Песня Вуалей Кузнецова Дарья
– Местами, – иронично хмыкнул мужчина, ставя рядом с диваном отлично знакомый потертый чемодан. – Прости, сразу не догадался – я привез твои вещи и книги.
– А я тебе ужин взяла, – смущенно пробормотала я, разглядывая ковер. – Я, правда, не знаю, что ты любишь.
– Я всеядный, – отмахнулся он. К счастью, спорить и доказывать, что у него нет времени на ужин, не стал.
– Спасибо за книги, хоть чем-нибудь полезным займусь, – опомнившись, поблагодарила я и потянулась за чемоданом.
А потом пришло осознание, и меня буквально замутило от ужаса.
– А ты эти книжки смотрел? – неверным голосом спросила я, застыв на полпути.
– Только одну, – невозмутимо отозвался от стола Разрушитель, шурша какими-то бумагами. Только бы не… – Ту, которая в чемодане почему-то оставалась, – добил меня все тем же спокойным тоном мужчина. Я почувствовала, что щеки мои уже вовсю пылают огнем и даже, кажется, дымятся. – Интересное произведение, я на него раньше не натыкался, – весело хмыкнул сыскарь.
– Дагор! – не выдержала я, пряча лицо в ладони. Боги, как же стыдно! – Прекрати!
– Ты о чем? – невозмутимо уточнил Разрушитель, выходя из-за стола и приближаясь ко мне.
– О том, что я сейчас прожгу тебе диван! – выдавила я, не зная, куда спрятаться и как теперь вообще смотреть ему в глаза.
– Хорошая книга. Особенно иллюстрации, – добавил масла в огонь мужчина, присаживаясь рядом со мной. Правда, серьезный тон под конец не выдержал, и в голосе явно прозвучала улыбка. – Ну, извини, не удержался, – тихо рассмеялся он, обнимая меня и притягивая к себе. Я с удовольствием воспользовалась возможностью уже почти привычно спрятаться на широкой груди мужчины, даром что именно он только что вывел меня из равновесия. Нет, это просто наваждение какое-то, совсем не могу контролировать собственные реакции, когда он находится рядом! – Ты сама спросила, я тебя за язык не тянул. Да и на шкаф ты ее напрасно сослала, камень надо прятать в горах, – наставительно изрек сыскарь и вновь довольно засмеялся.
– Я тебя сейчас стукну, – бессильно проворчала я. – Вот зачем ты издеваешься?
– Не знаю, – убийственно честно ответил он, слегка пожимая плечами. – Давно не смеялся, а тут такой повод. Не сердись. Тем более книжка действительно оказалась… поучительной.
– Я это Иффе еще припомню, – мстительно пригрозила я. – Шутница.
– А зачем она тебе эту книгу подсунула? – правильно понял мои угрозы сыскарь. Ах да, он же в курсе, кто собирал мой чемодан.
– Намек это. Грубый и прямой, как дубина, – буркнула я, чувствуя новый прилив смущения. – Не надо было самолично являться за моими вещами, а то они уже успели определить тебя как «интересного мужчину» и заочно сосватать тебе не то меня, не то Тарью, – пожаловалась я. Дагор опять засмеялся. Смех у него был приятный, тихий и мягкий, но оттого немного отдающий злорадством.
– Не ожидал, что у госпожи Берггарен настолько… солдатское чувство юмора, – он, кажется, задумчиво качнул головой. – Но, с другой стороны, если бы не она, так бы и оставался в моих литературных познаниях существенный пробел.
– Ладно, я все поняла, – я мученически вздохнула. – Ты мне эту книжку теперь до конца жизни припоминать будешь, да?
– Это вряд ли. Но сегодня, пожалуй, да, припомню еще пару раз, – успокоил меня мужчина.
Ладно, один вечер я как-нибудь переживу.
Мы немного посидели вот так, обнявшись. Почему-то Дагор не спешил возвращаться к делам, а мне и вовсе некуда было торопиться.
– Ты забавно на меня влияешь, – задумчиво хмыкнув, нарушил тишину Разрушитель. – Я почему-то с тобой чувствую себя мальчишкой и веду себя соответственно. Приходится постоянно напоминать себе, что я взрослый серьезный маг.
– У меня та же проблема, – поделилась я. Было неожиданно приятно выяснить, что не только я с этим маюсь. – Почему-то когда ты рядом, я совершенно теряюсь и забываю про всю свою магию. Даже с кровниками такого никогда не бывало!
– Надо уточнить у Тахира, может, оно так и должно быть, – предложил он.
– Нет! – испуганно вскинулась я. – Вот это точно не надо у Тахира спрашивать, обойдется! – более развернуто ответила я на озадаченный взгляд мужчины.
– В каком смысле?
– В том смысле, что нечего ему за наш с тобой счет развлекаться. Вернее, развлекаться он и так будет, и уже это делает, но с такими вопросами разберемся как-нибудь сами.
– Не ворчи, – едва заметно улыбнулся Дагор, прижал мою голову к плечу и легко поцеловал в макушку. Как все-таки стремительно и резко он переменился, даже не по себе делается. С другой стороны, может, наоборот, вдруг стал самим собой? – Большой беды не будет, а Великий Целитель хоть и развлечется, но вряд ли опустится до насмешек. Зато можно будет выяснить точно, а не строить предположения, – пояснил он и, покинув диван, вернулся к столу. Где опять чем-то загремел и зашуршал. Кажется, собирался разогревать еду, чем сильно меня приободрил.
– Ладно, тогда пусть я об этом разговоре не узнаю. Хотя… Толку-то? Я и так буквально вижу перед собой его довольную ехидную физиономию, – проворчала я, смиряясь с неизбежным. В конце концов, Тахир слишком много для меня сделал, чтобы отказывать хорошему человеку в маленьких удовольствиях.
Чтобы не сидеть просто так, а наконец-то заняться полезным делом, я закопалась в чемодан и принялась доставать оттуда книжки. Смущение при мысли о «Бархатном пути» меня все еще посещало, но, к счастью, не настолько сокрушительное. Может, и к лучшему, что Разрушитель уже увидел эту книжку и уже посмеялся, а то представляю, как бы я прятала ее в кабинете.
– Как ты тут? Не совсем устала от скуки? – переводя тему, почти светским тоном поинтересовался Зирц-ай-Реттер.
– Ну, у меня были книги, а еще меня немного развлекли твои коллеги, – усмехнулась я, вспоминая собственный завтрак. – Представляешь, мне довелось познакомиться с твоей поклонницей.
– С кем? – удивленно переспросил мужчина.
– С некой Хайят, она тут помощницей следователя работает.
– А почему «поклонницей»? – продолжил недоумевать он.
– Строго говоря, это Халим предположил, но, если судить по ее поведению, действительно похоже, что она тебя ко мне приревновала, – настала моя очередь ехидничать, потому что очень уж потешно выглядел строгий Разрушитель с до крайности озадаченным выражением на лице.
– Кхм, – наконец очнулся он. – Лучше бы я не спрашивал.
– Да ладно, почему тебя это так шокировало? – улыбнулась я. – Мне кажется, после моей… истории со мной уже ничему не стоит удивляться. Даже наоборот, закономерно, что не я одна такая.
Насмешка испарилась, и в воздухе повисло неловкое молчание. Точнее, с моей стороны неловкое, а мужчина вполне спокойно ел. И правильно делал.
Я волевым усилием отогнала недостойные мысли и вернулась к книгам. Да, говорила во мне ревность, и я прекрасно это понимала, как понимала ее полную беспочвенность; я даже, кажется, случай этот вспомнила, чтобы проверить реакцию Дагора, и теперь устыдилась. Вытянув из чемодана очередную книгу, я возложила ее на колени и задумчиво посмотрела через стол на хозяина кабинета. С едой он закончил, но опять закопался в бумаги.
– Дагор, а что ты думаешь про «истинное предназначение дара», о котором говорил Тахир? – наконец я не выдержала повисшей тишины.
– Я с ним согласен, – он пожал плечами. – Дом Иллюзий действительно очень от него отдалился. Чем ближе я с ним знакомлюсь, тем сильнее недоумеваю: как среди таких наставников умудрились вырасти такие люди, как ты или Пирлан. Или ты не об этом?
– Не совсем, но я тебя поняла, – вздохнула я, возвращая внимание книге на коленях. И даже почти не удивилась, что это оказался пресловутый «Бархатный путь». Философски хмыкнув, наугад открыла книжку. Хоть удовлетворю свое любопытство, что же там за иллюстрации такие?
Кхм. Они оказались очень красочные и очень подробные – художник явно обладал талантом и к делу подошел с душой. Я рассмотрела одну картинку, перевернула страницу…
– Лейла, а что ты знаешь про Маарифа Идар-ай-Аля? – подал голос мужчина. – Ты чего? – озадаченно уточнил он, потому что от неожиданности я подпрыгнула как застигнутый на месте преступления незадачливый воришка и торопливо захлопнула книгу, опять чувствуя, что щекам моим горячо.
И на этот раз смущение оказалось более чем оправданным, потому что вызвала его не книжка и даже не картинки, а неприличные мысли, возникшие в моей голове при взгляде на иллюстрации. Наверное, нет ничего удивительного, что мысли эти касались хозяина кабинета. И даже, наверное, вполне закономерно, что я попыталась представить в реальности то, что было изображено на картинке. Но кому от этого легче?
– Идар-ай-Аль? – торопливо переспросила я, пытаясь взять себя в руки. – Он с учениками никогда не возился, так что я видела его только мельком. Мне показалось, он очень гордый и надменный. Еще слышала немного сплетен.
– Какого характера?
– В основном личного. Он очень хочет себе наследника-мага и довольно пренебрежительно относится к обычным людям. Первую жену потому и бросил, что оба ребенка оказались без дара, причем буквально выбросил на улицу. Говорят, года два назад снова женился на какой-то Иллюзионистке, совсем еще девчонке, она еще даже обучение тогда не закончила. А больше я о нем ничего вспомнить не могу, вроде как маг не просто талантливый, а гениальный, и все. А что, он тоже как-то замешан? – удивилась я.
– Предположительно, – уклончиво ответил мужчина, возвращаясь к своим бумагам.
Я же, затолкав злополучное творчество Максуда Ненасытного на самое дно чемодана, обложилась книгами прямо на диване, разложила на коленях записи… и поняла, что письменных принадлежностей у меня нет.
Тяжело вздохнув, выбралась из-под груза знаний и памяти и подошла к столу, окидывая его ищущим взглядом.
– Ты чего? – в очередной раз отвлекся на меня Разрушитель.
– Не обращай внимания, я просто ручку ищу, – успокоила я его. Мужчина тоже окинул стол взглядом, с сомнением покосился на ту ручку, которой писал сам. Но на такую жертву оказался не готов, поэтому пришлось все-таки отложить свои дела и помогать мне с поисками. Правда, у сыскаря получилось лучше. Видимо, он просто знал, где у него что лежит, и из-под стопки каких-то старых пожелтевших документов была наконец добыта нужная вещь.
– Дагор, а ты веришь в таланты пророчиц? Общался с ними когда-нибудь? – тихо уточнила я, вернувшись на свое место. Мужчина бросил на меня задумчивый взгляд поверх стола.
– Не было повода, а что?
– Понимаешь, меня Пир в самом начале этой истории к ней направил, и я периодически вспоминаю ее слова. Они почему-то очень ярко отпечатались в сознании, я даже интонации помню. Поначалу казалось, что это все глупости, но…
– А что именно она тебе сказала? – полюбопытствовал следователь. Я слово в слово пересказала слова старухи, внимательно наблюдая за реакцией мужчины. Ожидала, что тот поднимет меня на смех, но Разрушитель слушал внимательно и глядел на меня очень серьезно, испытующе. – Путь, отмеченный кровью? – задумчиво переспросил в конце.
– Она так сказала, – я пожала плечами. – Думаешь, все это имеет смысл?
– Пророки… странные существа, – медленно, с расстановкой проговорил мужчина. – Они видят то, что не дано увидеть прочим. Лично я с ними не пересекался, но слышал многое. Их мало, они ревностно хранят свои тайны, и сбрасывать их слова со счетов, пожалуй, не стоит. Особенно когда рекомендации настолько… явные.
– Ничего себе – явные! – Я раздосадованно поморщилась. – Ну, про страх и надежду, положим, она угадала, а все остальное… Про силы я вот не поняла. Думала, одна из них – дор Керц. Потом начала думать, что одна из них – ты. А теперь вообще ничего не понимаю!
– С силами вариантов много, – возразил он. – Например, одной из них может быть дор Керц, а второй – Его Величество. Или, скажем, эти две силы могут быть твоими стремлениями – светлыми и темными. А вот путь, отмеченный кровью…
– У тебя есть какие-то предположения? – насторожилась я.
– Пожалуй, – кивнул Разрушитель. – Но пока ничего конкретного.
Намек был понятен, и настаивать на пояснениях я не стала. Угнездившись на диване и опять обложившись книгами, я вдруг поймала себя на странном движении: попытке нащупать что-то непонятное в непосредственной близости от собственной руки. Через мгновение до меня дошло, что я просто хочу кофе. Пришлось снова вставать и идти к шкафу.
– Будешь кофе? – осторожно позвала я задумчивого Зирц-ай-Реттера.
– Да, если несложно, – откликнулся он, не вынимая носа из кипы бумаг.
Теплый горький запах заполнил кабинет очень быстро, сразу добавляя в старые обшарпанные стены уюта. Вполглаза наблюдая за процессом, я то и дело через плечо косилась на мужчину, отмечая мелкие детали, которые почему-то казались мне ужасно трогательными. Например, занимаясь бумажной работой, он закатывал рукава, как делают некоторые перед сложной физической нагрузкой, и можно было подробно рассмотреть очень широкие и тяжелые металлические браслеты на запястьях, чем-то жутковато похожие на кандалы. И ручку мужчина держал как-то непривычно, щепотью, очень аккуратно, будто боялся сломать. Задумавшись, начинал тереть двумя пальцами висок. Начав что-то записывать, часто останавливался, явно подбирая слова и перечитывая уже написанное.
Засмотревшись, я в итоге чуть не упустила кофе, опомнилась буквально в последний момент и едва успела подставить кружку под уже убегающий напиток.
К счастью, посуды у следователя в шкафу нашлось с запасом: одинаковых больших кружек было целых пять. И джезва была большая, чему я искренне порадовалась. Нет, я понимаю, что по традиции кофе пьют из крошечных чашечек, но лично мне такая посуда не нравилась. И Разрушителю, видимо, тоже.
– Ваш кофе, господин подполковник, – весело позвала я, подходя к столу и аккуратно балансируя горячими полными кружками. Дагор, кивком поблагодарив, аккуратно обеими ладонями принял горячую посуду (даже не поморщился!) и поставил перед собой. А потом, когда я почти сделала шаг назад, чтобы обойти его и вернуться на диван, вдруг ловко перехватил одной ладонью предназначенную мне кружку, чтобы поставить ее на стол, а второй рукой невозмутимо придвинул меня поближе. Я растерянно замерла, озадаченная таким внезапным проявлением нежности; мужчина же крепко обнял меня обеими руками, уткнувшись лбом куда-то в область солнечного сплетения. Впрочем, растерянность долго не продлилась, и я с удовольствием ответила, обнимая широкие плечи и бедовую голову, зарываясь пальцами в волосы и ласково массируя макушку кончиками пальцев. – Совсем тебя замучили, да? – тихо поинтересовалась я. – Бедненький…
Он насмешливо хмыкнул куда-то мне в живот.
– Скорее, ты была права, я действительно устал. Старею.
– Ну, в таком случае ты замечательно сохранился, – хихикнула я в ответ. Дагор вновь неопределенно хмыкнул. Потом с душераздирающим скрежетом рывком отодвинулся вместе с креслом от стола и с той же уверенной настойчивостью притянул меня к себе на колени, разглядывая с непонятным выражением лица. – Что, настолько все плохо? – я озадаченно нахмурилась. – Я чем-нибудь могу помочь? Нет, ну с делом вряд ли помогу, толку с меня, а так… Хочешь, я тебе плечи помассирую? Я умею, я на кровниках тренировалась.
– Не сейчас, – он забавно сморщил нос. – Но я запомню это предложение. Сейчас оно вряд ли поможет мне сосредоточиться на работе, твое присутствие от нее почему-то здорово отвлекает.
– В каком смысле? – озадачилась я. Нет, предположения, что именно он имеет в виду, у меня были. Но какие-то сплошь неправдоподобные. – Я вроде старалась сидеть тихо.
– Не сомневаюсь, – усмехнулся мужчина. И так же спокойно и уверенно, как совершал за последние полчаса все прочие нехарактерные и странные поступки, привлек меня ближе для поцелуя.
А я вдруг поймала себя на паническом страхе, что все это может оказаться сном. Что вот-вот я проснусь, а подполковника Разрушителя Зирц-ай-Реттера не окажется в этом мире. Не просто среди живых, а вообще как такового. Что я просто придумала этого сильного мужчину с серьезными карими глазами, а на самом деле есть только страх и ничего кроме.
Поэтому на поцелуй я ответила почти с отчаянием. Пытаясь убедить себя, что опасения беспочвенны, что – вот же он, рядом, живой и теплый. Человек, а не магография в газете.
Не знаю, в чем пытался себя убедить Дагор, но он как будто разделял мои страхи. Прижимал к себе так крепко, что было тяжело дышать, и целовал жадно, будто в следующее мгновение мог погибнуть весь мир.
В какой-то момент я кристально ясно поняла: просто поцелуя мне мало. Никогда прежде ничего подобного я не испытывала. Может быть, просто боялась допустить хоть кого-то достаточно близко, чтобы получить возможность испытать? Хотелось забыться и сгореть без остатка. Хотелось, чтобы горячие ладони и осторожные губы стерли с моей кожи последние воспоминания о том моменте, когда закончилось мое детство и моя вера в людей. И я, окончательно все для себя решив, уверенно потянула вверх черную рубашку. Разрушитель не противился; хотя, кажется, и удивился. Только потом, когда плотная ткань отлетела куда-то в сторону, мужчина аккуратно взял мое лицо в ладони и, – глядя очень внимательно, серьезно, тревожно, – тихо спросил:
– Девочка моя, ты уверена, что этого хочешь?
Я бы предпочла ограничиться кивком, но сейчас он лишил меня простейшего пути. И робкое, на выдохе, «да» прозвучало в настороженной тишине комнаты как удар колокола.
А после этого надобность в словах отпала. Бесценные книги были небрежно сброшены на пол, на столе стыл свежесваренный кофе, но здесь и сейчас все это не имело значения. Как не имел значения и старый продавленный диван, и неумолимо-строгий бой часов, и напитанные чужими бедами стены здания ИСА. Окружающий мир оказался лишь смутным подмалевком, из которого могло получиться что угодно, а могло не получиться ничего. Дым, зеркала и кисея – суррогатное подобие реальности. Иллюзия.
Имели смысл лишь два стремящиеся слиться воедино переплетенных тела и две свивающиеся в единую тугую нить судьбы.
И – да, у моего кареглазого наваждения получилось легко и непринужденно прогнать призраков прошлого. Наверное, потому, что я знала: для этого человека не существует ничего невозможного. И верила – ему и в него – безоговорочно, без слов и доказательств.
Обнявшись, мы лежали все на том же диване, согревая друг друга и одновременно понемногу остывая от огня, в котором горели несколько минут назад.
– Это так странно, – пробормотала я, нарушая заполненную только нашим дыханием и тиканьем часов тишину.
– Что именно? – уточнил Дагор, потому что я запнулась, пытаясь воплотить ощущение в слова.
– Ты как будто поделился со мной своей силой, спокойствием. Так странно – не бояться. Мне сейчас весь мир, все Владыки с их больными фантазиями не страшны. Я только боюсь, что ты окажешься моим наваждением. Что я просто придумала тебя, от отчаяния и одиночества, и ты вдруг исчезнешь.
– Почему именно ты? Может, это я тебя придумал, – усмехнулся он. – Теплую, искреннюю. Не бывает таких Иллюзионистов. Ты точно уверена, что ты Иллюзионистка?
– Нет, ты не мог. Ты же Разрушитель, грозный и суровый. Это мы, Иллюзионисты, вечно путаемся в своих вымыслах. И вообще, ты меня просто плохо знаешь, – я не удержалась от хихиканья. Я чувствовала себя очень легкой и счастливой, и тянуло смеяться просто так, без всякой на то причины. – Точнее, наоборот, почему-то знаешь только меня, а все мои маски тебя боятся.
– Ты меня заинтриговала, – тихо засмеялся он. – Мне уже хочется с ними познакомиться. Но, желательно, издалека, со стороны.
– Правильно, близко не надо. Мне бы не хотелось ревновать тебя еще и к ним, – поерзав и устроившись поудобнее, серьезно пробормотала я, бездумно очерчивая кончиками пальцев жуткие белесые узоры на коже мужчины, будто надеясь их таким нехитрым образом стереть.
– А ты планируешь меня ревновать? – Голос мужчины прозвучал очень озадаченно.
– Почему – планирую? Уже. Вот, например, я до сих пор не могу поверить, что вы с этой Рай просто друзья. Кстати, почему она «Рай»?
– Из-за фамилии, – тихо рассмеявшись, пояснил он. – Пожалуй, соглашусь с тобой, все это очень странно и непривычно.
– Что я тебя ревную – странно? – улыбнулась я.
– Ну, это один из факторов. Я же говорил, я плохо помню, как выглядела жизнь до плена. То есть события помню отчетливо, людей помню, поступки, даже какие-то эмоции. Точнее, плохо помнил, а сейчас, с тобой, кажется, начинаю вспоминать. Или, наоборот, забывать, заменяя прошлое настоящим. И это очень странно. Чувствовать, понимать, сравнивать…
Мы еще некоторое время полежали в тишине и полудреме. И я полушепотом пробормотала, уже почти соскальзывая в сон:
– Там кофе остыл…
– Ну и Яростный с ним, – ответил мне Разрушитель. – Спи.
И я послушно заснула.
Дагор
Утро началось с громкого, решительного стука в дверь.
– Дагор, открывай, дело есть, – донесся до меня из коридора приглушенный голос Кадира. Такой гость с утра пораньше (на часах было начало восьмого) меня, мягко говоря, озадачил, поэтому пару секунд я потратил на бесплодные размышления на тему «а что ему вообще от меня надо?».
В чувство меня привела Лейла.
– Ой, – тихо и озадаченно проговорила она. А потом, скатившись с дивана, забегала по кабинету в поисках своей одежды. Опомнившись, я тоже принялся торопливо одеваться. Было странное ощущение, будто нас поймали на месте преступления. Или родители не вовремя вернулись?
Стук повторился, и Иллюзионистка замерла на месте, прижимая к груди ком из одежды, и испуганно уставилась на меня. А потом и я, и она, кажется, сообразили наконец, что происходит.
Рассмеялись одновременно.
Лель, хихикая, на цыпочках убежала в уборную, а я, на ходу застегивая брючный ремень, пошел открывать дверь, аккуратно перешагивая через живописно раскиданные по полу книги.
– Киначий клык! – поприветствовал меня, очень ошарашенно разглядывая, коллега.
– Ты меня ради этого разбудил? – иронично уточнил я, впуская Разрушителя в кабинет. К моему удивлению, он был не один, за плечом Кадира маячила его помощница, Хайят. Причем она меня разглядывала со странной смесью удивления и восторга. Тут же вспомнив вчерашние слова Лейлы об этой девушке, я почувствовал себя под таким взглядом крайне неуютно. И, махнув в сторону дивана рукой, двинулся к столу в поисках рубашки. Я точно помнил, что она была где-то там.
Ожидания оправдались. Подобрав одежду с пола, я легонько встряхнул ее, избавляя от пыли, и, надев, принялся заправлять в брюки. Гости все это время стояли едва не посереди кабинета и смотрели на меня почти круглыми от удивления глазами.
– Кадир, ты зашел исключительно полюбоваться на меня? Или экскурсию привел? – чувствуя, что начинаю раздражаться, проворчал я.
– Кхм. Извини. – Он рассеянно потер лоб ладонью и опустился на диван. – Я к тебе на самом деле по делу. Просто по твоему виду я, уж извини, решил…
В этот момент из уборной, опять прерывая только-только наметившийся конструктивный разговор, появилась свежеумытая Лейла, с напряженным и очень злым лицом пытавшаяся щеткой разобрать волосы.
– Я хотела тебя предупредить, что там все слышно, – не глядя в сторону гостей и полностью сосредоточившись на процессе, проговорила она. – Так что если у вас что-то секретное, я лучше выйду.
– Кадир? – опять окликнул я замершего и очень ошарашенно глядящего на Иллюзионистку коллегу. – Мне из тебя каждое слово надо клещами вытягивать? Тогда этим лучше заниматься не в моем кабинете!
Нет, удивление Кадира мне, по-хорошему, было понятно. Да что там, я сам никак не мог привыкнуть к стремительным изменениям в себе и своем ближайшем окружении! Но раздражало оно от этого не меньше. В конце концов, вопрос моего психического состояния и образа жизни мы могли обсудить в другое время, и совершенно не обязательно было для этого меня будить.
– Кхм. Может, мне попозже зайти? – совсем уж растерянно пробормотал коллега.
– Кадир! – не выдержав, рявкнул я. Проклятое горло обожгло болью, я снова закашлялся и полез в карман за платком. Уж сколько лет, а никак не привыкну.
Лейла, бросив на моего коллегу взгляд и полыхнув в его сторону неожиданно сильным раздражением, граничащим с настоящей злостью, опять всполошилась и с расческой наперевес кинулась к шкафу с посудой. Но потом, видимо, сообразив, что там ничего полезного нет и быть не может, схватила со стола кружку с вчерашним кофе и, держа посуду обеими руками, нерешительно подступила ко мне, глядя очень большими и очень печальными глазами.
Холодный кофе, это, конечно, не теплое молоко, но лучше, чем ничего. Поэтому я, кивнув в знак благодарности, взял из ее рук кружку и быстрыми мелкими глотками ополовинил.
– Спасибо, – проговорил осторожно, шепотом. Состроив сочувственную мордашку и действительно искренне переживая, она тихонько погладила меня по плечу. Я-то с такими приступами давно уже смирился, а Лейла отреагировала неожиданно сильной тревогой. Так что утешение требовалось скорее ей, поэтому я аккуратно приобнял женщину, привлекая к себе. Иллюзионистка вцепилась в меня обеими руками так, будто я по меньшей мере только что побывал при смерти. – Да все в порядке, не волнуйся.
– Легко сказать, – сердито проворчала она. – Не надо больше так делать. Если захочешь на кого-нибудь покричать, мне скажи. Я умею.
Я засмеялся, представив эту картину. Через мгновение Лель меня поддержала, тоже тихонько захихикав.
– Кхм, – вновь подал голос Кадир. – Так я, собственно, по какому вопросу-то. Сегодня ночью, около трех утра, в своем собственном доме повесился Юнус Амар-ай-Шрус. Ты им, кажется, интересовался. Ты чего? – растерянно уточнил он, ощутимо напрягшись.
– И ты десять минут тут фарову тоску[25] разводишь?! – раздраженно прошипел (потому что говорить пока не мог) я.
– Не шипи, – отмахнулся Разрушитель, судя по всему, окончательно взяв себя в руки. – Откуда я знал, что для тебя это настолько важно? Меня вообще попросил тебе это передать Дед Хаким, и я вот по дороге завернул сюда. Кто же знал, что застану тебя в такой щекотливый момент, – он насмешливо ухмыльнулся. – Ты обычно в это время уже вовсю делами занимаешься, даже когда никакого аврала нет.
– Ладно, я понял, извини, – поморщился я. – А он действительно самоубился или кто-то помог? – Я ободряюще сжал плечо ощутимо напрягшейся Лейлы.
– Ну, пока никаких поводов для сомнений нет. Записка есть, причем такая… исчерпывающая.
– Посмотреть-то на нее можно?
– Как эксперты вернут, да. Если вкратце, он пишет, что не может больше терпеть это давление, этот шантаж и видеть этих людей, что ему противно, и лучше уж в мешок к Караванщику. Кто и чем его шантажировал, пока непонятно, – пожал плечами коллега.
– Я догадываюсь, – я вздохнул. – Во-первых, уже практически доказано, что он регулярно истязал собственную жену. Во-вторых, он насиловал своих учениц, очень тщательно выбирая тех, за кого некому заступиться, и я даже затрудняюсь предположить, сколько подобных случаев имело место за его карьеру. Амар-ай-Шрус, говорят, очень боялся, что о его делишках станет известно. Так что если шантажировали, то, скорее всего, именно этим. Судя по всему, брали с него не деньги, а услуги: молчание и верную службу. Что с его семьей?
– Не удалось поговорить, обе женщины в истерике, пришлось Целителя вызывать, – сообщил Кадир, состроив недовольную гримасу. – Особенно с дочерью все плохо, она хохотала как безумная. В свете рассказанного тобой, начинаю понимать ее эмоции. Похоже, девочка была в курсе развлечений папочки и до смерти его боялась. Так я не понял, мне передавать это дело тебе?
– Да, пожалуй. Приобщу. Может, теперь, когда папаши нет, эта дочь расскажет что-нибудь полезное. Результаты обыска есть?
– Да мы особо не искали, – честно признался коллега. – Ну, сам понимаешь, самоубийство ведь, да и бабы эти истеричные добавили хлопот. Дочка все меня расцеловать пыталась, – он иронично хмыкнул. – Меня, единственное, шантаж заинтересовал, но люди обычно не хранят дома компромат на самих себя. Хотя я там на всякий случай человечка оставил, так что какая-никакая охрана есть, можешь вернуться с обыском.
– И все-таки подозрительно. Он точно сам в петлю влез?
– Точно или не точно, это тебе только боги скажут, – отмахнулся Кадир. – А так я все проверил, что я, мальчишка совсем? Рост, высота, табуретка, место привязки веревки. Даже узел такой характерный, кривенький, непрофессиональный. Трупная команда вскроет, отчитается, тогда уже можно точно говорить. Но пока поводов усомниться нет. Я тебе документы завтра все передам, не поздно? А то мы вообще с ночного дежурства, отдохнуть бы хотелось. Ну или вот если Хайят уговоришь посыльным поработать. – Он, усмехнувшись, кивнул на свою помощницу, о существовании которой я, признаться, совершенно забыл, увлеченный интересными новостями.
– Да ладно, до завтра потерпит, – покосившись на девушку, глядящую на нас с Лейлой с непонятным выражением (я даже эмоции ее разобрать не мог, там было слишком много всего намешано), решил я. Тем более, если даже Амар-ай-Шруса убили, ничего это для меня в ближайшем будущем не поменяет. Вряд ли его таким образом устранили случайные ночные воры. – Еще раз спасибо за известия.
– Пожалуйста, всегда бы так. Зашел поговорить с коллегой, а он с тебя дело снял, – усмехнулся Хамай-ай-Шарам. – Хайят, проснись! – Он потрепал замершую помощницу по плечу. Та вздрогнула и перевела озадаченный взгляд на старшего товарища. – Пойдем, все, хватит, ты уже на ходу засыпаешь, так что давай-ка до дома в срочном порядке. Дагор, держи меня в курсе, ладно? А то тут такое веселье, я же – ни сном ни духом, – напутствовал меня Кадир, и ранние гости ушли.
– Ты действительно думаешь, что он сделал это сам? – тихо проговорила Лейла.
– Выясню, – я пожал плечами. – Подобные типы зачастую бывают очень трусливы. И он вполне мог догадаться, что я пришел поговорить с ним не просто так, и это могло стать последней каплей.
– А ты с ним разговаривал? И какие выводы сделал? – внимательно вглядываясь в мое лицо, спросила женщина.
– Даже если бы не удалось его прижать, он бы умер, – спокойно ответил, не находя нужным что-то скрывать. – Я же тебе обещал.
– Да, было дело, – она вздохнула. – Ты прямо сейчас убежишь или мы можем сходить позавтракать?
– Пойдем, что уж там. Четверть часа меня не спасет, – принял решение я.
Улыбнувшись, Лейла собрала в хвост свои недочесанные волосы и быстро сунула ноги в тапочки. Так что ей еще пришлось ждать, пока я обуюсь.
– Давно мучаюсь вопросом, как тебе не жарко в таком виде? – поинтересовалась девушка. – Ну, все черное, ботинки глухие. Понятно, в помещениях во всех компенсаторы. Но на улице?
– Это же не просто одежда, это форма, – я в ответ пожал плечами. – Она вся зачаровывается, хотя и не от жары. Видишь ли, у Разрушителей есть еще одна не слишком широко известная проблема. Своеобразный остаточный фон, окружающий мага некоторое время после чар. Он не настолько силен, чтобы навредить окружающим или каким-то предметам, но одежда, плотно прилегающая к телу, очень сильно страдает и быстро изнашивается. Форма изготавливается из специальным образом обработанной ткани, а эта черная краска служит дополнительным фиксатором для чар. Так что, с одной стороны, одежда служит дольше, а с другой – не промокает и не дает перегреваться. Очень удобно, хотя и дорого.
– У тебя и домашняя одежда вся зачарованная, что ли? – озадачилась Иллюзионистка.
– Почти. Так проще, – пояснил я. – К черному цвету я уже давно привык, и в чем-то другом просто некомфортно психологически. Да и надежней.
– Слушай, а вот еще вопрос, – заметно оживилась девушка, явно радуясь возможности поговорить и отвлечься от щекотливой темы собственного прошлого и его призраков. – Много вообще Разрушителей работает в ИСА? И еще ты говорил, что проблема с эмоциями – она у всех, но ведь они вроде бы вполне нормальные. Кадир вот, Ренар…
– Ты выбираешь самые неудачные примеры, – усмехнулся я. – Во-первых, сыскари работают с людьми, на эту службу берут только самых адекватных. За то, что взяли меня, надо сказать спасибо Тахиру, он посчитал, что подобная работа может положительно на меня повлиять. Во-вторых, для работы следователем нужен определенный склад ума. Помянутый тобой Ренар, кстати, боец группы оперативного реагирования, никто бы его в следователи не взял. Ну и, в-третьих, эти двое – едва ли не самые нехарактерные Разрушители из всех, кого я знаю. Кадир вообще для Разрушителя слишком эмоциональный, и странно даже представить, каким бы он был человеком, если бы не эта сила. А Ренар просто болтун и балагур, и его ничто не способно исправить. Кроме того, у него напрочь отсутствует чувство такта и элементарного понимания, кому что можно говорить, а кому – нет. Поэтому, собственно, ему обычно ничего важного не доверяют. Ну и, конечно, в подобные ИСА структуры зачастую списывают на пенсию всяческих ветеранов и калек вроде меня. Не только в сыск, в различные учебные заведения, в том числе общевойсковые. Пока мы можем ходить, говорить и думать, мы не уходим на покой.
– Я тебя сейчас стукну, – непонятно на что обиделась Лейла. – Тоже мне, пенсионер-калека нашелся!
– Кхм, – растерянно хмыкнул я. – Но ведь это правда. Из армии меня списали на пенсию, причем именно по ранению. И нога моя действительно восстановлению не подлежит.
– Кстати, почему? – нахмурившись, она покосилась на меня.
– Я не вдавался, – я пожал плечами. – Мне сказали, либо так, либо отрезать и протез поставить. Но с искусственной было бы вообще неудобно, она же совсем не гнется.
– А шрамы? – осторожно спросила она.
– А что – шрамы? Они не болят, жить не мешают. Тахир утверждает, что можно свести, но это надо полгода в госпитале потерять. Хотя, если ты…
– Нет-нет, – перебила она. – Мне просто очень сложно поверить, что они не доставляют тебе беспокойства. Это ничего, что я тебя допрашиваю? – вдруг смутилась Лейла. – А то вопросы копятся, ответить на них некому…
– Это понятное желание, – успокоил я ее, стараясь не вдаваться в причины эмоциональных реакций женщины. Почему-то сегодня уверенному толкованию поддавались не все из них. То ли соображаю я по какой-то причине хуже, то ли Лейла реагирует как-то иначе, то ли все гораздо проще, и мы просто впервые разговариваем друг с другом. То есть не обсуждаем что-то жизненно важное сию минуту, а общаемся на относительно отвлеченные темы. Вот, например, почему она все-таки обиделась на слова о моей физической ущербности? Глупо ведь отрицать очевидное. Тем более сам факт ее не беспокоит, а упоминание о нем – злит.
– Я тебя тоже тогда спрошу. Почему ты обиделась на «калеку»? – решил я воспользоваться простейшим выходом из логического тупика.
– Мне кажется, это очевидно, – недовольно пробурчала Иллюзионистка.
– Может быть, – легко согласился я. – Но это нелогично. И я, к сожалению, не могу вспомнить подходящей ассоциации и подобрать объяснение. Жалость я бы мог объяснить, но обида?
– Потому что это звучит оскорбительно! – нахмурившись, возмущенно проговорила она.
– Но это ведь правда, и ни одно…
– Ладно, я поняла, объясню подробно, – вновь перебила меня Лейла с тяжелым вздохом. – Понимаешь, это все от субъективности восприятия. Ну, как определение «красивый – не красивый», есть какие-то общепринятые нормы, но в итоге все сводится к индивидуальным предпочтениям. То, что ты говоришь, правда, но только если отбросить эмоции. Ну, не могу я связать у себя в голове тебя и это уничижительное слово. «Калека» – это в моем представлении что-то жалкое, ущербное, вызывающее сочувствие и нуждающееся для выживания в помощи других людей. Безногий нищий на базаре – калека. А решительный, уверенный, спокойный и очень сильный мужчина – это совсем не то же самое, – заключила, несколько смутившись, она.
– Пожалуй, я тебя понял, – кивнул я. Объяснение оказалось вполне исчерпывающим.
– То есть можно сменить тему? – с надеждой покосилась на меня женщина.
– Почему? И почему ты сейчас смущаешься?
– Ты невозможный, – всплеснула руками Иллюзионистка. На эмоциональном уровне смущение в ней мешалось с какой-то обреченной решимостью и раздражением. – Потому что я совершенно не умею говорить комплименты, и мне сейчас ужасно неловко.
– То есть это ложь?
– Да нет же! – Женщина опять эмоционально взмахнула обеими руками.
– А что может быть плохого в том, чтобы сказать человеку приятное, тем более если это правда? – Я вопросительно вскинул брови. – Ты, например, очень красивая. И оттого, скажу я это вслух или промолчу, ничего не изменится.
– Дагор! – она недовольно дернула меня за рукав.
– А еще очень упрямая, умная, яркая, искренняя. И так забавно ругаешься, – Я с удовольствием засмеялся, обнимая женщину и прижимая к себе.
Мы к этому времени в перерывах разговора уже успели дойти до столовой, позавтракать и выйти наружу и сейчас шли обратно к моему кабинету. В коридоре было пусто, чем я и воспользовался.
На поцелуй она, несмотря на кипящее внутри недовольство, ответила с душой.
– Негодяй, – проворчала Лейла мне в грудь, прерывая поцелуй и крепко обнимая меня за пояс. – Про калеку ты тоже издевался?
– Нет, это я действительно не понял. А потом… ну, не удержался. Ты…
– Забавно ругаюсь, я запомнила, – фыркнула женщина. – Когда я уже начну вовремя определять, шутишь ты или серьезен?
– Надеюсь, не скоро, – честно ответил я, весело хмыкнув, и с неохотой выпустил все еще несколько раздраженную, но улыбающуюся Иллюзионистку. – Во всяком случае, твой наставник этому почему-то так и не научился. Мне в конце концов просто надоело над ним подшучивать, потому что он постоянно попадался.
– От тебя сложно ожидать подвоха, – вздохнула Лель. – Такой серьезный, логичный, прямолинейный Разрушитель, и вдруг – такое хулиганство. Самое главное, вдруг откуда-то такой талант к лицедейству берется, что все Владыки Иллюзий могут изойти желчью от зависти! А ответь мне в порядке компенсации на еще один важный вопрос, который меня давно мучает, – резко перескочила она на другую тему. – Если это, конечно, не страшная государственная тайна. Ты ведь знаешь, кто такой Хаарам, да? И как он тогда магию Разрушения применил. Ну, когда…
– Я понял, – кивком подтвердил я. – С магией просто, это был боевой амулет. В свободной продаже такие найти невозможно, если только подпольно и за большие деньги. Что касается личности твоего кровника, тоже не очень сложно, и особой тайны в этом нет, просто не афишируется лишний раз. Ты слышала про Кинаков? Не тех, которыми обычно ругаются, и не тех, которые змеи, а о тех, которые люди. Так вот, они умеют превращаться в очень больших и опасных змей, потому и носят такое название. По легенде, они произошли от самого Караванщика то ли прямым путем, – возлюбил он какую-то смертную, – то ли косвенным, и бог просто благословил их предков такой способностью. Но Кинаки не единственные, кто умеет подобное. Я знаю по меньшей мере восемь малых народов, представители которых имеют возможность превращаться в различных зверей. Кот – как раз из таких. Его сородичи живут в южных горах и довольно редко добираются до столицы. А уж кто из богов облагодетельствовал их народ, я не интересовался.
– Вот так живешь и не знаешь, что люди в этом мире не единственные разумные существа, – задумчиво качнула головой Лель.
– Они люди, точно такие же, как все остальные. Просто с особым даром: кто-то умеет петь, кто-то – превращаться в зверя. На самом деле очень похоже на божественное благословение, потому что по наследству передается без вариантов. Что-то я у тебя тоже важное спросить хотел, – задумчиво проговорил я, входя вслед за женщиной в свой кабинет. – Да! Скажи, насколько сложно распознать иллюзию на человеке?
– Так ты же вроде Разрушитель, должен в этом лучше меня разбираться, – озадаченно проговорила Лейла, присаживаясь на край стола и с недоверием глядя на меня.
– Свои способности в этой сфере я знаю, меня интересуют возможности самих Иллюзионистов, – пояснил я, останавливаясь напротив нее и складывая руки за спиной.
– Ну, тут все индивидуально. Видеть иллюзии и создавать иллюзии – это, конечно, в грубом приближении близкие понятия, но на самом деле они требуют очень разного подхода и разных навыков. Так что только маг может оценить, насколько хорошо он видит иллюзии. Причем именно он сам, большинство предпочитают молчать о своих выводах и делать вид, что ничего не заметили. Зачем лишний раз демонстрировать свои способности?
– А ты насколько хорошо в этом разбираешься?
Вопрос неожиданно заставил ее крепко задуматься. Причем косилась на меня Лейла очень испытующе, будто прикидывая, достоин я ответа или нет. Они настолько скрывают это друг от друга?
Наконец, приняв решение, она слегка улыбнулась.
– Смотри, никому больше этот вопрос не задай. Это… неприлично, что ли? Примерно как в грубой форме спросить у женщины, сколько у нее было любовников. Сложно объяснить, почему к этой области дара такое щепетильное отношение, но так повелось. Не знаю, до твоего вопроса я об этом не задумывалась. Обычно этот талант пропорционален силе дара, но некоторые могущественные волшебники порой попадаются на довольно примитивные уловки, а слабенькие маги – распознают очень сложные иллюзии. Чужие чары – это как чужая душа: темный подвал, в который неприлично заглядывать, да и вредно для собственного здоровья. К тому же все это зависит от состояния, от настроения, от магической силы. Например, когда явился Целитель под личиной Тахира, я действительно ничего не заметила. Но, вполне возможно, не от недостатка таланта, а по субъективным причинам: еще не восстановилась после Безумной Пляски, не верила в возможность обмана, расслабилась под защитой могущественного Разрушителя, – она хитро улыбнулась. – В целом же я вижу иллюзии очень хорошо, отчетливо, даже если это просто выражение лица и глаз. Но только тогда, когда хочу их увидеть, и это создает определенные трудности. Например, Амар-ай-Шруса я так и не раскусила. – Женщина грустно вздохнула, хотя особого эмоционального напряжения я в ней уже не ощущал. Кажется, она почти выздоровела от этого потрясения. – С другой стороны, обаяние Тай-ай-Арселя на меня не подействовало, а он очень талантливый лицедей. Точнее, подействовало, но я отдавала себе отчет, что это ложь, и знала, где искать. В общем, все мутно и непредсказуемо. – Лейла махнула рукой.
– То есть, если ты будешь отдохнувшая, набравшаяся сил и сосредоточенная на ожидании подвоха, ты сможешь его распознать?
– В идеале – да. А ты хочешь привлечь меня по основной специальности? – Она удивленно вскинула брови, но, как мне показалось, искренне обрадовалась.
– Не хочу. Но, если так пойдет и дальше, придется, – недовольно поморщившись, честно признал я. И в ответ на полный недоумения взгляд пояснил: – Я почти уверен, что на Его Величество готовится покушение, причем именно в день Возложения Венца. Отменять или изменять протокол события император отказался категорически, а раскрыть это дело до самого покушения я могу не успеть. Поэтому действовать придется по обстоятельствам прямо на месте, а тогда может понадобиться любая помощь. Конечно, охрана будет усилена, будет полно магов разных направлений, но мне будет спокойней, если и ты посмотришь.
– Я, конечно, буду рада помочь, но не уверена, что смогу. Что, у вас Иллюзионистов посильнее нет? – Она смотрела на меня озадаченно.
– Ты вообще, что ли, не отдаешь себе отчета в силе собственного дара? – ответил я удивлением на удивление.
Читать бесплатно другие книги:
