Невеста для графа Линден Кэролайн
– Что-то случилось?
– Ничего, – сквозь зубы процедил он.
Элизу обожгло холодом. Прикусив губу, она накинула халат, предусмотрительно оставленный Мэри на стуле рядом с кроватью.
– Что, очень плохие новости? – Элиза подошла к мужу.
Тот ничего не сказал. Лицо его походило на маску. Элиза молчала. Если не знаешь, что сказать, лучше промолчать, не так ли? Но что же так расстроило Хью?
– Мне надо уйти, – сказал он вдруг.
Прямо сейчас?.. Элиза в изумлении посмотрела на мужа.
– Могу ли я чем-то помочь? – решилась она спросить.
Хью пристально посмотрел на нее, и Элиза невольно попятилась – у него был такой странный взгляд… Впрочем, уже через мгновение в его глазах вновь вспыхнуло пламя страсти. Какое-то время казалось, что он передумает уходить и останется, но в конце концов чувство долга – увы, не супружеского – взяло верх.
– Леди Гастингс, если вы будете ждать меня в том же самом виде, в каком вас оставляю, я постараюсь вернуться как можно скорее, – сказал граф, виновато улыбнувшись.
– Ну, если вы этого хотите…
– Да, хочу, – заявил Хью. Он привлек жену к себе, чтобы еще раз поцеловать. – Сегодня, знаете ли, у меня первая брачная ночь.
– Ночь еще не наступила, – резонно заметила Элиза, задыхаясь от чувственного волнения.
– И мне ужасно жаль, что я вынужден поступаться этим драгоценным временем. – Хью со вздохом поднял с пола сюртук. – Ты могла бы поспать немного, пока у тебя есть такая возможность.
В следующее мгновение дверь за ним закрылась, и Элиза, пожав плечами, ненадолго задумалась. Поскольку до вечера было еще далеко, она вызвала горничную, и та помогла ей вновь облачиться в платье. Элиза решила, что было бы неплохо поближе познакомиться с новым жилищем, и ключница провела ее по всему дому, показав абсолютно все – от кладовой в подвале до личных комнат слуг в мансарде.
Хью не вернулся ни через час, ни через два. Не пришел он и к ужину. Мэри сообщила своей хозяйке, что все остальные леди велели принести им ужин в их покои. «Наверное, они решили не беспокоить нас и дать нам возможность побыть вдвоем подольше», – подумала Элиза и тоже попросила принести ей ужин в комнату. Она вывела Вилли на прогулку в сопровождении лакея, показавшего ей, где находился ближайший сквер. Пес не желал гулять на поводке, и Элиза облегченно вздохнула, когда они вернулись домой и Вилли увели на кухню, чтобы там покормить.
А Хью все не возвращался… Не вернулся он и тогда, когда зажглись уличные фонари и стайки экипажей принялись бойко сновать за окнами. Элиза не переставала удивляться, какой бурной и яркой жизнью жила столица, не то что полусонный Гринвич.
Хью не вернулся и тогда, когда Элизу стало клонить в сон. Когда же она, задремав, едва не упала со стула, пришлось вызвать Мэри, и та помогла ей приготовиться ко сну. Вилли так грустно на нее смотрел, что Элиза, сжалившись, похлопала ладонью по постели, и пес, радостно тявкнув, запрыгнул к ней. Потоптавшись с минуту в нерешительности, он наконец улегся рядом с хозяйкой, свернувшись в клубок. Элиза погладила его по голове, но ей, как и Вилли, было грустно. Вовсе не с Вилли рассчитывала она провести свою первую брачную ночь.
Хью готов был расквасить смазливую физиономию Реджинальда Бенвика.
Только он собрался заняться любовью со своей новобрачной, как ему принесли письмо от мерзавца Бенвика, в котором тот сообщал, что если Хью женится на дочери Эдварда Кросса, то он, Бенвик, скорее всего не сочтет возможным вступить в брак с девушкой из семьи, запятнавшей себя столь сомнительным родством. Бенвик также потребовал, чтобы граф незамедлительно явился к нему для объяснений.
«Так что же делать?» – спрашивал себя Хью. Эдит уже неделю с ним не разговаривала. Она и на свадьбу поехала лишь по настоянию матери. Хью знал, что если он не отреагирует немедленно, то сестра будет ему мстить. Он мог бы пережить любые ее выходки, но Элизу он должен защитить. Хью видел, как Эдит смотрела на его невесту во время венчания, и с трудом сдерживался. Сестра вела себя как ребенок, но воспитывать ее было поздно, и лучшее, что Хью мог бы сделать для нее и для всех прочих, – это как можно быстрее отдать ее за Бенвика.
И потому он оставил свою жену – возбужденную и взбудораженную – и отправился на Курзон-стрит. Бенвик ждал его, и был не один, а со своим отцом, виконтом Ливингстоном. И оба – как по команде – пришли в ярость, когда граф сообщил им о своем браке с Элизой Кросс.
– Это немыслимо! Неужели у вас нет ни капли щепетильности? Что бы сказал ваш отец? – восклицал виконт.
– Полагаю, он бы меня поздравил, – не повышая голоса, ответил Хью.
– С тем, что вы женились на дочери негодяя, каких свет не видывал? Никогда! Даже если он дал вам за нее все золото мира!
Ливингстон был довольно высоким мужчиной с изрядным круглым брюшком и копной седых волос. Его сын стоял позади, держась за спинку стула и наморщив нос словно Хью, женившись на дочери смерда, и сам стал смердеть.
– Все дело в них, в деньгах, верно? – продолжил наседать виконт.
– Это вас никак не касается, – спокойно ответил Хью. Терпения ему было не занимать, но оно было не бесконечно. – Для чего вы меня сюда позвали?
– Я всегда относился неодобрительно к предмету вашего интереса.
От ответа за версту несло лицемерием, Хью с усмешкой произнес:
– Но вы ведь желаете жениться на моей сестре, не так ли? Осмелюсь напомнить, что никто не обязывает ни вас, ни Эдит встречаться с моей женой чаще чем раз или два в год.
– Они окажутся моими родственниками! – прорычал Ливингстон. – Эта… эта уличная девка родит наследника титула Гастингсов, и тогда как, скажите на милость, должен в этой ситуации вести себя мой сын? Признать ублюдка?
Граф медленно поднялся и проговорил:
– Ливингстон, или вы не будете выходить за рамки условий брачного договора между вашим сыном и моей сестрой, или дальнейшие переговоры я буду вести через своих поверенных.
– К черту брачный договор! – заявил Ливингстон.
– И поверенные пусть отправляются туда же, – добавил Бенвик.
Хью промолчал. Он не понимал, что происходит. Ведь всего лишь несколько дней назад он велел своему нотариусу составить брачный договор, в котором прописывалась и сумма приданого – десять тысяч фунтов, – которая уже лежала на счету Хью и ждала перевода на счет Бенвика.
– Кросс обманул меня на двадцать тысяч, – злобно прошипел Ливингстон. – Вы еще узнаете, с каким мерзавцем связались. Вот вам мой совет: немедленно аннулируйте брак. Отошлите ее обратно – туда, откуда взяли. Отошлите, пока не поздно.
– Элиза моя жена, и я не могу отослать ее обратно, словно вещь, – заявил граф.
Ливингстон небрежно взмахнул рукой.
– Ну… Придумайте что-нибудь. Я бы на вашем месте подал иск о мошенничестве. Если вы думаете, что Кросс вас не облапошил, то это лишь потому, что вы еще не поняли, как он это сделал. Откажитесь признать ее своей законной женой и верните отцу, потому что я не позволю своему сыну и наследнику вступать в какие-либо отношения с этим человеком.
Только сейчас Хью окончательно понял, что имел в виду Ливингстон. Он обратился к сыну виконта, надеясь найти в нем союзника.
– Послушайте, Бенвик, это же безумие! Вы ведь сами говорили мне, что любите Эдит. И она вас любит. Так неужели хотите разрушить ваше счастье из-за того, что вам не по душе отец жены брата вашей невесты?
Бенвик немного помедлил с ответом, потом решительно кивнул.
– Да, именно так. Я не могу жениться на женщине с такими связями.
– Вы действительно расторгаете помолвку? – Хью в изумлении посмотрел на молодого человека. – Вы обольстили мою сестру, а теперь бросаете? Выходит, вы ее обманули…
Бенвик болезненно поморщился, но отец, от гнева побагровев, закричал:
– Ничего подобного! Мой сын никого не обманул, потому что никакие бумаги не подписаны! Вы даже не обсуждали брачный контракт. Не было помолвки – нет и расторжения!
Невольно сжав кулаки, Хью снова посмотрел на Бенвика и произнес:
– Вы бросаете Эдит из-за моего брака?
Молодой человек явно пребывал в растерянности, но, покосившись на отца, судорожно сглотнул и заявил:
– Я должен.
Не сказав больше ни слова, Хью покинул дом Бенвика. Он шел словно в тумане, шел, ничего вокруг не замечая. Что он скажет Эдит? Впрочем, нет – он даже думать об этом не мог. Сердце ее будет разбито, а отчаяние – безгранично. И она возненавидит его, никогда не простит.
Нет-нет, Бенвик передумает! Непременно передумает! Ливингстон сменит гнев на милость. Утром они вспомнят про приданое в десять тысяч. Так что наверняка…
А если нет?
Придется вывести Элизу в свет как можно скорее, чтобы все увидели, что она совершенно непохожа на своего отца. Возможно, подруги помогут ей поднабраться уверенности и лоска. Может, даже устроят бал в ее честь. Ничто так не повышает статус женщины, как пышный бал, который дает в ее честь уважаемый член высшего общества. Бал в доме герцогини Вэр прибавил бы Элизе веса в обществе…
И тут Хью вспомнил, что до недавнего времени будущая герцогиня Вэр была в числе завсегдатаев карточного клуба. Ей бы самой пробиться в свет, не говоря уже о том, чтобы продвигать подруг, а леди Джорджиана еще не вышла замуж, и, следовательно, никак не могла повлиять на общественное мнение.
Хью не мог заставить себя пойти домой. На Пикадилли он свернул на восток – и ноги сами понесли его в «Вегу». Не все ли равно, где горевать? Хью пил редко, но сегодня заказал бутылку вина. Сегодня напиться сам бог велел.
Когда Хью наконец-то побрел домой, луна уже стояла высоко в небе. Граф похлопал по карманам в поисках ключа, но вспомнил, что не взял его с собой, так как не рассчитывал вернуться поздно. К счастью, будить никого не пришлось – мать, как обычно, велела лакею дождаться хозяина.
– Послать за мистером Бернардом? – спросил лакей.
Хью отрицательно покачал головой. Зачем будить камердинера? Он мог раздеться и сам. На ходу он снимал шейный платок. Элиза, должно быть, уже крепко спала. Впрочем, ему это только на руку. Рассказывать ей о том, что произошло в доме Ливингстона, Хью все равно не собирался. В узкой гардеробной он разделся и на цыпочках, чтобы не разбудить жену, вошел в спальню.
Шторы не были задернуты, и свет уличного фонаря падал на кровать. При его приближении Вилли поднял голову – между прочим, с его, Хью, подушки. Граф усмехнулся и тихо сказал:
– Вилли, в корзину.
Пес оценивающе на него посмотрел, после чего потянулся и разлегся на полкровати. Элиза повернулась на другой бок и, не просыпаясь, обняла Вилли за шею, а тот, весьма довольный, помахал хвостом. Смысл этого жеста был предельно ясен: «У нее есть я, а ты тут лишний».
Хью в задумчивости посмотрел на спящую жену. Из всех участников этой драмы она одна была абсолютно невинна. Может, ее отец действительно сродни ядовитому пауку, что отравляет всех, кто попался в его паутину, но Элиза ему не чета. Хью не мог аннулировать брак, и, если уж начистоту, и не хотел этого. И не только из-за огромного состояния тестя, но и потому, что Элиза стала ему далеко не безразлична. Она сгорит от стыда, узнав, что брак Эдит может сорваться из-за нее. Но ей нечего стыдиться. Хью видел, как старалась Элиза завязать дружбу с его матерью и сестрами. Она очень хотела им понравиться. И он пообещал ей, что они полюбят ее… со временем. Но если Бенвик упрется и откажется жениться на Эдит, то на это надеяться не стоило. И как ему с этим быть, Хью не знал.
Но, как бы там ни было, он не собирался уступать псу свое место в постели.
– В корзину, – повторил граф, указав пальцем направление.
На сей раз Вилли подчинился – неохотно спрыгнул с кровати и поплелся на свое место. Хью забрался под одеяло. Может, к утру ему удастся найти выход из тупика. Он все делал ради семьи – так как же вышло, что все усилия его пошли прахом?
Глава 17
Элиза проснулась от поцелуя в шею. Да, кто-то поцеловал ее.
Но сегодня этим кем-то был вовсе не Вилли.
– Доброе утро, – шепнул ей в ухо Хью. – Я знаю, что вы не спите, леди Гастингс.
Элиза невольно рассмеялась.
– Милорд, откуда вы это знаете?
– Потому что, пользуясь предоставленной мне свободой действий, я, знакомясь с вашим телом, уже давно слушаю ваши вздохи и стоны. – Накрыв ладонью ее грудь, Хью водил по соску большим пальцем. – Мне, как вашему мужу, следует хорошо изучить предмет.
Элиза улыбнулась. Теперь понятно, отчего она вся горела и почему так часто билось ее сердце. Она сладко потянулась – и вдруг обнаружила, что ее ночная сорочка задралась выше талии. А в следующее мгновение она поняла, что Хью полностью обнажен. Ей захотелось свернуться калачиком, но муж, словно разгадав ее намерения, проворно просунул ногу между ее ногами, и эта его волосатая мускулистая нога казалась огромной – не то что ее ножка. Впечатляющее различие, к тому же возбуждающее.
– Где Вилли? – сказала Элиза первое, что пришло в голову.
Грудь мужа сотрясалась от беззвучного смеха.
– Он проснулся раньше меня и завыл, требуя, чтобы его выгуляли, а потом Бернард отвел его на кухню.
– Вот как?.. – пробормотала Элиза и тут же нахмурилась. «Нашла время спрашивать про собаку!» – отчитала она себя.
– Мне пришлось согнать его вчера ночью с кровати, – признался Хью, и рука его, скользнув по животу Элизы, легла меж ее ног.
«А ведь он и впрямь делает со мной все, что хочет», – промелькнуло у нее. Впрочем, ей это нравилось, и она хотела лишь одного – чтобы муж делал это быстрее и энергичнее.
– Я бы не хотел начинать нашу семейную жизнь с установления правил, – продолжил Хью, – но одно правило должно соблюдаться неукоснительно: пес спит в своей постели, а я – в своей, со своей женой. – Он легонько прикусил мочку ее уха.
– Ну, если вы, милорд, настаиваете… – пробормотала Элиза, раздвигая ноги и предоставляя мужу еще большую свободу действий.
– Да, я настаиваю, – проговорил Хью хриплым шепотом, продолжая ласкать Элизу. – Жена моя, – сказал он с ударением на первом слове.
Элиза чувствовала, что с мужем что-то не так, но под его ласками она теряла способность думать, не то что говорить. Стон облегчения сорвался с ее губ, едва он вошел в нее. А потом для нее не существовало ничего, кроме него: кроме его искаженного страстью лица и обжигающего взгляда.
– Моя жена, – хрипло пробормотал он после того, как, запрокинув голову, издал победный крик и содрогнулся всем телом. – Навеки моя…
Элиза поглаживала его по вздымающейся, влажной от пота груди, и сердцу ее, переполненному любовью, было тесно в груди.
– И ты мой навсегда, – с нежностью в голосе прошептала она.
Несколько минут они пролежали без движения, не в силах шевельнуться. Элиза пыталась, но не могла приучить себя к мысли, что этот потрясающий мужчина – ее муж, который к тому же находил ее привлекательной. Она провела ладонью по его мускулистой спине. Ей все еще не до конца верилось в то, что она имела право к нему прикасаться. Хью положил ладонь ей на грудь, и Элиза блаженно вздохнула. Они теперь муж и жена, и у них может появиться ребенок, который еще крепче привяжет и друг к другу. О большем Элиза не могла и мечтать.
– Я люблю тебя, – тихо сказала она.
– Вот и хорошо, – пробормотал Хью. Элиза смущенно засмеялась, а он, приподнявшись на локтях, посмотрел ей в глаза. – Дорогая, чем ты сегодня думаешь заняться?
Элиза заметила, что муж не ответил на ее признание, но не придала этому особого значения. Мужчинам трудно говорить о таких вещах, а что касается поступков, то Хью вполне убедительно продемонстрировал свои к ней чувства.
– Скажи, дорогой, когда в последний раз в этом доме был ремонт?
– Ремонт? – в растерянности переспросил Хью. – Понятия не имею.
Элиза понимающе кивнула. Дом выглядел запущенным и мрачным. Он был и старше, и меньше, чем отцовский, и, увы, не стоял на солнечном холме над рекой. Но это вовсе не означало, что на него можно было махнуть рукой.
– Я думаю поговорить об этом с твоей матерью, – сказала Элиза. – Она так элегантно одета… Но, наверное, у нее нет времени или желания заниматься домом. Гостиная оставляет гнетущее впечатление, а что до этой спальни, то она кого угодно может вогнать в меланхолию.
– Да, верно, – согласился Хью, рассеянно поглаживая жену по волосам, разметавшимся по подушке. – Мой отец не любил Лондон, и потому мы редко наведывались сюда до этого сезона. Последние несколько лет дом сдавали в аренду, и освежить его, конечно, не помешает.
– Что ж, тогда… – Элиза покрепче прижалась к мужу и положила голову ему на плечо. – Я думаю, твоя мама не обидится, если я приглашу ее принять участие в переделке вместе со мной?
Рука мужа замерла на подушке.
– Надеюсь, не обидится. Теперь ты хозяйка дома, дорогая.
Элиза поняла намек.
– Но я вовсе не хочу ее оскорбить. Я… Я совсем не помню свою мать, и мне бы очень хотелось, чтобы твоя привязалась ко мне.
Хью резким движением приподнялся, затем сел, спустив ноги на пол.
– Она не станет возражать, если ты освежишь обстановку в доме, – сказал он, вставая, и тут же накинул халат.
Элиза села в постели, опершись спиной о подушки и натянув одеяло до самого подбородка. Необъяснимое поведение мужа очень ее смущало. Она даже не знала, что сказать.
– У меня сегодня дела в городе, но к ужину я вернусь, – сообщил Хью уже на пути к гардеробной.
Дверь за ним закрылась, и Элизе лишь оставалось гадать, что же она сказала или сделала не так.
Хью умылся, оделся и отправил Бернарда на кухню за Вилли. Мать собак не любила, а Эдит боялась, но он не мог лишить Элизу возможности общаться с любимым питомцем.
Нельзя сказать, чтобы Хью не понимал, что ему лучше бы остаться дома, чтобы помочь жене общаться с его матерью и сестрами и добиться, чтобы те приняли ее в семью. К тому же Элиза подсказала ему идеальный путь к достижению этой цели. Когда они с матерью и сестрами вынужденно переехали в Лондон, мать чуть ли не умоляла его позволить ей выбросить старые пыльные портьеры из гостиной и поменять там мебель. Хью не позволил это сделать лишь потому, что у него не было денег, но сейчас ситуация изменилась к лучшему. Мать должна была прийти в восторг от того, что обзавелась невесткой, которая не только стремилась переустроить дом, но и имела для этого и вкус, и навыки, и средства. От него требовалось только одно – должным образом представить матери планы Элизы, и тогда они обе найдут себе достойное и увлекательное занятие.
Да, все так, но главное на сегодня – поговорить с Ливингстоном и его сыном. Придется держать себя в руках и не реагировать на провокации. Что бы они ни говорили об Элизе, придется молчать. Если бы Эдит не была по уши влюблена в этого Бенвика, Хью не стал бы стараться. Но счастье сестры было для него важнее всего – важнее его собственного счастья и выше гордости. Ради сестры он готов придержать язык и не отвечать на оскорбления.
Выдержка Хью подверглась серьезному испытанию еще до того, как он вышел из дома. Спустившись вниз, он столкнулся с Эдвардом Кроссом – тот только вошел, и дворецкий все еще держал в руках его плащ и шляпу. Увидев спускавшегося по лестнице зятя, Кросс самодовольно ухмыльнулся, и ухмылка эта не могла не вызвать неприязни.
– Доброго утра, лорд Гастингс, – улыбаясь до ушей, сказал Кросс.
– И вам, мистер Кросс, – с легким поклоном ответил граф. – Я вас не ждал.
Тесть приподнял бровь.
– Не ждали? Но мы ведь теперь одна семья.
Эти слова Кросса стали для графа последней каплей.
– Что ж, тогда проходите, – процедил он сквозь зубы и, развернувшись на каблуках, направился к кабинету.
– Зря злитесь, – сказал Кросс, закрыв за собой дверь кабинета. – Я принес вам свадебный подарок.
Он достал из кармана конверт и протянул графу. Хью знал, что находилось в конверте: догадался, еще даже не открыв его. Там были закладные, векселя, долговые расписки и счета. И на каждом из документов красовалась печать и надпись поперек: «Оплачено полностью». Более того, везде красовалась знакомая подпись – подпись отца. Гнев и обида на родителя вспыхнули с новой силой. Пожалуй, на отца Хью сейчас злился сильнее, чем на Эдварда Кросса.
– Спасибо, – пробормотал граф.
– Все, как мы договаривались, – ответил Кросс с ироничной усмешкой. – Я уже дал указание своим поверенным перевести на ваш счет оставшуюся сумму приданого Элизабет.
Все шло точно в соответствии с договоренностью, которую они заключили чуть больше месяца назад. Обе стороны выполнили свои обязательства. Вчера, словно по мановению волшебной палочки, Хью из безнадежного должника превратился в богатого человека с перспективами стать еще более богатым. Все долги его оказались оплачены, и в ближайшие дни счет его пополнится еще сорока тысячами фунтов. Но отчего же тогда он не чувствовал радости, а лишь зияющую пустоту в груди?
Хью медленно сложил документы и убрал в ящик стола. Подняв глаза на своего тестя, он сказал:
– Мистер Кросс, вы можете навещать дочь в любое время, когда пожелаете. Покуда Элиза желает вас видеть и принимать, этот дом открыт для вас.
– Как вы любезны… – все с той же усмешкой заметил Кросс.
– Однако наши с вами дела закончены, – продолжил граф. – Со времени нашего первого разговора мне не раз напоминали о том, что вы человек трудный и у вас есть враги.
– У каждого человека есть враги. Смею заметить, что найдется немало людей, которые считают, что власть и положение в обществе достались вам незаслуженно, и эти люди винят во всех своих бедах вас, – проговорил Кросс, скрестив на груди руки.
Пытаясь успокоиться, Хью мысленно досчитал до пяти, и немного помедлив, спросил:
– Что произошло между вами и Ливингстоном?
Кросс, казалось, удивился такому повороту.
– Ничего особенного. – Он пожал плечами. – Мы совместно владели акциями одного горнодобывающего предприятия.
– Он утверждает, что вы его обманули.
– Неужели? – Кросс изобразил удивление. – Знаете, этот Ливингстон – скряга и невежда. Он почему-то вообразил, что получит втрое больше, чем вложил. Но вышло не так, как он хотел.
Хью тоже считал Ливингстона скрягой, но ждать от Кросса, что он признает себя виновным в обмане… Это было бы странно.
– Не похоже, чтобы вы сильно переживаете из-за того, что вас считают мошенником, – заметил граф.
– Мнение Ливингстона и ему подобных меня не волнует, – с брезгливым презрением сказал Кросс.
Хью при всем желании не мог позволить себя такую же независимость от чужого мнения. В конце концов, Ливингстону предстояло стать его тестем – если, конечно, удастся переубедить виконта…
– Ливингстон и ему подобные составляют общество, в котором я живу, – проговорил Хью. – И мне приходится считаться с их мнением.
Кросс смерил зятя внимательным взглядом, и помолчав, сказал:
– Я мало что могу сделать для того, чтобы Ливингстон изменил мнение обо мне к лучшему. Если бы наш с ним временный союз принес ему прибыль, он не стал бы думать обо мне лучше. Для него я так бы и остался простолюдином, плебеем. Но ведь и вы считали так же, милорд.
– Должен признаться, что я вообще никогда не думал о вас до того, как вы вторглись в мою жизнь.
Кросс ухмыльнулся.
– И вторжение обернулось для вас немалой выгодой, верно?
Кросс был прав, и это ужасно раздражало.
– Я очень надеюсь, что все, что сделано, сделано к лучшему, поскольку я брал на себя обязательства длиной в жизнь, – сказал Хью.
Ухмылка сползла с лица Кросса, и он пробурчал:
– Вы о чем?..
«Будь что будет», – подумал Хью. Этот человек не понимал намеков, так что не стоило деликатничать.
– Я бы предпочел видеть вас не очень часто, а лучше – вообще никогда не видеть, – произнес граф.
Кросс усмехнулся, но взгляд его был тяжелым.
– Вот как? Значит, я могу посещать только Элизу?
– И было бы очень желательно, чтобы вы извещали о своем приезде заранее, – добавил Хью.
– Чтобы вы, все прочие, могли уйти до моего прихода, дабы не замараться? – со смешком осведомился Кросс. – А как вы объясните это своей жене?
– Я не собираюсь ничего объяснять, – заявил Хью. – Я просто запланирую на это время какое-нибудь дело, которое потребует моего присутствия в другом месте, с тем чтобы вы могли общаться с дочерью сколь угодно долго и без помех. – Но куда важнее вывести из дома мать и сестер. С Элизой они согласны вести себя корректно, но не с ее отцом. – А если из-за вас, Кросс, Бенвик бросит Эдит, то в доме разразится гражданская война.
– А как насчет детей? – сквозь зубы процедил Кросс.
Хью не стал обострять ситуацию.
– Мы решим этот вопрос, если возникнет необходимость.
– «Когда», а не «если», – поправил Кросс. – Я рассчитываю увидеть своих внуков.
Немного поколебавшись, Хью кивнул. Он надеялся обзавестись наследником, желательно – не одним. Из Элизы получится прекрасная мать, любящая и заботливая. Но, черт возьми, он не допустит, чтобы Кросс оказывал влияние на его детей. Конечно, он сможет их видеть и сможет с ними играть, но не более того.
Несколько долгих секунд они в мрачном молчании сверлили друг друга взглядами. Первым сдался Кросс: усмехнувшись, церемонно поклонился и сказал:
– Как вам будет угодно, милорд.
– Мистер Кросс, – тщательно подбирая слова, проговорил Хью, – я не хочу, чтобы мы стали врагами. Элиза теперь моя жена, что делает нас членами одной семьи. Я вчера поклялся перед Богом почитать ее и защищать, и я буду верен этой клятве. Но ваше вмешательство в мои дела и то, как вы мной манипулировали, вызывает во мне далеко не лучшие чувства. Я не могу заставить себя относиться к вам как к другу.
– Я этого и не требую, – сказал Кросс. – Я все понимаю. Предметом сделки была не наша дружба. Я платил за то, чтобы у моей дочери появился хороший муж. Пока вы будете для нее хорошим мужем, мы с вами не станем ссориться. Если желаете, я избавлю вас от своего присутствия и не стану чернить в глазах Элизы. Но, Гастингс, если вы не будете хорошим мужем, то хорошенько запомните: я вам не друг, поэтому ради своей дочери пойду на все.
С этими словами мистер Кросс поклонился и вышел из комнаты.
Глава 18
Начало кампании по завоеванию сердец свекрови и золовок оказалось не слишком удачным. Элиза не хотела, чтобы новые родственницы сочли ее слишком гордой или заносчивой, и потому завтракать отправилась вниз, решив разделить трапезу с членами семьи. Уже на подходе Элиза услышала доносившийся из столовой смех и остановилась у двери: там, в комнате, что-то оживленно обсуждали, – но она не прислушивалась, все свои силы направив на то, чтобы унять предательскую дрожь в руках. Выпрямив спину и опустив плечи, как ее учили в пансионе, она с гордо поднятой головой вошла и пожелала всем доброго утра.
Ее встретили гробовым молчанием. Со звоном ударилась о столешницу выроненная Генриеттой ложка. У графини сделалось каменное лицо, Генриетта выглядела встревоженной, а лица Эдит Элиза не разглядела, потому что та при ее появлении вскочила и, подбежав к буфету, повернулась к ней спиной.
– Надеюсь, я не помешала, – промолвила Элиза, но, как ни старалась, уверенности ее голосу явно не хватало.
– Конечно же, нет, дорогая. Прошу вас, проходите. Мы вам всегда рады, – сказала вдовствующая графиня и, обращаясь к лакею, добавила: – Джеффри, поставьте тарелку для леди Гастингс.
Элиза уже собиралась сказать, что сама способна себя обслужить, но вовремя спохватилась. Место рядом с матерью Хью было свободно, и она его заняла.
– Какой красивый фарфор, – проговорила Элиза, когда лакей принес ей тарелку. – Спасибо, Джеффри.
В комнате снова воцарилась тишина. Элиза украдкой наблюдала за своими новыми домочадцами, надеясь, что ей удастся понять их и найти способ завоевать их благосклонность. Она не вполне понимала, в чем причина их скованности: ведь еще несколько минут назад они непринужденно болтали и смеялись. К тому же Хью, рассказывая о сестрах, не давал повода считать их зазнайками и ханжами.
Как бы там ни было, только графиня Розмари была с ней любезна, и Элиза решила, что сначала надо сблизиться именно с ней. Графиня все еще прекрасно выглядела и была одета по последней моде. Серебряные пряди в ее волосах были видны только с самого близкого расстояния к тому же она была стройна и подвижна. Генриетта, младшая из сестер, была похожа на брата глазами и волосами, но самой миловидной из них всех, настоящей красавицей, была голубоглазая блондинка Эдит – вся в мать.
– Мне следует извиниться за Вилли, – сказала Элиза. – Я не хочу, чтобы он доставлял кому-либо неудобства.
Розмари улыбнулась – улыбка продержалась на ее лице не больше секунды – и проговорила:
– Вы так внимательны… Никто меня не предупредил, и его появление стало для мне сюрпризом. Не сказать, чтобы очень приятным.
– Вилли хороший пес, – с улыбкой произнесла Элиза. – Он привык играть в саду у дома, но умеет прилично вести себя и в доме.
Столовый прибор со звоном ударился о фарфор. Элиза повернула голову и увидела, что Эдит, бледная как полотно, смотрела на нее расширившимися от ужаса глазами.
– Вы привезли с собой собаку? – осипшим голосом пробормотала девушка.
– Это правда? – с веселым любопытством спросила ее младшая сестра; она сразу оживилась.
– Да, – кивнула Элиза, улыбаясь Генриетте и радуясь, что хоть кто-то отреагировал положительно на появление в доме Вилли.
Эдит со страдальческим видом взглянула на мать и опустила глаза. Восторга в глазах Генриетты сразу поубавилось, и она отвела взгляд. Не зная, что сказать, Элиза принялась за чай.
После завтрака она повела Вилли на прогулку. Гулять с собакой так, как она привыкла в Гринвиче, здесь, в Лондоне, не представлялось возможным, но неподалеку находился Грин-парк и прогуливаться по извилистым тропинкам в тени деревьев было довольно приятно. К тому же, как только что поняла Элиза, Генриетта с удовольствием составит ей компанию во время прогулок с псом. В общем, все было не так уж плохо, и Элиза домой возвращалась в приподнятом настроении.
Но стоило ей ступить за порог своего нового дома – и она тяжело вздохнула. Хотя окна фасада выходили на южную сторону, а вид был неплохой – на сквер с клумбами и зеленой травой, – создавалось впечатление, что сумрак в комнатах никогда не рассеивается. Элиза старалась не смотреть на унылые мрачные обои и обветшавшую мебель. «Не капризничай», – сказала она себе, протянув лакею плащ. Затем вместе с Вилли отправилась в «ту самую» комнатку с секретером и письменными принадлежностями, которую здесь, как она поняла, называли утренней. Элиза решила написать Джорджиане и пригласить ее в гости. Встреча с подругой непременно поднимет ей настроение.
Написав письмо, Элиза решила поискать того, кто его отправит, и, выйдя в коридор, заметила, что в доме необычно тихо.
– Где леди Гастингс? – спросила она у дворецкого.
– Она ушла, мэм, вместе с леди Эдит, – ответил Уилкинс.
– Да, понимаю, – кивнула Элиза и, не придумав ничего лучше, вернулась в утреннюю комнату.
Вилли поднял голову и жалобно взвизгнул. Элиза опустилась на пол рядом со своим любимцем, и пес забрался к ней на колени. Она грустно улыбнулась и, почесав Вилли за ухом, ласково проговорила:
– Что бы я без тебя делала, мой мальчик?
В дверь постучали, и Элиза, подняв глаза, увидела Генриетту, вернее – только ее голову: девушка боязливо заглядывала в приоткрытую дверь.
– Это ваша собака? – спросила она.
Элиза вскочила на ноги.
– Да, это Вилли. Заходите, не бойтесь, он очень добрый. Вилли, сидеть! – строго приказала она псу.
Виляя хвостом, Вилли сел у ее ног. Генриетта вошла и, нервно улыбаясь, спросила:
– А что я должна делать? Как с ним общаться?
– Просто дайте ему обнюхать вашу руку.
Затаив дыхание, Элиза смотрела, как ее золовка осторожно подходит к Вилли, не спуская с него глаз. Генриетта с опаской протянула псу руку, и Вилли – вот молодчина! – не сходя с места и не подавая голоса, обнюхал руку девушки и лизнул пальцы, после чего с надеждой во взгляде уставился на свою новую знакомую.
– Он такой ласковый… – сказала Генриетта с восторженной улыбкой.
Читать бесплатно другие книги:
