянула в окно на сад.

– Знаешь, – продолжил Фредди, – мама училась в папиной школе. Он преподавал английский. Отец утверждает, что впервые познакомился с ней, когда ей было девятнадцать, но в такое совпадение с трудом верится, правда?

– Думаешь, между ними что-то было, пока она училась в школе?

– Не знаю. Возможно. Порой мне кажется… – Фредди задумчиво коснулся пальцами губ, – будто они мне чужие. Есть еще одна интересная деталь. Мама проговорилась. Я спросил ее про разгневанную женщину из Озерного края, и она сказала… – Он заговорил фальцетом, явно подражая матери: – «Может, ему пришлось исключить ее дочь, а может, она была недовольна оценками. Иногда родители бывают чрезмерно чувствительными». Мама явно знает больше, чем показывает. Ей известно, кто та женщина и что случилось на самом деле.

Дженна широко раскрыла глаза от удивления.

– Она правда так сказала?

– Да, честное слово.

– Следует поискать в Интернете. Ты знаешь названия школ, в которых работал твой папа?

– Э-э… вроде да. По крайней мере, я знаю города, где он жил, и, может быть, смогу вспомнить названия школ, если увижу.

– У тебя есть ноутбук?

– Сейчас принесу. Жди здесь, никуда не уходи.

Дженна улыбнулась.

– Не уйду, не беспокойся. С места не сдвинусь.

Фредди не было пару минут. Дженна действительно сидела неподвижно. Как странно – я на кухне директора школы. Вернувшись, Фредди воткнул ноутбук в розетку и включил его.

– Ну вот, – он открыл браузер. – Папа начал преподавать в Бертоне-на-Тренте, там и познакомился с мамой. Давай посмотрим тамошние школы. – Он вбил запрос и пролистал результаты. – Вот она: старшая школа имени Роберта Саттона. Я слышал, папа упоминал это название.

– Ага. Теперь ищи новости про эту школу, где фигурирует имя твоего отца.

Фредди ввел новый запрос, и поисковик выдал ему длинный список сообщений про кружки и награды, поездки и школьные спектакли. Ни одного события, позволяющего предположить, что мистер Фицуильям совершил нечто, заставившее разгневанную мать ученицы наброситься на него с кулаками.

– Добавь «Вива», – предложила Дженна.

Фредди с одобрением взглянул на нее.

– Отличная мысль.

Он ввел слово «Вива» в предыдущий запрос и нажал кнопку «Поиск». Прочитав первый заголовок, оба ахнули и ошеломленно посмотрели друг на друга.

– О господи, – прошептала Дженна.

Фредди установил курсор на строке заголовка и занес палец над кнопкой.

– Давай, жми, – подбодрила его Дженна.

– Я боюсь.

– Хочешь, я нажму?

Фредди кивнул и придвинул к ней ноутбук. Дженна кликнула на ссылку.

– 53 –

Стоял погожий весенний день, чересчур теплый для марта. Джоуи расстегнула пальто и перебралась на солнечную сторону улицы. Она только что вышла с работы и решила пройтись по магазинам, купить наряд на завтра. У нее назначено свидание с Томом Фицуильямом в номере отеля, где они займутся любовью. Может, да, а может, и нет. Джоуи еще не решила. Возможно, она вообще не пойдет. В голове звучала сотня голосов, и каждый твердил свое.

Ураган в голове у Джоуи царил давно, со старших классов. Из-за него она провалила выпускные экзамены, ее исключили из двух школ, ей никак не удавалось хранить верность своему парню, даже когда была по уши влюблена, она не умела поддерживать дружбу и не обзавелась домашним хозяйством. Именно поэтому ее нижнее белье затерто до дыр, банковский счет пуст, а работа – полный отстой. Все элементы ее существования крутятся в голове, словно носки в стиральной машине, перемешиваются, переворачиваются, постоянно показывают себя с разных сторон и никак не стыкуются друг с другом. В десять утра Джоуи осеняет отличная мысль, а в десять тридцать эта мысль кажется идиотской. Говорят, ключ к счастливой жизни – правильные решения. Однако Джоуи не способна принимать решения, потому что видит множество вариантов, и каждый представляется ей по-своему хорошим. Ее зовут провести выходные с людьми, которых она терпеть не может, и она соглашается: ну да, а что такого, вдруг будет нормально? Разумеется, нормально не получается. Джоуи не в состоянии прислушиваться к интуиции и не способна контролировать собственную жизнь.

«Твой злейший враг – ты сама», – с любовью и в то же время удрученно говорила мама.

После маминой смерти, когда последний вздох покинул истерзанное тело, в голове у Джоуи прояснилось. Мысли успокоились, стало тихо, как в стоячем пруду. Джоуи поняла: ей уже двадцать семь, пришло время начать сознательную жизнь. Она вышла за Альфи и уволилась из отеля на Ибице. Джоуи представляла, что вернется в Бристоль и заживет как респектабельная замужняя дама: найдет хорошую работу, снимет квартиру, будет готовить еду и проводить больше времени с отцом и братом, купит абонемент в спортзал, заведет друзей – нормальных надежных друзей, а не вчерашних школьников, неопрятных симпатяг на одну ночь, шляющихся по клубам и глотающих таблетки. Может, даже запишется в книжный клуб, станет регулярно ходить к парикмахеру и маникюрше, купит машину, заведет собаку или двух, приобретет домашние растения, перейдет на здоровое питание, родит ребенка…

А потом Джоуи вернулась домой и поняла, что квартира ей не по карману, а без квартиры нет ни собственноручно приготовленных ужинов, ни заседаний книжного клуба, ни друзей. Она поняла, что не годится для хорошей работы, не готова рожать ребенка, не может себе позволить абонемент в спортзал и машину, а завести надежных, порядочных и верных друзей гораздо труднее, чем кажется на первый взгляд. Постепенно ураган в ее голове вновь набрал силу. И тут появился Том Фицуильям, высокий и красивый, словно маяк, возвышающийся над волнами и водоворотами. С тех пор все мысли Джоуи были лишь о нем; благодаря Тому она не думала о хреновой работе, отсутствии собственного жилья и парализующем страхе сделать шаг к нормальной, размеренной взрослой жизни. Пока Джоуи думала о Томе, о его руках на ее затылке, о его теле, тесно прижатом к ней в укромном уголке «Мелвиллских высот», пока решала, какого цвета выбрать бюстгальтер для завтрашнего свидания, на которое она не факт что пойдет, можно было не думать о ребенке, которого так хочет Альфи, о том, что ей не следовало выходить за этого славного парня, и о том, что однажды – возможно, очень скоро – она разобьет его доброе чистое сердце.

Синий, решила Джоуи, проводя пальцем по жесткому крахмальному кружеву бюстгальтера за четыре фунта девяносто девять пенсов. Синий, сказала она сама себе, кладя бюстгальтер в корзину для покупок. Синий.

– 54 –

ШКОЛЬНИЦА ПОКОНЧИЛА С СОБОЙ

В деле замешан учитель из местной школы

Вчера было установлено, что местная школьница Женевьева Харт покончила жизнь самоубийством. Четырнадцатилетняя Женевьева – друзья и родные звали ее Вива – в прошлом апреле была найдена в заброшенной закусочной на Ватерлоо-стрит повешенной на собственных колготках. Вскоре после гибели мисс Харт полиция допросила преподавателя из школы, где училась девочка (имя не разглашается), поскольку в ее дневнике были обнаружены записи, позволяющие сделать вывод о том, что между учителем и ученицей имелась любовная связь. Однако мужчину отпустили через полчаса без предъявления обвинений. Источники, близкие к погибшей, свидетельствуют, что девочка в течение длительного времени была жертвой школьной травли. Также говорят, что мисс Харт не оставила предсмертной записки и перед тем, как свести счеты с жизнью, коротко обстригла волосы.

– Женевьева Харт, – прошептала Дженна.

Так вот в чем дело. В девочке по имени Женевьева Харт.

Дженна моргнула, стараясь прогнать врезавшийся в сознание образ: девочка, повесившаяся на собственных колготках, под качающимися ногами валяются отрезанные волосы. Дженна неосознанно коснулась волос, представляя, каково это – одной рукой держать их, а другой отрезать. Что при этом чувствуешь, какой звук раздается? Нет, такое даже представить невозможно. Немыслимое дело, настоящее варварство.

– Кошмар…

– Да, ужас, – кивнул Фредди. – Но это ведь не о моем отце пишут? Или о нем?

Дженна пробежала глазами статью. Если человеку не предъявили обвинение, это не означает, что он невиновен, просто не нашлось доказательств. Она не стала говорить об этом вслух.

– Вроде не похоже.

– Над ней издевались, – Фредди указал на нужное место в тексте, – наверное, поэтому она и покончила с собой. Так ведь часто бывает: школьников травят, и они решаются на самоубийство.

– Да, бывает, – неопределенно высказалась Дженна.

– Может, это как раз такой случай.

– Возможно. – Но если так, тогда зачем мама Вивы набросилась на мистера Фицуильяма? Почему она не преследовала тех, кто затравил ее дочь? Что такого написала Вива в дневнике, отчего ее мама решила, будто в гибели дочери виноват мистер Фицуильям? Этого уже не узнать. В курсе лишь родные Вивы Харт.

– Давай посмотрим, что еще здесь есть. – Открыв статью с фотографией, Дженна приблизила изображение: симпатичная девочка с длинными темными волосами и большими глазами, добрая, умная, жизнерадостная на вид. Невозможно представить, чтобы такая девочка отправилась в мрачную заброшенную закусочную, отрезала свои роскошные волосы и повесилась на собственных колготках.

В статье упоминали имя ее матери: Сандра; про отца ничего не говорилось. Дженна вбила в поисковик «Сандра Харт», однако в результате получила множество статей про Виву. Тогда она зашла на «Фейсбук» и обнаружила там нескольких женщин по имени Сандра Харт, но все они были либо чересчур молодые, либо слишком пожилые, либо не имели никаких связей с историей Женевьевы Харт. Наконец Дженна открыла страничку Сандры Харт, жившей в Шеффилде и родившейся в пятьдесят седьмом году в Дерби. Страничка оказалась защищена, и Дженна кликнула на единственную доступную ссылку: список друзей.

Всего двадцать два друга. Дженна перебрала всех по порядку и наткнулась на молодую женщину по имени Ребекка Луиза Харт. Ее страничка тоже оказалась защищена, однако личная информация была открыта: она родилась в восемьдесят первом году в Бертоне-на-Тренте и работает системным аналитиком в «Чартер Редвуд файненшиал менеджмент».

– Ну-ка, ну-ка, – сказал Фредди, вглядевшись в экран. – Я ее знаю. Точно, знаю! – Он вытащил из кармана пиджака телефон и принялся листать фотографии – Дженна успела заметить, что на большей части снимков запечатлена симпатичная девочка с каштановыми волосами и в синем форменном пиджаке. – Смотри, – он показал ей фотографию, снятую с дальнего расстояния: на автобусной остановке женщина в черном пальто разговаривала с мамой Дженны. – Взгляни, это она, беседует с твоей мамой.

– Подожди, подожди, – Дженна отвернулась от экрана и прикрыла глаза. – Я… я не понимаю. – Она снова взглянула на снимок, чтобы еще раз убедиться: да, это точно ее мама и та же самая женщина, что и в профиле на «Фейсбуке». – Когда ты их сфоткал?

– Вчера.

– Зачем? – Дженна утомленно потерла виски.

– Потому что мне стало интересно.

– Интересно?

– Да. Твоя мама кажется мне интересной. То, что она разговаривает с людьми на улице, кажется мне интересным.

– То есть… – до Дженны внезапно дошло, – ты фотографируешь мою маму. Ты что, правда ее фотографируешь?

– Нечасто. Я бы сказал, очень редко.

– Она вечно твердит, будто ты следишь за ней из окна, а я отвечаю, что ей мерещится.

– Ну, я действительно за ней следил. Но она делает то же самое! Все время подсматривает за нами. Иногда даже сидит у нас под окнами. По крайней мере, я так не делаю.

Дженна тряхнула головой. Все сразу не осмыслить. Она заставила себя сосредоточиться на изначальной теме, про Бесс.

– Интересно, где живет эта женщина. Какая-то знакомая… Наверняка я ее видела.

– Да уж, такую толстуху трудно не заметить.

Дженна вгляделась в изображение.

– Она не толстая. Смотри, – девочка указала на выпуклость на черном пальто, – она беременная.

Фредди тоже присмотрелся.

– Да, ты права. Ну конечно! – Он щелкнул пальцами. – Я точно знаю, кто она. Это наша соседка, живет через дом. Совсем рядом.

Выйдя от Фредди, Дженна сразу отправилась к Бесс и трясущимися руками нажала кнопку домофона. Ответила мама Бесс.

– Привет, Хизер, это я, Дженна. Бесс дома?

– Дома. Заходи, солнышко.

Бесс сидела на двуспальной кровати, окруженная ворсистыми подушками вырвиглазных цветов. На потолке покачивались китайские фонарики. В стеклянной миске на тумбочке плавала красная ароматизированная свеча, поэтому в комнате пахло как на Рождество.

– Что случилось? – спросила Бесс, заметив встревоженный вид Дженны.

– Все по-настоящему серьезно. Выслушай меня. Мне нужно, чтобы ты говорила совершенно честно.

Бесс нервно сглотнула и пожала плечами.

– Что такое?

– Долго рассказывать, но суть вот в чем: в «Мелвиллских высотах» живет одна женщина. Ее сестра покончила жизнь самоубийством. Знаешь почему?